Жена проклятого князя

Глава 6, безумству храбрых

А через мгновение ее окатили ледяной водой и велели:

– Просыпайся.

То есть ей показалось, что через мгновение. Судя по тому, что чертов извращенец был одет, бодр и свеж, а в комнате сногсшибательно пахло говяжьим рагу с базиликом, прошло не меньше получаса.

– Какого хрена? – пробормотала Матильда, с трудом заставляя себя пошевелиться: по телу разлилась сытая лень, оно желало лишь спать, спать и спать. А потом жрать, словить еще полдюжины оргазмов и опять спать.

Обругав себя (или свое тело?) помойной кошкой, Матильда утерла мокрое лицо краем простыни и замоталась в нее же. В отличие от маньяка, она так и осталась голой.

– О-ля-ля, какие неизящные выражения! Подобает ли княгине? – ухмыльнулся Д'Амарьяк, разглядывая Матильду, как энтомолог редкую бабочку.

От слова «княгиня» она вздрогнула и едва подавила желание спрятаться под кровать.

– Да иди ты! – огрызнулась она и закуталась в простыню плотнее.

Хреновая защита, но другой у нее не было – ни от страха перед его неожиданной осведомленностью, ни от пронизывающего взгляда.

– То есть обедать со мной ты не будешь? – Он отошел от кровати, повернувшись к Матильде спиной. – Ну и не надо. А я что-то голоден.

– Приятно подавиться, – буркнула ему вслед Матильда, против всякой логики надеясь, что он сейчас уйдет, и она сможет хотя бы вволю поплакать и побить посуду.

Разумеется, маньяк ушел недалеко, лишь до накрытого на одну персону столика, где под серебряными крышками ждал его обед.

От вида единственного столового прибора Матильду разобрала злость.

– То есть ты и не рассчитывал на согласие?

Она вскочила с кровати, придерживая простыню у горла. Тело отозвалось болью в потянутых мышцах и натертой коже, голова закружилась.

– Благородной даме в двусмысленной ситуации положено страдать, а не набивать брюхо. – Тон его был издевательским в высшей степени, а от запаха рагу из-под серебряной крышки, поднятой нарочито медленно, у Матильды рот наполнился слюной.

Хорошо бы, ядовитой слюной. Плюнешь в маньяка – и нет маньяка. Мечты, мечты.

– Благородному шевалье стоит быть последовательным, – она задрала нос и горделиво, стараясь не морщиться от боли в паху, прошествовала к столику и уселась на второй стул, напротив Д'Амарьяка. – Я принимаю твое любезное приглашение.

Маньяк поцокал языком, глядя на нее.

– Ты совсем дура?

– Интересный вывод, – надменно улыбнулась Матильда, взяла из корзинки пышную белую булочку, понюхала ее и тоже поцокала языком. – Для тебя Жозефина тоже посылает за обедом к Пьеру?

Ей стоило гигантских усилий вести себя как наглой стерве, но плакать и страдать она не могла себе позволить. Только не перед тем, кто знает о ее тайном браке! А значит, пришел в бордель не только за телесными удовольствиями. Так вот. Удовольствия видеть ее сломанной Матильда ему не доставит.

– Об этом спрашивай Жозефину. – Маньяк растянул губы в жутенькой улыбке. – Пожалуй, теперь я понимаю, почему Товиль счел тебя урожденной дворянкой. Хотя я склоняюсь к мнению, что дурости в тебе больше, чем дворянской крови.

– Дурной тон обсуждать даму, даже не позаботившись о приборе для нее, – задавив на корню желание надеть маньяку на голову супницу, а потом с паническими воплями сбежать из борделя, Матильда протянула руку к колокольчику и позвонила. Громко. Уверенно. – Я голодна. Кстати, тебе не мешало бы представиться.

– Шевалье Жорж Д'Амарьяк, командор ордена Белой Лилии. – Маньяк издевательски поклонился.

А Матильда недоуменно пожала плечами.

– Это должно звучать гордо?

Маньяк на миг завис, а потом рассмеялся. От его смеха Матильду передернуло.

– Изумительно! Ты даже не знаешь, что такое орден Белой Лилии!

– Не сильна в теологии.

– О темные ангелы! Как можно не знать, что рыцари Белой Лилии хранят покой и безопасность государства?

Матильда снова пожала плечами:

– Вот так и можно. Раз уж ты знаешь мою историю… от Фифи, надо полагать?

Маньяк от госбезопасности вместо ответа неопределенно ухмыльнулся. Конечно-конечно, не хочет выдавать ни грана информации. Как будто здесь есть какая-то тайна!

– Значит, Фифи тебе все и рассказала, – кивнула Матильда и обернулась к двери: в нее стучали. – Открыто!

– Что угодно шевалье? – горничная, та, что постарше, присела в книксене. На Матильду она не смотрела, только на Д'Амарьяка – с плохо скрываемым страхом.

– Второй прибор, – велела Матильда «профессорским» тоном, – и лимонной воды.

От неожиданности горничная присела еще раз, зыркнула сначала на Матильду, потом на невозмутимого Д'Амарьяка и неуверенно спросила:

– Кувшин?

– Большой кувшин, – тем же профессорским тоном уточнила Матильда.

Присев еще раз, горничная ушла. А Матильда про себя выдохнула: ура, навык работает! Она – все еще она, кандидат наук и доцент исторической кафедры Оль Санна Скворцова, а не бордельная дурочка, в чем после сегодняшнего сексуального марафона она крепко усомнилась.

– Неплохо, неплохо, – кивнул маньяк. – Ты будешь мне полезна.

– Если ты будешь полезен мне. – Матильда еще выше задрала подбородок, про себя подумав: ах ты, сукин сын! Мало тебе трахать меня в мозг, тебе надо еще, чтобы я на тебя работала! Да чтоб ты собственной магией подавился, да чтоб у тебя все отсохло!

Маньяк снова рассмеялся, холодно и страшно. Так страшно, что ради того, чтобы не стучать зубами, Матильда впилась ими в булочку.

– Изумительная наглость, – отсмеявшись, констатировал он и глянул на Матильду так, что она едва не подавилась. – Так вот, шлюшка, ты будешь мне рассказывать обо всех своих клиентах. Подробно. Все разговоры, все подробности.

– Не вопрос. Полный отчет о позах, вздохах, количестве выпитого и проблемах потенции ты можешь получать хоть каждый день.

– Твои шутки мне надоели. – Маньяк нахмурился, и Матильде резко захотелось откусить себе язык. Вот зачем она полезла в бутылку? Зачем?! Сидела бы тихо, плакала и тряслась от страха, авось бы ему стало неинтересно! Дура, боже мой, какая она дура!

– Надоело – дверь там, – выплюнула Матильда, отбросив надкусанную булочку. – Я тебе не навязывалась.

Вокруг Д'Амарьяка заклубилась уже знакомая грязно-багровая дымка, потянулась к Матильде, ощупала ее – прикосновения напоминали болотную мошку, такие же легкие, непредсказуемые и омерзительные. И такие же всепроникающие: в волосы, в нос, под простыню, даже между ног. Боже мой, какая гадость!

Матильда не выдержала, поморщилась и отмахнулась от особенно назойливо лезущего в глаза щупальца. И с удивлением поняла, что прикосновения, да и видимая дымка исчезли. А маньяк смотрит на нее с новым интересом.

– Похоже, Фифи рассказала мне не все. Не слишком умно с ее стороны. – Он растянул губы в улыбке. – Значит, расскажешь ты. Для начала…

В дверь постучали.

– Открыто, – недовольно отозвался маньяк.

– Прибор и лимонная вода, шевалье, – в комнату зашла горничная, быстро расставила все на столе и вопросительно глянула на маньяка. – Что-то еще?

Жестом показав ей, чтобы убиралась, он дождался хлопка закрывающейся двери и продолжил:

– Для начала мы все же пообедаем. Приятного аппетита, княгиня.

– Приятного аппетита, – невыразительно отозвалась Матильда и, велев себе не дрожать, не плакать и не пытаться сбежать в окно, потянулась к крышке супницы.

Обед прошел в молчании. Тягостном. Почти похоронном. Впрочем, Д'Амарьяк им не тяготился и отсутствием аппетита не страдал. Вслед за ним и Матильда немножко успокоилась, распробовала вкуснейший луковый суп, а потом, как-то незаметно, еда закончилась.

– Мне нравятся девушки с хорошим аппетитом, – почти добродушно усмехнулся Д'Амарьяк, откидываясь на спинку кресла. – А теперь десерт, дорогуша. Что ты помнишь о своем прошлом?

– Ты о том, что было до того, как мсье Товиль любезно снял с меня проклятие?

– Именно.

– Почти ничего, – ответила Матильда честно. Ей вообще очень не хотелось врать маньяку, откуда-то она знала, что он раскусит любое вранье на счет «раз». – Очень смутно прошлый вечер, свадьбу с князем, пьянку и пробуждение утром. А раньше – вообще ничего. То есть я помню, как зовут других девиц из борделя, что я хотела красное платье, и все. Наверное, если я увижу кого-то из той жизни, я его узнаю, но я не уверена.

– Магия?

– Что магия?

– Ты умеешь пользоваться магией?

– Нет. Никогда не думала даже, что у меня может быть магический дар.

– М-да, не густо. Так, а что с Товилем? Вы встречались раньше? Он твой постоянный клиент?

– Не встречались. Мне кажется, я впервые его увидела тем вечером.

– Андре Волков?

– Встречались, он приходил в бордель Фифи. Не помню, чтобы он брал меня, но я определенно несколько раз видела его в зале.

– Одного или с друзьями?

Матильда пожала плечами:

– Не помню. Все очень смутно.

Д'Амарьяк разочарованно дернул ртом и взялся за бокал с вином. Матильда с облегчением налила себе лимонной воды и выпила до дна, в горле отчаянно пересохло.

– Будь внимательна, девочка. Хорошенько все запоминай, чтобы в следующий раз тебе было что мне рассказать интересного. – Он чуть подался вперед, глядя на Матильду темными, страшными глазами почти без белков. Багровая дымка снова вилась вокруг него. – Если ты не расскажешь ничего интересно, я буду очень недоволен.

Ей опять хотелось то ли удрать, то ли огреть его торшером, то ли открыть рот и завопить, как пароходная сирена. Но она сдержалась. Даже сумела поставить свой бокал, не разбив его, и тоже податься навстречу.

– А ты хорошо подумай, кто тебе полезнее: еще одна перепуганная насмерть дура или кто-то, способный задавать нужные вопросы нужным людям и получать на них интересные ответы, – сказала она ровно и невыразительно.

Он не ответил. Встал из-за стола, бросил на кресло салфетку и ушел, даже не попрощавшись.

Хлопнула дверь.

Прозвучали удаляющиеся шаги.

И только когда они затихли, Матильда закрыла лицо ладонями, сползла под стол и тихо-тихо завыла от ужаса и отчаяния.

Долго страдать ей не дала Жозефина. Не прошло и пяти минут, как она без стука вошла в комнату, оценила последствия визита Д'Амарьяка и оттащила Матильду в ванну. За волосы (иначе бы не вышло, роста они были примерно одинакового). И только когда на нее полилась ледяная вода, Матильда очнулась и заткнулась. Вытерпела контрастный душ, завернулась в поданное Жозефиной полотенце и уже почти спокойно вернулась вслед за ней в комнату.

Только тогда она заметила новое платье, принесенное Жозефиной. Сдержанно-синее, с черной кружевной отделкой и приличным декольте. Приличным – это значит, ареолы сосков не будут торчать наружу, как у большинства веселых девиц. Впрочем, не только веселых. В этом веке и благородные дамы не стеснялись показывать грудь.

– Отомри, – велела ей Жозефина, и Матильда осознала, что уже не меньше минуты держит платье в руках.

– Отмерла, – вздохнула Матильда. По идее, сейчас было самое время закатить Жозефине истерику на тему «ты меня подставила», но толку? Тем более что не подставила, а не смогла защитить от маньяка. – Этот сукин сын часто приходит?

– Редко, но метко, – поморщилась Жозефина. – Ты зря его раздразнила. Послушных он больше не трогает, а ты ему понравилась.

Матильда на миг зажмурилась и снова пожелала маньяку сдохнуть в корчах. Жаль, она не ведьма и не может его хорошенько проклясть!

– Не вздумай! – В голосе Жозефины проскользнул страх. – Выброси эти мысли из головы, пока не вляпалась.

– Какие еще мысли?

– Которые у тебя на лбу написаны! О том, чтобы купить для него проклятие. Слышишь? Не выйдет. Он темный маг, охрани Единый. – Жозефина перекружилась (для Матильды слово, означающее «наложила на себя святой круг» звучало странно, но одновременно привычно).

– Да я и не думала ничего для него покупать, – передернула плечами Матильда. – Если бы его брали покупные проклятия, он бы не дослужился до командора.

– Именно! Так, ты поела? – Жозефина окинула взглядом неубранный стол. – Хорошо. Давай, быстро одевайся, и в зал. Гости уже валом валят, через полчаса начало представления.

Матильда сжалась, обняв плечи руками. От мысли, что придется идти в зал, и там ее буду разглядывать, лапать и наверняка снова потащат в номера, ее чуть не стошнило.

– Нет, – выдавила она. – Ни за что.

– Через четверть часа ты будешь в зале. – Тон Жозефины стал жестким. – Или одетая, или раздетая. Выбор за тобой.

– Нет! – вскинулась Матильда. – Ты не можешь!.. Ты обещала!

Жозефина лишь пожала плечами:

– Время пошло, – развернулась и вышла.

– Черт вас всех подери!

Кипя от злости, Матильда швырнула кувшином в дверь и упала на кровать, прямо на скомканные, пахнущие сексом простыни. Из глаз снова полились слезы, но на сей раз – злости. Она отомстит! Она им всем покажет! И Жозефине, и маньяку, и нотариусу, и Фифи, всем! Она… она… нет, она не пойдет искать нелегальную ведьму, с шарлатанами связываться – себе дороже. Она сама… у нее же есть дар! Непонятно пока какой и что с ним делать… И мозги у нее есть! И характер! Черта с два сукины дети ее сломают!..

Через четверть часа Матильда вышла из своей комнаты. Умытая, одетая, причесанная и накрашенная. Мало того, в полумаске, вырезанной из нижней юбки – черной, плотного шелка. Для начала она заглянула в комнату, превращенную в гримерку для девиц. Там царили бедлам и переполох: кто-то у кого-то потырил шаровары, кто-то кому-то неправильно заплел волосы, кто-то заляпал пиратскую рубашку помадой. В общем, нормальный рабочий процесс.

– Мадам? – обернулась к ней одна из девиц, Матильда не успела еще всех запомнить по именам. На обращение «мадам» она даже не отреагировала, только мимоходом заметила: девицы уже считают ее начальством, хорошо. – У нас ничего не выйдет, мадам!

– Отставить панику на борту! Дружно перекружились, помолились Единому и темным ангелам, и вперед! – включила Матильда тон «классный руководитель перед олимпиадой». – Плевать на помаду, Лулу, ты обворожительна! Готовьтесь, сейчас будем начинать.

– Мими… – ее тронула за рукав Лулу. – Правда, что он страшный?

– Кто? – Матильда сделала вид, что не поняла.

– Ну этот, шевалье… – Лулу понизила голос. – Из Ордена.

– Импотенты страшными не бывают, – громко и внятно ответила Матильда. – Мужчина, который ничего не может без магии, не мужчина, а так. Тряпочка.

Девицы, насторожившие ушки, тихонько захихикали и начали перешептываться, а Матильда мысленно разрешила себе взять с полки пирожок. От сплетен маньяка не защитит ни темная магия, ни звание командора.

– Мими, вот ты где! – В гримерку вломился Сальваторе: растрепанный, по-прежнему измазанный краской, с дикими глазами. – Мими, они не дали мне закончить! Они трогают роспись руками… О Единый, это варвары, а не люди!

– Вот тебя мне и надо, благородный дон, – нехорошо обрадовалась Матильда. – Девочки, дайте кто-нибудь платок и вон ту саблю.

– Мими, что ты делаешь?..

– Благородного дона капитана, что ж еще. Черный грим и кисть мне, быстро!

Общими усилиями Сальваторе за две минуты превратили в заправского пирата, а заодно девочки переключились с паники на полезное дело. Так что когда в гримерку заглянула Жозефина, все было почти готово.

– Ну?

– Мы уже идем. Музыка, где музыка?

Выглянув из гримерки, Жозефина сделала повелительный жест, и раздался барабанный рокот. Публика в зале сначала затихла, а потом зааплодировала и засвистела.

А Матильда, схватив Сальваторе за руку, потащила его на помост, превращенный в палубу пиратского брига.

– Полундра! – крикнула Матильда, выхватила у Сальваторе бутафорскую саблю и взмахнула ею в воздухе. – Свистать всех наверх! Господа, это пиратское нападение, всем сохранять спокойствие и приготовиться к ограблению!

– Полундра! На абордаж! – завопили девицы и высыпали на «палубу».

Публика приветствовала их топотом, свистом и звоном бокалов. А Матильда, убедившись, что все идет по плану, вернула саблю Сальваторе, приняла поданную им руку и спустилась в зал.

– Ты… ты ошеломительна, Мими. – Во взгляде юного гения светилось восхищение. – Надо за это выпить!

– Надо, – согласилась Матильда. – Надеюсь, тут найдется свободный столик.

– Вряд ли, – покачал головой Сальваторе, оглядев зал. – Разве что… – Он потянул Матильду к столику, занятому какими-то подозрительно молодо и бедно выглядящими мужчинами. Никак местная богема.

– Твои друзья?

– Да, идем!

Господа художники оказались приятной компанией, а главное, совершенно не походили на маньяка от ГБ. Молодые, веселые, уже слегка пьяные и восторженные, они целовали Матильде руки, сыпали комплиментами… и, к ее удивлению и облегчению, никто из них даже не попытался ущипнуть ее за задницу или позвать в номера. Вот других девиц они очень даже щупали, а Лулу один из них, бородатый скульптор, усадил к себе на колени.

– Сальваторе, что ты им обо мне сказал? – Выбрав момент, Матильда склонилась к его уху.

– Правду и только правду! – просиял юный гений. – Что ты – благородная дама инкогнито, гениальный режиссер и дизайнер, моя муза и вечная любовь!

– О боже… благородная дама-то зачем?

– Как зачем? – Гений искренне возмутился. – Пусть завидуют!

«Ох уж эти художники!» – засмеялась Матильда про себя, а вслух сказала:

– Надо за это выпить!

И они выпили, затем еще разок, и еще… Матильда сама не заметила, как рассказала парочку «свежих» анекдотов родом из своего мира и что-то ляпнула про мужчин, которые не мужчины… а потом прозвучало имя Жоржа Д'Амарьяка, и кто-то из собутыльников взялся рисовать «портрет импотента» – очень узнаваемый шарж, вот прямо как с натуры писали!

Мальчишка в форме посыльного появился у стола, когда шарж уже пошел гулять по залу, сопровождаемый шушуканьем и взрывами смеха.

– Вы Мими? – Мальчишка уставился на нее сердито и устало.

– Э?.. – Матильда не сразу отреагировала на непривычное имя, но все же кивнула.

– Скажите-ка мне свою фамилию, иначе письмо не отдам!

– Вслух не скажу! – заупрямилась Матильда, толком не понимая почему.

– Не скажет, она инкогнито! Видишь маску, пацан? У нас все серьезно! – грозно сжимая эфес бутафорской сабли, поддержал ее Сальваторе.

– Не пугай мальца, благородный дон, – вступилась за посыльного Матильда. – Иди сюда, на ушко скажу.

Мальчишка со вздохом подошел ближе, и Матильда услышала, как у него урчит в животе.

– Ох, мальчик голодный! Вот, на тебе, – она забрала со стола последний целый пирожок и вручила посыльному. – А теперь скажу, а вы не подслушивайте!

Шепнув на ухо мальчишке фамилию «Волкова», она погрозила пальцем господам художникам. Ясно же дело, они все как один насторожили уши!

– Вот ваше письмо, мадемуазель! – Мальчишка, одной рукой крепко держа пирожок, второй достал конверт, запечатанный сургучом. – Пять бор… э-э-э… заведений обошел, вас искал! И все пешком!

– Ох, бедняжка! – Матильда чуть не прослезилась. – Эй, Поль, отдай бутылку, отдай, кому говорю! Вот, выпей за здоровье императора.

– Спасибо, добрая мадемуазель! Непременно! – радостно ухватил бутылку пацан и сбежал. Да так быстро, что Матильда даже не успела спросить, от кого письмо. Впрочем, на конверте вроде что-то написано?

«Лично в руки М. от Т.», – значилось на конверте.

– Товиль! Боже, наконец-то!.. – Она вскрыла конверт столовым ножом и отмахнулась от любопытного гения, тут же попытавшегося сунуть в бумажку нос.

«Все лучше, чем мы думали. Скоро ты будешь состоятельной и свободной. Задержусь на несколько дней и приду с хорошими новостями. Т.»

– Кто такой Т.? – пробасил за ее спиной бородатый скульптор.

– Тот-кого-нельзя-называть! Тсс! – Матильда приложила палец к губам и перевернула записку пустой стороной вверх.

– Оч-чень выс-сокос… поса… поста… особа, да! Сам мсье Т.! – глубокомысленно изрек Сальваторе. – Надо за это выпить!

Глава 7, о ветре перемен

Громкий успех шоу, удачно запущенная сплетня и душевные посиделки с доном Сальваторе заставили поблекнуть отвратительные воспоминания о шевалье Маньяке. Матильда, разумеется, планировала ему как следует отомстить, но твердо решила не страдать по этому поводу. Хотя бы до тех пор, пока судьба снова их не столкнет.

Пока, то есть целых три дня, не сталкивала. Видимо, у шевалье Маньяка были другие дела – и слава Единому!

А Матильда, получив от Жозефины премию в три золотых, отправилась обновлять гардероб. Конечно, по сравнению с доходом от шоу три золотых были сущей мелочью, но Матильда рассматривала недополученную прибыль как вклад в будущее. Еще несколько дней, и мсье Товиль придет с деньгами, она выкупит свой контракт и предложит Жозефине партнерство уже на других условиях.

– Будем рады видеть вас снова, мадемуазель! – Швейцар открыл перед ней дверь салона мадам Орли, одной из самых модных портних столицы.

Улыбнувшись ему, Матильда не удержалась, оглядела свое отражение в стеклянной витрине. Миниатюрна, изящна, строгое платье подчеркивает талию, шляпка с густой вуалью скрывает верхнюю часть лица не хуже маски, руки затянуты в шелковые перчатки, в руках – вышитый фиалками ридикюль. В меру скромная, в меру игривая мадемуазель, истинная парижанка! То есть брийонка. И у нее даже есть время посмотреть город! До начала вечернего представления три часа!

Правда, по возвращении ее ждет неприятный разговор с Жозефиной. Еще утром мадам намекнула, что устройство шоу – прекрасно, но недостаточно, и пора бы Матильде начать отрабатывать свой контракт. Матильду этот намек не обрадовал, но скандалить при всех ей не хотелось. Что ж, еще немножко прогулки по городу и положительных эмоций – и она будет готова отстаивать свои интересы. Благо она вполне способна оценить прибыль от своего шоу.

Неспешно прогуливаясь и разглядывая витрины, Матильда зацепилась взглядом за отражение высокого стройного мужчины в черной полумаске. Он пристально смотрел на нее.

Она машинально послала ему вежливую улыбку и продолжила путь.

– Мадемуазель? – позвал ее незнакомец. – Мими?

В его голосе слышалось удивление.

Матильда раздосадовано прикусила губу. Плохо, что ее узнают на улице! Она оставила бордель мадам Фифи позади и не собирается к нему возвращаться. Никоим образом.

Матильда медленно обернулась, гордо вскинула голову.

– Вы ошиблись, мсье, – с этими словами она направилась к стоящему у обочины извозчику. Кучер распахнул перед Матильдой дверцу, и она, едва касаясь поданной руки кончиками пальцев, грациозно впорхнула в коляску.

– Простите, мадемуазель, я действительно ошибся, – пробормотал незнакомец, провожая Матильду задумчивым взглядом. – Но как похожа!

Матильда же моментально выбросила его из головы. Она откинулась на мягкий бархат сиденья и задумалась. Если Товиль сможет выбить для нее компенсацию, то… Ох, думать об этом было страшно, чтобы потом не разочароваться. Хотя за последние дни Матильда изучила контингент посетителей и поняла, как ей повезло, что Фифи испугалась и продала ее контракт. Заведение мадам Жозефины не обслуживало солдатню, только офицеров и богатых горожан. Ее девочки умели петь, танцевать и даже немного знали этикет, по крайней мере, не путали вашу светлость и вашу честь.

Интересно, а ходят ли к Жозефине банкиры? Вот с кем бы Матильда пообщалась. Не в постели! Если денег от Товиля не хватит для вклада в бизнес, то наверняка можно договориться о кредите. Лишь бы здесь были не такие грабительские проценты, как в просвещенной Европе восемнадцатого века.

Внезапно коляска остановилась, снаружи послышался гомон толпы и гневные выкрики.

– Что такое? – спросила Матильда, выглядывая в окошко.

– Казнь, мадемуазель, – ответил кучер. – Ведьму жгут.

– Жгут? – переспросила Матильда. Как жгут, у них же работает ведьма, и вполне легально? Что за мракобесие!

Тут раздался пронзительный нечеловеческий вопль, толпа заволновалась, и потянуло гарью. Боже! Они ее заживо жгут? Ужас какой!

– Как велит Светлая Церковь. Некроманты – злокозненные порождения Тьмы! Вот пусть и отправляются во Тьму Безначальную!

– Трогай, поехали отсюда!

– Так казнь же, неужто мадемуазель не желает посмотреть?

– Не желает. Отвратительное зрелище!

– Как знаете. Но, пошла!

– А скажи-ка мне, любезный, – Матильда попыталась хоть чем-то заглушить вопли несчастной ведьмы. – Что за некроманты такие? И что, все ведьмы – некромантки?

– Скажете тоже, мадемуазель! Только те, что без патента и без покровителя. Вот ежели поймают такую, непременно сожгут! – Кучер благочестиво осенил себя кругом. – Может она, конечно, и не совсем некромантка, но заступиться-то некому. А некромантки, говорят, богатые все. Они ж с покойниками разговаривают! Клады небось ведают! Вот повезло тому, кто на нее донес инквизиции…

– А что за интерес доносчику?

– Так ведьму забрали, а доносчику – премия. И в дом можно забраться, он же становится ничей.