Лето Гелликонии Олдисс Брайан

Глава 17

Полет смерти

Генерал ТолрамКетинет щеголял в широкополой шляпе и старых широкие штанах, заправленных в голенища высоких, по колено, солдатских сапог. На груди висел на ремне новенький мушкет. Отчаянно размахивая над головой борлиенским флагом, генерал брел по мелководью навстречу неизвестным кораблям.

Позади раздавались ободряющие выкрики его маленького воинства. Всего с ним было двенадцать человек, во главе их стоял молодой сметливый лейтенант, ГорторЛанстатет. Борлиенцы стояли на узкой песчаной косе; у них за спиной, на другом берегу темного Касола, начинались джунгли. Их плавание из Орделея - по сути бегство с поля проигранной битвы - завершилось; на «Лордриардрийском увальне» они прошли всю реку Касол, и пороги, и те тихие заводи, где течение было настолько слабым, что со дна к поверхности поднимались ростки клубнеплодов, сплетающиеся меж собой подобно соперничающим в брачный период угрям и распускающиеся над водой цветами, источающими запах мертвечины и разложения. Эта вонь была проклятием джунглей.

Заросли по берегам Касола свивались в узлы, змеясь и сплетаясь с не меньшей энергией и ненавистью ко всему пытающемуся проникнуть в них, чем поднимающиеся с речного дна щупальца. Со стороны джунгли казались совершенно непроходимыми; поднявшиеся за короткое время ползучие растения, лианы и прочие охотники до влаги и солнца без следа скрыли проход, по которому совсем недавно, каких-нибудь полтеннера назад, генерал ТолрамКетинет без всяких помех провел своих солдат. Да и сами джунгли стали другими, изменились, превратились из дождевого леса в лес муссонный, подавляли, низко опуская свой полог над головами борлиенских солдат.

Там, где река наконец выносила свои бурые воды в море, из леса выползал зловонный туман, волна за волной поднимаясь по неровным склонам, коими заканчивался горный массив Рандонанис.

Туман этот был как бы лейтмотивом их путешествия, начиная с того самого момента, как (никто не усомнился в том, что за груз везет «Лордриардрийский увалень», как никто не подвергал сомнению статус его теперешних владельцев) отворились тяжелые трюмные люки, и все обволокло густой прохладной дымкой, поднимающейся от тающего льда. Едва лед полетел за борт, новые владельцы судна, решив исследовать пустые трюмы, обнаружили в них тайники, полные (кто бы мог подумать!) сиборнальских мушкетов, завернутых от сырости в рогожи, пропитанные смазкой: таков был тайный промысел капитана «Увальня», вознаграждавший его за все тяготы и риск, коему он подвергался, состоя на службе в ледоторговой компании. Значительно воспрянувшие духом, с новыми силами и вооружившись, борлиенцы пустились в плавание по маслянистым водам, вскоре скрывшись в дымке печально знаменитых испарений, поднимающихся от реки Касол.

Так начиналось их плавание. Теперь они стояли на узкой песчаной полоске, протянувшейся подобно шпоре от подножия каменистого, поросшего лесом островка под названием Киивасиен, отделяющего реку от моря. Темно-зеленый бесконечный тоннель, невыносимая вонь, тишина, наполненная только жужжанием немилосердно жалящих насекомых, влажные туманные испарения - все это осталось позади. Впереди маняще синело море. Море было их спасением, и они смотрели на него во все глаза, загораживая их сложенными козырьками ладонями от невыносимого утреннего блеска отраженных солнц. Отражающийся свет отважно сражался с остатками наплывающего из джунглей тумана.

Спасение явилось как нельзя более вовремя. День назад, когда Фреир уже закатился, а Беталикс лишь клонился к закату и джунгли пятнистой неясной массой темнели на фоне фиолетового неба, они искали среди гигантских корневищ, красных, словно окровавленные внутренности, место, чтобы бросить якорь и причалить к берегу; совершенно внезапно из ветвей на головы борлиенцев свалились шесть змей, каждая длиной не менее семи футов. Это были стайные змеи, которые, обладая зачатками сообразительности, всегда охотились вместе. Команда оцепенела от небывалого ужаса. Вахтенный за штурвалом при виде приближающихся к нему извивающихся невообразимых созданий без раздумий прыгнул за борт, но лишь для того, чтобы тут же угодить в пасть грыбе, которая лишь мгновением раньше неподвижно лежала на воде, напоминая бревно.

Через несколько минут команда мало-помалу опомнилась и перебила стайных змей одну за другой. Однако к тому времени судно, подхваченное течением, уже вынесло на середину реки, в самую стремнину, откуда недалеко было до острых клыков Рандонаниса. Под энергичным командованием ТолрамКетинета «Увалень» начал выворачивать, но беда уже стряслась - течение бросило корабль на подводные камни, и руль сломался. В ход пошли шесты, однако река в устье стала особенно норовистой, широкой и глубокой, и от шестов не было никакого толка. Когда впереди наконец замаячил остров Киивасиен, у них уже не было ни сил, ни возможности выбирать между Борлиеном по правому борту, Рандонанисом по левому и течением посередине. К счастью, река неудержимо несла «Увальня» на камни у дальней северной оконечности острова. У самого острова течение, завихряясь водоворотами, вдруг решило отвернуть от суши в открытое море. Не теряя времени, борлиенцы схватили какие могли пожитки и выпрыгнули за борт.

Ночь не заставила себя ждать. Под нескончаемый гул прибоя, напоминающий далекую орудийную канонаду, сон не шел. Люди были испуганы, и генерал ТолрамКетинет решил устроить ночевку тут же, на косе, вместо того чтобы сразу пытаться добраться до Киивасиена, до которого, как он знал, было рукой подать.

Назначили смены часовых. Ночь вокруг была полна незримой и внезапной смерти. В воздухе кружили огромные светляки, проносились крупные, как воробьи, мотыльки с большими распахнутыми блестящими глазами без зрачков на крыльях, где-то в отдалении среди зарослей светились как угли глаза хищников; все это происходило под бурный аккомпанемент сливающихся неподалеку двух стихий, в месте встречи которых рождалась адская фосфоресценция. С тяжким стоном обреченного вода уносилась в безбрежье океана, теряясь в его дремотной необъятности.

Утром в облаках взошел Фреир. Борлиенцы начали подниматься, почесывая места укусов. ТолрамКетинет и лейтенант ГорторЛанстатет кратко обрисовали своим людям задачу. Взобравшись на горный хребет острова, они смогут увидеть за восточным рукавом реки борлиенский берег. Там, за узкой полоской воды, должен находиться городок Киивасиен, родина знаменитого мудреца ЯрапРомбри, самый восточный оплот их родины, возведенный на берегу небольшой удобной бухточки.

Они взобрались на хребет в самый разгар рассвета; короткое время восточный берег, скрытый за розовой дымкой, был недоступен их взору. Но потом Фреир поднялся, сияние зари погасло, и они увидели перед собой… зубцы домов с провалившимися крышами и почерневшие, обожженные крепостные стены. Через секунду из теперь неполной дюжины глоток вырвался дружный вздох:

– Город разрушен!

Племена фагоров, вынужденные на время покинуть джунгли, которые в преддверии муссонов превратились в непролазную чащу, обильно снабжали рандонанские племена вулвурумом. Времена эти были ознаменованы великими откровениями, полученными рандонанцами от духов умерших предков. Изловив в лесах других, рандонанцы соорудили из бамбука троны, усадив на них своих богов, вышли из леса к порту и за одну ночь сожгли его дотла. От огня не спасся никто. С высоты островного хребта не было видно никаких признаков жизни, только несколько птиц меланхолично кружили над развалинами. Война еще не утихла; истинным патриотам своей родины поневоле приходилось быть одновременно и участниками и жертвами этой войны.

Молча, уже мало на что надеясь, они спустились по южному склону хребта и, с проклятиями миновав полосу колючей растительности, вышли на песчаную косу.

Перед ними было открытое море, девственно голубое, за исключением нескольких коричневых потеков принесенного Касолом ила. Длинные валы с бело-пенными гребнями, медленно и величественно катились к пологому берегу. На западе едва виднелся Пурич, торговый остров, отделяющий море Орла от моря Нармоссет. Довольно скоро из-за Пурича вывернули четыре корабля - два больших и два поменьше.

Подняв борлиенский флаг, найденный среди прочих чудес в трюмных кладовых «Увальня», генерал ТолрамКетинет смело ступил в полосу прибоя навстречу кораблям.

Когда сиборнальская флотилия оказалась в виду устья Касола и нужно было выбирать место для якорной стоянки, вахту на «Золоте дружбы» несла Денью Пашаратид. Руки жены посла стиснули леер; ничем иным она не выдала волнения, охватившего ее при виде медленно и величественно скользнувшего за корму острова Пурич, окутанного утренним туманом, и показавшегося за ним берега Борлиена.

С веселой стоянки и отдыха у мыса Финдовил, где корабли быстро отремонтировали, за кормой оставались шесть тысяч морских миль. За минувшие с тех пор недели госпожа Денью много общалась с Азоиаксиком; в безбрежном океане близость Бога чувствовалась остро как никогда. Она полностью освободилась от всяких уз, связывающих ее с мужем, Ио Пашаратидом. Пустив в ход свои связи, она добилась того, чтобы Ио перевели на «Союз», дабы он не смущал больше ее взора. Все это было проделано ею в самой что ни на есть типичной холодной сиборнальской манере, без какого-либо проявления эмоций. Она была свободна перед Богом и могла распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению, могла даже вступить в союз с другим мужчиной. Даже это…

Все было прекрасно - море, небо, бриз, - но что за тихое щемящее недовольство марало едва заметным черным пятнышком ее мирное, светлое, безоблачное настроение? Да, она заметила, не могла не заметить, что между адмиралом воинов-священников и борлиенцем зарождаются отношения более теплые, чем просто дружеские, - трава, сорная трава, вот на что это похоже, о нет, нет, она, конечно же, совсем не ревнует. Об Ио она тоже больше не вспоминает, ее чувства к нему погасли, все до последней искорки. «Думай о зиме, - говорила она себе, как истинная ускутка. - Остуди свои чувства, охлади надежду».

Теперь даже общение с Азоиаксиком, ставшее до того постоянным и привычным, что начало казаться чрезмерным, сбивало ее с толку. Казалось, Азоиаксик, такой внимательный к ней и ласковый, на самом деле ловко лукавит со своей дщерью, лишив ее места в своем лоне. Она была достойнейшей из дочерей Бога, но Бог оставался к ней равнодушным. Равнодушным, несмотря на ее благонравное, добродетельное поведение.

В этом отношении несомненный мужчина, Вседержитель, Господь Церкви Грозного Мира, как ни странно, напоминал Денью ее супруга, Ио Пашаратида. Именно внезапное осознание этого, а не упокоение на груди возлюбленного Бога, погнало ее через бесконечные лиги моря. Море отвлекало ее от гнетущих мыслей, а для этого годилось все. Вот почему, завидев берег Борлиена, она оторвалась от рулевого колеса и велела горнисту трубить «Добрую весть».

Скоро палубы всех четырех судов заполнили моряки и морские пехотинцы, жаждущие взглянуть на землю, которую им вскоре предстояло завоевать и подчинить.

СарториИрвраш поднялся на палубу одним из последних. Поплотнее запахнув чарфрул, он постоял, вдыхая свежий морской воздух и морщась от вездесущего духа фагоров. На борту их не осталось, однако деться от их едкой вони было некуда, запах держался - запах, бередящий воспоминания.

Выйдя из Финдовила, «Золото дружбы» пошло на юг через залив Понипот, мимо легендарных древнейших краев, через пролив Кадмира - самое узкое место между материками Кампаннлат и Геспагорат. Об этих землях ходили легенды; по некоторым утверждениям отсюда впервые произошли люди, другие твердили, что именно здесь человек впервые обрел дар речи. Таков был Понипот - Понптпандум, о котором маленькая Татро читала в своих книжках сказок, почти необитаемый, вечно глядящий на закат, с развалинами древних городов, имена которых заставляли что-то шевельнуться в человеческой душе: Повачет, Проваш, Гал-Дундар на холодной и беспокойной реке Аза.

Прошлое Понипота спокойно почивало на скалистых плато Рададо, в стране высокогорных пустынь, на южном отроге Барьерного Хребта, где, как считалось, некогда проживали многие миллионы людей - для сравнения можно сказать, что в соседнем теперешнем Рандонане проживало едва ли два миллиона, из которых, может быть, половину составляли фагоры. Рададо венчал великий путь паломничества двурогих, протянувшийся через весь Кампаннлат, это была их Ультима Туле, куда анципиталы стремились каждое Лето Великого Года, дабы исполнить здесь никому не ведомые ритуалы, по большей части состоящие в неподвижном сидении на корточках на краю утесов, лицом к видимому на другом берегу пролива Кадмир Геспагорату, к краю извечного назначения, неведомого другим формам разумных.

В эти жаркие дни однообразного плавания их огромного корабля вырвавшийся из своего кабинета в большой мир СарториИрвраш почувствовал вдруг невероятный покой и умиротворение. Дни проходили в милых его сердцу ученых беседах с адмиралом воинов-священников, госпожой Оди Джесератабхар. Постепенно, как и следовало ожидать от людей не первой молодости, они сблизились. Язык Оди, поначалу переполненный сложными запутанными оборотами временных форм, стал проще. Вынужденное соседство их тесных кают стало казаться им желанным драгоценным даром судьбы. Долгое плавание к далекому Дикому Континенту стало совместным плаванием их душ.

Насытившись любовью, они, борлиенец и ускутка, сидели на палубе, ощущая невероятный покой, и глядели на поразительно спокойное море. Где-то у горизонта неясным силуэтом выступал из туманной дымки Рададо. Совсем рядом тихо проплывал остров Глиат с удобной бухтой, известной всем мореходам. По правому борту три вершины подводных гор, некогда опустившихся в глубины, торчали из груди водной глади, подобно верхушкам темных айсбергов.

Оди Джесератабхар указала на правый борт.

– Так и кажется, что стоит только присмотреться, и увидишь берег Геспагората - точнее, ту его часть, что зовется Зросса, - сейчас мы как раз проплываем мимо нее. По-моему, все, что мы видим, - неоспоримое доказательство того, что в свое время Кампаннлат и Геспагорат были единым целым или, по крайней мере, соединялись перешейком, разрушенным во время некоего катаклизма. Что ты думаешь по этому поводу, Сартори?

Бывший советник задумчиво рассматривал склоны острова Глиат.

– Если верить легендам, фагоры пришли к нам из отдаленной части Геспагората, Пеговина, оттуда, где в далекие времена жили черные фагоры. Фагоры приходят сюда летом, хотя бы раз в жизни, - возможно, их манит древнее воспоминание, они все еще надеются увидеть разрушенный в древности перешеек, связывавший Кампаннлат с Геспагоратом, родиной двурогих.

– Ты видел когда-нибудь в Борлиене черных фагоров?

– Только раз, в темнице.

СарториИрвраш достал вероник.

– Всякий материк славен своими видами зверей. Но если перешеек между Кампаннлатом и Геспагоратом действительно существовал, доказательством тому могли бы служить геспагоратские игуаны, живущие у берегов Рададо. Ты когда-нибудь видела игуан в Рададо, Оди?

– Думаю, игуан там нет, - с внезапным вдохновением начала госпожа Джесератабхар, - но только потому, что люди истребили их всех до единой - жизнь в Рададо очень тяжела, голод там нередкий гость, и в пищу идет все. Но вот что ты скажешь о Глиате? Сейчас штиль, и можно потратить появившееся у нас время с толком, пробуя обогатить своим трудом науку. Как ты смотришь на то, чтобы сплавать на шлюпке на остров и осмотреть его? Устроим небольшую экспедицию.

– Это возможно?

– Все в моей власти.

– После происшествия в бухте Осужденных нужно быть осторожными. В незнакомых местах опасности могут подстерегать повсюду.

– Ты считаешь меня ненормальной?

Оба рассмеялись, и СарториИрвраш сжал руку подруги.

Адмирал приказала спустить на воду шлюпку. На весла сели сильные гребцы-рабы. Мореплаватели тоже уселись, и десятивесельная шлюпка отчалила от борта корабля. По гладкому, словно стекло, морю они проплыли две мили, отделявшие их от острова. Вместе с ними отправилось полдюжины морских пехотинцев, обрадованных возможностью вырваться на приволье из ставшей уже ненавистной корабельной тесноты.

Остров Глиат представлял собой неровный круг диаметром приблизительно пять миль. Для высадки на берег выбрали южную оконечность острова, где берег отлого спускался к морю, переходя в восхитительный пляж из желтого песка. Около шлюпки были оставлены часовые, и экспедиция осторожно двинулась в глубь суши.

Среди прибрежных камней они немедленно заметили игуан. Пресмыкающиеся совсем не боялись людей и немедленно были заколоты. Мясо игуан славилось своей нежностью и могло приятно разнообразить корабельный стол. По сравнению с гигантскими игуанами Геспагората местная живность, редко достигающая в длину пяти футов, выглядела карликовой. Шкура у местных игуан была коричневая в пятнах. Даже обычные соседи игуан, крабы, и те были мельче геспагоратских и имели всего по восемь ног.

Когда Оди Джесератабхар и СарториИрвраш искали между камнями яйца игуан, отряд внезапно подвергся нападению. На солдат набросились выскочившие из засады вооруженные копьями фагоры. Двурогие имели крайне истощенный вид, шерсть на них висела клочьями, в проплешинах виднелись туго обтянутые кожей ребра.

Застав сиборнальцев врасплох, фагоры мгновенно убили двух солдат, а остальных отогнали своим натиском к воде. Однако у полосы прибоя солдаты сплотились и предприняли ответную атаку. Игуаны бросились врассыпную, над берегом закружились с пронзительными криками чайки, послышались звуки рукопашной схватки, стоны и хрип, и довольно скоро с фагорами было покончено. Все двурогие были убиты - все, кроме одной гиллоты, которую Оди пощадила.

Гиллота, значительно более рослая, чем ее соплеменники, была покрыта тусклым черным мехом. Пленницу со связанными за спиной руками отвели в шлюпку и отвезли на борт «Золота дружбы».

Оставшись одни, Оди и СарториИрвраш обнялись, поздравив друг друга с удачей - они получили бесспорное доказательство истинности древней легенды. А кроме того, стоило порадоваться и тому, что они уцелели - как видно, опасность подстерегала повсюду.

К вечеру налетел муссон, и корабли снова устремились к своей цели, на восток. Берега Рандонана во всем своем великолепии проносились по левому борту. Позабыв о красотах внешнего мира, СарториИрвраш проводил теперь время со своей пленницей, заключенной в одном из корабельных отсеков. Гиллоту он назвал Глиат.

Глиат говорила только на родном языке двурогих, да и то лишь на местечковом диалекте. СарториИрвраш, который не знал ни родного, ни даже хурдху, был вынужден общаться с фагоршей через переводчика. Иногда к ним, в темноту трюма, спускалась Оди и, посмотрев как продвигаются дела и усмехнувшись, поднималась обратно на палубу.

– Сколько можно возиться с этим чудовищем - она жутко смердит. Мы доказали, что хотели - Рададо и Зросса когда-то действительно соединялась перешейком. Бог Азоиаксик был к нам благосклонен. Найденная нами колония вырождающихся игуан уцелела только потому, что существовала отдельно от своих соплеменниц на южном материке. Твоя черная фагорша, оставшаяся одна среди белых сородичей, возможно, представляет линию, родственную их черным предкам из геспагоратского Пеговина. На таком маленьком острове, в полной изоляции от остального мира, это вполне возможно.

Бывший советник покачал головой. Признавая остроту ума своей новой знакомой, он все же не мог не отметить, что та обычно слишком торопится с выводами.

– Гиллота сказала, что она и ее товарищи - уцелевшие с галеры, разбившейся о камни острова в прошлом году, в период муссонов, примерно в это же время.

– Она лжет, я уверена. Фагоры никогда еще не выходили в море. Они панически боятся воды.

– Они были рабами-гребцами на галере. На зроссанской галере - вот что она сказала мне.

Оди хлопнула СарториИрвраша по плечу.

– Послушай, Сартори, в сущности, доказать, что между двумя континентами некогда существовала сухопутная связь, гораздо проще - стоило лишь достать из шкафа в моей каюте старинные карты и взглянуть на них. Всем известно, что на рандонанском берегу есть Пупориан, хотя мало кто знает, что на берегу Зроссы есть порт, зовущийся Пупевин. На староалонецком «пуп» означает «мост», а на местечковом алонецком «пу» и «пуп» - одно и то же. Следы прошлого можно найти в языке, если знаешь, что искать.

Госпожа адмирал рассмеялась, и СарториИрвраш почувствовал досаду от ее вечного сиборнальского высокомерия.

– Если тебе невмоготу терпеть запах, дорогая, ты можешь подняться на палубу.

– Мы скоро должны увидеть Киивасиен. Это портовый городок. Ты, наверно, знаешь, что «асс» и «ас» на древнеалонецком означает «море» - почти так же, «аш», слово «море» звучит на понитпотском.

Завершив эту небольшую лекцию очередной улыбкой, госпожа адмирал удалилась, ловко взобравшись по трапу на палубу.

На следующий день Глиат, к немалому удивлению СарториИрвраша, поранилась. Он нашел гиллоту в углу клетки - на полу под ней растеклась лужа золотой крови. Через переводчика он попытался добиться от фагорши ответа. Выслушивая его, СарториИрвраш пристально наблюдал за выражением ее лица, но не сумел отыскать на нем и тени эмоций.

– Нет, она совершенно здорова. Это не рана, а месячные. У гиллоты наступил менструальный период.

Переводчик взглянул на двурогую с отвращением, но промолчал, сознавая свой невысокий ранг.

СарториИрвраш заметил это и тут же понял, что сам не испытывает ненависти к фагорам - она ушла из его жизни, как и многое другое; теперь он лишь сожалел о том, что в прошлом по своему скудоумию пренебрегал историей фагоров, не учил их язык. Все это он предоставил королю ЯндолАнганолу - королю с противоестественной верой в двурогих. Вместе с тем он помнил, что сексуальные особенности фагоров были известны на улицах Матрассила всем до последнего мальчишки; он вспомнил, что менструальный цикл самок анципиталов, не людей, но уже и не животных, - однодневный, с истечением крови из влагалища, - предшествует периоду гона и активного спаривания. Полузабытый брезгливый шепот зазвучал у него в ушах, и он понял, отчего исходящий от фагорши запах гораздо сильнее обычного.

СарториИрвраш почесал щеку.

– Спросите ее, каким словом они называют менструации?

– Это слово на языке фагоров звучит как «теннхр». Сударь, может быть, позвать матросов, чтобы ее окатили водой из шланга?

– Спросите ее, как часто у нее наступают месячные?

Чтобы заставить гиллоту ответить, ее пришлось как следует пихнуть ногой. Фагорша по-прежнему была связана. С громким хлюпаньем она выпускала и втягивала из ноздрей длинные розовые сгустки слизи. В конце концов она призналась, что в течение малого года у нее бывает десять периодов месячных. СарториИрвраш кивнул и вышел на палубу, чтобы отдышаться. Бедняга, думал он о гиллоте; жаль, что люди и фагоры не умеют ужиться мирно. Когда-нибудь, в один прекрасный день, дилемма люди-фагоры так или иначе разрешится. Но вряд ли он доживет до этого времени.

Они шли впереди муссона, подгоняемые его дыханием, всю ночь, весь следующий день и следующую ночь. Пошел дождь, постепенно превратившийся в непроглядный ливень, отгородивший «Золото дружбы» от других кораблей флотилии. Пролив Кадмира остался позади. Вокруг теперь был только серый Нармоссет, нескончаемая череда волн с белыми гребнями. Казалось, весь мир состоит из воды.

На пятую ночь разыгрался шторм, и корабли качало на волнах так, что иногда палуба становилась почти вертикально. Остролисты и апельсины, растущие в кадках вдоль шкафута, все до единого смыло за борт, и очень многие страшились того, что волны перевернут корабль и всем придет конец. Моряки, народ суеверный, пришли к капитану и потребовали выбросить пленную фагоршу за борт, поскольку всем и каждому было известно, что анципитал на борту - дурная примета. Капитан согласился. Он уже перепробовал все другие способы - без толку.

Несмотря на поздний час, СарториИрвраш еще не спал. Во время шторма спать было бесполезно. Увидев, что пленницу волокут к лееру, он запротестовал. Но никто не стал его слушать; по приказу капитана его отвели в трюм, в его каюту. Он был иноземец, к тому же в любую секунду его могло смыть за борт - никому недосуг было возиться с ним. У себя он ничком упал на койку, а Глиат отвели к лееру и бросили за борт, в бушующее море.

Уже через час ветер улегся. К началу полусвета, когда впереди показался Пурич, паруса наполнял только спокойный легкий бриз. На рассвете матросы «Дружбы» увидели и другие корабли, чудом уцелевшие и, как оказалось, все это время пробывшие совсем рядом - Бог Азоиаксик был к ним благосклонен. Вскоре можно было надеяться увидеть сквозь утренний розовый туман у устья Касола порт Киивасиен.

Странный небывалый мрак окутывал края горизонта. Море вокруг кишело дельфинами - они стрелой проносились под самой поверхностью и то и дело выпрыгивали из воды. Над мачтами корабля кружили сотни прибрежных птиц. Птицы летали молча, но биение их бесчисленных крыльев напоминало шум дождя, не ронявшего на палубу ни капли. Когда над палубой разнесся сигнал горниста «Добрая весть», это мало кого обрадовало.

Ветер стих, и паруса обвисли и застучали по мачтам такелажем. В виду близкого берега четыре корабля сошлись плотнее.

Подняв подзорную трубу, Денью Пашаратид осмотрела узкую песчаную полоску, отмеченную бело-пенной полосой прибоя. На песке, прямо перед разбивающимися волнами, стояли вооруженные люди - всего она насчитала двенадцать человек. Один из людей на берегу двинулся вперед. За прошедшие дни корабли миновали береговую полосу Рандонана; здесь начинался Борлиен, вражеская территория, и то, чтобы новость о приближающейся флотилии не достигла раньше времени Оттассола, было крайне важно; здесь их оружием была неожиданность - здесь и частенько потом, в будущей военной кампании.

С каждой минутой становилось все светлее. «Золото дружбы» связалось сигналами с «Союзом», «Доброй надеждой» и белой каравеллой, «Жрецом Ваджабхара», предупреждая их о возможной опасности.

Человек в широкополой шляпе по пояс зашел в пенистые волны. Позади людей на берегу, за косой, виднелся полузатопленный корабль. Возможно, это была ловушка и враг рассчитывал на то, что они, решив подойти к берегу вплотную, потеряют ветер и станут легкой добычей. Денью замерла на мостике; на мгновение она пожалела, что рядом с ней нет ее верного Ио; он всегда очень быстро соображал в любой ситуации.

Стоящий по пояс в воде человек развернул над головой флаг. Полосы Борлиена затрепетали на ветру.

Денью отдала приказ стрелкам готовить к залпу мушкеты по левому борту.

Дистанция между кораблями неуклонно сокращалась. Человек в прибое продолжал махать флагом. Он держался очень уверенно и безбоязненно. Эти борлиенцы - настоящие сумасшедшие…

Денью объяснила задачу капитану стрелков. Отдав честь, капитан торопливо сбежал по трапу на огневую палубу, чтобы отдать приказ своим людям. Стрелки работали в парах - один целился из мушкета, другой поддерживал дуло.

– Огонь! - скомандовал капитан. После короткой паузы над морем словно разодрали надвое огромное матерчатое полотнище.

Так началось сражение на Киивасиенской косе.

Перед тем как прозвучал первый залп, «Золото дружбы» подошло к берегу достаточно близко для того, чтобы генерал Ханра ТолрамКетинет сумел разглядеть сквозь прорези в бортах лица солдат. И не только - он увидел нацеленные в сторону берега ружья.

Еще раньше он разглядел значки на парусах, выдавшие принадлежность кораблей Сиборналу, стране, чьи территориальные воды были очень далеко от этих берегов. Первая мысль генерала была о том, не решил ли его лукавый король заключить союз с Сиборналом, дабы с его помощью переломить ход Западной войны. Он не подозревал сиборнальцев во враждебных намерениях - до тех пор, пока не было поднято оружие.

«Дружба» повернулась к нему левым бортом, так, чтобы он и его товарищи оказались на линии прицела. Паруса сиборнальского корабля были опущены и ход замедлился - по оценке генерала, ближе к берегу судно подойти уже не могло. «Союз» чуть обогнал своего флагмана, обойдя генерала с левого фланга, и в результате сам оказался в крайне неудобном положении - берег острова Киивасиен был в опасной близи. ТолрамКетинет услышал крики: по приказу капитана на «Союзе» убрали большие и средние паруса.

Два меньших корабля, шедшие ближе к рандонанскому берегу, заходили генералу справа. «Добрая надежда» отчаянно сражалась с широким бурлящим водоворотом коричневой жижи, вносимой в море Касолом, через которую уже сумел пробиться «Жрец Ваджабхара», получивший теперь отличную возможность зайти генералу в тыл, хотя ждать этого можно было еще не скоро. На всех кораблях, за исключением «Доброй надежды», генерал заметил поблескивающие на солнце наведенные на песчаную косу стволы мушкетов.

Послышалась резкая команда: «Огонь!» Генерал отшвырнул флаг, бросился в воду и быстро поплыл к песчаному берегу.

Лейтенант ГорторЛанстатет уже прикрывал его огнем. Рассредоточив своих людей за низким песчаным прибрежным валом, лейтенант направил половину огня на сиборнальский флагман, а половину на белую каравеллу, «Жреца Ваджабхара». Каравелла еще не потеряла ход и шла к косе очень быстро. Вооружившись мушкетами, борлиенцы не расстались и с луками, в стрельбе из которых были весьма искусны; по команде лейтенанта приготовили зажигательные стрелы.

Пули с плеском падали в воду вокруг генерала. Он нырнул и поплыл под водой, выныривая за глотком воздуха как можно реже. Он чувствовал рядом с собой присутствие дельфинов, снующих по сторонам, но ни одного из них не видел.

Неожиданно стрельба прекратилась. ТолрамКетинет вынырнул и оглянулся. Белая каравелла со знаком Великого Колеса на парусах опрометчиво заслонила собой генерала от флагмана, «Золота дружбы». Солдаты из Шивенинка, собравшись на носу, заряжали мушкеты, готовясь стрелять по залегшим на берегу.

Генерала накрыло волной. Берег оказался неожиданно крутым. ТолрамКетинет ухватился руками за какие-то корни и, рывком выскочив на сушу, торопливо вломился в кусты, упал на землю, потом вскочил на ноги, пробежал несколько шагов к своим залегшим людям и снова упал. Прижавшись к песку щекой, он тяжело дышал. Ни одна пуля не достала его, на нем не было ни царапины.

Внезапно ему почему-то вспомнилось милое сердцу прекрасное лицо королевы королев, МирдемИнггалы. Королева, чем-то расстроенная, говорила с ним очень серьезно. Он отлично видел, как шевелятся ее губы. Он выжил - поистине это было божье чудо. Он будет сражаться за честь и спасение королевы, он все сделает для ее избавления.

В прошлом он не всегда поступал мудро. Например, не стоило становиться генералом. Природного дара командовать людьми, такого, каким, к примеру, был наделен Ланстатет, у него не было. Но тем не менее…

С тех пор как в Орделее он узнал об обращенной к нему лично, пусть и через вторые руки, просьбе королевы - а это случилось впервые, - он не переставал думать о решении короля Орла развестись с женой. Перед королем ТолрамКетинет испытывал безотчетный страх. Он был предан королевскому дому, но теперь, когда монаршая чета разделилась, уменьшилась вдвое и его преданность. Он видел в жестоком решении ЯндолАнганола смысл и даже необходимость, понимал все выгоды, которые сулил династический брак с дочерью дома Олдорандо, но коль скоро королева королев страдала, равнодушно взирать на это он не мог. Решительные действия короля изменили отношение к нему ТолрамКетинета. В свое время он твердил себе едва ли не по десять раз на дню, что чувства, которые он питает к королеве королев, сродни государственной измене. Теперь же многое переменилось - королева в изгнании выступала совершенно в другом свете; вопрос об измене родине и сюзерену больше не стоял перед генералом. Не последнюю роль тут сыграло и коварство короля, из ревности пославшего его умирать в джунгли Рандонана. Ни о какой верности такому монарху речи быть не могло. Генерал вскочил и что есть духу побежал к залегшим за песчаным валом борлиенцам.

Его люди приветствовали появление своего командира победными криками. Он хлопал солдат по плечу и коротко обнимал, сам то и дело посматривая на маневрирующие перед косой сиборнальские корабли.

Тем временем обстановка изменилась весьма неблагоприятно для борлиенцев. «Золото дружбы» убрало паруса и отдало носовой и кормовой якоря. Флагман отделяло от берега примерно две сотни ярдов. Несколько удачно выпущенных с косы стрел подпалили такелаж «Дружбы», и пока матросы карабкалась на мачты, чтобы сбить пламя, на воду были спущены две весельные шлюпки с морскими пехотинцами; одной из шлюпок командовала лично адмирал Оди Джесератабхар - отважно стоя на носу, она неотрывно глядела на приближающийся берег; СарториИрвраш настоял на том, чтобы сопровождать подругу, и теперь осмотрительно сидел возле ее ног.

«Союз» подошел вплотную к косе несколько южнее залегших борлиенцев, отдал якорь и тоже начал высадку десанта - солдаты спускались по веревочным лестницам прямо на мелководье и вброд добирались до суши. «Жрец Ваджабхара» застыл на мели и потерял ветер, спущенная с него на воду шлюпка с солдатами, направляемая неопытной рукой, шла к берегу гораздо менее уверенно, чем те, что отваливали от «Дружбы». Шлюпка «Жреца» была самой выгодной целью, и сосредоточенный на ней огонь уже успел вызвать немалые потери.

Только «Добрая надежда» все еще не изменила позиции. Продолжая сражаться с густым коричневым течением Касола, каравелла рвалась на чистую воду, держа курс на остров Киивасиен, указывая на него рострой и не внося никакой лепты в сражение.

– Им, должно быть, кажется, что перед ними весь гарнизон Киивасиена, - заметил лейтенант ГорторЛанстатет.

– Помощь гарнизона действительно была бы очень кстати. А если мы останемся здесь еще хотя бы на полчаса, нас так или иначе прикончат.

Двенадцать плохо вооруженных человек не могли оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление четырем военным кораблям, под завязку набитым солдатами с мушкетами новейшей системы.

Вот что происходило за мгновение до того, как море вздыбилось, ощетинилось и на воду и землю излился дождь ассатасси.

По всему морю Орла, от берега до берега, из воды к суше подобно бесчисленным дротикам, летели ассатасси.

Морские народности, понимающие толк в море, знали этот день и ждали его, чтобы запастись легкой добычей и попировать от души. День этот, настающий раз в году, каждым летом Великого Лета во время самого высокого прилива, отмечали празднеством по всему побережью. В Оттассоле вдоль всего берега расстилали промасленную парусину. В Гравабагалинене местные жители предупредили королеву о грозящей на побережье опасности. Ибо то, что было источником дармовой добычи для понимающих толк в море, грозило мучительной и неизбежной смертью несведущим.

Огромные косяки ассатасси из далеких морских глубин стремились к берегу. Рыбы-мигранты, ассатасси за свой жизненный цикл несколько раз огибали земной шар. Местом нереста и выкармливания молоди ассатасси было море Ардент, на берега которого очень редко ступала нога человека. Достигнув зрелости, косяки ассатасси начинали долгое плавание на восток, преодолевая на своем пути океанские течения. Путь рыбок лежал через море Климента и узкие врата пролива Кадмира.

Косяки из многих миллионов рыб проходили узкий пролив в страшной давке. Теснота и скученность, вместе с переменой климата, происходящей всегда где-то посреди моря Нармоссет, значительно меняли поведение рыб. То, что начиналось как ленивое, неторопливое плавание без определенной цели, оборачивалось сумасшедшей гонкой, в конце концов изливавшейся на землю «полетом смерти».

Однако следовало признать, что так случалось не всегда: чтобы полет смерти во всей своей красе развернулся по всему побережью, необходимо было соблюсти еще одно условие - приближение ассатасси к берегу должно было совпасть с моментом наивысшего прилива.

За долгие века зимы моря Гелликонии забывали о приливах. После апоастра и темных лет Фреир, приблизившись к планете, снова начинал напоминать о себе. Гигантская масса звезды не только возрождала замерзшую планету к жизни и свету, но и принималась раскачивать ее моря. Теперь, когда до периастра оставалось 118 лет и массы Беталикса и Фреира суммировали свое воздействие, подъем океана становился весьма существенным. Результатом совместного действия двух соседних звезд было увеличение высоты прилива на 60 процентов сравнительно с зимними показателями.

Узкие, словно прорези в теле земли, моря между Геспагоратом и Кампаннлатом, а кроме того, мощное течение с запада, приводили к тому, что в дни своей наивысшей силы приливы налетали с пугающей внезапностью и мощью. На гребне этих нежданных волн и неслись к берегам косяки ассатасси.

Внезапно море ушло из-под сиборнальских кораблей, обнажив дно, и вслед за тем из океана сразу, без всякого предупреждения, на берег хлынула огромная приливная волна. Прежде чем команда успела понять, что происходит, ассатасси обрушились на них во всей своей мощи. «Полет смерти» удался на славу.

Ассатасси была рыбой-некрогеном, а еще точнее, рыбой-пресмыкающимся, полуящерицей. К наступлению полной половой зрелости эти рыбки достигали восьми футов, их глаза представляли собой сложное фасеточное устройство, но главным отличительным признаком ассатасси был острейший костяной рог на лбу, венчающий мощный череп. В своем «полете смерти» ассатасси развивали такую высокую скорость, что, попав человеку в грудь, без труда могли пронзить своим рогом сердце.

Близ Киивасиена косяк ассатасси вырвался из воды в ста футах от «Золота дружбы». Воздух на пятьдесят футов от поверхности, где рыбы-ящерицы летели особенно густо и быстро, мгновенно наполнился летучей смертью. В полете рыбки блестели подобно мириадам обнаженных мечей.

Флагманский корабль подвергся удару косяка ассатасси на всем протяжении от носа до кормы. Все живое, что находилось в тот момент на палубе, было убито или тяжело ранено. Борт, которым корабль был повернут к морю, оказался сплошь утыкан ассатасси, вонзившимися в дерево своим рогом. Примерно то же самое случилось и с тремя другими кораблями сиборнальской флотилии. Но более всего пострадали шлюпки, которые приливные волны наполнили водой и лишили всякой возможности маневра. И гребцы и пехота были ранены, многие убиты на месте. Борта шлюпок были пробиты, и они начали быстро тонуть.

Над морем разнеслись крики ужаса и боли, совсем скоро заглушенные другими, более пронзительными криками птиц, которые ринулись за дармовой добычей, хватая ее прямо из воздуха или подбирая с земли.

Первая волна ассатасси длилась около двух минут.

Ничего не случилось только с людьми ТолрамКетинета. Приливная волна прошла у них над головами, оглушив и затопив, и они, полузахлебнувшиеся и ослепленные, еще только приходили в себя, когда дождь из ассатасси поутих и сошел на нет.

Едва живой град закончился, борлиенцы подняли головы и увидели, что за хаос творится вокруг. Сиборнальские солдаты барахтались в воде, окруженные морскими хищниками, уже высматривающими добычу. «Добрую надежду» уносило в море, и казалось, что она осталась совсем без управления; фок-мачта корабля треснула и накренилась. Вокруг все - и камни, и деревья - в общем все, что только возможно, было усеяно блестящими телами еще влажных рыбин, по большей части разбитыми и кровоточащими. Очень много ассатасси висели высоко на стволах и сучьях деревьев, вонзившись туда своим рогом, некоторые, угодив в небольшие расселины на скалах, застряли там. Полет смерти занес некоторое количество рыб далеко в глубь суши. Мрачные заросли джунглей стояли потрепанные недавним удивительным дождем из живых рыб, теперь умирающих и разлагающихся прямо на глазах. До заката Беталикса все выброшенное на сушу превратится в гниль, испускающую невыносимую вонь разлагающейся плоти.

Странности мрачноватого стиля поведения ассатасси объяснялись не чем иным, как одной из многообразных попыток представителей животного мира сохранить род. Подобно совершенно разнородным разновидностям копытных, таких как лойси, двулойси и гуннаду, в зимнюю пору в больших количествах населяющих ледяные равнины Кампаннлата, некрогены-ассатасси были способны производить потомство и давать начало новой жизни только через собственную смерть.

Ассатасси были гермафродитами. Снабженные от природы одновременно двумя органами размножения, рыбы-ящерицы могли продолжить род только самоуничтожением. Созревающие во внутренностях рыб зародыши походили на нитевидных червей. Под защитой родительского тела зародыши в целости и сохранности переживали «полет смерти», после чего продолжали расти и развиваться, питаясь продуктами разложения.

По мере роста зародыши прогрызали себе путь наружу. На позднейшей стадии зародыши-черви претерпевали метаморфоз, становясь снабженными лапками личинками, напоминающими миниатюрных игуан. С наступлением осени малого года маленькие игуаны, до тех пор проживавшие только на суше, пускались в дальний путь к прародине-морю и бесследно исчезали в его глубинах, подобно упавшим в воду бесчисленным крупицам песка, чтобы следующим летом вновь исполнить заключительную необходимую часть круговорота жизни.

Поворот в развитии событий был столь крутым и неожиданным, что ошарашенные ТолрамКетинет и лейтенант Ланстатет, как только пришли в себя, поднялись и стали озираться вокруг в величайшем недоумении. Первая высокая приливная волна, перехлестнувшая через косу, оказалась лишь прелюдией к последующей череде волн, сделавших и без того бедственное положение сиборнальских солдат совершенно отчаянным.

Преодолев косу, прилив устремился вверх по Касолу. Излитая влага вернулась в реку и тотчас же, поднявшись до предела, рванулась обратно, на этот раз увлекая с собой черный донный ил, быстро смешавшийся с водоворотами прежнего однотонного коричневого выноса. Словно для того, чтобы еще более усугубить зловещую атмосферу, из устья реки в море вдруг устремился целый поток мертвых тел, сопровождаемых пронзительно кричащими морскими птицами. Как догадался генерал, то были погибшие жители Киивасиена, несомые к месту своего последнего упокоения.

Напор приливной волны перевернул шлюпку, спущенную с «Золота дружбы». Те, кто вынырнул на поверхность раньше других, приняли на себя всю силу последующего удара «полета смерти».

Оказавшись на поверхности, СарториИрвраш обнаружил вокруг себя расплывающуюся кровяную муть, бьющихся и захлебывающихся раненых и умирающих, среди которых он довольно быстро сумел разыскать Оди Джесератабхар. У адмирала была разорвана щека, а одна рыба-ящерица свисала сзади из ее шеи, удерживаясь рогом. Раненые уже стали объектом пристального внимания хищных чаек. Сам СарториИрвраш не пострадал. В несколько сильных гребков подплыв к Оди, он подхватил ее на руки и направился к берегу. Схлынувшая было вода начинала быстро прибывать.

Когда стихия поднялась ему до груди, он, держа адмирала как можно выше, взглянул в глаза засевшей в ее шее ассатасси, в чьем оке, уставленном на него из отверстия в костяной пластине рога, еще теплилась жизнь.

– Как человеку надеяться оградить себя от буйства природы, если та готова нести ему любые бедствия, каких бы жертв они ей ни стоили? - пробормотал он себе под нос. - Когда же ты, пес Акханаба, насытишься людским страданием!

Он был способен только на одно - удерживать голову бесчувственной бедняжки Оди над бурлящей водой. До берега оставалось каких-нибудь несколько футов, но течение и водовороты не давали ему преодолеть их. От страха и отчаяния советник закричал - и словно в ответ на его призыв на песке появился размахивающий мечом человек, до крайности напомнивший ему матрассильского генерала, столь ненавистного королю ЯндолАнганолу, Ханру ТолрамКетинета.

Генерал ТолрамКетинет и его лейтенант продолжали следить за сиборнальским кораблем, «Жрецом Ваджабхара», находившимся справа от них, совсем неподалеку. Прилив выбросил сиборнальца на берег, но обратный водяной вал, хлынувший из Касола, опять отнес корабль в море, хотя и оставил на мели. За исключением сильно поврежденной ассатасси надводной части левого борта, теперь смахивающей на головку перечницы, судно было в хорошем состоянии. Перепуганная и полностью деморализованная команда поспешно покидала корабль и, добравшись до суши, разбегалась по кустам кто куда.

– Нельзя терять ни минуты, Гортор, - мы можем захватить корабль, но только сейчас или никогда. Что скажешь?

– Я не моряк, но, по-моему, со стороны берега поднимается попутный ветер.

Генерал повернулся к дюжине своих людей.

– За эти несколько дней вы не раз и не два доказали свою отвагу. Храбрости никому из вас не занимать, потому что прояви кто-то из вас трусость или слабость духа хотя бы раз, нам всем бы давно пришел конец. Сию минуту решается наша общая судьба - осталось сделать последний шаг навстречу спасению… или погибнуть. Киивасиен пал, и помощи оттуда ждать не приходится - на всем здешнем побережье мы единственный организованный оплот Борлиена. Нам предстоит захватить вот эту белую каравеллу. Это дар судьбы - нужно только немного напрячь силы, чтобы окончательно завладеть им. Обнажим же мечи! За мной, в атаку!

С этими словами генерал, увлекая за собой своих людей, бросился вперед и почти у самой воды столкнулся с пытающимся выбраться на берег обессиленным человеком с женщиной на руках. Генерал вскинул меч - и человек в ужасе выкрикнул его имя. Меч генерала застыл в воздухе.

– Ханра - это ты! Помоги мне!

Замерший в изумлении генерал заметил не меньшее изумление и на измученном лице бывшего придворного советника. «Вот еще одна жертва короля Орла», - такой была первая мысль, мелькнувшая в голове генерала.

Он знаком остановил своих бойцов. Ланстатет помог СарториИрврашу выбраться на сушу, двое борлиенцев приняли от него бесчувственную женщину. Она уже приходила в себя и начинала стонать. Не пускаясь в объяснения, в таком составе они заторопились к борту «Жреца Ваджабхара».

Среди команды и солдат шивенинкского корабля было множество раненых и убитых. Мертвые и тяжело раненные остались на палубе; почти все легко раненные и уцелевшие в панике уже разбегались по берегу. Над каравеллой кружили птицы, склевывая засевших в снастях и мачтах рогатых рыб. Организованное сопротивление пыталась оказать лишь горстка солдат под командой единственного офицера. Забирающиеся один за другим на палубу борлиенцы сумели одержать победу в короткой рукопашной - их гнало отчаяние, ведь ничего другого им не оставалось. Перепуганный неожиданными действиями противник сдался почти сразу. После минутной стычки оружие с охотой сложили, и остатки неприятеля торопливо высадились на берег. Лейтенант ГорторЛанстатет с тремя бойцами обшарил нижнюю палубу в поисках тех, кто в страхе спрятался там, - все найденные тоже были отправлены на сушу. Еще через пять минут каравелла была готова выйти в открытое море.

Восемь борлиенцев спустились в воду, чтобы столкнуть судно с мели. Медленно, но верно каравелла двинулась на глубину. Были подняты изорванные паруса с висящими на них рыбами-ящерицами.

– Быстрее, быстрее! - торопил с мостика товарищей генерал ТолрамКетинет.

– Не люблю я корабли, - вполголоса проговорил лейтенант ГорторЛанстатет. Опустившись на одно колено, он помолился, воздев к небесам руки. За бортом прогремел мощный взрыв, и брызги поднявшегося водяного столба окатили тех, кто стоял на палубе.

Вылазку борлиенцев заметили с борта стоящего неподалеку «Золота дружбы». Пушкарь навел на них орудие и выстрелил. Начиненное порохом тяжелое ядро пролетело над водой почти две сотни футов.

Когда «Жрец» медленно, не быстрее, чем идущий скорым шагом пешеход, наконец выбрался из-под защиты нависающих над водой джунглей, его паруса разом наполнил свежий бриз. Борлиенцам не нужны были команды генерала, они и без того знали, что делать, - зарядив одну из пушек на орудийной палубе, они направили ее на сиборнальца. Однако прицел не мог быть точным - угол между двумя расходящимися кораблями был велик, и повернуть дуло пушки в квадратном окне так, как нужно, не удавалось. Выпущенное с громом ядро не достигло цели.

Орудийный расчет на флагмане испытывал те же трудности. Ими был произведен еще один выстрел по захваченной неприятелем каравелле; ядро упало на песок косы, где и взорвалось, подняв к небесам столб дыма и огня. Затем наступила тишина. Восемь борлиенцев, столкнувших «Жреца» с мели, взобрались по бортовой сети на палубу, и каравелла, быстро набирая ход, взяла курс на открытое море.

Заросли острова остались за кормой. Среди деревьев полчища крикливых птиц торопились насытиться на дармовщинку мясом ассатасси; потревоженные осы и пчелы грозно жужжали вокруг пернатых. «Жрец» поравнялся с ускутошским кораблем, «Союзом», беспомощно застрявшим на берегу.

– Нужно выпустить в сиборнальцев хороший заряд, - предложил лейтенант Ланстатет. - Эй, у пушек, готовы к стрельбе? - крикнул он, свесившись к орудийной палубе.

Борлиенцы бросились заряжать и разворачивать неуклюжую пушку, торопясь, но все же не поспевая приготовить выстрел вовремя.

Бесчестный и впавший в немилость Ио Пашаратид вместе со своими солдатами и матросами оставил «Союз» и бросился спасаться от «полета смерти» в джунглях. Среди беглецов он был первым. Однако его прыть объяснялась скорее расчетом, чем паникой.

Некоторое время назад он, высший чин посольства, посол при дворе короля Борлиена, единственный из матрассильских сиборнальцев получил право посетить Киивасиен. Сейчас, хорошо знакомый с этим местом, он рассчитывал во время паники, когда два-три часа его точно никто не хватится, наведаться в город и прикупить кое-какой еды, чтобы разнообразить скромный рацион корабельного питания.

Но, едва увидев оставшееся от города пепелище, он мигом изменил свои намерения. Довольно скоро он вернулся к месту действия, как раз вовремя, чтобы увидеть, как «Жрец Ваджабхара» быстро проходит мимо его выброшенного на берег корабля. К немалому изумлению бывшего посла, в человеке, горделиво стоящем на мостике захваченной каравеллы, он узнал ТолрамКетинета, друга королевы королев.

Ио Пашаратида нельзя было назвать человеком, потакающим всем своим прихотям и оттого порывистым и беспечным, хотя в последовавших сразу за этим действиях ревность, которой он немедленно воспылал при виде соперника, сыграла немалую роль. Он бросился вперед и криком заставил подняться сиборнальцев, отсиживающихся в кустах; во главе небольшого отряда он поднялся на борт «Союза». Как раз в это время приливная волна, нахлынувшая на берег, увлекла за собой корабль обратно в море. За исключением причиненных рогами рыб-ящериц царапин, корабль не получил особых повреждений.

После недолгих маневров при помощи весел и благодаря попутному течению «Союз» очень скоро был готов к плаванию. Подняли паруса, и сиборнальский корабль начал набирать ход.

По приказу отважного Ио на мачте подняли сигнальный флаг, возвещающий о том, что судно преследует пирата. Сигнальный флаг предназначался для глаз Денью Пашаратид, плывущей на «Золоте дружбы»; однако все старания Ио пропали даром - Денью уже никакие сигналы не интересовали. Когда ливень ассатасси обрушился на палубу «Дружбы», госпожа Пашаратид погибла одной из первых.

Только когда бухта Киивасиен и джунгли остались позади и свежий морской ветер, наполнивший паруса, понес корабль в открытый океан, ТолрамКетинет и СарториИрвраш наконец получили возможность оглядеть друг друга и обняться.

После обмена короткими рассказами о случившемся ТолрамКетинет проговорил:

– Мне нечем гордиться. Я солдат, и мне не пристало жаловаться на то, куда меня занесла судьба - моя жизнь в распоряжении моего короля. Командиром я оказался никудышным - мое генеральство закончилось раньше, чем подчиненная мне армия сумела дать хотя бы одно сражение. Я навсегда запятнал себя несмываемым позором. Рандонан никого не отпускает, не взяв с него дань.

Немного помолчав, бывший советник ответил так:

– Что касается меня, то я благодарен судьбе, подарившей мне возможность повидать свет. Пуститься в подобное путешествие я собирался много лет. И вот все сложилось так, как я и не мечтал - в этом мы с вами схожи, генерал. Сиборнальцы решили использовать меня, полагая, что мой опыт может быть сколько-нибудь ценным для их авантюры. Возможно, они и правы. Но пока что они проиграли, а в выигрыше лишь я.

СарториИрвраш кивком указал на сидящую на палубе Оди Джесератабхар, чью рану уже перевязали. Госпожа адмирал с закрытыми глазами прислушивалась к разговору мужчин.

– Я уже немолод, и любовь человека моего возраста всегда вызывает смех у молодых людей вроде вас, Ханра. Нет-нет - не возражайте!

СарториИрвраш рассмеялся.

– Кроме того, за время путешествия я сделал ценнейший вывод, а именно: нашему поколению невероятно повезло - мы живем в лучший период Великого Года, во времена теплые, если не сказать жаркие. Вы когда-нибудь задумывались, каким чудом нашим предкам удавалось пережить зиму? А ведь смену времен года не в силах остановить никто, и зима снова нагрянет - это так же верно, как верно то, что вечером Беталикс и Фреир скроются за горизонтом. Сколь печальна судьба тех, кто взрослеет во времена, когда Фреир безнадежно далек от нас и впереди только бесконечные холодные дни! Эти люди не знают никаких прелестей жизни. Например, жители крайнего севера Сиборнала на протяжении многих веков зимы не видят ни единого луча Фреира.

ТолрамКетинет пожал плечами.

– Ничего не поделаешь - кому что выпало.

– Но нравственные ценности, на которых воспитываются дети зимы, постепенно превращаются у них в тягу к бессмысленному разрушению… Возможно, противопоставляя себя природе и понимая себя вне ее, мы совершаем огромную ошибку. Знаю, что подобные вопросы вряд ли смогут захватить ваше, молодого человека, воображение. Но я все же хочу, чтобы вы услышали от меня одно: я разрешил вопрос поистине революционного значения…

СарториИрвраш помолчал, поглаживая свои еще мокрые усы. ТолрамКетинет, с трудом скрывая улыбку, попросил его продолжать.

– Уверен, что подобная мысль не приходила в голову еще никому на свете. За многое, в том числе и за это, я благодарен даме, которую вы видите перед собой, - она была моей музой и вдохновительницей. Мое открытие столь важно, что я хочу немедленно, при первой же возможности, отправиться в Панновал или Олдорандо и изложить свои мысли отцам Святой Церкви. Я добился такого блестящего результата методом беспристрастных логических рассуждений, методом дедукции, как я назвал бы его. Совершивший подобное открытие обязательно будет вознагражден, и мы с Оди заживем на славу в покое и довольстве.

С трудом удержавшись от смеха, ТолрамКетинет бросил:

– Логика всегда была в цене. Ее должны оценить звонкой монетой!

«Человек - глупое животное, я всегда это знал», - подумал бывший советник, но все-таки объяснил:

– Видите ли, дорогой Ханра, - начал он, понизив голос настолько, что его слова стали едва слышны за хлопаньем парусов у них над головой, - в отличие от моего бывшего повелителя я ненавижу анципиталов. Возможно, в этом и был корень наших с ним вечных противоречий. Тем не менее мои мысли во многом касаются именно двурогих. Так-то, Ханра, и несмотря на это, я все-таки уверен, что в Панновале меня ждет награда.

С трудом поднявшись на ноги, Оди Джесератабхар поспешила взять СарториИрвраша за руку и вставить словечко, обращаясь к генералу и лейтенанту Ланстатету, присоединившемуся к ним:

– Вы, наверное, знаете, что советник много натерпелся от короля ЯндолАнганола, под конец уничтожившего труд всей его жизни, знаменитую «Азбуку Истории и Природы». Это деяние короля можно расценивать как преступление, за которое он должен понести заслуженную кару. Мысли советника, как он скромно назвал свои открытия, станут его местью ЯндолАнганолу и, возможно, опираясь на них мы со временем сможем заново написать «Азбуку».

– Сударыня, - резко перебил адмирала Ланстатет, - вы наш враг, явившийся принести смерть на нашу землю. Вам бы не обличать нашего монарха, а сидеть в трюме, в кандалах.

– То, о чем вы говорите, лейтенант, - быстро вставил СарториИрвраш, - в прошлом. Сейчас вы видите перед собой всего лишь двух ученых, людей, честнее которых не найти на всем свете. Мы ученые-бродяги - у нас нет ни дома, ни родины, мы смотрим на мир с высоты своей свободы.

– Ученые-бродяги… - задумчиво повторил генерал, которому начали надоедать лишенные видимого практического смысла рассуждения СарториИрвраша. - Так как же вы намерены добираться до Панновала?

– Меня вполне устроит и Олдорандо - это гораздо ближе, к тому же я надеюсь, если повезет, прибыть туда раньше короля Орла, чтобы подпортить ему медовый месяц с принцессой-мади. Думаю, Ханра, что и вы не питаете к нашему монарху нежных чувств - у вас ведь есть на то свои причины, верно? Если вы согласитесь быть моим спутником, это будет как нельзя более кстати.

– Я направляюсь в Гравабагалинен, - мрачно отозвался ТолрамКетинет. - Если только эта посудина сумеет туда добраться, не перевернувшись по дороге, и нас не потопят враги.