Пожиратель Душ Орлов Антон
Он пустил лугурда параллельно гати, не приближаясь к ней.
Впереди показалось озерцо, почти сплошь затянутое ряской, с редкими черными просветами. Когда поравнялись с ним, Дэлги остановил Спиридона, извлек из-за пазухи переливающееся алмазное ожерелье с топазовыми и рубиновыми подвесками. Молча показал Нику, потом, размахнувшись, швырнул драгоценность в черную воду.
– Надеюсь, ей понравится.
– Это озеро Люссойг? – догадался Ник.
Надо запомнить эту картинку. Водоем совсем маленький, окружен травяными космами. К берегу прилепился одинокий раскоряченный куст, его свисающие ветви касаются ряски, листья мокнут в темной воде. Тихое, печальное местечко. И как она тут живет?..
Его размышления прервал громкий чавкающий звук. Справа что-то взметнулось. Одновременно с этим в воздухе сверкнуло смазанное полукружие. Извивающийся черный канат отлетел в сторону. Спиридон шарахнулся, издав плачущий выкрик. Ник чуть не свалился, однако успел ухватиться за страховочную петлю.
Лугурд вдруг встал как вкопанный. Теперь Ник увидел, что Дэлги держит меч, а внизу вяло корчится отрубленное щупальце, длинное и толстое, как слоновий хобот.
Из трясины, отделяющей маленькое озеро от гати, выглядывала черная лысая голова с двумя парами красновато горящих глаз. Ниже – как будто воротник из шевелящихся пиявок, нос и рот отсутствуют. Еще одно щупальце выпросталось из зыбучки, но дотянуться до людей не смогло.
Влажный шлепок, лугурда ударил в бок ком грязи. Животное попятилось. Следующая порция влепилась в морду. В нескольких сантиметрах от лица Ника свистнул клинок – это Дэлги разрубил в воздухе какую-то дрянь вроде дохлой рыбины. Щупальца мелькали, продолжая забрасывать пришельцев грязью, а черная голова с враждебно тлеющими глазами оставалась неподвижной, словно ее хозяин был случайным зрителем и в происходящем не участвовал.
– Действительно, грубиян! – осуждающе заметил Дэлги.
Ник готов был расплакаться, руки и ноги казались тяжелыми, ватными.
– Знаете, мне плохо… – пробормотал он, цепляясь за Дэлги.
Тот пришпорил лугурда, трясина с ее обитателем осталась позади.
Отпустило.
– Он нас гипнотизировал?
– Вроде того.
– А вы ему щупальце отрубили!
– Это для него ерунда. Он на своей территории, в истинном облике – регенерация мгновенная. Другое дело, удар по самолюбию.
– Я вот не понимаю, если эта земля считается проклятой из-за нечисти – так ведь она в Иллихее повсюду есть, даже в городах. Озеро Нельшби не называют проклятым, хотя там живет пожиратель душ. В чем разница?
Дэлги засмеялся.
– В чем суть здешнего проклятия – это не афишируется, и об этом мало кто помнит. Тебе тоже советую держать язык за зубами. Проклятие заключается в том, что этот край не принадлежит и никогда не будет принадлежать Империи, государственная власть тут невозможна. Сладкая мечта анархиста.
– А как же мутильщики, Ганжебда?
– В Ганжебде нет городской власти. Мутильщики – это всего-навсего банда, они сидят в Убивальне, заправляют гладиаторскими играми и больше никуда не лезут. Стража на воротах – другая банда, которая охраняет город и берет за это дань. Есть еще банда усмирителей, которая за плату наводит порядок и посредничает в разборках. Но если кто претендует на большее, у него начнутся фатальные неприятности. Почему так вышло – история долгая и темная. Сам понимаешь, для государства такое положение вещей, как чирей на заднице, поэтому официальная версия – над этим злосчастным краем тяготеет проклятие неопределенное, но очень-очень страшное.
Спиридон взял влево от гати. Плауны вокруг были такие высокие, что колосящиеся верхушки покачивались почти вровень с его спиной. Стебли хлестали Ника по сапогам.
– Эта каша заварилась около семи тысяч лет назад, единой Империи тогда не было, – снова начал рассказывать Дэлги. – Здесь жили племена шан-баягов, как они себя называли. Народец малочисленный, но воинственный и зловредный, и покорить их никому не удавалось. Притом вели они себя так, что достали не только соседние княжества и королевства – это бы еще куда ни шло, но даже Пятерых, и те их прокляли, после чего соседи ценой большой крови все-таки завоевали окаянное болото и шан-баягов поголовно вырезали. Однако их колдуны тоже напоследок прокляли свои бывшие владения: мол, раз нам тут не жить, пусть эти земли не достанутся никому. Колдуны были сильные, проклятие сбылось. А тварей развелось, потому что истреблять их некому.
Когда-то Ник уже слышал о шан-баягах. Кажется, ему рассказывал о них Король Сорегдийских гор, даже показывал не то ковер, не то гобелен в терракотовых тонах, с орнаментом редкой красоты – ветвящиеся, сплетенные в узоры травяные стебли… Впечатление вроде смазанной фотографии, как и все остальное, относящееся к тому куску его жизни. Возможно, лет через двадцать он начнет сомневаться: было это или приснилось (при условии, что он проживет эти двадцать лет, а не утонет в болоте вместе с Дэлги).
– У шан-баягов были коричнево-красные ковры с узорами, похожими на траву?
– Были. Они бешеных денег стоят, музейная редкость. А ты откуда знаешь?
– Я изучал в Нойоссе историю и культуру Иллихеи, – сперва замявшись, выкрутился Ник.
Привал сделали засветло, на опушке небольшой рощи. Привязав Спиридона к дереву, Дэлги достал из сумки топорик и срубил жерди для очага, набрал воды. Нику он велел сидеть около снятой с лугурда поклажи и никуда не соваться.
– Приправы я захватил с собой, и копченое мясо еще осталось, поужинаем моим фирменным супом.
– Мы же замучаемся их чистить, – глядя, как он пересыпает из мешочка в миску горсть сморщенных «черносливин», возразил Ник. – До ночи не успеем.
– Их незачем чистить. Оно делается просто.
Залив «черносливины» водой, Дэлги добавил несколько бирюзовых крупинок из склянки. Немного подождал, потом начал вылавливать мокрые овальные зерна цвета слоновой кости и бросать в кружку с побитой эмалью.
– Вот и все. – Он невозмутимо улыбнулся Нику.
Тот смотрел на это, и пораженный, и задетый, а Дэлги, как ни в чем не бывало, продолжал отмерять ингредиенты для супа.
– Зачем? – вымолвил, наконец, Ник.
– Мы, оборотни, народ жестокий и коварный.
– Я не Люссойг, – произнес Ник угрюмо.
– Уже заметил.
– Зачем вы морочили мне голову с этими семенами? Развлекались?
– Затем, чтобы не оставалось времени на клаустрофобию, – Дэлги согнал с лица ухмылку и заговорил серьезным тоном. – В этих катакомбах нервы сдают и у слабых, и у крепких, имелось бы в наличии богатое воображение. У тебя с воображением полный порядок, вот я и придумал, чем тебя занять в мое отсутствие.
– Понятно…
Нику стало неловко за свою мальчишескую обиду. Хорошо еще, что не успел высказаться… Это верно, если бы там, в пещере, его внимание не было поглощено возней с плодами тамраги, ему бы много чего разного в голову полезло. В то же время обида не исчезла бесследно, остался осадок, словно после схлынувшей мутной воды.
– Ты вот что, пока супчик варится – разминайся, – выдержав паузу, посоветовал Дэлги. – Пообедаем, отдохнем, а после будет первый урок.
– Какой еще урок? – насторожился Ник.
– С сегодняшнего дня начну учить тебя приемам самообороны, как договаривались.
– Я не помню… По-моему, ничего такого не было.
– Было, только ты внимания не обратил.
– Не было.
– Раз я говорю – значит, было.
– Не было! – Ник уже понял, что Дэлги опять морочит ему голову, как с «черносливом».
– Да не пугайся раньше времени, муштровать тебя, как в непобедимой императорской армии, никто не собирается. Научишься кое-чему полезному. Услуги хорошего учителя рукопашного боя стоят дорого, а мои услуги, если на то пошло, стоят еще дороже, но тебя я буду учить бесплатно. Надеюсь, это доброе дело мне зачтется, и сестра Миури уговорит жреческую коллегию взять меня обратно с испытательным сроком.
– Хорошо, – согласился Ник.
Все это немного… нереально, что ли? Гвардеец-дебошир, уволенный за пьянство и «несовместимые со званием» выходки, то удивляет университетской эрудицией, то проявляет почти сверхъестественную деликатность, то ведет себя грубовато, как от него и ожидается, – но его грубоватость кажется не натуральной, а блестяще сыгранной, с легким налетом иронии. Эта широта диапазона обескураживала, ставила в тупик. Разве такой человек может быть на самом деле?
И вдобавок – это болото вокруг, бескрайнее, туманно-зеленое, населенное странными существами.
Все вместе больше похоже на сон, чем на явь. У Ника даже мелькнула мысль: может, он просто отключился в одной из грязных комнатушек на пограничном подземном этаже Убивальни, и все, что произошло дальше, ему приснилось? Отключился и до сих пор не может очнуться…
Он украдкой ущипнул себя за руку. Больно.
– Вставай! – словно угадав, о чем он думает, приказал Дэлги. – Пока совсем не развезло… Если ты любишь заступаться за девушек, ты должен уметь драться. А то полезешь заступаться, тебя поколотят – и самому никакого удовольствия, и девушке одно расстройство.
– Келхар, вы опять?
– Не беспокойтесь, учитель, я знаю меру.
– Мне не нравится, что вы балуетесь клюнсом.
– Учитель, вам, я думаю, известно, что клюнс не вызывает привыкания. Если употреблять его не чаще двух раз в месяц, вреда не будет. Я должен вспомнить, где я видел те цветные очки.
– Не нравится мне это, – повторил Донат.
В его тягучем голосе звучал сдержанный угрюмый упрек, а Севегуст отвечал отрывисто и суховато, но вежливо.
Ксават слушал ихний разговор, стоя возле щелястой стенки в темном гостиничном коридоре. Высокородный Келхар, стало быть, употребляет клюнс… Эта штука пробуждает запертые за семью печатями воспоминания – хоть из прошлых жизней, хоть из раннего детства, и воспоминания эти далеко не всегда приятные. В общем, ничего хорошего, срань собачья. Ксават отродясь не интересовался клюнсом.
В кладовке просторного номера, который снимали охотники, стояло уже с десяток банок с законсервированными головами, но головы Сорегдийского оборотня среди них не было. Где-то гуляет… Может, совсем рядом гуляет и вот-вот заявится в гости!
Во рту мерзкий привкус страха. Отсыревшая дощатая стенка испещрена гадкими надписями и клейкими следами улиток, да еще висит на гвоздике не внушающий доверия оберег из растрепанных птичьих перьев и цветных ниток. Дождь барабанит по оконным стеклам с упорством судебного исполнителя. Тоска, одним словом.
– Нападай.
– Он же острый, я могу вас ранить…
– Не надейся, не можешь. Даже если очень захочешь.
Ник и сам понял, что сморозил глупость. Неумело сделал выпад. Дэлги отбил – короткое, почти ленивое движение.
– Еще!
– Вы сначала покажите, как надо.
– Сначала ты покажи, как умеешь двигаться и на что способен. Нападай!
Показывать приемы Дэлги начал на втором занятии. У него все получалось просто, изящно и доходчиво.
Он мог объявить: «Сейчас я буду драться, как ученик твоего уровня» или «Представь, что я тупой уличный задира и владею обычной для них несложной техникой кулачного боя», – и после этого двигался, соразмеряя свою силу, скорость и мастерство с возможностями заявленного персонажа, словно и не был чемпионом гладиаторских игр. Эта его способность настолько виртуозно управлять своими боевыми рефлексами поражала Ника даже больше, чем все остальное.
– Я хорошо умею перевоплощаться, – засмеялся Дэлги, когда Ник об этом сказал. – Мог бы выступать в театре! Один раз даже попробовал, да все закончилось, как обычно – нажрался перед спектаклем, декорацию свалил… Меня обругали и выгнали и денег не заплатили.
Как он дерется в полную силу – это Ник однажды увидел. Случайная встреча, из тех нехороших встреч, которых лучше бы не было.
Они приближались к размытому розовому закату. Осока цвета ржавчины в последних лучах солнца отливала золотом, топи таращились в небо неподвижными темными зрачками. Спиридон резво бежал, на ходу обрывая молодые побеги. Ник уже привык к быстрой езде, хотя, по настоянию Дэлги, по-прежнему пристегивался.
Суматоха справа, где щетка бледно-зеленой поросли тянется и тянется, закрывая северо-западный горизонт. Сначала послышался хруст стеблей, и в небо с гвалтом поднялась стая пестрых длиннохвостых птиц, потом из травяной чащи на простор выскочил другой лугурд и помчался наперерез. На спине у него тоже сидел всадник – голый по пояс чернобородый мужик, косматый, с мощным мускулистым торсом.
Ник думал, они столкнутся, но Дэлги и этот тип, похожий на беглеца из психушки, в последний момент придержали своих лугурдов.
– Ждраштвуй, друг! – крикнул чернобородый. – Откудова едешь?
– Из Ганжебды.
– И я тоже в Ганжебде побывал, охотники жубы выбили! Ух, лютуют… Беж них было шпокойно и хорошо, а теперь наштал бешпредел, как говорят пришлые люди иж Окаянного мира. Шлыхал я про этого Доната, да не думал, что он к нам пожалует!
– Это Донат тебя без зубов оставил? – поинтересовался Дэлги.
– Не, его ученик, молодой ижверг! Как подпрыгнет, да как дашт мне каблуком в жубы – и вшо тут, а то бы я его жашиб… Хвала ночи, уполж я и шпряталшша, он не нашел. Чего шмеёшша, человечье отродье? Иш тебя такой удар в рыло шражу бы вышиб и можги, и душу, а я ишшо убежал!
Ник, спохватившись, согнал бестактную улыбку.
– Вот и езжай к себе домой, – посоветовал Дэлги. – Как доберешься до места, тебе не нужны будут зубы. А мы своей дорогой поедем.
– Туда и еду, время-то иштекает, – подтвердил собеседник. – Шлышь, друг, прожьба к тебе… Поделишшь пропитанием! Иж-жа этих окаянных охотников ничего иж Ганжебды не жахватил, было не до того, а дома хорошо бы шражу брюхо набить, воштановить шилы, шам жнаешь… Вот и прошу тебя добром, выручай, поделишшь провиантом!
– У меня нет провианта для дележки, – ответил Дэлги холодно.
– Я же вижу, что ешть! – мужик с выбитыми зубами негодующе затряс головой, и его лугурд начал беспокойно приплясывать на месте. – Я вшо не прошу, ты немножко отдай. Поделишшь по-хорошему!
Странно, что он клянчит еду, хотя вокруг ее полно. Дэлги по дороге постоянно охотится, бьет дротиком дичь, которую умеет превосходно готовить, и съедобных плодов здесь тоже хватает. По словам Дэлги, вся Ганжебда кормится тем, что болото пошлет, разве что лепешки пекут из муки такери – злаков, которые выращивают на залитых водой плантациях наподобие рисовых. Этот тип похож на местного жителя, так почему он сам не найдет что-нибудь съедобное?
– Проезжай, – голос Дэлги стал еще жестче. – Здесь для тебя ничего нет.
– Так нельжя, друг! Ешли так, не друг ты, а хуже охотника! По-хорошему прошу, поделишшь человеком! Отдай руку или ногу, а оштальное шебе оштавь. Мне бы швежего мяшка пожевать, когду вернушшь домой и шнова штану шамим шобой… Жнаешь ведь, человечье мясо ничем не жаменишь!
Так это оборотень! А Дэлги он, как и Люссойг, принимает за другого такого же оборотня…
– Это мой человек, целиком, со всеми потрохами, – теперь Дэлги говорил с угрозой. – Если хочешь жить, проваливай!
– Не нужны мне его потроха, кушай шам на ждоровье, а мне руки-ноги хватит. Я же шправедливой дележки прошу!
– Ты меня уже разозлил.
– Не друг ты, а шкряга! Предлагал я тебе по-хорошему поладить, ты шам не жахотел… Давай тогда по-плохому! Кто кого убьет, тому и человек доштанетша, и мяшо побежденного!
Чернобородый оскалил обломанные зубы и вытянул из ножен, подвешенных у лугурда на боку, меч с длинным широким лезвием. Дэлги вытащил свой меч. Ника начал пробирать озноб: несмотря на комичность диалога, ситуация серьезная. Смертельно серьезная.
– Ник, все в порядке, – оглянувшись на него, шепнул Дэлги. – Сейчас убью урода, и поедем дальше.
– Он же оборотень!
Дэлги хмыкнул, насмешливо сощурив свои болотно-зеленые глаза.
– А я, по-твоему, кто?
Лугурд оборотня опустился на брюхо, Спиридон проделал то же самое. Хозяева привязали их к корягам.
– Следи за этой скотиной, – велел Дэлги. – У них начинается брачный сезон, эти оба самцы, могут подраться. Если начнут – сразу отбегай в сторону, чтобы тебя не затоптали.
Бородатый оборотень издал рев, потрясая мечом. Одет он был простенько и со вкусом: драные шорты с такими прорехами, что женщинам его лучше не показывать, грязные кожаные сапоги с некогда позолоченными шпорами. Когда он с воинственным воплем ринулся в атаку, Дэлги отступил в сторону, и тот пролетел мимо. Впрочем, тут же затормозил, развернулся и снова атаковал. На этот раз Дэлги парировал удар.
Ник завороженно наблюдал за схваткой. Такого он еще не видел!
Оба двигались в бешеном темпе. Клинки стали размазанными, полупризрачными – словно лопасти стальных вентиляторов. Сшибаясь, они на мгновение-другое материализовывались – большие, тяжелые, отражающие солнечные блики предметы, а потом снова превращались в свистящие и звенящие вихри. Болотный оборотень рычал и устрашающе гримасничал, длинные волосы Дэлги разметались, как у дикаря.
Ник сознавал, что сейчас решается его судьба, и от исхода поединка зависит, жить ему дальше или нет, но все равно смотрел на это представление почти с восторгом. Оно того стоило!
Досмотреть до конца ему не дали. Лугурды, поглядев на сражение двуногих, тоже затеяли выяснять отношения. Привязь не позволяла им подраться по-настоящему; они ревели друг на друга и вытягивали шеи, при этом каждый норовил кусануть противника.
Лугурд, на котором ездил оборотень, был крупнее и злее. Он ухватил плоскими коричневыми зубами Спиридона за холку, тот плаксиво кричал и мотал головой, пытаясь вырваться. Тяжелые капли крови шлепались на траву.
Когда головы сцепившихся лугурдов пригнулись к земле, Ник решил заступиться за своего. Он уже привык к Спиридону, тот был для него не кошмарным чудищем на паучьих ногах, а домашним животным вроде лошади. Подскочив к ним, он ударил чужого кулаком по носу.
– Ты, пусти его! Кому сказали, пусти!
Лугурд разжал окровавленные зубы, выпустил Спиридона, который сразу отпрянул, и заревел на Ника. Тот попятился. Разъяренное животное потянулось к нему с намерением укусить, но получило плашмя мечом по голове и тоже подалось назад.
– Да ты совсем сумасшедший! – Дэлги схватил Ника за плечо. – Зачем полез к ним?
– Я разнять хотел… – до него дошло, что дуэль, видимо, закончилась, раз Дэлги с ним разговаривает. – А где этот?
– Оглянись.
Ник оглянулся.
Сперва он не понял, что это лежит среди травы в кровавой луже: похоже на кусок человеческого туловища с курчавой головой (лицом в землю) и длинной волосатой рукой. А немного подальше – еще кусок, со второй скрюченной рукой и ногами в сапогах.
Господи, Дэлги разрубил его наискось, от плеча до бедра…
В стороне валялся меч с широким лезвием.
Такие картинки и отталкивают, и притягивают взгляд, даже если не хочешь смотреть. Подробности смерти. Почувствовав слабость в коленях и тошноту (все же не настолько сильную, чтобы с ней не справиться), Ник отвернулся.
Что надо сказать человеку, который только что дрался за тебя и спас твою жизнь?
– Спасибо… – пробормотал Ник, стыдясь своей косноязычности и заторможенности.
– Я всего лишь хорошо выполнил свою работу, – скромно ухмыльнулся Дэлги. – Я же твой телохранитель, не забыл еще? Обязательно расскажешь об этом сестре Миури. И перед жреческой коллегией засвидетельствуешь, если нас туда вызовут – пусть знают, кого уволили!
– Хорошо, конечно! – согласился Ник, обрадованный тем, что сможет хоть как-то отблагодарить его.
Лугурды беспокойно топтались и не прочь были сбежать, их тревожил запах крови. Дэлги перерубил привязь чужой скотины, и обидчик Спиридона бросился наутек, подальше от страшного места. Спиридон тоже рванулся, но веревка его не пустила.
– Одной тварью меньше… – взглянув на разрубленное тело, задумчиво изрек Дэлги. – А не разевал бы рот на чужое, остался бы жив.
– Я слышал, победить оборотня мало кому удается.
– Так не зря же я почти год маялся в учениках у охотника! Старик Гаверчи меня многому научил – и тварей бить, и пить, не закусывая. С перевязкой поможешь? То, что этот урод меня достал – наплевать. Жалко, что куртку испортил, где я посреди болота новую возьму? Придется заплаты ставить.
– Вы ранены?
– Порезы, ерунда. На мне заживает быстро… как на истинном оборотне. Да еще мивчалга ускорит процесс.
– Я и куртку вашу могу починить, – из лучших побуждений предложил Ник.
– Гм… А ты когда-нибудь держал в руках иголку с ниткой?
– В школе на уроке труда.
– Тогда преогромное спасибо, но свою куртку я лучше сам приведу в порядок. На себе экспериментируй.
Пока они возились с перевязкой, да потом еще Дэлги смазывал мивчалгой рану на шее у Спиридона, слетелись неопрятно-серые птицы, не крупнее курицы, но с мощными загнутыми клювами. Из травяных зарослей опасливо вылезли существа, похожие на обломанные сухие ветки, вроде обитающих в городах пылевых плавунов. Вся эта заинтересованная живность потихоньку подбиралась к трупу, но побаивалась людей.
Когда Дэлги с Ником забрались на лугурда и поехали дальше, началось пиршество.
Деформированное влажным маревом солнце походило на растекшийся яичный желток, который вот-вот утечет за горизонт. Закат розовел над болотом во все небо. Словно и не было никакой стычки.
А в другой раз они увидели на опушке низкорослого лесочка четырех обнаженных девушек – те кружились, держась за руки, их длинные волосы стлались по воздуху, развевались, хотя погода стояла безветренная. У одной волосы черные, у другой зеленые, у третьей желтые, у четвертой сиреневые.
– Подъедем поближе? – с надеждой спросил Ник.
– Жить надоело? Это приманка. Иллюзия, созданная голодной тварью. Ты их даже и потрогать-то не сможешь.
– Я понимаю, что иллюзия, я же только посмотреть… – пробормотал он смущенно.
– На что оно и рассчитывает. Ты подойдешь, чтобы рассмотреть их получше, а оно протянет хватательную конечность и тебя сцапает. Или, возможно, там силки. Твари, которые поумнее, тоже умеют мастерить ловушки. Выползти из своих владений они не могут – представь себе несокрушимую стеклянную стенку, для стороннего наблюдателя ее нет, а для твари она есть. Но щупальце или лапу сквозь это невещественное стекло просунуть можно. Тварь при этом чувствует боль – словно ты сунул руку в кипяток или в ледяную воду, примерно то же самое. Когда конечность втянута обратно, неприятные ощущения быстро проходят, а если еще и какого-нибудь ротозея схватить удалось – вообще праздник! Ну а бросить наружу петлю – тем более не проблема. Так что не обессудь, не поедем мы к этим девушкам. Хотя картинка ничего себе, наверняка там есть, на что поглядеть.
– Может чуть-чуть поближе проедем? Так, чтобы петлю до нас не добросили…
– Еще чего, – Дэлги заставил лугурда повернуть в сторону, увеличивая дистанцию. – Чем ближе мы окажемся, тем сильнее тебя к ним потянет. Здешний житель наверняка использует суггестию, то-то у тебя слезы в голосе.
Нику и правда хотелось заплакать. Если он сейчас проедет мимо, он никогда больше этих танцующих девушек не увидит! Он совершает страшную, непоправимую ошибку, отказывается от чудесной возможности, какая выпадает раз в двадцать лет, и то не каждому…
Он еле удержался, чтобы не ударить равнодушного к его мучениям Дэлги кулаком по спине. Пейзаж с танцующими девушками уплывал назад; Спиридон бежал, распугивая птиц, через россыпь пойманных в травяные сети озер. Ник чуть не вывихнул шею, оглядываясь на зачарованный лесочек.
Невидимая хватка, сдавившая ему сердце, разжалась. Наконец-то… Хорошо, что он здесь не один, и ему не дали совершить глупость.
– Я уже в порядке, – сообщил он виновато.
– Думаешь, мне не хотелось на них поглядеть? – засмеялся Дэлги. – Девочки были просто прелесть, особенно черненькая и сиреневая. Сколько мы уже по этому болоту без женщин мотаемся? Самоудовлетворяться я как-то не привык, не то удовольствие. Тебя снимать нельзя – ты сразу в панику. Встречных тут негусто, и ладно бы попалась болотная сирена вроде Люссойг, а то какой-то хмырь без зубов – повезло, называется! Так что меня тоже проняло, но я вовремя вспомнил, как мы с учителем моим, стариком Гаверчи, на охоте пили сиггу, почти не закусывая, – и сразу стало не до девиц этих ненастоящих. Другое дело, если бы мне бутылку издали показали… Вот тут бы я побежал, как Спиридон за куском сахара! Знаешь, что такое сигга? Спирт с водой – половина на половину, и настояна эта убойная штука на всяких жгучих специях, куда там вашей водке!
– Вы же решили бросить пить и вернуться в гвардию, – напомнил слегка испугавшийся Ник.
Вдруг какая-нибудь притаившаяся тварь подслушает слова Дэлги и создаст наваждение, перед которым тот не сможет устоять?
– Да сколько раз уже бросал… Впрочем, если ты сдержишь свое обещание, я свое тоже сдержу. Когда снова надену форму гвардейца, такую крутую попойку на радостях закачу! Можешь считать, ты приглашен. А теперь посмотри направо – это руины города шан-баягов.
Справа – большой холм, и на нем, словно зеленый гребень на спине задремавшего динозавра, щетинится еще один лесок. Выглядит он причудливо: меж деревьев виднеется что-то угловатое, густо опутанное лианами, а вон там торчат над кронами как будто двускатные крыши, сплошь заросшие травой и облепленные птичьими гнездами.
– Вот почему здешняя тварь демонстрирует эротические картинки, – объяснил Дэлги. – Люди здесь бывают. Шан-баяги хоронили своих покойников с большим пафосом и с кучей сокровищ, а сорвиголов всегда хватало.
Ник рассматривал развалины с любопытством, но спрятанные клады его интересовали: толку от них, как от прошлогоднего снега.
– Мы туда не пойдем, ладно? Мы же в Слакшат едем.
– Конечно, не пойдем, зачем оно нам? – согласился Дэлги. – Там полно ядовитых гадов и тварей, а ценности давным-давно растащили. Я тебе не голодранец, чтоб из-за пары золотых монет в ловушку соваться! У меня, между прочим, есть земельный участок и счет в банке. Просто чудо, что я и то, и другое до сих пор не пропил… Мы с тобой люди благоразумные и приличные, так что поехали мимо.
Ближе к вечеру сделали привал. Дэлги, как обычно, долго и придирчиво выбирал место для стоянки, а после началась очередная тренировка, и он, тоже как обычно, был недоволен успехами Ника, хотя тот старался.
Потом, когда сидели у костра и пили травяной чай, в который Дэлги бросил разрезанный на дольки твердый кисло-сладкий плод, похожий на желтое яблоко, зашла речь о девушках и об оборотнях.
– …Строго говоря, у оборотней нет пола, – рассказывал Дэлги. – Одно и то же существо может обернуться как мужчиной, так и женщиной – такова их природа. Многие вообще не способны принимать человеческий облик и превращаются в животных, за исключением кошек и трапанов. А те, кто оборачивается людьми, – так сказать, «сливки», и пол у них зависит от личных предпочтений. Например, Король Сорегдийских гор предпочитает мужскую роль – просто потому, что ему это больше нравится, а Хозяйка пустыни Кам – женскую, опять же потому, что у нее такие наклонности. Как я слышал, нрав у нее тяжелый, законченная стерва. В истинном облике она похожа на черную гигантскую сороконожку покрупнее нашего Спиридона, с прекрасным человеческим лицом и гривой иссиня-черных волос. Носится по своей пустыне, иногда с головой зарывается в песок и подстерегает путешественников, которых угораздило заплутать в ее владениях. Пустыня Кам граничит с другой пустыней, Солиянго, и караваны иногда сбиваются с пути – естественно, только их и видели. А когда Хозяйка превращается в женщину, ее можно встретить в меньяхских кафе и театрах. У нее целая армия телохранителей-людей, поэтому охотникам к ней не подобраться. Говорят, она редко выбирается за пределы Меньяхского княжества.
– А Король Сорегдийских гор? – спросил Ник.
– А этот живет у себя в Сорегдийских горах.
Нику больше хотелось послушать о Короле, чем о Хозяйке, но он не рискнул приставать с расспросами: вдруг случайно сорвется с языка лишнее, и Дэлги догадается, что он знаком с этим существом?
Сам Дэлги тему не поддержал. Возможно, о Короле Сорегдийских гор он просто не знал ничего интересного. Ловко подхватив горячий котелок, разлил по кружкам остатки яблочно-травяного чая.
– Я хочу рассказать об одной твоей соотечественнице. Имени называть не буду. Сейчас она открыла школу самообороны в небольшом городке на берегу Рассветного моря и считается хорошей учительницей, а раньше была охотником на оборотней. Женщин-охотниц немного, и они обычно держатся в тылу, на подхвате – боевые подруги-любовницы, санитарки, поварихи и все тому подобное, но эта стала настоящим охотником, не хуже мужчин. В одиночку ходила на тварей. А начинала она ученицей у старого алкаша Гаверчи, как и твой покорный слуга. Несмотря на дурное влияние учителя-выпивохи, у нее обошлось без алкогольной зависимости – вот что значит сила воли! То, чего мне всегда недоставало… – Дэлги сокрушенно вздохнул, хотя в глубине его глаз мерцали иронические искорки. – Она еще в вашем мире кое-чему научилась – биатлон, самбо, дзюдо… Ты ведь знаешь, что это такое?
Ник кивнул.
– Ну вот, и в придачу уроки у Гаверчи. Под конец они поссорились, и она от него ушла, перед этим поколотив учителя. Правильно сделала, Гаверчи того заслуживал. Но рассказать-то я хочу о другом. Красавицей ее никто не назвал бы, и она отчаянно комплексовала из-за своей внешности. Несмотря на это, у нее завелся поклонник. Началось со случайного знакомства и постели, а потом взаимный интерес, увлечение друг другом, встречи, разговоры… Отношения сложились до того доверительные, что она рассказала ему о своих тайных страданиях. Он, как мог, утешал ее. Сам он тоже, мягко говоря, не красавец, но женщин, самых разных, у него было на несколько порядков больше, чем ты способен вообразить. Надо сказать, он не пресытился, зато научился ценить индивидуальность и привлекательные душевные качества не меньше, чем миловидную наружность. То и другое не стоит противопоставлять, но своя прелесть есть и в том, и в другом, с годами поймешь. Мой знакомый из кожи лез, чтобы ее в этом убедить, но от нее все отскакивало. И тогда у него созрело остроумное, как ему показалось, решение проблемы… Знаешь, что такое зеркало-перевертыш?
– Что-то запрещенное… Связанное с изменением внешности, да?
– Оно позволяет обменяться внешним обликом с другим человеком, после чего разлетается на куски. Этот субъект до безобразия богат, и у него такое зеркало было – валялось за ненадобностью в самом дальнем углу. Он его откопал и преподнес ей в подарок. Хотел как лучше! И что, ты думаешь, случилось дальше? Дело было на природе, в горной местности, и она как хватит этим зеркалом о скалу – только осколки брызнули. Сказала, что не сможет так поступить, ведь ей, чтобы стать красивой, пришлось бы поменяться лицом с какой-нибудь другой девушкой, а потом ее убить. И расплакалась… Дурак этот, мой знакомый, возьми и предложи: у меня еще одно есть – если передумала, забирай. Нет, говорит, я и второе разобью, потому что нельзя так. А у самой слезы катятся… Хотя, пока не затронуты комплексы, нервы у нее, как стальные канаты. В общем, облажался он. Сделал, называется, приятный подарочек даме сердца!
Дэлги грустно улыбнулся и допил последние глотки остывшего чая. Пока он рассказывал, сгустились сиреневые с прозеленью сумерки; подернутое туманом болото свиристело и стрекотало.
– И что было дальше? – спросил Ник.
– Да ничего особенного. Болван-ухажер, чтобы загладить свою оплошность, заказал побольше мороженого и устроил ей персональную трассу для биатлона, она давно об этом мечтала. Не знаю, сколько еще раз она потихоньку плакала… Был шанс исправить ошибку природы, стать красивой, но из-за этических принципов пришлось отказаться – вряд ли мороженое и биатлон смогли залечить такую рану. С возрастом она стала относиться к своей внешности спокойней, но размах у нее по-прежнему как у горного водопада… Если не смотреть на лицо – потрясающая женщина!
История, рассказанная Дэлги, произвела на Ника впечатление, но все-таки его больше интересовали просто хорошенькие девушки, путь даже иллюзорные. На следующий день он всматривался в болотный ландшафт до рези в глазах: вдруг повезет увидеть еще такую же картинку?
Увидел он совсем другое. Впереди замаячили невысокие скалы – наверное, это и есть Кермефские горы, затерянные в глубине заболоченной Шанбарской низменности – а левее, на некотором расстоянии от них, громоздилось и колыхалось непонятно что.
– Вот те раз… – пробормотал Дэлги, осаживая Спиридона.
– Что это?
Зрелище вселяло тревогу, так как не поддавалось ни объяснению, ни определению.
– Еще одна тварь, всего-навсего. И надо же так разжиреть…
Ник прищурился, всматриваясь. Вот это, похожее издали не то на шевелящуюся мусорную свалку, не то на кучу агонизирующих коровьих туш – живое существо? Одно-единственное живое существо?
– Мы там не проедем?
– Это зависит от Спиридона. На гору он не полезет, лугурды бегают по заболоченной почве. Если там можно пройти – он пройдет, если нет – его туда и сахаром не заманишь.
Лугурд ни за что не вторгнется во владения твари, не заступит за незримую черту, которая эту территорию ограничивает. У них особое чутье, поэтому здесь только на лугурдах и можно без опаски путешествовать. Об этом Дэлги говорил еще вначале, в первый день.
– Тогда в чем дело?
– В том, что придется вколоть тебе храт.
Заставив Спиридона опуститься на брюхо, Дэлги спешился и начал рыться в сумке. Ник пытался рассмотреть пятнистую живую массу, и хорошее настроение меркло, как дневной свет перед грозой. Может, из-за того, что с северо-востока наползали низкие пухлые облака? Но он ничего не имел против облачного неба, оно ему даже нравилось.
А слово «храт» он точно уже слышал. Кажется, от девчонок во дворце у Дерфара. Ну да, Вимарса тогда сказала, что Эннайп должна стать переговорщицей, и что перед переговорами колют храт.
– Что такое храт?
– Если по-вашему, психотропный препарат. Только не паниковать! Храт блокирует те эмоции, которые возникают у человека при виде тварей в истинном облике, а также делает тебя неуязвимым для суггестивного воздействия вышеупомянутых тварей. Одна доза не опасней, чем стакан фруктовой газировки.
– Не в вену? – с неприязнью глядя на извлеченный из металлического футляра шприц, спросил Ник.
– Под кожу. Давай руку.
Они проехали по травяной полосе между невзрачными серыми скалами и этим… этой… Как назвать эту разбухшую плоть в бурых, белесых, розоватых пятнах, с торчащими над необъятной трясущейся тушей коровьими головами? Находилось оно слева, и Дэлги держал в левой руке меч (он одинаково хорошо дрался обеими руками), но тварь не нападала. Возможно, у нее просто не было шанса достать лугурда с его пассажирами. Коровьи головы мычали хором, пронзительно и тоскливо, и Ник подумал, что это было бы страшно – если бы он мог сейчас чего бы то ни было испугаться.
Видимо, храт похож на снадобье, которое ему впрыскивал Король Сорегдийских гор.
В этот день Дэлги отменил обычную тренировку.
– Пока действие храта не закончилось, толку все равно не будет. Отдыхай.
– Себе вы укол не ставили, – заметил Ник.
– Меня фокусы тварей не берут, а что до их истинного облика, так я в белой горячке и не на такое насмотрелся.