Дыхание богов Вербер Бернард

69. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: СОН ДЕЛЬФИНОВ

Дельфин – морское млекопитающее. Для дыхания ему необходим воздух, поэтому он не может, как рыбы, долго находиться под водой. У него очень нежная кожа, и долгое пребывание на воздухе может повредить ее. Таким образом, он должен находиться одновременно на воздухе и в воде. Но не весь в воде, и не весь на воздухе. Как же спать в таких условиях? Дельфин не может оставаться неподвижным, иначе он либо погибнет от удушья, либо его кожа пересохнет. Но ему, как и любому другому живому организму, сон необходим для восстановления сил (даже растения по-своему спят). Чтобы решить этот жизненно важный вопрос, дельфин спит, наполовину бодрствуя. Когда спит левое полушарие его мозга, то телом управляет правое. Затем спит правое, а левое управляет телом. Дельфин может спать, даже выпрыгивая из воды.

Чтобы полушария переключались без сбоев, в организме дельфинов существует некий адаптер, нечто вроде третьего мозга – маленький дополнительной отросток нерва, который управляет всей системой.

Эдмонд Уэллс.«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

70. СИЕСТА

После обеда на пляже Мата Хари предлагает устроить сиесту. Спасть днем? Уже давно это не приходило мне в голову. Для этого нужно много свободного времени. Сиеста кажется мне первым настоящим доказательством того, что мы действительно на каникулах. Разобрав пляжные вещи и приняв душ, мы ныряем под простыни и ищем новые способы соединить наши тела, которые все лучше узнают друг друга.

Я засыпаю весь в поту.

Мне снится сон.

Впервые за долгое время мне снится не история, не сюжет, а цвета. Я вижу светло-голубые огни, которые пляшут на темно-синем фоне. Огни превращаются в звезды, цветы, спирали. Они кружатся, становятся золотыми, желтыми, красными, сливаются в круги, превращаются в линии, которые уходят в бесконечность. Потом линии распадаются, складываются в ромбы, которые раздвигаются в стороны, словно я лечу между ними. Множество женских голосов поет невероятно красивую мелодию. Ромбы становятся овалами, очертания которых колеблются, вытягиваются, и они снова сливаются в разноцветную мозаику. Движущиеся абстрактные картины сменяют одна другую.

– Эй…

Я чувствую у себя на спине прохладную руку.

– Эй…

Рука сжимает мое плечо и трясет.

– Проснись.

Я выныриваю из белого океана, над которым растут пурпурные деревья. Открываю глаза и вижу Мату Хари.

– Что случилось?

– В гостиной какой-то шум. Кто-то шарит в нашем доме. Афродита?

Я голым выпрыгиваю из кровати.

Вбежав в столовую, я вижу силуэт. Я стою против света, поэтому не могу разглядеть, кто это. Все, что я различаю, – это тога и большая маска, целиком закрывающая лицо. Солнечный луч, пробившись сквозь занавески, освещает фигуру, и я вижу, что это маска из греческой трагедии, изображающая грустное лицо.

Богоубийца?

Непрошеный гость стоит неподвижно. В руках у него моя «Энциклопедия относительного и абсолютного знания». Он хочет украсть мою «Энциклопедию». ОН КРАДЕТ МОЮ ЭНЦИКЛОПЕДИЮ!

Где мой анкх?

Я бросаюсь к креслу, роюсь в складках тоги и стреляю в незнакомца. Промах.

Вор решает спасаться бегством. Я преследую его. Мы бежим между домами. Он петляет среди деревьев. Я не отстаю.

Я останавливаюсь, прицеливаюсь как следует и стреляю. Молния разрывает воздух и попадает в него. Он роняет «Энциклопедию» и падает. Победа! Я бросаюсь к нему. Он поднимается, держась за плечо. Я ранил его. Он оборачивается, глядя на меня сквозь щели в маске, и снова бросается бежать. Я подбираю драгоценную книгу и, по-прежнему сжимая анкх в правой руке, мчусь за ним.

– Эй, ничего себе! Я уже говорил тебе, Мишель, тут не нудистский клуб! – кричит издали Дионис.

Мне некогда объяснять, почему я в таком виде. Я гонюсь за богоубийцей. Он ранен в плечо, я должен его схватить.

Незнакомец бежит через сады, перепрыгивает изгороди, держась за раненое плечо. Он по-прежнему очень резв.

Я гонюсь за ним, голый, обдирая ступни о гравий, а бедра о ветки кустов. Я встаю на одно колено, прицеливаюсь, стреляю несколько раз подряд – и промахиваюсь. Я попадаю только в деревья или окна.

Улицы пустынны, все ученики еще на пляже. Только я, полный решимости, преследую богоубийцу.

Он вскакивает не невысокую стенку и бежит по ней, удерживая равновесие. Я никогда не был силен в подобных упражнениях, но не хочу сдаваться: ведь он так близко. Я едва не падаю, но серьезность ситуации добавляет мне адреналина, который восполняет мою неловкость.

Погоня продолжается. Я мчусь за богоубийцей. Он вбегает в огромное здание. Поворачивающаяся дверь продолжает крутиться. Я вбегаю следом.

Зал внутри похож на лабораторию. Но, если присмотреться, становится понятно, что это не только лаборатория, но и зоопарк. Огромные клетки стоят вперемешку с аквариумами. Я чувствую, что богоубийца прячется где-то здесь. Я медленно иду вперед, держа анкх в руке и готовясь выстрелить в любой момент. И тут я замечаю, что в клетках сидят живые существа.

Я вижу маленьких кентавров. Но у них не конские ноги, а лапы гепарда. Вероятно, для того, чтобы быстрее бегать. И торсы поменьше. Они протягивают руки сквозь прутья, словно умоляя меня выпустить их. Рядом я вижу херувимов с крыльями стрекоз, а не бабочек. Грифонов с крыльями летучей мыши и кошачьим телом. Я продолжаю погоню за богоубийцей, думая о том, что это лаборатория, в которой создают новых химер. Может быть, она принадлежит Гефесту? Нет, кажется, он работает только с машинами, роботами, автоматами. Здесь же мастерская, где работают с живым материалом. Там стоят банки, в которых ящерицы с человеческими головами, пауки с маленькими ножками и даже растения-гибриды – бонсаи с руками, грибы с глазами навыкате, папоротники, чьи розовые листья напоминают плоть, цветы с лепестками-ушами. Такое чувство, что попал в картину Иеронима Босха, хотя даже этот фламандский художник не смог бы додуматься до таких комбинаций из животных, растений и частей человеческого тела.

Если это лаборатория, то она должна принадлежать дьяволу или, по крайней мере, тому, кто не испытывает никакого сострадания к собственным созданиям.

Меня начинает мутить. Большинство химер замечают мое присутствие и мечутся, желая, чтобы я их освободил.

Я снова вспоминаю остров доктора Моро. Здесь пытаются соединить человека с животным или, вернее, божественное с чудовищным. Зачем понадобилось создавать этих химер? Все эти существа в возбуждении, они протягивают ко мне руки сквозь прутья решеток. Те, кто заперт в аквариумах, бьется о стенки. Я испытываю отвращение, мне хочется освободить их всех. Я замедляю бег и на мгновение забываю, зачем я здесь.

Звук разбившегося стекла приводит меня в чувство. Богоубийца прячется. Он впереди. Я бегу туда и попадаю в помещение со стеллажами, на которых стоят сотни банок. Все они наполнены меленькими сердцами на ножках, похожими на то, которое мне подарила Афродита. Значит, она устроила тут ферму и разводит «подарочные сердца» для своих поклонников. То, которое она подарила мне, не было единственным.

Я поражен и невольно подхожу ближе к полкам. Сердца жалобно пищат, эти звуки похожи на мяуканье мартовских кошек.

Мне хочется как можно быстрее покинуть это место. Я вижу разбитое окно. Богоубийца убежал через него. Я вижу его удаляющийся силуэт.

Я выпрыгиваю в окно и бегу за ним.

Мы оказываемся на широкой улице. Расстояние между нами сокращается, и я снова целюсь. Но анкх разряжен. Я стреляю вхолостую.

Я одеваю бесполезный анкх на шею и подбираю ветку: теперь это мое оружие.

Впереди силуэт в грустной маске мчится в сторону района с узкими, извилистыми улицами. Мы в лабиринте. Мое сердце колотится, но я все еще могу преследовать незнакомца.

Богоубийца поворачивает на улицу Надежды. Это ученик, раз он не знает, что здесь тупик. Теперь он никуда не денется, я поймаю его.

Я на улице Надежды, она пуста. В глубине свалены в кучу ящики. Не мог же он улететь?

Я пихаю ящики. Никого. И тут я вижу на земле капли крови. Кровь бога. На земле вокруг большого ящика, который я никак не могу поднять. Я толкаю его, ящик поворачивается, и я вижу под ним подземный ход.

Я спускаюсь туда. Туннель проходит под стеной. Я медленно иду вперед, глядя на капли крови.

Я выхожу наверх в лесу, который спускается к реке. Я больше никого не вижу. Останавливаюсь, задыхаясь.

Раздается стук копыт. Меня окружают кентавры.

– Эй, кавалерия, что-то вы долго раскачивались, – говорю я, согнувшись пополам, пытаясь восстановить дыхание.

Афина спускается на землю передо мной. Пегас величественно взмахивает крыльями.

– Кто это был? – спрашивает богиня мудрости. Похоже, она знает о моем приключении.

– Я не видел его. Он был в маске.

– В маске?

– Да, это была маска из греческой трагедии. Грустная маска, похожая на те, в которых играли «Персефону».

– Должно быть, он взял ее в бутафорской.

– Я ранил его в плечо. Афина оживляется:

– Вы говорите, в плечо? Тогда мы найдем его. Он не сможет переплыть реку.

Она приказывает кентаврам выставить оцепление вдоль берега. Сирены, почувствовавшие, что происходит что-то интересное, высовываются из воды. Мы ждем, но ничего не происходит. Богоубийца скрылся.

Афина ударяет копьем о землю.

– Бейте в набат. Устроим перекличку учеников. Через минуту во дворце Кроноса начинают звонить колокола. Ученики собираются на площади под деревом. Я одеваюсь и надеваю сандалии.

Мы стоим друг за другом, как в день прибытия на Эдем. Только нас в два раза меньше. Ученики подходят по одному, называют свое имя и показывают плечи.

– Одного не хватает, – объявляет наконец богиня мудрости, с удовлетворением разглядывая список учеников.

Я догадываюсь, о ком идет речь.

– Жозеф Прудон.

Шепот пробегает в толпе учеников.

– Прудон? Она сказала: Прудон?

– Да я всегда это знал. Это мог быть только он.

– Его цивилизация крыс совершенно изжила себя.

– Он плохо держался в игре. Нападал на победителей, – говорит Сара Бернар. – Вспомните, сначала Беатрис и народ черепах, потом Мэрилин Монро, другие.

– Он пришел ко мне, – сказал я. – Почему я? Я не был победителем, у меня двенадцатое место.

– Но он был ниже тебя. Все, кто перед ним, его потенциальные жертвы, – продолжает Сара Бернар.

– Это анархист, он не любит богов, – вступает Эдит Пиаф.

– Он всегда говорил, что хотел бы разрушить систему, – добавляет Симона Синьоре.

Афина объявляет, что в голубом лесу будет устроена облава.

Мы обязаны принять участие в поисках анархиста.

Кентавры на берегу бьют в тамтамы и двигаются нам навстречу. Ученики и сатиры идут с сеткой в руках. Можно подумать, мы охотимся на тигра в бенгальских лесах.

Над нашими головами с пронзительными криками кружат грифоны. Чуть ниже между ветвями порхают херувимы, проверяя, не спрятался ли беглец в густой листве.

Мата Хари недалеко от меня. Мы движемся вперед, но через некоторое время кентавры и ученики встречаются, так и не найдя Прудона.

Афина задумывается.

– Он не мог покинуть остров, не мог и уйти вверх по реке. Нужно найти его. Ищите повсюду, остров не так велик. Он не может бесконечно прятаться.

Облава превращается в грандиозное мероприятие. Мы обыскиваем пляж, окрестности города. Эскадрильи грифонов рассекают небесную синеву, разыскивая следы богоубийцы, набат не смолкает.

Прудона по-прежнему нет.

Гермес объявляет, что, видимо, нужно искать в самом городе.

– Мы считаем, что он снаружи, но он мог перехитрить нас. Иногда безопаснее всего – в центре циклона, – напоминает бог путешествий.

Отряд собирается у западных ворот города. Кентавры обыскивают каждый дом. И наконец находят Прудона… под кроватью в его собственном доме.

Кентавры быстро справляются с ним и приводят связанным на главную площадь. Его тога прожжена, плечо окровавлено. Он выглядит растерянным.

– Это не я, – бормочет он, – я не виноват.

– Почему тогда ты прятался, – выкрикивает Сара Бернар, желая отомстить этому жестокому богу.

– Я спал, – говорит он, но это звучит неубедительно.

– Не набат ли тебя разбудил? – с сарказмом спрашивает Вольтер.

Анархист напуган.

– Когда я понял, что вы меня ищете, я решил спрятаться, – признается он.

Он грустно улыбается.

– Возможно, это рефлекс, который появился у меня, еще когда я был смертным. Я боюсь полиции.

Афина объявляет, что Прудон будет наказан за свои преступления.

– Клянусь, я не виновен! – протестует Прудон. Он уже не так невозмутим, как обычно. Он закрывает рану рукой. Я вмешиваюсь:

– Он имеет право на суд!

Афина услышала это. Она ищет того, кто позволил себе эту выходку.

– Кто-то что-то сказал?

Я выхожу из толпы.

– Он имеет право на суд, – спокойно повторяю я. Все с изумлением смотрят на меня.

Афина останавливается передо мной. Она больше удивлена, чем рассержена.

– М-м-м… Это вы, Мишель, ввели суды у своего народа?

Наступает замешательство. Все перешептываются.

– Мне кажется, правосудие, независимое от власти, – это признак прогресса. Любой подозреваемый имеет право защищаться. Прудон имеет право подвергнуться суду не одного, а многих.

Афина смеется, но я продолжаю в упор смотреть на нее.

– Очень хорошо, если господин Пэнсон настаивает… У Жозефа Прудона будет суд, – говорит она, беспечно махнув рукой. – Сегодня вечером, перед ужином. В 18 часов в Амфитеатре. Еще одно развлечение в эти выходные.

71. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ

Внедрить независимое правосудие было нелегко. Долгое время суд вершили военачальники или цари. Они просто-напросто принимали то решение, которое их устраивало, и никому не были обязаны отчитываться. Когда Моисей получил Десять заповедей (примерно за 1300 лет до Р. Х.), появилась система отсчета, в которой законы не защищали чьи-то политические интересы, а распространялись на любого человека.

Однако нужно отметить, что Десять заповедей – не просто список запретов, иначе они звучали бы так: «Ты не должен убивать», «Ты не должен красть» и т. д. Заповеди же написаны в будущем времени: «Ты не будешь убивать», «Ты не будешь красть». Поэтому некоторые толкователи считают, что это не столько свод законов, сколько пророчество. Однажды ты больше не будешь убивать, потому что поймешь, что убивать бессмысленно. Однажды ты больше не будешь красть, потому что тебе это будет не нужно, чтобы выжить. Если мы будем воспринимать Десять заповедей как пророчество, то увидим, что в них заложен процесс развития сознания, в результате которого становятся не нужны наказания за проступки, так как больше никто не хочет их совершать.

Эдмонд Уэллс.«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

72. НА ПЛЯЖЕ

Вернувшись на пляж, все мы говорим только о будущем суде.

Рауль подходит ко мне.

– Браво, Мишель. Все-таки ты его поймал.

– Он пытался украсть «Энциклопедию относительного и абсолютного знания», – говорю я, пытаясь найти какой-то смысл в происходящем. – Я не знаю, зачем она ему нужна. Наверное, в ней есть что-то, непосредственно касающееся его.

– Ты был следующим в списке, но он не убил тебя, – соглашается Рауль.

– Мне кажется, это слишком просто, – шепчу я. Рауль дружески хлопает меня по плечу.

– Почему ты считаешь, что все полицейские расследования должны занимать много времени? Иногда с самого начала ясно, кто убийца. Представь себе детектив, где убийца раскрыт на первых же страницах, и на протяжении всего остального романа следователи отдыхают, получив премию за оперативную работу.

– Я могу себе представить и такой детектив, где убийцу так и не находят, а дело закрывают. Именно так чаще всего и происходит.

Я смотрю на гору, которая возвышается вдалеке. Ее вершина затянута облаками.

– Ты все еще держишься своей теории о том, что все мы находимся внутри романа, да? – спрашивает мой друг.

– Это теория Эдмонда Уэллса. Рауль пожимает плечами.

– Во всяком случае, если мы действующие лица романа, мы наверняка подошли к финальной главе, потому что, во-первых, раскрыта детективная история, а во-вторых, ты разобрался со своей большой любовью.

– Ты забываешь одну вещь. Мы прошли только половину обучения. Мы видели только шесть из двенадцати богов-преподавателей. Мы не в конце, а только в середине повествования. И мы по-прежнему не знаем, что там, на вершине горы.

– Я уверен, что, когда мы пересечем оранжевую территорию, мы все поймем. Что касается твоей идеи… Может быть, во второй части романа писатель начнет новую историю с другими главными персонажами, возникнет новая загадка, впереди будут новые любовные приключения, – добавляет Рауль Разорбак.

– Другие персонажи, другие любовные приключения… О ком ты подумал?

Мой друг улыбается.

– О себе. До сих пор пару себе нашли только Фредди Мейер и ты. Я тоже имею право влюбиться. Кстати, я уже влюблен.

– Подожди, я сейчас догадаюсь. Это Сара Бернар?

– Не скажу.

Я в шутку толкаю его.

– Я знаю, это Сара Бернар. Чего ты ждешь, чтобы признаться?

Рауль остается невозмутимым.

– Она действительно отличная девчонка. Ее народ свободен и горд. Эти люди скачут на лошадях по равнинам. Они не сидят в грязных городах, как большинство наших народов.

– Будь осторожен. Если ее народ – прообраз первых монголов, которые тоже всю жизнь проводили в седле, то позволю напомнить тебе, что они завоевали Восточную Римскую империю.

– Я не думаю, что мы в точности копируем историю «Земли-1». Мы сами искажаем собственное восприятие событий. Мы истолковываем события так, чтобы одна историческая эпоха наложилась на другую. Но у нас остается свобода выбора. Есть проторенные пути, а есть дороги, которые мы прокладываем сами.

– Хотелось бы, чтобы ты оказался прав.

– Это как в жизни. Есть известные пути, а есть возможность выбора – следовать этим путям или сойти с них. Если внимательно присмотреться, то становится очевидно, что римляне и монголы могли найти общий язык и создать огромную империю, которая простиралась бы от Китая до Англии. Твое замечание заставило меня увидеть широкие перспективы.