Последний Магистр Клименко Анна
– Уж точно не сегодня, господин.
Сердце тревожно екнуло.
– Разве он живет не в городе?
– Неподалеку от Талипо, – Коэн вдруг улыбнулся, – я предлагал ему остаться. Говорил, что, при некоторой… Эмм… маскировке никто бы не узнал в нем дэйлор. Мало ли черноглазых людей разгуливает по поднебесным землям? Но он ни в какую! Сказал, что давно не нюхал такой вони, как в этом скверном городишке. А вы что об этом думаете?
– Думаю, всегда можно замаскироваться, – пробормотал Альхейм, – постричься, перекрасить, в конце концов, волосы – как это делают некоторые женщины…
– Да я не о том! Здесь что, правда так воняет?
Маг только пожал плечами. Какая разница, воняет навозом или пахнет розами…
– Я бы хотел отправиться к дэйлор завтра утром, – твердо молвил он, выкладывая на столешницу еще один золотой, – ты проводишь нас, уважаемый Коэн?
– Если добавите еще динар, – ухмыльнулся бритоголовый хозяин таверны.
…Они покинули город, едва забрезжил рассвет. Альхейм, который последний раз ездил верхом лет двадцать назад, с трудом верил, что позволил взгромоздить себя на лошадь.
– Но пешими идти далеко, а возок не проедет, – категорично заявил Коэн, – если желаете, господин, я вас привяжу к седлу.
Это было уже слишком! Ведь, привязанный, Альхейм стал бы абсолютно беспомощным, считай – пленником своенравной лошади, а то и самого Коэна. Поэтому маг отказался от дополнительного закрепления своего тела в седле, но теперь жалел об этом, судорожно цепляясь за седельную луку и съезжая то на один, то на другой бок.
Заметор же, как назло, ехал ровненько, играючи – словно всю жизнь только этим и занимался. Ну, а Коэн сидел в седле как влитой.
– К полудню приедем, – заверил парень, – езжайте за мной.
И, к ужасу Альхейма, пустил коня крупной рысью.
– Зачем так быстро? – попробовал пошутить маг. Но Коэн и ученик стремительно удалялись, и ему ничего не оставалось, как пришпорить свою кобылу. Настырная животина заржала, закусила удила – и взяла с места так резво, что несчастный Альхейм едва удержался на ее спине. Впрочем, через некоторое время он слегка освоился и даже начал посматривать по сторонам.
…Ехали через присыпанное снежком поле, исчерканное звериными стежками. Впереди темнел небольшой пролесок, где, по словам Коэна, и поселился изгнанник.
– Вы, господин маг, только повежливее с ним. Как-никак, из благородных, хоть и нелюдь.
Альхейм молча кивнул. Невзирая на все неудобства верховой прогулки, ломоту в пояснице и коленях, впервые за много лет в его душе засверкала надежда, согревая и придавая сил. Неужели он все-таки откроет Черный город, и те знания, что веками копились в его стенах, будут принадлежать ему, Альхейму Шентарийскому, самому обычному чародею с восточного побережья? Верилось в это с трудом. Тем более, что пока что все шло слишком гладко – и даже как-то обыденно.
А между тем кони шли по узенькой, едва заметной тропинке, и по обе стороны к небу тянулись молоденькие осинки, березки, переплетаясь над головой хрупкими ветками-пальцами.
Коэн натянул поводья, подождал, пока Альхейм поравняется с ним.
– Глядите, господин. Вон его дом.
Маг посмотрел в направлении, куда указывал палец тавернщика – и правда, шагах в ста, на небольшом пригорке, стоял аккуратный сруб, и из трубы, добротной каменной трубы, сизыми облачками поднимался вверх уютный дымок.
Не говоря ни слова, Альхейм пришпорил кобылу, но Коэн успел схватить ее за уздечку.
– Не торопитесь, господин маг. Нелюдь-то бережется, ловушек понаставил. К нему так просто не подъехать.
И медленно поехал вперед, озираясь, вглядываясь в одному ему понятные знаки на деревьях. Затем Коэн придержал коня, по-особенному посвистел.
Низенькая дверь отворилась, и Альхейм, щурясь и проклиная незоркие свои глаза, уставился на нелюдь. Настоящего мага дэйлор.
– Ториол! – гаркнул Коэн, – пусти нас! Со мной господин маг, и он хочет с тобой говорить…
Нелюдь замер, словно ему под ноги ударила молния, но потом махнул рукой – мол, поезжайте дальше. Коэн подмигнул.
– Не беспокойтесь так, господин. На вас лица нет!
– Я не надеялся на такую удачу, – пробормотал маг.
Хозяин дома встретил их на пороге. Позабыв о приличиях, Альхейм во все глаза таращился на него, стараясь не упустить ни одной детали, и, как малое дитя, удивлялся внешности мага – за всю жизнь ему ни разу не довелось лицезреть живого дэйлор.
Ториол оказался высоким и худым; его длинные, с проседью, волосы были заплетены в тонкие косички, каждую из которых украшала то цветная бусина, то костяная фигурка. Лицо – худое, с запавшими щеками, прочерченное ранними морщинами, уголки бескровных губ скорбно опущены. Дэйлор кутался в накидку, сшитую из волчьих шкур, то и дело поплотнее запахивая ее на костлявой груди, словно ему было очень холодно.
– Доброго дня, Ториол, – Коэн чинно поклонился.
– И тебе того же, – ответил нелюдь. Его тяжелый взгляд намертво прилип к Альхейму, отчего маг почувствовал себя крайне неуютно.
– Господин маг очень хотел с тобой поговорить, – осторожно сказал Коэн.
Дэйлор поморщился.
– Это означает только одно. То, что мне придется убраться отсюда. Ты привел одного мага – может статься так, что завтра их привалит целый десяток.
Тут Альхейм, наконец, решил вмешаться.
– Э… благородный Ториол… Я обещаю, что никто и никогда не узнает о вашем жилище. Меня привели сюда важные дела, и я несказанно рад, что могу обсудить их с вами…
Дэйлор чуть заметно скривился, но затем растянул губы в холодной улыбке.
– Прошу в дом. Будьте сегодня моими гостями.
…Жарко топилась каменная печь, и оконца, затянутые пузырями, запотели. Гости уселись на широкие лавки; Ториол поставил широкие чашки и принялся разливать горячий травяной отвар. Заметор понюхал и подозрительно взглянул на дэйлор.
– Что это, благородный Ториол?
– Травяной чай, – равнодушно отозвался нелюдь. Он отставил ковш обратно на печь и уселся напротив гостей. Не торопясь пить, обхватил тонкими пальцами горячую чашку и сонно прикрыл глаза.
Была во всей его внешности какая-то отрешенность, тихая безнадежность и усталость. Словно, утратив Дэйлорон, он уже не жил – а скорбно доживал свои дни.
– Итак, что вас привело в мое скромное жилище?
Коэн молчал, прихлебывая кипяток, и Альхейм понял, что настало время изложить суть вопроса.
– Благородный Ториол. Меня зовут Альхейм, из Алларена. И я приехал сюда, чтобы попытаться заключить сделку с магом из Дэйлорона. Я ожидал долгих поисков, и даже предположить не мог, что мне так повезет… Ну так вот, господин Ториол. Я искал мага из народа дэйлор, потому как мне кажется… да, кажется, ибо письменных источников не осталось, что только человек и дэйлор могут вновь открыть Черный город.
Нелюдь открыл глаза и с интересом воззрился на Альхейма.
– Черный город, говорите? Это не тот ли, что на юге?
– Тот самый, благородный Ториол. Окруженный черной монолитной стеной, с высокой башней в центре… Сколько магов глупо погибли, пытаясь войти в него и разгадать его тайны! А ведь все потому, что никому и в голову не пришло, как именно была закрыта эта древняя цитадель!
– Хм. А вы-то откуда узнали про человека и дэйлор?
– Э… – Альхейм замялся. Рассказать про сон? Но ведь сон есть сон, и даже неприлично магу его положения верить снам… Но все же сказал, – мне было знамение. Или что-то похожее.
Ториол вдруг усмехнулся, отхлебнул горячего отвара.
– Вы безумец, Альхейм. Почему вы так стремитесь войти в Черный город? Вам и жить-то осталось недолго. Ученик у вас есть, передайте ему свои познания…
– Но ведь за кольцом черных стен много веков дремлют истинные сокровища. Почему бы не выдернуть их из праха забвения? Я хочу предложить вам, Ториол, сделку. Взаимовыгодную. Мне довелось прочесть в одной старой книге, что знания в сердце черной цитадели вознесут мага на вершину могущества. Я прошу вас отправиться со мной в Алларен, вместе войти туда и разделить со мной все, что мы там найдем. Подумайте, разве не хотелось бы вам вернуться в Дэйлорон столь могущественным, что враги ваши преклоняли бы колена и целовали бы следы ваших ног?
Дэйлор улыбнулся. Примерно так же, как мудрый наставник улыбается глупому юнцу…
– Я не буду заключать эту сделку, уважаемый Альхейм.
Маг ощутил, как сердце словно плюхнулось в холодную полынью.
– Но…
Ториол поднялся из-за стола, поправил меховой плащ.
– А теперь послушайте меня, господин маг. Я знаю о Черном городе мало – но уж несравненно больше вас, уж извините. И говорю вам – забудьте об этой дурацкой затее. Живите в свое удовольствие, наслаждайтесь тем, что вам отпущено.
Альхейм тоже поднялся. В душе поднимался мутной волной гнев. Да что он возомнил о себе, этот братоубийца?
– Вы не могли бы объяснить? Я не понимаю вашего нежелания… Быть может, оттого, что я – человек, и вы не желаете отдавать сокровища дэйлор врагу?
Ториол лишь покачал головой.
– Вы неправильно меня поняли, Альхейм. Сейчас мне плевать на дэйлор, особенно после того, как меня едва не убили. Но то, что мне известно о цитадели черного Магистра… О, этого тоже слишком мало, но одно я вам скажу – нет сейчас такого дэйлор, который бы мог вместе с вами туда войти! Садитесь, прошу вас. Если вам действительно интересно, я расскажу то, что знаю.
Проклиная ноющую поясницу, Альхейм опустился обратно, поерзал на жесткой скамье. Все-таки этот дэйлор вовсе не издевался, и не смеялся над ним, немощным стариком. Похоже, он и вправду знал нечто такое, о чем умалчивали людские хроники…
А Ториол принялся расхаживать по дому, все также кутаясь в накидку.
– Все дело в том, Альхейм, что черный город – а на самом деле у нас его называли Закрытым городом – проклятое место для дэйлор. Когда-то… его построил один магистр. Этот дэйлор смог обратиться к силе, чуждой моему народу; сам он изменился, перестал быть дэйлор – но стал невероятно могущественным. Потом к нему потянулись ученики, но по-прежнему никто не знал, чем именно занимаются они в Закрытом городе. И точно также никому не было известно, каким образом получается так, что обычные дэйлор начинают видеть Силу, которой пользуются n’tahe, или по-вашему – темная нелюдь. Они слишком хорошо хранили свои тайны. В Дэйлороне один магистр сменял другого, а в Закрытом городе по-прежнему правил первый, тот, кто его создал. Было похоже, что этот не-дэйлор поймал за хвост бессмертие, продав себя темной силе… А потом, спустя века, Закрытый город опустел. Кто-то попытался проникнуть в него – ничего не вышло. Ни один из ныне живущих дэйлор не видит той Силы, которой замкнут город, понимаете? Вам скорее надо обратиться за помощью к высшим вампирам, чем ко мне.
Он остановился и развел руками. Мол, хотел бы помочь – да не могу. Альхейм, чувствуя, что стоит на краю пропасти отчаяния, умоляюще поглядел на дэйлор. Откашлялся.
– И что, неужели и правда в Дэйлороне никого нет, кто бы мог войти… в Закрытый город?
Ториол усмехнулся.
– Мне жаль, что я не помог вам, Альхейм. Как я уже сказал – нет сейчас среди живых того, кто мог бы это сделать. Если бы такой дэйлор жил среди нас, об этом бы все знали. Даже я, изгнанник… И еще, говорят, плата за обладание той Силой… Непомерно велика для дэйлор.
Обратный путь проделали в полном молчании. Заметор то и дело бросал на Альхейма унылые взгляды, но маг едва замечал их. Он думал об изгнаннике, и о том, что от него услышал. Неужто и вправду никому из ныне живущих не было суждено прикоснуться к древней сокровищнице знаний?.. Возможно, что и так. И стоит ли продолжать попытки, если нет того, кто мог бы войти в Закрытый город?
Альхейм вздохнул. Было похоже на то, что вся его жизнь ушла вникуда. Он не сделал ничего такого, за что бы его могли вспомнить потомки… Он даже не удосужился обеспечить продолжение своего рода. И призрак черной башни так и остался далеким миражом.
Узел судьбы
Сад Великого Магистра запорошило мягким снегом. Розовый закат отражался в каждом кристаллике льда, нежным румянцем ложился на белые рукава деревьев. Дышалось легко; изо рта вырывались облачка легкого пара и мгновенно растворялись в застывшем воздухе.
Варна шагал чуть сзади Великого Магистра, рассеянно наблюдая, как край алой накидки Учителя оставляет в снегу шершавую ложбинку. Старик что-то бормотал себе под нос, но Варна не обращал внимания: последнее время здоровье могущественного чародея оставляло желать лучшего, он то и дело проваливался в бездну тихого помешательства и нес полнейшую околесицу. Оставалось только с самым смиренным видом пропускать болтовню старого безумца мимо ушей и думать о том, что на самом деле было важно.
Вот и сейчас мысли Варны были далеки и от бреда Учителя, и от сада, набеленного мягким снежком.
…Ранней осенью Великий Магистр особенно захворал, все так и думали, что соединится с духами предков – ан нет, выдрался из когтей смерти… Варна днями и ночами дежурил у постели старика, готовил укрепляющие зелья, подпитывал учителя живой силой Дэйлорона. Прочие ученики магистра не пытались оспаривать право находиться у постели больного, негласно признавая Варну лучшим; и получилось так, что маг из правящего дома д’Кташин на протяжении лунного круга заменял для дэйлор Мудрейшего.
Обращались к нему иногда с важными делами, а порой и вовсе без повода; словно чувствовали, кто станет следующим Великим Магистром. Большую часть дел Варна тогда без зазрения совести водрузил на плечи благородного Акки – ну да оно и понятно, невозможно поддерживать угасающую жизнь в отжившем свое теле и одновременно разбираться в склоках магической братии. Но все-таки был один случай, который запомнился.
…Он задремал в кресле рядом с постелью больного; проснулся оттого, что кто-то деликатно тряс за плечо. Оказалось, в спальню Великого Магистра неслышно просочился один из младших учеников, Эттер д’Халем.
– Зачем ты здесь? – Варна хмуро поглядел на дэйлор, – если что не ладится, обратись к благородному Акки!
За окном стояла глубокая ночь; масляная лампа моргала тусклым огоньком на сквозняке. Хотелось спать – так, как может хотеться после двух суток бодрствования.
Эттер поклонился.
– Я понимаю, что тебе, Варна, не до нас. Но случай столь любопытный, что я решил тебя оповестить.
Потерев воспаленные глаза, маг снова откинулся на мягкую спинку кресла. Прищурившись, оглядел Эттера с ног до головы; похоже было на то, что маг только что вернулся из небольшого путешествия. По крайней мере, на мантии налипли комки глины.
– Рассказывай, – шепотом приказал Варна, – только короче. Как ни банально звучит, но мне бы хотелось вздремнуть до того, как проснется Великий Магистр.
Эттер торопливо кивнул.
– На наш карательный отряд напало нечто, по природе близкое к n’tahe.
– И ради этого ты меня будил?
– Но то, что осталось от воинов… Народ зла никогда не атакует магией! Они могут грызть, рвать…
– И что ты там нашел? – Варна, не скрывая иронии, смотрел на Эттера. Это ж надо! Немолод уже, а как будто только вышел из кокона… Удивляется тому, что каратели влезли в гнездо высших вампиров… Да и остались там навеки.
– Я нашел там пепел, Варна. Не более. И – я утверждаю – это была магическая атака, я замерил спектральные показатели – Сила Отражений. И ни одного n’tahe в округе на десятки лиг! Я вот о чем думаю… Может, кто из людей обратился к этой силе? Или, что еще хуже, дэйлор? Кто это мог быть?
Варна раздраженно потер заросший щетиной подбородок. Кто это мог быть… И, во имя Предков, как же хочется спать!
– Быть может… – Эттер замялся, а потом выпалил, – быть может, мы вместе туда отправимся, чтобы ты осмотрел местность?
– Не вижу надобности смотреть на пепелище… И далась же тебе эта магическая атака! Тебе ведь известно, что высшие n’tahe иногда пользуют Силу Отражений…
– Да, но они, как правило, потом пожирают жертву…
Теперь уже Варне захотелось схватить зануду за шиворот и выкинуть вон из спальни. Веки сами собой закрывались, и невероятно трудно было смотреть на Эттера.
– А если… – назойливый маг наклонился к самому уху Варны, – а если кто-нибудь из дэйлор мог… ведь был же когда-то черный…
И тут завозился среди подушек Великий Магистр. Варна скрипнул зубами – а ведь как хотелось поспать – и, схватив со стола успокаивающее зелье, принялся поить старика. Процедил сквозь зубы:
– Эттер, иди, иди. Если есть желание, от моего имени собери десяток магов, прочешите пограничные земли, да чтобы ни одного n’tahe там не осталось… О результатах доложишь Акки.
…Эттер сделал все, как сказал Варна. Убили десяток болотных ночниц, трех зеркальников и одного упыря. Потом Варна как-то забыл об этом случае… А на днях пропал, бесследно исчез д’Халем – вот и вспомнилась та ночь. Мага искали везде, и с помощью магии, и без – но с одинаковым результатом, и под конец пришли к неутешительному выводу, что продолжать поиски бесполезно. Если Эттер жив и в здравом уме, то вернется сам…
«Может быть, и нужно было мне отправиться тогда с ним?» – думал Варна, вышагивая за стариком в красной мантии, – «а ну как отправился Эттер, никому не сказав ни слова, заниматься исследованиями Народа Зла и искать тех, кто мог использовать магию?»
На сердце лежал камень. И отчего-то чувствовал себя Варна виноватым перед исчезнувшим коллегой – хотя, уж конечно, ни о какой вине речи идти не могло.
– Варна, – позвал старый маг, останавливаясь, – грядут плохие времена.
– Да, Магистр, – Варна не считал нужным спорить, ибо это было бесполезным в силу душевного состояния Учителя.
Старик медленно обернулся и в упор взглянул на своего немолодого уже ученика.
– Недолго мне осталось, – осыпающимся инеем прошелестел его голос, – кто займет мое место после того, как я встречусь с духами Предков?
Взгляд Магистра был ясен, как в былые времена, и Варна подумал, что болезнь немного отпустила.
– Все будет зависеть от вашей воли, Учитель, – сказал он с легким поклоном.
– Да, да, от моей, от чьей же еще, – Магистр хихикнул и затряс лысой головой, – иногда мне кажется, что ты лучше всех подходишь для того, чтобы продолжать мое дело…
Вот оно как… Стать преемником самого Великого Магистра! Варна много раз думал над этим, анализировал способности всех учеников, и многократно приходил к выводу, что он более прочих наделен властью над Силами мира; он уже привык к мысли о том, что, когда настанет время выбирать нового Великого Магистра, он станет первым претендентом. А потому сказанное стариком не удивило и не обрадовало.
– Я готов продолжить ваше дело, Учитель, – спокойно сказал Варна, – и вы знаете, что я буду прилагать все усилия, дабы обеспечить мир и процветание Дэйлорону.
Магистр снова хихикнул, и его взгляд подернулся дымкой безумия.
– Я никогда не слышал о маге более могущественном, чем основатель Черной цитадели, – хрипло прокаркал он, – но он умер… давно соединился с духами предков, и теперь осмелели люди, тянутся к священной земле дэйлор!
– Учитель, позвольте, я провожу вас в покои, – только и заметил Варна, – вам нужно отдохнуть.
Внезапно Магистр вцепился костлявыми, как птичьи лапы, руками в ворот его мантии; глаза, наполненные страхом перед неотвратимым небытием, оказались совсем близко, так близко, что Варна увидел сеточку кровеносных сосудов, пронизавших белки.
– Хватит ли у тебя сил, чтобы бороться? – просипел старик, – ты уверен, что это будет тебе по силам?!!
…Тиннат оказалась странным созданием. В ней самым невероятным образом уживались шумное легкомыслие и тихая вдумчивость, изысканность орхидеи и развязность рубахи-парня. Утром она была одна, к вечеру – совсем другая. Словно в одном человеке жил по меньшей мере десяток самых разных Тиннат, и этого Ильверс не мог понять, как ни пытался. Но была во всем этом единственная правда: при всем непостоянстве Лисица оказалась единственной преградой между Ильверсом и замершим в ожидании черным сердцем Алларена. Она заполнила собой все дни и ночи, и дэйлор уже казалось, что он постепенно становится прежним, выныривая из мертвых глубин безразличия; сам того не подозревая, он уцепился за спасительную соломинку, по пояс в вязком болоте силы отражений, не сводя глаз с яркого сияния вокруг Тиннат.
Правда, стоило ему опустить взгляд и поглядеть, образно выражаясь, себе под ноги, как циничный рассудок начинал нашептывать о том, что все надежды на исцеление – самообман, что Ильверс д’Аштам уже никогда не будет прежним, обычным дэйлор, и что он, поддавшись соблазну плотских утех, позабыл о самом главном. О мести. О власти и могуществе. И о том, что ему нужно любым путем попасть в Черный город.
Но Лисичка была рядом, и это давало надежду.
– Зачем тебе это злое место? – горячо шептала она, – не думай о нем. Забудь. Давай лучше думать о том, как нам хорошо вместе. Разве не стоит жить только ради этого?
Ильверс ничего не отвечал, потому что на самом деле не знал, как поступить правильно. Ему было хорошо, беспредельно хорошо с этой человеческой женщиной, но точно также шипом в сердце засело осознание того, что он безвозвратно изменился в ту, последнюю ночь.
…Продолжая в отчаянии цепляться за паутинку надежды, дэйлор вспомнил брачные обычаи своего народа. И предложил Тиннат бросить Алларен и уехать далеко-далеко, купить маленький домик и жить в тишине и уединении. Она лишь беззаботно тряхнула кудрями.
– Но куда же мы уедем, Ильв? Не в Дэйлорон ли, где тебя едва не убили?.. К тому же, разве я могу бросить город белых башен? Это же самая настоящая золотая жила! Не думай об этом, мы здесь и сейчас, и это главное…
Ильверс настаивал. Решив, что Тиннат не хочет уезжать с ним потому, что брак человека и дэйлор бесплоден, он даже предложил ей выбрать кого-нибудь в отцы будущему ребенку, чтобы потом Ильверс воспитывал его, как своего. Лисица, зло ощерившись, дала ему пощечину и убежала к себе; это оказалось больно, обидно… И вновь нахлынула тусклая волна безразличия, прохладный мрак ласкающее охватил, обвил своими бесформенными щупальцами… Утешая, навевая покой.
Той же ночью Ильверс отправился к Черному городу.
Он без приключений миновал кварталы, находящиеся под опекой Ловкача, пересвистываясь с парнями; здесь его теперь знали как Мага-Ходячую-Смерть и уважительно сплевывали себе под ноги, едва завидев. Потом Ильверс прошелся по улице Горшечников, свернул в Купеческий квартал, затем – в Розовый переулок, который одним своим рукавом упирался в глянцево блестящую черную стену. Впрочем, только на первый взгляд – «упирался». Бросалось в глаза, как жмутся каменные дома друг к дружке, словно опасаясь прикоснуться гладкими боками к стене. В результате вокруг Черного города образовалось пустое пространство, и ничто не мешало Ильверсу обойти всю цитадель.
Он так и сделал – неспешно пошел вдоль стены в поисках ворот или какого-нибудь бокового хода. Ночь была студеной, холоднее, чем все предыдущие; тучи, много дней подряд извергавшие дождь, наконец, отправились куда-то за край мира; на темном небосводе ярко засияли звезды и две луны – большая и малая, еще не вошедшие в пору полнолуния, но уже достаточно округлые, формой напоминающие широко распахнутый глаз. Под ногами хрустко ломались звездочки льда, а ветви розовых кустов, столь любимых богатыми горожанами, были присыпаны инеем, распадавшемся при первом же прикосновении ледяной трухой.
Ильверс шел, время от времени останавливаясь и прислушиваясь – а не проходит ли рядом патруль? Но нет – все было тихо, так тихо, как только и может быть в морозную зимнюю ночь, широко распахнувшуюся навстречу звездам.
Дэйлор слушал не только ночь. Обострившееся восприятие скользило по стенам, гладким, без единого шва, будто вытесанным из гигантской глыбы; тянулось к пульсирующему далеко внизу сгустку Силы – но черное сердце мягко и настойчиво отталкивало, словно намекая – мол, войди сперва в город, и получишь все.
Он даже не задумывался, зачем ему это, зачем идти в гнездилище чуждой и темной силы; он просто знал, что надо. А еще знал, что рано или поздно, он туда войдет.
…Ильверс остановился, глубоко вдохнул морозный воздух – и коснулся едва заметного выступа. Вот и вход, скрытый от всех – но только не от него, видящего силу Отражений. Дэйлор нажал на камень; в толще стены что-то хрустнуло, как ломаемая косточка, зашуршало, заскрежетало… И каменный блок высотой в полный рост Ильверса растворился в темноте. Дэйлор хмыкнул, остановился напротив лаза и заглянул внутрь. Там, искрясь в лунном свете, из земли пучком вырастали башни, а к ним, как птенцы к матери, жались низенькие, глухие постройки. Оказалось, что в стенах заключено куда большее пространство, чем могло бы показаться снаружи… И все дышало спокойным величием прожитых веков, и звало, манило внутрь.
– Ну, разумеется, – ехидно заметил Ильверс, – так я и поверил!
Вместо того, чтобы шагнуть в тоннель, он закрыл глаза и попытался увидеть все скопления Силы, собранные за черной стеной. В следующий миг он с удивлением присвистнул и подумал о том, что даже ему, хорошо видящему Силу отражения, не стоит сломя голову лезть в город: помимо угрожающе-нависших черных щупалец, крюков и челюстей, понятных Ильверсу, было там еще кое-что другое, совсем иной природы, невидимое – но вполне ощущаемое. Людская магия. И, уж конечно, куда как сложнее, чем ловушки на дверях горожан.
Каменная дверь неслышно стала на место. А Ильверс, не торопясь уходить, прислонился лбом к холодной стене.
Теперь… Все вернулось на круги свои. Черный город звал его и ждал, да и сам он, принадлежа силе Отражений, уже почти сросся с этими благородными черными стенами. И с тем, что веками спало в их бережных объятиях. Как же глупо было дергаться, пытаясь выпутаться из этой обманчиво-мягкой паутины, цепляться за крепкие руки Тиннат, надеясь на возвращение к прежней жизни!
Ильверс поймал себя на том, что смеется. И отчего истина открылась ему только сейчас, и столько времени пропало даром?..
Но он все же не мог пока что войти в Черный город, а потому вернулся ко двору Томми. Застав у себя Лисицу, и почти не глядя ей в глаза, дэйлор сказал почти то же самое, что когда-то сказал Золюшке.
– Я не самая лучшая для тебя копания, Тиннат. Нам лучше расстаться. Прости. Я был виноват с самого начала, да и не нужно было ничего начинать.
Она вздрогнула, поникла, как увядший на корню цветок. И, не говоря ни слова, ушла. А Ильверсу запомнился ее последний взгляд – взгляд побитой собаки.
– …Глядите, парни, осторожнее, эта женщина, говорят, в магии сильна, – напутствовал Ловкач, ковыряясь в зубах грязной щепкой, – для того тебя, Маг-Ходячая-Смерть, и берем!
Дэйлор молча кивнул. Ловкач замахнулся на роскошный особняк в Купеческом тупике; владелица сего жилища, по слухам, обитала там совершенно одна, и на улицу, кроме как в закрытой повозке, не показывалась и вовсе. Ловкач уже давно присматривался к этому дому, прикидывал, сколько столового серебра можно оттуда вынести – но отчаянно трусил. Ибо нехорошие слухи ходили по Алларену – слухи о том, что хозяйке особняка не чуждо искусство магии.
– Ты, маг, прикрываешь, – без конца зудел и зудел Ловкач, – глядите у меня… Все, что найдем, разделю по-честному. А тебе, Ильверс и поверх чего подброшу. Все, как договаривались.
Дэйлор раздраженно передернул плечами: и когда же этот болван замолчит? Сколько можно говорить одно и то же, даже тогда, когда они стоят позади особняка, среди костлявых зимних теней старых лип?
Кроме Ильверса, в дом магессы отправились четверо ночных братьев: Малыш, Клыкастый, Котяра и, собственно, Ловкач. За исключением Малыша, все они питали к дэйлор, то есть нелюди, достаточно живую ненависть; Ильверс был прекрасно об этом осведомлен, и не сомневался – если что-то пойдет не так, обязательно попытаются перерезать глотку. Попытаются – ибо давать себя в обиду дэйлор вовсе не собирался.
Томми кивнул Ильверсу.
– Давай, маг. Твоя очередь.
Дэйлор молча кивнул. Прикрыл глаза, заставляя себя чувствовать тонкую паутину опасности. Хмыкнул презрительно – чародейкин дом, а ведь все, как обычно… Как и в тех особняках, где они побывали.
– Прут, – сказал он, не оборачиваясь.
Его пожелание было тотчас исполнено: Котяра сунул в ладонь тонкий железный прут, выкованный специально для Ильверса. Дэйлор аккуратно просунул его в замочную скважину, повертел, толкнул что-то маленькое, жесткое. И все. Магическая связь разрушилась по ту сторону двери, и ощущение приготовившейся к броску опасности ушло.
Ильверс молча шагнул в сторону, освобождая дорогу другим.
Вперед выступил Клыкастый с набором отмычек. Щелчок – и дверь черного хода мягко распахнулась, пропуская грабителей.
– Иди вперед, – хрипло шепнул Ильверсу Ловкач. Дэйлор покосился на него – и едва сдержал презрительную улыбку. Потому что Томи Ловкач боялся: его маслянистые глазки бегали туда-сюда, на лбу выступили мелкие капельки резко пахнущего пота. Великий Томми боялся магессу!
Внутри было темно и тихо. Витала странная смесь ароматов – какая-то изысканная пряность, запах свежих яблок и еще что-то непонятное, приторное до горечи во рту. Куда-то вбок уходил коридор, наверх – красивая мраморная лестница. На полу лежали осколки лунного света.
– Сперва – наверх, – шепнул Томми.
…Они, крадучись, одолели скользкие каменные ступени; Котяра бесшумно крался впереди, держа наготове нож; следом шел Ильверс, осторожно прощупывая каждый локоть пространства вокруг в поисках западни; замыкали шествие Ловкач и Малыш. Затем – арка, украшенная причудливой лепниной. И небольшая, идеально круглая, комнатка с окошком, выходящим в сад.
Воры остановились. Из круглой комнаты вели три совершенно одинаковых на вид двери. На вопросительный взгляд Ловкача дэйлор только закрыл глаза, прислушиваясь, пытаясь понять, куда им лучше отправиться… Комнаты слева и по центру пустовали, а вот последняя дверь вела в жилое помещение. И там… Ильверс подобрался, как хищник перед прыжком – там спокойно, сонно билось чье-то сердце.
– Полагаю, хозяйка дома там, – шепнул он Томми, – значит, нам лучше вот в эти две комнаты…
– Что за чушь! – Ловкач прищурился, – если она одна на весь дом, то мы ей быстро язык-то развяжем. Где она хранит свои камешки и золотишко! Проверь, все ли чисто за дверью.
– Но… – Ильверсу показалось, что вовсе не он, а Ловкач несет совершенную околесицу, – зачем? Когда все можно сделать тихо… Никто и не заметит…
Даже в потемках стало видно, как побагровело лоснящееся лицо Томми.
– Делай, что говорю, маг, – шикнул он, – проверяй.
Дверь оказалась чиста, и дэйлор невольно посочувствовал хозяйке, которая, в силу чисто человеческой самоуверенности, решила доверить свои жизнь и богатства простой ловушке на черном ходе.
Клыкастый и Котяра ворвались в спальню; перед Ильверсом на мгновение предстала мирная картина сна одинокой женщины – а в следующий миг она проснулась. Не издав ни звука, метнулась к безделушкам на столике рядом с кроватью, но парни Ловкача оказались быстрее: Клыкастый одной рукой схватил женщину за горло, вдавливая в пуховые подушки, другой закрыл ей рот.
Теперь, когда все было сделано, наступил черед Ловкача.
Ильверс, не желая ни слышать, ни видеть того, что могло воспоследовать через некоторое время, отвернулся. Хоть и было все равно, что они сделают с этой якобы магессой, которая и себя-то защитить не смогла…
Он принялся рассматривать те вещицы, которые так и остались беспомощно лежать на столике: небольшой полированный камешек ярко-синего цвета, маленькая золотая фигурка ящерицы и маленький, не больше ногтя, мешочек, набитый чем-то зернистым. Может, и правда, не лгала людская молва? Иначе – зачем простой женщине столь странный набор предметов? И отчего она, как безумная, рванулась именно к ним?
… – Лучше тебе сразу сказать, где золотишко прячешь, – сладенько сочился голос Ловкача, – не то я тебе такую жизнь устрою, что пожалеешь.
Молчание в ответ.
Но как можно говорить, когда грязная лапа Клыкастого зажимает рот? Ильверс снова отвернулся и принялся рассматривать камешек, ящерку и мешочек. Вот бы знать, что на самом деле хотела женщина от этих занятных вещиц…
Дэйлор попытался прочувствовать то, что могло в них скрываться; в первый миг – не ощутил ничего, кроме покоя, пустоты и легкого разочарования. А уже на следующем вздохе…
– Ого! – невольно вырвалось у него.
– Что тебе? – раздраженно обернулся Ловкач.
– Нет, ничего… – Ильверс покачал головой, – прости.
– Не мешай, Ходячая Смерть, – просипел Котяра, – лучше возьми Малыша, да идите вниз. А то в прошлый раз мальчишка уделался.
– Будь по-вашему, – дэйлор невозмутимо пожал плечами, – иди, Малыш, к выходу. Я за тобой.
Три маленьких вещицы излучали опасность. И не просто опасность, как ловушка на дверях – а нечто сродни тому, что Ильверс ощущал за стенами Черного города. Принять решение оказалось легко, даже слишком легко, словно и не было тех дней, что прожил он с Ловкачом и его ребятами.
– … Ну так что, будешь говорить или нет? – поинтересовался Ловкач, поглаживая лезвием ножа шею беззащитной магессы.
Ильверс закрыл глаза. Все получается куда лучше, когда не видишь мира простого, состоящего из обычных вещей – и когда перед глазами только потоки Силы и сочные багровые сгустки жизни в существах, находящихся рядом.
– Что?!! Что… ты… делаешь? – сдавленно прохрипел Томми. Больше он ничего не сказал – не успел. Тело Клыкастого вскинулось в воздух, неестественно выгнулось, до хруста в шейных позвонках – и затихло уже на полу. Котяра глухо вскрикнул, метнулся к двери – но его сердце, сжатое черными пальцами, лопнуло в шаге от мнимого спасения.
– Ильверс?!!
Дэйлор крутнулся и замер, уставившись на Малыша, которого угораздило вернуться. Как ни странно, мальчишка очень быстро понял, что явился не в урочное время.
– Ильв… Ох, Ильв… Но зачем?
Черная плеть нежно обхватила его за шею – такую белую и нежную, пульсирующую кровью… Малыш вздрогнул, словно ощутил прикосновение и тут же грохнулся на колени.
– Ильв… Не надо… Я же и не пожил еще, чтобы к Хаттару отправляться!
Дэйлор шагнул к нему, не ослабляя плеть. Любого другого он бы убил, не задумываясь, но этот – этот все еще напоминал ему Золюшку. Процедил сквозь зубы:
– Нас всех убила магесса. Понял? Проболтаешься – убью. Ты меня знаешь.
Малыш, замерший под его взглядом, вдруг встрепенулся, и, шмыгая носом, попытался приложиться поцелуем к башмаку. Ильверс попятился.
– Ну. Пошел, пошел. Запомни, что я тебе сказал.
– Да, Ильв, да… Хаттар не забудет тебе этого, я буду молиться за тебя… Да!
С трудом поднявшись, Малыш шмыгнул прочь, протарахтели его шаги по лестнице, хлопнула дверь – и все стихло.
Теперь… Ильверс медленно обернулся.
Магесса сидела на кровати и растирала надавленную шею, в то время как ее взгляд заинтересованно буравил дэйлор.
Она оказалось довольно молода и – по меркам все тех же дэйлор – страшно уродлива. Впрочем, и люди бы не сочли ее красавицей: все у нее было острым, слишком худым – и тело, и лицо. Да еще через всю щеку, наискосок, шел застарелый рваный шрам.
– Ну, и что тебе нужно от меня? – спросила она, – что им было нужно, я уже поняла.
Кивок на три застывших тела.
– А ты что хочешь? Что ты ищешь, дэйлор?
