Принц для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна

Чутье меня не подвело. Не прошло и часа, как я заметила очевидные свидетельства того, что где-то совсем рядом располагается карьер, являющийся источником некоего ядовитого вещества, отравляющего все живое в радиусе нескольких километров. Здесь не было ничего, кроме растрескавшейся, пересохшей земли, усыпанной обломками черного, спекшегося шлака. В этих проклятых богами краях не рос даже неприхотливый северный лишайник, не журчали крохотные ручьи талой воды и не водились закаленные скудостью корма лемминги[36], многочисленные колонии которых я угощала крошками со своего стола. И только ветер, с хохочущим завыванием проносящийся над оголенной, твердой как камень почвой, каким-то непонятным мне образом выживал среди этого мрачного царства хаоса и запустения. Я содрогнулась от ужаса, подумав: неужели тут все-таки найдутся какие-то несчастные существа, медленно и мучительно погибающие от разъедающей плоть и душу радиации и не имеющие возможности скрыться от гнева безжалостной Ринецеи? Малыш испуганно замер у меня в животе, свернувшись в клубочек и стремясь укрыться от свирепствующей снаружи смерти. Исполненная гнева и жалости, я ускорила шаг, желая как можно быстрее увидеть горемык, которые являлись пленниками этих кошмарных мест. И встреча с ними стала неизбежной, потому что впереди замаячили очертания убогих, перекошенных бараков, из которых выползали жалкие, скрюченные фигурки тех, кто ранее назывался свободными людьми, эльфами и орками, а ныне превратился в обреченных на гибель рабов злобной демоницы.

Генрих почувствовал сухость во рту и резким движением открыл глаза. Прищурился, радуясь тому, что он жив, здоров и невредим, одновременно с этим упиваясь обрушившейся на него палитрой цветов и причудливых световых пятен. Небо оказалось ослепительно голубым и чистым, как слеза девственницы, бок ивовой корзины — мягко-коричневым, плащ Марвина — изысканно-серым, с частым вплетением благородной серебряной нити, а сапоги орка — изрядно поношенными, заляпанными засохшим навозом, и пахло от них, надо признать, отнюдь не розами…

— Гоблины! — с чувством рявкнул барон, с трудом соображая, где находится верх, а где — низ; барахтаясь, путаясь в чьих-то конечностях, но все же переводя себя в сидячее положение. — Гоблины драные, так это все-таки сон или явь? — Ведь он-то всерьез надеялся, что очнется сейчас на своем кожаном диване в кабинете (куда сбежал из супружеской спальни от беременной, а потому несносно придирчивой и сварливой жены) и все привидевшиеся ему приключения окажутся всего лишь сном. Живописным, невероятно увлекательным — но именно сном!

— Ну и дела! — пискнул кто-то голосом Ланса у сильфа за спиной, а потом попросил совсем придушенно: — Дорогой, ты, конечно, красавец мужчина, но, пожалуйста, слезь с меня…

— Да какая мне нужда на тебя залезать? — Де Грей подпрыгнул, будто ошпаренный, треснулся затылком о бок корзины и неловко свалился обратно. — Упаси меня Аола от подобного счастья!

— Вот-вот, и сам, глядишь, целее будешь! — насмешливо пробасил Огвур. — Натурал! — Причем вполне безобидный намек на нормальную половую ориентацию сильфа в устах орка звучал похлеще самого скабрезного ругательства.

— А мне снилось, будто занимаюсь я любовью сразу с тремя прелестными эльфийками, — сладко промурчал некромант, насмешив друзей своим гнусаво-гайморитным прононсом[37], — но, боясь вызвать гнев моей супруги Лепры, девицы лежали недвижимо, словно бревна…

— Видел бы ты, брат, что вытворяют умелые красногорские лесорубы на таких бревнах! — беззлобно хохотнул барон, игриво подмигивая.

Но Марвин терпеливо улыбнулся и сделал вид, что якобы не понял более чем прозрачного намека друга.

— А мы ведь вроде бы откуда-то упали? — осторожно поинтересовался полукровка.

— Да не-э-эт, — небрежно отмахнулся барон, — напились мы изрядно, потом забрались в корзину в сарае и задрыхли. А даже жаль, ибо уж очень занятный сон мне приснился — типа летим мы куда-то по воздуху, а потом Саймон вдруг в небе нарисовался, а затем рухнули мы…

— И мне! — перебил барона Огвур.

— Вот то-то и оно! — глубокомысленно поддержал некромант.

— Так не бывает, — на удивление толково опроверг Лансанариэль, — чтобы четверым один и тот же сон приснился…

— А вот спрошу я, — угрожающе процедил сильф, — чего такого убойного азуровские ребята в свою водку намешивают! Или еще лучше — на экспертизу ее к Саймонариэлю отправлю. Вот только как бы его с Поющего Острова к себе в гости зазвать?

— А зачем меня звать-то? — весело полюбопытствовал магистр. — Я сам приду…

Ланс пискляво икнул, орк — рыгнул от неожиданности, а некромант предпочел промолчать.

— …! — витиевато ругнулся Генрих. — Так это не сон!

— Явь, друзья мои, истинная явь. — Призрак Саймона излюбленным жестом погладил свою холеную бородку. — А она всегда намного интереснее снов!

— Зато во сне никого мечами не пыряют! — не остался в долгу сильф, выбираясь из валяющейся на боку корзины.

— Ну так ведь и любовь во сне — не настоящая! — ехидно хихикнул магистр. — Тебе, поди, часто Ульрика снится? А толку-то…

Ответом ему стало сердитое сопение барона, подразумевающее, что маг хоть и добрый, а умеет-таки садистски наступать на любимые мозоли.

Сдувшийся в тряпочку шар покоился на вершине красивого, начинающего чуть-чуть зеленеть пригорка, под склоном которого пробегал игривый ручей. Чудом не развалившаяся при падении корзина лежала тут же. Друзья чинно расселись на пустой оболочке приказавшего долго жить монгольфьера и наслаждались предоставленным Саймонариэлем завтраком. В связи с еще дающим знать о себе похмельем аппетит у всех разыгрался нешуточный.

— Значит, ты нас спас? — придирчиво, но не совсем разборчиво допрашивал мага барон, не забывая уминать поджаристую перепелиную тушку.

— Точно, — лукаво прищурился призрак, — вы падали, а я подхватил шар и обеспечил вам безопасное приземление, причем истратив на это большую часть своей магической энергии, и посему…

— Вернуть нас домой ты сейчас не можешь! — закончил за него Ланс. — Слышали уже, поняли!

— Не могу! — стараясь выглядеть убедительным, драматично вздохнул магистр. — Жизнью клянусь!

— Вывернулся, — хмуро буркнул барон. — Всем известно: эльфы — первейшие вруны и ловкачи. А уж если бессмертный маг жизнью клянется — тут и вообще глухо…

Кажется, призрак покраснел.

— Хорошо, — сбивчиво затараторил он, — клянусь жизнью Ульрики. Это для тебя весомее прозвучит?

Генрих недовольно нахмурился:

— Вот не приплетал бы ты принцессу к своим мошенничествам…

Призрак мага, левитирующий невысоко над холмом, так возмущенно всплеснул ладонями, что мотыльком подлетел вверх:

— Так ведь о ней и разговор!

— Рассказывай, — коротко приказал барон, вытирая салфеткой замаслившиеся пальцы. — Но без околичностей!

— Ну ясно дело, — обрадовался Саймон и немногословно обрисовал все произошедшее на Поющем Острове.

— Вот ведь девка негодная, — раздраженно буркнул орк, — ей бы дома сидеть спокойно, рожать, а она вон чего удумала — за демоницей на драконе гоняться. Вот поймаю Мелеану — самолично ее ремнем выдеру…

— Поймать бы ее еще! — печально вздохнул полуэльф.

Путешественники скорбно помолчали.

— И это еще не все, — продолжил магистр. — Увидел я в хрустальном шаре, что наслала Ринецея на принцессу проклятие страшное, смертное. И хоть отсрочено его осуществление амулетом Чумы, но все равно — рано или поздно оно Ульрику настигнет…

Ланс шокированно ахнул. Генрих судорожно схватился за пояс, отыскивая оставшуюся дома рапиру, не нашел и посерел лицом:

— Что делать-то теперь станем?

Саймонариэль довольно прищурился:

— Есть выход. Где-то в Диких землях хранится одна из Алатор — дага Радужная игла, а именно она открывает путь на Радужный уровень, куда Мелеане попасть надобно. Сумеете добыть дагу и передать ей — принцесса посетит Обитель богов, найдет там источник с живой водой, умоется ею и избавится от проклятия…

— Послушаешь тебя — так все просто! — проворчал орк.

— Я уже устроил ваш отлет на шаре и занес в нужное место, — как ни в чем не бывало продолжил Саймон, — а теперь пришел ваш черед проявлять смекалку да изворотливость.

— С голыми руками? — окрысился Огвур. — Саймон, мы ведь не боги…

— Знаю, — улыбнулся архимаг. — Поэтому я могу исполнить ваши желания, по одному на брата! Вон Марвин уже пожелал завтрак…

— Очень своевременно, — похвалил тысячник, отпивая из бутылки белого эльфийского. — А то несподручно мне это — на больную голову подвиги совершать. А я вчера немного недопи… перепи… — Он запутался в описании своего состояния.

— Ясно, перенедопил! — сочувственно поддакнул Саймон.

Орк облегченно просиял:

— Точно!

— Так чего желаете получить? — поторопил друзей магистр. — Решайте быстрее, а то у меня энергия заканчивается.

— Гиарду! — выкрикнул Генрих, и рапира немедленно упала к его ногам.

— Симхеллу! — потребовал Огвур и безотлагательно получил желаемое.

Саймон выжидательно повернулся к Лансанариэлю:

— А тебе чего хочется?

— Помаду, — чуть подумав, убежденно заявил полуэльф. — Любимую розовую, с перламутром, в сиреневеньком футлярчике! Ну ту самую, что мне Марвин наколдовал, — волшебную, нескончаемую, с охлаждающим эффектом, мятным вкусом и ментолом…

Архимаг оторопело округлил глаза:

— В сире… по… по… чего? Помаду?

— Именно! — беззаботно кивнул полукровка. — Ту самую!

— Да на кой гоблин тебе сдалась эта фигня? — возмущенно заорал Генрих. — Ты чокнулся, что ли? Совсем на косметике помешался!

— Жаль, что она тебе мозги не остудила! — молвил кислым тоном некромант.

— Цыц! — приструнил критиканов орк. — Лансу лучше знать — зачем!

— Пока даже не подозреваю зачем, — меланхолично отозвался полукровка. — Но хоть убей меня на месте, а уверен — она нам понадобится!

Сердце глухо екнуло у меня в груди и почти остановилось, преисполненное жалости к этим убогим существам, сплошь покрытым ужасающими язвами и коростами. Замотанные в лохмотья, оставшиеся от некогда добротной одежды, уродцы баюкали заживо гниющие культи рук, напоминающие корни засохших деревьев. Подслеповато щурясь от яркого солнца, жалкие обитатели вонючих бараков скорбно выползали наружу, разглядывая меня с недоверчивым интересом. Но в передних рядах жалких калек я заметила двух мужчин, еще сохранивших некое гротескное подобие былой привлекательности и внушительности. Первый, бесспорно, являлся троллем, ибо лишь представители этого народа обладают подобными кряжистыми фигурами и широкими, бочкообразными грудными клетками, сплошь заросшими темными волосами. Его черные глаза внимательно следили за каждым моим движением, выражая задумчивое недоумение, исполненное воистину королевской выдержки. Похоже, он усиленно пытался вспомнить что-то чрезвычайно важное и нужное. А вот второй вожак отреагировал на меня далеко не так спокойно.

— Лопни мои зенки! — бесцеремонно заорал он, радостно всплескивая широкими лапищами и хлопая себя по мускулистым ляжкам. — Три волны мне в корму! Да это же баба! Клянусь килем знаменитого клипера[38] «Вепрь» — настоящая баба…

Каторжники растерянно загомонили.

— И что, — насмешливо поинтересовалась я, многозначительно поигрывая одной из даг, — можно подумать, ты прежде никогда женщин не видел?

— Да как не видать-то, кошечка! — глумливо хохотнул мужчина. — И видел, и трогал…

Я с откровенным интересом пристально разглядывала его порядком поредевшую от радиации рыжую шевелюру, самодовольную морду, так и расплывшуюся в сальной ухмылочке, и типично орочью затейливую татуировку, украшавшую еще не успевшие истаять бицепсы. Вне сомнения, выдумщица-судьба свела меня с одним из соплеменников Огвура.

— …только давненько это в последний раз случалось, — нахально продолжил орк, бесцеремонно посвящая меня в подробности своей интимной жизни, — кажется, год назад!

Я сложила губы в трубочку и издала наигранно-сочувствующий свист.

Тролль, наблюдавший за мной со странной смесью сочувствия и озабоченности, сделал шаг вперед и повелительным жестом положил руку на мощное плечо своего товарища по несчастью:

— И не вздумай дотронуться до нее хоть пальцем, Торвен! Ты же видишь, наша гостья — беременна. Я не позволю тебе обидеть слабую женщину, к тому же ждущую ребенка!

Но рыжий Торвен возмущенно стряхнул ладонь тролля и свирепо зарычал:

— Плевал я на ее состояние и твое благородство, Арланмир! Да как ты не хочешь понять — ведь это же баба, живая и настоящая! Знаешь, год воздержания и наша собачья жизнь выжгли из моей души последние остатки щепетильности. Я хочу эту девку, и я ее получу… Причем — немедленно, невзирая на все твои лицемерные расшаркивания. А потом забирай ее и делай все, что хочешь… Кстати, если у нее хватит ума вести себя хорошо, то я постараюсь не причинять ей лишней боли…

Арланмир открыл рот, намереваясь возразить и все еще не теряя надежды уладить дело миром, как вдруг я вызывающе расхохоталась во все горло и двусмысленно подмигнула своему потенциальному насильнику:

— Торвен, а ты в курсе, чем хорошие девочки отличаются от плохих?

— И чем же, киска? — Орк выпятил толстые губы, посылая мне воздушный поцелуй.

— Хорошие девочки наставляют мужчинам рога, а плохие — шишки! — Я звонко причмокнула, сторицей возвращая Торвену его неловкие заигрывания. — Шишки, а порой и шрамы!

— Что, шмара портовая, решила закосить под недотрогу? — вульгарно заржал орк. — А я шрамов не боюсь, они нас только украшают!

— Шрамы-то, может, и украшают, — язвительно протянула я. — А вот шмары мужиков укрощают!

— Торвен, не выставляй себя дураком, не приставай к девушке! — дипломатично посоветовал тролль, не оставляя попыток вразумить зарвавшегося друга.

— Спасибо за подсказку, уважаемый Арланмир, — вежливо поблагодарила я. — Уж Торвену ли не знать — дураков на свете мало, но расставлены они столь грамотно, что встречаются на каждом шагу!

От шеренги каторжан долетело обидное хихиканье. Орк, чувствуя, как его авторитет начинает таять буквально на глазах, и обоснованно опасаясь стать всеобщим посмешищем, гневно сжал кулаки и ультимативно заявил:

— Киска, прояви благоразумие и будь умной девочкой. С тебя же не убудет, если ты ненадолго примеришь на себя роль моей любящей женушки!

— Умные женщины никогда не бывают хорошими женами! — тонко улыбнулся Арланмир.

— Почему? — сразу не дошло до орка.

— Потому что они никогда не выходят замуж! — хохотнула я, молниеносно развернулась на левой пятке, а носком правого сапога заехала Торвену в челюсть.

Зрачки орка полыхнули красным огнем бешенства, он взревел, будто раненый бык, и, оскалив желтые, но по-прежнему крепкие зубы, попер на меня…

Единственное, что я успела сделать, так это снять перевязь Нурилона и сбросить на землю свой тяжелый клинок. Мне вовсе не хотелось травмировать безоружного орка, но зато я собиралась проучить его с лихвой, сразу же наглядно показав всем остальным, кто есть кто. Авторитет — весьма хрупкая и эфемерная штука, завоевывать которую лучше всего сразу же, с первого захода. Сдрейфишь, запоздаешь — и придется тебе впоследствии постоянно оглядываться да чутко спать вполглаза, ожидая подлого удара в спину. Война не прощает трусости и ошибок, а уж попавшие на войну люди — тем более.

Однако униженный моими насмешками Торвен разозлился не на шутку. И тут же выяснилось, что зря я играла в благородство, потому как в лапе орка неожиданно блеснул самодельный нож-заточка, топорно сработанный из узкой полосы отлично закаленной стали. Полуторастороннее[39] лезвие длиной с мою ладонь оканчивалось тяжелой, обмотанной тряпицей рукояткой. Опасная вещица, чрезвычайно подходящая для нанесения нечестных, страшных, вспарывающих живот ударов. Такими ножами, вызывающими брезгливые ухмылки на устах благородных дворян, обожают вооружаться абсолютно чуждые понятию «честь» наемники, мародеры да охочие до грубых потасовок корсары. Впрочем, жаргон Торвена говорил сам за себя, красноречиво подчеркивая его близость к пиратскому ремеслу.

Мои губы искривились в нехорошей улыбке. Рыжий грубиян откровенно нарывался на неприятности, распаленный животной похотью и, очевидно, с рождения привыкший считать женщин чем-то вроде игрушек для мужских утех, людьми второго сорта, не имеющими права на личные убеждения и свободу. Скорее всего, ему даже в голову не приходило, что какая-нибудь женщина однажды посмеет воспротивиться проявлению его гнусного желания, унижающего ее добродетель. И как это до некоторых мужчин не доходит, что истинная мужественность начинается не с ножа в волосатом кулаке, не с попойки в портовом кабаке и не с продажных ласк дешевых шлюх. Слабого обидеть легко, гораздо труднее не позволить кому-либо более сильному, чем ты, обижать беззащитных детей, стариков и животных. Любая подлая тварь, единожды перешагнувшая тончайшую грань, отделяющую добро от зла, и сознательно идущая на сделку с собственной совестью, никогда уже не будет являться достойной звания «человек» в полном смысле этого слова. Хотя попадаются и исключения из сего прискорбного правила: ведь мне уже приходилось встречаться с героями, сумевшими собственноручно выдрать из своей души ростки низменной гнили и вновь повернуться лицом к свету. И стало настоящим чудом, что в итоге Торвен тоже оказался одним из них…

Поведение орка выдавало в нем опытного бойца, видимо уже изрядно поднаторевшего в уличных драках. Недостаток техники вполне компенсировался недюжинной силой, а громоздкость фигуры даже давала ему некоторое преимущество, позволяя наносить мощнейшие удары, вкладывая в них весь вес своего гигантского тела. Ростом Торвен превышал меня почти на целую голову, а поэтому сейчас он откровенно наслаждался своим мнимым превосходством, на полусогнутых ногах по дуге обходя периметр будущего поля боя и выбирая подходящий момент для атаки. Я не сомневалась — он нападет первым. Вряд ли он дерзнет ударить меня в живот — пожалуй, это будет чересчур даже для столь беспринципного пирата. Скорее всего, мне следовало ожидать тычка, направленного в грудь или в шею. Щадить меня он, кажется, уже не собирался, думая сейчас лишь о сохранении своего престижа в глазах каторжников, плотным кольцом окруживших ровную площадку, ставшую импровизированной ареной. Что ж, придется доказать самоуверенному нахалу, что я и сама — отнюдь не невинная овечка, попавшая в клыки злобного волка. В роли волка здесь выступала я.

Торвен держал нож диагональным захватом, направив его лезвие наклонно вверх. Внезапно он, будто пружину, выметнул перед собой распрямившуюся руку, целясь мне точно под кадык. Мысленно я одобрила такую методику начала поединка, отлично понимая, что подобным выпадом он рассчитывал с первого удара перерезать мою яремную вену, что практически привело бы к моей мгновенной гибели. Я блокировала его атаку взмахом правой ноги, защищенной сапогом лодыжкой отбив ладонь орка и одновременно нанося сильный удар кулаком в солнечное сплетение противника. Торвен почти сложился пополам, судорожно пытаясь вздохнуть и едва не падая на землю. Зрители, напряженно следящие за поединком, восторженно заорали.

Краем глаза я заметила, как задумчивое выражение лица Арланмира сменилось на удовлетворенно-спокойное. Но у меня абсолютно не было времени на анализ столь резкого перепада его настроения, потому что орк наконец-то прокашлялся и, перехватив нож лезвием вниз, предпринял вторую попытку лишить меня жизни. На этот раз он метил в надключичную ямку. Правая рука орка взметнулась над головой… Двигался он быстро и уверенно, легко шагнув вперед и вложив в замах отягощающий качок своего мускулистого корпуса. Скажу откровенно, окажись я хоть чуточку слабее, он запросто бы пробил мою защиту, навалившись всей массой и вгоняя клинок мне в плечо. Но пальцами левой руки, натренированными тяжестью Нурилона, я цепко поймала его запястье и тут же беспощадно ударила коленом в пах. Орк взвыл и рухнул на четвереньки, выронив нож. Кончиком сапога я отпнула клинок подальше. Помедлила секунду и рубанула ребром ладони по склоненной шее поверженного соперника. При проведении такого приема главное — не перестараться и не убить врага. Точно зная, куда бить, можно повредить нервы и сделать из человека неизлечимого паралитика. Но я хотела лишь наказать и ударила вполсилы. Торвен лишился сознания и повалился на живот, глотая серую пыль, устилающую сухую землю.

— Он мертв? — поинтересовался черноволосый тролль, поднимая злополучный нож и убирая его к себе за пояс.

— Нет. — Я помассировала кисть. — Скоро очухается. Ну и шея же у него — будто полено! — Отбитая рука гудела.

Арланмир шокированно моргнул, а потом вдруг звонко рассмеялся:

— Мои сомнения рассеялись! Я подозревал это с первой минуты, как увидел тебя, но сейчас окончательно убедился в правильности своей догадки. Ты — Сумасшедшая принцесса…

По рядам каторжников прокатилась волна изумленных возгласов.

Я поощрительно улыбнулась:

— Уверен?

Тролль интенсивно закивал:

— О тебе слагают сказки и поют баллады во всех краях, даже таких диких, как наш. Кто еще носит золотую маску, не боится никого и ничего, смеется в лицо смерти и…

— …и творит подобное с мужиками! — страдальчески прокряхтел пришедший в сознание Торвен, переворачиваясь на спину и разглядывая меня снизу вверх, с огромным уважением и даже почтением. — Гоблины драные, клянусь — первый раз в жизни вижу, чтобы женщина так лихо дралась!

— Чего только не сделаешь, дабы мужчины заметили, что ты — всего лишь слабая женщина! — игриво рассмеялась я, протягивая орку руку и помогая ему подняться на ноги. — Мир?

— Мир! — вежливо поклонился Торвен, а затем лукаво прищурился: — А вы научите меня таким приемам, госпожа принцесса?

— А ты станешь моим капитаном, корсар? — вопросом на вопрос отозвалась я, пристально глядя ему в глаза.

— Ржавый якорь мне в селезенку! — потрясенно ударился в словесный мазохизм пират. — Да что вы можете знать о морях и капитанах, ваше высочество?

— Все, — многозначительно бросила я, распахивая ворот рубашки и вытаскивая наружу амулет Королевы пиратов. — Все!

Торвен верноподданнически опустился на одно колено, целуя мне руку:

— Моя королева! — Он обернулся к каторжникам: — Ребята, это же наша законная королева!

Ликующие вопли десятков мужчин, среди которых, похоже, оказалось немало мореходов, взметнулись к свинцовому небу.

— Но зачем ты пожаловала сюда, в это проклятое место? — удивленно спросил Арланмир. — К тому же добровольно…

— Спасти вас всех! — честно ответила я.

Я с командирским видом топталась возле шеренги каторжан, стараясь выглядеть веселой и бодрой. Но на душе у меня кошки скребли от отчаяния. Радиация действовала слишком скоротечно и разрушительно, беспощадно превращая молодых и цветущих мужчин в жалкие развалины. Лысые головы, преждевременные морщины, выпавшие зубы, анемия, язвы, струпья… список представших передо мной несчастий можно было продолжать до бесконечности. Оставалось уповать на лечебные свойства белой свечки тетушки Чумы.

— С кого начнем? — Я выжидательно обернулась к Арланмиру.

— С него… — Тролль непонятно махнул рукой, указывая в сторону барака. — Хоть и мнится мне — не жилец он уже…

Заинтригованная, я распахнула дощатую дверь и шагнула в глубь полутемного помещения, освещенного лишь скупыми лучиками солнца, пробивающимися сквозь неплотно пригнанные доски, образующие стены и потолок. От узких двухъярусных нар невыразимо смердело едкой вонью давно не мытых тел, плесенью и экскрементами. Все здесь насквозь пропиталось тем особым запахом вошедшей в обыденность смерти, что всегда присущ жилищам обреченных на тихое умирание людей, больных чем-то неизлечимым. Я гневно скрипнула зубами, пробираясь по узкому проходу меж барачных лавок.

— Пачками мрем, — невыразительно рассказывал Арланмир, следуя за мной. — Дольше четырех месяцев тут мало кто выдерживает. Пожалуй, только мы с Торвеном, ибо изначально сильнее всех оказались. А кто послабее… — он обреченно передернул плечами, — те уже через месяц начинают кровью харкать, а через два — отправляются в братскую могилу за бараком.

— Добытую руду мы относим к магическому ограждению, — вступил в разговор рыжий пират, — а нам за нее хлеб там оставляют да воду в бурдюках…

— И более ничего? — ужаснулась я.

Торвен покривился:

— А чего нас кормить-то? Новых рабов наловить, поди, куда проще!

Я сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони и в сотый раз клянясь собственноручно изничтожить проклятую демоницу.

— А он-то — так и вообще сразу раненым сюда попал, — продолжал неторопливо повествовать орк. — Глубокая рана — видно, что серьезным оружием нанесена. Он поначалу с нами разговаривал, пока еще не совсем расхворался, — поведал, будто битву проиграл, и за это его хозяин продал, больного и ослабевшего. Потом снова перепродали, а затем его горгульи с палубы галеры унесли и сюда сбросили, как и всех нас. Удивлялись мы — и как это настолько здоровенный воин поединок не выиграл, а он в ответ улыбался равнодушно да утверждал — дескать, на все воля королевы Смерти. И перстень, мол, тот — не простой… А что за перстень, мы так толком и не разобрали…

Я споткнулась на ходу, ощущая капельки холодного пота, скатывающиеся у меня по позвоночнику. Перстень «Пожиратель пространства» налился холодом, сильно сдавив мне палец. Все факты сразу выстроились в единую связную цепочку, образовав целостную картину произошедших событий: переданный мне призраками артефакт, бой Огвура и канагерийца, предсмертная просьба Маллера… Похоже, я получила уникальный шанс восстановить попранную справедливость!

— Вот, — указал Арланмир, наклоняясь к неподвижно лежащему на нарах человеку и приподнимая укрывающий его грязный холщовый лоскут. — Лихорадка у него поднялась — боюсь, до завтра он уже не доживет…

Я опустилась на корточки и нежно провела ладонью по исхудавшим скулам темнокожего воина, туго обтянутым удивительно упругой, шелковистой на ощупь кожей. Пальцем проследила полоски ритуальных татуировок на его высоком умном лбу, читая по ним, словно по открытой книге. Не просто воин, но также и шаман, умеющий разговаривать с духами и посвященный в высшие тайны своего народа. Я переместила руку на плечо воина, исследуя продолжение его жизненной истории, написанной прямо на коже. Вождь и сын вождя, однажды отданный сестре богини Аолы и принесший обет служить ей вечно. Он безропотно принимал все перипетии своей нелегкой судьбы, ни на шаг не отступая от участи служения чести. Он стал моим братом по духу и помыслам, пострадавшим ради моего благополучия. И теперь настал мой черед отплатить добром за добро…

Я откинула нищенское покрывало, закрывающее того, кого по воле Пресветлых богов назвали Кса-Буном — «Черным ураганом пустыни», восторгаясь его физической красотой, безупречным телосложением и невероятным ростом. На правой ноге канагерийца, ниже колена, зиял открытый перелом, не затянувшийся и совсем не заросший, скаля белые обломки выглядывающей из раны кости. Сама же рана воспалилась и чудовищно распухла, да к тому же кишмя кишела безобразными желтыми червями.

— Его не спасти, — категорично качнул головой Торвен, — уж если могильные черви начали пожирать еще не мертвую плоть… Но мы можем облегчить его страдания, перерезав горло… — Рука орка потянулась к ножу.

— Нет, — с рыданием в голосе закричала я. — Я не позволю!

Дрожащими пальцами я бережно очистила рану от паразитов, протерла обрывком своей рубашки и с помощью мужчин вправила сломанную кость на место. Кса-Бун так и оставался в беспамятстве, иногда издавая негромкие страдальческие стоны.

— Рану нужно промыть, — убежденно заявила я.

— Нечем, — с сожалением вздохнул тролль. — Вода закончилась еще вчера.

Я обвела отчаянным взором донельзя запущенный барак, надеясь отыскать хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее жидкость. Но поиски оказались напрасными — мой взор везде наталкивался только на измученные лица несчастных каторжан, с неподдельным сочувствием следивших за нашими манипуляциями. И тогда я вытащила из-за пояса небольшой метательный нож, полоснула им себя по ладони и промыла рану Кса— Буна ручейком своей собственной крови, вытекающей из свежего пореза, устанавливая кровное родство между нами. А затем приложила к ней обнаженное лезвие Морозной иглы. Плоть канагерийца зашипела и побелела, покрываясь серебристым налетом инея. Я убрала дагу и провела ладонью по плотному холмику странного снега, покрывшего ногу моего новоприобретенного побратима. И нужно было слышать, какими победными криками узревших чудо каторжан огласился весь барак, потому что под слоем снега, растаявшего от тепла моей руки, обнаружилась ровная нитка белесого шрама, ничуть не напоминающего смертельной раны: она была заживлена дружеским участием и магией волшебной даги.

Воин открыл глаза, восхитившие меня синеватыми белками, к тому же оказавшиеся невероятно огромными, застенчивыми и по-детски наивными. Его толстые, но безупречно красивые губы расплылись в счастливой улыбке.

— Хозяйка, — шептал он. — Боги не обманули. Они велели ждать и терпеть… И вот — ты пришла!

А я тихонько заплакала, уткнувшись лицом в его теплое, надежное плечо.

— Госпожа принцесса… — Орк благоговейно тронул меня за рукав. — Мы все готовы служить вам. Прикажите — и мы исполним беспрекословно…

Я подняла на него заплаканные глаза, а потом достала из-за пазухи огарок белой свечки, кремень и кресало. Огонек заплясал на фитиле, готовясь помогать и исцелять.

— Скажи своим людям — пусть они подходят ко мне по одному, — попросила я пирата, и добавила уверенно: — Построй их в очередь. Лекарства хватит на всех!

Свечка сгорела полностью, но я об этом не жалела. Я немного устала, в горле першило и саднило, распухший язык еле помещался во рту, потому что я молилась за каждого из них — за аристократичных эльфов и простых рыбаков, коренастых троллей и могучих орков, ликерийских пиратов и нарронских охотников… А теперь на барачных нарах сидели триста пятьдесят абсолютно здоровых мужчин, взирающих на меня с немым обожанием и готовностью выполнить малейшее мое пожелание. Их язвы зажили, а раны затянулись. Волосы и зубы отросли, бицепсы взбугрились прежней силой, а глаза наполнились неуемной жаждой жизни. Я извлекла из-за пазухи платок Единорога, моля его о милости, и, словно услышав мою горячую просьбу, крохотный платочек развернулся в целую скатерть, заставленную блюдами с жареным мясом, караваями хлеба и кувшинами с пивом. Самая подходящая пища для нескольких сотен изрядно оголодавших пленников. И, уже полностью уверовав в улыбнувшуюся мне удачу, я шагнула в Портал оружия, мысленно посмеиваясь: скопившиеся в нем клинки, секиры и арбалеты слишком долго пылились без настоящего дела. Пришло время дать им новых хозяев!

— Боги, вот это клинок! Стоит уйму золота! — Торвен, впечатляюще поигрывающий рельефными квадратиками налитого гибкостью пресса, ухнул, примеряясь к тяжеленному двуручному мечу. — И с одного удара горгулье хребет перешибет!

— Ну да, еще бы, с твоей-то силищей! — беззлобно поддел его тролль, заплетающий в косу свои длинные черные, будто вороново крыло, волосы.

Орк насмешливо оскалил крепкие зубы:

— Госпожа принцесса не зря вернула нам молодость и здоровье! Настал наш черед поучить демонов уму-разуму!

— Ах ты, задира! — рассудительно улыбнулся Арланмир, куда более уравновешенный по характеру и, безусловно, привыкший сначала думать, а уж потом — драться. — Но если Ульрика решит объявить войну Ринецее, то я первый встану под ее знамена…

— И я! — К нам решительно подскочил молодой, вооруженный прекрасным луком эльф, так и искрящийся избытком бурлящей в жилах энергии.

— И я! — Этот воин, желающий попасть в ряды моей армии, отличался умными, проницательными глазами, выдающими в нем образованного человека.

— Хозяйка… — подошел ко мне Кса-Бун, торжественно несущий на вытянутых руках какой-то гигантский топор, изукрашенный причудливыми надписями на непонятном даже мне языке. — Сбылось древнее пророчество моего народа! Много лет назад, когда я был еще мальчишкой, верховный шаман нашего племени Сенуру рассказывал о волшебном топоре, хранящемся в Обители богов и якобы созданном самим принцем демонов. По легенде, воинство демонов падет, когда знаменитое оружие достанется избранному бойцу темнокожего народа. И вот сегодня ты отдала мне оружие из сказки — топор «Третья рука демона Амбопу»…

Я печально вздохнула, сразу же догадавшись, о каком демоне идет речь…

— Если вы пойдете за мной, — я говорила тихо, но меня услышали все, — то я согласна выступить против армии Ринецеи. Почему-то мне кажется, что наш путь лежит обратно на побережье.

— И мы сможем одолеть полчища демонов? — с недоверием в голосе вопросил все тот же мальчишка-эльф. — Но как? Ведь их — тысячи, а нас всего лишь сотни…

— Не знаю, — призналась я. — Но верю — это нам по силам!

— Да здравствует принцесса! — Согласный клич моих соратников нарушил мертвую тишину этих проклятых мест. — Да здравствует свобода!

— Мы победим! — негромко повторила я, стараясь сердцем поверить в то, во что упорно отказывался уверовать мой разум. Но разве не благоволит удача к отважным? Разве города берут не смелостью? Разве не должно добро в итоге победить зло? И в тот момент мне почему-то казалось, что я не вру ни себе, ни готовым следовать за мной людям.

Ну или почти не вру…