Принц для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна
«Понятно, — опечалился догадливый маг. — Барону снится его заветная мечта, которая никогда не исполнится в реальности. Хорошо еще, что он не Ланса обнял. А то проснись Огвур прежде сильфа и заметь он что-то подобное — тогда не миновать бы барону взбучки. Да и Лансу бы на орехи досталось. А между тем полуэльф…» И тут некроманта аж в воздух подбросило от внезапного осознания того, что интуитивно беспокоило его с самого момента пробуждения: Лансанариэля в зале не наблюдалось! Прекрасный полукровка исчез бесследно, словно испарился!
Марвин заорал так истошно, что от его крика незамедлительно проснулись все, кроме Генриха, так и продолжающего упоенно чмокать во сне. Огвур, сильно возмутившийся видом томно прижавшегося к нему барона, первым делом закатал тому в лоб, рывком отбрасывая его подальше от себя.
— Ульрика! — жалко мямлил де Грей, рефлекторно потирая лоб и осоловело хлопая ресницами. — Милая, зачем же так сильно?
— Какой я тебе, к гоблинам, Ульрика! — раненым медведем взревел орк. — Иди ты на… — И он ввернул настолько крепкое словечко, что Марвин невольно зарделся будто маков цвет. Альдрик испуганно заревел.
— Ланс пропал! — тихонько шепнул маг Огвуру на ухо, отвлекая внимание тысячника и спасая сильфа от немедленной расправы.
Убедившись, что милого дружка и вправду нет поблизости, орк словно сошел с ума, изрыгая немыслимые проклятия и потрясая сжатыми кулаками. И в этой накаленной обстановке один лишь сильф сохранял невозмутимое спокойствие, продолжая с дурацкой ухмылочкой сидеть на холодном каменном полу и с нездоровым интересом наблюдать за безудержно беснующимся орком. Марвин пришел в отчаяние. Он прочитал десяток сильнейших заклинаний, пытаясь привести де Грея в себя, но барон не реагировал. Он не слышал обращенных к нему слов, бессмысленно улыбался и глупо лупал глазами.
«Спасите нас, Пресветлые боги! — мысленно умолял некромант. — Наверно, это бог Бран отомстил нам за свое поругание и лишил Генриха слуха. Что же теперь делать, у кого искать помощи?»
— Где Ланс? — все громче орал Огвур, подскакивая к отрешенно молчащему Генриху. — Куда он девался? Ну что ухмыляешься, идиот коронованный? Это ты во всем виноват! Ты обещал стоять на страже и следить, чтобы ни с кем из нас не случилось ничего плохого. А ты все проспал! Да я тебя… — Так и не дождавшись ответа барона, орк окончательно утратил выдержку, психанул — и изо всех своих немереных сил саданул того кулаком по макушке…
Уклониться Генрих не успел. Время замедлилось, превращая любое движение во что-то донельзя затянутое и нудное. Проследив взглядом, барон увидел кулак орка, занесенный над его головой, а затем ощутил удар, способный проломить череп даже гоблину или остановить скачущую галопом лошадь. Неожиданно его настигло непонятное чувство, будто из его ушей выпало что-то инородное и… мир вокруг него тут же взорвался целой какофонией разнообразных звуков. Взбешенно орал Огвур, нараспев выкрикивал заклинания Марвин, неприятно пискляво ревел Альдрик. А вот Ланса он не услышал, потому что полуэльфа среди них не наблюдалось…
— Где Ланс? — еще успел предобморочно вопросить сильф, мягко заваливаясь набок и закрывая глаза. А затем в его мозгу воцарились мрак и тишина…
— С ума сошел. — Возмущенный шепот Марвина стал первым, что услышал барон, начиная вновь ощущать себя живым. — Ты ударил слишком сильно, мог и убить…
— И жалко, что не убил! — без малейшей нотки раскаяния в голосе злорадно ответил тысячник. — Он Ланса проспал!
— Не утрируй, мы все его проспали, — миролюбиво поправил маг. — А Генрих всего лишь повторил ваш недавний «подвиг», позволивший Ульрике ускользнуть от тебя и полуэльфа. Не стоило нам терять бдительности в этом опасном месте…
— Вот-вот, — настойчиво гнул свое Огвур, — все потеряли: и бдительность, и мою прелесть!
— Его кикты похитили, — авторитетно заявил Альдрик. — В сказках всегда красавиц похищают!
— Я тебе сейчас такую сказку покажу, сопляк! — сугубо для острастки рыкнул орк, в глубине души безоговорочно признавая правоту прозорливого мальчишки.
— А мы все из сказки пришли! — простонал Генрих, открывая глаза. — Чтоб ее! Огвур, ты — сволочь!
— Сам такой! — хмуро парировал тысячник. — Убить тебя мало, разиня…
— Из какой сказки? — широко распахнул рот потрясенный отрок. — Правда, что ли?
— Сущая и истиннейшая правда, мальчик! — медовым голоском прожурчал дипломатичный Марвин, одной рукой показывая орку кулак, а второй ощупывая здоровенную шишку на затылке Генриха. — Из доброй, конечно…
— А-а-а, так вас всех оттуда выгнали! — понимающе протянул Альдрик. — За склочность и сварливость!
Генрих неприлично заржал, превозмогая боль и вытирая так и брызнувшие из глаз слезы:
— А вот это точно подмечено!
— Ладно, — кисло улыбнулся Огвур, — гоблин с вами, мир. Давайте лучше решим, где да как Ланса искать станем…
Умытая ночным дождем земля уже не выглядела безжизненной и пустынной. Снег сошел окончательно, уступив место крохотным куртинкам молодой травы, настырно пробивающимся сквозь слой неплодородной глины. Утреннее небо радовало прозрачной голубизной, насквозь пронизанной золотистыми солнечными лучами. На склоне кургана сидел пасмурно нахохлившийся черный ворон, неодобрительно разглядывающий фиолетовые, несъедобные, а посему согласно его мнению совершенно бесполезные цветочки, распускающиеся среди бурого лишайника. В Дикие земли пришла весна.
— Сам-то до дома доберешься? — Марвин заботливо погладил Альдрика по вихрам, поправил на его шее завязки своего плаща и легонько, с намеком, подтолкнул мальчишку в спину.
— Доберусь! — угрюмо, будто через силу признался отрок, возмущенно шмыгая носом. — А можно мне с вами?
— Нельзя! — наставительно отчеканил Огвур. — Некогда нам с тобой нянчиться, детский сад, штаны на лямках.
— Да я… — со слезами в голосе возмутился мальчишка, — да я уже, если хотите знать, уже целых три раза с братом в походы ходил, сам охочусь на сусликов, и ко мне все воины прислушиваются…
— На сусликов, говоришь! — язвительно хохотнул орк. — Ну-ну…
— Вот и замечательно. — Марвин повторно подтолкнул Альдрика в спину, мягко, но вежливо выпроваживая того домой. — Твое племя осталось без вождя, поэтому тебе нужно вернуться туда как можно скорее и позаботиться о друзьях и близких.
Отрок задумчиво засопел.
— Хорошо, — нехотя ответил он, — я уйду. Но учтите, кикты — многочисленны, а их вождь Баргуш — свиреп и могуч. Вы никогда не сможете победить их силой!
— И не таких силачей заламывали! — самодовольно хмыкнул Огвур, горделиво выпячивая грудь и выразительно поигрывая литыми бицепсами.
— Сила есть — ума не надо! — пренебрежительно оценил Генрих, до сих пор украдкой потиравший ноющий после удара орка череп. — Не силой возьмем, так хитростью!
Альдрик скептично покачал лохматой головой, взмахнул рукой на прощание и целеустремленно потопал в сторону от кургана.
— А мы пойдем — туда! — Марвин пальцем показал выбранное им направление, держась на редкость уверенно.
— Откуда ты знаешь, что не ошибся? — недоверчиво возразил орк, в связи с потерей милого дружка пребывающий в отвратительном расположении духа и не желающий отказаться от возможности покомандовать. — Возможно, нам нужно туда! — Его толстый палец ткнул вбок, левее выбранного некромантом курса.
— А Лансу не понравится, если он узнает, что ты пошел налево! — насмешливо протянул Генрих, подмигивая Марвину.
Огвур сердито ругнулся:
— Сговорились, да? Вам что, Ланса не жалко?
Барон скорчил постную мину:
— А чего его жалеть? Думаю, ничего особо страшного, по вашим меркам, ему не угрожает…
— Хватит препираться и лезть друг другу под кожу! — прикрикнул на них Марвин. — А я своего мнения не изменю, ибо… — Он разжал ладонь, демонстрируя друзьям небольшой клочок белого шелка, подобранный им с земли. — Поняли теперь, откуда мне известно, в какую сторону его уволокли?
— Так чего же мы ждем? — нетерпеливо воскликнул Огвур, хватаясь за секиру. — Вперед!
— Марвин, вот объясни мне, как товарищ — товарищу, только честно: какого гоблина она так убивается по этому своему погибшему выродку? — задушевным тоном произнес шагающий рядом с некромантом Генрих, просительно заглядывая тому в глаза. — И что, она так и собирается теперь жить одна всю оставшуюся жизнь?
Архимаг аж поперхнулся зажатой в зубах травинкой:
— Оставил бы ты Ульрику в покое, Генрих!
— Не оставлю! — категорично отрезал барон. — Мне легче умереть.
Некромант рассеянно почесал свою черноволосую макушку, подбирая довод повесомее.
— Понимаешь, дружище, — осторожно начал он, — любовь есть крайне загадочная штука, почти не подверженная воздействию магии и абсолютно не стыкующаяся со здравым смыслом. Она, скорее, напоминает болезнь, возникающую неизвестно по каким причинам и совершенно не поддающуюся насильственному лечению. Любовь обычно проходит сама, исчезая бесследно, хотя — да, может в лучшем случае перерасти в дружбу, а в худшем — в ненависть.
— Значит, я безнадежен, — горько усмехнулся барон, — живой труп, ходячий смертник…
Марвин разочарованно поцокал языком:
— Ну почему все складывается так неправильно? Почему ты не можешь полюбить Лилуиллу? — Вопрос прозвучал риторически.
— Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей… — эмоционально продекламировал сильф. — Не помню, кто это написал, — кажется, один из поэтов Поющего Острова. Но факт остается фактом — я люблю принцессу, хоть и осознаю сам: у этого чувства нет будущего.
— Чем меньше женщину мы любим, тем больше времени на сон! — со смешком поправил маг, но барон даже не улыбнулся.
— Так устроены люди, — сочувственно вздохнул Марвин, пускаясь в пространные рассуждения, — каждый мечтает о чем-то нереальном. Каждый хочет заполучить сияющую в небесах луну, столь прекрасную и недостижимую… А заполучи он ее — так, скорее всего, даже не сможет приспособить этот бесценный дар для чего-то путного. Генрих, самая заветная мечта должна оставаться нереализованной, ибо если она исполнится, то зачем тогда нам жить дальше?
Но в ответ де Грей протестующе фыркнул:
— Неправда! Если бы я заполучил любимую женщину, то уж тогда точно бы знал, как мне следует с нею поступить!
— Ну да, долго ли умеючи-то! — игриво поддел его маг.
— Вот умеючи-то как раз и долго! — колко отбил подачу барон.
Некромант возмущенно всплеснул ладонями:
— Да пойми ты, упрямый, можно прыгнуть выше головы соперника, но выше своей собственной — невозможно!
— Это как? — не понял Генрих.
— Ты можешь превзойти покойного демона во всем, — терпеливо объяснял маг, — в уме, благородстве, смелости. Но при этом ты превзойдешь лишь его, на самом же деле всегда оставаясь только самим собой. Ты — это ты, под кого бы ты ни косил! А ей — нужен только он, и ни на кого другого она не согласна! Понял?
Генрих раздраженно скрипнул зубами:
— Но если предположить, что я — лучше, то почему она продолжает любить его?
Марвин бессильно пожал плечами:
— В этом и состоит странность любви. Почему принцессы влюбляются в простолюдинов, пренебрегая принцами? Сердцу не прикажешь…
— Не верю, просто не хочу верить в подобную несправедливость! — уязвленно выкрикнул де Грей, посылая отчаянный вызов всему миру, богам и насмешнице-судьбе. — Я все равно ее добьюсь!
Но некромант недовольно поджал губы, разочарованный наивностью друга:
— Не проси у судьбы невозможного, дружище, ибо она жестоко наказывает жадных и глупых… Ты не одинок в жизни, довольствуйся хотя бы этим…
— Самое радикальное средство избавления от одиночества — это женитьба, — зло иронизировал барон. — Вот только подобный метод так же неоправдан, как ампутация ног в целях избавления от мозолей.
Марвин весело рассмеялся:
— А чего ты хочешь? По сути, все бабы одинаковы! Каждая увлеченно носится со своими личными прибабахами, эгоистично не учитывая интересов партнера, и совершенно не понимает мужчину, с которым она живет…
— Ульрика — не такая, она особенная! — не сдавался влюбленный сильф. — Не смей ее оговаривать!
— Возможно, — покладисто согласился маг, — но это даже хуже. Она привыкла к свободе и нипочем не променяет ее на твою заботу, на твою золотую клетку. Хоть борись ты за это, хоть не борись — итог очевиден…
— Кто не сдается — тот побеждает! — самоуверенно провозгласил Генрих. — Я никогда не откажусь от попытки завоевать Ульрику!
— Смотри, как бы не нашла коса на камень! — пророчески предостерег его мудрый маг. — А принцессу мне очень жалко. Возможно, она тоже не хочет понять, что жизнь заставляет нас всех решать именно те задачи, от коих мы отказываемся, которых боимся, разрешения которых избегаем. Впрочем, эти задачи все равно всплывают одна за другой, но уже на другом, более высоком витке нашего бытия. И тогда накал страстей, эмоций и переживаний при решении отложенной задачи становится значительно выше, а цена за нее — гораздо больше. Невозможно убежать от самого себя. Невозможно убежать от любви и жизни…
Глава 9
От морского побережья нас отделял последний дневной переход. К этому времени наш отряд разросся значительно, насчитывая более трех тысяч бойцов. Кому-то не шибко дальновидному подобная цифра могла бы показаться внушительной. Кому-то, но не мне! И правильно — ведь если оценивать объективно, то чего, спрашивается, стоила горстка моих воинов в сравнении с несметными полчищами демоницы? В сложившихся неравных условиях выступить против намного превосходящих нас сил противника — значило обречь себя на осознанное самоубийство. Но все равно иного приемлемого варианта развития событий я не видела.
Однообразно-серая степь расцветала с каждым часом, наполняясь свежими соками, цветами и запахами. В недрах оттаявшей от зимнего холода земли бурлили обновленные силы, требовательно рвущиеся наружу. Край, ранее казавшийся мне суровым и безжизненным, буквально заполонили вернувшиеся из теплых мест птицы, сумевшие пережить неблагоприятный период насекомые и занятые брачными играми животные, спешащие найти себе пару и произвести потомство. Все, способное родиться на этой скудной земле, требовательно тянулось к солнцу, торопясь вкусить обещаемых весной соблазнов. И сопровождающие меня люди тоже бездумно поддались этой упоительной вакханалии торжества жизни над смертью, с каждым днем все больше проникаясь очарованием свободы.
— Принцесса, — шало вопил рыжий, усыпанный сотнями золотых веснушек Торвен, раскинув руки скачущий навстречу весеннему ветру и воображающий себя вольной птицей, — ты вернула свет надежды этим унылым холмам — ты и есть сама жизнь!
Наверно, виновником резкой смены царящих в отряде настроений стал мудрый Арланмир, специально разболтавший всем мужчинам, что их ведет за собой не просто женщина, а сошедшая с небес богиня, готовящаяся произвести на свет нового, молодого бога. Теперь на меня посматривали уважительно, оказывая всевозможные знаки внимания и норовя услужить при каждой подвернувшейся возможности. Я тайком улыбалась, оставаясь неизменно вежливой и приветливой со всеми. Странные они все-таки существа, эти мужчины. Они готовы втоптать женщину в грязь своей животной похоти, при этом почти с фанатичной настойчивостью возводя ее на пьедестал священного материнства, полностью искупающего и покрывающего любой грех. Женщина — невинное вместилище всевозможных мужских пороков, которое клеймят последними непотребными словами, при этом одновременно называя самым чистым и непорочным созданием на свете — матерью! Невероятно, но у каждого закоренелого мерзавца — убийцы, палача или демона — когда-то была мать, любовно покрывавшая поцелуями его кудрявую макушку и называвшая свое чадо «мое золотце». Мир зиждется на материнской любви, удерживающей его от стремительного падения в пучину тьмы, злобы и беззакония. Жизнь есть любовь! Проходя через плотскую близость, а иногда — через низменность насильственного совокупления, женщина приобретает возвышенность материнства. Горе, страдание и унижение зачастую вознаграждаются сполна, компенсируясь любовью и незапятнанным чем-либо счастьем. Материнство стирает грехи, очищает душу и дает возможность начать все заново. Дети — это высший дар небес, торжество настоящего над прошлым, жизни над смертью. А потому, положив руку на сильно выпирающий живот, я тихонько молилась за своего будущего сына, готовясь принять уготованную мне судьбой участь. Мой сын, дитя незаконной любви, наследник погибшего отца-демона, намеревался вскоре войти в наш мир, сделав его чище, светлее и справедливее. Он должен был обрести счастье и одарить им всех. Я верила в это искренне. А иначе — зачем же еще рождаются дети?
А между тем наше войско все продолжало прибывать, разрастаясь на манер морской волны во время прилива.
— Слухи в этих краях подобны брошенному в воду камню, — с улыбкой рассказывал мне тролль, плутовато прищуривая умные глаза. — Сам камешек вроде бы небольшой, но круги от него расходятся огромные. Слишком многие жители здешних мест лишились своих близких, а поэтому весьма недовольны сложившимся положением дел. А ты, принцесса, дала нам возможность подправить грядущее будущее, изменить все к лучшему — наказать обидчиков и устранить несправедливость. Мы будем драться не на жизнь, а на смерть, ибо перед нами забрезжил луч надежды!
Скорее всего, он не ошибался. Ведь в противном случае — почему бы к нам присоединялись и полные сил мужчины, пребывающие в самом расцвете лет, и убеленные зрелыми сединами охотники, казалось способные стрелой из лука сбить даже звезду с небес, и совсем безусые мальчишки, еще никогда не проливавшие крови врага. Одного такого отрока мои воины встретили особенно доброжелательно, разразившись громкими приветственными криками:
— Альдрик! Да здравствует юный вождь Альдрик!
Арланмир же нежно обнял мальчика за плечи, расцеловал в обе щеки и назвал братом.
Молодой воин поведал нам об удивительных вещах. Об угрозе лютой гибели от рук мертвого колдуна, чуть не настигшей его в погребальном кургане киктов, и четверке странных спасителей, благодаря которым он и избег страшной участи стать носителем бестелесного духа. Выслушивая его пространные речи, изобилующие пышными описаниями внешности и поведения необычных путешественников, сумевших победить потусторонних существ, а в особенности — ту их часть, которая касалась постоянных пикировок и переругиваний героев, я поняла: Альдрика спасли мои друзья. Колоритную четверку — некромант, сильфский повелитель, орк и полуэльф — было невозможно спутать с кем-либо еще. Но наибольший мой интерес вызвало упоминание Радужной иглы — одной из шести даг, созданных демиургами. И мои друзья собирались раздобыть ее собственными силами? Боюсь, они недооценили подстерегающих их опасностей, рискуя вляпаться в крупные неприятности. Но, увы, решение этой проблемы мне пришлось отложить на потом, следуя своему неизбывному, многократно проверенному на практике правилу: все проблемы следует решать по мере их поступления. Или, как говорили мои новые друзья-тролли: погнавшись за тремя зайцами сразу, рискуешь и вовсе остаться без обеда. Так что пока мне следовало выбросить из головы проделки друзей и сосредоточиться лишь на одной, главнейшей и насущной задаче, называвшейся ненавистным именем Ринецея!
Воздух заметно посвежел, неся острый запах йода. На фоне белоснежных облаков я разглядела угловатые очертания парящих над водой чаек. Покрытая невысокой травкой земля сменилась песком и галькой.
— Отсюда до моря уже рукой подать! — предупредил меня Торвен, сдерживая своего пританцовывающего от нетерпения жеребца. — Что нам делать дальше, принцесса?
— Видишь… — Вытянутым пальцем я по контуру обвела изломанную линию горизонта. — Эти скалы отделяют нас от береговой линии, растянутой наподобие длинной узкой косы. Готова поспорить на что угодно — на берегу нас ждет войско демоницы, во много раз превосходящее наш отряд как численностью, так и уровнем вооруженности. Они затаились и приберегают силы. О, я далеко не понаслышке знакома с их агрессивной тактикой ведения боя. Закованные в латы демоны выстроятся в клин, способный подавить любое сопротивление. Если мы начнем атаковать их в лоб, то буквально через несколько минут наше наступление захлебнется, и мы погибнем…
— Прикажи умереть — и мы умрем! — с достоинством пообещал отважный пират. — Мои воины не боятся ничего и никого.
— Я знаю! — одарила я смельчака признательной улыбкой. — Но мне нужна победа, а отнюдь не ваши подвиги, посмертно воспетые в балладах и легендах. Однажды в юности мне довелось читать старинный трактат о войне, повествующий о великом полководце древности — Александре Невском. Ему тоже пришлось столкнуться с примерно похожей невыгодной ситуацией, отбиваясь от свирепых ливонских рыцарей…
— И чем закончилась битва этого Александра? — заинтересовался Торвен.
— Победой! — с удовольствием констатировала я.
— Но каким образом? — не поверил орк. — На его стороне сражались боги?
— Нет, только неустрашимость и смекалка! — усмехнулась я, спешиваясь и подбирая сухой прутик. — Умный вождь поступил следующим образом. Смотри, — я начертила линию на песке, — это и есть близлежащая горная гряда, с которой мы спустимся. Конница здесь не пройдет, наши скакуны переломают ноги на острых камнях. Это, — я схематично изобразила тупой клин, — войско Ринецеи. Лишь только мы форсируем горную гряду — они сразу же нанесут сокрушительный удар в центр нашего отряда, не давая нам опомниться и восстановить силы. Но через скалы пойдет только наша пехота. Немногочисленных конных воинов мы разделим на две группы и проведем на фланги, в обход горной гряды. Они должны выждать некоторое время, дать врагам увязнуть в сече, а затем, обойдя с боков, взять демоницу в клещи, прижимая к скалам.
— Рискованный план, — усомнился Торвен, внимательно рассматривая мой рисунок. — Разделившись на три группы, мы значительно ослабим основной штурмовой отряд и, возможно, не успеем дождаться подхода конницы.
— Да, риск велик, — хладнокровно призналась я, — но иной возможности разбить врага я не вижу! Те пехотинцы, что пойдут со мной через скалы и без отдыха примут на себя основной удар, практически обречены…
Торвен смотрел на меня уважительно:
— Никогда не слышал подобных слов из уст женщины! Но прости, принцесса, я не могу позволить тебе, да к тому же в столь уязвимом положении, — он взглядом указал на мой живот, — рисковать собой.
— Тогда тебе придется постараться не допустить моей смерти, — демонстративно рассмеялась я. — Пехоту поведу я, и никто другой. Мне уже приходилось участвовать в кровавых схватках, и я знаю, насколько заразительно действует на людей воодушевляющий пример их предводителя. Воины пойдут за мной, не желая уступить женщине в смелости и самоотверженности. А ваша задача — спасти всех нас. Вы с Арланмиром поведете два отряда конницы, расставленные по флангам.
— Сумасшедшая! — восхищенно шепнул пират, сопровождая эту уже ставшую привычной для меня характеристику низким поклоном. — Но гоблин меня побери, если в мире существует еще что-то более героическое, чем подобная форма сумасшествия!
Мы досконально воплотили в реальность предложенный мною план наступления. Себе я оставила пару тысяч самых отчаянных рубак, возглавляемых лично мной и Кса-Буном, угрожающе скалящим остро подпиленные зубы. За его спиной покачивался гигантский топор «Третья рука Амбопу», внушая невольный ужас своим серебристым лезвием и покрытой рунами рукоятью. Мои худшие подозрения подтвердились полностью — с высоты горной гряды я подробно рассмотрела готовящееся к битве войско, темной лентой растянувшееся на прибрежной гальке. На этот раз Ринецея собрала всех. Тут находились и тяжеловооруженные демоны в черных доспехах, запомнившиеся мне со дня штурма Нарроны, и изъеденные червями умертвия, и аскетичные некроманты, своими темными мантиями напоминающие старых тощих стервятников, и изрыгающие огонь горгульи. Я считала их всех, пока не сбилась и не оставила это совершенно бесполезное занятие. Нас поджидали тысячи врагов, способные с одного удара смять и втоптать в землю наш маленький отряд.
«Да хранят нас Пресветлые боги! — мысленно взмолилась я, кончиками пальцев прикасаясь к своему выпирающему под кольчугой животу. — Прости меня, сынок, но, возможно, тебе так и не удастся увидеть этот мир, который я пытаюсь сделать добрее и чище. Я надеюсь, что ты меня поймешь!» И малыш тут же ответил мне короткими одобрительными толчками.
Единым слитным броском мы преодолели горный хребет и безудержным потоком устремились вниз, на берег… Воздух наполнился топотом бегущих ног и слитным ревом тысяч крепких глоток. То звучал крик азарта, рвущийся из груди идущих в атаку бойцов. Меня плотным кольцом окружила личная охрана из двадцати человек, руководимая верным канагерийцем. Мы спустились с пологого откоса и замерли в ожидании, построившись в несколько рядов. В сотне шагов от себя я видела сплошную черную линию латников Ринецеи и саму демоницу, восседающую на нервно гарцующем гнедом жеребце. Очевидно, проклятая врагиня тоже меня заметила, потому что неторопливо опустила на лицо забрало червленого шлема и сложила защищенные кольчужной перчаткой пальцы в издевательский жест. Она не сомневалась в победе!
Мы тяжело переводили сбитое бегом дыхание.
«О боги, подарите нам еще минуту, еще хотя бы полминуты передышки!» — просила я, покусывая растрескавшиеся от холодного ветра губы и утирая струящийся со лба пот.
Но времени, достаточного для того, чтобы прийти в себя, нам конечно же не дали…
Ринецея взмахнула рукой — и тут же, повинуясь ее приказу, пронзительно запела боевая труба, трубя атаку. Те из нас, у кого имелись копья, надежно упирали их в гальку, направляя острия в сторону противника. Тяжелая конница демонов, медленно набирая скорость для первого удара, взяла в рысь, надвигаясь прямо на нас. Я увидела накатывающуюся лавину бешено мелькающих лошадиных ног, прикрытых щитками ключиц и вытаращенных глаз, поблескивающих налитыми кровью белками. Я услышала бряцание упряжи, скрип натягиваемых луков и стук сдвигаемых щитов. По нашим рядам прокатился сдавленный вопль ужаса.
— Не отступать! — срывая голос, закричала я, вытаскивая из ножен Нурилон. — Примем их на клинки!
И наверно, столько обреченной ярости читалось на наших напряженных лицах, что конница Ринецеи не выдержала. Некоторым всадникам изменило мужество — они начали заворачивать коней назад, создавая беспорядок и сумятицу.
Из задних рядов обеих армий стаями злых шмелей взлетели стрелы. Они образовали пару темных туч, мгновенно рассыпавшись на два потока падающей с небес смерти. Потом еще и еще раз, выкашивая людей и лошадей. Наши эльфы били прицельно, не тратя даром ни одной стрелы. Повинуясь моему резкому окрику, копейщики крепко зажали древко под мышкой, прижимая к боку. Из приближающегося строя врагов полетели дротики. Один из них скользнул по моей кольчуге, оставив после себя резкий щелчок удара, ноющую боль в плече и запоздалую вспышку страха: чуть-чуть бы выше — и все! Воин слева от меня получил дротик в лицо и начал медленно заваливаться назад. Воздух звенел от диких криков умирающих людей, от сладковатого запаха свежей крови к горлу подкатывала тошнота, а безудержно частивший пульс ощущался прямо в висках, гулом набата вышибая вскипающий от напряжения мозг. Никто не хотел умирать, цепляясь за жизнь зубами и когтями. Оставшиеся без всадников кони противника с паническим ржанием вставали на дыбы, выскакивая в сторону из строя. Мимо меня промчался каурый жеребец, волоча по земле застрявшего в стремени мертвеца. На узде другого скакуна повисла отрубленная по локоть рука, лихорадочно сжав онемелые пальцы…
Пешие демоны были уже близко, совсем близко. Они шли плотным строем сразу же за конницей, тяжело чеканя шаг и напоминая безбрежное штормовое море… Усилием воли я подавила плещущийся в душе страх и нацелила лезвие Нурилона в шлем надвигающегося на меня всадника…
Удар столкновения оказался страшен. Несмотря на то что я его ожидала, напрягая все свои силы, меня чуть не отбросило назад, под ноги второй шеренги. Из рассеченной груди напоровшейся на мой меч лошади брызнул бурный фонтан алой крови. Раненый конь поднялся на дыбы, а затем грузно рухнул на спину, придавив истошно визжащего седока. Но охранники слева и справа от меня погибли почти мгновенно, а поэтому я оказалась в гибельном коридоре, между непрерывно сыплющимися на меня ударами. Мои мысли не успевали за телом, автоматически колющим и рубящим бесконечных врагов. Несколько раз меня тоже достали, со скрежетом попадая по кольчуге. С лезвия Нурилона стекала кровь… Я шагала по трупам, ведомая единственной мыслью: «Вперед, не отступать, не сдаваться!» Я почти не соображала, что делаю, одержимая подсознательным желанием убивать. В моей памяти запечатлелся непрерывно кружащийся калейдоскоп искаженных яростью лиц, отсеченных конечностей, блеск и звон с лязгом сшибающихся мечей. И еще равномерный, свербящий в ушах гул, стеной поднимающийся над полем. Это гудела уничтожаемая сталью жизнь, перемалываемая безжалостными жерновами небытия. А потом я внезапно увидела Кса-Буна…
Мой чернокожий друг поудобнее перехватил насаженный на длинную рукоять топор. Он осторожно переступал через павших, выбирая очередного противника и оставляя за собой широкую, заваленную мертвыми телами просеку. Высокий и черный, он сегодня казался мне кем-то большим, чем обычный человек, неким чужеземным богом войны — могучим и непобедимым. Из его рта неумолкающе лилась победная песня, повергающая врагов в ужас и обращающая в паническое бегство. Кса-Бун словно взвешивал боевые качества своих противников, придирчиво отбирая, чью жизнь он возьмет в следующую очередь. И похоже, что жизни убитых врагов переходили к нему, преумножая и без того чудовищную силу канагерийца. Его лицо искажала гримаса злой сосредоточенности. Очередной взмах исполинского топора отсек чью-то голову, и она стремительно отлетела прочь, распялив рот в последнем безумном крике и дико вращая выкаченными глазами. И вот тогда мне вдруг стало по-настоящему страшно — так страшно, как не было еще никогда в жизни!
Но все оказалось безнадежно — противник задавил нас количеством, топча копытами лошадей и прижимая к скалам. Мы упрямо шли вперед, теряя друзей десятками и вовлекая в битву все новые и новые отряды врагов. Иногда я мельком видела Ринецею, сопровождаемую некромантами и рассыпающую синие молнии магических ударов. В итоге именно чары и стали тем непреодолимым фактором, сыгравшим против нас и решившим исход битвы, противостоять которому мы не смогли. Чаша весов заколебалась, покачнулась и склонилась в сторону Ринецеи… Мы дрогнули, мы могли бы побежать, но отступать нам стало уже некуда. Я лопатками уперлась в шершавую поверхность камня, обреченно понимая — все, это конец. Битва превратилась в бойню. Шанса на спасение у нас не оставалось: единственное, что мы еще могли сделать, — так это собрать щедрую дань чужой крови, унеся с собой как можно больше жизней врагов.
Я знала, что сейчас умру. Но осознание сего факта меня почти не пугало, потому что я понимала: смерть моя станет быстрой и почетной, хотя, наверно, отнюдь не безболезненной. И возможно, в тот момент я даже хотела погрузиться в ту самую тьму пустоты, которая не так давно приняла и упокоила благородную душу моего любимого. А мое бренное тело навсегда останется здесь, где меня выпьет эта чужая земля, будущим летом возрождая на поле злой брани, позволяя стать пышным цветом высокой травы. Но я сомкну утомленные веки, усну и уже ничего не почувствую…
Нас оставалось десятка три — израненных, смертельно уставших воинов, стоящих на горе трупов.
— Не убивать Ульрику, она нужна мне живой! — донесся до меня требовательный голос Ринецеи. — Все сокровища мира тому, кто приведет мне принцессу живой!
— Хозяйка! — Толстые, жесткие, будто вырезанные из эбенового дерева пальцы Кса-Буна бережно погладили меня по щеке. Я даже не предполагала, что эти руки, еще несколько минут назад ломавшие шеи и запросто, будто орехи, раскалывающие черепа, могут быть такими нежными. — Сдайтесь ей, госпожа! В своем чреве вы носите ее родного племянника. Возможно, она пощадит дитя, снизойдет к вашему положению…
— Правильно! — поддержал его молодой эльф с арбалетом, запомнившийся мне по разговору на руднике. — Вы обязаны выжить — хотя бы ради ребенка!
— Нет! — Я упрямо тряхнула слипшимися от крови волосами, глотая горькие слезы отчаяния. — Я вас не оставлю. Я не вынесу мук нечистой совести… Нам нужно продержаться еще чуть-чуть, наша конница сейчас придет…
— Ваше высочество! — Из плотного строя окруживших нас врагов вышел высокий демон в роскошных доспехах. Его смуглое лицо поражало гармоничностью всех очертаний, практически ничем не отличаясь от нормального, человеческого. В карих глазах светилось смешанное с почтением сочувствие. — Я генерал Рахсагор. Сдайте мне свой меч добровольно — и, клянусь именем моей матери, ни один волос не упадет с вашей головы.
— Окажите мне честь, генерал, — издевательски рассмеялась я, — и попробуйте забрать мой меч силой. Я вызываю вас на поединок!
Демон вздрогнул всем телом:
— Госпожа, я присягал на верность принцу Астору. Я принадлежу к высшему дворянству Нижнего уровня. А кроме того, я мужчина и поэтому никогда не причиню вреда женщине, тем паче супруге моего господина, носящей под сердцем наследника великой династии. Сдайтесь нам, госпожа Ульрика, и обещаю — мы уговорим леди Ринецею помириться с вами. Ради будущего принца… — Он верноподданнически поклонился не мне, а скорее — моему животу. — Умоляю вас…
Солдаты поддержали своего начальника согласованным гулом.
— Мой сын родится свободным, — протестующе прорычала я, поднимая Нурилон. — Он никогда не станет пленником Ринецеи. Защищайтесь, генерал…
Я взмахнула мечом, стараясь достать открытое лицо демона. Тот вынужденно отпрянул в сторону, уклоняясь от моего колющего выпада. Мой удар рассек окованный железом край его щита, глубоко увязая в твердом дереве и металле умбона[42]. Генерал ошеломленно замер, недоуменно хлопая ресницами. Пользуясь его минутной растерянностью, я выпустила рукоять Нурилона и рванула из ножен одну из Алатор, короткую, а потому — более удобную для схватки грудь в грудь. Рахсагор отбросил искореженный щит и потянулся к ножу на поясе. Но я оказалась проворнее. Не оставляя ему времени на размышление, я сильно ударила его головой в лицо и, обхватив рукой за плечо для усиления удара, вогнала острие даги ему под ребра, с каким-то озверелым наслаждением ощущая, как Игла пробивает кольчугу и со страшным скрежетом входит глубоко в тело, пронзая мышцы…
Генерал обвис у меня в руках, обдав мое лицо потоком черной крови, хлынувшей у него изо рта.
— А-а-а! — горестно завопила Ринецея.
— Слава принцессе Ульрике! — хором грянули мои бойцы.
— Слава! — неожиданной поддержкой раздалось совсем близко.
Наша конница неслась во весь опор, торопясь спасти тех, кого еще было возможно спасти. И тогда Ринецея взмахнула белым носовым платком, поднимая в воздух стаю горгулий…
Притиснутая к скале и закрытая телами беснующихся лошадей, я видела лишь бессильно мечущегося Кса-Буна, изрыгающего проклятия, да ощущала жуткий запах паленой плоти. Там заживо сжигали наших друзей, а я ничего не могла с этим поделать.
— Боги! — отчаянно завопила я, падая на колени. — Бабушка Смерть, подскажи мне, чем я могу помочь своим друзьям. Астор, помоги же мне — я не смогу жить без них, ведь их гибель останется на моей совести…
— Пой! — едва слышным шепотом пришел ко мне приказ королевы Смерти.
— Пой! — нежно подсказал невидимый возлюбленный.
— Пой! — из песка струился голос мертвого Маллера. — Пой, как умеешь петь только ты!
И тогда, переполненная горем и слабой надеждой на спасение, путающаяся в мыслях и пытающаяся хоть чем-то воодушевить погибающих друзей, я запела:
- Мне странно, люди перестали
- Ценить, как в прошлые века,
- Разящий свист холодной стали
- И росчерк гордого клинка.
- Утопнув в быта перепадах,
- Они готовы очернить
- Тех, кто остался жить в балладах,
- Тех, кто еще умел любить.
- Тех, кто носил колет из кожи,
- Доспехи, шляпы и плащи.
- На них мы слишком непохожи —
- Напрасно сходства не ищи.
- Но иногда в толпе холодной,
- Средь лиц, что змеями скользят,
- Я замечаю вдруг голодный,
- Живой, зовущий, яркий взгляд,
- А в нем — тоску по светлой дали,
- Безмолвный крик, души протест
- И знак, что, видно, нас создали
- Иные боги чуждых мест.
- Мы не сумели жить на воле,
- Добиться счастья не смогли.
- И рвется вопль: «Скажи, доколе
- Горят под нами корабли?..
- Доколе медлить станем сами?
- Ведь мы почти костьми легли
- За то, чтоб шхуны с парусами
- Достигли краешка земли…»
- Но я лелею свет надежды —
- Услышать новый всплеск имен!
- Тех, кто способен жить, как прежде,
- Храня завет былых времен…
— Ульрика, ты услышана. Заветы храбрецов не пропадут втуне! — Призыв шел с неба. — Держись, я уже здесь!
Я подняла заплаканные глаза…
Над моей головой кружил Эткин, победно раскинувший мощные крылья и изрыгающий клубы смертоносного пламени, на лету сжигающего горгулий демоницы. Обгорелые туши мерзких тварей с душераздирающими воплями падали прямо на войско Ринецеи, создавая жуткую неразбериху.
— Эткин, — возмущенно заорала я в ответ, грозя летуну окровавленным кулаком, — ты что, с ума сошел? Это же настоящее самоубийство — в одиночку атаковать целую стаю зубастых хищниц! Тебя растерзают в клочья…
— Щаз-з-з, так я им и дался! — нахально загоготал гигант, взмахом могучего хвоста сшибая тощее умертвие со спины ближайшей к нему горгульи. Живой труп, облаченный в ржавую кольчугу, с грохотом обрушился на кучку совершенно сбитых с толку некромантов, пронзительно визжа и кувыркаясь в воздухе. — Ты, дорогая наша Мелеана, на меня свои хронические диагнозы, пожалуйста, не перекладывай! Это ты у нас — неизлечимо сумасшедшая. А я, — тут Эткин специально заложил крутой вираж, хвастливо красуясь передо мной, — отныне признанный народный герой и спаситель отечества!
— Ага, может, тебе еще и орден дружбы народов выдать! — восхищенно рассмеялась я, буквально балдея от откровенно неприкрытого, неподражаемого драконьего нахальства.
— Ну — наигранно скромно буркнул летун, — я вообще-то не гордый, я согласен и на медаль. Хотя, признай сама, я ее заслужил…
— Заслужил? — недоуменно прищурилась я. — Это как?
— А вот так! — Эткин спустился к самой земле и ловко сграбастал меня правой лапой, намереваясь унести с собой.
— И генерала прихвати! — потребовала я, жалостливо указывая на харкающего кровью Рахсагора.
— Да на что тебе сдалась эта падаль? — удивился дракон, но мою просьбу выполнил беспрекословно.
Узрев меня, взмывшую к самому солнцу, мои воины разразились бурными криками и с удвоенным ожесточением накинулись на врага.
— Бесполезно, все бесполезно! — горестно пожаловалась я дракону. — Нас все равно слишком мало…
— Мало? — хулиганисто подмигнул мне друг. — Тебе этого мало? У-у-у, жадина! Смотри же…
И в тот же миг небо разом потемнело, словно перед грозой, заполнившись сотнями крылатых фигур, закованных в серебристые латы. А впереди всех мчался дюжий демон, размахивающий огромным мечом и во всю глотку орущий хвалебную оду в честь королевы Смерти. Личная гвардия моей бабушки прибыла мне на помощь! И надо признать — весьма своевременно.
Но это оказалось еще не все. Спокойную морскую гладь вспенивали носы десятков кораблей, несущих флаги всех известных мне государств. Я различила громадные галеры[43] Рохосса, крутобокие галеоны[44] Нарроны, быстроходные каравеллы свободного братства Ликерийских пиратов и серебристые клиперы Поющего Острова. На палубе передового флагмана[45] стояли великий Саймонариэль, нетерпеливо пощелкивающий пальцами, с которых сыпались синие искры, и мой державный батюшка, облаченный в богатые доспехи. Возле мачты собрались возглавляемые Арбиусом некроманты, напевно выкрикивающие боевые заклинания, а рядом с ними азартно подпрыгивал красивый рыжеволосый юноша, на чьих роскошных кудрях искрилась золотая, изукрашенная крупными изумрудами корона.
— Сестра, — гневно завопил он, увидев меня, — так нечестно! Опять тебе досталось все самое интересное. Прикажи оставить для меня хотя бы парочку-другую умертвий — я тоже хочу повоевать! И отпусти этого мужика…
— Зачем? — испугалась я, хватая раненого генерала за кирасу.
— Ты мешаешь мне в него прицелиться! — В руках Ульриха появился изящный арбалет.
— Не смей! — запротестовала я. — Генерал должен жить. Саймонариэль, помоги!
— С радостью! — немедленно откликнулся магистр. — Опустите раненого сюда…
Дракон сгрузил демона на палубу королевского корабля.
— Он выживет! — коротко пообещал маг, торопливо ощупывая раны генерала.
— Дочка, сестра! — Отец и брат обнимали меня наперебой, возмущенно поахивая над моими многочисленными царапинами и синяками.
— Но как вы смогли собраться все вместе? — продолжала изумляться я, потрясенно рассматривая приставшую к берегу флотилию и спускающихся на берег солдат, тут же вступающих в битву. Войско Ринецеи, осознав безнадежность своего положения, бросало оружие, сдаваясь победителям.
— Это все он! — одобрительно хмыкнул занятый демоном Саймон, с симпатией косясь в сторону дракона, упоенно гоняющего в облаках последних уцелевших горгулий. — Он такую бучу поднял, такую революцию устроил, призывая всех выступить на помощь Сумасшедшей принцессе, что остаться в стороне не смог никто! Знаешь, у твоего крылатого друга настоящий талант к организации масштабных эпических действий…
— Кто бы сомневался! — иронично усмехнулась я.
Похоже, свой орден дружбы народов Эткин все-таки заслужил!
Я шла по полю недавно закончившегося боя, ужасаясь и одновременно восторгаясь грандиозным зрелищем, представшим перед моими глазами. Залитую кровью землю устилали сотни трупов. Черных демонов Ринецеи вырубили почти подчистую. Исключение составляли лишь отряды Рахсагора, присягнувшие мне прямо на берегу Диких земель. И это не удивило никого — ведь именно эти бойцы ранее составляли избранную дружину принца Астора. Тут и там валялись изрубленные доспехи и бродили оставшиеся без хозяев кони. Из двух сотен горгулий не выжила ни одна. Такая же участь постигла умертвий и некромантов демоницы, возмутивших магистра Арбиуса своим наглым предательством и изменой королеве Смерти. Войско Ринецеи перестало существовать, полностью исчезнув с лица земли. Так закончилась эпоха правления коварной узурпаторши, посмевшей сместить Пресветлых богов. Справедливость восторжествовала, Свет победил Тьму, изначальный порядок вещей оказался восстановленным. Отныне мы стали свободны и получили возможность заново строить мирную жизнь, возводить города, рожать детей и растить хлеб. Мы стали другими, потому что впервые осознали и почувствовали всю прелесть чистой, открытой, добрососедской дружбы. Я видела орков, пьющих вино из одной фляги с демонами, отзывчивых эльфов, помогающих троллям взнуздать захваченных в бою скакунов, Кса-Буна, похваляющегося перед рукоплещущими его доблести нарронцам своим колоссальным топором. Пираты весело смеялись вместе с некромантами, маги добросердечно перевязывали раны нашим новым союзникам, а мои отец и брат подтверждали славу мудрых правителей, щедро раздавая золото, титулы и рыцарские звания, спеша почтить героев битвы. И лишь один факт сейчас не волновал никого, неосмотрительно ускользнув от внимания всех нас…
— Где она? — Я разъяренно вцепилась в воротник темной мантии Саймона, изо всех сил сотрясая сухопарое тело старого мага. — Где Ринецея?
Магистр покаянно отвел глаза:
— Каюсь, не уследили, не усмотрели… Хитроумная демоница соткала отвлекающую магическую завесу, подло бросила свое разгромленное войско и сбежала на Радужный уровень…
Я громко зашипела от переполняющей меня злости, испытывая непреодолимое желание кого-нибудь убить. Но винить мне следовало только саму себя, так же, как и все остальные, захваченную опьяняющей эйфорией великой победы. Ведь недаром самое главное правило военной тактики звучит так: всегда преследуй и добивай ослабевшего врага. Не играй в преступное благородство и не щади того, кто неспособен оценить проявленного тобой милосердия. Не пригревай змею на своей груди…
— Я должна ее догнать! — пришла я к единственному очевидному выводу, решительно сжимая кулаки.
— Да, — спешно согласился со мной Саймон, — да, девочка моя, но не сейчас, а чуть позднее. До родов осталось не более недели, ты нуждаешься в покое и уходе…
— Еще чего, — небрежно отмахнулась я. — Нужно действовать незамедлительно, пока демоница не успела зализать раны и не измыслила новую ловушку.
— Дочь моя, ты никуда не пойдешь! — Отец категорично положил руку мне на плечо. — Завтра утром мы отправимся домой. Не забывай, что твой сын — также и мой внук! А значит, он является принцем крови и посему родится не где-либо еще, а обязательно в королевском дворце Ширулшэна, с соблюдением всех приличествующих сему важному событию монарших ритуалов и церемоний. Мы представим его народу и правителям других государств. И лишь после этого я, возможно, выделю для тебя отряд лучших воинов и позволю найти Ринецею, затаившуюся в Обители затерянных душ.
Я строптиво нахмурилась.
— Не гневи меня, дочь! — сердито приказал король Мор, крепко сжимая мой локоть, которым я так и порывалась неучтиво пихнуть его в бок. — Видят боги, я люблю тебя больше жизни и именно поэтому, если придется, прикажу заковать в цепи и в таком неподобающем для принцессы виде доставить домой! Прояви же благоразумие, дитя мое!
— Хорошо, я подчинюсь, — даже не покраснев, без зазрения совести соврала я. — Я исполню вашу волю, отец!
— Вот и замечательно, — облегченно вздохнул батюшка, нежно целуя меня в лоб. — Пойди попрощайся с друзьями, отдохни и повеселись напоследок, а на рассвете завтрашнего дня мы отплывем обратно, на Поющий Остров.
Прихватив с собой братца-короля и Эткина, я направилась к многочисленным кострам, полыхающим возле самой воды. Там собрались наши солдаты. Там пили пиво и жарили мясо, обменивались шутками и пели разудалые песни. Но, отойдя на десяток шагов, я незаметно обернулась и одарила батюшкину спину дерзким взглядом неискоренимого упрямства. Вот еще, что это он себе вообразил? Я уже взрослая женщина, а отнюдь не безвольный ребенок, которого запросто можно наказать, запугать и поставить в угол. Я обладаю всеми правами свободного, самодостаточного человека и вправе решать сама, как мне следует поступить. И, думается мне, я вижу намного дальше отца, обладая тонкой интуицией, сейчас властно подсказывающей мне: медлить нельзя. Они ошибаются, считая, что Ринецея уже неспособна нанести нам какой-либо вред. Но нет — сердцем чую, демоница не оступится так просто. Она в отчаянии — и поэтому способна на самое страшное… А значит, ее нужно остановить. Немедленно. Во что бы то ни стало…
— Ваше величество! — тихонько окликнул короля верховный архимаг после того, как принцесса Ульрика, ее брат и дракон присоединились к толпе празднующих победу солдат, единодушно встреченные громкими восхваляющими криками. — Мелеану ждут суровые испытания…
— На что ты намекаешь, маг? — вздрогнул почуявший неладное отец, напуганный мрачным пророчеством Саймона. — Ведь все уже позади. Мы победили!
— Нет, пока еще нет! — печально покачал головой магистр. — Над ней нависло страшное проклятие, да и Ринецея еще жива…
— О боги! — болезненно схватился за грудь король Мор, замечая, как усиленно забилось его любящее отцовское сердце, наполненное нехорошим предчувствием. — Какие еще беды ожидают нас впереди, друг мой?
— Сын демона! — беспощадно изрек маг, словно вынося смертный приговор. — Я не знаю, как рождаются демоны, но думаю — сам процесс родов станет чрезвычайно болезненным и опасным, способным стоить жизни нашей Мелеане! Ей потребуется помощь лучших магов и заботливый уход опытнейших повитух. В ее сыне соединятся Тьма и Свет, а появление нового светила способно вызвать страшнейшие катаклизмы и разбудить древние силы. Не спускайте глаз со своей дочери, ваше величество, берегите ее пуще зеницы ока!
— Обещаю! — торжественно поклялся король. — Рано поутру принцесса займет предназначенную ей каюту и отплывет на Поющий Остров. Такова моя воля!
— Будем надеяться на лучшее! — одобрительно кивнул маг, но что-то затаившееся в глубине души не давало ему покоя, предрекая новые беды и подсказывая — их благим намерениям не суждено сбыться…
Глава 10
На берегу царила атмосфера праздника. Чуть дальше, у скал, трепетали полотнища пестрых походных шатров и бок о бок миролюбиво реяли штандарты нескольких союзных государств. Я всегда считала, что скрепленная кровью дружба — одна из величайших движущих сил в мире. В вытащенной на песок шнеке[46] беспробудно дрых умотавшийся за день Кса-Бун, крепко обнимая свой ненаглядный топор и источая забористый сивушный запах. Над деревянным бортом накренившегося судна торчала его черная мускулистая нога, перепачканная засохшей кровью и контрастно обвитая голубой атласной лентой от высшего военного эльфийского ордена «Львы Ширулшэна». Видимо, свежепосвященный «лев» спал столь крепко, что мой мудрый отец не счел нужным будить усталого канагерийца, а недолго думая повязал орден на первое подвернувшееся под руку место. Я иронично хмыкнула: «Награда нашла своего героя!»
На синем бархате вечернего неба зажигались первые звезды, сегодня как-то по-особенному красивые и яркие. Трещал пожираемый огнем валежник. Над костром жарилось несколько бараньих туш, а поблизости выстроилась целая батарея разнокалиберных пивных бочонков. Эткин плотоядно потянул носом:
— Ишь ты, чем тут наши вояки-то лакомятся! Ягнятинка на ребрышках… М-да-а-а, это вам небось не сырой горгулятиной на лету давиться…
— Эткин, а морда не треснет столько жрать? — поддразнивающе расхохотался Ульрих.
— Может, морда малость и того-с… — вслух размышлял дракон. — Но зато это не так болезненно, как прогрессирующая язва желудка и заворот двенадцатиперстной кишки! — со своей привычной прямолинейностью посетовал он. — Здоровье — его подорвать ой как легко, а вот восстанавливать — трудно… Ясно, молодежь?
— Эткин, ты вообще как себя чувствуешь? — взволнованно спросила я. — Я видела отчетливо, горгулий пять ты сегодня точно слопал, причем даже не подавился.
— Вообще-то я себя чувствую, — язвительно ощерил зубы дракон, — но — плохо… А для поправки настроения мне срочно требуется выпить…
Читать бесплатно другие книги:
