Принц для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна
— Да! — вынужденно признал Марвин. — Да, демоны меня побери!
— А вот про демонов — это ты зря упомянул, — буркнул Генрих, весьма скептично настроенный относительно ночевки внутри кургана. — Ой, чую я, зря… — Он помог некроманту спуститься в подземный ход и забрался в него сам, преисполненный самых плохих предчувствий.
Мы двигались обратно к побережью. Нужно признать, Дикие земли оказались вовсе не таким уж безлюдным местом, каким показались мне ранее. Арланмир проявил себя прекрасным следопытом и посредником, сумев навести нас на скрывающиеся в холмах тролльи стойбища. Мы приобрели немало союзников, сразу же влившихся в ряды моей армии, насчитывающей теперь уже больше тысячи бойцов. Да и сами тролли выказали себя далеко не столь тупым и отсталым народом, как это описывалось в ученых трактатах. Разобщенные на десятки постоянно враждующих между собой племен, отличающихся оттенком кожи, цветом волос, обычаями и ритуальными татуировками, они с превеликой радостью заключили временное перемирие, ополчившись против общего врага — проклятой демоницы. С появлением троллей наша жизнь значительно упростилась, приобретя элементы пусть примитивного, но комфорта. Нам подарили легкие раскладные шатры, устранившие необходимость ночевать под открытым небом, и даже привели лохматых, низкорослых, чрезвычайно выносливых северных лошадок. И теперь, покачиваясь на спине флегматичного каурого жеребчика, я обрела возможность утруждать свои мозги различными околофилософскими размышлениями, уж коли необходимость утруждать ноги почти отпала. О нет, я отнюдь не намеревалась строить из себя великую воительницу — смирный конек пришелся мне очень кстати, ибо беременность близилась к концу, превратив меня в довольно неуклюжее, толстое существо, постоянно мечтающее о еде и сне. Роды должны были произойти совсем скоро.
Следует упомянуть, что в отличие от спасенных мною каторжан свежие воины, вступающие в наш отряд на всем пути следования к морскому берегу, посматривали на меня искоса, с молчаливым недоумением, искренне не понимая, что понадобилось одной пребывающей на сносях женщине в команде суровых, до зубов вооруженных мужчин. За командира у нас номинально числился мудрый Арланмир, предусмотрительно окруживший меня группой избранных телохранителей, возглавляемых силачом Кса-Буном и орком Торвеном, ставших моими близкими друзьями. К счастью, с детства привыкшая жить среди мужчин, я давно усвоила многие особенности их своеобразного, достаточно эгоцентричного менталитета, находя сильную половину человечества достаточно приятной и интересной в общении. И уж если говорить предельно честно, я всегда считала, что мужчины — это лучший подарок, данный природой нам, женщинам!
Вступившая в свои права весна совершенно преобразила Дикие земли, придав им некое грубоватое и скромное, но весьма притягательное очарование. Свинцовая серость небес понемногу сменялась прозрачной, умытой дождями голубизной, приятно перекликающейся с проклюнувшимися среди мха синими цветочками. Могучий канагериец, без устали пешком вышагивающий по этому разноцветному великолепию и ведущий под уздцы моего жеребчика, обернулся, одаривая меня заботливым взглядом черных глаз:
— У хозяйки все хорошо?
— Просто замечательно! — с признательностью улыбнулась я. — Вот только боязно мне немного…
— Ни за что не поверю, будто ты способна бояться предстоящей битвы! — пафосно заявил Торвен, лихо гарцуя на своем вороном коне и бросая мне в руки букетик цветов. Я с благодарностью поднесла их к лицу, вдыхая чуть горьковатый аромат, несущий запах весеннего обновления и не скованной никакими ограничениями свободы.
— Спасибо, Торвен! Эти цветы — прекрасны!
Орк смущенно улыбнулся, забавно краснея так ярко, как умудряются краснеть только рыжеволосые.
— На здоровье! Знаешь, они очень похожи на тебя — в них нет тепличной изнеженности и показного кокетства. Они красивы не так, как знаменитые рохосские розы или желтые эйсенские тюльпаны. Нет, они хороши чем-то особенным и понятным — дорогим сердцу любого ценящего доброту и открытость мужчины…
Кажется, теперь покраснела я.
— Ишь как они за тобой приударяют, — добродушно рассмеялся подъехавший к нам Арланмир, подмигивая мне с видом все замечающего и понимающего старшего брата. — Забыли, видно, что ничего им не светит, ведь ты — королевская дочь!
— Ну и что? — ухарски хохотнул орк. — Ульрика стоит нашего внимания и уважения! Я в первый раз встретил столь неспесивую принцессу, не брезгующую есть из одного котла с простым пиратом…
— И много у тебя принцесс было? — иронично усмехнулся тролль.
— Ну… — смутился Торвен, — это разговор не для женских ушей…
— Ох уж эти мужчины! — поддразнила их я. — Умом своих партнеров любят только кошки и женщины. Иначе почему бы коты так громко орали, а мужчины так много врали?
Мои спутники восхищенно захохотали.
— Что произойдет с женщиной, которая вдруг начнет понимать мужчин? — дурашливо прищуриваясь, спросил Торвен.
— Ничего хорошего, — парировала я с такой же шутливой интонацией. — Она просто умрет со смеху!
Арланмир рассмеялся еще громче:
— Правду говорил мой покойный отец, любивший изрекать: «Упаси Пресветлые боги нас от того мгновения, когда бабы поумнеют. Ведь после этого они попросту перестанут с нами связываться!»
Орк и тролль продолжали веселиться напропалую. Воспользовавшись благоприятным моментом, Кса-Бун тихонько тронул мое колено, привлекая внимание к своим словам.
— Не бойся, госпожа, — торопливо шепнул он, косясь на игриво пихающих друг друга в бок Торвена и Арланмира, — я никогда тебя не оставлю. Каждая женщина боится родов, но мне ведомы секретные приемы наших лекарей, умеющих снять боль и извлечь младенца из чрева матери целым и невредимым. Я тебе помогу…
Я ошарашенно вытаращилась на своего чернокожего телохранителя. Невероятно! В наших краях лишь немногие самые искусные маги и лекари осмеливаются вмешиваться в естественный процесс деторождения, часто заканчивающийся смертью матери или ребенка. Я растерялась, не находя, что следует ответить канагерийцу. Воистину мужчины скрывают множество секретов, не переставая удивлять нас, женщин!
— Ульрика! — Требовательный призыв тролля вывел меня из задумчивого состояния. — Рассуди нас по справедливости! Ведь всем известно, что творцы создали сначала мужчину и только потом — женщину. Поэтому мы умнее, сильнее и находчивее вас, баб! А вот Кса-Бун выступает за матриархат…
— И не зря выступает, — ехидно ухмыльнулась я, желая немного позлить моих отважных спутников. Правильно, мужчинам легче — им-то не рожать… Им-то что, свое дело сделал, штаны натянул — и в кусты… Творцы поступили разумно! Я тоже, когда хочу создать хорошую балладу, сначала всегда черновик пишу!
Орк и тролль замолчали, наповал сраженные моим неоспоримым доводом. И один лишь Кса-Бун низко склонил наголо обритую голову, скрывая одобрительную улыбку.
Мир устроен столь странно и противоречиво по одной простой причине — им управляют мужчины. Как и любой другой, наш мир создан женщинами — ведь это они, и только они, являются началом всех начал, первоистоком и первопричиной всего сущего. Древнее название главы матриархального сообщества — праматерь, прародительница. Главнейшее предназначение женщины — дарить жизнь, производить потомство, обеспечивать продолжение рода. А еще — вкладывать в головы подрастающего поколения основные принципы и ценности: нравственную порядочность, уважение к старшим, любовь к родителям, заботу о слабых и зависимых, бережное отношение к природе. В первые два-три года жизни ум ребенка способен впитать все то, что вы в него вложите, и запомнить это навсегда, автоматически сохраняя полученные в период отрочества знания до самой смерти. Вот почему даже у самых воинственных народов детей до трехлетнего возраста всегда воспитывают именно женщины — хранительницы и носительницы обычаев, легенд и преданий. Законы придумывают мужчины, женщины создают традиции. И если в какой-то край приходит война, то наиболее умный и безжалостный враг, стремящийся истребить народ, рассуждает так: бесполезно убивать детей — это признак слабости, бесполезно убивать стариков — это признак трусости, бесполезно убивать мужчин — это признак недальновидности. Один мужчина способен оплодотворить тысячу женщин. Но если ты хочешь истребить народ, нужно убивать матерей — и тогда род вымрет.
Мужчины любят войну, женщинам нужен мир. Мужчины склонны к агрессивному проявлению лидерской доминанты, привыкнув отстаивать свою власть с позиции силы. Женщины же являются куда лучшими дипломатами, ибо они уважают хитрость, компромисс и многовариантность мнений. И наверно, именно поэтому в нашем мире, созданном женщинами-демиургами, борьбу за лидерство начала тоже женщина — Ринецея.
Есть вещи, которые в любом искусственно морализованном обществе считаются крайне неприличными, особенно если о них говорят женщины. О нет, речь идет не о супружеской неверности, не о вытравливании нежеланной беременности и не о полученных от супруга синяках. Все это совершенно нормально с точки зрения широкой публики. Дамам не прощают совсем иного.
По меркам общества, жена ни в коем случае не должна становиться успешнее мужа. На самом деле подобное встречается отнюдь не редко, но вот поди же ты — афишировать такую «неправильную» ситуацию в семье не соглашаются не только мужчины, но и сами женщины. Дамы щадят самолюбие своих супругов, сознательно принижая собственные достижения. Они будто извиняются за ум и красоту, за трудолюбие и деловую хватку. То есть за все то, чем обычный человек вообще-то должен гордиться. «Вы не подумайте чего неприличного, — словно бы пытаются сказать женщины. — Я, как и положено любой бабе, дура дурой. Просто сейчас у меня временные трудности — я неожиданно выбилась из образа. Простите, люди добрые. Ну не повезло мне — добилась я в жизни больше, чем нормальный среднестатистический мужчина. Но вы не волнуйтесь, скоро я снова стану серенькой мышкой-неудачницей и смирно уйду в тень своего господина».
Нормальная женщина должна быть хуже мужчины — вот установка нашего общества. Поэтому, если она вдруг становится в чем-то лучше, она просто обязана прилюдно каяться, ныкаться по всем углам и просить прощения у всех богов сразу. И конечно же ни словом, ни взглядом никогда не напоминать любимому о реальном положении дел. Угождать, подстраиваться, подмахивать, тешить мужское самолюбие и уничижать себя — это всегда пожалуйста. А вот публично признавать себя более успешной — стыд и позор.
А еще женщине неприлично выглядеть сексуальной. От нее требуется стройность ног и упругость кожи, пухлость губ и пышность волос. Ее всячески подбивают на флирт, домогаются, уговаривают вступать в близость с кем угодно и когда угодно. Но при этом ее за это же и осуждают. Парадокс!
А злость и умение постоять за себя? Увы, в наличии этих качеств женщинам отказывают тоже. Им даже не прощают открытого проявления эмоций, выражающегося в отстаивании своих позиций, как то: аргументированный спор с мужчиной, если последний остается в проигрыше, демонстрация силы воли, логики и умения мыслить объективно. Обиду, зависть, мелкую исподтишковую мстительность и прочие проявления слабости женщине простят, но если она решительно стукнет кулаком по столу или еще как-то, с поднятым забралом, проявит агрессию, то все, пиши пропало. Хорошие девочки себя так не ведут. Хорошие девочки не вызывают мужчину на поединок и не валяют его в грязи ни физически, ни морально, на потеху всему ристалищу. Хорошие девочки, если их что-то возмутило, должны забиться в уголок и там тихонько поплакать, в ожидании своего защитника на белом коне. Но притом — проявлять гнев открыто, бороться за свои права, как это делают мужчины, — стыдно!
И уж что в женщинах совершенно недопустимо — так это скинуть на кого-то свои материнские обязанности и идти спасать мир. Нельзя доверять хотя бы часть родительских обязанностей мужчине: это неправильно. Нельзя быть амбициозной. Нельзя становиться жесткой, неуступчивой, принципиальной. Нельзя гордиться своими успехами, если они выходят за рамки кухни, набожности, вышивания, выращивания цветов и воспитания детей. Нельзя вслух признавать своих достижений, если у тебя что-то получается на территории традиционно мужской вотчины. Нельзя знать себе цену, уметь драться, выглядеть любвеобильной и не подчиняться существам, носящим брюки и шляпы. Существам, называемым мужчинами, что приравнивается к слову «человек». Женщине нельзя быть человеком. Стыдно!
Не стану скрывать — я всегда выступала против сих глупых предрассудков, с мечом в руке отстаивая свое право не только называться, но и являться человеком. Меня оклеветали и изгнали, осудили и назвали распутной, не поняли, не оценили и, возможно, не простили. Меня прозвали Сумасшедшей, и, лишь пройдя через массу жизненных перипетий, я осознала, какой особый смысл вложен в это нелепое прозвище. Я обрела истинную свободу тела и духа, я познала сладость настоящей любви и горечь ужасной потери, я научилась страдать и сострадать, ненавидеть и прощать, забывать прошлое и верить в будущее. Я стала сильной и ранимой одновременно. И в итоге я все-таки поняла, что же это значит — быть женщиной и человеком. Быть самой собой!
- В холодных гранях бытия
- Дробится сердце в отраженье,
- В невольно созданном движенье,
- Где слиты плотно — ты и я,
- Не вызывая отторженья.
- Клинки вонзая не спеша,
- Кромсая мышцы, нервы, кости,
- Сражались страшно — нет, не гости.
- Хозяйки — тело и душа…
- Сейчас безликие от злости.
- Ведь каждая хотела власти.
- Построив царство на крови,
- Алкала истинной любви,
- Злой совести изгнав напасти
- И раны растравив свои.
- Весь мир земной у наших ног,
- Сумей же им распорядиться,
- А жить в сраженье — не годится,
- Таких людей осудит бог —
- Так в умных книгах говорится.
- Усвоить истину несложно,
- В согласье тело и душа
- Сливаются, свой путь верша.
- И обретут любовь… Возможно…
- Былых потерь не вороша.
В подземном проходе сгущалась непроглядная темнота. Но так продолжалось всего лишь несколько коротких мгновений, до тех пор, пока в могильной тишине погребального кургана не прозвучало скороговоркой произнесенное заклинание и в воздухе не возник голубовато светящийся магический шар, невесомо парящий над ладонью Марвина. Стены коридора сразу раздвинулись, утрачивая свою мнимую, давящую на психику тяжесть.
— Брр, не люблю закрытых помещений! — с чувством произнес некромант, озираясь настолько испуганно, что это сразу бросилось в глаза всем и шло вразрез с его высоким титулом архимага. — С детства страдаю клаустрофобией!
— Не ожидал услышать подобное признание от погонщика трупов! — Огвур тряс прикованный к стене факел, пытаясь вырвать его из ржавых скоб. — Не вяжется как-то с вашими мрачными обрядами и раскапыванием могил…
— Ага, это у тебя все просто и доступно, — огрызнулся маг, настороженно вглядываясь в глубь коридора, змейкой уходящего куда-то вперед. — Вот посидел бы ты лет десять в наших пещерных архивах — вообще бы заикаться начал!
— Фигня, — с чувством огромного превосходства фыркнул Генрих, — я, почитай, провел в подземелье большую часть жизни — и ничего, на нервы не жалуюсь.
— Генрих, — сладенько проворковал Ланс, — а ты случайно не в курсе, как называется маленькое мохнатенькое существо с тридцатью двумя лапками и серой шкуркой?
— Не знаю, — небрежно отмахнулся сильф. — И не приставай ко мне со своими глупостями, я загадками не увлекаюсь. А что это такое, кстати?
— Так вот и я не знаю, — задумчиво протянул полукровка, — но сейчас попробую это с тебя стряхнуть…
— Да паук-трупоед это как пить дать! — приговором бухнул некромант. — Хана тебе, Генрих…
— А-а-а! — Барон с диким воплем отчаяния безудержно ломанулся по проходу, совершенно не разбирая, куда бежит. Вслед ему летел заливистый смех друзей.
— Да пошутил я, пошутил, — запоздало сознался полуэльф. — Зато Генриху немножко нервы пощекотали!
Де Грей обиженно молчал, украдкой отряхивая испачканный землей и паутиной камзол. По его мнению, Ланс всегда отличался жутко извращенным чувством юмора.
— Ладно, — рассудительно произнес некромант, — уж если мы забрались в это гиблое место, которое, признаюсь честно, мне совсем не нравится, то предлагаю не толочься в узком проходе, а пойти вперед и отыскать подходящий для ночлега уголок. — Он щелкнул пальцами, высекая искру и зажигая факел, отвоеванный орком у стены. Выстроившись вереницей и дыша почти в затылок друг другу, друзья последовали за Огвуром, невозмутимо топающим в авангарде их маленького отряда. Пауков тысячник не боялся, в привидения не верил, а посему был способен запросто, без лишних разговоров проломить череп любому, осмелившемуся встать у него на пути. Цепочку усталых и голодных путников замыкал пасмурный Марвин, перебрасывающий светящийся шарик с ладони на ладонь и что-то неразборчиво бормочущий себе под нос. Уж кто-кто, а молодой некромант отлично разбирался во всяком заупокойном антураже и вполне отдавал себе отчет в том, какие заковыристые неприятности можно огрести на свою пятую точку, неосторожно слоняясь по заброшенному или, что еще хуже, незаброшенному могильнику. Однако он предпочел держать язык за зубами, не решаясь пугать друзей раньше времени. «Надейся на хорошее, — вполголоса бубнил умный маг, — потому что плохое найдет тебя само!» А как известно, беду накликать — плевое дело!
Доставшийся им курган, столь легкомысленно выбранный Лансом для экстремальной ночевки, безусловно, насчитывал не одну сотню лет, став последним приютом для целой династии или правящего рода. Коридор, уводящий друзей вперед, начал заметно опускаться вниз, уходя намного ниже поверхности земли. Невзирая на это, воздух в подземелье продолжал оставаться теплым и чистым, видимо каким-то хитроумным образом обновляясь через выходящие наружу отдушины. Запаха разложения не чувствовалось совсем, что казалось по меньшей мере странным. Стены прохода, выложенные ровными каменными плитками, правда местами отвалившимися и затянутыми плесенью, не производили впечатления неухоженных. Бесспорно, за состоянием кургана следили, поддерживая его в чистоте и относительном порядке.
— Не нравится мне все это, — признался Марвин, прищуривая глаза и рассматривая витиеватый орнамент, сплошь покрывающий стены коридора. — Судя по всему, в этих местах обитает неведомая нам сила — могучая, темная и очень древняя. В подобных курганах часто проводят ритуальные обряды, и мне не хотелось бы столкнуться со жрецами, поклоняющимися местным богам…
— А как же Аола, Смерть и их братья? — искренне изумился Генрих. — Дарующая жизнь — официальная покровительница Силя. Мы воздвигли для нее роскошный храм…
— Есть многое на свете, друг мой Генрих, что и не снилось нашим мудрецам! — передернул плечами некромант. — Увы, Дикие земли живут по своим законам и совсем не почитают наших творцов и богов. Здесь до сих пор в ходу человеческие жертвоприношения, призванные обеспечить местному народу милость великого черного короля Брана — бога войны…
— Кто бранится? — Ланс, как всегда, что-то услышал, но ничегошеньки не понял.
— Ты не так уж и неправ, — довольно кивнул некромант. — Старинное слово «браниться» обозначает не ругань, а «рубиться на мечах» — отсюда же произошло понятие «бранное поле»…
— Целое поле для ругани? — не поверил засыпающий на ходу полукровка, сладко зевая. — Да ну?
Марвин махнул на него рукой — дескать, чего с красавца взять?
— Говорите-говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно! — поддразнил полуэльфа Генрих, торопясь рассчитаться за «мохнатенькое существо» у себя на спине. К счастью, этих ехидных слов не расслышал орк, монотонно вышагивающий чуть впереди всех.
Коридор оборвался внезапно, закончившись высокой полукруглой аркой, вырубленной из светлого камня и отсвечивающей потусторонним, переливчато мерцающим светом. За аркой начинался огромный зал, скупо подсвеченный квадратными фонарями из дымчатого стекла, за гранями которых ровно билось густое, багровое, будто кровь, пламя. В центре зала возвышалась исполинская медная статуя, изображающая зрелого мужчину, вооруженного двумя мечами. Обнаженный воин стоял в готовой к нападению позе, чуть согнув напружиненные ноги и приподняв обоюдоострые клинки. Из одежды на нем имелись лишь кованые щитки, прикрывающие ноги до колен и руки от запястий до локтей. Мощный торс обхватывал воинский пояс доблести, с привешенными к нему отрубленными человеческими головами. Головы оказались настоящими, свежими, еще практически не затронутыми разложением.
Генрих восхищенно обошел вокруг варварски прекрасной статуи, всеми фибрами тела ощущая исходящую от нее энергетику — дикую, буйную и первозданную. Он разглядывал схематично обозначенные черты мужского лика, почти неразличимые, но вместе с тем таящие какую-то страшную притягательность. Высокие скулы, узкие глаза, хищно оскаленные зубы… Все это внушало отвращение, но с другой стороны — влекло и очаровывало. Не сдержавшись, барон протянул руку и кончиками пальцев коснулся бедра статуи, заляпанной потеками какой-то темной маслянистой жидкости. Ему показалось — прикосновение длилось одно мгновение, но в ушах у него вдруг зашумело, причем гул накатывал волнами, неся с собой предсмертное ржание поднятых на копья коней, лязг сшибающихся в сече клинков и гортанные вскрики погибающих в бою воинов… Генрих мучительно застонал и непроизвольно схватился за рукоять рапиры, порываясь окунуться в затягивающий водоворот схватки…
— Вот так это и происходит. — Марвин ухватил друга за рукав и сильно дернул на себя, оттаскивая от статуи. — Воины проходят посвящение и становятся одержимыми жаждой истребления берсерками![40]
— Что это со мной? — жалобно спросил Генрих, мотая головой и старясь избавиться от наваждения. — Или кто?
— Бран! — коротко пояснил некромант, неприязненно косясь на статую свирепого божества. — Его омывают кровью убитых врагов, ему приносят в жертву девственниц, испрашивая победы в бою. Мне доводилось читать о страшных мистериях, совершаемых в его честь. Судя по описанию, такого оголтелого распутства даже в самых распущенных борделях не увидишь… Ведь кроме воинских побед Бран дарует своим адептам и вторую ипостась мужской силы… — Он брезгливо указал на огромный детородный орган бога, вздыбленный наподобие копья. Губы мага гадливо искривились. — Фу-у-у, ну и мерзость!
Но Генрих не чувствовал ни капли отвращения, продолжая взирать на статую Брана возбужденно расширенными глазами. Его душа, его мужское естество пели, будто натянутая струна, безошибочно подсказывая: эта религия создавала настоящих мужчин, настоящих воинов. А если ради этого они приносили в жертву женщин и побежденных противников — так что ж, такова жизнь, ведь в ней выживает сильнейший!
Пол возле статуи покрывала разнообразная золотая утварь, украшения и бесценное оружие, неряшливо наваленные как попало и накапливающиеся тут годами, слой за слоем. То была воинская добыча, принесенная в подарок богу.
Перед статуей Брана находился жертвенный треножник, на котором шатко умостилась широкая золотая чаша, до краев наполненная темной жидкостью, издающей резкий медяный запах. Марвин наклонился, принюхался и с проклятием пнул сосуд, опрокидывая его набок. Кровь, а это оказалась именно кровь, растеклась неровным пятном, омочив ноги жестокого бога. Генрих вскрикнул, опасаясь за друга.
— Ты совершил святотатство! Не боишься, что Бран разгневается?
— Тупой идол, — злобно прошипел некромант, плюя прямо на фаллос бога. — Кровопийца! Я чувствую — тут, прямо перед ним, несколько дней назад изнасиловали и зарезали молодую невинную девушку, причем ее смерть стала долгой и мучительной…
Генриха передернуло от стыда. Ведь еще пару минут назад он и сам собирался вступить в ряды бога-людоеда…
— Сюда! — Громкий крик Ланса отвлек друзей от поруганного жертвенника.
Они торопливо побежали на зов, переместившись в самый отдаленный край обширного зала. Здесь уже не нашлось места для золотых украшений и прочего захваченного в набегах скарба, потому что все свободное пространство пола занимали шеренги теряющихся в полумраке каменных саркофагов, установленных ровными рядами. И если ближайшие гробы выглядели вполне новыми, то от дальних так и веяло старостью, едва прикрытой ветхими лохмотьями, оставшимися от некогда богатых погребальных покровов. Количество гробов не поддавалось исчислению, поражая воображение и вызывая животный ужас, липко обволакивающий душу и призывающий немедленно спасаться из этого проклятого места.
— Сколько же их здесь захоронено? — ахнул сильф, невольно пятясь назад.
— Сотни, — мрачно ответил некромант, суеверно осеняя себя охранным жестом, призывающим защиту богини Аолы. — А возможно, даже тысячи. У каждого народа существуют подобные церемониальные места-кладбища, предназначенные для захоронений, молитв и общения с духами предков. Мертвецов проносят сюда многие века, отдавая под покровительство бога Брана. В этих саркофагах покоятся лучшие воины племени, вожди, жрецы и колдуны…
— А призраки? — робко пискнул Ланс, на всякий случай прячась за широкую спину орка. — Они тоже тут водятся?
— Нет! — подбадривающе улыбнулся Марвин. — Никаких привидений — одни лишь трупы. Да и нечего нам мертвых опасаться: бояться нужно живых. Так вроде бы и Ульрика говорит…
— Да-а-а? — недоверчиво протянул полуэльф. — Ты меня не убедил! И знаешь почему? Потому что именно сейчас я собственными глазами вижу самого настоящего призрака…
— Ланс, — сердито рявкнул Генрих, хватая красавца за ухо и вытаскивая из-за Огвура, — кончай придуриваться. Надоели уже твои шуточки, спасу нет!
— Но-но, полегче! — Тысячник легко разжал пальцы барона, успокаивая хнычущего дружка. — У тебя дома жена есть, вот ее и лапай…
— Да не вру я ничуть! — возмущенно доказывал полукровка, ребячливо шлепая де Грея по плечу и складывая губы трубочкой. — У-у-у, гадкий…
— Если дать творческую свободу петуху, он все равно примется кукарекать! — саркастично хмыкнул Генрих. — А я утверждаю, врешь…
— Не вру! — упорно стоял на своем его прекрасный оппонент. — Гляди сам… — И Ланс указал пальцем в самый темный угол зала.
Друзья глянули…
И действительно, за одним из каменных гробов испуганно скорчилась маленькая полуголая фигурка, тощая и бледная до синевы.
— Ну что я вам говорил? — ликующе завопил Ланс. — Если это не привидение, то кто тогда?
— Мальчик! — спокойно проговорил Марвин, сразу же определяя бесспорную реальность человека, чуть не ставшего жертвой навета, подходя к затравленно озирающемуся существу и участливо беря его за руку. — Не бойся нас, малыш, мы тебя спасем!
Мнимое привидение поднялось на ноги и шагнуло к свету, оказавшись худым долговязым отроком лет тринадцати-четырнадцати. Тело мальчика покрывали синяки и ссадины, на шее запеклась рваная рана, а его расширенные зрачки казались двумя бездонными колодцами горя и отчаяния.
— О-о-о, призрак! — заорал Ланс, панически прыгая на Огвура и повисая у него на шее. — Дорогой, спаси меня, докажи этому живому мертвяку, что ты настоящий мужчина!
— Как, и ему — тоже?!.. — с намеком заржал Генрих, вкладывая в свою реплику донельзя пошлый смысл. — Ну это ты, красавец, лишку хватил…
Огвур сконфуженно улыбнулся.
Между тем Марвин распотрошил свою походную сумку и принялся кормить мальчика остатками продуктов, припасенных после выданного Саймоном завтрака. Когда ребенок насытился, некромант заботливо прикрыл его своим плащом и приступил к расспросам:
— Кто ты, малыш, и как очутился в этом столь не подобающем для тебя месте?
— Меня зовут Альдрик, — четко ответил отрок, — и я прихожусь младшим братом военного вождя племени олорулонов. Девять дней назад мерзкие кикты напали на наше стойбище и взяли меня в плен вместе с десятком моих соплеменников. Всех их принесли в жертву богу Брану, а меня оставили здесь, предназначив стать вместилищем духа мертвого колдуна Сиваша…
— Стоп, а как-нибудь попроще объяснить можешь? — перебил мальчика Генрих. — А то я что-то совсем запутался. Как это — вместилище мертвого духа?
— А вот так, — поддержал Альдрика некромант, — все элементарно. Дух колдуна войдет в жертву, обретая новое тело и новую жизнь…
— Ага, так здесь все-таки водятся призраки? — поспешил уточнить придирчивый полукровка. — Значит, я не врал?
— Выходит, что так, — неприятно усмехнулся Марвин. — И если этот призрак при жизни звался верховным колдуном, то нам лучше не рисковать, а бежать отсюда без промедле…
Но договорить он не успел…
Глава 8
Малейшая неведомая или неявная опасность всегда намного страшнее любого, даже самого жуткого, кошмара, имеющего видимые очертания. Сердцами и душами людей правит мистика, а то, что можно пощупать руками или увидеть воочию, страшит нас на порядок меньше. Скрип двери, раздающийся в ночной тишине, повергает в трепет гораздо сильнее, чем оскаленная пасть хищного зверя, а приподнимаемый сквозняком ковер способен вогнать нас в холодный пот, напугав до полусмерти. Но ужаснее всего то, что не имеет понятного смысла, не сопровождается реальными объяснениями и не поддается логическому обоснованию…
Порыв неизвестно откуда взявшегося ветра пролетел по залу, зловеще играя тенями и шелестя надгробными покровами каменных саркофагов. Пламя светильников сразу же поникло и присмирело, утрачивая по крайней мере половину своей обычной силы. Черная полумгла начала стремительно сгущаться под сводом помещения, расползаясь по стенам и принимая форму когтистых лап, тянущихся к друзьям, неловко сгрудившимся в единственном четком пятне света, излучаемом факелом, зажатым в руке Огвура. Резко похолодало, причем до такой степени, что вырывающееся изо рта дыхание тут же замерзало в воздухе, образуя облачко белесого пара. Альдрик испуганно всхлипнул и робко прижался к Марвину, дрожа всем телом.
— Гоблины драные! — свирепо прорычал орк, размахивая факелом. — А это еще что такое?
— Магия, — неуверенно ответил Марвин, словно сомневаясь в правильности своих слов. — Чары бога Брана и его слуг, не имеющие ничего общего с некромантией. Боюсь, как бы против нас не выступила целая армия…
— Не мели чепухи, маг! — Не желая слушать друга, Генрих пальцами заткнул уши, будто этот бесполезный жест мог остановить потусторонние силы. — Глупости! Как могут мертвые напасть на некроманта? Абсурд…
— Они не мертвы! — сбивчиво запротестовал некромант. — Но и живыми их не назовешь. Это, скорее, некие бесплотные, подчиняющиеся колдуну субстанции, схожие с силами природы. Умение управлять ими сохранилось у самых древних и примитивных народов — таких, как тролли, ибо они стоят намного ближе к земле и ее недрам, чем люди или эльфы. Подвластных колдунам существ именуют по-разному: ифритами, дивами, джиннами, духами стихий… Это они подпитывают энергией бога Брана и помогают его берсеркам. Нечто подобное живет и в мече Сумасшедшей принцессы.
— А их можно победить? — влез в разговор любознательный Ланс, опасливо посматривая на клубящуюся под потолком тьму.
— Не знаю, — с сомнением в голосе признался Марвин. — Но попробовать стоит.
Тем временем концентрирующаяся по углам мгла уплотнилась до состояния громадной черной тучи, принявшей очертания закутанной в длинный плащ фигуры, в центре которой поблескивала единственная светлая точка, напоминающая звезду с небес. Загадочного исполина сопровождали четыре бесформенных облака. Первое полыхало огнем, распространяя вокруг себя нестерпимый жар и выстреливая пригоршнями алых искр. Второе клубилось морозной дымкой, обжигая смертельным холодом. Третье журчало потоками ключевой воды, а последнее жадно чавкало комьями сырой глины.
— Спасите нас, Пресветлые боги! — Лицо Марвина выражало неподдельный ужас. — Погибший колдун Сиваш действительно обладает огромной силой, потому что его защищают четыре стихии: Огонь, Холод, Вода и Земля! Нам не уйти отсюда живыми…
— Господин! — Альдрик внезапно ухватил некроманта за локоть. — Видите ту яркую звезду в самом центре темного сгустка? Это душа черного колдуна. Сегодня наступил девятый день с момента его смерти. Именно в этот миг душа чародея освобождается от оков мертвого тела и становится уязвимой и хрупкой, готовясь перейти в новую оболочку. Для этих целей меня и оставили в могильнике племени киктов. Поймайте душу колдуна — и он станет вашим верным рабом…
— Замечательная идея! — нервно рассмеялся Марвин. — Еще бы понять, как ее можно реализовать… Боюсь, я опять что-нибудь напутаю…
— Душа способна причинить нам вред? — усомнился Генрих.
— Да, — дрожа, будто осиновый лист на ветру, подтвердил некромант. — Это же дибук![41] Лишь самые сильные личности-маги умеют отторгать свою душу в момент смерти, вполне способную захватить чужое тело.
— Хорош паниковать, погонщик трупов! — сердито рявкнул Огвур, отвешивая некроманту звучную пощечину. — Ведь ты же архимаг, тебе подчиняются мертвые. Оглядись: да здесь полно подопытного материала…
— Точно! — Глаза Марвина вспыхнули ярче души черного колдуна. — И как я мог забыть, что мы находимся в гигантской братской могиле. Слушайте меня, мертвые братья, я приказываю вам восстать!
Он воздел ладони над головой, сплетая пальцы в непонятном жесте и вполголоса творя заклинания. Но ничего не произошло…
— И много трупов ты собираешься поднять? — шепнул Ланс, громко стуча зубами и прикрывая скрещенными руками свои роскошные локоны.
— Да хотя бы десятка два! — сквозь сжатые челюсти пробурчал некромант, натужно багровея лицом и выписывая пальцами сложные пассы. — Вот гоблины, я опять забыл ключ к заклятию тьмы…
— Жалкие людишки! — Громоподобный голос, шедший из темного сгустка, загрохотал морским прибоем, откалывая мелкую каменную крошку с покрывшегося трещинами потолка. — Вам ли противостоять мне, великому Сивашу! Но я милостив — отдайте мне мальчишку, и я отпущу вас подобру-поздорову…
— Типа мало нам своих извращенцев, так тут еще один педофил на нашу голову выискался! Вот тебе, а не Альдрик… — нахально отрезал Генрих, складывая пальцы правой руки в весьма невежливый жест. — Нечего тут молодежь плохому учить, падаль ты сексуально озабоченная!
— Чего? — оскорбленно взвыл мертвый колдун. — Да я вас сейчас… — Он взмыл под свод залы, резко распахивая свой темный плащ. На друзей глянул оскаленный череп, полыхающий заменяющими ему глаза угольями.
— Мама! — хором заревели все, включая храброго Генриха. — Спаси нас, Аола!
— Взять их! — захохотал призрак, призывая своих слуг.
Четыре стихийных духа набросились на дерзких пришельцев, осмелившихся нарушить покой погребального кургана, и вдруг… Крышки, прикрывающие саркофаги, с грохотом взлетели вверх, раскалываясь на тысячи кусков… Из гробов поднимались трупы, готовые выступить против черного колдуна. Здесь были погибшие военачальники, сжимающие в костлявых дланях свои отрубленные головы, жрецы, вооруженные ритуальными ножами, вожди в изъеденных червями златотканых плащах, старухи ведьмы, трясущие длинными патлами седых волос и шамкающие прогнившими челюстями, совсем молодые мужчины, раздувшиеся от погубившего их яда, и еще сотни других покойников.
— Сколько-сколько, ты сказал?.. — заикаясь, спросил Огвур, клацая зубами и обнимая Ланса. — Десятка два? А ты случайно не переборщил, друг Марвин?
Но некромант радостно хихикнул, потирая ладони.
— Взять их! — в свою очередь повелительно закричал он, указывая на четырех духов стихий. — Разорвать, растерзать, сожрать!
Армия оживших мертвецов ответила заунывным воем и бросилась в бой…
В зале творилось невероятное. Поднятые из гробов трупы скопом наваливались на духов стихий, словно губки впитывая их энергию. Но духи не сдавались, сжигая, размывая водой, засыпая грязью и в труху замораживая досаждающую им мертвую плоть. Омерзительно воняло горелым. На тщательно оберегаемую шевелюру Ланса сыпался пепел, а по полу катались четыре сплетенных клубка, оставляя на каменном полу глубокие рытвины, лужи темной жижи и хлопья сажи. Наверно, никому в этом мире еще не доводилось наблюдать подобной битвы.
Высоко над головами совершенно ошалевших от увиденного зрелища друзей злобно завывал колдун Сиваш, которому гнусаво вторил не менее распаленный Марвин. Осознав, что его слуги проигрывают, призрак озверел вконец. Он широко размахнулся и метнул в некроманта черную, извивающуюся, будто змея, молнию. Маг ловко отпрыгнул, зарычал, узрев в полу яму, оставленную магией Сиваша и раскрывшуюся почти у него под ногами, засучил рукава и ответил огненным шаром. Так продолжалось некоторое время. Молнии колдуна искорежили камни, устилающие дно пещеры, ответные удары некроманта сильно испортили стены, а потом — Марвин промахнулся…
Устав от магического поединка, он ослабил контроль над своим проклятым гайморитом, смешно наморщил переносицу и громко чихнул… Длань некроманта, сжимающая очередной огненный шар дрогнула, он неловко повернул кисть правой руки, поэтому сгусток огня скользнул вбок, пошел низко и… угодил точнехонько в напряженный фаллос медного бога Брана. Колдун оскорбленно завопил.
— Упс! — тихонько выдал провинившийся некромант и смущенно покраснел.
Ланс и Огвур дружно зажмурились… Альдрик пискнул, будто мышка, утыкаясь лицом в подмышку дико ржущего от восторга Генриха. Но громче всех заорал сам раненый бог, сгибаясь пополам, роняя мечи и хватаясь за пострадавшее причинное место. Статуя несколько раз всхлипнула, да так и осталась стоять в сгорбленной позе скромника, прикрывающего свое мужское достоинство…
— Ну и дела! — приоткрыл рот Ланс.
— И нечего туда пялиться! — запоздало приказал орк, ладонью прикрывая глаза нежного полуэльфа. — Стыдоба сплошная!
Генрих заржал пуще прежнего.
Но самым неожиданным стало то, что выроненные богом мечи со звоном отскочили от пола и подлетели высоко вверх, распарывая темный, сотканный из тумана плащ призрака. Сгусток тьмы разорвался со звуком лопнувшего мыльного пузыря. Душа колдуна падающей звездой скользнула вниз…
— Лови ее! — пронзительно заголосил Марвин. — Держи ее!
— Горячая какая! — Огвур отбил дибука метким ударом секиры, отправляя его в сторону Генриха.
— Сам лови! — парировал сильф, продолжив полет звезды ловким тычком своей рапиры.
— Ланс, она летит к тебе! — надрывался некромант. — Хватай ее!
— Она жжется, а-а-а! — И полукровка завизжал столь истошно, что душа, словно ошпаренная, шарахнулась прочь от него, взяв курс на Марвина.
— Вот и лови ее сам, ты же маг! — приказал Огвур, дуя на обожженные пальцы милого дружка. — Не станешь впредь друзей палить…
Марвин растерялся. На него стремительно неслась самая настоящая раскаленная звезда, а он стоял, застыв столбом, потерянно расширив глаза и растопырив руки. И тут мага осенило…
Он выхватил из кармана свой жутко засморканный носовой платок, накинул его на душу колдуна, невозмутимо завязал ее в узелок и сунул этот едва заметно трепыхающийся сверток в карман штанов.
— Потрясающе! — восхитился барон. — Ну и крутой же ты маг, Марвин! Звезду — да в носовой платок, как же это возможно?
— Ерунда! — скромно улыбнулся некромант. — Я вбухал в свой гайморитный нос целую прорву всяких экспериментальных заклинаний, а потом банально высморкал их в сей чудесный кусок ткани. С тех пор моя сопливая тряпка так пропиталась магией, что приобрела прочность непробиваемого щита!
— А здорово я его напугал? — горделиво выпятил грудь Ланс.
— Да уж, напугал, — иронично хмыкнул де Грей. — Да ты самое настоящее зло, опаснее колдуна — визжишь так, что оглохнуть можно!
— Ну уж нет, хватит принижать мою смелость! — Полукровка наставительно потряс наманикюренным пальцем у барона перед носом. — Вот скажи на милость, что в сказках всегда и всех побеждает? Добро! То-то же. Значит, я и есть самое настоящее добро в чистейшем, бесценнейшем виде!
— Ничего себе заявка! — растерянно бормотал сильф, искавший, но так и не нашедший достойного ответа, способного хоть немного приструнить зарвавшегося полуэльфа. Подумать только, его — повелителя, героя и воина — спокойно уел какой-то расфуфыренный, накрашенный красавец. Да что же это такое неправильное на белом свете творится-то, а? Но, впрочем, полуэльфа нужно понять и простить: ведь умение прощать — удел сильных, ибо слабые не прощают никогда…
— А кто такие эти кикты? — с любопытством спросил Ланс после того, как поднятая в зале пыль немного улеглась, а вызванное сражением напряжение спало.
— Так мы называем самое дикое и злобное племя из всех тролльих родов! — охотно пустился в объяснения Альдрик. — Кикты — «кровожадные»! Живут они в большом стойбище за холмами и воюют со всеми подряд, но больше всего — с нами, олорулонами.
— И почему вас мир не берет? — поинтересовался Генрих, собирая вываленные из сундуков тряпки и устраивая импровизированную лежанку. — Не поделили небось чего?
— Женщин! — глубокомысленно заявил мальчишка, выразительно распрямляя худенькие плечи и стараясь произвести впечатление взрослого, солидного мужчины. — От них все беды!
— Ого, устами младенца глаголет истина! — уважительно хмыкнул Марвин. — Вот вам и еще один фанатичный последователь теорий Эткина. Ведь это именно наш дракон любит повторять к месту и не к месту, что страшнее бабы зверя нет.
— Страшнее киктской бабы! — тут же с видом знатока уточнил Альдрик. — У них там каждая вторая — ужасно уродливая, а каждая первая — еще ужаснее…
— Не понял, — хлопнул ресницами полуэльф, — это как?
— Да чего тут непонятного-то? — глубокомысленно вздохнул отрок. — У нас даже поговорка про киктских баб имеется: что может быть страшнее волосатых женских ног? Только волосатая женская грудь!
— Волосатые женщины? — презрительно скривился некромант. — Фу-у-у, ну и гадости же ты рассказываешь, малыш!
— А с полгода назад в нашем племени произошло несчастье, — продолжал многословно вещать Альдрик, упиваясь уделяемым ему вниманием. — На стойбище налетели горгульи и утащили два десятка самых сильных мужчин, включая моего родного брата — военного вождя олорулонов Арланмира. И вот после потери лучших бойцов племени мы уже не смогли отбить очередного набега киктов. Остальное вы знаете…
— И они напали на вас ради захвата женщин? — уточнил Генрих.
Мальчик кивнул:
— Да. Наши девушки хороши собой, стройны и белокуры. Похожи на него. — Он указал на Ланса. — Этого прекрасного господина вполне можно принять за женщину…
— А он и так, — сильф иронично ухмыльнулся, многозначительно махнув рукой, — что-то неопределенное, промежуточное между партизаном и куртизанкой…
— Кикты — сильные воины? — торопливо перебил барона Марвин, не дозволяя тому излишне углубляться в пикантные подробности.
— Сильные! — с явной долей плохо скрываемой зависти подтвердил мальчишка. — Они черпают силу от своего бога Брана и к тому же обладают каким-то таинственным артефактом, называемым Иглой…
— О-о-о! — ликующе завопил некромант, от радости пускаясь в пляс. — Мы нашли Алатору!
— Пока еще не нашли, — отрезвляюще урезонил его барон. — Но теперь мы хотя бы знаем, у кого она хранится. Значит, в первую очередь нам нужно поскорее придумать, как попасть в лагерь киктов и выманить дагу у их вождя…
— Ну это как раз проще всего! — важно изрек Альдрик, снисходительно поглядывая на сильфа.
Генрих воззрился на отрока так, будто тот показал ему какой-то хитрый фокус:
— Проще? Для тебя это просто?
— Для вас всех, — ушло подмигнув, уточнил юный тролль. — У вас же есть господин Ланс…
— И что? — недогадливо насупился Огвур. — Кстати, не у нас, а у меня!
— О боги, ну почему взрослые так глупы? — тихонько пробурчал мальчишка. — Переоденьте вашего друга девушкой и отведите его к вождю киктов. Он зовется Баргушем и является сыном мертвого колдуна Сиваша. Вождь отличается невероятной любвеобильностью и тут же прельстится красотой мнимой девицы. Он захочет взять ее в жены, а свадебный обряд проводится с помощью Иглы. Вам останется лишь выкрасть волшебный артефакт…
— Гениально! — восхищенно воскликнул барон. — Ай да мальчишка!
— Ну уж нет, — торопливо возразил полуэльф. — Не хочу я выходить замуж за какого-то немытого и вонючего тролля! Я вам не гулящая девка…
Но Генрих не собирался отступать от столь заманчивого плана. Он вытащил из ближайшего сундука роскошный женский наряд и чуть ли не насильно натянул его на Ланса, предварительно запихав в лиф парчового платья несколько тряпок. Подчернил угольком огромные зеленые глаза полукровки и украсил его длинные волосы изящной золотой диадемой.
— Где твоя помада? Накрась губы пожирнее! — приказал барон.
Ланс нехотя подчинился.
— Бесподобно! — экзальтированно хлопая в ладоши, заявил сильф. — Вот и помада розовая, в сиреневеньком футлярчике, пригодилась. Был у нас Лансанариэль, а стала — Лансанариэлла!
Полуэльф кисло улыбнулся.
— Утром отправимся к киктам! — продолжал командовать барон. — Изображая невинную эльфийскую девушку, ты быстренько очаруешь этого, как его… Баргуша, поцелуешь разок — и дело сделано, дага наша!
— Ну-ну, — хмуро проворчал Огвур, — почему-то я сомневаюсь, что кикт удовольствуется одними только поцелуями…
Но де Грей пропустил возражение орка мимо ушей.
Остаток ночи прошел спокойно. Смачный храп Огвура, многократно усиленный подземным эхом, шквалом разносился по разгромленному залу, порождая загадочные звуки, сильно смахивающие на чей-то гомерический хохот. Вымотавшийся на магическом поединке некромант дрых без задних ног, не обращая ни малейшего внимания на выводимые орком рулады. Привалившись под бочок милого дружка, томно почивал красавец полуэльф, вполне довольный моральной победой, одержанной над своим давним насмешником — Генрихом. Белое, расшитое жемчугом платье шло Лансу необычайно, делая его похожим на юную прелестную невесту, предназначенную для могущественного принца. Закутавшись в плащ Марвина, смирно посапывал спасенный отрок, чудом избегнувший страшной участи стать безвольным вместилищем для духа возмечтавшего об экстремальном омоложении колдуна. Генрих поначалу добровольно принял на себя обязанности караульного, но потом здраво рассудил, что опасаться им нечего, и решил последовать заразительному примеру друзей. Но не тут-то было — барону не спалось… Да и как, спрашивается, вообще можно уснуть при столь жутком храпе, если от ритмичного дыхания могучего тысячника у Генриха развеваются волосы, а от издаваемых орком звуков звенит в ушах? Кстати, если бы в кургане еще оставались способные восстать из гробов трупы, они бы уже точно воскресли, чтобы намылить шею источнику сего кошмарного шума и вернуть себе могильное безмолвие! Право же, сегодня барон почти уверовал в то, что в факте смерти тоже имеются свои положительные моменты, ибо мертвые — не храпят.
Генрих переворачивался с боку на бок, закутывал голову обрывками погребальных покровов, засовывал ее в огромный серебряный котел, но ничто не помогало. Чудовищный храп проникал повсюду, упорно ввинчиваясь в мозги и буквально вынимая душу из тела. Сильф пробовал считать овец, но несчастные подопытные животные тоже не выдержали натиска убойной звуковой волны, создаваемой орком. Они категорически отказывались прыгать через мысленно возведенное препятствие, упирались, нелепо растопыривая копытца, жалобно блеяли и дохли, будто мухи.
«Интересно, а кого считают овцы, когда не могут заснуть! — абстрактно подумал Генрих, почти сожалея о том, что попавший в бога удар не достался Огвуру. — Еще бы вспомнить, чего там Марвин болтал про турбулентности и аэродинамический эффект… Хотя нет, такую тягу, как у Огвура в соплах, ничем не заткнешь…»
А вот идея с затыканием почему-то показалась барону перспективной. Он отщипнул два кусочка мягкого хлебного мякиша, скатал в шарики и плотно закупорил себе уши этими самодельными затычками… И все сразу же изменилось — теперь Генриха окружила благодатная тишина, неся долгожданное успокоение. Хлебные беруши не пропускали ни звука. Сильф с наслаждением зевнул, умостился щекой на сложенные лодочкой ладони и мгновенно погрузился в глубокий сон…
Генриху снилось невиданное и не пробованное доселе блаженство, причем в самой своей изысканной и недоступной форме. А точнее — в форме Ульрики… Она примерещилась ему полностью обнаженной, прикрытой лишь своими прекрасными распущенными медно-рыжими волосами. Сладострастно прижмурив миндалевидные зеленые глаза, принцесса манила барона к себе, призывно сгибая розовый пальчик… Сильф замычал от счастья и горячо обнял возлюбленную, утыкаясь лицом в ее роскошные локоны… Но возлюбленная вдруг начала неистово вырываться из его объятий, отпихиваясь и брыкаясь…
— Уй! — Плохо соображающий спросонья барон получил увесистый удар в лоб, отбросивший его на пару шагов. — Ульрика, милая, зачем же так сильно?
Но принцесса не ответила…
Тогда Генрих осторожно приоткрыл правый глаз, пытаясь разобраться в происходящем. Но вместо отвергшей его возлюбленной он неожиданно увидел разъяренного Огвура, беззвучно разевающего рот и угрожающе потряхивающего своими пудовыми кулаками в опасной близости от носа барона. При этом из гневно распахнутой орочьей пасти не доносилось ни звука…
«Бог Бран отомстил нам за поругание! — с ужасом подумал Генрих, сочувственно вглядываясь в перекошенное, багровое от натуги лицо здоровенного тысячника. — Он лишил моего друга голоса!»
И можно себе представить, насколько сильно возрос испуг совершенно запутавшегося сильфа после того, как к Огвуру присоединился возмущенно топающий ногами Марвин, беззвучно раскрывающий рот с тупым упорством выброшенной на берег рыбины. У Генриха предательски затряслись коленки, а в горле пересохло от ужаса. Похоже, кроме дара речи его товарищи также лишились и рассудка…
«И как же я теперь должен добывать волшебную дагу в компании эти идиотов? — опасливо подумал барон, недоуменно всматриваясь в фигуру некроманта, уродливо скрючившегося, будто в припадке эпилепсии. — Что же теперь делать, у кого искать помощи?»
С раннего детства привыкнув к строгой дисциплине ордена некромантов, Марвин всегда просыпался на заре, с первыми лучами солнца. Так случилось и на этот раз. И пускай ни единый проблеск внешнего света не сумел проникнуть внутрь мрачной громады погребального кургана, внутренние часы молодого архимага сработали безотказно. Юноша протер припухшие глаза, немного слезившиеся от почти потухшего факела, еще слегка чадившего последними жалкими струйками едкого дыма, и настороженно огляделся. Что-то было не так!
Он поднял плащ, сползший с плеча ровно посапывающего Альдрика, и с немалым удивлением уставился на Генриха, пылко обнимающего разметавшегося во сне Огвура и уткнувшегося носом в его волосы. Некромант растерянно пожал плечами.
«И что это за странная блажь на Генриха нашла? — озадачился он, с любопытством рассматривая сильфа, страстно прильнувшего всем телом к мускулистому торсу орка. — И что на это скажет Ланс?»
— Ульрика! — внезапно пробормотал де Грей во сне, складывая губы в некое подобие поцелуя и звонко чмокая. — Сладкая моя…
Читать бесплатно другие книги:
