Наследие Буджолд Лоис

17

Через шесть дней после того, как они повернули на север, копыта коней маленького отряда застучали по доскам такого знакомого моста, ведущего на остров. Фаун повернулась в седле, глядя на Дага. Он выпрямился и поднял голову, но, в отличие от остальных, не завопил от радости, и его кривая улыбка каким-то образом заставила его выглядеть еще более измученным, чем раньше. Мари распорядилась, чтобы отряд совершал короткие переходы, не утомляя без нужды усталых лошадей, но все понимали, что она заботится о Даге. Беспокойство Мари пугало Фаун даже сильнее, чем та не похожая на Дага вялость, которая не покидала его всю дорогу. В последние два дня необходимость беречь коней как-то забылась: дозорные торопились к привычной конюшне даже больше, чем их лошади.

Всадники задержались на развилке дорог, и Мари помахала Сауну, Гриффу и Варлин, а потом кивком головы подозвала Дага.

– Думаю, нам стоит отправляться прямо домой.

– Хорошо, – откликнулся Саун. – Помощь нужна?

– Там должны быть Рази с Утау. Да и Каттагус. – Черты строгого лица Мари смягчились, и она с отсутствующим видом улыбнулась. – Ага... – Фаун подумала, что Мари, должно быть, как раз коснулась Дара Каттагуса, чтобы предупредить того о своем прибытии.

Даг встрепенулся.

– Мне первым делом нужно повидаться с Громовержцем.

– Громовержец уже обо всем знает от Хохарии и остальных, – решительно возразила Мари. – А мне нужно повидаться с Каттагусом.

Саун взглянул на своих нетерпеливо ерзающих в седлах спутников, которых ожидали их семьи, и сказал:

– Я по дороге заеду к Громовержцу и сообщу ему, что мы вернулись.

Даг прищурился.

– Это, пожалуй, сгодится.

– Считай, что дело сделано, Даг. Отправляйся отдыхать, ты выглядишь ужасно.

– Спасибо, Саун, – сказал Даг; легкая сухость его тона говорила о том, что благодарит он за первую часть фразы, а не за ее завершение. Саун ухмыльнулся, и молодые дозорные пустили коней рысью, которая перешла в галоп еще прежде, чем они скрылись за поворотом.

Даг, Мари и Фаун двинулись по идущей вдоль берега дороге, и хотя никто не предложил тоже пустить коней галопом, Мари все-таки подхлестнула своего. К тому времени, когда они добрались до своих шатров, она уже стояла на стременах, глядя вперед.

На поляну высыпали все – Рази и Утау каждый держал на руках по ребенку, Сарри радостно махала руками, Каттагус, несмотря на одышку, торопился навстречу Мари; оказались среди встречающих и новые лица – высокая женщина среднего возраста, мужчина, который мог быть только ее мужем, и шестеро детей – от старшего, ровесника Фаун, до весело подпрыгивающей девочки лет восьми. Женщина, конечно, была старшей дочерью Мари, которая вернулась с другого берега озера вместе со всем своим семейством и с новой лодкой. Все они кинулись к Мари, хотя и уступили Каттагусу первую очередь. Старик крепко обнял жену, как только та спешилась.

– Пора уж тебе было вернуться, старуха, – пробурчал он ей в волосы.

– Ага, ты тут. Это хорошо – не придется разыскивать тебя, чтобы поколотить, – грозно пообещала Мари, не выпуская мужа из объятий.

Рази протянул брыкающегося сына Сарри, и та посадила малыша себе на бедро; Утау отпустил Тези, строго наказав ей держаться подальше от Копперхеда, и двое мужчин помогли Дагу спешиться. Утау выглядел бледным, но достаточно бодрым, нашла Фаун. Зять Мари и Рази быстро расседлали всех трех лошадей и отнесли сумки к шатру, а потом отвели коней на остров Кобылы, прежде чем фыркающий Копперхед сумел укусить или лягнуть кого-нибудь из резвящихся вокруг детей.

Шатер Блуфилд по-прежнему стоял под яблоней, и Сарри с улыбкой подняла и привязала навес. Внутри все выглядело очень опрятно; Фаун попросила Утау сложить их потертые сумки под навесом. Ей предстоит нешуточная стирка, решила она, прежде чем можно будет позволить грязной и пропахшей потом дорожной одежде снова присоединиться к остававшимся дома родичам.

Даг взглянул на постель с ее мягким матрацем из душистого сена, как голодная собака смотрит на кусок мяса, пробормотал «Хоть сапоги снять», упал на чурбак и принялся расшнуровывать сапоги. Подняв глаза, он поинтересовался:

– Пока мы отсутствовали, никаких неприятностей не было?

– Ну, – неохотно начала Сарри, – была тут небольшая стычка с девицами со склада.

– Они пытались украсть твой шатер, эта паршивки, – с возмущением сообщил Утау.

Сарри замахала на него руками; Фаун подумала, что спорят на эту тему они не в первый раз.

– Что? – переспросил Дат, удивленно прищурившись.

– На самом деле воровства не было, – пробормотала Сарри.

– А вот и было, – возразил Утау. – Проклятые проныры!

– Они сказали, что получили приказание вернуть шатер на склад, – продолжала Сарри, заставив Утау умолкнуть. – Они уже протащили его полпути, когда я их поймала. Меня они слушать не хотели, но тут появился Каттагус, начал пыхтеть и отпугнул их.

– Мы с Рази ходили собирать бузину для Каттагуса, – объяснил Утау, – иначе я сам шуганул бы их. Какая наглость: забрать шатер дозорного, пока он сражается!

Фаун нахмурилась, представив себе, какой ошеломляющий эффект это произвело бы, если бы они с Дагом, измученные трудной дорогой, вернулись и обнаружили, что всего лишились. Судя по виду Дага, он тоже такое себе представил.

– Дядюшка Каттагус в ярости так пыхтел, что это оказало нужное действие, – продолжала Сарри. – В таких случаях он багровеет и задыхается, и начинаешь думать, что он сейчас рухнет прямо к твоим ногам. Девчонки испугались и ушли.

– Сбежали, по словам Каттагуса, – довольно сообщил Утау.

– Когда Рази и Утау вернулись, они поставили ваш шатер на место, а потом сходили на склад и кое-что сказали начальнице. Та утверждала, что произошла ошибка.

Утау фыркнул.

– Черта с два это была ошибка! Какая-то приятельница Камбии постаралась сделать мелкую гадость. Ну, я еще поговорил с Громовержцем, тот поговорил с Массап, а она поговорила еще с кем-то, и больше ничего такого не случалось. – Утау решительно вскинул голову.

Даг потер шею с огорченным и отсутствующим видом. Будь у него больше сил, подумала Фаун, он мог бы прийти в такую же ярость, как Утау, но сейчас он просто опечалился.

– Понятно, – только и сказал он. – Спасибо. – Он кивнул Утау и Сарри.

– Фаун, я не собираюсь учить тебя твоей работе, – сказала Сарри, – но мне кажется, что тебе следовало бы уложить мужа.

– Я тоже так думаю, – ответила Фаун. Они вместе с Утау подняли Дага на ноги и отвели в шатер.

Утау, снимая руку Дага со своего плеча, когда они с Фаун опустили его на постель, пробормотал:

– Клянусь, ты выглядишь хуже, чем когда я уезжал из Рейнтри. Так на тебе отразились узы, наложенные Злым на Дар? А нога у тебя не загноилась? Судя по словам Хохарии я думал, что она получше заштопала тебя перед своим отъездом.

– Ему и было лучше, – сказала Фаун, – но потом мы побывали в Гринспринге по дороге домой. Уж очень там оказалась сильна скверна. Думаю, это и вызвало что-то вроде нового приступа. – На самом деле Фаун совсем не была уверена, что именно воздействие безжизненной земли виновато в том, что Даг утратил жизнерадостность, которую испытывал после победы над наследием Злого. Она помнила выражение его лица – а вернее, отсутствие всякого выражения, когда они проезжали мимо горожан, роющих могилу, и ряда маленьких не подверженных разложению мертвых тел.

«Он ведь пересчитал их...»

– Ну, это была глупость – у него и так пострадал Дар, а тут еще добавочное воздействие скверны, – нахмурился Утау. – Тебе следовало быть умнее, Даг.

– Угу, – вздохнул тот, послушно вытягиваясь на постели. – Что ж, теперь мы все дома.

Сарри и Утау ушли, пригласив вернувшихся путешественников попозже прийти к ним на ужин; Фаун с благодарностью приняла приглашение. Она устроила Дага поудобнее, поцеловала его в лоб и оставила не то чтобы дремлющим, а скорее впавшим в забытье. Фаун принялась распаковывать сумки, поглядывая на навес шатра Блуфилд, так недавно оказавшегося предметом спора.

Вот она и дома.

Только дома ли?

На следующее утро Фаун принесла Дату завтрак в постель. Это были всего лишь кидальник и чай, но сдобренные заботой, и по крайней мере заботу Даг нашел восхитительной. Хотя аппетита у него не было, он позволил Фаун уговорить себя немного поесть, а потом устроить на подушках так, чтобы можно было смотреть сквозь дверное отверстие на озеро. Поднимающееся солнце освещало Фаун, на причале стирающую их одежду. Время от времени она махала Дату рукой, и он отвечал ей тем же. Потом Фаун с охапкой мокрых вещей исчезла за деревьями – отправилась, должно быть, развешивать белье на просушку.

Даг все еще смотрел вдаль в умиротворенной апатии, когда чья-то рука решительно похлопала по боку шатра, и внутрь вошла Хохария.

– Вот ты где! Саун сказал мне, что вы вернулись, – приветствовала она Дага.

– А, Хохария! Да, мы добрались вчера к вечеру.

– Я также слышала, что ты не в таком уж хорошем состоянии.

– Бывало и хуже.

Хохария снова была одета в свое летнее платье; впрочем, и в дорожной одежде она не слишком походила на дозорную. Она опустилась на колени, потом уселась, поджав ноги, и критически оглядела Дага.

– Как твоя нога после всех нагрузок?

– Заживает. Медленно. Воспаления нет.

– Это преимущество глубокой раны и сильного кровотечения. Впрочем, после полученного тобой подкрепления Дара инфекции я и не ожидала. А рука?

Даг приподнял левую руку.

– Все еще очень слаба. – Этим утром он даже не стал надевать протез, хотя Фаун уговорила его переодеться в чистые штаны и рубашку. – Но хуже не становится.

– К настоящему времени должны были бы быть заметны улучшения. Ладно, открой свой Дар.

Даг вздохнул и распахнул перед Хохарией свой Дар. Теперь это не сопровождалось ощущением, напоминающим боль; неприятное чувство было более неуловимым, более всеохватывающим и длительным.

Хохария нахмурилась.

– Куда ты дел все то подкрепление, которое получил на прошлой неделе в Рейнтри? Теперь оно почти незаметно.

– Оно мне помогло. Но на обратном пути мы пересекли еще одну пустошь.

– Не слишком умно. – Глаза Хохарии сузились. – Далеко ли сейчас ты видишь при помощи Дара?

– Хороший вопрос. Я не пробовал... – Даг напряг свое внутреннее зрение. Чтобы обнаружить шумных внуков Мари, с криками носящихся между шатрами, можно было Даром и не пользоваться. Взрослые виделись ему как неясные контуры; в сотне шагов от шатра, в ореховой роще, ярко светилась искорка Фаун... а дальше – ничего. – Вижу на очень ограниченном расстоянии. – Пугающе ограниченном. – Я не был так слаб с тех пор, как потерял руку.

– Что ж, если ты хочешь получить ответ на вопрос «Как я поправляюсь?», то это весьма показательно. Никаких выездов в дозор, командир, до тех пор, пока твой Дар не вернется к своему обычному состоянию.

Даг отмахнулся от предостережения.

– Я же не спорю...

– И это тоже о многом говорит. – Пальцы Хохарии коснулись его бедра, пробежали по руке, по боку; Даг чувствовал ее внимательный осмотр как давление на свой Дар. – После наших с Сауном рассказов Громовержец решил, что твоему колышку место в коробке отсутствующих по болезни. Он хотел знать, надолго ли.

– Да? И надолго?

– Дольше, чем Утау, по крайней мере.

– Громовержцу это не понравится.

– Что ж, мы поговорили и об этом тоже. Насчет тебя. С тобой в Боунмарше случилось кое-что и кроме попадания в ловушку, знаешь ли.

Что-то в тоне Хохарии заставило Дата если не насторожиться, – это ему по-прежнему не удавалось, – то все же сосредоточить внимание. Даг позволил своему Дару снова закрыться. Хохария уселась на плетеной циновке рядом с постелью и обхватила руками колени, холодно рассматривая Дага.

– Ты уже очень давно служишь дозорным, – заметила она.

– Больше сорока лет. Ну и что? Каттагус ходил в дозор почти семьдесят лет, а мой дед еще дольше. Такова наша жизнь.

– А ты когда-нибудь думал о другой жизни? Более оседлой?

– В последнее время не думал. «По крайней мере до этого лета».

Даг не собирался рассказывать о том, в какую растерянность повергла его собственная жизнь со времен Глассфорджа.

– Кто-нибудь предлагал тебе сделаться целителем?

– Да, ты предлагала, только ты этого хорошенько не обдумала.

– Я помню: ты жаловался, что слишком стар, чтобы делаться подмастерьем. Позволь тебе сказать, что срок твоего обучения оказался бы самым коротким из всех известных. Ты уже знаешь все о целебных травах – пользовался ими многие годы, пока ходил в дозор. Ты знаком с экстренной помощью с практической точки зрения – возможно, лучше, чем я сама. Твое умение обращаться с Даром поразительно – выживший Саун готов сообщить об этом любому, кто пожелает слушать.

– Саун, как ты могла заметить, натура увлекающаяся. Я на твоем месте не стал бы принимать его слова слишком всерьез, Хохария.

Целительница покачала головой.

– Я сама видела, что ты способен делать своим Даром, – мы ведь были одновременно скованы узами Злого; я до сих пор не могу всего понять. Я обследовала Артина после того, как все закончилось. Ты не только смог ему помочь, ты сделал это на совесть, Даг. Многие могут быть дозорными. Гораздо меньше людей способны достичь мастерства и уж совсем мало кто может напрямую работать с Даром. Уж я-то знаю – я каждый год ищу себе подмастерьев.

– Будь разумна, Хохария. Есть у него Дар или нет, но целитель должен иметь две умелые руки для... ну, для разных дел. Мне никто не даст зашить штаны, не то что рану. И этот список можно продолжить.

– Конечно. – Хохария улыбнулась и наклонилась к Дагу. – Только ведь дозорные привычны к тому, чтобы работать парами. Ты все время это делаешь. А мне время от времени попадаются молодые люди, мечтающие заняться медициной, с умелыми руками, но не обладающие необходимым для этого Даром. Ты хорошо управляешься с новобранцами, хоть сначала и пугаешь их до смерти. Вот я и подумала: а не поставить ли тебя в пару с кем-нибудь из них?

Даг заморгал. Искорка? У нее самые ловкие руки, какие он только встречал... и отсутствующие боги свидетели: ей хватает и сообразительности, и решительности. У Дага взыграло воображение и заколотилось сердце: перед его умственным взором замелькали соблазнительные картины открывающихся возможностей. Они могли бы работать вместе и здесь, в лагере Хикори, и в лагере у Медвежьего Брода. Почетная, нужная работа, которая обеспечит Фаун уважение и место среди Стражей Озера. Он мог бы быть с ней рядом каждый день. И каждую ночь. А когда она всему научится, они смогут делать и больше... Понравится ли Фаун такое предложение? Нужно спросить ее немедленно. Даг улыбнулся Хохарии, и та просияла.

– Как я вижу, ты понял мою мысль, – с удовлетворением сказала она. – Я так рада! Как ты, наверное, догадываешься, у меня есть кое-кто на примете.

– Да.

– Ох, так Отан уже говорил с тобой?

– Прошу прощения?

– Речь идет о его младшем брате, Ошо. Он еще не совсем готов для такого дела, ну так и ты еще не готов. Однако если я буду знать, что он станет работать в паре с тобой, я сразу же начну его учить.

– Подожди, о чем ты? Нет! Я думал о Фаун.

Теперь пришла очередь Хохарии удивленно заморгать.

– Но, Даг... Даже если она... у нее же вообще нет восприятия Дара! Крестьянка не может быть целительницей, да и вообще овладеть мастерством.

– Крестьяне по-своему делают это все время – повитухи, костоправы...

– Безусловно, но нашими способами пользоваться они не могут. Не сомневаюсь, что они обладают ценными умениями, и это лучше, чем ничего, но они просто не могут работать с Даром.

– Это делал бы я. Ты сама сказала.

– Даг... Больные и раненые чувствительны и обидчивы. Боюсь что очень многие не станут доверять Фаун, не примут ее как целительницу. Такая вещь была бы для них слишком странной. Мне нравится Фаун, но ее присутствие – со всегда широко распахнутым Даром – там, где происходят деликатные манипуляции, может помешать или отвлечь. Нет.

«Меня не отвлекло бы», – хотел возразить Даг, но только откинулся на подушки; вспышка возбуждения была недолгой, и по контрасту упадок сил стал чувствоваться особенно сильно. Вместо того чтобы настаивать на своем, Даг медленно проговорил:

– Почему бы нам не делать больше для крестьян? Нет, я не имею в виду таких сильных мастеров, как ты: вы редки и нужны здесь, – но всем нам? Дозорные бывают в землях, где живут крестьяне, постоянно. Мы знаем и используем множество приемов, которыми могли бы поделиться с ними. Это значило бы больше, чем просто продажа лекарственных трав и снадобий. Со временем возникла бы взаимная благожелательность. – Даг вспомнил рассказ тетушки Нетти о ее вывихнутой ноге. Доброе деяние даже через много лет приносило полезные плоды.

– Ох, Даг, – покачала головой Хохария, – уж не думаешь ли ты, что никто, искушаемый жалостью, не пытался такого сделать? И даже подружиться? Все это звучит прекрасно, но только до тех пор, пока не возникают сложности, – а они возникают неизбежно. Доброжелательность в мгновение ока превращается во враждебность. Тех Стражей Озера, кто пытался оказать крестьянам помощь, забивали до смерти, а то и хуже.

– Если бы... – Голос Дага оборвался. Ему нечего было возразить Хохарии – она была совершенно права. «Должен быть лучший путь» – так сказать легко; гораздо труднее представить себе, каким именно он должен быть. Возвращаясь к прежней теме, Хохария сказала:

– Громовержец не слишком хочет расставаться с тобой, но ради такого дела согласится. Он видит в тебе то же, что и я – он ведь давно к тебе присматривается.

– Я должник Громовержца, – ответил Даг, поднимая левую руку. – Я всем ему обязан. Мой протез – его затея. Понимаешь, он высмотрел что-то подобное в Трипойнте: тамошний ремесленник и костоправ додумались, как помогать людям, потерявшим руки в шахтах или кузницах. Ни у одного из них не было и намека на Дар, но зато им приходили идеи.

Хохария начала что-то говорить, но умолкла и обернулась: через мгновение в двери шатра показалась Фаун, которая казалась одновременно и встревоженной, и обрадованной.

– Хохария! Как я рада, что ты пришла! Как дела у Дага? Мари беспокоится.

Фаун, похоже, не ожидала, чтобы ее собственное беспокойство произвело впечатление на целительницу... «И так ли она ошибается в этом?» Хохария обнадеживающе улыбнулась.

– Ему требуется главным образом время и отдых... ну и еще не делать глупостей.

Даг, неспособный подняться с постели, жалобно протянул:

– Как я могу делать глупости, когда я вообще ничего не могу делать?

Хохария не сочла нужным откликнуться на эту жалобу и принялась давать Фаун наставления; все сводилось в основном к тому, что Даг должен есть, спать и заниматься всякими нетрудными делами, когда окажется в силах. Фаун внимательно слушала и кивала. Даг не сомневался, что она запоминает каждое слово и будет при случае повторять их ему.

Хохария поднялась.

– Через пару дней я пришлю Отана снять швы.

– Я и сам могу это сделать, – возразил Даг.

– Нет, не надо. – Хохария сверху вниз посмотрела на Дага. – Подумай о том, что я сказала. Когда твои ноги – или сердце – станут слишком болеть, если понадобится пройти милю, то ты сможешь принести много пользы, не трогаясь с места.

– Подумаю, – с сомнением откликнулся Даг. Хохария помахала ему рукой и ушла.

Фаун, хмурясь, опустилась рядом с постелью на колени и положила свою маленькую руку на лоб Дагу.

– У тебя брови взъерошены. Нога болит? – Она разгладила морщины на лбу мужа.

– Нет. – Даг поймал ее руку и поцеловал. – Просто устал. – Он поколебался и добавил: – И есть о чем подумать.

– Это те самые твои размышления, когда ты часами сидишь как чурбан, а потом прыгаешь в сторону, как лягушка?

Даг невольно рассмеялся.

– Разве я так делаю?

– Делаешь.

– Ну, сегодня-то я никуда прыгать не буду.