Первозданная. Дорога на Тир Минеган Авраменко Олег

Когда Бренан и мастер Киран, спешившись, передали коней под присмотр конюхов, из дома на крыльцо вышел стройный юноша лет четырнадцати с по-девичьи красивым лицом… Тут Бренан растерянно заморгал, осознав свою ошибку. Это был вовсе не юноша — у юношей нет выпуклостей на груди и такой соблазнительно изогнутой талии. На самом деле это была девушка его возраста или немного старше, одетая в мужской костюм и с короткой, по женским меркам, стрижкой — светло-русые волосы едва доходили ей до плеч.

Краем глаза Бренан заметил, как мастер Киран склонился в почтительном поклоне. Сам он поклониться не успел, поскольку девушка — вне всяких сомнений, леди Гвенет вер Меган, — сделав шаг вперед, внезапно застыла как вкопанная, тихонько вскрикнула и вперилась в Бренана изумленным взглядом.

В следующее мгновение он ощутил присутствие чар. В ответ немедленно призвал свое магическое зрение и увидел, что силуэт девушки окутывает сияние, похожее на то, которое он раньше замечал у колдунов, но все же немного другое. Более приятное, более близкое и даже в чем-то родное… Но больше всего Бренана поразило, как она сплетала свои чары. Иногда он тайком наблюдал за действиями колдунов и колдуний и постепенно убедился, что делает все не так, как они. Сначала думал, что причина в том, что он самоучка, и пытался исправиться, но это приводило лишь к резкому снижению эффективности его магии. Со временем Бренан стал побаиваться, что его особая манера работы с чарами вызвана таящимся в нем Злом. И вот теперь, встретившись с ведьмой, неожиданно обнаружил, что леди Гвенет сплетает магические нити точно так же, как он, только намного искуснее. Получается, что с малых лет, сам того не подозревая, он чаровал на ведьмовской лад?

Созданное девушкой заклятие накрыло Бренана, а он и пальцем не пошевелил, чтобы противодействовать этому. Еще по дороге решил ничему не сопротивляться, да и в этих чарах не было никакой угрозы — ведьма просто хотела изучить его магическую силу. Через узор до Бренана донесся отголосок ее чувств, и в них он не ощутил ни омерзения, которого так боялся, ни малейшей тени враждебности, ни даже настороженности. Чувства, которые охватывали леди Гвенет, можно было охарактеризовать двумя словами — безграничное удивление. Создавалось такое впечатление, будто она хорошо его знала и одновременно никак не могла поверить в его существование.

Словно откуда-то издалека донеслись слова мастера Кирана, который назвал имя Бренана и начал было рассказывать об их встрече. Но ведьма жестом остановила лесника, убрала свои чары и подошла к Бренану.

— Ты хоть понимаешь, кто ты такой? — спросила она, пристально всматриваясь в его лицо. Ее большие серые глаза лихорадочно блестели. — Что ты знаешь о себе?

— Почти ничего, госпожа, — ответил Бренан, догадавшись, что она спрашивает о его колдовском даре. — Только то, что умею чаровать, но отличаюсь от остальных колдунов. Поэтому я пришел к вам.

— Именно ко мне? И кто тебе посоветовал?

— Одна колдунья из Доврана. Она наворожила мне, что в Кыл Морганахе я найду ответы.

— Значит, она не была мошенницей, — сказала леди Гвенет, продолжая жадно изучать взглядом каждую черточку на его лице. — Я действительно могу кое-что прояснить, хотя далеко не все. Не имею ни малейшего представления, почему о тебе до сих пор ничего не слышали. Не могла же Айлиш вер Нив… нет, я даже не знаю, что и думать. Уверена только в одном: ты — это ты. И твоя внешность, и твой возраст… Тебе ведь семнадцать?

— Да, госпожа.

— А когда будет восемнадцать?

— В последний день монфовира.[2]

Девушка кивнула:

— И тут все сходится.

— Что сходится, госпожа? — спросил Бренан, окончательно сбитый с толку.

— Сейчас мы обо всем поговорим, — пообещала она. — Только не здесь.

Леди Гвенет поблагодарила мастера Кирана за заботу о госте, известила присутствующих, что отменяет сегодняшнюю прогулку, и повела Бренана в дом.

В коридоре около входных дверей толпились любопытные служанки. Хозяйка разогнала их, приказав одним приготовить гостевые покои, а других отправив на кухню за сладостями и прохладительными напитками.

— Я даже не спрашиваю, завтракал ли ты, — обратилась она к Бренану. — Не сомневаюсь, что у мастера Кирана тебя кормили как на убой. Это ведь ты вчера развлекал их фейерверком?

— Да, госпожа, — подтвердил он.

Леди Гвенет как-то странно взглянула на него — то ли раздраженно, то ли с досадой — так, словно в таком ответе ей что-то не понравилось. Но уже в следующее мгновение искренне улыбнулась:

— А у тебя здорово выходит. И очень мощно. Даже отсюда было видно.

Они миновали просторный зал для приемов и начали подниматься вверх по ступеням. Бренан шел вслед за девушкой, глядя ей в спину, и изо всех сил старался не опускать взгляд ниже талии, туда, где обтягивающие брюки плотно облегали ее фигуру. Мысли в его голове совсем перепутались. Чтобы немного сосредоточиться, он ухватился за первую попавшуюся и начал гадать, не ошибается ли, принимая леди Гвенет за молоденькую девушку. Ему было известно, что ведьмы живут очень долго и не стареют, поэтому ей могло быть сколько угодно лет — хоть пятьдесят, хоть сто, а хоть и двести. Но Бренану в это не верилось. Ее манеры свидетельствовали о молодости, а тут еще этот наряд — ни одна зрелая женщина так не оденется. Только девчонка, которая не должна никому подчиняться, ни перед кем не отвечает за свое поведение и у которой достаточно власти над людьми, чтобы диктовать им свои собственные представления о приличиях…

На втором этаже они вошли в небольшую светлую комнату, обставленную изысканной мебелью; ее стены были увешаны пестрыми гобеленами, а пол устлан мягким пушистым ковром. Леди Гвенет устроилась в кресле около невысокого столика и кивком указала на соседнее:

— Прошу тебя, садись.

— Благодарю вас, госпожа, — ответил Бренан, немедленно воспользовавшись предложением.

На лице девушки вновь появилось то самое выражение, что и тогда, когда речь шла о фейерверке. Но в этот раз она объяснила причину:

— Не могу слышать, как ты называешь меня «госпожа». Для тебя я просто Гвен. Не Гвенет, а именно Гвен. Это никакая не фамильярность. Из всех ведьминских имен, которые начинаются на «гвен», только мое дает право на такое сокращение — даже в официальном употреблении. Ну что, договорились?

— Э-э… — растерянно пробормотал Бренан. — Разве я могу… Вы же ведьма…

— Бывшая ведьма, — уточнила она. — А теперь ведьмачка. Знаешь, что это значит?

Бренан раскрыл было рот и сразу закрыл, чуть не сболтнув первое, что пришло ему в голову. А потом с опаской проговорил:

— Это когда ведьма… по определенным причинам лишается Искры.

— А вместе с нею и большей части своей силы, — добавила леди Гвенет… то есть просто Гвен. Похоже, она догадалась, о чем подумал Бренан, и ее щеки густо покраснели. — Для обычных людей это не имеет большого значения, они искренне считают меня настоящей ведьмой, разве что более слабой, чем другие. Но ты не просто человек и должен понимать разницу.

— В общем, понимаю, — ответил Бренан. — Но мои знания нельзя назвать исчерпывающими и достоверными, они из очень ненадежного источника.

— А именно?

Бренан замялся. Ему стало немного неловко.

— Ну, из обычных разговоров, а еще — из книги «Волшебный остров Тир Минеган и его удивительные жительницы».

Несколько секунд Гвен сдерживала себя, но в конце концов не сдержалась и разразилась звонким смехом:

— Правда? Ты не шутишь? Это же детская книжка… Ну, не совсем детская, но несерьезная.

— У меня не было возможности покупать серьезные книги, — пояснил Бренан. — Колдовскую литературу продают лишь в магазинах, которыми владеют колдуны. А я не рисковал привлекать к себе лишнее внимание. Боялся… — Он замолчал, собираясь с духом. Некоторый оптимизм ему придавало то, что Гвен отнеслась к нему доброжелательно, без малейшей настороженности… Хотя это могло быть всего лишь хитростью с ее стороны. — Да и сейчас боюсь, что во мне сокрыто зло.

Смешливые искорки мгновенно погасли в глазах девушки.

— Зло? — переспросила она. — Имеешь в виду не человеческое, а магическое Зло?

— Да.

— И с чего ты взял?

— Ну, я же умею скрывать свою силу. А это — одна из особенностей злого колдуна. Разве не так?

Гвен утвердительно кивнула:

— Да, ты прав. Колдуны, которые питаются Темной Энергией, в состоянии скрывать от других свою силу. Но ты этого не умеешь.

— Как это не умею? Ни один колдун не замечает моей силы, если я не использую чар. Они не видят ее даже тогда, когда я вызываю колдовское зрение.

— Это зрение, как и чутье, относится к пассивным средствам магического восприятия. Оно не создает чар, а лишь позволяет видеть их. Что касается твоей силы…

Тут ей пришлось прерваться, так как в комнату вошли две служанки и проворно расставили на столике вазы с фруктами, печеньем и пирожными, кувшин яблочного сока, хрустальные бокалы и фарфоровые креманки с мороженым.

Гвен предложила Бренану угощаться, и он, даром что его мысли сейчас были далеки от еды, охотно принялся за мороженое. Это было одно из тех лакомств, которое Бренан впервые попробовал уже на Абраде и очень к нему пристрастился.

Гвен тоже начала есть мороженое. А когда служанки ушли прочь, она продолжила:

— Умение скрывать свою силу означает, что при желании ее можно показывать другим, а можно и не показывать. Но ты не в состоянии так делать. Независимо от твоей воли твоя сила невидима для колдунов, если ты не чаруешь.

— Но почему?

Девушка покачала головой:

— Ты удивительный невежда, Бренан. Просто потрясающий. Вместо того чтобы пугать себя дурацкой мыслью о том, что в тебе скрывается Зло, мог бы пошевелить своими извилинами и сам обо всем догадаться. Твоя сила… Кстати, со сколькими цветами одновременно ты можешь работать?

— Со всеми семью, — ответил Бренан не без гордости. — Правда, с синим, а особенно с фиолетовым, мне немного трудновато.

— Оно и понятно, они самые сильные. А теперь взгляни. — В воздухе между ним и Гвен появилось семь разноцветных магических ниток. — Ты когда-нибудь пробовал сплести их вместе?

— Да. И у меня получалась белая.

— Вот именно. — Гвен стянула семь нитей в пучок, переплела их между собой, и они превратились в одну нить, которая излучала яркий белый свет. — В магии, как и в природе, белый цвет сложный, он состоит из семи основных цветов. Но его принято считать отдельным, восьмым цветом. А еще его называют ведьмовским. И знаешь почему?

— Нет, не знаю.

— Потому что любой колдун, соединив семь основных цветов, получит не белый, а другой, девятый цвет магии — черный. В таком контрасте нет ничего зловещего, он всего лишь демонстрирует самое главное отличие магии ведьм и колдунов. Создавая нити для сплетения чар, мы насыщаем их энергией, которая исходит от нас; а нити, созданные колдунами, вбирают в себя энергию из окружающего мира. Поэтому колдовское соединение семи разноцветных нитей дает в результате одну черную нить — она не излучает цветов магии, а просто поглощает их.

— Что же тогда получается? — проговорил Бренан. — Моя магия больше похожа на ведьмовскую, чем на колдовскую?

— Не просто похожа, она и есть ведьмовская, — сказала Гвен. — Ты не колдун, у тебя нет ни капли колдовского дара. Мы с тобой одинаковые, ты точно так же несешь в себе отпечаток ведьмовской Искры.

Едва не уронив мороженое себе на колени, Бренан осторожно поставил креманку на столик.

— Отпечаток?.. Искры?.. Разве так бывает? Я ведь мужчина…

— Это очень редкое явление. Юноши-ведьмаки вроде тебя рождаются крайне редко. В этом тысячелетии их было лишь четверо, ты — пятый. Мы не скрываем их существования, о них известно всем образованным людям. И не только образованным. Скажем, в Ивыдоне про ведьмаков знают практически все, так как двое из них были ивыдонскими королями. Если бы ты не был так сосредоточен на воображаемом Зле внутри себя и открылся какому-нибудь колдуну, он объяснил бы тебе, что твоя сила невидима не из-за связи с Ан Нувином, а из-за ее ведьмовского происхождения.

— В прошлом году весной я обратился к одному колдуну, — сказал Бренан. — Прибыв в Динас Ирван, первым делом зашел в магазин магических принадлежностей и спросил у хозяина совета, где лучше всего учиться чарам. Он ответил, что, вне всякого сомнения, в Кованхаре, но не советовал мне отправляться в такой далекий путь, потому что у меня все равно нет даже малейшего колдовского дара. Я как раз собрался показать ему, что это не так, но тут он со смехом добавил: «Если, конечно, ты не прислужник Китрайла и не прячешь от меня свою силу. Но тогда тебе тем более не стоит ехать в Кованхар…» Вот так я впервые услышал о свойствах злых колдунов скрывать свои способности.

Девушка устремила на него сочувствующий взгляд:

— Бедняга! Представляю, как ты мучился… А до этого ты не встречал ни одного колдуна? Неужели их так мало в Кередигоне?

— Я не кередигонец, — сказал Бренан. — Мой выговор только кажется кередигонским. На самом деле я с Лахлина.

Гвен была шокирована:

— С Лахлина? Да ты шутишь!

— Нисколько. Я родился и вырос на Лахлине.

Она вернула свое мороженое на столик, налила в бокал сок и отпила глоток. Весь ее вид выказывал крайнюю растерянность.

— Это просто невероятно. Не понимаю, как… Да и вообще ничего не понимаю! Ты не мог родиться на Лахлине. И выжить там не мог.

— Да, это настоящее чудо, — согласился Бренан. — Иногда мне и самому не верится, что я так долго прожил на Лахлине и смог уцелеть. Тем более что чаровать начал еще в пятилетнем возрасте. Другие родители сразу бы отдали меня в руки поборников или просто задушили во сне — все меньше хлопот. У нас часто так делают, когда замечают у детей проявления колдовского дара, — или собственноручно их убивают, или просят об услуге кого-нибудь из знакомых — а потом выдают это за естественную смерть.

— Я слышала об этом, — почти шепотом промолвила Гвен. — Это так ужасно…

— Но, с другой стороны, это более милосердно, чем обрекать детей на пытки и сожжение на костре. Поборники называют это «очищением от мерзости»… — Бренан невесело усмехнулся. — Не знаю, да и знать не хочу, рассматривали ли мои родные такой вариант. Главное, что они на это не пошли, а решили сохранить мне жизнь, рискуя собственными головами. К счастью, наша семья жила обособленно, на маленькой отдаленной ферме, где работали только отец с матерью, а гости нас посещали нечасто. Поэтому единственным ограничением, которое мне досаждало, был запрет бегать в ближайшую деревню, где жили все мои товарищи. А когда они приходили ко мне, отец их прогонял: мол, я уже вырос и должен работать, а не бить баклуши с друзьями-бездельниками. В конце концов они перестали приходить, и мне доводилось играть в одиночестве, все чаще развлекая себя чарами, а родители по очереди приглядывали за мной. Ясное дело, что в магии они ничего не смыслили, но следили, чтобы я не навредил себе, и учили меня осторожности. Постепенно я усвоил от них две важные вещи: во-первых, в моей силе нет ничего плохого, плохими могут быть только мои поступки; а во-вторых, другие люди ненавидят магию и боятся колдунов, поэтому ни при каких обстоятельствах я не должен показывать, что владею чарами.

— Твои родители — мудрые люди, — заметила Гвен. — Если бы они просто запугивали тебя и запрещали чаровать, ты рано или поздно выдал бы себя. И скорее рано, чем поздно.

— Эта идея принадлежала моей матери. Она была из образованной семьи и понимала, что мой единственный шанс на спасение — научиться контролировать свою силу. Также она осознавала, что я все равно не смогу долго продержаться на Лахлине, поэтому убедила отца откладывать все свободные деньги для будущего переезда на Абрад.

— Так теперь они живут в Кередигоне?

Бренан почувствовал, как к его горлу подкатывает тугой комок. Каждый раз при воспоминании о родителях его душили слезы, но он всеми силами их сдерживал — ведь мужчинам плакать не к лицу.

— Нет, остались на Лахлине, — глухо ответил он. — В могиле. Четыре года назад у нас была эпидемия холеры, от которой они оба умерли. Всегда боялись только поборников, а сгубила их болезнь. А у меня не было даже легкого недомогания. Вообще не помню, чтобы я чем-нибудь болел, даже насморком. Наверное, это из-за моей кол… ведьмовской силы. — Бренан вопросительно взглянул на Гвен, та утвердительно кивнула, и он продолжил: — Я ничем не мог им помочь. И тогда не умел лечить, и сейчас не умею. А наши врачи были беспомощны, так как все действенные средства от холеры изготавливаются абрадскими колдунами и их запрещено завозить на Лахлин.

— Мне очень жаль, Бренан, — мягко сказала Гвен. — Так после смерти родителей ты переехал на Абрад?

— Не сразу. Сбережений не хватало даже на одно место на корабле, а за нашу ферму мне предложили просто смешные деньги — и из-за моей молодости, и из-за недавней эпидемии. Я сам хозяйничать на земле не умел, родители вырастили меня белоручкой. — Он мельком взглянул на свои пальцы. — Они в основном поощряли меня к учебе, у нас было много книг, которые мама унаследовала от деда. Родители постоянно твердили, что я должен быть грамотным, чтобы потом, когда мы переберемся на Абрад, я мог выучиться на настоящего колдуна и обеспечить им безбедную старость. Поэтому я сдал ферму в аренду — за символическую плату, но надежным людям, которые могли о ней позаботиться. А сам поехал в Дервег, где жила родня матери, и стал работать в их мастерской. В начале прошлого года наконец-то смог продать отцовскую ферму и отправился на Абрад… Вот и вся моя история.

Гвен молча встала с кресла, взмахом руки показав Бренану, чтобы он сидел, и в задумчивости прошлась по комнате. Бренан следил за ней взглядом и надеялся, что не слишком откровенно выказывает свое восхищение. Теперь, зная, что она ведьмачка, он просто не мог смотреть на нее иначе. В той наивной книжонке про волшебный остров Тир Минеган было написано, что все ведьмы красивы, — ведь Искры выбирают себе только самых лучших девочек — и по уму, и по внешности. Возможно, здесь автор нисколько не преувеличивал, и если это так, то Гвен была ярким тому подтверждением — она была и умницей, и красавицей, а необычный для женщины наряд лишь подчеркивал ее привлекательность. И что самое главное, в отличие от настоящих ведьм, она уже не должна была избегать мужчин. Во всяком случае, один у нее точно был, а может, и до сих пор есть. Правда, ни мастер Киран, ни его родные не упоминали ни о каком мужчине, но они ведь и словом не обмолвились, что их госпожа — ведьмачка. На Лахлине по полному имени женщины можно безошибочно определить, девица она или замужем, но на Абраде ни один закон не обязывал замужних женщин зваться по мужу. Была лишь традиция, которой придерживались простые люди и которую решительно отвергали знатные женщины, — они считали ее унизительной и предпочитали сохранять в замужестве свое девичье имя. Здравый смысл подсказывал Бренану, что Гвен все-таки замужем, иначе пришлось бы считать ее похотливой дурочкой, которая поддалась минутной слабости и променяла свою Искру на мимолетный миг наслаждения. Но она не такая, это понятно. Только настоящая любовь, глубокая, самоотверженная и непреодолимая, могла заставить ее отказаться от своего могущества, от долгой жизни и удовольствоваться простым женским счастьем…

— Вот что, Бренан, — произнесла Гвен как-то нерешительно. — Заранее прошу прощения, но я должна об этом спросить. У тебя никогда не возникало подозрения, что твои родители… что ты им не родной?

— Никогда, — ответил он, абсолютно не обидевшись. — Это просто невозможно. Я слишком похож на мать, чтобы быть приемышем. Обычно сыновья удаются в отца, а я вот целиком пошел в маму — это все замечали.

— А не могло быть так, — продолжала расспрашивать девушка, — что ты родился в Кередигоне, а потом твои родители вернулись с тобой на Лахлин?

— Нет, не могло, — уверенно сказал Бренан. — Я точно родился на нашей ферме, родители рассказывали мне о том странном дне. И они никогда не были на Абраде… А почему это так важно?

Гвен вновь села в свое кресло и объяснила:

— Дело в том, что Лахлин окружен специальными чарами, которые не дают Искрам попадать на ваш остров. Это было сделано еще в прошлом тысячелетии, после того как нашим предшественницам не удалось договориться с поборниками о беспрепятственной передаче новорожденных ведьм. И тогда, во избежание дальнейших конфликтов, сестры возвели Барьер, чтобы ведьмы на Лахлине вообще не рождались.

— Я читал о Лахлинском Барьере, — кивнул Бренан. — Но разве меня это касается? У меня же нет Искры — только ее отпечаток.

— Чтобы получить этот отпечаток, ты должен был, находясь в утробе матери, контактировать с Искрой. И все указывает на то, что она все-таки попала на Лахлин. Если я ничего не напутала в датах, то уже через месяц после рождения… после твоего рождения наши старейшие созвали всех опытных сестер, чтобы усилить Барьер. Будто бы для пущей уверенности, а как оказывается, не только для этого. На самом деле он был поврежден. А значит, сестра Айлиш… Погоди-ка! — Гвен вопросительно взглянула на Бренана. — Ты назвал день своего рождения странным. Почему?

— Потому что тогда действительно произошло кое-что странное. Вне всякого сомнения, магическое. Накануне наш дом посетила молодая женщина. Она объяснила, что едет к тетке в Дервег, но сбилась с главной дороги. Поскольку был уже вечер, отец не мог оставить ее на ночь без крова — на Лахлине, даже на юге полуострова Аден Флахт, где мы жили, конец монфовира считается началом зимы. Поэтому он предложил женщине заночевать у нас, однако предупредил, что ей вряд ли удастся выспаться, так как у его жены уже начались схватки. В ответ женщина сказала, что, наверное, ее привел сюда сам Дыв — у себя в городе она училась у самой лучшей повитухи и уже успела принять множество родов. И хотя за мамой присматривала старая повитуха из соседней деревни, от лишних рук грех было отказываться. Роды оказались тяжелыми, схватки продолжались целую ночь и почти все утро, а ближе к обеду наконец-то родился я. Незнакомка очень умело приняла меня, спеленала, передала матери — и вот тогда произошла эта самая странность. И у отца, и у мамы, и у старой повитухи одновременно потемнело в глазах, а когда прояснилось, все осталось, как было, за исключением того, что гостья исчезла, как будто растворившись в воздухе. Как потом выяснилось, также исчез ее конь вместе со всей поклажей. Сначала родители были очень напуганы, но, убедившись, что со мной все в порядке, постепенно успокоились. А вот старая повитуха никак не могла угомониться, все причитала и умоляла молчать о том, что произошло, не обмолвиться никому ни единым словом. Ее страх был понятен: тут явно не обошлось без чар, а если поборники начнут следствие, то сразу возьмут ее в оборот, так как все повитухи у них под большим подозрением. Отец с матерью тоже не хотели связываться с представителями власти, поэтому все трое поклялись хранить все в тайне. Старушка умерла через три года, так и не рассказав никому о том случае. А когда у меня проявились первые способности к магии, это не застало родителей врасплох. Они уже давно поняли, что та загадочная женщина была колдуньей и появилась у нас именно из-за меня.

— Это была не колдунья, — уверенно сказала Гвен, — а ведьма. Я даже догадываюсь, кто именно. Родители не описывали тебе ее внешность?

— Описывали. Отец хорошо ее запомнил, хотя имя вылетело у него из головы. Слегка пухленькая, невысокая, розовощекая, с кудрявыми темно-рыжими волосами, круглым веснушчатым лицом, зеленовато-карими глазами и курносым носом.

— Так и есть. Это была старшая сестра Айлиш вер Нив, тогда еще просто сестра.

— И она прибыла на Лахлин, чтобы принять у мамы роды? — спросил Бренан. — Зачем? Какой в этом смысл? Другое дело, если бы объяснила родителям, кто я такой, и предложила помочь с переездом на Абрад. А так просто исчезла. Неужели ведьмы умеют переноситься с места на место?

— Сестра Айлиш никуда не переносилась. Твоим родителям и повитухе просто показалось, что она мгновенно исчезла. На самом деле на них наслали чары забвения.

— О! — пораженно протянул Бренан. — Такие чары существуют?

Гвен кивнула:

— Они очень сильные, но имеют одно существенное ограничение. С их помощью нельзя заставить человека забыть прошлые события — только грядущие.

— Как это?

— Чтобы вычеркнуть из памяти определенный промежуток времени, чары забвения нужно наложить еще в начале этого промежутка. Так сказать, поставить метку, обозначить момент, с которого будут стираться воспоминания. В вашем случае, полагаю, события развивались следующим образом. Сестра Айлиш, определив, что рождается мальчик, спокойно приняла тебя, отдала матери — и именно тогда наслала на нее, твоего отца и повитуху чары забвения. Дальше случилось то, о чем все трое вскоре забыли, а когда все закончилось, сестра Айлиш обездвижила их, передвинула на те места, где они находились в первоначальный момент действия чар, вновь положила тебя рядом с матерью, а сама убралась прочь. После себя, очевидно, оставила особое заклятие, которое сработало где-то через полчаса, активировав чары забвения и одновременно отменив чары неподвижности. Возможно, в мелких деталях что-то было иначе, но я не сомневаюсь, что в общих чертах правильно воспроизвела ход событий.

— И о чем же могли забыть мои родители и повитуха? — спросил Бренан. — Чего такого важного случилось после моего рождения?

— Еще одно. У твоей матери была двойня — ты и твоя сестра-близнец. Ведьма, чья Искра оставила в тебе отпечаток. Айлиш вер Нив забрала ее и стерла из памяти твоих родителей малейшее воспоминание о том, что у них, кроме сына, родилась еще и дочь. Это уже не просто мое предположение, а бесспорный факт. Собственно, только так и появляются на свет мальчики-ведьмаки — в паре с сестрой-ведьмой.

Ошеломленный такой новостью Бренан попросту лишился дара речи. Он с молчаливым изумлением таращился на Гвен, а девушка тем временем продолжала:

— Я сразу поняла, кто ты такой, потому что хорошо знаю твою сестру Шайну, а ты невероятно похож на нее. Поэтому и была уверена, что родился в Кередигоне — ведь именно оттуда привезла ее сестра Айлиш. Теперь я понимаю, что она просто нашла там молодую супружескую чету и уговорила их в обмен на поместье в Гвыдонеде выдать себя за родителей Шайны. Таким образом удалось скрыть от всех, что Лахлинский Барьер дал слабину. Думаю, об этом никто не узнал, кроме, конечно, самой Айлиш вер Нив и девяти старейших сестер. Люди думают, что мы с легкостью определяем, где и когда должна родиться новая ведьма, но на самом деле это очень сложная процедура, и по традиции ее проводят старейшие. А когда они выяснили, что Искра, освободившаяся после смерти сестры Бри вер Айрен, попала на Лахлин, решили не предавать этот факт огласке и поручили сестре Айлиш уладить дело.

— Но это же подло! — наконец выдавил из себя Бренан. — Это жестоко, не по-человечески! Ваша сестра Айлиш знала, что я ведьмак, но бросила меня на Лахлине, заставила моих родителей каждый день, каждую минуту рисковать собой, чтобы защитить меня от поборников. А если бы их разоблачили, то сожгли бы на костре вместе со мной. Ну разве так трудно было забрать на Абрад всех нас вместе — и меня с сестрой, и маму с отцом? Сейчас они были бы живы, я бы заботился о них… — Парень умолк, почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы.

— Я не оправдываю сестру Айлиш, — после недолгого молчания заговорила Гвен. — Но могу понять ее мотивы. Главным для нее было спасти нашу новую сестру Шайну — духовную дочь и преемницу покойной сестры Бри. А вывезти с Лахлина одного ребенка намного легче, чем двух взрослых с двумя младенцами.

— Значит, ты поступила бы точно так же?

— Нет, я бы забрала вас двоих. Еще до того, как постучать в дверь, навела бы на всех присутствующих в доме чары забвения, стерла бы из памяти твоих родителей и повитухи все воспоминания о моем визите и вашем рождении, а еще наслала бы на всех троих долгий крепкий сон. Пока бы они проснулись, пока разобрались, что случилось, пока решали, что делать, — меня бы уже и след простыл. Но, — выражение красивого лица девушки посуровело, а в серых глазах застыл лед, — я бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не открылась твоим родителям. Разумеется, они оказались исключительными людьми, но разве могла я знать об этом? Разве могла рассчитывать на встречу с ними в стране, где людей сжигают живьем за одно лишь наличие колдовского дара. В стране, где мужья доносят на жен, невестки — на свекровей, братья — на сестер, а падчерицы — на отчимов. Где девушки-простолюдинки отдаются знатным юношам из страха, что в случае отказа те натравят на них поборников, а слуги учатся грамоте лишь для того, чтобы записывать названия книг, которые читают их хозяева… Я, конечно, никогда не была на Лахлине, до сих пор не общалась ни с одним лахлинцем и знаю обо всем этом только из третьих-четвертых рук. Если же мои представления о твоих соотечественниках ошибочны, так и скажи — я извинюсь.

Бренан в замешательстве отвел взгляд:

— Они не ошибочны. Именно поэтому я выдаю свой акцент за кередигонский. Абрадцы не любят лахлинцев. А особенно — лахлинских колдунов.

— И это абсолютно понятно, потому что среди них много черных. Намного больше, чем среди выходцев из любой страны Абрада и остальных островов. Когда человеку с младенчества втолковывают, что колдовской дар исходит от Китрайла, а потом он в себе этот дар обнаруживает, требуется большая сила воли и ум, чтобы избавиться от привитых в детстве стереотипов и осознать, что способность к чарам не является ни добром, ни злом, это лишь инструмент управления природными силами, а выбор между Светом и Тьмой делаешь ты сам. Намного легче просто смириться с тем, что ты отродье Китрайла, открыть ему свою душу, призвать его на помощь — и если твой призыв будет искренним, он услышит тебя и пришлет тебе во сне демонов, которые подскажут, что делать, научат, как защищаться, предоставят доступ к Темной Энергии… — Гвен сокрушенно покачала головой. — Вот так и калечат людей тамошние порядки. Поэтому ты должен понять, что ни одна ведьма не рискнула бы забрать с Лахлина твоих родителей. Не торопись выносить сестре Айлиш обвинительный приговор, а лучше подумай о том, что она сделала. Не суди ее намерений, не рассматривай гипотетических вариантов, просто посмотри на результат. Твои родители потеряли дочь, но не горевали по ней, потому что не знали об ее существовании. Вместо этого у них остался ты — их единственный сын. Других детей они иметь не могли — ведь после рождения ведьмовской двойни женщина становится бесплодной. Без тебя им бы пришлось коротать свой век в одиночестве, а так с ними был ты, дарил им свою сыновнюю любовь и сам тешился их любовью и заботой. Из твоего рассказа я поняла, что вы были счастливы втроем; счастливы вопреки всей шаткости вашего положения, вопреки страху перед поборниками и их соглядатаями. Вот и скажи — хотел бы ты, чтобы тебя младенцем забрали у них вместе с сестрой?

— Нет, — твердо ответил Бренан. — Не хотел бы.

— Если твои родители еще не пошли на следующее перерождение, — продолжала Гвен, — а до сих пор находятся в Кейганте, то можешь не сомневаться: сейчас они смотрят на тебя с небес и гордятся тобой. Гордятся тем, что смогли, вопреки враждебному окружению, вырастить из тебя настоящего ведьмака. Также я уверена, что они гордятся и Шайной — могущественной ведьмой и чудесной девушкой. Недавно она стала полноправной сестрой, а в таком возрасте это редкость.

— Она сейчас на Тир Минегане? — поинтересовался Бренан.

— Нет, на Юге, в маленьком королевстве Леннир. У тамошней принцессы обнаружили ведьмовскую Искру, и Шайна поехала договариваться с ее отцом-королем. Собственно, переговоры уже фактически окончены, просто король Келлах продолжает настаивать на одном неприемлемом для нас пункте лишь для того, чтобы подольше удержать при себе дочь. Но Шайна утверждает, что вскоре они отправляются в путь, подождут лишь свадьбы двоюродного брата принцессы.

— Ты с ней переписываешься?

— Ну, вернее будет сказать, что это она переписывается со мной. Регулярно пишет мне, а я лишь изредка ей отвечаю, так как после потери Искры могу создавать лишь чары ожидания. А свои письма передаю обычным способом в соседний Ридихен, где при дворе тамошнего графа Идвала гостит сестра Элайн вер Мовирнин, а она уже пересылает их Шайне. Кстати, сегодня после обеда я отправлю гонца, чтобы сообщить о тебе. Может, и ты хочешь ей написать?

После некоторых колебаний Бренан отрицательно мотнул головой:

— Нет, не хочу. Я ее совсем не знаю, а она вообще обо мне не слышала. Не стану же я ей писать: «Привет, я твой брат, которого оставили на Лахлине…» Да и кто знает, как она отнесется ко мне.

— Хорошо отнесется, обещаю. Шайну всегда огорчало, что ее… гм, люди, которых она до сих пор считает своей родней, ни разу не проведали ее на Тир Минегане, а все их письма были короткими и сухими. Она очень хотела любить их, но они сами этого не позволяли. А теперь у нее появится настоящий брат… — Гвен на секунду умолкла. — Хотя ты прав. Вам лучше начать с личного знакомства, а не с обмена посланиями. Можешь подождать Шайну тут, она обязательно заедет в Кыл Морганах на обратном пути. А можешь сразу поехать в Тир Минеган.

— Зачем? — нахмурился Бренан.

— Для встречи со старейшими сестрами. Так или иначе, а ты принадлежишь к ведьмовскому сообществу. Ты — наш брат.

— Раньше их это не очень волновало. Они вместе с Айлиш вер Нив бросили меня почти на верную смерть.

Гвен тихо вздохнула:

— Я понимаю твои чувства, Бренан. Но все равно советую тебе увидеться со старейшими. Хотя бы для урегулирования имущественных вопросов. Тир Минеган издавна стоит на позиции, что ни ведьмачки, ни ведьмаки не должны никому служить, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Вот я, потеряв свою Искру, получила Кыл Морганах. Точно так же и ты сможешь выбрать себе поместье в любом из северных королевств — или, если пожелаешь, на одном из островов, где у Тир Минегана есть земельная собственность.

— Мне не нужна милостыня!

— Это не милостыня. Рассматривай это как справедливое возмещение. Кроме того, ты овладел лишь частью своей силы, тебе еще нужно учиться. Но ни один колдун тут не поможет, так как у твоей магии ведьмовская природа.

Из упрямства Бренан собирался сказать, что не хочет учиться, но передумал. Это была бы откровенная ложь — на самом деле он очень хотел овладеть всей магией, которой обладал, и сплетать чары так же мастерски, как делала это Гвен.

— А ты, — спросил Бренан нерешительно, — могла бы учить меня?

Она задумчиво посмотрела на него и медленно кивнула:

— Могу попробовать, хотя успеха не гарантирую. Я полностью контролирую свой отпечаток Искры и умею почти все, что подвластно моей силе, но у меня совсем нет учительского опыта. Я вообще еще неопытная, мне же всего девятнадцать, но если ты настаиваешь, поработаю с тобой.

— Я не настаиваю, ни в коем случае, — запротестовал парень. — Извини, что так бесцеремонно навязываюсь тебе…

— Ради Дыва, Бренан, — прервала его Гвен. — Ты не так меня понял. Я только имела в виду, что буду для тебя не лучшей учительницей. Но я хочу учить тебя, я очень рада, что ты здесь, мне так не хватало ведьминского общества… — В ее глазах застыли боль и горечь. — Если бы ты знал, как я скучаю по Тир Минегану!

— Тебя выгнали оттуда? — неосторожно сорвалось у Бренана с языка. — То есть, — запоздало стал исправляться он, — я хотел спросить…

— Все нормально, — успокоила его девушка, — никто меня не выгонял. Я сама уехала, по собственной воле. Невыносимо быть ведьмачкой там, где была ведьмой, то и дело встречаться с сочувствующими взглядами, знать, что меня жалеют даже те младшие сестры, которых я постоянно уязвляла, подшучивая над их слабостью и похваляясь своим мастерством… Зато мы с тобой одинаковые, в твоем присутствии я не чувствую себя неполноценной. — Она через силу улыбнулась. — Та гадалка из Доврана оказала мне большую услугу, когда отправила тебя в Кыл Морганах. Ты тут дорогой и желанный гость. Я рада, что мы встретились.

Пока Бренан подбирал подходящие слова для ответа, Гвен внезапно насторожилась и повернула голову в сторону, к чему-то прислушиваясь.

— Кажется, — произнесла она, — вернулся Лиам. — С этими словами вскочила, подбежала к окну и выглянула наружу. — Точно, это он. Идем, я вас познакомлю.

«Наверное, ее муж», — подумал Бренан, неохотно вставая с кресла. Его не слишком вдохновляла будущая встреча с человеком, из-за которого Гвен лишилась Искры и теперь так страдала. Похоже, она уже сожалела, что пожертвовала силой ради любви, — но прошлого, увы, не вернешь…

Выйдя в коридор, Гвен повернула в сторону, противоположную той, откуда они пришли.

— Перехватим его в столовой, — сказала она Бренану. — Обычно Лиам возвращается с охоты голодным и сразу же бежит завтракать.

— Возвращается с охоты? — переспросил Бренан. — А разве не слишком рано?

— Для такой охоты скорее поздновато, — ответила Гвен, и на ее лице появилось смешанное выражение иронии, осуждения и снисходительности. — Я пытаюсь его перевоспитать, но все напрасно. Лиам легкомысленный, безответственный… но очень милый. Он обязательно тебе понравится.

Бренан в этом сомневался.

Когда они спустились в пустую столовую, широкие двустворчатые двери неподалеку от лестницы резко распахнулись, пропустив в комнату высокого крепкого юношу в расстегнутом коричневом камзоле и такого же цвета штанах, небрежно заправленных в башмаки. Увидев Гвен и Бренана, он торопливо расправил одежду и пригладил спутанные русые волосы. Его живые серые глаза глядели на Гвен немного виновато и одновременно шаловливо, а на Бренана — с любопытством.

— Привет, Лиам, — произнесла Гвен, пытаясь говорить сдержанно и холодно, однако в ее голосе отчетливо ощущались ласковые нотки. — Наконец-то ты нагулялся.

Лиам подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в лоб.

— Доброе утро, сестренка. Смотрю, ты тоже времени зря не теряла. — Он вновь смерил Бренана любопытным взглядом, и выражение его лица свидетельствовало о том, что он лихорадочно пытается припомнить, где они виделись раньше. — Э-э… Прошу прощения, мы уже знакомы?

— Еще нет, — ответила Гвен. — Но это легко исправить. — Сначала она обратилась к гостю: — Бренан, это мой младший брат, Лиам аб Конлайд О'Дойл.

— Очень приятно, — ответил Бренан, неожиданно для себя ощутив огромное облегчение от того, что Лиам оказался не ее мужем, а братом.

— На самом деле я старший, — заметил тот, крепко пожав Бренану руку. — Мне на год больше, чем Гвен. Но она всегда называет меня младшим, потому что я самый младший из ее братьев.

— И самый несерьезный, — добавила Гвен. — Лиам, позволь представить тебе лорда Бренана аб Грифида О'Мейнира.

— Я вовсе не лорд, — запротестовал Бренан. — И не О'Мейнир. Я из простого рода.

— Ты ведьмак, а значит, обладаешь титулом высокого господина Тир Минегана, — объяснила она. — И это без вариантов. А Мейнир звали первую шинанскую женщину, овладевшую Искрой, отпечаток которой ты в себе носишь, — и потому принадлежишь к благородному ведьмовскому роду О'Мейнир. Такова традиция.

— Ого! — воскликнул Лиам, вытаращив от удивления глаза. — Ведьмак? Сестричка, ты не шутишь?

— Никаких шуток, — заверила его Гвен. — Бренан действительно ведьмак.

— Разве такое возможно? Я раньше никогда не слышал о… — Тут он осекся и потрясенно уставился на Бренана. — Провалиться мне в Тындаяр! А я, дурак, все думал-гадал, где же мы встречались. И как это сразу не понял, что ты чертовски похож на Шайну! Просто жуть, как похож. Ее брат?

— Близнец, — кивнул Бренан.

— Вот это да! — покачал головой Лиам. — А Шайна ни разу и словечком не обмолвилась, что у нее есть близнец-ведьмак. И ты, сестричка, ничего не говорила. И остальные ведьмы об этом молчок. Вы все такие скрытные!

— Какие уж есть, — безразлично пожала плечами Гвен и перевела взгляд на Бренана. — Мне нужно написать несколько писем, а ты, если хочешь, отдохни с дороги. Тебе уже должны были приготовить покои и отнести туда твои вещи.

— Спасибо, — ответил Бренан, — но я не устал. Мастер Киран был настолько любезен, что предоставил мне целую комнату, и ночью я хорошо выспался.

— Так ты ночевал у нашего лесника? — вмешался Лиам. — Надеюсь, малышка Ринаг тебя хорошо развлекла?

Бренан мгновенно покраснел.

— Вовсе нет, — взволнованно промямлил он. — Ничего такого не было…

— Тогда ты много потерял, — почти облизнулся Лиам. — Ринаг такая прелесть, а в постели сущий чертенок.

Гвен сурово взглянула на брата:

— Прекрати, несносный! Не меряй всех по себе… Ладно, Лиам. Позаботься о нашем госте, покажи ему усадьбу, поговорите вдоволь — вы же, парни, любите чесать языками. Только не вздумай потащить его на дневную охоту.

— Не вздумаю, — пообещал он. — Я и ночной сыт.

Бросив на Бренана быстрый взгляд и слегка улыбнувшись, Гвен побежала вверх по лестнице, а Лиам, попросив его немного подождать, отправился через столовую к меньшей двери, которая вела на кухню. Буквально через минуту он вернулся с большой плетеной корзиной, накрытой белой скатертью.

— Гвен хорошо вымуштровала слуг, — сказал он Бренану. — Не успел я вернуться, как они уже приготовили мне провизию. Я предпочитаю завтракать на свежем воздухе. Идем.

Молодые люди вышли из дома и через широкий задний двор направились к небольшому пруду, посреди которого плавали белоснежные лебеди. Побаиваясь, что Лиам вот-вот опять начнет расспрашивать о нем и Шайне, и еще не решив, что ему рассказать, Бренан заговорил первым:

— А о какой охоте вы с Гвен говорили? Что-то твой наряд не очень похож на охотничий.

Лиам широко усмехнулся:

— Это смотря на кого охотишься. Мили через две отсюда лес заканчивается, и начинаются крестьянские хозяйства. А на каждой ферме живет хотя бы одна хорошенькая цыпочка. Это и есть моя добыча.

— Имеешь в виду девушек?

— Ясное дело. И все они, как одна, быстроногие. Пока догонишь — запыхаешься. Вот почему я называю это охотой.

Бренан недоверчиво впился в него:

— Неужели ты…

— Да нет, — рассмеялся Лиам. — Конечно же нет! Я никого не принуждаю. Если девчонка не хочет, то и пальцем ее не трону. Мне хватает тех, которые сами напрашиваются. А убегают от меня, потому что так интересней. Небольшая разминка перед главным развлеченьем. Что бы там Гвен ни говорила, а тебе стоит это попробовать. Если захочешь, дай знать — пойдем на охоту вместе.

Смущенный Бренан покачал головой:

— Спасибо за предложение, но я в такие игры не играю.

Лиам серьезно кивнул:

— Еще бы. Я знал, что ты откажешься. Ты же приехал сюда не гулять, а свататься.

При этих словах Бренан едва не споткнулся:

— Ты о чем?

Его удивление было настолько искренним и неподдельным, что Лиам немедленно и безоговорочно поверил ему.

— Выходит, я ошибся. Тогда извини. Гм… Хотя, возможно, все так и есть, просто ты сам об этом не догадываешься. Недаром же Шайна прислала тебя к Гвен.

— Она меня ни к кому не присылала, — сказал Бренан. И, немного поколебавшись, добавил: — И вообще я еще ни разу не встречался с ней.

Вопреки его ожиданиям, Лиам не стал спрашивать, почему так сложилось. Лишь сочувствующе сказал:

— Ох уж эти ведьмы!..

Они дошли до пруда и устроились на скамейке возле самой воды. Лиам откинул с корзины скатерть и первым делом выудил две пустые кружки и кувшин холодного пива. Бренан им с удовольствием угостился, а вот от остального угощения отказался, объяснив, что до сих пор сыт завтраком у мастера Кирана и мороженым, которое ел вместе с Гвен. Так что он потихоньку попивал приятный прохладный напиток и обдумывал услышанное от Лиама. Судя по его словам, получалось, что Гвен не замужем; а если так, то что же тогда произошло с мужчиной, который сделал ее ведьмачкой? Умер, погиб, она разлюбила его? Или, может быть, обманул ее и бросил? Если последнее, то не только негодяй, но и болван…

Тем временем Лиам с отменным аппетитом занялся жареной курицей, молниеносно умял добрую половину, а утолив голод, стал есть медленнее и вновь заговорил:

— Не повезло тебе с Шайной, хотя вы и близнецы. Зато у меня с Гвен все сложилось иначе. Возможно, из-за того, что наша семья живет в Ивыдоне, да еще и на самом побережье, — а это меньше трехсот миль до Абервена. С тех пор как Гвен исполнилось тринадцать, мы все часто проведывали ее, а я больше всех. Отец с матерью едут на Минеган — и я с ними; едет кто-то из старших братьев или сестер — я тоже составлял им компанию. Мы с Гвен очень быстро подружились, и из всей родни она больше всех привязалась именно ко мне. Может быть, из-за небольшой разницы в возрасте, а может, потому, — он лукаво усмехнулся, — что я такой замечательный парень. Словом, мы стали настоящими братом и сестрой не только по крови, но и по чувствам, которые испытываем друг к другу. А когда Гвен превратилась в ведьмачку, — тут улыбка Лиама мигом увяла, — и решила отправиться в Кыл Морганах, она пригласила меня с собой. Я согласился без раздумий и не жалею об этом.

— А остальные ваши родные до сих пор живут в Ивыдоне?