Воины Рассвета Фостер Майкл
Это было маленькое поселение. Возле домов Хан видел темные сараи, стойла для скота, дома. Вокруг виднелись возделанные поля. Однако эта деревня, по всей видимости, была изолирована от мира. Кроме тропинок вдоль полей, Хан не видел никаких дорог. Тропинки были протоптаны копытами и ногами леров. Отпечатки ног были видны даже в темноте.
Хан предположил, что в этот час все жители деревни спят. Леры любят поспать и укладываются сразу с наступлением темноты, даже в городах. А здесь, после трудной работы, они наверняка уже все спят — все огни в домах были погашены. Освещен был только один дом. Хан уже подошел настолько, что мог слышать голоса в темноте. Голоса! Слабые и говорящие на незнакомом ему языке — синглспиче, но эти звуки наполнили его радостью. Он с трудом сдержался, чтобы не крикнуть, и пошел быстрее.
И вот он уже стоит перед освещенным домом. Хан знал, что леры предпочитают дома без углов, хотя он не понимал причин этого. Однако сараи и загоны для скота имели обычную прямоугольную форму. Хан никогда раньше не видел настоящих иос — так назывались дома леров. Они были именно такими, как их описывали: иос состоял из множества эллипсоидов, каждый из которых покоился на своей опоре, примерно на высоте один фут над землей. Хан подумал, как же ему объявить о своем приходе. Постучать в дверь? Но в иосе не было дверей. Их заменяли занавеси. Хан почувствовал, что он очень устал и что ему хочется быть снова среди людей.
Проблема разрешилась сама. Из иоса вышел старик с длинными седыми волосами. Он остановился, посмотрел на Хана и преувеличенно спокойно заговорил с ним. Хан не понял ни слова, ведь это был синглспич. Он покачал головой, надеясь, что лер — старик или старуха, так как по внешнему виду было невозможно определить пол лера — сообразит, что Хан ничего не понял. Хан даже начал говорить, но старик прервал его, сказав что-то и показав на землю. Это могло означать: "Сиди здесь". После этого он вошел в дом.
Вскоре вышла молодая женщина, качающая на руках ребенка. Она заговорила:
— Что ты делаешь здесь?
У Хана возникло ощущение нереальности происходящего. Женщина говорила мужским голосом. Хану показалось, что он сходит с ума. Но тут он вспомнил высказывание древних: "Если тебе кажется, что ты сошел с ума, значит, ты еще в здравом рассудке". Он решил отвечать.
— Я Хан Киллинг. Коммерсант и космопилот. Произошла авария, и меня выбросило из корабля. Я приземлился к северу отсюда и иду уже много дней. Я даже не знаю, сколько. Я прошу вашей помощи и гостеприимства.
Это была самая большая его речь за много дней. Голос его звучал непривычно для него самого.
— Я Дарденглир. Ты должен простить нас за наше странное поведение, Но мы находимся очень далеко и редко видим людей. Почти никто из нас не знает общий язык. Это старая деревня, и многие живут здесь безвыездно. Но, конечно, мы поможем. Что тебе нужно?
— Пища. Несколько дней отдыха. И направление к Столице.
— Я поняла. Это просто. Ты согласен жить в нашем доме? — она говорила, с трудом подбирая слова. — У нас в деревне родился ребенок, и мы все собрались здесь на праздник. Но в доме есть комната, в доме тепло, есть пища, люди. Мы найдем для тебя место.
— Я с благодарностью принимаю твое предложение, Дарденглир.
— Тогда входи. — Она не стала ждать, а повернулась и вошла в дом. Хан услышал, как она говорит с кем-то. Он поднялся на крыльцо, откинул занавес, который на Чалседоне с его мягким климатом вполне заменял дверь.
Внутри комната оказалась совершенно круглой. Вдоль всей стены шел шкаф, и только в дальней части комнаты, на возвышении, был сложен из камней очаг. В потолке над очагом виднелось отверстие, через которое выходил дым. Комната была освещена свечами и фонарями, В ней были люди, Они казались странными Хану — но все же это были разумные существа. Он смотрел на свет и моргал.
Пока кто-то готовил ему еду, Дарденглир представила ему собравшихся. Тут были двое детей, одна девочка, четыре подростка и четверо стариков. Настоящий клан — его прошлое, настоящее и будущее. И к тому же Дарденглир оказался мужчиной.
Это был праздник рождения. Роженица лежала на подушках, совершенно обнаженная. Лицо ее, несмотря на перенесенные муки, было Счастливым. Все с любопытством рассматривали Хана, пока Дарденглир объяснял что-то на мультиспиче. Затем все рассмеялись и пригласили его к очагу.
— Ешь, пей. Будь счастлив с нами. Во дворе вода для мытья, а спать ты можешь здесь.
Хан кивнул, стараясь быть максимально вежливым, поел, затем вышел, умылся ледяной водой и, вернувшись, забрался в маленькую комнатку. Там он обнаружил что-то мягкое, видимо, одеяло, завернулся в него и уснул.
Он проснулся — один. В комнате — маленьком эллипсоиде — было светло. Свет проникал через круглые окна, в которые было вставлено мутное стекло. Хан потрогал стекло рукой и убедился, что это вовсе не стекло, а что-то другое. Вероятно, камень, отшлифованный до такой степени, что стал прозрачным. Окна давали очень мягкий рассеянный свет, но Хан не видел способа открыть их. Как же проветривается дом? Он осмотрелся и увидел в сводчатом потолке небольшое круглое отверстие. Комната, где он находился, была пуста, но чисто убрана. Хан прислушался, стараясь определить, есть ли кто-нибудь в доме. Однако он ничего не услышал, кроме голосов с улицы. Он колебался. Пощупал свою бороду, которая безобразно отросла за много дней пути. Интересно, какие чувства они питают к нему. Ведь Лизендир назвала его слишком угловатым, слишком волосатым. Впрочем, они были ласковы к нему… и щедры.
Он прошел к занавесу и откинул его в сторону. Иос был расположен на низком плоском холме. Невдалеке протекал чистый бурлящий ручей, наполняя все пространство шумом бегущей воды и чистым воздухом. Вода по деревянным трубам отводилась в поселок и собиралась в большой деревянный бассейн. Возле ручья играла маленькая голая девочка лет четырех по земным меркам. Она подняла глаза на Хана и смотрела на него без боязни, но с любопытством. Затем она рассмеялась и убежала прочь, крича что-то звонким детским голоском.
И сразу появился Дарденглир, лер, который встретил Хана, снова держа ребенка на руках. Да, Хан не ошибся: это действительно был мужчина. Теперь, когда он долго пробыл с Лизендир, он уже мог видеть разницу между мужчинами и женщинами леров.
Дарденглир сердечно приветствовал Хана:
— Солнце уже поднялось, мой друг, и ты встал. Это хорошо.
— Я не знаю, как благодарить вас…
— Пустое. У нас здесь мало посетителей. В честь последнего человека, которого мы принимали здесь, мы выстроили на холме дом.
Хан обернулся в указанном направлении. На холме ничего не было. Он улыбнулся, посмотрел на Дарденглира. Тот сказал:
— Вот видишь? Даже леры приходят сюда очень редко. Но мы любим гостей. Единственное, что мы просим взамен, это несколько рассказов да немного работы в поле.
— Поработать я могу. Но какие рассказы вам нужны?
— Что происходит в мире сейчас?
— О, об этом я смогу рассказать. Но ведь поймут меня немногие.
— Ничего. Я буду переводить. А если ты останешься подольше, я обучу тебя синглспичу, и ты сможешь рассказывать сам. Но пока только ты да я знаем общий язык. Я рад случаю попрактиковаться.
Хан сошел с крыльца.
— А где остальные?
— Здесь, здесь. Танзернан, женщина, которая только что родила, принимает гостей из своего прежнего клана. А ты знаешь что-нибудь о нас?
— Только самое основное. Я не знаком ни с одним лером, кроме… Впрочем, это ерунда.
— Ты пришел к нам в самый разгар праздника. И мы праздновали не только рождение, но и продолжение клана. Теперь у нас есть следующее поколение — девочка и мальчик. Та малышка, которой понравилась твоя борода — Химерлин.
— А что было бы, если бы дети оказались одного пола?
— Это маловероятно, так как продолжение рода заложено в генах. Но если бы вдруг и произошло, то клан кончился бы на них. Им пришлось бы идти в другие кланы или начинать новые кланы, под новыми именами. Но с нами так не случилось.
— Да, я понимаю.
— Это прекрасно. А теперь вернемся к тебе.
Хан ответил не сразу. Что говорить? Он не знал, что с кораблем, где Лизендир, что будет с его миссией. Дрожь прошла по его телу.
— О, у меня долгий рассказ. Я больше буду спрашивать, чем отвечать.
— Ага! — воскликнул Дарденглир. — Я вижу, ты ученик мудреца-лера.
— Нет, нет. Почему ты так решил?
— Потому что мудрецы всегда спрашивают и никогда не отвечают. Разве не потому их считают мудрецами? — Он рассмеялся.
Хан почувствовал себя идиотом. Он — член высокоразвитой человеческой цивилизации, которая простиралась в галактике на огромное пространство, которая завоевала двадцать пять миров. И тем не менее этот фермер с ребенком на руках смог в одно мгновение поставить его в тупик. Теперь он понял, почему люди неохотно вступают в контакт с лерами, хотя они были довольно миролюбивы. С лерами никогда не будешь чувствовать себя спокойно. Так бы чувствовал себя неандерталец, внезапно попавший в пещеры кроманьонцев.
— Нет, я не мудрец. Более того, во многом я ощущаю себя дураком. Впрочем, я расскажу вам все, когда вы соберетесь все вместе. Я расскажу, что я могу делать, чтобы оказать вам помощь, и чему могу быстро научиться.
— Прекрасно! Ты ответишь на наши вопросы. А работа? Ее здесь очень много!
И утром следующего дня Хан вышел на сельскохозяйственные работы — самые простейшие. Петмириан показала ему, что делать, и он стал собирать бобы и грузить их на тележки. Конечно, он не мог сравниться в работе с Петмириан, пальцы которой летали в воздухе, как маленькие птички, но он учился.
К вечеру пошел ленивый дождь, больше похожий на теплый душ, но Хан и Петмириан забрались в сарай, где уже укрылся Бразингиль, и начали очищать бобы, которые они успели собрать. К ним забрел Дар-денглир, который немного поговорил, а затем ушел. Вскоре наступил вечер, дождь кончился, и все леры пошли к ручью. Они полностью разделись и мыли тело и одежду. Хан присоединился к ним. Он не был стыдлив, однако ощущал смущение при виде голых женщин. И разница между людьми и лерами теперь была более заметна.
Дарденглир руководил приготовлением пищи. Это тоже смутило Хана, но он вспомнил, что в обществе леров принято полное равенство полов, и это достигало у них крайних пределов.
Когда ужин был готов и все поели, началась беседа. Дарденглир рассказал Хану несколько анекдотов леров. Вступали в разговор и другие леры. Хан уже начал присматриваться к ним. Он заметил, что между отдельными лерами существуют различия, хотя общество в целом было довольно однородным. Одни из леров обладали чувством юмора, реагировали на шутки других и сами охотно шутили. Другие совершенно не имели чувства юмора. Например, Петмириан. Она была небольшая, смуглая и почти все время молчала. Однако глаза ее были внимательными и вдумчивыми.
Дарденглир был скользким, как теплое масло, хитрым, как змея, всевидящим и всеслышащим. Если бы он жил в человеческом обществе, он, несомненно, стал бы дипломатом. Танзернан оказалась довольно легкомысленной, смешливой девушкой, постоянно поддразнивающей других.
Хан рассказал им свою историю, не скрыв ничего, даже странных отношений с Лизендир. Они выслушали его и стали задавать вопрос за вопросом, любопытные, как дети. Когда все было спрошено, они умолкли, глядя в огонь глазами с огромными зрачками. Теперь стал спрашивать Хан. О налете, о Воинах, о том, как быстрее пройти к горам севернее Столицы, где будет ждать его Лизендир.
Они не сказали ничего нового. В той местности, где они жили, грабители не появлялись. Но они слышали рассказы, видели огни в небе, видели много метеоритов. И это было все, что они знали.
Они знали те горы, о которых упомянул Хан. Это была самая высокая точка планеты. По их расчетам, до них было две недели ходьбы, что означало двадцать восемь земных дней. Хан объяснил, почему ему нужно идти туда. Все леры выразили недоумение, и Дерденглир объяснил, почему.
— Там же нет ни городов, ни деревень. Там никто не живет, это абсолютно необитаемая местность. Там тебе даже нечего будет поесть. А если эта девушка, Лизендир, победит, она будет искать тебя там. После того, как она тебя не обнаружит, она начнет разыскивать тебя по всей планете и неминуемо придет сюда. Так что тебе лучше остаться и дожидаться ее здесь. Кроме того, наверное, для тебя опасно возвращаться а Столицу.
Хану не хотелось допускать даже и мысли о тбм, что Лизендир может проиграть, но тем не менее он спросил:
— А что, если она погибнет?
Ему ответил Бразингиль, очень серьезно и без тени шутки:
— Тогда ты будешь просто колонистом, как все мы. На Чалседон прилетают корабли, но крайне редко. Найди силы посмотреть правде в лицо. Если ты согласен, то мы сходим в ближайшую деревню к людям и подберем для тебя девушку. Здесь места хватает всем! Живи и расти детей!
Хан не ответил ему. Он не хотел даже думать о таком будущем. Уже наступил вечер. Один за другим леры расходились, собираясь лечь спать. Хан пошел спать с маленькой девочкой Химерлин, которой чрезвычайно понравилась мягкая и теплая борода Хана. Но она лягалась во сне и мешала спать Хану.
Итак, Хан начал жизнь среди изолированных от цивилизации леров. Погруженные в состояние, которое они называли мудростью незнания, они учили Хана, терпеливо и непрерывно. Сначала дни протекали медленно, в трудной работе, но постепенно Хан втягивался в этот неторопливый ритм. Хан сначала ждал появления Лизендир, но с каждым днем надежды его таяли, как озеро высыхает под жаркими лучами солнца.
Особое внимание леры уделили обучению Хана синглспичу. Сначала этот язык показался землянину очень сложным, но постепенно понимание стало приходить к нему. Это был странный язык, абсолютно правильный, без каких-либо идиом и эмоциональных выражений. Но это можно было понять: это язык был искусственным.
Он узнал, что Лизендир на этом языке означает "огонь", а "Хан" — последний, причем это определение как-то связано с водой. С тех пор его стали называть "Санхан" — "Последняя вода". Каждое слово в синглспиче имело четыре значения, в зависимости от контекста. И только четыре. слова: "Пан" — огонь, "Тан" — земля, "Кан" — воздух, "Сан" — вода — имели только одно, четко определенное значение. Однако Хан не стал выяснять причину этого.
В той деревне не было необходимости что-либо писать. Однако Дарденглир принес Хану несколько книг, чтобы тот мог познакомиться с письменностью леров. Хану показалось, что каждое слово обозначается одним знаком. Примерно то же самое, насколько можно вспомнить, было и в древней китайской письменности.
Хан учился и работал, делая все, что требовалось делать на ферме. И если бы не мысли о Лизендир, эта жизнь была бы ему вполне по душе: спокойная, размеренная, полная смысла. Правда, он прекрасно понимал, что он здесь чужой и не может оставаться вечно среди леров. И ему хотелось оказаться среди своих. Ему хотелось любви я секса. Даже вечерние купания среди голых девушек вовсе не помогали ему усмирять требования плоти.
Он потерял счет времени, но был уверен, что прошло много дней. Хан уже настолько овладел языком, что мог общаться с лерами без помощи Дарденглира. Однако Лизендир все не появлялась. Поэтому он сказал Дарденглиру, что ему пора уходить, хотя ему совсем не хочется этого. Было решено, что он с Дарденглиром и Бразингилем пойдут на местный рынок, а затем он вернется в свое время и в свой мир. Леры были честны с ним, и хотя они раньше уговаривали его остаться, и даже обещали подыскать ему девушку, они согласились, что Хан принял мудрое решение. Они предложили ему часть вырученных на рынке денег, так как он много сделал для них. Сначала Хан отказывался, но затем согласился. Началась подготовка к отправлению.
Через несколько дней, на рассвете, Хан, Дарденглир и Бразингиль нагрузили повозку и, распрощавшись со всеми, покинули деревню. Повозку тащили четверо животных, похожих на огромных волов. Ехали они по извилистой тропе, огибающей холмы. Это была единственная дорога из деревни.
Спали они по очереди. Причем, пока один спал, другой правил повозкой, а третий следил за окрестностями. Хан поинтересовался, зачем это, что грозит им? И Бразингиль рассказал, что ходят слухи о злобных привидениях, жестоких бандитах, страшных хищниках. Однако за все время пути они не встретили ничего подобного. Только были слышны шорохи в ночном лесу да отдаленные крики. Ничего больше, страна казалась пустыней. Да, на Чалседоне действительно было много места. Его хватило бы на всех.
На пятый день пути они прибыли в город, где устраивался рынок. Город назывался Ховзар, но Дарденглир рассказал, что это старый город людей, и раньше он назывался Базар Хобба. Теперь здесь живут леры, и назвали они город по-своему.
Базар Хобба служил центром торговли этого района, здесь происходил обмен продуктами. Дарденглир очень возбудился при подъезде к городу. Он даже выкрикнул: "Назад, к цивилизации!" — и начал барабанить по крыше повозки. Бразингиль явно недолюбливал этот город, потому что он бормотал что-то сквозь зубы. Хану удалось расслышать только "скопище воров и шакалов". Бразингиль исподлобья смотрел на улицы, по которым они проезжали.
Хану город показался чрезвычайно старым. Он состоял из деревянных угловатых домов с острыми крышами, которые служили, видимо, просто для украшения, так как здесь не бывало сезонов сильных дождей.
Улицы были вымощены булыжниками, выкрашенными в яркий цвет.
Неизвестно, были ли здесь воры или нет, но торговали леры весьма выгодно. И большую помощь оказывал им Хан, который уже недурно говорил на синглспиче, хотя и с сильным акцентом. Навыки коммерсанта оказались не лишними в торговле с местными перекупщиками, постоянно имевшими дело только с фермерами, которых легко было обдурить. К вечеру они распродали все свои товары и нагрузили повозку тем, что им было нужно.
После подсчета выручки леры предложили Хану половину. Хан начал отказываться, говоря, что с него достаточно и пятой доли. Однако Дарденглир заявил, что клан считается как одно лицо, и его долю разделить нельзя. В конце концов Хан был вынужден согласиться, и после дележа они пошли в ресторан, из дверей которого валил дым и пахло чем-то жареным. Хан уже забыл, когда в последний раз ел жареное мясо. Леры ели мало мяса. Но не потому, что они были вегетарианцами, а потому, что животный белок усваивался гораздо хуже, чем растительный. Да, Хану казалось, что он живет среди леров уже много лет, хотя на самом деле прошло не больше стандартного полугода.
В ресторане они заказали еду, взяли три кружки пива и уселись за столик. На планету спускался вечер, и они сидели и ели, изредка наполняя свои кружки. От мяса осталось уже совсем немного, когда Хан заметил в углу чью-то фигуру. Он посмотрел сквозь пыль и сгущавшуюся темноту. Это была Лизендир.
Он вскочил, торопливо извинился и бросился к ней. Она была совсем не в себе и не видела Хана, пока тот не подошел совсем близко. Хан видел, что она измучена, истощена, и руки свои держала она как-то странно, как будто в ладонях у нее были горячие угли или сверхнежные цветы. Не обращая внимания ни на кого, Хан тронул ее за плечо и раскрыл объятия. Она упала в руки Хана, спрятала голову на его груди и прижималась к нему, как дитя. Наконец она отпустила его и выпрямилась. Глаза ее были красными, но слез в них не было. Разговаривать сейчас они не стали.
Хан повел ее к столу, где для девушки немедленно приготовили место и блюдо с жареным мясом. Пока она ела, Хан представил ее. Ела Лизендир очень медленно и осторожно, но к концу вечера перед ней стояли три пустых тарелки из-под мяса, две из-под овощей и три пустые кружки пива. Она почти не говорила, лишь изредка кивая в ответ на отдельные замечания. Она удивленно поднимала брови, слыша, как Хан бегло говорит на синглспиче.
Наконец с пищей было покончено. Все четверо немного поговорили, а затем Дарденглир и Бразингиль отправились спать, сказав, что им нужно завтра рано отправляться в дорогу. Хан и Лизендир остались одни. Она сидела тихо, глядя в никуда, погруженная в свои мысли. Глаза ее затуманились и затем закрылись. Она откинулась на спинку грубого кресла. Хан оплатил счет, поднял ее и понес в комнату. Девушка была легка, как перышко.
Она проспала три дня. Спала она очень глубоко, и только по ее дыханию можно было сказать, что она еще жива. Пока она спала, Хан промыл и смазал ее раны и царапины. Помогал ему в этом аптекарь, живший в соседнем доме. Постепенно краска вернулась на ее кожу, а мышцы стали более упругими. К вечеру третьего дня она проснулась.
Долго она ничего не говорила и лишь смотрела в окно, выходящее на площадь, где располагался базар и где торговали люди и леры. Она видела перед собой сцену, которой по меньшей мере десять тысяч лет. Наконец она заговорила.
— Ты, наверное, сам понял, что я проиграла, и это стоило нам корабля.
— Сказать по правде, меня больше беспокоило твое состояние, а не корабль.
— Ты очень добр. Но, увы, корабля у нас нет. Но он вернется сюда. Нас могут взять в плен, а если не найдут, то мы навсегда останемся здесь. Кроме того, я теперь калека.
Она вытянула руки вперед. Кисти ее распухли, и Хан ощутил, как в нем шевельнулась острая жалость — обе кисти ее были сломаны.
— Да. Вот так.
После этого она снова надолго замолчала. Но постепенно она начала говорить, и Хан узнал, что же произошло.
После того, как Хан улетел, она начала охотиться за Хатингаром, стараясь поймать его в ловушку. И это ей удалось. Она даже обезоружила его, но не воспользовалась пистолетом. А затем Хатингар застал ее врасплох И сломал ей кисти. Нечеловеческим усилием ей удалось вырваться от него. Но она знала, что теперь ей пришел конец. Она не сможет убить его. Поэтому при первой же возможности она покинула корабль с помощью спасательной гондолы. Хатингар не воспрепятствовал ей. Он понимал, что Лизендир не выживет.
Однако она выжила. Она приземлилась где-то на западе, в необитаемой дикой степи. Пищевые концентраты оказались для нее неподходящими. Или в пище было что-то лишнее, или чего-то не хватало. И она начала охотиться, хотя для нее, с ее сломанными кистями, это было трудным делом. Черви, корни, листья, плоды, мелкие животные — вот что было ее пищей. И, наконец, она добралась до одинокой деревушки, где услышала рассказ о потерпевшем крушение космопилоте, который некоторое время жил здесь. Она не стала ждать, а сразу отправилась в путь, идя напрямик, чтобы сократить расстояние. К тому времени, как она добралась до города, на уже полностью выдохлась. Ведь ей пришлось пройти по бездорожью почти полторы тысячи миль. Однако она прошла их и выдержала, несмотря на плохую пищу. Под конец она сказала:
— Больше я ничего не узнала. У Хатингара мне ничего не удалось выяснить. Я даже думаю, что это не настоящее его имя. Но мы проиграли. И нам нужно улетать с планеты, как только появится возможность. Люди знают, что мы оба живы, и когда Хатингар вернется сюда, он не оставит нас в покое. — Впервые Хан услышал от нее признание в поражении и страх.
Она приподняла простыни и посмотрела на свое обнаженное тело. Оно было чистым. Раны промыты и смазаны, некоторые уже совсем. затянулись, и остались только небольшие шрамы.
— Это ты сделал?
— Да. Тебе пришлось много перенести. Я думал, что лучше я позабочусь о тебе, чем кто-нибудь из посторонних. Я и сейчас плохо знаю твой народ, но все же гораздо лучше, чем тогда, когда мы встретились с тобой впервые.
Он говорил на ее языке и, запинаясь и спотыкаясь, рассказал ей все, что произошло с ним за время их разлуки. Наконец он закончил.
Она внимательно слушала и затем сказала:
— Да, ты многое узнал, многое понял. Хотя у тебя ужасный акцент, мне приятно слушать тебя.
Она протянула к нему руки, крепко обняла его. Хан был смущен таким внезапным всплеском эмоций у Лизендир. Это было нетипично для нее. Видимо, долгие лишения вконец ослабили ее волю и умение владеть собой.
Она поняла, о чем думает Хан.
— Я была одна, абсолютно одна. Никогда раньше я не была так одинока. У меня перед глазами всплывали воспоминания. Старые друзья, старые любимые. Ты. И вот я нашла тебя. И теперь ты не просто человек, ты говоришь на моем языке, ты лечишь меня, моешь мое тело. Теперь нам осталось только вместе лечь в постель, и тогда ты станешь самым близким для меня, и я даже смогу назвать тебе свое имя, которое знают только мои самые близкие друзья.
Он позволил ей выговориться, и она постепенно снова погрузилась в размышления. Хан поднялся, покопался в гардеробе и нашел одежду, которую купил для Лизендир. Одежда была украшена вышитыми цветами и листьями.
— Я знаю, что это не твой стиль, Лизендир, но я решил, что эта одежда не привлечет ничьего внимания, когда мы отправимся в путь. Может быть, тебя примут за местную. Впрочем, такая пара, как мы с тобой, не может не привлечь к себе внимания.
Она откинула голову, расхохоталась. Затем резко замолчала. Она снова стала сама собой, приобрела уверенность.
— Так что мы будем делать?
— Я знаю, что вероятность появления корабля здесь чрезвычайно мала. Вряд ли мы сможем покинуть Чалседон в обозримом будущем. Наш "Палленбер" был первым кораблем, прилетевшим сюда после Ефрема. Чалседон слишком далек от грузовых линий. Но нам все равно не остается ничего другого, как дожидаться корабля.
— Где?
— Я думаю, что лучше всего в горах, где мы договаривались встретиться.
— Да. Мы не можем ждать корабля в Столице, но в горах нам пока ничего не грозит. У нас нет другого выхода, пока я в таком состоянии. Нам нужно выиграть время.
— А если мы не дождемся корабля, Лизендир?..
Он не закончил. Он хорошо знал, что будет тогда. Им придется идти каждому своим путем, путем своего народа. Что-то неопределенное сформировалось в их отношениях.
— Я знаю. — Это было все, что она ответила ему.
Глава 5
Хан и Лизендир оставались в гостинице несколько дней, чтобы Лизендир смогла восстановить силы для путешествия. В пути ее руки зажили, хотя и не полностью восстановили свои функции. Видимо, такими они и останутся до конца жизни. Лизендир больше не создавала ситуаций, могущих привести к интимным отношениям, да Хан и сам старался избегать их.
Они отправились в путь, погрузив продовольствие, купленное Ханом, на вьючное животное. Это животное, меньшего размера, чем те, что тащили повозку с товарами на рынок, обладало весьма своенравным характером.
Ни Лизендир, ни Хан не имели опыта в обращении с животными, но постепенно им удалось заставить упрямца делать то, что они хотят. Однако поначалу он доставил им немало хлопот. Лизендир в ярости даже сказала Хану: "От него, по крайней мере, будет польза. Когда у нас кончатся запасы, мы сможем съесть его!" — и вол по тону замечания понял, что ничего хорошего его не ждет. Он поднял голову, опустил уши и с тех пор стал вести себя более или менее прилично.
Они ехали в горы, туда, где у них была назначена встреча. Странно, но Лизендир вовсе не хотелось покидать город, однако она не возражала, понимая необходимость этого. Ведь они привлекали слишком много внимания, возбуждали слишком много любопытства. Леры и люди жили в мире на Чалседоне, но все же совместного проживания еще не получалось.
Хан и Лизендир не были в интимных отношениях между собой, однако юноша заметил, что с тех пор, как вернулась Лизендир, между ними возникла новая, духовная близость. Теперь Лизендир была более мягкой, менее требовательной, менее уверенной в себе. Иногда своими неожиданными капризами, неожиданными поворотами в разговоре она напоминала ребенка. Но Хан заметил, что изменилась не только она, он ощущал перемены в себе.
Дорога, по которой они двигались, была пустынной. Изредка им встречались на дороге повозки и путники, и эти случайные встречные с изумлением смотрели на столь странную пару.
Пока они шли. Хан разрабатывал свой план:
— Мы не можем жить в Столице. Совершенно очевидно, что там есть шпионы. И тем не менее, мы должны жить где-то поблизости, чтобы не прозевать корабль. Мы могли бы заниматься сельским хозяйством, но ни мы, ни я не обладаем достаточными познаниями для этого. Я полагаю, что было бы лучше заниматься добычей золота в горах. Здесь оно мало ценится, но прокормиться этим можно. Пищу можно покупать на окраинах города.
— А что если корабль так и не появится? — спросила она, с тревогой глядя на Хана.
Он долго не отвечал, хотя ответ был ему известен. Наконец он заговорил:
— Если так случится, то через-несколько лет ты станешь чьей-то женой. Войдешь в клан…
Они оба замолчали и долго не говорили после этого.
Вскоре дорога пошла в гору. Еще несколько дней пути — и они увидели две вершины, к которым направлялись. В последний раз они их видели, когда были еще в городе. Это было, казалось, несколько лет назад. В этом мире долгих суток и отсутствия времен года время искажалось.
Они свернули с дороги и поехали через рощу, отыскивая место, пригодное для стоянки. К своему удивлению, они скоро наткнулись на заброшенную хижину. Она была небольшая, но довольно крепкая и не лишенная некоторого комфорта. Вблизи, по песчаному руслу, протекал ручеек. В песке поблескивали крупинки золота. По всему было видно, что тот, кто построил эту хижину, давно покинул эти места.
Хан предположил, что здесь был один из первых поселенцев, который решил добывать золото. Но этот промысел на Чалседоне не был прибыльным — ведь золота здесь было много, и ценилось оно только в порту, да и то лишь тогда, когда прибывали торговые корабли. Так что обогатиться этим здесь было невозможно. Вероятно, одинокий золотоискатель заболел и, не имея помощи, умер. Лизендир согласилась с этой версией, но добавила:
— Я не боюсь, что он вернется. Совершенно ясно, что здесь давно никто не живет. Он ушел — или умер — много лет назад. К тому же мы не знаем, сколько лет назад заселен Чалседон. Я думала, что совсем недавно, но кажется, что это не так.
— Да. Даже в той деревушке леров, где я жил, никто не знает общий язык. Это не значит, что они забыли его — память у леров очень хорошая — нет, они его просто не изучали.
— Ты говоришь такое, о чем я не рискну даже подумать.
— О, посуди сама. Нас послали сюда, ничего не объяснив. Дальше: Хетрус был главой людей на той встрече. А кто был главным у леров? Разумеется, не ты — ты слишком молода. И не Вальваркой, и не Линкуриан. И не тот, кого мы считаем шпионом и который стремился уничтожить нас. Кто же остается? Дефтерхард Сирт. Кто она, и что она знает?
— Дефтерхард Сирт — старая и мудрая женщина. Но кроме этого, я ничего о ней не знаю. Скоро ее возведут в ранг мудреца, и она будет пятнадцатым из них. Сейчас их четырнадцать.
— Значит, мы просто открыли дверь на эту планету, но куда идти дальше, мы не знаем.
Следующие несколько дней они старались сделать хижину, пригодной для обитания. В часы отдыха они исследовали окрестности. В одну из этих экспедиций, вблизи истока ручья, Лизендир нашла скелет. Она внимательно исследовала его и объявила, что это человек, а не лер. У леров отсутствуют зубы мудрости. Хан не был суеверен, но ему все же было не по себе. Лизендир же, напротив, сочла это добрым предзнаменованием. Настроение ее заметно улучшилось. Хан был удивлен этим.
— Это хороший знак, — сказала она. — Я потом объясню. Хан приготовился слушать, думая, что это будет долгий разговор. Он начал подозревать, что общество леров потому так статично, что леры тратят всю энергию на производство следующего поколения и сохранение его для будущего. Лизендир продолжала:
— Ты знаешь, что после того, как у лера появились дети и он вырастил их, он становится свободен и может делать все, что хочет. Многие выбирают одиночество. И когда такой лер чувствует, что конец близок, он делает над собой цанзираф. Иногда он выживает — и это означает, что время его еще не пришло. Иногда лер умирает, и так избавляется от всех проблем. При этом он остается лежать там, где упал. Мы не хороним своих мертвых — они распоряжаются собой сами. Такова наша высшая религия. Тело возвращается земле. Найти скелет — это хороший знак, так как это значит, что кто-то успешно завершил свой жизненный путь.
— Но это же скелет человека, а не лера. И он не был удовлетворен жизнью; Скорее всего, он спятил тут.
Она отмахнулась от его возражения:
— Ну и что? Подумай сам, разве может человек, живущий в мире с самим собой, путешествовать в космосе, а затем уйти в необитаемую пустыню? Я знаю, что такое страсть к золоту. Но даже и она не может изменить природу человека. Ты можешь жить один? Нет, скажешь ты и приведешь тысячу причин: ты молод, ты хочешь жить в обществе, иметь подруг, друзей… Я знаю, потому что чувствую то же самое. Я не могла бы жить одна. — Она замолчала, задумалась. Затем продолжала: — Может быть, он был жаден и неудовлетворен. Но раз он остался здесь, значит, он сумел заглянуть в себя: люди иногда тоже умеют это делать, хотя и не так часто, как мы. В противном случае он не остался бы здесь, он вернулся бы в город, чтобы умереть там.
Хан был вынужден признать, вне зависимости от того, хороший это знак, или нет, что место, где они решили обосноваться, очень красиво, Хижина была расположена невдалеке от гребня, на котором возвышались две вершины, видимые из Столицы. Вокруг росли деревья, кусты, весело журчал ручей, прокладывая себе путь в ложбине. Солнечные лучи играли среди вершин гор, в долинах между ними; медленно плыли облака, легкий ветер едва шевелил ветви деревьев. Вид на вершины был великолепен. Да, это было необитаемое место, но оно располагало к раздумьям, к умиротворению, к полному внутреннему покою.
Через несколько дней совместного проживания и работы они оба поняли, что перед ними встала общая проблема: они были слишком близки друг к другу, как физически, что обусловлено теснотой хижины, где они спали, так и эмоционально — их общей судьбой. Они оба ощущали тягу друг к другу. Однажды вечером после ужина, когда они приготовились ко сну, они решили поговорить об этом.
Разговор начал Хан, который заявил, что их близость сейчас действует на него гораздо сильнее, чем тогда, когда они были на корабле. Лизендир только рассмеялась:
— Ну так что? Ты жил несколько месяцев среди леров — женщин-леров. И они ведь не попытались изнасиловать тебя во сне?
— Но ты же знаешь, что у нас с тобой совсем не так.
— Конечно. — После этого она погрузилась в долгое молчание, но Хан хотел говорить серьезно. Он понимал, что Лизендир чем-то глубоко встревожена, но она не могла — или не хотела — рассказать ему о своих тревогах. Поэтому он попытался раскрыть ее, расспрашивая о ее народе, о ней самой. Хан многое понял за время, когда жил среди леров, но многого он еще не понимал и не мог понять без ее помощи. И она раскрылась так, как никогда раньше.
— Я всегда думал о лерах, как о совсем чужой расе, настолько чужой, что с ними не смогли сродниться люди, — начал он. — И только это разделяет нас.
— Нет, совсем нет. Между нами гораздо более глубокие различия, чем ты думаешь. И основа этих различий в том, что твой народ позабыл, как он произошел, а мой народ — нет. И никогда не забудет. Люди не знают, как они появились, и в этом их огромное преимущество — они просто следуют по пути эволюции, и стараются заполнить ту. часть своей истории, о которой ни ничего не знают, различными мифами, в которые, по существу, никто не верит. И тем не менее, эти мифы существуют. Однако вы возникли из первобытного хаоса.
Мы не можем сказать то же самое. Мы сделаны искусственно. Обычный продукт цивилизации. Ваши ученые, создавая нас, так же бездумно играли с законами вселенной, как ребенок играет со спусковым крючком нейтронного пистолета. Прагматизм! Эксперименты! И полное пренебрежение законами развития живой материи. — Она была вне себя от ярости. — Хан, они хотели узнать, смогут ли они вывести супермена искусственно. И они играли со структурой ДНК, перестраивали ее. Они вырастили в своих лабораториях целое поколение, не имеющее вековых традиций. Эволюция бесконечно разнообразна, Хан, и никто не знает ее законов, ни люди, ни леры. Поэтому когда людям удалось создать новую форму жизни, они были бесконечно удивлены. Да, это оказалось чудом, магией. Они, сами по себе, смогли достичь следующей резонансной частоты. Как в музыке. Следующего полутона. Хотя совершенно не имели понятия о законе построения музыкальной гаммы в целом. Вернее — следующего аккорда. Или, как в физике, следующего стабильного состояния элемента. Магия, магия. Я содрогаюсь от страха, думая об их игре, опасной игре при полном незнании того, к чему это может привести. Но они были счастливы, когда им удалось сделать это. У людей была за спиной тысячелетняя культура, мы же одним скачком из ничего оказались во втором веке атомной эры. Из ничего.
Затем люди обнаружили, что не могут иметь от нас потомства. Это был удар. Они смогли сделать супермена, но ничего хорошего извлечь из этого не смогли. Суперирония! Он сделали невозможное, но никакой пользы для себя от этого не получили. Они стали как бы родственниками леров, но находящимися в далеком прошлом. Леры оказались не такими, как люди. Может быть, не лучше и не хуже… просто не такими. Шесть тысяч леров с низким уровнем рождаемости, таким низким, что нам пришлось разрабатывать систему браков и семейных отношений, чтобы понемногу увеличивать свое число. Шесть тысяч на планете, которую населяют пятнадцать миллиардов человек. Поэтому леры бежали с Земли.
Действительно, мы обладаем некоторыми способностями, которых не имеете вы. Например, память. Мы тоже можем забывать неприятное, но если для вас это только сдвиг в далекие области мозга, то для нас это полное стирание. Поэтому нам приходится быть крайне осторожными — ведь при неосторожности можно потерять и полезные сведения. Правда, это исключает саму возможность пыток — ведь каждый может при необходимости забыть все, что пожелает. У нас более широкий спектр видения — у нас существуют еще два цвета помимо семи.
Однако мы не можем видеть в темноте, и наш день кончается с наступлением сумерек. И низкая рождаемость… Но утверждают, что это закон эволюции — чем выше форма жизни, тем сложнее условия ее воспроизводства. Да и еще много отличий, вплоть до внешнего вида. Вы очень завидуете тому, что мы долго выглядим молодыми. Но зато мы меньше времени проводим в зрелости. И секс в юности. Он дан нам вовсе не для удовольствия, а для того, чтобы в зрелости, которая у нас длится сравнительно недолго, мы не отвлекались на секс в ущерб полезной деятельности. Да, в юности мы испытываем двадцать лет интенсивной телесной любви, но бесплодной, совершенно бесплодной. А потом приходится связывать жизнь с тем, кого тебе назовет совет клана, а не с тем, кого хочешь ты.
— А если любовь, Лизендир? Что тогда?
Она коротко рассмеялась, но в смехе этом не было веселья. Она чуть не плакала.
— Тогда жизнь наша становится мукой. Ведь мы наделены памятью, и мы помним все до мельчайших подробностей. Наша память — наше проклятье. Вот почему я не хочу ничего иметь с тобой. Я просто хорошо помню остальных. Ты видишь во мне просто секс. Развлечение. Безответственность. Но как мне придется потом расплачиваться за это!.. Подумай — у тебя есть любимая, и ты наслаждаешься с нею. Затем приходит зрелость, и вас разлучают, а когда вы снова свободны друг для друга, вы уже стары, и вам остается только вспоминать, как все было.
— А почему бы вам не соединяться просто по любви?
— Это невозможно. Весь вопрос в генах. Они могут быть нестабильными, а нам нельзя рисковать — это может привести к появлению мутантов, субрас. Ведь у искусственно выведенной расы большая вероятность мутаций, и следовательно, нужно тщательно выбирать производителей потомства.
Она погрузилась в молчание. На улице стало совсем темно, и Хан видел только бледное пятно ее лица. Сейчас Хан видел ее лучше, чем она его, хотя, конечно, она могла с большой точностью определить его местонахождение по звукам и запахам. Где-то вдали слышались крики незнакомых животных. Лизендир вздохнула.
— А теперь поговорим о нас с тобой. У тебя ко мне не просто плотское желание, а нечто более глубокое. Я тоже молода и жажду любви. Для меня ты слишком примитивен, хотя и не лишен приятности. Я к тебе ощущаю более глубокие чувства, чем когда-либо, и мне будет нелегко забыть тебя. Но между нами не может быть ничего. У нас не будет будущего. Разве ты сам не видишь этого?
Хан ответил не сразу. Он и сам ощущал нечто подобное. Он знал, что теперь любовь для него перестала быть развлечением, игрой. Теперь это стало для него очень серьезным делом. Но возможна ли любовь между ними?
Он спросил:
— Правда ли, что ваш любовный акт длится дольше, чем наш?
— Конечно. И дольше, и чаще. Так что любовь между нами будет мукой для нас обоих. Что может получиться из нее кроме того, что ты сожжешь мое сердце и измучишь себя?
Он и сам думал о том же. Ответа на поставленный ею вопрос он не знал. В тесной хижине нарастало напряжение, и, чтобы разрядить его, он встал и начал убирать посуду после ужина. Лизендир вышла из хижины, и вскоре Хан услышал, как она плещется в ручье.
К тому времени, как он закончил уборку, пришла и Лизендир, одетая в чистое платье. Старое она повесила сушиться. После нее пошел мыться Хан. Ледяная вода не смогла погасить его пыл, не смогла залить огонь, который бушевал в нем.
Ночь была необычно холодной. Хан взобрался на ближайший холм и посмотрел на юг. Где-то вдали зародилась гроза, она уже приближалась к Столице, заволакивая ее огни черными тучами. При слабом движении ветра в атмосфере Чалседона гроза могла часами висеть на одном месте;
Изредка вспыхивали молний, но гроза была слишком далеко, раскаты грома не доносились сюда. Хан вздохнули вернулся в хижину.
Его встретил возбуждающий запах женщины. Хан не стал подавлять свой чувства.
— Лизендир?.. — Он подождал ответа, затем позвал снова: — Лизен… — Имя это странно звучало в темноте хижины.
В углу что-то зашевелилось, и он разглядел светлое пятно ее обнаженного тела.
— Я ждала, что ты позовешь меня, — мягко сказала она. В голосе ее было столько нежности, сколько он никогда раньше не слышал от нее.
— Лизен, не будем отказываться от счастья, которое мы можем иметь.
Он коснулся ее гладкой белой кожи. Она была холодная, как ночной воздух; но под ней бушевал огонь. Лизендир произнесла что-то еле слышно. Он опустился возле нее на колени и коснулся ее бедра. Он понял, что она сказала, хотя и не знал языка: это был зов, страстный и нежный.
Хан почувствовал, как желание овладело им и разорвало тиски реальности. Лицо Лизендир светилось в темноте бледным пятном, притягивающим его. Почему она всегда казалась ему неженственной? Нет, это была настоящая женщина. И прежде, чем он совсем потерял голову, он задал один глупый, идиотский вопрос:
— Ты целуешься?
Она ответила быстрым внезапным движением. Хан не мог уже больше сказать ни слова. Все исчезло для него, кроме одного — темноты вокруг и огня внутри.
С этой ночи между ними возникли совсем другие отношения. В этих отношениях они руководствовались только эмоциями, они стремились только удовлетворить свою ненасытную жажду друг к другу. Время для них исчезло. Хан видел, как поднимается и садится солнце Чалседона, но это для него ничего не означало. Они ели. Они спали. Они занимались любовью. Лизендир была ненасытна. Хан не мог сравниться с нею в этом. Он старался, как мог, но в конце концов выдохся полностью.
Он не знал, сколько времени он проспал, но когда он проснулся, было уже утро. Но, может быть, и вечер. Он не мог с уверенностью определить этого. Он попытался вспомнить, в какой стороне встает солнце, ни не мог.
Прошло время, тени заметно удлинились. В своих руках Хан почувствовал что-то теплое. Это была Лизендир, которая спала, глубоко дыша.
Ощутив его движение, она тоже проснулась. Глаза у нее были чистые, и серые. Она потянулась, улыбнулась. Хан заметил движение ее мышц под кожей. Они не говорили между собой. Разве можно высказать то, что произошло?
И так текло время, которому, казалось, не будет конца. Они мало разговаривали, не рассказывали друг другу ничего, ничего не выясняли. Они потеряли счет дням. Они не замечали их: для них существовало только настоящее. Для них исчезло прошлое, для них не было будущего. Они остались одни во всей вселенной…
Они испытывали высочайшее наслаждение, делая самые обыкновенные маленькие дела — готовя пищу, убирая посуду и тому подобное. Погода была хорошая, и Лизендир все время ходила полностью обнаженная. Хан восхищался ее крепко сбитым, грациозным телом. Все ее движения были мягки, экономны, пластичны. Она походила на женщин восточных рас, только лицо и волосы были другими. Кожа у нее была цвета слоновой кости, слегка оттененная розовым.
Она не была требовательной. Ведь и Хан, и она сама знали, что Хан не в силах удовлетворить ее, и Лизендир щадила его.
Вскоре им пришлось позаботиться о пище. Хан добыл немного золотого песка и сходил в окрестности Столицы. Там он продал его и закупил провизию. Однако ему не удалось выяснить ничего нового о Воинах.
Снова их жизнь потекла по прежнему руслу. Постепенно они снова стали разговаривать. Сначала это были просто короткие смешные случаи из прошлого, а потом уже серьезные обсуждения тех проблем, которые стояли сейчас перед ними.
Был теплый вечер. Легкий туман, окутавший планету, позволил сохранить дневное тепло дольше, чем обычно. Они сидели возле ручья, прижавшись друг к другу, и разговаривали.
— Теперь мы с тобой любовники. Ты можешь называть меня ласкательно — Лизен, или Изеди. Это доставляет мне удовольствие, Это было для меня самым приятным в жизни. Однако скорее всего корабль не придет, и все кончится так, как мы и предполагали.
— Я хочу забыть об этом, Изеди. — Хан старался пользоваться этим именем, которое напоминало, что они тесно связаны друг с другом.
— Я тоже, милый. Но мое тело не может забыть. Я уже сейчас чувствую, что изменения начались. Пока маленькие, но изменения. Сколько еще времени осталось нам?
— Я ничего не знаю, кроме того, что мне хотелось бы жить с тобой вечно.
Она, поколебавшись, заговорила:
— Чем ближе будет мой период способности деторождения, тем меньше я буду хотеть тебя. Ты не способен заполнить во мне пустоту, ты же сам это знаешь. Но мы можем дать друг другу обещание, что после тоге, как я выполню свое предназначение, я вернусь к тебе, и ты примешь меня. Что такое наша жизнь, если не постоянное ожидание счастья? Только идиот может думать, что жизнь — это выполнение долга. — Она глубоко вздохнула, посмотрела на Хана. — Ты еще многое не знаешь, и я постепенно расскажу тебе все. Но пока еще рано. Сейчас я скажу тебе, что для каждого из нас есть символ. Мой символ — огонь. Он ассоциируется с волей. И я всегда поступаю так, как хочу сама.
Хан долго размышлял. Одно дело поклясться в любви сейчас, и совсем другое — обещать любовь через сорок лет. Кто может знать, каково его будущее? А сейчас перед глазами Хана была стройная обнаженная фигура женщины, которую он любил.
— Хорошо. Для меня все это очень необычно, но я обещаю ждать тебя.
— Тогда я вернусь к тебе. Ты будешь летать среди звезд, торговать, но я буду знать, что, когда придет время, ты будешь со мной.
Они замолчали, глядя на бурлящий ручей.
Немного погодя Хан поднялся и пошел на вершину холма, чтобы посмотреть вокруг и подумать, что их ждет, когда они постареют. Взобравшись наверх, он посмотрел на юг и почувствовал холодок на сердце. Над городом были огни, медленно двигающиеся огни. Хан знал, что это может означать только одно.
Он долго стоял, глядя на корабль, истинных размеров которого он не мог определить. Лизендир, заметив его долгое отсутствие, тоже поднялась на вершину. Однако он даже не заметил ее, пока не ощутил теплое прикосновение ее руки. Она не произнесла ни слова, и только смотрела на эти огни, как и он.
Наконец, она горько произнесла:
— Это наш корабль.
Читать бесплатно другие книги:
