Воины Рассвета Фостер Майкл
— Нет. Только на своем, когда мне нужно было совершить путешествие.
— Тогда позволь мне объяснить. Я не хочу возбуждать никаких подозрений своими действиями. Когда мы путешествуем в пространстве, мы используем заранее установленные точки, координаты которых находятся в памяти корабля. Я не знаю, где твоя планета, поэтому мне придется пользоваться ручным управлением. А сейчас я должен определить точные координаты корабля, пользуясь теорией Гейзенберга.
— Хорошо. Только делай это быстрее и без фокусов. Ты знаешь, что будет. Сначала эта девушка, а потом рыжеволосая клеш. Ты же не хочешь, чтобы они страдали? Тогда торопись. Я ощущаю давление времени.
Хан кивнул, поморщившись про себя. Если он ошибается…
— Теперь так. Мы выходим в космос. — И устанавливая курс на точку, которую он выбрал. Хан искоса посмотрел на Лизендир и Устеин. На их лицах не мелькнуло ни одной мысли — обе они были пассивны. Это хорошо. То, что он хотел сделать, могло быть успешным, если они не выдадут его, то есть не поймут ничего слишком рано. Нельзя было вызвать у Эвинга подозрения, что он делает что-то не то.
Корабль достиг намеченного пункта, и двигатели отключились. Теперь оставалась только ручная коррекция, которую сделала Лизендир, поставив корабль в нужное положение. Нужная звезда установилась как раз в центре главного экрана. Она сияла, как оскорбление. Ведь все они знали, что конец ее неотвратим.
Пора. Хан повернулся к Эвингу.
— Мне нужен один прибор для измерений. Он в маленькой сумке. Пусть девушка подаст его мне.
— Как он выглядит?
— Для тебя это всего лишь моток проволоки.
— Ты уверен…
— Ты что-то понимаешь в астронавигации?
— Нет. Этим занимается команда.
— Тогда позволь мне решать самому, что мне нужно.
Хан повернулся к Устеин. Девушка выпрямилась. Но она все еще не понимала. Только беспокойство было написано на ее лице.
— Ты уверен, что это нужно тебе, Хан? Это опасно, и я не понимаю…
— Ничего, ничего. Мне нужен блок, Устеин. Подай мне его. Я знаю, что делаю. — Хан почувствовал раздражение. Если она скажет хоть слово об истинном назначении блока…
Она не сказала. Устеин наклонилась над сумкой, достала блок, размотала его и неохотно подала Хану. Свое нежелание она не могла не скрыть.
— Возьми. Только будь осторожен. Когда им пользуется кто-то другой…
— Ничего. — Хан оборвал ее. — Я знаю меры предосторожности.
Он взял блок, рискнул бросить взгляд на Лизендир. В ее глазах мелькнула искра. Она поняла! Хан посмотрел на Эвинга. Внезапно тот заинтересовался блоком и посмотрел на него. Хан, игнорируя его, поднял блок так, чтобы на него попал свет звезды. Он надеялся, что сейчас походит на астронавигатора, производящего измерения.
Любопытно, подумал он, держа его перед собой и глядя на игру в переплетениях проволоки, в местах ее сочленения. Как же она использует эту штуку, как переходит все это в материальные символы? Как воспринимает все это? Он оглядывался, стараясь найти что-то, за что можно было бы зацепиться взглядом. Ничего. Игра света. Оптическая иллюзия. Но по этим линиям можно бесконечно двигаться взглядом. Это был гипноз. Так можно усыпить себя и ничего больше. Он неохотно оторвал взгляд от блока и посмотрел на часы. Прошло десять секунд. Десять секунд от чего? Неважно. Времени уже не было. Оно превратилось в иллюзию, он даже видел время в этом скоплении мерцающих линий и узлов.
Но вот все двинулось вокруг него. Рубка управления, корабль. Все поплыло, растаяло. Он сам стал двигаться, течь, менять форму, перемещаться в пространстве. Он превратился во что-то нематериальное, не имеющее массы, живущее вне времени и пространства. Он ощущал, как его существо растекается по вселенной, пропуская сквозь себя звезды-гиганты, целые созвездия. Он стал волной, захлестнувшей вселенную…
Стоп. Не уменьшение скорости. Просто мгновенная остановка. Один. Нет. Не один. Есть и другие. Где-то тут. Нет, сказал он, пытаясь найти какую-то другую количественную оценку, подобрать известные символы, разорвать цепь незнакомого, понять, как это он, Хан, оказался в рубке, где уже находились Эвинг, Устеин, Лизендир и он сам. Нет, нужно уйти отсюда, черт их побери, повернуться и уйти. Он повернулся назад. Но там ничего не было. Посмотрел наверх. Наверху ничего не было. Вселенная, окружавшая его со всех сторон, исчезла. Как теперь он может выйти отсюда, если не знает, как попал сюда. Как добраться до места, если не знаешь, где оно?
Хан услышал шипение воздуха, нагнетаемого вентиляторами, увидел приборы на панели управления, снова ощутил бег времени, увидел блок, который он держал в руках и теперь уже мог отвести от него взгляд. Да, он вырвался из его чар, но он видел, ощущал… Но, стоп. Хан взглянул на часы. Пятнадцать секунд. Абсурд. Или, может, стрелки прошли целый круг? Нет. Хан почувствовал свое тело, сначала напряженное, теперь обмякшее. Да, эта штука опасна. Он обернулся к Устеин, посмотрел на нее так, как будто видел впервые. Она ответила ему взглядом, из которого он понял, что ему удалось вырваться из чар блока. Вырваться и остаться самим собой.
Она заговорила, разорвав мертвую тишину.
— Ты сделал измерения? — теперь она тоже поняла.
— Да. Это оказалось очень просто. Он повернулся к Эвингу.
— Я все сделал. Дьявольски трудно набирать курс на внешние области. Я думаю, что у вас есть способ попроще.
— Что это за штука, которой ты пользовался? — не ответив на его вопрос, спросил Эвинг.
— Калибратор. Мы пользуемся им редко — только тогда, когда приходится прокладывать курс между двумя открытыми точками. Наши машины хорошие, быстродействующие, но они ограничены. С помощью калибратора мы получаем цифры, которые затем вводим в машину.
— Ты все закончил? Дай мне посмотреть эту штуку. Я никогда не видел ничего подобного.
— Ну что ж, мне нужно было бы еще кое-что проверить, но…
— Дай ее мне! Я хочу рассмотреть ее. Я не могу понять, как она устроена… — Он вдруг замолчал, не докончив фразы. Его остекленевшие глаза были прикованы к блоку. Да, он ближе к человеку, нежели к леру, напомнил сам себе Хан.
— Это электрооптическое устройство. Смотри в него, следи за проводами, за сочленениями, поворачивай под разными углами, чтобы лучше было видно.
Эвинг поднял блок и начал поворачивать его, не отрывая взгляда от играющих светом проволочек. Пистолет все еще был направлен на Лизендир, но он уже забыл о нем. Хану даже стало на мгновение жалко его, но он вспомнил кто это, и какова была его цель.
Эвинг что-то пробормотал неразборчиво, и Лизендир, слушая его голос, двинулась. Она не должна была прерывать его. Эвинг сейчас оказался в положении рыбы, которая сама себя поймала на крючок.
Хан сказал:
— Тебе нужно больше света, Эвинг, — и повернул ручку на панели, открыв светофильтр на экране. В рубку хлынули лучи света. Устеин и Лизендир соскользнули на пол, но Эвинг ничего не заметил. Его остановившиеся глаза были устремлены на сплетения проводов. Рука с пистолетом опустилась, палец отпустил спусковой крючок. Лизендир осторожно взяла пистолет из его руки. Хан снова повернул ручку, светофильтр закрыл экран, ограничив доступ лучей в рубку, которая вновь погрузилась в полутьму.
Эвинг не изменил положения. Он все еще держал в руках блок, устремив взгляд в непроницаемые глубины скопления проводов. Хан, Лизендир и Устеин стояли возле него, но Эвинг не реагировал, он даже не замечал их.
Лизендир спросила:
— Больше у него нет оружия?
— Нет. — Ответил Хан, а Устеин взволнованно заговорила:
— Сначала я не поняла, что собирается сделать Хан, а потом до меня дошло. Хорошая штука. Я бы до этого не додумалась. Смотри. — Она подошла к Эвингу и взяла блок из его рук. Для этого пришлось приложить усилие, так как он не желал выпускать его из пальцев. Но вот Эвинг вздрогнул, зашевелился, он все еще продолжал смотреть туда, где только что был блок.
Устеин подошла к нему сзади и ударила под колени, а затем подхватила его, чтобы он не упал на спину. Она повернулась к Хану. — Прекрасная штука. Но это стоило мне моего блока — слишком дорогая цена за таких, как Эвинг.
— Но что случилось?
В голосе Устеин прозвучал гнев.
— Я же тебе говорила, — если долго смотреть на него, то он захватывает смотрящего. Именно это и произошло с Эвингом, и теперь в блоке его дух. Теперь тот, кто будет пользоваться блоком, часть его духа перенесет к себе в мозг. Если его дух силен, он может полностью овладеть тобой.
— Как это может быть? Это же просто гипноз.
— Нет, нет. Это очень опасно. Этого нельзя допустить. Нельзя, чтобы кто-нибудь пользовался им! — С этими словами Устеин стала изо всех сил сминать сплетения проводов, стараясь не смотреть на них. Затем она бросила исковерканный моток на пол и стала топтать его, пока он полностью не деформировался и не стал неузнаваемым.
— Лизендир, у тебя пистолет. Сделай узкий пучок света, узкий и мощный. Сожги его, уничтожь его! Расплавь его! — голос у нее был повелительный, не допускающий возражений. — Не думай об Эвинге. Он жив, только лишен разума. И я знаю способ вернуть ему разум. Пистолет! Быстрее! Нужно сделать это сейчас, пока у меня еще есть решительность. Потом будет поздно.
Лизендир настроила луч пистолета, направила его на моток проволоки и стреляла до тех пор, пока на полу не остался комок расплавленного серебра.
Устеин долго смотрела на этот комок, затем вздохнула и снова стала сама собой. Изменения в ней происходили так постепенно, что Хан даже не заметил, как она стала нормальной.
— Ну вот. Дело сделано. Это тело не может быть полезно нам, так что его можно выбросить в ночь.
— Но он еще жив. Может, попытаться вылечить его?
— Нет. Он все равно скоро умрет. Блок забрал от него все, в том числе и жизнь. Он оказался более чувствительным к нему, чем я или Хан — и менее защищенным. Блок захватил его, пока он еще был в твоих руках, Хан. Так мы скажем в твоем мире, Хан. Нам поверят.
— Мы не можем как-то общаться с ним? Привести его в чувство?
— Нет. Я не знаю никого, кто оправился бы от этого. Все умирают раньше или позже. Посмотри на Эвинга — он уже мертв. Я не могу сказать, как это происходит, я только знаю, что это неминуемо. Когда блок захватывает человека, он должен быть очищен огнем. Если бы мы сейчас не уничтожили его, то им воспользовалась бы я, и тогда мой дух вошел бы в блок, а дух Эвинга появился в моем теле. Вы получили бы Эвинга в моем теле, а я не думаю, что вам хотелось бы этого.
— Ты можешь сделать другой блок? Или взять другой от златов?
— Нет. Я не смогу сделать новый. И воспользоваться чужим тоже не смогу. Все блоки индивидуальны, и в чужом блоке я буду видеть ложь. Ты помнишь историю с Корен и Джолиси? Так вот, в чужом блоке я смогу увидеть, что Корен убивает Джолиси каким-нибудь страшным способом. Сильные эмоции останутся, но они примут другое выражение. Понимаешь? В блоке есть только "как", а не "что". Это я наполняю содержимым "что".
Устеин наклонилась к телу и стала подтаскивать его к люку, через который они смогли бы вытолкнуть его в космос. Лизендир подошла помочь ей. Он не был тяжелым, и девушки без труда справлялись с ним. Хан открыл люк, и тело Эвинга исчезло.
Наконец они вернулись к пульту, и Хан выставил курс прямо на Сибрайт. Затем он показал Устеин ручку запуска двигателей и сказал:
— Возьми ее покрепче и поверни.
Девушка улыбнулась Хану, посмотрела на Лизендир и нерешительно повернула ручку. Корабль взял курс обратно. Устеин еще долго стояла, держа ручку, как бы опасаясь, что если она отпустит ее, магия кончится. Наконец, убедившись в реальности происходящего, она отпустила ручку, улыбаясь чему-то.
Глава 9 ЭПИЛОГ
На планете Кентен, первом доме леров после того, как они покинули землю, была весна, ранняя весна, время года, когда появляется первая зелень, и когда теплые солнечные дни перемежаются холодными, напоминая о том, что зима еще жива, и еще надеется остаться на планете.
И в это время года по маленькому городу, расположенному на берегу пролива, соединяющего два больших города, шел Хан, возвращавшийся в чайный домик, где его ждала Устеин. Он шел, наслаждаясь теплым дождем, сырым ветром, запахами моря и обдумывая свое донесение Хетрусу. Хетрус направил его сюда, в маленький городок под названием Пленкхандер, названный так в соответствии с законами леров, которые Гласят: чем меньше город, тем длиннее должно быть его название.
Но донесение его мало беспокоило. Оно было скорее формальностью, так как роль Хана в событиях на Рассвете закончилась по его собственному желанию и, в основном, по желанию Устеин. Поэтому они все трое прилетели на Кентен в город Пленкхандер провинции Яльвен, чтобы выдать замуж Лизендир, и самим зажить нормальной жизнью. Хан размышлял, проходя мимо залитых дождем витрин магазинов, что приключения хороши для тех, кто их ищет, а лично он их не хочет, он насытился ими. Пусть мечтают о приключениях те, кто всю жизнь провел за прилавком магазина. Они прилетели на Кентен, оставили "Палленбер" в главном порту и приехали сюда. Как Хан и ожидал, Хетрус хотел, чтобы они полетели на Рассвет руководить эвакуацией. Но Хан отказался, так как Лизендир нужно было решать проблему создания семьи, а Устеин нужно было решить свои проблемы: ведь ей нужно было учиться очень многому. Хетрус щедро расплатился с ними, подарил им корабль: "Вы его заслужили", — сказал он и оставил их в покое.
Хан слышал, что планета леров отсталая, но это слово совсем не включало в себя того милого очарования, которым она была полна. Здесь было приятно вести ленивую, расслабленную жизнь… Здесь Хан видел только людей, леров и ощущал только реальность жизни. Это было именно то, в чем нуждались они с Устеин.
Пленкхандер был назван по имени моста, переброшенного через пролив, соединяющий два моря. Мост был старый, ему было больше лет, чем прошло со времени заселения родной планеты Хана. Устеин была очарована этим городом, да и сам Хан не хотел покидать его — настолько сильно захватил его покой и безвременность.
Они сняли комнату в небольшом, но удобном отеле, и ждали, когда Лизендир устроит свое счастье. Ни Хан, ни Устеин не могли помочь ей в этом. Они ждали, и чем дольше они жили в этом безмятежном городке, тем более ясно становилось, что они не уедут отсюда даже тогда, когда Лизендир составит семью.
Хан уже приближался к чайному домику, низкому стеклянному зданию, украшенному куполом. Он посмотрел вперед, надеясь увидеть в толпе Устеин. Да. Он заметил ее рыжие волосы уже издали. Таких волос не было ни у одного лера, и они пышным каскадом спадали на плечи. Она сидела за столиком и прихлебывала чай. Спокойный взгляд ее был устремлен в сторону моря, тоже спокойного и умиротворенного.
Хан вошел в домик, стряхнул воду с плаща, повесил его на вешалку и заказал себе чашку. Затем он подсел к Устеин.
Она повернулась к нему, и на лице ее появилось выражение тепла и любви, что у него заныло в груди.
— Ты соскучился ждать меня? Связь — это очень долгое дело.
— Нет, нет. Я учусь жить у леров. Они живут совсем не так, как Воины. Мне хорошо здесь. И мне все больше хочется остаться здесь. Мне здесь не бывает скучно. Ты же знаешь, что я часами могу смотреть на море, и оно мне рассказывает ласковые историй, истории, где не происходит ничего плохого, и которые никогда не кончаются и не надоедают. У нас на Рассвете не было морей. Только озера — скучные, мертвые, соленые озера… В них никто не жил, и запах у них был противный. Но море — это чудо. Еще большее, чем космос. Но я знаю, что я должна увидеть в твоем мире еще очень многое и я хочу видеть все. — Она посмотрела на его лицо, очень серьезное и продолжила: — Мальчик сказал, что для тебя получено большое сообщение. О чем оно?
— Для клеш подобрали планету подальше от Рассвета. Ее держали в резерве, на особый случай. Узнав тебя, я теперь знаю, что златы могут приспособиться в новом мире. О, даже наоборот, нам придется приспосабливаться к ним. С дикими людьми Рассвета тоже решен вопрос. Они вольются в человеческую семью и приобщатся к цивилизации, правда, не сразу. Не знаю, как будет с лерами Рассвета. Леры разделились на два лагеря. Одни хотят оставить их на Рассвете и предоставить собственной судьбе, другие хотят эвакуировать их. Но ни те, ни другие не хотят внедрять их в свою цивилизацию. Странно, но леры всегда боролись против разделения расы на леров и людей, а сейчас сами получили расовую проблему.
— Леры странные. Очень странные. Больше, чем я думаю. Те, на Рассвете, были… обыкновенные. Здесь на Кентене они мягкие, добрые, но могут быть и жестокими по отношению друг к другу. Но я не могу представить себе целую планету одних клешей или диких людей. Что с ними случится потом?
— Понятия не имею. Я никогда не слышал ни о чем подобном. Я полагаю, что они образуют племена, причем сильные будут подавлять и эксплуатировать слабых. А как бы действовала ты на их месте?
— Я даже сейчас не знаю, как действовать. Думаю, что они должны создать общество, а если не получится, то они одичают. Ведь они, в общем-то примитивны. Видишь, Хан, я знаю, кто я. И не стыжусь.
Попав в цивилизованный мир, Устеин наконец стала носить одежду, хотя это ей не особенно нравилось. Одевалась она по моде леров, причем одежда закрывала ее полностью.
Но однажды, находясь дома, она сбросила платье и, показывая Хану прекрасную нежную грудь, гордо сказала, сколько поколений трудилось, чтобы получить такой цвет кожи. Затем она подняла подол, чтобы продемонстрировать ноги, покрытые пушистым мехом цвета меди.
— А это? И это все приходится закрывать, так как обычаи здесь другие!
Но тем не менее ей нравилось подбирать одежду, и она забавлялась этим, как ребенок игрушками. Лизендир не очень одобряла ее стиль одежды, но должна была признать, что вкус у Устеин есть, и она быстро вошла в струю моды. Теперь она отличалась от леров только цветом волос и хрупкостью телосложения. По стандартам леров она была даже маленькая.
Хан все еще думал о новой жизни, которая ждет клешей.
— Я уверен, что они объединятся в племена, и тогда начнутся войны и несправедливость. Но Хетрус сказал, что пошлет на планету людей, которые будут поддерживать относительный порядок.
— Да, они будут воевать. Мужчины будут драться из-за женщин и наоборот. Я даже слышала, что такое случалось и на Рассвете. — Она с испугом подняла брови.
Затем они оба, не сговариваясь, стали смотреть в море. Неброские цветы дождливого дня плавно и незаметно переливались, переходя из одного цвета в другой. Вскоре дождь прекратился, и облака на западе окрасились в теплые тона. Море стало серебряным, и по нему прокатывались спокойные волны, вызывающие гипнотическое действие. Они стали говорить о Лизендир, о ее трудностях в отыскании мужа, о том, что ей приходится проводить много времени в поездках и поисках. Устеин была еще более озадачена, чем Хан, обычаями леров в отношении создания семьи. Леры сделали семью чисто социальным явлением, а не личным делом каждого.
Устеин допила свой чай, грациозно поднялась и потянулась, как экзотическое животное.
— Я хочу спать. Пойдем домой?
— Прекрасная идея. Я долго смотрел на волны, и мне тоже захотелось спать.
Они накинули плащи и вышли их чайного домика, чтобы вернуться в отель по извилистым улочкам, все еще блестевшим от дождя. Все вокруг обещало на завтра хорошую ясную погоду. Они были на улице почти одни. Конец дня, все магазины были уже закрыты, и спокойный вечер спускался на Пленкхандер.
Когда они поднялись в свою комнату, где жили вместе с Лизендир, когда та бывала в городе, то увидели, что она здесь, и собирает свои пожитки. Она казалась очень усталой, но на лице ее светилось нечто, по чему они догадались, что она дождалась своего счастья.
Она слабо улыбнулась и сказала:
— Теперь вы можете пожелать мне счастья.
— Значит, ты нашла себе мужа? — спросил Хан.
— Да. Ирония судьбы. Весь день я провела в горных районах и рыбацких деревушках. Там ужасная грязь, и мне совсем не хотелось войти в рыбацкую семью. Но когда я вернулась, меня ждало письмо. И представьте! Сколько поисков и мытарств, — тщетных, так что я совсем уже испугалась, что никто не захочет меня — и вот: иос находился совсем рядом, за мостом, по дороге на пляж. Меня приглашают второй женой.
Хан подумал с минуту и спросил:
— Ты думаешь, что сможешь быть счастлива с ними?
— После того, что я испытала, после клятв, которые я нарушила? Это хорошие леры, спокойные, а мне именно это и нужно. Проводите меня.
Все втроем они вышли на улицу и остановились возле уличного фонаря. Лизендир заметно расстроилась, но в то же время не могла справиться с волнением. Они стояли и смотрели друг на друга. Лизендир понимала, что Хан и Устеин читают все на ее лице.
Она сказала:
— Да, это правда. Теперь это мой дом. На сорок лет. Прямо здесь, в Плекхандере. — Она осмотрелась. На деревьях сверкали капли дождя. Запах моря наполнял воздух, и с берега, который был совсем рядом, слышался неумолчный гул прибоя, волны лизали коричневый песок, не давая ему просыхать.
— Это трудно представить, — сказал Хан.
— Для тебя. Но не для меня.
Они шли к востоку, перешли через старый каменный мост и, пройдя еще несколько сотен метров, подошли к низкой стене, увитой виноградной лозой, нос был окружен деревьями, и вход в дом был ярко освещен. Лизендир дернула за веревку, и раздался глубокий звук колокола. Они вошли в сад, и из дома сразу выбежала девочка, хотя она была в таком возрасте, что пол ее невозможно было определить. За нею вышла женщина-лер, которая встала возле двери, ожидая их приближения. Она была низенькая, смуглая, миловидная, хотя красивой ее назвать было нельзя. Видимо, она занималась хозяйством, так как волосы ее были перевязаны платком. Хан заметил, что руки у нее красные от работы, но сильные и красивые. Она была лет на пять старше Лизендир.
Девочка бегала вокруг них, затем подбежала к Лизендир, обняла ее, Прижалась лицом к ее щеке. Затем она повернулась к Хану и засмеялась. Хан едва подавил желание рассмеяться при виде ее беззубого рта. В женщине был какой-то шарм. Лицо у нее было уже и более овальное, чем у Лизендир, волосы темнее. У нее были мягкие полные и чувственные губы и прямой взгляд глаз, цвета моря во время шторма.
Она сказала:
— Я Хветмерлейн. Жаль, что мужа нет дома. Он на виноградниках, и пробудет там несколько лет. — Голос у нее был чистый, прозрачный. — Вы останетесь у нас на этот вечер? Оставайтесь, пожалуйста, я буду счастлива.
И они вошли в дом под деревьями, ужинали и рассказывали свои приключения Хветмерлейн, которая с плохо скрытым изумлением слушала их. Если Хан отклонялся от течения своего рассказа, Устеин или Лизендир поправляли его. К концу вечера Хан заметил, что Лизендир и Хветмерлейн стали более доверчивы друг к другу. Между ними появилась теплота. Он вообще-то сомневался, что Хветмерлейн тепло примет Лизендир: ведь она провела с мужем много лет. Вырастила с ним детей, а теперь сама привела в дом новую жену. В свой дом… Хан пытался вообразить, как же это будет, но не мог.
Они знали, что Лизендир входит в клан Люден, что на синглспиче означает "вино". Хветмерлейн все больше нравилась Хану. Она была доброжелательная, теплая. И он подумал, что, может быть, Лизендир повезло, теперь ее жизнь наполнилась. Хветмерлейн была довольна, когда узнала, что Хан немного знает синглспич, и настояла, чтобы он и Устеин взяли с собой бутылку ее вина. Она много говорила о муже Ториандасе.
Она подозревала, что Ториандас ушел на виноградники, чтобы найти ей нового мужа. Видимо, он обладал мрачным юмором, так как перед уходом пообещал отыскать ей самого горького пьяницу.
Устеин громко рассмеялась:
— И что ты с ним будешь делать?
— О, я перевоспитаю его быстро, — ответила она беспечно. — Или выгоню.
Вскоре Хан заметил, что Хветмерлейн уже клюет носом. Да и Лизендир тоже начала зевать. Леры рано ложатся спать. Поэтому они распрощались без особых церемоний и собрались уходить. Лизендир прошла к двери проводить их, а Хветмерлейн осталась чуть позади, чувствуя, что они хотят что-то сказать друг другу. Во дворе было темно, дождь совсем прекратился, и слышался только шум прибоя. Где-то вдали по булыжникам протарахтела телега.
Устеин нарушила тишину:
— Лизендир Люден, я желаю, чтобы в твою жизнь пришло то, что нашли и постараемся сохранить мы.
— Это хороший дом. Я думаю, что приживусь здесь. Я не буду с вами прощаться, так как надеюсь на частые встречи. Я буду видеть вашу жизнь, вы — мою, и мы некоторое время пойдем по жизни рядом.
Она замолчала, прикусив губу, затем порывисто обняла их обоих и побежала в дом. В дверях она остановилась и крикнула:
— Много вам счастья! И побольше детей!
Затем она скрылась в доме.
Устеин и Хан повернулись и пошли домой, вдыхая сырой ночной воздух и слушая шум прибоя. Они перешли каменный мост и пошли одни по темным улицам, погруженные в мысли, изредка касаясь друг друга.
Читать бесплатно другие книги:
