Тайная доктрина. Том III Блаватская Елена

ОТДЕЛ XI

ШЕСТИУГОЛЬНИК С ЦЕНТРАЛЬНОЙ ТОЧКОЙ, ИЛИ СЕДЬМОЙ КЛЮЧ

Обсуждая силу имен (Baalshem), Молитор считает невозможным отрицать, что «Каббала» – несмотря на нынешние злоупотребления ею – покоится на очень глубоком и научном основании. И если это так, то он делает вывод, что если

Перед Именем Иисуса должны склониться все другие Имена, то почему Тетраграмматон не обладает тою же властью? [189]

Это разумно и логично. Ибо, если Пифагор рассматривал шестиугольник, образованный двумя скрещенными треугольниками, как символ творения, а египтяне – как символ союза огня и воды (или порождения), ессеи видели в нем Печать Соломона, евреи – Щит Давида, индусы – Знак Вишну (по сей день); и даже если в России и Польше двойной треугольник рассматривается как могущественный талисман, – то такое широко распространенное применение говорит за то, что в нем что-то есть. Действительно, ясно, что такой древний и повсеместно почитаемый символ не следует просто отбросить, чтобы над ним надсмеялись те, кто ничего не знают о его силе и настоящем оккультном значении. Прежде всего, даже известный знак есть только заменитель знака, употребляемого посвященными. В тантрическом труде, хранящемся в Британском Музее, страшное проклятие призывается на голову того, кто когда-либо выдаст профану настоящий оккультный шестиугольник, известный под названием «Знак Вишну», «Печати Соломона» и т. п.

Великая сила шестиугольника – который вместе с его центральным мистическим знаком , или со свастикой, представляет семеричность – хорошо объяснена в седьмом ключе «Сокровенностей», ибо там сказано:

Седьмой ключ есть иероглиф священной семеричности, царской власти, жречества (посвященного), восторжествования и истинного достижения путем борьбы. Это магическая власть во всей ее силе, истинное «Святое Царство». В герметической философии это есть квинтэссенция, получившаяся от союза двух сил великого магического посредника (акаши, астрального света) ... Это в равной степени Якин и Боаз, связанные волею адепта и преодоленные его всемогуществом.

Сила этого ключа абсолютна в магии. Все религии освящали этот знак в своих обрядах.

В настоящее время мы можем только поспешно взглянуть на длинный ряд допотопных трудов в их послепотопной отрывочной и часто искаженной форме. Хотя все они являются наследием от четвертой Расы – ныне лежащей похороненной в неизмеримых глубинах океана – все же не следует их отвергать. Как мы уже говорили, на заре человечества была только одна единая наука и она была всецело божественна. И если человечество по достижении своего зрелого возраста злоупотребляло ею – в особенности последние суб-расы четвертой коренной расы – то это была ошибка и грех тех профессионалов, которые осквернили божественное знание, но не тех, кто остались верны ее первоначальным догмам. То, что современной римско-католической церкви, верной своей традиционной веронетерпимости, угодно видеть в оккультисте и даже в невинном спиритуалисте и масоне потомков «кидуфов», хамитов, каздымов, сефенов, офитов и хартумимов» – причем все они считаются «последователями Сатаны» – то вовсе не значит, что они в действительности таковыми являются. Государственная или национальная религия каждой страны всегда и во все времена легко разделывалась с соперничающими школами путем объявления их опасными ересями – так поступала как старая римско-католическая государственная религия, так и современная.

Однако такая анафема не сделала публику сколько-нибудь умнее по части тайн оккультных наук. В некоторых отношениях такое невежество даже лучше для мира. Тайны природы, в общем, обоюдоострые, и в руках незаслуживающих людей они, во всей вероятности, станут смертоносными. Кто в нашей современности знает что-нибудь о действительном значении и силах, содержащихся в некоторых письменах и знаках-талисманах – для благотворных или вредоносных целей? Фрагменты рунического письма и писания кишуфов, находимые разбросанными по старым средневековым библиотекам; копии с эфисийских и милесийских букв или письмен; трижды знаменитая «Книга Тота» и страшные трактаты (все еще сохранившиеся) халдея Таргеса и его ученика этруска Тархона, который жил задолго до Троянской войны – все это только имена и названия, лишенные смысла (хотя и встречающиеся в классической литературе) для образованного современного ученого. Кто в девятнадцатом веке поверит в искусство – описанное в таких трактатах, как трактаты Таргеса – вызывания и направления ударов молнии? Однако то же самое описывается в брахманской литературе, и Таргес скопировал свои «удары молний» с Астра,[190] этих ужасных машин разрушения, которые были известны арийцам времен Махабхараты. Целый арсенал динамитных бомб побледнел бы перед этим умением – если только жители Запада когда-либо это поймут. Покойный лорд Булвер-Литтон получил идею о «Вриле» со старого фрагмента, который был ему переведен. Действительно, это счастье, что при наличии добродетелей и филантропии, которые украшают нам век беззаконных войн, анархистов и динамитчиков, секреты, содержащиеся в книгах, найденных в гробнице Нумы, должны были быть сожжены. Но наука Цирцеи и Медеи не утеряна. Ее можно обнаружить в кажущейся тарабарщине тантрических сутр, в Куку-ма бутанцев и сиккимских дугп и «красных шапок» Тибета, и даже в колдовстве нигерийских мула-курумбов. Очень удачно, что кроме высоких степеней профессионалов левого пути и адептов правого пути – в чьих руках вещие секреты действительного значения находятся в сохранности – мало тех, кто понимают «черные» вызывания. Иначе как западные, так и восточные дугпы быстро расправились бы со своими врагами. Имя последних – легион, ибо прямые потомки допотопных колдунов ненавидят всех тех, кто не с ними, уверяя поэтому, что они против них.

Что же касается «Малого Альберта» – несмотря на то, что этот маленький полуэзотерический томик стал литературной редкостью – и «Великого Альберта» или «Красного Дракона», вместе с бесчисленными старыми еще доныне существующими экземплярами, представляющими грустные остатки мифических Матерей-Шиптонов и Мерлинов – мы подразумеваем ложных – то все они являются вульгаризованными имитациями оригинальных трудов тех же названий. Так «Petit Albert» представляет собою искаженную имитацию великого произведения, написанного на латинском языке епископом Адалбертом, оккультистом восьмого века, осужденным вторым Римским Консилиумом. Его труд был перепечатан несколько веков спустя и назывался Строгости римско-католической церкви всегда были спазматическими. В то время как мы узнаем об этом осуждении, которое поставило церковь, как это будет показано, в отношении семи архангелов, добродетелей или тронов Бога в весьма затруднительное положение на долгие века, – остается только удивиться, обнаружив, что иезуиты не уничтожили архивов со всеми их бесчисленными хрониками и летописями по истории Франции и Испанского Эскуриала. И история и хроники первой подробно повествуют о бесценном талисмане, полученном Карлом Великим от папы Римского. Это был небольшой томик по магии – или, вернее. Колдовству, весь полон каббалистическими рисунками, знаками, таинственными сентенциями и вызываниями, обращенными к звездам или планетам. Это были талисманы против врагов короля (les ennemis de Charlemagne), каковые талисманы, по словам летописца, оказались очень полезными, так как «все они (враги) умерли насильственной смертью». Этот маленький томик «Enchiridium Leonis Papas» исчез, и к счастью больше его не достать. Опять-таки, алфавит Тота можно смутно проследить в современном Таро, которое можно приобрести почти в каждой книжной лавке Парижа. Что же касается того, как его понимают и как им пользуются, то многие предсказыватели судьбы в Париже, зарабатывающие посредством этого себе на жизнь, являют собой грустный пример провалов при попытках чтения, не говоря уже о правильном истолковании, символизма Таро без предварительного философского изучения этой науки. Настоящее Таро с полной своей символогией может быть обнаружено только в вавилонских цилиндрах, где любой может изучать его в Британском музее и в других местах. Каждый может посмотреть на эти халдейские допотопные ромбы или вращающиеся цилиндры, покрытые священными знаками, но секреты этих предсказательных «колес» или как де Мирвиль называет их, «вращающиеся шары Гекаты», придется оставить нерассказанными еще на некоторое время. Пока что имеются для младенцев «вращающиеся столы» современных медиумов, и для сильных – «Каббала». Это может дать некоторое утешение.

Люди весьма склонны употреблять термины, которых они не понимают и произносить суждения по prima facie впечатлению. Разницу между белой и черной магией очень трудно полностью опознать, так как обе должны быть судимы по их мотивам, от которых зависят их окончательные, хотя и не непосредственные следствия, даже если они годами не проявляются. Между «(магией) правой и левой руки только нить паутины», говорит восточная пословица. Давайте прислушаемся к ее мудрости и подождем, пока не узнаем больше.

Нам придется с большими подробностями возвратиться к теме связи «Каббалы» с гупта-видьей, и иметь дело далее с эзотерическими и числовыми системами, но мы сперва должны проследить линию адептов в послехристианские времена.

ОТДЕЛ XII

ДОЛГ ИСТИННОГО ОККУЛЬТИСТА ПО ОТНОШЕНИЮ К РЕЛИГИЯМ

Рассмотрев дохристианских посвященных и их мистерии – хотя о последних следует сказать больше – нужно сказать несколько слов о ранних послехристианских адептах, не взирая на их личные верования и доктрины, и последовательность их места в Истории, как в священной, так и светской. Наша задача – анализировать это адептство с его сверхнормальными тавматургическими или, как их теперь называют, психологическими силами; воздать каждому такому адепту должное, учитывая, во-первых, что представляют собою те исторические материалы, которые дошли до этих поздних времен, и во-вторых, рассмотреть законы вероятности в отношении упомянутых сил.

В начале, пишущей должно быть разрешено сказать несколько слов в оправдание того, что предстоит сказать. Было бы в высшей степени несправедливо усмотреть на этих страницах какой-либо вызов или неуважение к христианской религии и менее всего – желание уязвить чьи-либо чувства. Теософ не верит ни в божественные, ни в сатанинские чудеса. На таком расстоянии во времени он может добиться только prima facie свидетельства и судить о них по тем результатам, на которые претендуется. Для него нет ни святых, ни колдунов, ни пророков, ни предсказателей; а только адепты или знатоки по производству деяний феноменального характера, оцениваемые по их словам и деяниям. Единственное различие, которое он в состоянии сделать теперь, зависит от достигнутых результатов – по свидетельствам, были ли эти результаты благотворны или вредоносны по своему характеру воздействия на тех, за кого или против кого сила этого адепта была применена. Оккультист не может и ему нельзя руководствоваться произвольными суждениями последователей той или иной религии о чудодеях той или другой религии. Христианина – чья религия приказывает ему считать Петра и Павла святыми, и боговдохновенными апостолами, а Симона и Аполлония – кудесниками и некромантами, служащими Силам Зла и получающими от них помощь, – можно вполне оправдать, если он является истинным правоверным христианином. Но также и оккультист оправдан, если он хочет служить истине и только истине, отвергая такой односторонний взгляд. Ученику оккультизма нельзя принадлежать к какому-либо вероисповеданию или секте, но все же он обязан оказывать внешнее уважение каждому вероисповеданию и верованию, если он хочет стать адептом закона Добра. Он не должен быть связанным предвзятыми и сектантскими мнениями кого-либо, а должен сформировать свои собственные мнения и прийти к своим собственным заключениям в соответствии с правилами доказательств, доставляемых ему тою наукою, которой он посвятил себя. В качестве иллюстрации к сказанному: если оккультист является буддистом, то в то время как он будет рассматривать Гаутаму Будду как величайшего адепта, какой когда-либо жил, как воплощение самоотверженной любви, беспредельного милосердия и моральной благости, он будет рассматривать в том же свете и Иисуса, провозглашая Его другим таким же воплощением всех божественных добродетелей. Он будет чтить память этого великого Мученика даже в то время, когда будет отказываться признавать в нем воплощение на земле единого верховного божества, и «Самого Бога богов» на Небесах. Он будет лелеять образ этого идеального человека за его личные добродетели, а не за те претензии, какие возлагали на него фанатические мечтатели первых веков и хитроумно расчетливые церковь и богословие. Он даже поверит в большинство «приписываемых чудес», но только будет объяснять их в соответствии с правилами своей науки и по своему психическому распознаванию. Отвергая термин «чудо» – в смысле богословском, считающим это событием, совершившимся «вопреки установленным законам природы» – он, тем не менее, будет рассматривать его как отклонение от (до сих пор) известных науке законов, что совсем другое дело. Кроме того, оккультист будет, основываясь на prima facie свидетельстве «Евангелий» – доказанных или нет – причислять большинство таких деяний к благотворной, божественной магии, хотя он будет оправдан, рассматривая такие события, как изгнание бесов с переселением их в стадо свиней,[191] как аллегорические и пагубные для истинной веры по смыслу их мертвой буквы. Вот взгляды, которых придерживался бы настоящий беспристрастный оккультист. И в этом отношении даже фанатические мусульмане, которые рассматривают Иисуса из Назарета, как великого Пророка и оказывают Ему почитание, дают полезный урок милосердия христианам, которые учат и считают, что «религиозная веротерпимость нечестива и абсурдна»,[192] и которые никогда не отзываются о пророке ислама иначе, как о «ложном пророке». Именно на этих принципах оккультизма мы теперь будем рассматривать Петра и Симона, Павла и Аполлония.

Имеется добрая причина, почему именно эти четыре адепта избраны, чтобы появиться на страницах этой книги. Они являются первыми адептами в периоде после появления христианства – как отмечено в светской, и в священной истории – которые задали основной тон в «чудесах», то есть психических и физических феноменах. Лишь богословское ханжество и веронетерпимость могли так злобно и произвольно разъединить две гармонические части на два различных проявления божественной и сатанинской магии, на «благочестивые» и «неблагочестивые» деяния.

ОТДЕЛ XIII

АДЕПТЫ ПЕРИОДА ПОСЛЕ ПОЯВЛЕНИЯ ХРИСТИАНСТВА И ИХ ДОКТРИНЫ

Что, вообще, мир знает о Петре и Симоне, к примеру? В светской истории нет записей об этих двух, тогда как то, что нам рассказывает о них так называемая священная литература, разбросано и содержится в нескольких фразах «Деяний». Что касается Апокрифов, то само их название запрещает критикам доверять их информации. Однако оккультисты заявляют, что как бы односторонни и предубежденны они ни были, эти апокрифические «Евангелия» содержат гораздо больше исторически правдивых событий и фактов, нежели Новый Завет, в том числе «Деяния». Первые являются голыми необработанными преданиями, последние же (официальные «Евангелия») представляют собою тщательно разработанные легенды. Святость Нового Завета – личное дело каждого и дело слепой веры, и тогда как каждый обязан уважать личное мнение своего соседа, никто не принуждается его разделять.

Кто был Симон Волхв и что о нем известно? Из «Деяний» мы только узнаем, что вследствие своих замечательных магических способностей он был прозван «Великая Божья Сила». Сказано, что Филип крестил этого самаритянина, и впоследствии его же обвиняют в том, что он предлагал деньги Петру и Иоанну, чтобы они обучили его искусству творить настоящие «чудеса», при этом утверждается, что ложные – от Дьявола.[193] Это все, если мы пропустим слова оскорбительные, свободно бросаемые в него за сотворение «чудес» последнего рода. Ориген упоминает, что Симон посетил Рим во время царствования Нерона,[194] а Мошеим помещает его среди открытых врагов христианства,[195] но оккультная традиция обвиняет его не более как в отказе признавать «Симеона» наместником Бога, был ли этим «Симеоном» Петр или еще кто-нибудь другой – это все еще остается открытым вопросом для критиков.

То, что Ириней [196] и Епифаний [197] говорят о Симоне Волхве, а именно, что он выдавал себя за воплощенную троицу; что в Самарии он был Отец, в Иудее Сын, и что неевреям он выдавал себя за Святой Дух, – просто клевета. Времена и события меняются, человеческая натура остается такою же, неизменившейся под любым небом и во все века. Это обвинение является результатом и продуктом традиционного и теперь классического odium theologicum. Ни один оккультист – из которых все испытывали на себе в большей или меньшей степени воздействие затаенной богословской злобы – никогда не поверит таким обвинениям по одним только словам Иринея, если он действительно когда-либо это сам писал. Далее о Симоне рассказывается, что он держал при себе одну женщину, которую он выдавал за Троянскую Елену, которая прошла через сотню перевоплощений и которая еще раньше, в начале эонов, была Софией, божественной мудростью, эманацией собственного его (Симона) Вечного Разума, когда он (Симон) был «Отцом»; и наконец, что с нею он «зачал архангелов и ангелов, которые и создали этот мир», и т. д.

Но мы все знаем, какой степени преображения и какой пышной поросли может быть подвержено любое голое изложение факта, если оно прошло хотя бы полдюжины рук. Кроме того, все эти заявления могут быть объяснены, и даже показаны, как истинные в основе своей. Симон Волхв был каббалист и мистик, который, подобно многим другим реформаторам, стремился основать новую религию, обоснованную на основных учениях Тайной Доктрины, все же не разглашая ее тайн больше, чем это необходимо. Почему же тогда Симон, мистик, глубоко проникнувшийся знанием факта серийных перевоплощений (мы можем оставить в стороне их число «сотню», как вероятное преувеличение его учеников), не мог говорить о ком-либо, кого он опознал психически как воплощение некоей героини с тем именем, если он, вообще, говорил это? Разве мы не находим в нашем собственном веке женщин и мужчин, не каких-то шарлатанов, но интеллигентных людей, занимающих высокое положение в обществе, внутренняя убежденность которых говорит им – одной, что она была королева Клеопатра, другому – что он был Александром Великим, третьей – что Жанной Д'Арк и кем только и чем только нет? Это – дело внутренней убежденности, и обосновано на большем или меньшем знакомстве с оккультизмом и верой в современную теорию перевоплощения. Последняя расходится с единой подлинной доктриной древности, как это будет показано, но ведь нет правила без исключения.

Что же касается того, что Волхв «един с Богом-Отцом, с Богом-Сыном, и с Богом Святым Духом», то это, опять-таки, вполне допустимо, если мы признаем, что мистик и провидец имеет право пользоваться аллегорическим языком; а в данном случае, кроме того, это вполне оправдано доктриной Вселенского Единства, преподаваемой эзотерической философией. Каждый оккультист скажет то же самое на (для него) научном и логическом основании, в полном согласии с учением, которое он исповедует. Нет ведантиста, который не говорил бы того же самого ежедневно: конечно, он Брахман, он и Парабрахман, раз он отвергает индивидуальность своего личного духа и признает божественный Луч, который обитает в его Высшем Я, лишь как отражение Вселенского Духа. Это – эхо во всех временах и веках от первоначальной доктрины об Эманациях. Первой Эманацией из Неизвестного является «Отец», второй – «Сын», и все и всё исходит из Единого, или того божественного духа, который «непознаваем». Отсюда и утверждение, что с нею (Софией, или Минервой, божественной мудростью) он (Симон), когда все еще пребывал в лоне Отца, сам являющийся Отцом (или первой коллективной Эманацией), зачал архангелов – «Сына» – которые стали творцами этого мира.

Сами римские католики, прижатые к стене неопровержимыми доказательствами своих оппонентов – ученых филологов и символогов, которые разносят в прах церковные догмы и их авторитетов, и указывают на множественность элохимов в Библии – ныне признают, что первое «творение» Бога, цаба или архангелы, должны были участвовать в сотворении вселенной. Разве нам нельзя думать, что:

Хотя «Бог один сотворил небеса и землю» ... однако, как бы они (ангелы) ни были непричастны к первоначальному ex nihilo творению, они могли получить задание завершить, продолжить и поддержать его? [198]

восклицает де Мирвиль в ответ Ренану, Лакуру, Мори и tutti quanti Французского Института. С некоторыми изменениями это как раз то, что утверждает Тайная Доктрина. На самом деле не было ни одной доктрины, проповедуемой многими Реформаторами первого и последующих веков нашей эры, которая не основывала бы свои первоначальные учения на этой универсальной космогонии. Справляйтесь у Мошеима и вы увидите, что ему приходится говорить по поводу многих «ересей», которые он описывает. Еврей Церинт

Учил, что Творец этого мира... Державный Бог еврейского народа, был Существом, который вел свое происхождение от Всевышнего Бога;

что это Существо, кроме того,

Постепенно отпало от своей природной добродетели и первоначального достоинства.

Василид, Гарпократ и Валентин, египетские гностики второго столетия придерживались тех же самых идей с немногими изменениями. Василид проповедовал, что было семь эонов (воинств или архангелов), которые изошли из субстанции Всевышнего. Двое из них, Сила и Мудрость, породили небесную иерархию первого класса и достоинства; эта эманировала вторую; последняя третью, и т. д.; причем каждая последующая эволюция была по своей природе менее возвышенная, чем предыдущая, и каждая творила для себя Небеса, как обиталище; натура каждого из этих небес соответственно уменьшалась в красоте и чистоте по мере приближения к состоянию земли. Таким образом количество этих Обиталищ дошло до 365; и над всеми ними главенствовал Высочайший Неизвестный, наименованный Абраксас, это имя по греческому методу исчисления дает число 365, которое в своем мистическом и числовом значении содержит число 355, или человеческую величину.[199] Это была одна из гностических Тайн, базирующаяся на Тайне первоначальной Эволюции, которая закончилась «человеком».

Сатурнил из Антиохии провозгласил ту же самую доктрину, слегка видоизмененную. Он учил о существовании двух вечных принципов: Добра и Зла, которые суть просто Дух и Материя. Семеро ангелов, которые управляют семью Планетами, являются Строителями нашей вселенной, что является чисто Восточной доктриной, так как Сатурнил был азиатский гностик. Эти ангелы являются естественными Хранителями семи Областей нашей Планетной Системы, причем одним из наиболее могущественных среди этих семи творящих ангелов третьего класса был «Сатурн», правящий гений этой Планеты и Бог еврейского народа: то есть Иегова, которого почитали среди евреев и которому они посвятили седьмой день недели, или саббат, субботу (Saturday) – «день Сатурна» среди скандинавов и также индусов.

Маркион, который также придерживался доктрины двух противоположных принципов Добра и Зла, утверждал, что между этими двумя имеется еще третье божество – «смешанной природы» – Бог евреев, Творец (вместе со своим Воинством) низшего или нашего Мира. Хотя он всегда находился в состоянии войны с Принципом Зла, все же это промежуточное Существо было также противопоставлено Принципу Добра, места и титула которого оно домогалось.

Таким образом Симон был только сыном своего времени, религиозным реформатором, подобно многим другим, и адептом среди каббалистов. Церковь, для которой вера в его действительное существование и в его великие силы является необходимостью – для того, чтобы лучше выделить «чудо», совершенное Петром, и его победу над Симоном – превозносит, не скупясь, удивительные магические деяния последнего. С другой стороны, скептицизм, проявленный специалистами и учеными критиками, пытается совершенно отделаться от него. Так, после отрицания самого существования Симона, они, наконец, считают подходящим слить его индивидуальность целиком с индивидуальностью Павла. Анонимный автор «Сверхъестественной религии» упорно старался доказать, что под именем Симона Волхва мы должны подразумевать апостола Павла, чьи Послания были тайно, так же как и открыто оклеветаны Петром, который осуждал их, как содержащих «слаборазумную ученость». Действительно, это кажется более чем вероятным, когда мы думаем об этих двух апостолах и сопоставляем их характеры.

Апостол неевреев был смелый, откровенный, искренний и очень ученый; апостол Обрезания же был трусливый, осторожный, неискренний и очень невежественный. Что Павел частично, если и не полностью, был посвящен в теургические мистерии, – почти нет сомнений. Его язык, фразеология, настолько своеобразная и присущая греческим философам, некоторые выражения, употребляемые только посвященными – все это является верными отличительными признаками, ведущими к такому заключению. Наше подозрение было подкреплено талантливой статьей д-ра А. Уайлдера под заглавием «Павел и Платон», в которой автор выдвигает одно замечательное и для нас весьма ценное наблюдение. Он показывает, как изобилуют «Послания к Коринфянам» Павла выражениями, навеянными сабазийскими и элевсинскими посвящениями, и лекциями (греческих) философов. Он (Павел) характеризует себя как idiotes, т. е. как человека, неискусного в Слове, но не в гнозисе, или философской учености. «Мудрость же мы проповедуем между совершенными», – пишет он, – «но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую ... никто из властей века сего не познал». [1 Коринф., II, 6-8]

Что же другое мог этот апостол подразумевать под этими недвусмысленными словами, как не то, что он сам, как принадлежащий к мистам (посвященным), говорил о вещах, показываемых и объясняемых только в мистериях? «Премудрость Божия, которую никто из властей века сего не познал», очевидно, имеет какое-то непосредственное отношение к Базилею элевсинского посвящения, который знал. Этот Базилей принадлежал к окружению великого иерофанта и был одним из архонов Афин; в качестве такового он был одним из главных мистов и принадлежал ко внутренним мистериям, к которым только очень избранное и малое количество получало доступ.[200] Должностные лица, заведовавшие элевсиниями, назывались архонами.[201]

Однако сперва давайте разберемся с Симоном Волхвом.

ОТДЕЛ XIV

СИМОН И ЕГО БИОГРАФ ИППОЛИТ

Как уже было показано в наших более ранних томах, Симон был учеником танаимов Самарии, и та репутация, которую он оставил после себя, вместе с титулом «Великая Божья Сила», свидетельствует о талантливости и учености его Учителей. Но танаимы были каббалистами той же самой тайной школы, что и Иоанн «Апокалипсиса», чьей тревожной целью было скрывать по возможности больше из настоящего значения имен в Книгах Моисея. Все же клеветнические наговоры, так ревниво распускаемые против Симона Волхва неизвестными авторами и составителями «Деяний» и других писаний, не могли до такой степени затмить правды, чтобы скрыть тот факт что ни один христианин не мог состязаться с ним в тавматургических деяниях. Басня, которую рассказывают про его падение во время воздушного полета, когда он сломал обе ноги и затем покончил жизнь самоубийством, – смешна. Потомство услышало только одну сторону этого рассказа. Если бы ученики Симона имели возможность заговорить, то, возможно, оказалось бы, что это был Петр, кто сломал обе ноги. Но в противоположность такой гипотезе мы знаем, что этот апостол был слишком благоразумен, чтобы когда-либо рискнуть показаться в Риме. По признанию нескольких писателей из духовенства, ни один апостол никогда не совершал таких «сверхъестественных чудес», но, конечно, набожные люди скажут, что это тем более доказывает, что через Симона действовал Дьявол. Симона обвинили в кощунстве против Святого Духа только потому, что он ввел в качестве «Святого Духа» Mens (Разум) или «Матерь всего». Но мы обнаруживаем то же самое выражение в «Книге Еноха», в которой, в противоположность «Сыну Человеческому», он говорит о «Сыне Женщины». То же самое выражение употреблено в «Кодексе назареев», в «Зогаре», так же как и в Книгах Гермеса, и даже в апокрифическом «Евангелии от Евреев» мы читаем, что Иисус признавал женский пол Святого Духа, пользуясь выражением «Моя Мать, Святая Пневма».

Однако, после долгих лет отрицания, действительное существование Симона Волхва было окончательно доказано, будь он Савл, Павел или Симон. В Греции была найдена рукопись, говорящая о нем под последним именем, что и положило конец дальнейшим рассуждениям. В своей «Histoire des Trois Premiers Siclesde l'Eglise» [202] M. де Пресенсз высказывает свое мнение по этому добавочному литературному памятнику раннего христианства. Вследствие многих мифов, которыми история Симона изобилует – он говорит – многие богословы (среди протестантов – ему следовало бы добавить) пришли к заключению, что эта рукопись не лучше, чем искусная ткань из легенд. Но он добавляет:

Она содержит положительные факты, которые, кажется, теперь подтверждаются единодушным свидетельством отцов церкви и повествованием Ипполита, недавно найденным.[203]

Эта рукопись далека от того, чтобы быть лестной для предполагаемого основателя западного гностицизма. Признавая великие силы Симона, она в то же время клеймит его жрецом Сатаны, что вполне достаточно, чтобы показать, что это писал христианин. Она также показывает, что подобно другому «слуге Злого Духа» – как церковь прозвала Манеса – Симон был крещенный христианин, но что оба, будучи слишком хорошо осведомленными в тайнах истинного первичного христианства, подвергались за это преследованиям. Секрет таких преследований как был тогда, так и теперь совсем прозрачен для тех, кто исследует этот вопрос беспристрастно. Стремясь сохранить свою независимость, Симон не мог подчиниться водительству или авторитету кого-либо из апостолов, и менее всего авторитету Петра или Иоанна, фанатического автора «Апокалипсиса». Вот почему за обвинениями в ереси последовала «анафема маранафа». Преследования церкви никогда не были направлены против магии, когда она была ортодоксальная, ибо новая теургия, учрежденная и регулируемая отцами и теперь известная христианскому миру, как «милость» и «чудеса», была, и все еще есть, когда она случается, только магия – сознательная или бессознательная. Такие феномены, которые перешли к потомству под названием «божиих чудес», были сотворены посредством сил, приобретенных великою чистотою жизни и экстазом. Молитва и созерцание, добавленные к аскетизму, являются лучшими средствами дисциплины, чтобы стать теургом, когда нет регулярных посвящений. Ибо сильная молитва о совершении чего-либо желаемого есть только сильная воля и желание, имеющие своим результатом бессознательную магию. В наши дни Георг Мюллер из Бристоля это доказал. Но «божественные чудеса» творятся теми же самыми причинами, которые порождают последствия Колдовства. Разница целиком зависит от добрых или злых целей, какие имеются в виду, и о действующего, который их производит. Громы церкви были направлены только против тех, кто отступали от формул и приписывали самим себе сотворение чудодейственных следствий, вместо того; чтобы приписывать их авторство личному Богу; и так, в то время как те адепты магического искусства, которые действовали по ее прямым инструкциям и под ее покровительством были провозглашены для потомства и истории святыми и друзьями Бога, все другие с криком выгонялись из церкви и обрекались на вечное оклеветание и проклятия с их времени и доныне. Догма и власть всегда были проклятием человечества, великими гасителями света и истины.[204]

Вероятно, это было опознание зародыша того, что впоследствии в тогда только что зародившейся церкви выросло в вирус ненасытной власти и честолюбия, дошедшего в своей кульминации до догмы непогрешимости, что заставило Симона и многих других отколоться от нее при самом ее зарождении. Секты и отступничества начались с первого века. В то время как Павел открыто упрекает Петра, Иоанн клевещет, прикрываясь видением, на николаитов и заставляет Иисуса заявить, что он ненавидит их.[205] Поэтому мы мало обращаем внимание на обвинения против Симона, имеющиеся в рукописи, найденной в Греции.

Она озаглавлена «Philosophumena». Ее автор, которым греческая церковь считает святого Ипполита, назван папистами «неизвестным еретиком» – только потому, что в ней он «очень клеветнически» отзывается о папе Каллисте, тоже святом. Тем не менее и греки и латиняне согласно заявляют; что «Philosophumena» является необычным и весьма эрудированным трудом. За его древность и подлинность поручились лучшие авторитеты Тюбингена.

Кто бы ни был этот автор, о Симоне он выражается так:

Симон, человек, весьма сведущий в магических искусствах, обманул многих людей, частично посредством искусства Трасимидеса,[206] и частично с помощью демонов [207] ... Он решил выдавать себя за бога... пользуясь помощью своих злых искусств, он использовал к своей выгоде не только учения Моисея, но и учения поэтов... Его ученики до сегодняшнего дня применяют его чары. Благодаря заклинаниям, зельям, своим притягательным ласкам,[208] и тому, что они называют «спячками», они посылают демонов для воздействия на всех тех, кого они хотят зачаровать. С этой целью они пользуются теми, кого они называют «знакомыми демонами».[209]

Далее в этой рукописи мы читаем:

Волхв (Симон) велел тем, кто хотели о чем-либо справиться у демонов, записать их вопросы на куске пергамента; затем этот кусок, сложенный вчетверо, бросали в горящую жаровню, чтобы дым от него раскрыл содержание написанного Духу (демону) («Philosophumena», IV). Горстями бросались курения на раскаленные уголья, причем Волхв добавлял туда на кусках папируса еврейские имена Духов, к которым он обращался, и пламя пожирало все. Очень скоро казалось, что божественный Дух овладевал Волхвом, который произносил непонятные заклинания и погружался в такое состояние, что отвечал на каждый вопрос – часто при этом над пламенеющей жаровней появлялись фантастические привидения (ibid, III); иногда огонь спускался с неба на предметы, на которые Волхв перед тем указывал (ibid, III); или же вызванное божество, пересекая комнату в своем полете, прочерчивало огненные круги (ibid, IX).[210]

До сих пор вышеприведенные данные согласуются с данными Анастасия Синаита:

Люди видели, как Симон заставлял статуи ходить; как он входил в пламя не обжигаясь; как превращал свое тело в различных животных (ликантропия); как на пирах вызывал привидения и фантомов; как с помощью невидимых духов заставлял мебель двигаться по комнате. Он объявил, что его сопровождает множество теней, которых он назвал «душами умерших». Наконец, бывало, что он летал по воздуху... (Анаст., «Patrol. Grecque», том LXXXIX, col. 523, quaest. XX).[211]

В своей книге «Нерон» Светоний говорит:

В те дни некий Икар упал при своем первом полете близ ложи Нерона и залил ее своею кровью.[212]

Эта фраза, очевидно имевшая в виду неудачливого акробата, потерявшего опору и рухнувшего вниз, приведена как доказательство, что это был Симон, который упал.[213] Но имя последнего, если мы должны доверять отцам церкви, было слишком знаменито, чтобы историк мог о нем упомянуть просто как о «некоем Икаре». Пишущая эти строки вполне осведомлена о том, что в Риме имеется место, называемое Симониум, вблизи церкви святых Козьмы и Дамиана (Via Sacra), и развалины древнего храма Ромула, где по сей день показывают куски разбитого камня, на которых, как утверждают, отпечатались два колена апостола Петра во время благодарственной молитвы после приписываемой ему победы над Симоном. Но чего стоит этот показ? Вместо кусков разбитого камня буддисты Цейлона показывают на Пике Адама целую скалу с другим отпечатком на ней. Утес стоит на его платформе, терраса которого служит опорой огромному валуну, и на этом валуне почти три тысячи лет видят священный отпечаток ступни длиною пять футов. Почему не поверить легенде последнего, если мы должны принять на веру легенду о Св. Петре? «Князь апостолов», «князь реформаторов», или даже «первородный сын Сатаны», как называют Симона, – все вправе на переход в легенды и выдумки. Однако человеку должно быть предоставлено право разбираться в этом.

Что Симон мог летать, т. е. подниматься в воздух на несколько минут, не представляет невозможного. Современные медиумы совершали то же самое, будучи поддерживаемы силой, которую спиритуалисты упрямо называют «духами». Но если Симон эти проделал, то проделал это с помощью самоприобретенной слепой силы, которая мало обращает внимания на молитвы и приказы соперников-адептов, не говоря уже о святых. Факт заключается в том, что логика противоречит приписываемому падению Симона по молитве Петра. Ибо, если бы Симон был публично побежден этим апостолом, его ученики покинули бы его после такого очевидного знака неполноценности и стали бы правоверными христианами. Но мы обнаруживаем, что даже автор «Philosophumena», как раз такой христианин, дает другие показания. Симон так мало потерял в глазах своих учеников и народных масс, что продолжал ежедневно проповедовать в Римской Кампанье после приписываемого ему падения с облаков «значительно выше Капитолия», причем в этом падении он сломал только ноги! Можно сказать, что такое счастливое падение само по себе уже является чудом.

ОТДЕЛ XV

СВ. ПАВЕЛ—ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ОСНОВАТЕЛЬ НЫНЕШНЕГО ХРИСТИАНСТВА

Мы можем повторить вместе с автором «Фаллицизма»:

Мы все стоим за построение – даже за христианское, хотя, разумеется, за философское построение. Мы не имеем никакого отношения к реальности в человеческом ограниченном, механическом, научном смысле, или к реализму. Мы беремся доказать, что мистицизм – сама жизнь и душа религий; [214] ... что «Библия только неправильно читается и неправильно представляется, когда ее отвергают, как преподносящую басни и противоречивые утверждения; что Моисей не ошибался, но говорил с «детьми людей» на единственном языке, на котором можно обратиться к детям в их младенчестве; что этот мир представляет собою нечто совсем другое, нежели то, чем его считают; что то, что высмеивается как суеверие, есть только истинное и единственное научное знание и, кроме того, что современное знание и современная наука является в большей мере не только суеверием, но суеверием очень разрушительным и смертоносным.[215]

Все это совершенно правдиво и верно. Но также верно и то, что Новый Завет, «Деяния» и «Послания» – как бы ни была исторически правдива фигура Иисуса – все представляют собою символические и аллегорические высказывания, и что «то был не Иисус, но Павел, кто являлся настоящим основателем христианства»; [216] но, во всяком случае, это не было официальное церковное христианство. «Ученики впервые были названы христианами в Антиохии», говорится в «Деяниях Апостолов»,[217] и они так не назывались ни до этого, ни долго после этого, а просто – назареями.

Такой взгляд мы находим не только у одного писателя, как настоящего, так и прошлых столетий. Но до сих пор он всегда откладывался, как недоказанная гипотеза, как кощунственное предположение, хотя, как автор труда «Павел – основатель христианства» [218] правильно говорит:

Такие люди, как Ириней, Епифаний и Евсевий оставили потомству репутацию о такой бесчестной и полной лжи деятельности, что тошнит при повествованиях о преступлениях того периода.

Это тем более так, потому что вся христианская система обоснована на их высказываниях. Но у нас теперь имеется другое подтверждение, и на этот раз обоснованное на совершенном чтении библейских глифов: В «Источнике мер» мы читаем следующее:

Следует помнить, что наше нынешнее христианство есть христианство Павла, а не Иисуса. В своей жизни Иисус был еврей, подчиняющийся закону; даже более того, Он говорит: «Книжники и фарисеи сидят на седалище Моисея; поэтому, что бы они ни повелели вам делать, вы это соблюдайте и делайте». И опять: «Я пришел не для того, чтобы нарушать закон, но чтобы исполнить его». Поэтому Он находился под властью закона до дня своей смерти и, пока жив, не мог отменить ни йоты из него. Он был обрезан и велел совершать обрезание. Но Павел сказал, что обрезание ничего не дает, он (Павел) отменил этот закон. Савл и Павел – то есть Савл под властью закона, и Павел, освобожденный от обязательств закона – были в одном человеке, только параллелизмами во плоти, Иисуса, человека, находящегося под властью закона и соблюдающего его, который таким образом умер в Chrestos и поднялся освобожденным от своих обязательств в духовном мире как Christos, или восторжествовавший Христос. Это был Христос, который был освобожден, но Христос был в Духе. Савл во плоти был функцией и параллелью Хрестоса. Павел во плоти был функцией и параллелью Иисуса ставшего Христом в духе, как первоначальная реальность, чтобы соответствовать и действовать для апофеоза: и так облеченный всею властью во плоти; чтобы отменить человеческий закон.[219]

Истинная причина, по которой Павел обрисован, как «отменяющий закон», может быть найдена только в Индии, где до сегодняшнего дня сохранились в полной чистоте наиболее древние обычаи и привилегии, несмотря на злоупотребления, тоже в такой степени. Существует только один класс людей, которые могут безнаказанно попирать законы брахманских установлений, в том числе и кастовых, и это – совершенные «Свами», йоги – которые достигли или про которых думают, что они достигли первой степени на пути к состоянию Дживанмукта – или полностью посвященные. А Павел бесспорно был посвященный. Мы процитируем один или два отрывка из «Разоблаченной Изиды», так как лучше сказать об этом, чем было сказано тогда, мы не можем.

Возьмем Павла: прочтите то малое подлинное, что осталось от него в писаниях, приписываемых этому смелому, честному, искреннему человеку, и вы увидите, может ли кто-либо обнаружить в них хотя бы одно слово, которое означало бы, что Павел подразумевал под словом Христос что-либо больше, нежели абстрактный идеал личной божественности, обитающей в человеке. Для Павла Христос не есть личность, но воплощенная идея. «Если какой-либо человек пребывает в Христе, он есть новое творение», он возродился как после посвящения, ибо Господь есть дух человека. Павел был единственный из апостолов, кто понял сокровенные идеи, лежащие в основе учений Иисуса, хотя он никогда не встречался с ним.

Но сам Павел не был непогрешимым или совершенным.

В своем стремлении к осуществлению новой и широкой реформы, охватывающей все человечество, он искренне ставил свои собственные доктрины значительно выше мудрости веков, выше древних мистерий и заключительных откровений эпоптам.

Другим доказательством, что Павел принадлежал к кругу «посвященных», является следующий факт. У апостола голова была пострижена в Сенхрее, где был посвящен Люций (Апулей), так как «он дал обет». Назары – или отделенные – как мы читаем в еврейских священных писаниях, должны были срезать свои волосы, которые они носили длинными и которых «бритва не должна была касаться» во всякое другое время, и приносить их в жертву на алтарь посвящения. А назары представляли собой класс халдейских теургов или посвященных.

В «Разоблаченной Изиде» доказано, что Иисус принадлежал к этому классу.

Павел заявляет, что: «По милости Божией, которая дана мне, как мудрому мастеру-строителю, я заложил основание» [1 Коринф., III, 10].

Это выражение, мастер-строитель, употребленное только один раз во всей Библии, и употребленное Павлом, может рассматриваться, как целое откровение. В мистериях третья часть священных ритуалов называлась Эпоптейя или откровение, допуск к тайнам. В сущности это означает высшую стадию ясновидения – божественную; ... но действительное значение этого слова будет «надсмотр» от – «я вижу сам». В санскритском языке корень первоначально имел то же значение, хотя теперь его понимают как «обретать».[220]

Слово эпоптейя есть составное слово от , «на», и , «смотреть», или надсмотрщик, надзиратель, также употребляющееся как мастер-строитель. Титул мастера-каменщика в масонстве произошел от этого слова в том смысле, как оно применялось в мистериях. Поэтому, когда Павел титулует себя как «мастер-строитель», то он употребляет слово преимущественно каббалистическое, теургическое и масонское, которое не употреблял ни один другой апостол. Таким образом он объявляет себя адептом, имеющим право посвящать других.

Если мы будем производить поиски в этом направлении с греческими мистериями и «Каббалой» перед нами в качестве верных путеводителей, то будет легко раскрыть тайную причину, почему Петр, Иоанн и Иаков так преследовали и ненавидели Павла. Автор «Откровения» был еврейский каббалист, purosang, со всею ненавистью, унаследованною им от своих праотцов по отношению к языческим мистериям.[221] Его зависть в течение жизни Иисуса простиралась даже на Петра, и только после смерти их общего Учителя мы видим как эти два апостола – первый из них носил митру и петалун еврейского раввина – яростно стали проповедовать обряд обрезания. В глазах Петра Павел, который унизил его, и который, как он чувствовал, намного превосходил его по части «греческой учености» и философии, естественно должен был показаться магом, человеком, осквернившимся «Гнозисом», «мудростью» греческих мистерий – следовательно, возможно, «Симоном Волхвом» в качестве сравнения, а не прозвища.[222]

ОТДЕЛ XVI

ПЕТР – ЕВРЕЙСКИЙ КАББАЛИСТ, А НЕ ПОСВЯЩЕННЫЙ

Что касается Петра, критика Библии показала, что, по всей вероятности, он не имел никакого другого отношения к основанию Латинской церкви в Риме, как только то, что он дал этой церкви предлог, за который так охотно ухватился коварный Ириней – предлог наделения этой церкви новым именем для этого апостола – Петра или Киффа – именем, которое путем легкой игры словами могло удачно быть связано с «Петрома». Петрома – это была пара каменных дощечек, употребляемых иерофантами при посвящениях во время завершающей мистерии. В этом кроется секрет претендования Ватикана на трон Петра. Как уже было процитировано в «Разоблаченной Изиде», II, гл. 2:

«В восточных странах название  Петер (на финикийском и халдейском языках – истолкователь), очевидно, было титулом этого персонажа (иерофанта)...[223]

Постольку, и как «истолкователи» нео-христианства, папы римские совершенно бесспорно обладают правом называться наследниками титула Петер, но они едва ли имеют право называться наследниками и, менее всего, истолкователями доктрин Иисуса Христа, ибо существует Восточная церковь, более старая и намного более чистая, нежели римская иерархия, которая всегда преданно придерживалась первоначальных учений апостолов и, как известно из истории, отказалась следовать за латинскими отступниками от первоначальной Апостолической церкви; однако, довольно любопытно, что ее римская сестра до сих пор именует ее «раскольнической» церковью. Бесполезно повторять здесь причины изложенного выше, так как все они находимы в «Разоблаченной Изиде»,[224] где слова петер, патар и питар объяснены, и показано происхождение «Сиденья Питы». После изучения вышеизложенных страниц, читатель узнает, что на гробу царицы Ментухепты одиннадцатой династии (2250 г. до Р. X. по Бунзену) была найдена надпись, эта надпись, в свою очередь, оказалась списанной с семнадцатой главы «Книги Мертвых», относящейся не позднее как к 4500 году до Р. X., или к 496 году до Сотворения Мира по хронологии Книги Бытия. Тем не менее барон Бунзен показывает группу данных иероглифов (Петер-реф-су, «Слово мистерий») и священную формулу, перемешанную с целым рядом пояснительных заметок и различных толкований на памятнике 4000-летней давности.

Это равносильно высказыванию, что запись (правильное истолкование) в то время уже перестала быть понятной... Мы просим наших читателей понять, что священный текст, гимн, содержащий слова ушедшего духа, существовал в таком виде около 4000 лет тому назад и был полностью непонятным царским писцам.[225]

«Непонятным» для непосвященных – это несомненно; это доказывается запутанными и противоречивыми пояснительными заметками. Все же не может быть сомнения, что это было – ибо еще продолжает быть – словом мистерий. Барон далее поясняет:

Мне кажется, что наш ПТР есть буквально старый арамейский и еврейский «Патар», который встречается в повествовании об Иосифе в качестве специального слова для понятия истолкование, откуда и слово питрум представляет термин для обозначения истолкования какого-либо текста или сна.[226]

Это слово, ПТР, было частично истолковано благодаря другому слову, подобным же образом написанному в другой группе иероглифов на стеле, глифом ему служило изображение открытого глаза, истолкованного Де Руже [227] как «показаться», а Бунзеном – как «осветитель», что более правильно. Как бы то ни было, слово Патар или Петер поместило бы обоих, как учителя, так и ученика, в круг посвящения и соединило бы их с Тайной Доктриной, тогда как в «Сиденье Петра» мы едва ли можем усмотреть какую-либо связь с Петромой, двойными каменными дощечками, употребляемыми иерофантом при высшем посвящении в течение завершающей мистерии, как уже упоминалось, так же и с питха-стхана (сиденье или место сиденья) – термином, употребляемым в мистериях тантриков в Индии, в которых конечности Сати разбрасываются и затем снова соединяются, как конечности Озириса Изидой.[228] Питха – санскритское слово, оно также употребляется для обозначения сиденья ламы-посвятителя.

Разобраться, являются ли все вышеприведенные термины просто «совпадением» или чем-то другим, предоставляем нашим ученым символогам и филологам. Мы констатируем факт и ничего больше. Многие, другие писатели, намного более ученые и заслуживающие быть выслушанными гораздо больше, чем автор данных строк когда-либо претендовал, достаточно наглядно доказали, что Петр никогда не имел какого-либо отношения к основанию Латинской церкви; что его предполагаемое имя Петра или Киффа, так же как и его апостольство в Риме является ничем иным, как просто игрой с термином, который в каждой стране означал, в той или иной форме, иерофанта, или истолкователя мистерий; и, наконец, что он вовсе и не умер мученической смертью в Риме, где он, по всей вероятности, никогда не был, а умер, дожив до почтенной старости в Вавилоне. В «Сефер Толдот Иешу», еврейской рукописи великой древности – это, очевидно, подлинник и очень драгоценный документ, судя по тому, как заботливо евреи скрывали его от христиан – Симон (Петр) упоминается как «верный слуга Бога», который проводил свою жизнь в аскетизме и медитации, как каббалист и назарей, который жил в Вавилоне «наверху башни, составлял гимны, проповедовал благотворительность», и там умер.

ОТДЕЛ XVII

АПОЛЛОНИЙ ТИАНСКИЙ

В «Разоблаченной Изиде» сказано, что величайшие учителя богословия согласны в том, что почти все древние книги написаны символически на языке, понятном только посвященным. Примером тому является биографический очерк об Аполлонии Тианском. Как известно каждому каббалисту, он охватывает всю герметическую философию, являясь во многих отношениях двойником преданий, оставленных нам о царе Соломоне. Он читается, как сказка, но как и в случае последнего, иногда факты и исторические события преподносятся миру под окраской выдумки. Путешествие в Индию во всех своих стадиях представляет собою, конечно, аллегорически, испытания неофита, давая в то же время географическое и топографическое представление об определенной стране в таком виде, какова она и теперь, если только знаешь, где ее искать. Долгие беседы Аполлония с брахманами, их мудрые советы, и диалоги с коринфянином Менипом дали бы, если их истолковать, Эзотерический Катехизис. Его посещение царства мудрецов, его беседы с их царем Хиархом, оракулом Амфиарауса, символически объясняют многие из сокровенных догм Гермеса – в нарицательном значении этого имени – и оккультизма. Это звучит поразительно, и если бы это утверждение не было бы поддержано многочисленными уже проделанными вычислениями, и тайна не была бы уже наполовину раскрыта, пишущая эти строки никогда не осмелилась бы это сказать. Путешествия великого мага описаны правильно, хотя и аллегорически – то есть все рассказанное Дамисом действительно имело место – но повествование обосновано на знаках Зодиака. Как транслитерированное Дамисом под руководством Аполлония и переведенное Филостратом, это и впрямь чудо. В заключение того, что теперь можно рассказать об этом чудесном адепте из Тианы, значение наших слов станет яснее. Пока что достаточно сказать, что упомянутые диалоги раскрыли бы наиболее значительные тайны природы, если бы они были правильно поняты. Элифас Леви указывает на великое сходство, которое существует между царем Хиархом и знаменитым Хирамом, от которого Соломон достал ливанские кедры и золото Офира. Но он сохраняет молчание по поводу другого сходства, о котором, как ученый каббалист, он не мог не знать. Кроме того, по своему неизменному обычаю, он больше вводит читателя в заблуждение, чем учит, ничего не выдавая и уводя с правильного следа.

Как и большинство исторических героев седой древности, чьи жизни и труды сильно отличаются от жизней и трудов обычного человечества, Аполлоний до сегодняшнего дня остается загадкой, для которой еще не нашлось своего Эдипа. Его существование окружено такою завесою тайны, что его часто принимают за миф. Но по всем законам логики и разума совершенно ясно, что Аполлония нельзя рассматривать в таком свете. Если этого Тианского Теурга зачислить в мифические герои, то у истории также нет права и на ее Цезарей и Александров. Совершенно правильно, что этот мудрец, который до нынешнего дня стоит непревзойденным по своим тавматургическим силам – историей засвидетельствованным – появился на арене общественной жизни неизвестно откуда и также исчез с нее, как кажется, никто не знает куда. Но причины этого очевидны. Все средства были пущены в ход – особенно в течение четвертого и пятого столетий нашей эры – чтобы вытравить из людских мозгов память об этом великом и святом человеке. Циркулированию его жизнеописаний, которых было много и которые были полны восторженных отзывов, препятствовали христиане, и не без основательной причины, как мы увидим. Дневник Дамиса уцелел чудом и остался единственным, чтобы рассказать эту повесть. Но не следует забывать, что Юстин Мученик часто говорит об Аполлонии, и характер и правдивость этого доброго человека безупречны, тем более, что в этом у него были причины чувствовать себя смущенным. Также нельзя отрицать, что едва ли найдется какой-либо отец церкви первых шести веков, который оставил бы Аполлония незамеченным. Только в соответствии с неизменным христианским обычаем милосердия, их перья были обмокнуты, как обычно, в чернейшие чернила odium theologicum, нетерпимости и односторонности. Св. Иероним подробно излагает повествование о якобы состоявшемся состязании Св. Иоанна с мудрецом из Тианы – состязании по совершению «чудес» – и в этом повествовании, разумеется, правдивый святой [229] в ярких красках изображает поражение Аполлония, стремясь при этом найти подтверждение в «Апокрифе» Св. Иоанна, которое было объявлено сомнительным даже церковью.[230]

Поэтому получилось так, что никто не может сказать, где и когда Аполлоний родился, и никто не знает, когда и где он умер. Некоторые думают, что во время смерти ему было восемьдесят или девяносто лет, другие – что сто или даже сто семнадцать. Но закончил ли он свои дни в Эфесе в 96 г. н. э., как говорят некоторые, или же это событие имело место в Линде в храме Паллас Афины, или он исчез из храма Диктинны, или же, как утверждают другие, он совсем не умер, но, будучи столетним, возобновил свою жизнь с помощью магии и продолжал свою работу на благо человечества, – никто этого сказать не может. Только в Сокровенных Записях отмечено его рождение и дальнейшая жизнь, но – «кто же верит в такое сообщение?»

Все, что история знает, заключается в том, что Аполлоний был полным энтузиазма основателем новой школы созерцания. Может быть, менее метафоричный и более практичный, чем Иисус, он все же прививал ту же самую квинтэссенцию духовности, те же самые высокие истины нравственности. Его обвиняют в том, что он ограничил свою деятельность высшими классами общества вместо того, чтобы поступать так, как поступали Будда и Иисус, которые проповедовали бедным и обездоленным. О причинах, почему он поступил таким исключительным образом, невозможно теперь судить, когда прошло так много лет. Но, кажется, что тут замешан кармический закон. Родившись, как нам говорят, среди аристократии, весьма вероятно, он захотел закончить работу, недоделанную в этом особом направлении его предшественником и потому стремился дать «мир на земле и доброжелательство» всем людям, а не только отверженным и преступным. Поэтому он общался с царями и сильными мира своего века. Тем не менее, все три «чудотворца» проявили удивительное сходство в целенаправленности. Подобно Иисусу и подобно Будде Аполлоний был непримиримый враг всякого внешнего показа набожности, всего показного блеска бесполезных религиозных церемоний, ханжества и лицемерия. Что его «чудеса» были более удивительными, разнообразными и лучше засвидетельствованными историей, чем какие-либо другие, это тоже правда. Материализм отрицает, но свидетельство и подтверждение даже со стороны самой церкви, сколько она ни поносила его, доказывает, что это факт.[231]

Клеветнические сплетни, распущенные против Аполлония, были настолько многочисленны, насколько они были лживы. Еще спустя такое долгое время, как восемнадцать веков после его смерти, он был оклеветан епископом Дугласом в его труде против чудес. В этом труде достопочтимый епископ разбился об исторические факты. Если мы будем изучать этот вопрос беспристрастно, мы вскоре поймем, что этика, проповедуемая Гаутамой Буддой, Платоном, Аполлонием, Иисусом, Аммонием Саккасом и их учениками, была обоснована на одной и той же мистической философии. Что все они поклонялись одному Богу независимо от того, считали они его «Отцом» человечества, который живет в человеке, как человек живет в Нем, или же Непостижимым Творческим Принципом; все они вели Богоподобные жизни. Аммоний, говоря о своей философии, учил, что их школа ведет свое начало со дней Гермеса, который принес свою мудрость из Индии. Это было полностью то же самое мистическое созерцание, как у йогов: общение брахмана со своим собственным сияющим Я – «Атманом».[232]

Таким образом показано, что основа эклектической школы тождественна с доктринами йогов – индусских мистиков; доказано, что они имеют общее происхождение из того же источника, что и ранний буддизм Гаутамы и его архатов.

Несказуемое имя, в поисках которого так много каббалистов – незнакомых ни с одним из восточных или даже европейских адептов – напрасно тратят свои знания и жизни, обитает латентным в сердце каждого человека. Это волшебное имя, которое, согласно самым древним оракулам «устремляется в бесконечные миры », может быть обретено двояко: путем регулярных посвящений и – через «слабый голос», который Илия услышал в пещере Хореба, горы Бога. И «когда Илия услышал его, он закутал лицо в плащ и встал у входа в пещеру. И вот раздался этот голос».

Когда Аполлоний Тианский желал услышать «слабый голос», он обычно закутывался весь целиком в плащ из тонкой шерсти, на который он тавил обе свои ступни, после совершения неких магнетических пассов, и произносил не «имя», а призыв, хорошо известный каждому адепту. Затем он натягивал плащ поверх головы и лица, и его полупрозрачный или астральный дух был свободен. В обычной жизни он носил шерстяную одежду не больше, чем жрецы храмов. Обладание сокровенной комбинацией «имени» давало иерофанту верховную власть над каждым существом, человеческим или другим, стоящим ниже его самого по силе души.[233]

К какой бы школе он не принадлежал, несомненным остается тот факт, что Аполлоний Тианский оставил за собою бессмертное имя. Сотни трудов были написаны об этом удивительном человеке; серьезно обсуждали его историки; претенциозные глупцы, не будучи в состоянии прийти к какому-либо заключению по поводу этого мудреца, пытались отрицать само его существование. Что касается церкви, то она, хотя и проклинает его память, всегда стремилась представить его, как историческое лицо. Ее политика теперь, кажется, заключается в том, чтобы оставленное им впечатление направить по другому каналу – это известная и очень старая стратегия. Иезуиты, например, признавая его «чудеса», пустили в ход два потока мысли, и они были успешны, как во всем, что они предпринимают. Одна из партий обрисовывает Аполлония, как послушного «посредника Сатаны», окружая при этом его теургические силы самым чудесным и ослепительным блеском, тогда как другая партия заявляет, что все это рассматривает, как ловкую выдумку, написанную, имея в виду заранее определенную цель.

В своих многотомных Мемуарах о Сатане маркиз де Мирвиль по ходу своих выступлений за признание врага Бога в качестве творца спиритуалистических феноменов, посвящает целую главу этому великому адепту. Нижеприведенный перевод отрывков из его книги раскрывает весь этот заговор. Просим читателя не забыть, что каждый труд маркиза написан под покровительством и по уполномочиям папского престола в Риме.

Было бы оставлением картины первого века неполной и нанесением оскорбления памяти Св. Иоанна, если бы мы обошли молчанием имя человека, который имел честь быть его особенным противником, как Симон был противником Св. Петра, Элимас – Павла, и т. д. В первые годы христианской эры... в Тиане, в Каппадокии появился один из тех необычных людей, которыми так обильна была пифагорейская школа. Великий путешественник, как и его учитель, посвященный во все тайные доктрины Индии, Египта и Халдеи, наделенный поэтому всеми теургическими силами древних магов, он изумлял, по очереди, все страны, которые он посещал и которые – наш долг это признать – кажется, благословляют его память. Мы не можем сомневаться в этом факте, не вступая в противоречие с подлинными записями истории. Подробности его жизни переданы нам историком четвертого века (Филостратом), который сам переводил дневник – куда день за днем заносились события жизни этого философа – написанный Дамисом, его учеником и близким другом.[234]

Де Мирвиль допускает возможность некоторых преувеличений как со стороны ведущего дневник, так и со стороны переводчика; но он «не думает, что они занимают много места в повествовании». Поэтому он сожалеет, обнаружив, что аббат Фреппель «в своих прекрасных «Очерках» [235] называет дневник Дамиса выдумкой». Почему?

(Потому) что оратор основывает свое мнение на совершенном сходстве – рассчитанном, как он думает – этой легенды с жизнью Спасителя. Но изучая данный предмет более глубоко, он (аббат Фреппель) может убедиться, что ни Аполлоний, ни Дамис, ни даже Филострат никогда не претендовали на большую честь, чем уподобиться Св. Иоанну. Эта программа сама по себе была достаточно увлекательна и пародия достаточно скандальная, так как Аполлонию, благодаря магическим искусствам, удалось уравновесить, по внешнему виду, несколько чудес в Эфесе (сотворенных Св. Иоанном), и т. д.[236]

Anguis in herba показала свою голову. Именно совершенное, удивительное сходство жизни Аполлония с жизнью Спасителя ставит церковь между Сциллой и Харибдой. Отрицать жизнь и «чудеса» первого значило бы отрицать достоверность свидетельств тех же самых апостолов и писателей – отцов церкви, на свидетельствах которых построена жизнь самого Иисуса. Приписывать благотворные деяния этого адепта, такие как совершенные им воскрешения мертвых, поступки милосердия, его способность исцелять больных и т. п., «древнему врагу», на этот раз было бы довольно опасно. Отсюда стратегия – спутать представления тех, кто полагается на авторитеты и критиков. У церкви зрение гораздо острее, чем у любого из наших великих историков. Церковь знает, что отрицание существования этого адепта повело бы ее к отрицанию императора Веспазиана и его историков, императоров Александра Севера и Аурелиана и их историков, и, наконец, к отрицанию Иисуса и всякого свидетельства о Нем, подготавливая таким образом свое стадо, наконец, к отрицанию самой себя. Становится интересно узнать, что она в этом критическом положении говорит через свой избранный рупор – де Мирвиля. Она говорит следующим образом:

Что же тут такого нового и невозможного в повествовании Дамиса относительно их путешествия в страны халдеев и гимнософов? – он спрашивает. Прежде чем отрицать, постарайтесь припомнить, что представляли в те дни эти страны чудес par excellence, и также свидетельства таких людей, как Пифагор, Эмпедокл и Демокрит, про которых следовало бы думать, что они знали, о чем писали. В конце концов, в чем мы можем упрекнуть Аполлония? В том ли, что он произнес – как произносили Оракулы – ряд пророчеств и предсказаний, исполнившихся чудеснейшим образом? Нет; ибо, лучше изучивши, теперь мы знаем, что они такое.[237] Оракулы теперь стали для нас тем, чем они были для каждого в течение прошлого века, от Ван Дэйла до Фонтенелла. В том ли, что он обладал вторым зрением и имел видения на далеких расстояниях? [238] Нет; ибо такие феномены в настоящее время свойственны половине Европы. В том ли, что он хвастался, что знает все языки, какие только существуют под солнцем, хотя никогда ни одного из них не учил? Но кто же не знает того факта, что это является лучшим критерием [239] присутствия и помощи духа, какого рода он бы ни был? В том ли, что он верил в переселение (реинкарнацию)? Но в это все еще верят (миллионы) в наши дни. Никто не имеет представления о количестве ученых, которые хотели бы восстановить религию друидов и мистерии Пифагора. Или в том, что он изгонял демонов и чуму? Это и прежде делали египтяне, этруски и все римские папы.[240] В том ли, что он беседовал с умершими? Сегодня мы делаем то же самое или верим, что делаем; это все одно и то же. В том ли, что он верил в существование эмпуз? Где тот демонолог, который не знает, что эмпуз есть «южный демон», упоминаемый в «Псалтыре» Давида, и которого страшились как тогда, так и теперь, во всей Северной Европе? [241] В том ли, что по собственному желанию он мог стать невидимым? Это одно из достижений месмеризма. В том ли, что после (предполагаемой) своей смерти, он явился императору Аурелиану над городскими стенами Тианы и этим заставил его снять осаду города? Такова была миссия каждого героя, перешедшего в загробную жизнь, и это была причина, почему люди поклонялись манам.[242] Или в том, что он спустился в знаменитую пещеру Трофония и вынес оттуда старую книгу, которая после этого долго хранилась императором Адрианом в его библиотеке в Антиуме? Достоверный и трезво рассуждающий Павзаний спустился в ту же самую пещеру до Аполлония и возвратился оттуда не менее верующим. В исчезновении после смерти? Да, подобно Ромулу, подобно Вотану, подобно Ликургу, подобно Пифагору,[243] всегда при весьма таинственных обстоятельствах, всегда сопровождаемых привидениями, откровениями и т. п. Остановимся и повторим еще раз: если бы жизнь Аполлония была просто выдумкой, он никогда не достиг бы такой известности в течение своей жизни и не создал бы такой многочисленной секты, оставшейся полной энтузиазма после его смерти.

И добавим к этому, если бы все это была выдумка, никогда Каракалла не стал бы возводить heron в его память,[244] и Александр Север не поместил бы его бюст между бюстами двух Полубогов и истинного Бога,[245] и не переписывалась бы императрица с ним. Едва отдохнув от лишений осады Иерусалима, Тит не торопился бы поскорее написать Аполлонию письмо, прося его встретиться с ним в Аргосе, добавляя при этом, что его отец и сам он (Тит) всем обязаны ему, великому Аполлонию, и что поэтому первой его мыслью была мысль об их благодетеле. И не построил бы император Аурелиан храма и алтаря этому великому мудрецу в благодарность за его появление у Тианы и сообщение. Эта posthumous беседа, как всем известно, спасла этот город, поскольку вследствие этого Аурелиан снял осаду. Далее, если бы все это было выдумкой, то в истории не было бы свидетельства Вописка [246] – наиболее достоверного из языческих историков. Наконец, Аполлоний не стал бы предметом восхищения со стороны такой благородной личности, как Эпиктет, и даже некоторых из отцов церкви; Иероним, например, в свои лучшие моменты так писал об Аполлонии:

Этот путешествующий философ, куда бы он не поехал, везде находил что-то, чему учиться, и, извлекая пользу отовсюду, он таким образом становился совершеннее с каждым днем.[247]

Что касается его чудес, то, не желая вдаваться глубже, Иероним, бесспорно признает их таковыми, чего он никогда не стал бы делать, если бы он не был принужден к этому фактами. В заключение скажем, что если бы Аполлоний был просто героем выдумки, драматизированным в четвертом веке, то жители Эфеса, преисполненные восторженной благодарности за те благодеяния, какие он для них совершил, не воздвигли бы ему золотой статуи.[248]

ОТДЕЛ XVIII

ФАКТЫ, ЛЕЖАЩИЕ В ОСНОВАНИИ БИОГРАФИЙ АДЕПТОВ

Дерево познается по плодам, натура адепта – по его словам и деяниям. Эти слова милосердия и сострадания, благородный совет, исходящий из уст Аполлония (или его сидерального фантома), как это изложено у Вописка, раскрывает оккультистам, кто был Аполлоний. Почему же тогда семнадцать веков спустя называть его «Посредником Сатаны»? Должна быть причина и притом весьма веская причина, чтобы оправдать и объяснить тайну такой сильной враждебности церкви против одного из благороднейших людей своего века. Причина для этого имеется и мы дадим ее словами автора книги «Ключ к еврейско-египетской Тайне в Источнике мер», и профессора Сейфарта. Последний анализирует и объясняет выдающиеся даты жизни Иисуса и таким образом проливает свет на заключения первого. Мы цитируем обоих, сливая вместе.

По солнечным месяцам (по тридцать дней в каждом: один из календарей, употребляемый среди евреев) все замечательные события Ветхого Завета выпадают на дни равноденствий и солнцестояний: например, основание и освящение храмов и алтарей (и освящение скинии). В эти же самые кардинальные дни произошли наиболее замечательные события Нового Завета, например, благовещение, рождение и воскресение Христа, также рождение Иоанна Крестителя. Таким образом мы узнаем, что все замечательные эпохи Нового Завета типично освещались задолго до того Ветхим Заветом, начиная со дня, последовавшего за завершением Творения, который являлся днем весеннего равноденствия. Во время распинания на кресте, в 14 день нисана, Дионисий Ареопагит видел в Эфиопии солнечное затмение, и он сказал: «Теперь Господь (Иегова) чем-то страдает». Затем, Христос воскрес из мертвых 22-го марта, 17 нисан, в воскресенье, в день весеннего равноденствия [Сейфарт цитирует Филона де Септена] – то есть на Пасхе или в тот день, когда Солнце дает новую жизнь Земле. Слова Иоанна Крестителя: «Он должен увеличиваться, а я должен уменьшаться», служат доказательством, как подтверждено отцами церкви, что Иоанн родился в самый долгий день года, а Христос, который был моложе на шесть месяцев, в самый короткий, 22-го июня и 22-го декабря, в солнцестояниях.

Это сводится только к тому, чтобы показать, что в качестве другой фазы Иоанн и Иисус были только олицетворениями истории того же солнца, при различных аспектах и кондициях, и так как, по необходимости, одна кондиция следует за другой, то сообщение «Луки», IX, 7, не только не было пустым, но было истиной, что «некоторые говорили, что (в Иисусе) Иоанн был воскрешен из мертвых». (И это соображение служит объяснением, почему Филостратова «Жизнь Аполлония Тианского» так упорно не допускалась к переводу и широкому распространению. Те, кто читали ее в оригинале, были вынуждены сказать, что или «Жизнь Аполлония» взята из Нового Завета, или же повествования Нового Завета из «Жизни Аполлония», вследствие явного тождества методов построения этих повествований. Объяснение становится довольно простым, когда принимается во внимание, что имена Иисус, еврейское , и Аполлоний, или Аполлон, одинаково являются названиями солнца в небесах, и неизбежно, что история одного, поскольку это касается его путешествий через знаки с олицетворениями его страданий, восторжествований и чудес, может быть только историей другого, где применен широко распространенный обычный метод описания этих путешествии посредством олицетворении.) Также кажется, что впоследствии в течение долгого времени было известно, что все это покоится на астрономическом основании, ибо мирская церковь, так сказать, была основана Константином, и объективным условием установленного богослужения была та часть его декрета, в которой было утверждено, что почитаемый день солнца должен быть днем, отведенным для поклонения Иисусу Христу, как день Солнца (Sun-day).[249] Что-то таинственное и поразительное кроется в некоторых других фактах по поводу этого предмета. Пророк Даниил (истинный пророк, как говорит Грец),[250] посредством чисел пирамиды, или астрологических чисел, предсказал отсечение Meshiac, как оно и произошло (что могло бы послужить доказательством точности его астрономических познаний, если в то время было солнечное затмение) ... Однако храм был уничтожен в 71 году, в месяц Девы, и 71 есть число Голубя, как показано, или 71 x 5 = 355, и с рыбой, число Иеговы.

«Возможно ли», спрашивает далее автор, отвечая на тайную мысль каждого христианина и оккультиста, кто читает и вникает в его труд:

Возможно ли, что события человечества протекают сообразно с этими числовыми формами? Если это так, то, тогда как в качестве астрономического образа Иисус Христос соответствовал всему, что было выдвинуто, и возможно и более, – как человек Он мог заполнить, под числами, ответы в море жизни на предназначенный тип. Личность Иисуса не кажется уничтоженной, потому что, как условие, он отвечал астрономическим формам и отношениям. Арабы говорят: «Судьба твоя написана в звездах».[251]

Также и «личность» Аполлония не «уничтожается» по той же самой причине. Случай Иисуса прокладывает дорогу для той же самой возможности в отношении случаев всех других адептов и аватаров, таких как Будда, Шанкарачарья, Кришна и т. д., всех настолько же великих и исторических для последователей в их странах, как Иисус из Назарета теперь для христиан и в этой стране.

Но имеется еще нечто в старой литературе первых веков. Ямвлих написал биографию великого Пифагора.

Последняя настолько близко напоминает жизнь Иисуса, что она может быть принята за пародию. Диоген Лаэртский и Плутарх излагают биографию Платона в подобном же стиле.[252]

Почему в таком случае удивляться о тех сомнениях, которые охватывают каждого ученого, изучающего все эти жизни? Церковь сама знала все эти сомнения в ранних своих периодах; и хотя только один из ее пап был публично и открыто известен, как язычник, сколько еще было таких, которые были слишком честолюбивы, чтобы открыть истину?

Эта «тайна», ибо действительно это есть тайна для тех, которые, не будучи посвященными, не могут найти разгадки совершенного подобия между жизнями Пифагора, Будды, Аполлония, и т. д., – является только естественным следствием для тех, которые знают, что все эти великие личности были посвященными одной и той же школы. Для них нет ни «пародии», ни «копии» одного с другого; для них они все «оригиналы», только нарисованные для того, чтобы изобразить один и тот же предмет: мистическую и в то же время общественную жизнь посвященных, посланных в мир спасать части человечества, если невозможно спасти всех. Отсюда – одна и та же программа для всех. Каждому приписанное «непорочное происхождение», имеющее в виду их «мистическое рождение» во время мистерий посвящения и принятое в буквальном смысле толпой, подбадриваемой в этом лучше осведомленным, но честолюбивым духовенством. Таким образом мать каждого из них была объявлена девственницей, зачавшей своего сына непосредственно от Святого Духа Бога; и сыновья, следовательно, были «Сыны Божии», хотя, по правде, никто из них не был более вправе на такое признание, чем его остальные посвященные-братья, ибо все они являются – поскольку это касалось их мистических жизней – лишь «олицетворениями истории того же солнца», каковое олицетворение является другою тайною в Тайне. Биографии внешних личностей, носящих имена таких героев, не имеют никакого отношения и являются совершенно независимыми от частных жизней этих героев, будучи только мистическими записями их общественной и, параллельно с ней, их внутренней жизни, в их состояниях как неофитов и посвященных. Отсюда явное тождество средств построения их соответственных биографий. С начала человечества крест, или человек с горизонтально вытянутыми руками, указывающими на его космическое происхождение, был связан с его психической природою и с борьбою, которая ведет к посвящению. Но, если раз доказано, что а) каждый истинный адепт должен был, и все еще должен, пройти через семь и двенадцать испытаний посвящения, символизированных двенадцатью трудами Геркулеса; б) что днем его действительного рождения рассматривается тот день, когда он рождается в этом мире духовно, причем сам возраст его начинает исчисляться с часа его второго рождения, которое делает его «дважды рожденным», Двиджа или посвященным, в который день он действительно рождается от Бога и непорочной Матери; и в) что испытания всех этих персонажей приводятся в соответствие с эзотерическим значением посвятительных обрядов – которые все соответствуют двенадцати знакам Зодиака, – тогда каждый поймет значение путешествий всех этих героев через знаки Солнца на Небе; и что они в каждом отдельном случае суть персонификация «страданий, торжеств и чудес» адепта, до и после его посвящения. Когда это будет подробно разъяснено миру, тогда и тайна всех этих жизней, которые так близко походят одна на другую, что история одной кажется историей другой и наоборот, подобно всему остальному станет ясной.

Возьмем, например, легенды – ибо все они легенды для экзотерических целей, каковы бы ни были отрицания в одном случае – о жизнях Кришны, Геркулеса, Пифагора, Будды, Иисуса, Аполлония, Чайтаньи. На мирском плане их биографии, если бы они были написаны кем-либо вне круга, при чтении весьма различались бы от тех повествований, которые сохранены о их мистических жизнях. Тем не менее, как бы они ни были замаскированы и сокрыты от непосвященного взгляда, все главные черты таких жизней там находимы общими. Каждая из этих личностей представлена, как божественно зачатый Сотер (Спаситель), титул, возлагаемый на божества, великих царей и героев; каждого из них или при рождении или впоследствии разыскивает и угрожает смертью (но никогда не убивает) противодействующая сила (мир Материи и Иллюзии), будь то царь Канса, царь Ирод или царь Мара (Злая Сила). Всех их искушают, преследуют и наконец, как утверждается, убивают в конце обряда посвящения, т. е. в их физических личностях, от которых, как полагают, они избавлены навсегда после духовного «воскрешения» или «рождения». И пришедшим таким образом к концу путем этой предполагаемой насильственной смерти, все они спускаются в Преисподнюю, Бездну или Ад – в Царство Соблазна, Похоти, и Материи, поэтому – в царство Тьмы, возвратившись оттуда, и преодолев «состояние Хреста», они прославляются и становятся «Богами».

Это великое сходство следует искать не в ходе их каждодневной жизни, но в их внутреннем состоянии и в наиболее важных событиях их деятельности, как учителей религии. Все эо связано с астрономическим базисом и построено на нем, который служит в то же самое время основой для представления степеней и испытаний посвящения: спуск в Царство Тьмы и Материи в последний раз, чтобы потом появиться оттуда как «Солнца Праведности», является наиболее важным из них, и поэтому его находят в истории всех Сотеров – от Орфея и Геркулеса вплоть до Кришны и Христа. Эврипид говорит:

И Виргилий пишет:

Орфей разыскивает в Царстве Плутона Эвридику, свою потерянную Душу; Кришна спускается в адские области и освобождает оттуда своих шесть братьев, сам будучи седьмым Принципом, это прозрачная аллегория его становления «совершенным посвященным» – все шесть Принципов погружаются в седьмой. Иисуса изображают спустившимся в царство Сатаны, чтобы спасти душу Адама, или символ материального, физического человечества.

Задумывался ли кто-нибудь из наших ученых востоковедов о поисках происхождения этой аллегории, об исходном «Семени» этого «Древа Жизни», давшего такое обилие ветвей с тех пор, как оно впервые было посажено на земле рукою ее «Строителей»? Боимся, что нет. И все же его можно найти, как теперь показано, даже в экзотерических искаженных толкованиях Вед – «Ригведы», самой старой и самой достоверной из всех четырех – этот корень и семя всех будущих посвященных-спасителей называется в ней Вишвакармой, «Отцовским» Принципом, «находящимся вне постижения смертных»; во второй стадии это Сурья, «Сын», который приносит Себя в жертву Себе; в третьей это посвященный, который жертвует Свое физическое Своему духовному Я. В Вишвакарме, «всетворящем», который становится (мистически) Виккартана, «солнцем, лишенным своих лучей», которое страдает из-за своей слишком пылкой натуры и затем прославляется (посредством очищения), – вот где был задан основной тон посвящения в величайшую тайну природы. Вот откуда секрет удивительного «сходства».

Все это аллегорично и мистично, и все же вполне понятно и ясно любому изучающему Восточный оккультизм, даже поверхностно знакомому с тайнами посвящения. В нашей объективной вселенной из материи и обманчивых внешностей Солнце является наиболее подходящей эмблемой дающего жизнь, благодетельного божества. В субъективном, беспредельном мире духа и действительности это яркое светило имеет другое и притом мистическое значение, которое полностью не может быть выдано публике. Так называемые «идолопоклоннические» парсы и индусы в своем религиозном почитании Солнца несомненно ближе к истине, нежели холодная, всегда анализирующая и настолько же ошибающаяся публика готова верить в настоящее время. Теософам, которые единственно в состоянии это усвоить, можно сказать, что Солнце есть внешнее проявление седьмого Принципа нашей Планетной Системы, тогда как Луна является ее четвертым Принципом, светящая в занятых одеждах своего хозяина, напитанная и отражающая каждый страстный импульс и злое желание своего грубо материального тела, Земли. Весь цикл адептства и посвящения и все его тайны связаны с этими двумя и с семью Планетами, и подчинены им. Духовное ясновидение происходит от Солнца; все психические состояния, болезни и даже сумасшествие происходят от Луны.

Даже по данным Истории – ее выводы весьма ошибочны, тогда как предпосылки большею частью правильны – существует чрезвычайная согласованность между «легендами» о каждом основателе религии (и также между обрядами и догмами их всех) и названиями и течением созвездий, возглавляемых Солнцем. Из этого, однако, вовсе не вытекает, что вследствие этого и Основатели их религии должны быть: одни – мифы, другие – суеверия. Они суть, каждая и все, различные версии одной и той же природной изначальной Тайны, на которой была обоснована религия мудрости, и затем разработано развитие ее адептов. А теперь нам приходится еще раз просить читателя не слушать обвинений – против теософии вообще, и против пишущей эти строки в частности – о неуважении в отношении одного из величайших и благороднейших деятелей в истории адептства – Иисуса из Назарета – и даже о ненависти к церкви. Высказывание правды и фактов едва ли можно рассматривать, хоть сколько-нибудь придерживаясь справедливости, как кощунство или ненависть. Весь вопрос зависит от разрешения одного единственного пункта: был ли Иисус, как «Сын Божий» и «Спаситель» человечества, единственным в Мировой истории? Являлся ли Его случай – среди столь многих похожих претензий – единственно исключительным и беспрецедентным; Его рождение – единственным сверхъестественно беспорочным; и были ли все другие, как это утверждает церковь – лишь кощунственными сатанинскими копиями и плагиаторством при помощи предвидения? Или же Он был только «сыном своих деяний», особенно святым человеком и реформатором, одним из многих, кто заплатили Своею жизнью за дерзновенность в усилиях перед лицом невежества и деспотической власти просветить человечество и облегчить его бремя Своею этикой и философией? Первое требует слепой, всему противоборствующей веры, последнее же подсказывается каждому логикою и разумом. Более того, верила ли церковь сама всегда так, как она теперь верит – или, вернее, притворяется, что верит, чтобы таким образом оправдаться в своем бросании анафемы против тех, кто с нею не соглашается – или же она прошла через те же самые муки сомнений, нет, тайного отрицания и неверия, подавляемого только силою честолюбия и властолюбия?

На этот вопрос мы должны ответить утвердительно по отношению ко второй альтернативе. Это неопровержимое заключение и естественный вывод, обоснованный на фактах, известных из анналов истории. Оставляя пока что нетронутыми жизни многих пап и святых, которые громко выставляли свои лживые претензии на непогрешимость и святость, пусть читатель обратится к истории церкви, к записям о росте и прогрессе христианской церкви (а не христианства), и он найдет ответы на тех страницах. Один писатель говорит:

Церковь слишком хорошо познала выводы свободной мысли, возникшие в результате исследовании, а также все те сомнения, которые вызывают ее гнев в настоящее время; и те «святые истины», которые она упорно провозглашает, по очереди допускались и отвергались, преображались и переделывались, увеличивались и обрезались сановниками церковной иерархии, даже по отношению к наиболее фундаментальным догмам.

Где тот бог или герой, чье происхождение, жизнеописание и генеалогия были бы более туманными или более трудными для определения и, наконец, для соглашения, чем у Иисуса? Как этот ныне окончательный догмат относительно истинной природы Его был в конце концов решен? По Своей матери, согласно изложению евангелистов, Он был человек – простой смертный; по Своему Отцу Он – Бог! Но как? Человек Он тогда или Бог, или Он тот и другой в одно и то же время? – спрашивает озадаченный читатель. По истине, утверждения, выдвинутые по этому пункту учения, послужили причиной потоков чернил и крови, пролитых поочередно на бедное человечество, и все же сомнения остались неуспокоенными. В этом, как и во всем остальном, мудрые церковные Соборы противоречили самим себе и изменяли свои решения неоднократно. Давайте будем суммировать и бросим взгляд на тексты, предъявляемые нам для обзора. Это – История.

Епископ Павел из Самосаты отрицал божественность Христа на Первом Соборе в Антиохии; при самом начале и рождении богословского христианства Его называли «Сыном Божиим» просто по причине Его святости и добрых деяний. Его кровь была поддающейся тлению в Таинстве Евхаристии.

На Никейском Соборе, состоявшемся в 325 году нашей эры, Арий выступил со своими предпосылками, которые почти раскололи Католический Союз.

Семнадцать епископов защищали доктрины Ария, который из-за них был сослан. Тем не менее, тридцатью годами позже, в 355 г., на Миланском Соборе триста епископов подписали послание, выражающее верность взглядам Ария, несмотря на то, что за десять лет до этого, в 345 г., на новом Антиохийском Соборе евсевиане провозгласили, что Иисус Христос был Сын Божий и Един со Своим Отцом.

На Сардикийском Соборе в 357 г. «Сын» перестал быть единосущным. Аномаэнисты, которые отрицали эту единосущность, и арианцы восторжествовали. Годом позднее на Втором Анкирском Соборе было объявлено, что «Сын не был единосущ, но только подобен Отцу по своей сущности». Папа Либерий утвердил это решение.

В течение нескольких столетий Соборы боролись и ссорились, поддерживая наиболее противоречивые и оппозиционные взгляды; плодом их тяжелых родовых мук была Святая Троица, подобно Минерве появившаяся из богословских мозгов, вооруженная всеми громами церкви. Новая тайна была введена в мир среди ужасающей борьбы, где пускались в ход убийства и другие преступления. На Соборе в Сарагоссе, в 380 г., было провозглашено, что Отец, Сын и Святой Дух суть одно Лицо, а Христова человеческая натура только «иллюзия» – эхо индусской доктрины аватаров. «Раз попавши на этот скользкий путь, отцам пришлось скатиться вниз ad absurdum, что они и не преминули сделать». Как отрицать человеческую натуру в том, кто родился от женщины? Единственное мудрое замечание, высказанное в течение одного из Константинопольских Соборов, шло от Евтихия, который оказался достаточно смелым, чтобы сказать: «Пусть Бог сохранит меня от мудрствовании о естестве моего Бога» – за что он был изгнан папой Флавием.

На Эфесском Соборе, в 449 г., Евтихий получил реванш. Когда Евсевий, правдивый епископ Цезареи, принуждал его к признанию в Иисусе Христе двух различных натур, Собор восстал против него, и было предложено сжечь Евсевия живьем. Епископы встали, как один человек, и с сжатыми кулаками и с пеной ярости требовали, чтоб Евсевий был разорван на две части и чтобы с ним поступили так, как он хотел поступить с Иисусом, чье естество он делил. Евтихий был снова восстановлен в сане и должности, а Евсевий и Флавий смещены. Затем обе партии яростно атаковали друг друга и вступили в драку. Со Св. Флавием епископ Диодор так плохо обошелся, так оскорблял и пинал его, что тот умер несколько дней спустя от нанесенных ему побоев.

Всякие нелепости получали одобрение на этих Соборах, и результатом являются ныне существующие живые парадоксы, называемые церковными догмами. Например, на Первом Никейском Соборе, в 314 г., был выдвинут вопрос: «При крещении беременной женщины распространяется ли это крещение также и на ее еще неродившееся дитя?» Собор ответил отрицательно на том основании, что «лицо, принимающее крещение, должно, как одна из сторон, выразить на то свое согласие, что невозможно для ребенка, находящегося в чреве матери». Таким образом несознательность является каноническим препятствием к крещению, и поэтому ни одно дитя, крещенное в нынешнее время, фактически не является крещенным. А что же тогда получается из этих десятков тысяч голодающих ребятишек язычников, окрещенных миссионерами во время голода или иначе тихонько «спасенных» слишком ярыми падрэ? Проследите одно за другим прения и решения бесчисленных Соборов и увидите, на каком беспорядке противоречий построена нынешняя непогрешимая и Апостольская церковь!

А теперь мы видим, насколько парадоксальным, если взять в буквальном смысле, является утверждение Книги Бытия: «Бог создал человека по своему образу». Кроме яркого факта, что это не есть Адам из праха (2-ой главы), который был сотворен по божественному образу, но божественный андрогин (главы 1-ой), или Адам Кадмон, – каждый может убедиться, что Бог – во всяком случае Бог христиан – был создан человеком по своему собственному образу, среди пинков, ударов и убийств ранних Соборов.

Любопытный факт, проливающий массу света на утверждение, что Иисус был посвященный и замученный адепт, дан в сочинении (уже так часто цитированном), которое может быть названо «математическим откровением» – в «Источнике мер».

Обращаем внимание к той части 46-го стиха 27-ой главы Матфея, а именно: «Eli, Eli, Lama Sabachthani?» – то есть, «Мой Бог, мой Бог, почему ты оставил меня?» Разумеется, наши версии взяты из оригинальных греческих рукописей (причина, почему у нас нет оригинальных еврейских рукописей относительно этих событии заключается в том, что загадки в еврейском языке выдали бы себя после сравнения с источниками их происхождения, Ветхим Заветом). Греческие рукописи, без исключения, передают эти слова так —

Это еврейские слова, воспроизведенные по-гречески, и на еврейском языке представляют:

Священное писание об этих словах говорит – «Мой Бог, мой Бог, почему ты оставил меня?», в их правильном переводе. Вот они, эти слова, бесспорно; и вне всякого сомнения таково их толкование, данное им Священным Писанием. Но к этим словам неприменимо такое толкование, и это – фальшивый перевод. Истинное значение их как раз противоположно тому, которое дано, и гласит —

Мой Бог, мой Бог, как ты прославил меня!

Но даже больше, ибо, несмотря на то, что lama означает почему или как, как отглагольное оно связывается с понятием ослепить, и в качестве наречия оно могло бы читаться «как ослепительно» и т. п. Это толкование навязано неосведомленному читателю и сделано соответствующим, как бы то ни было, исполнению пророческого изречения со ссылкой на полях на первый стих двадцать второго псалма, где написано:

На еврейском языке слова этого стиха суть —

ссылка на которых правильна, и толкование также правильно и хорошо, но с одним совершенно другим словом. Эти слова суть —

Никакое человеческое остроумие любой учености не в состоянии спасти этот отрывок от наличия в нем фальшивого перевода; а раз так, он превращается в страшнейший удар по священности этого изложения.[255]

В течение десяти или более лет заседали ревизионные корректоры (?) Библии, весьма внушительное сборище ученых страны, величайших знатоков еврейского и греческого языков в Англии, задавшиеся целью исправить неправильности и грубые ошибки, погрешности в пропусках и в добавлениях их менее ученых предшественников, переводчиков Библии. Неужели нам скажут, что никто из них не заметил бросающейся в глаза разницы между еврейскими словами в «Псалтыре» XXII, asabxthani, и sabachthani в «Матфее»; что они не сознавали эту умышленную фальсификацию?

Ибо это была «фальсификация». И если нас спросят о причине, почему ранние церковные отцы к ней прибегли, то ответ ясен: потому что эти Сакраментальные слова в правильном переводе принадлежали обрядам языческих храмов. Они произносились после страшных испытаний посвящения, и были еще свежи в памяти некоторых из «отцов», когда «Евангелие от Матфея» редактировалось на греческом языке. Наконец, потому что многие из иерофантов мистерий, а еще больше из посвященных в те дни были еще живы, и указанная сентенция, будучи изложенной в правильных словах, свела бы Иисуса непосредственно в класс простых посвященных. Слова: «Мой Бог, мое Солнце, ты излил свой свет на меня!» – являлись заключительными словами, которыми заканчивалась благодарственная молитва посвященного, «сына и прославленного Избранника Солнца». В Египте мы и поныне находим рельефы и картины, изображающие этот обряд. Кандидат находится между двумя божественными поручителями: один – «Озирис-Солнце» с головой ястреба, представляющий жизнь; другй – Меркурий, – с головой ибиса, психопомпный гений, который ведет Души после смерти к их новой обители, Гадесу, – образно представляющий смерть физического тела. Оба изображены изливающими «струи жизни», воду очищения, на голову посвящаемого, обе эти струи, пересекаясь, образуют крест. Чтобы лучше сокрыть истину, этот basso-relievo также объяснялся, как «языческое предвидение христианской истины». Шевалье де Мюссе называет этого Меркурия:

Советник Озириса-Сола, так же как Св. Михаил является советником, Феруэром, Слова.

Монограмма Хрестоса и Лабарум, стандарт Константина – который, кстати сказать, умер язычником и никогда не был крещен – есть символ, происшедший из вышеупомянутого обряда, и также означает «жизнь и смерть». За долго до того, как крест был принят как христианский символ, он применялся как тайный знак опознавания среди неофитов и адептов. Элифас Леви говорит:

Знак креста, адаптированный христианами, не принадлежит исключительно им. Он – каббалистический, и изображает противоположения и четверичное равновесие стихии. Посредством оккультного стиха из «Pater», на который мы обращали внимание в другом сочинении, видим, что вначале существовало два способа сотворения его или, по крайней мере, две весьма различающиеся формулы для выражения его значения: одна – сохраненная для жрецов и посвященных; другая – даваемая неофитам и профанам.[256]

Теперь можно понять, почему «Евангелие от Матфея», Евангелие эбионитов, на его еврейском языке было навсегда исключено от мирского любопытного взора.

Иероним нашел достоверное и подлинное Евангелие, написанное по-еврейски Матфеем Мытарем; он нашел его в библиотеке, собранной в Кесарее мучеником Памфилием. «Я получил разрешение от назареев, которые в Берое, в Сирии, пользуются этим (евангелием), на его перевод», – пишет Иероним к концу четвертого века.[257] – «В евангелии, которое назареи и эбиониты употребляют», – говорит он, – «которое недавно я переводил с еврейского на греческий и которое многими людьми называется подлинным «Евангелием от Матфея», и т. д.[258]

Что апостолы получали «сокровенное учение» от Иисуса и что он сам преподавал таковое, очевидно из дальнейших слов Иеронима, который признался в этом в момент неосторожности. В письмах к епископам Хроматию и Хелиодору он жалуется, что ему «достался тяжелый труд с тех пор, как ваши преподобия приказали мне (перевести) то, что Св. Матфей сам, апостол и евангелист,не захотел открыто писать. Ибо, если бы оно не было сокровенным, он (Матфей) добавил бы к этому евангелию, что то, что он выдал, было его; но он составил эту книгу запечатанной в еврейские буквы, которые он расположил даже таким образом, чтобы этою книгою, написанной еврейскими буквами и рукою его самого, могли бы владеть наиболее религиозные люди, каковые также, с течением времени, получили ее от тех, кто предшествовали им. Но самую эту книгу они никогда не давали кому-либо переписывать, а ее текст они передавали одни по-одному, другие – по-другому».[259] И далее он на этой же странице добавляет: «И случилось, что эта книга, будучи опубликованной одним последователем Манихея, по имени Селевк, который также фальшиво написал «Деяния Апостолов», выявила материал не для назидания, но для разрушения; и что эта книга была одобрена на синоде, к которому уши церкви правильно отказались прислушиваться».[260]

Иероним сам допускает, что книга, подлинность которой он свидетельствует, как написанной «рукою Матфея», тем не менее была книгой, которая, несмотря на тот факт, что он переводил ее дважды, была почти непонятна для него, ибо она была сокровенной или – тайной. Тем не менее Иероним хладнокровно относит все комментарии на нее, кроме своих собственных, к еретическим. Более того, Иероним знал, что это Евангелие было единственное подлинное, и все же он становится более ярым, чем когда-либо, в своем преследовании «еретиков». Почему? Потому что принятие его было равносильно прочтению смертного приговора установленной церкви. Уж слишком хорошо было известно, что «Евангелие от евреев» было единственным евангелием, признаваемым в течение четырех веков еврейскими христианами, назареями и эбионитами. И никто из последних не признавал божественности Христа.[261]

Эбиониты были первыми, самыми ранними христианами, чьим представителем являлся гностический автор «Clementine Homilies», и, как указывает автор «Supernatural Religion»,[262] эбионистический гностицизм когда-то был чистейшей формой христианства. Они были учениками и последователями ранних назареев – каббалистических гностиков. Они верили в эонов, как керинфяне, и в то, что «Мир был сложен ангелами» (дхиан-коганами), как об этом жалуется Епифаний («Contra Ebionitas»): «У Эбиона взгляды назареев, а форма керинфян». «Они решили, что Христос от семени человеческого», он сетует.[263] Таким образом опять:

Эмблема Дан-Скорпион есть смерть-жизнь в символе

, как скрещенные кости и череп... или жизнь-смерть... стандарт Константина, римского императора. Авель показан, что он Иисус, а Каин-Вулкан, или Марс, проткнул ею. Константин был римский император, чьим богом войны был Марс, и римский солдат проткнул Иисуса на кресте...

Но протыкание Авеля было завершением его союза с Каином, и это было подходяще под видом Марса Зародителя; отсюда двойной глиф – Марса-Зародителя (Озирис-Солнце) и Марса-Разрушителя (Меркурий, бог смерти, на египетском барельефе) в одном; означающий, опять-таки, первичную идею живого космоса или рождения и смерти, как необходимых для продолжения потока жизни.[264]

Цитируем еще раз из «Разоблаченной Изиды»:

При разрушении Серапеума, после того как кровавая схватка между христианской чернью и приверженцами язычества закончилась вмешательством императора, на одной гранитной плите стены внутреннего святилища был обнаружен «латинский крест» совершенно христианской формы. Это, действительно, было удачное открытие, и монахи не преминули заявить, что этот крест был высечен язычниками «в духе пророчества». По крайней мере, Созомен с торжествующим видом отмечает этот факт.[265] Но археология и символика, эти неутомимые и непримиримые враги лживых претензий церковников, нашли в иероглифах надписи, обрамляющей этот знак, по меньшей мере частичное объяснение его значения.

Согласно Кингу и другим нумизматам и археологам, этот крест был помещен там в качестве символа вечной жизни. Такой «тау», или египетский крест, употреблялся в вакхических и элевсинских мистериях. В качестве символа двойственной порождающей мощи он возлагался на грудь посвященного после того, как «новое рождение» было завершено и мисты вернулись с крещения в море. Это был мистический знак, что его духовное рождение возродило и объединило его астральную душу с его божественным духом, и что он готов вознестись в духе в благословенные обители света и славы – в Элевсинию. Тау был магическим талисманом и в то же время религиозной эмблемой. Он был принят христианами через гностиков и каббалистов, которые широко его применяли, как свидетельствуют их многочисленные геммы, и которые, в свою очередь, получили тау (или крест с рукояткой) от египтян, а латинский крест от буддийских миссионеров, которые принесли его из Индии (где он встречается и теперь) за два или три столетия до Р. X. Ассирийцы, египтяне, древние американцы, индусы и римляне имели его в различных, но очень незначительных видоизменениях формы. До самого последнего времени в средних веках он считался могущественным чудодейственным средством против эпилепсии и демонической одержимости; и «печать Бога Живаго», принесенная в видении Св. Иоанна ангелом, поднявшимся с Востока, чтобы наложить «печати на чела рабов Бога нашего» – была тем же самым мистическим тау – египетским крестом. На витражах Св. Дионисия (Франция) этот ангел изображен отпечатывающим этот знак на лоб избранников; надпись гласит: SIGNUM TAY. В книге Кинга «Гностики» автор напоминает нам, что «этот знак обычно носит Св. Антоний, египетский отшельник».[266] Каково было действительное значение Тау, это поясняют христианский Св. Иоанн, египетский Гермес и индусские брахманы. Слишком уж очевидно, что, по крайней мере, у апостола тау означал «несказуемое Имя», так как про эту «печать Бога Живаго» несколькими главами дальше [267] он говорит: «имя Отца Его написано на челах».

У Брахматмы, главы индусских посвященных, имелись на головном уборе два ключа, помещенные крестообразно – символ раскрытой тайны жизни и смерти; и в некоторых буддийских пагодах Татарии и Монголии вход в помещение внутри храма, обычно содержащий лестницу, ведущую во внутреннюю дагобу,[268] и портики некоторых прачид [269] украшены крестом, образованным двумя рыбами, каковые также находимы на некоторых буддийских зодиаках. Нам совсем не следует удивляться, узнав, что священная эмблема в гробницах и катакомбах Рима «Vesica piscis» произошла от упомянутого буддийского зодиакального знака. Насколько всеобща должна быть эта геометрическая фигура в мировых символах, можно заключить из того факта, что существует масонское предание о том, что Храм Соломона был построен на трех фундаментах, образуя «тройное тау», или три креста.

В своем мистическом значении египетский крест обязан своим происхождением, как эмблема, пониманию самой ранней философией андрогинного дуализма каждого проявления в природе, который происходит от абстрактного идеала подобного же андрогинного божества, тогда как христианская эмблема обязана просто случайности. Если бы восторжествовал закон Моисея, Иисус был бы побит камнями.[270] Распятие было приспособлением пытки, настолько же обычным у римлян, насколько оно было неизвестным среди семитских народов. Оно называлось «Древом Позора». Только позднее оно было принято как христианский символ, но в течение первых двух десятилетий апостолы взирали на него с ужасом.[271] Несомненно, Иоанн, говоря о «печати Бога Живаго» имел в виду не христианский крест, но мистический тау – тетраграмматон, или мощное имя, которое на самых древних каббалистических талисманах было представлено четырьмя еврейскими буквами, составлявшими святое слово.

Знаменитая леди Элленбороу, известная среди арабов Дамаска и в пустыне после ее последнего брака как Hanoum Medijouy, стала обладательницей талисмана, преподнесенного ей неким друзом с Ливанской горы. По определенному знаку на левом углу он был опознан как принадлежащий к тому классу гемм, которые известны в Палестине как «мессианские» амулеты второго или третьего века до Р. X. Это зеленый камень пятиугольной формы; внизу выгравирована рыба; выше – печать Соломона; [272] еще выше – четыре халдейских буквы – Jod, He, Vau, He, JHVH, которые образуют имя божества. Они расположены совершенно необычно, располагаясь снизу кверху, в обратном порядке, и образуя египетский тау. Вокруг них имеется надпись, которую, поскольку гемма не наша, мы приводить не вправе. Тау в своем мистическом значении, так же, как и Crux Ansata, есть Древо Жизни.

Хорошо известно, что самыми ранними христианскими эмблемами – прежде, чем были совершены попытки изобразить телесный вид Иисуса – были Агнец, Добрый Пастырь и Рыба. Происхождение последней эмблемы которая так смущала археологов, становится таким образом понятным. Весь секрет заключается в том легко улавливаемом факте, что, несмотря на то, что в «Каббале» царь-мессия называется «Толкователем», или Раскрывателем тайны, и указан, как пятая эманация, в «Талмуде» – по причинам, которые мы сейчас объясним – мессия очень часто обозначается как «Даг», или рыба. Это – наследие от халдеев, и относится – как показывает само имя – к вавилонскому Дагону, человеку-рыбе, который был наставником и толкователем для людей, которым он показывался. Абарбанель объясняет это имя, утверждая, что знаком времени прихода его (мессии) «является соединение Сатурна и Юпитера в знаке [зодиака] Рыб».[273] Поэтому, так как христиане намеревались отождествить своего Христоса с мессией Ветхого Завета, – они приняли его столь охотно, что забыли, что его истинное происхождение можно проследить еще дальше назад, чем вавилонский Дагон. С каким пылом и подробностями ранние христиане объединяли идеал Иисуса с каким только можно каббалистическим и языческим учением, можно заключить из слов Климента Александрийского, обращенных к своим единоверцам.

Когда они обсуждали выбор наиболее подходящего символа, который напоминал бы им об Иисусе, Климент посоветовал им следующими словами: «Пусть резьба на гемме вашего кольца изобразит или голубя или лодку, гонимую ветром (аргха), или рыбу». Находился ли этот добрый отец, когда писал это, под впечатлением воспоминания об Иошуа, сыне Навина (называемом Иисусом в греческой и славянской версиях), или же он забыл действительное толкование этих языческих символов? [274]

А теперь с помощью всех этих отрывков, разбросанных то тут, то там по «Изиде» и другим такого рода трудам, читатель увидит и сможет судить сам, которое из двух объяснений – христианское или объяснение оккультистов – ближе к истине. Если бы Иисус не был посвященным, почему тогда были бы даны все эти аллегорические события его жизни? Почему принимать на себя столько хлопот и тратить столько времени, стараясь подвести вышесказанное, чтобы оно: а) отвечало и совпадало с преднамеренно подобранными изречениями в Ветхом Завете, чтобы продемонстрировать их, как пророчества; и б) чтобы сохранить в них посвятительные символы, эмблемы, так насыщенные оккультным значением, причем все они принадлежат мистической философии язычников? Автор «Источника мер» выдает это таинственное намерение, но только еще раз и опять в его одностороннем, числовом и каббалистическом значении, не обращая никакого внимания и не касаясь его первичного и более духовного происхождения; и он занимается им постольку, поскольку оно имеет отношение к Ветхому Завету. Он приписывает намеренное изменение в изречении «Eli, Eli, lama sabachthani» уже упомянутому принципу скрещенных костей и черепа в Лабаруме,

Как эмблеме смерти – помещенной над дверью смерти и означающей рождение – или взаимовмещения двух противоположных принципов в одном, точно так же, как, мистически. Спаситель считался муже-женщиной.[275]

Идея автора заключается в том, чтобы показать, как евангельские писатели мистически сливают Иегову, Каина, Авеля и т. д. с Иисусом (соответственно еврейскому каббалистическому исчислению); чем более он в этом успевает, тем более ясно он демонстрирует, что то было навязанное слияние, и что у нас нет записей о действительных событиях жизни Иисуса, рассказанных очевидцами или апостолами. Все повествование обосновано на знаках Зодиака:

Каждый был двойной знак или муже-женский (в древней астрологической магии) а именно: это был Телец-Ева, и Скорпион был Марс-Луна, или Марс с волчицей (в отношении Ромула). Поэтому, так как эти знаки были противоположениями друг друга, все же встречались в центре, они были соединены; и так, фактически, это и было, и в двойном смысле, зачатие года было в Тельце, также как зачатие Евы Марсом, ее противоположением, в Скорпионе. Рождение было бы во время зимнего солнцестояния, или на Рождество. Наоборот, зачатием в Скорпионе – а именно, Луны Тельцом – рождение было бы во Льве. Скорпион был Хрестос в унижении, тогда как Лев был Христос в торжестве. В то время как Телец-Ева выполнял астрономические функции, Марс-Луна выполнял духовные функции по своему типу:[276]

Автор обосновывает все это на египетских соотношениях и значениях богов и богинь, но игнорирует арийских, которые гораздо древнее.

Мут, или Моут было египетским прозвищем Венеры (Евы, матери всего живого) (как Вак, матерь всего живого, пермутация Адити, так как Ева была одной из Сефир), или Луны. Плутарх («Isis», 374) отмечает, что Изиду иногда называют Мут, это слово означает матерь. ... (Исса, , женщина) («Isis», 372). Изида, говорит он, есть та часть природы, которая, будучи женской, содержит в себе, как (нутрикс) кормилица, все, что рождаться должно. ... «Конечно, Луна», выражаясь астрономически, «главным образом выполняет эту функцию в Тельце, Венера – дом (в противоположение Марсу, породителю, в Скорпионе), потому что знаком является luna, hypsoma. Так как Изида Metheur отличается от Изиды Мут, и в слове Мут может быть сокрыто понятие рождения, и так как должно иметь место оплодотворение, причем Sol соединяется с Luna в Весах, то не является невозможным, что Мут сперва, действительно, означает Венеру в Весах: отсюда – Луну в Весах». (Beitrage zur Kenntniss, pars. 11, S. 9, под «Muth».)[277]

Затем под «Боху» цитируется Фуэрст, чтобы показать:

Двойную игру со словом Мут, с помощью которой оккультно осуществляется действительное намерение... грех, смерть и женщина едины в этом глифе и соответственно связаны со сношением и смертью.[278]

Все это применено автором только к экзотерическим и еврейским евгемеризованным символам, тогда как они предназначались, прежде всего, для того, чтобы сокрыть космогонические тайны, и затем – тайны антропологической эволюции в отношении семи Рас, уже совершивших свою эволюцию и будущих, и в особенност что касается последних подрас третьей коренной расы. Однако слово пустота (первичный Хаос) показано, как принятое за Ева-Венера-Наама, согласно с определением Фуэрста; ибо, как он говорит:

В этом первичном значении (пустоты) был  (боху) взят в библейскую космогонию и использован в установлении догмы

Иис(ус) m'aven,(Иис-ус из ничего), в отношении сотворения. (Что показывает, что составители Нового Завета были весьма искусны в «Каббале» и оккультных науках, и еще больше подтверждает наше утверждение.) Вследствие этого Аквила переводит vulg. vacua (откуда и vacca, корова) (отсюда также и рога Изиды – Природы, Земли и Луны – взятые от Вак, индусской «Матери всего, что живет», отождествленной с Вирадж и названной в Атхарваведе дочерью Камы, первых желаний: «Эта твоя дочь, о Кама, называется коровой, та, которую мудрецы называют Вак-Вирадж, которую доил риши Брихаспати, что является другой тайной) Онкелос и Самарит .

Финикийская космогония связала Боху в олицетворенное выражение, означающее первичную субстанцию, а в качестве божества – матерь племен богов (что есть Адити и Вак). Арамейское имя , -, Буто, для матери богов, которое перешло к гностикам, вавилонянам и египтянам, является тогда идентичным с Мот , нашей Мут), () произошло в финикийском языке вследствие обмена б на м.[279]

Предпочтительнее – нужно сказать – идите к истокам. Мистическая евгемеризация мудрости и разума, действующие в труде космической эволюции, или Буддхи под именами Брахмы, Пуруши и т. д., как мужской силы, и Адити-Вак и т. д., как женской, откуда и Сарасвати, богиня мудрости, которая под завесами эзотерической сокровенности стала Бутос, Битос-Глубь, грубо материальная, личностно женская, называемая Евой, «первичная женщина» Иринея, и мир, появившийся из Ничего.

Разработка этого глифа 4-ой кн. «Бытия» помогает понять разделение одного образа на формы двух личностей; например – Адам и Ева, Каин и Авель, Авраам и Исаак, Иаков и Исав и т. д. (все мужские и женские) ... Далее, как связывающее вместе несколько наиболее ярких мест в библейской структуре: 1) которые касаются Ветхого и Нового Заветов; с касающимся 2) Римской империи; 3) подтверждения значений и применения символов; и также 4) подтверждения всего объяснения и чтения глифов; также как 5) признания и положения основы великой пирамиды в качестве квадрата основания конструкции Библии; 6) так же как нового римского обращения при Константине – дается следующее: [280]

Каин оказался... 360 кругом Зодиака, совершенным и точным образом, путем квадратного деления; отсюда имя его – Мелхиседек... (Следуют геометрические и числовые демонстрации.) Неоднократно указывалось, что целью построения Великой Пирамиды было измерение небес и земли... (мы просим разрешения добавить – объективных сфер, которые эволюционировали из субъективного, чисто духовного космоса); поэтому содержимое ее измерения указало бы всю сущность меры небес и земли, или согласно древним обозначениям – Земли, Воздуха, Воды и Огня.[281] (Сторона основания этой пирамиды была диаметром к окружности в 2400 футов. Характерной чертой этого является 24 фута, или 6 x 4 = 24, или тот же квадрат Каин-Адама.) Теперь, когда великий ученый иезуитский священник отец Афанасий Кирхер восстановил лагерное расположение израильтян в том виде, как оно было введено Моисеем, – вышеприведенное в точности представляет собою метод, по библейским источникам и традициям, раскладывания этого лагеря. Четыре внутренних четырехугольника были посвящены 1) Моисею и Аарону; 2) Кохату; 3) Гершому; 4) Мерари – при этом трое последних являлись главами левитов. Атрибуты этих четырехугольников были первоначальными атрибутами Адам-Марса и были сгущены из стихий Земли, Воздуха, Огня, Воды, или  = Иам = Вода,  = Ноур = Огонь,  = Руах = Воздух и  = Иабеша = Земля. Начальные буквы этих слов составляют INRI – символ, который обычно переводится как Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum – «Иисус из Назарета, царь иудейский». Этот квадрат INRI есть квадрат Адама, который служил основанием четырех других 144 x 2 = 288, до стороны большого квадрата 288 x 4 = 1152 = целой окружности. Но этот квадрат есть проявление также элементов круга и 115-2 могут это означать. Поставьте INRI в круг или читайте его, как буквы стоит в квадрате, по отношению к его величинам 1521, и у нас будет

, которые читаются как 115-2.

Но, как было видно, Каин обозначает это как, или в, 115 своего имени; это 115 было тем самым дополнением, которое было нужно, чтобы составить год из 360 дней для согласования с уравновесиями стандартного круга, которые были Каин. Угловые квадраты большего квадрата суть А = Лев, и В = Дан-Скорпион; и видно, что Каин протыкает Авеля в пересечении равноденственной линии с линией солнцестояния, проведенной от Дан-Скорпиона на небесный круг. Но Дан-Скорпион граничит с Весами, с чашами, чьим знаком является

(каковой знак является знаком подушки в древности, на которой покоился затылок головы до ушей [282] – это подушка Иакова), и представлен в качестве одного символа как

... Также знак Дан-Скорпиона есть смерть-жизнь, в символе . Крест есть эмблема источника мер в форме Иеговы прямой линии с обозначением 20612, совершенного круга; следовательно, Каин был этим, как Иегова, так как в тексте говорится, что он был Иегова. Но прикрепление человека к этому кресту было прикреплением 113 : 355 к 6561 : 5153 x 4 = 20612, как показано. Далее, над головой распятого Иисуса была помещена надпись, начальные буквы каждого слова которой всегда считались символическими и были истолкованы и применены в качестве монограммы Иисуса Христа – а именно, INRI или Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum; но эти буквы расположены на Кресте, или кубической форме кругового источника мер, которыми измеряются субстанции Земли, Воздуха, Огня и Воды, или INRI=1152, как показано. Вот он – человек на кресте, или 113 : 355 в сочетании с 6561 : 5153 x 4 = 20612. Это числа основания пирамиды, как происходящие из 113 : 355 как еврейский источник; отсюда – квадратАдама, который является основанием пирамиды и центральным квадратом более обширного квадрата лагерного расположения. Согнем INRI в круг и у нас будет 1152, или окружность последнего. Но Иисус умирающий (или Авель в союзе) пользовался теми же словами, которые необходимы, чтобы все объяснить. Он говорит – Eli, Eli, Lama Sabachthani