Дикое племя Батлер Октавия

— Я буду повиноваться, — прошептал он. Некоторое время он молчал, потом продолжил, говоря медленно, тщательно выговаривая слова. — Я хочу жениться. Но разве должен эту церемонию проводить белый человек?

— А кто же еще? Неужели я?

— Да. — Молодой человек, казалось, испытал облегчение.

Так все и было. Доро не имел на это формального права, но он просто-напросто приказал Джону Вудли оказать ему такое доверие для совершения церемонии. Доро хотел, чтобы на церемонию были допущены рабы, а не только экипаж корабля. Если они начнут привыкать к незнакомой пище и незнакомой компании, то должны будут признать и новые обычаи.

Здесь не было пальмового вина, которое приготовила бы семья Окойи, если бы он взял себе жену дома, в своей деревне. Но Доро предложил ром, на столе был всем знакомый батат, и другая менее знакомая еда. Начался скромный пир. Родственников и близких у молодых здесь не было, за исключением Доро и Энинву. К этому времени рабы и некоторые члены экипажа перезнакомились между собой, и были приняты как гости. Доро объявил им на их родных языках, что происходит на корабле, и они собрались все вместе, смеясь, жестикулируя и выкрикивая комментарии на своих языках, и частично на английском. Временами смысл их замечаний был весьма красноречив, и Окойя вместе с Аденкву оказались вовлечены в самый центр этой неразберихи и смеха. В эту беззлобную атмосферу, царившую на корабле, окунулись рабы, которые все так или иначе имели собственный жестокий опыт жизни на родине. Одни были похищены из родных деревень. Другие — проданы за колдовство или за другие провинности, в которых они как правило виноваты не были. Некоторые уже родились рабами. А кто-то попал в рабство во время войны. Все подвергались жестоким издевательствам во время плена, все прошли через боль — гораздо большую, чем они были в состоянии запомнить. Все потеряли родственников: мужей, жен, родителей, детей… они поняли к этому времени, что им больше никогда не доведется увидеть их вновь.

Но на корабле они встречали доброжелательность. Здесь было достаточно пищи — даже слишком много для рабов, привыкших к малому. Здесь не было цепей. Здесь были одеяла, которые согревали их, а на палубе было вдоволь морского воздуха, который их освежал. Здесь не было ни плетей, ни ружей. Ни одна из женщин не была изнасилована. И несмотря на то, что все люди страстно желали попасть домой, они все, подобно Окойе, слишком боялись Доро, чтобы пожаловаться на что-то или поднять мятеж. Большинство из них вряд ли могло сказать, почему они его боялись; к тому же для них он был единственным человеком, которого они все знали, и кто мог говорить со всеми, пускай не вполне свободно. И они не допускали даже мысли, чтобы выступить против него или сделать что-то такое, что заставит его обратить против них свой гнев.

— Что ты сделал с ними, отчего они так боятся тебя? — спросила его Энинву в ночь этой свадьбы.

— Ничего, — честно признался Доро. — Ведь ты видела меня среди них. Я никого не обидел. — Он заметил, что она не удовлетворена этим ответом, но это не имело значения. — Ты плохо себе представляешь, каким может быть корабль, — сказал он ей. А затем пустился в описание кораблей работорговцев, где трюмы забиты рабами так, что люди не могут сделать лишнего движения, при этом каждый из них прикован к своему месту и вынужден лежать в собственных нечистотах… Побои и изнасилование женщин — обычные явления на таких кораблях. Большая часть рабов там умирает, но все без исключения проходят через эти страдания.

— Такие большие потери! — закончил Доро, выражая своими словами отвращение. — Но эти корабли везут рабов на продажу. Мои же люди принадлежат только мне и предназначены лишь для моих целей.

Энинву некоторое время молча смотрела на него.

— Должна ли я радоваться тому, что твои рабы не пропадают так бесцельно? — спросила она. — Или же мне следует опасаться тех целей, для которых ты их предназначаешь?

Он только рассмеялся той серьезности, с которой она это произнесла, и предложил ей немного бренди, чтобы отметить свадьбу ее внука. Он будет откладывать эти разговоры столько, сколько сможет. Со временем ей не нужны будут ответы на эти вопросы. Она найдет их сама. Почему она боится его? Для каких целей предназначена она? Она понимает все это. Она лишь просто-напросто бережет себя. Он тоже должен беречь ее. Она самый ценный его груз, и он должен очень бережно с ней обращаться.

Прошло всего лишь два дня после того, как Окойя и Аденкву сыграли свадьбу, и в море разразился сильнейший шторм. Энинву спала рядом с Доро, в его необычайно мягкой постели, когда ее разбудили звуки дождя и топот многочисленных ног, доносившийся сверху. Корабль кренился из стороны в сторону, раскачивался, вызывая тошноту, испуганная Энинву не надеялась пережить следующий шторм. Первый перенесенный ею шторм был очень короткий, но яростный и страшный. Этот небольшой опыт подсказывал ей, чего следует ожидать на этот раз. Весь экипаж обязан находиться наверху и бороться с ветром, управляя парусами; пусть люди в смятении мечутся по палубе, но корабль должен быть управляем. Рабы, испуганные и ослабевшие от тошноты, находятся в трюме. Доро соберется вместе с Исааком и еще несколькими членами экипажа — и им останется, как она считала, только стоять и сообща наблюдать за постигшим их бедствием, и дожидаться его конца.

— Что ты делаешь, когда находишься там вместе с этими людьми? — спросила она его однажды, полагая, что даже он может иметь богов, к которым обращается в минуты такой опасности.

— Ничего, — сказал он.

— Но… для чего вы тогда собираетесь?

— Мы можем понадобиться, — ответил он. — Люди, которых я собираю вокруг себя, это мои сыновья. У каждого из них есть особые способности, которые могут оказаться полезными.

Он не хотел говорить ей больше ничего о своих сыновьях, об этих недавно признанных сыновьях, ограничившись лишь предупреждением.

— Оставь их в покое, — сказал он. — Исаак лучший из них, самый надежный и стойкий. Остальные — ненадежны и небезопасны даже для тебя.

Теперь он вновь поднялся к своим сыновьям, набросив на себя одежду, которую обычно носили белые люди. Энинву последовала за ним, полагая, что благодаря собственной силе и проворству сможет избежать опасности.

На палубе она обнаружила, что дождь и ветер были гораздо сильнее, чем ей до этого показалось. Темнота над палубой время от времени разрывалась бело-голубыми вспышками молний. Огромные волны накатывались на палубу и могли легко сбросить Энинву за борт, несмотря на ее изворотливость и силу. Она продолжала держаться, стараясь как можно быстрее приспособить свои глаза к окружающей темноте. Если и был какой-то слабый свет, то его было явно недостаточно, чтобы глаза обычного человека могли что-нибудь разглядеть. Наконец она стала видеть, и даже слышать, несмотря на шум волн, дождя и ветра. До нее доносились отдельные фразы на английском, выражавшие, скорее всего, отчаяние, и ей очень хотелось понять их смысл. Но если слова и были ей незнакомы, то сам тон, с которым они произносились, не оставлял сомнений. Эти люди считали, что им недолго осталось жить.

Кто-то налетел на нее, сбивая с ног, а затем упал на нее сверху. Она смогла разглядеть, что это был один из членов команды, сбитый с ног и подхваченный напором ветра и волн. Многие мужчины привязывали себя к каким-нибудь прочным и неподвижным предметам или частям корабля, которые находили поблизости, и после этого им оставалось только набраться терпения.

Ветер неожиданно ударил с новой силой, и вслед за ним пришла огромная гора воды, волна, которая едва не перевернула корабль. Энинву схватила какого-то человека за руку, удерживаясь второй рукой за поручень. Если бы она не сделала этого, их обоих смыло бы за борт. Она подтащила человека поближе к себе и смогла обхватить его рукой. Затем в течение нескольких секунд она просто продолжала его удерживать. Около третьей из мачт, напоминавших высокие деревья, на кормовой палубе (или на полуюте, как называл Исаак это место) стояли, повернувшись к ней спиной, Доро и Исаак, и еще трое мужчин, сыновей Доро, ожидавшие момента, когда может понадобиться их участие.

Она могла очень легко отличить Исаака от остальных. Он стоял чуть поодаль от них, подняв вверх руки, его лицо было обращено вниз и в сторону, чтобы хоть немного укрыться от порывов ветра и волн, а его одежда и рыжие волосы развевались на ветру. На какой-то миг ей показалось, что он взглянул на нее, в ее направлении, но не смог увидеть ее сквозь мрак и дождь. Она наблюдала за ним с восхищением. Он не стал привязывать себя к чему-либо, как это делали другие, однако продолжал стоять, в то время как корабль под ним раскачивался и палуба ходила ходуном.

Ветер усиливался. Волны высоко поднимались над палубой, и были моменты, когда Энинву чувствовала, что даже ее невероятные усилия не помогут ей удержать человека и тот окажется за бортом. Но ведь не для того же она спасла ему жизнь, чтобы так просто выбросить ее. Она разглядела, что остальные мужчины удерживаются с помощью веревок. К счастью, никого из них не смыло за борт. Но Исаак по-прежнему стоял один, ни за что не придерживаясь руками, и, казалось, был абсолютно равнодушен к ветру и к волнам.

Показалось, что корабль стал двигаться быстрее. Энинву почувствовала возрастающий напор ветра, ощутила, с какой силой дождь начал хлестать ее тело, и попыталась укрыться за телом матроса. Ей казалось, что корабль плывет против ветра, двигаясь словно некий дух, вздымая вокруг себя свои собственные волны. Испуганная, она продолжала крепко держаться за поручень.

Через какое-то время плотная завеса облаков потихоньку раздвинулась, и вверху показались звезды. Полная луна бросала свет на успокаивающуюся воду. Волны стали мягче, их слабые удары были теперь не опасны для корабля. Ветер, обдувавший мокрое и почти голое тело Энинву, стал похож на обычный холодный бриз.

Она выпустила матроса и поднялась с палубы. Вокруг внезапно раздались крики, люди стали поспешно освобождаться от спасательных канатов, и тут же все бросились к Исааку. Матрос медленно поднялся, взглянул на Исаака, затем на Энинву. Ошеломленный, он смотрел вверх, на чистое небо и на луну. Затем с хриплым криком, даже не оглянувшись на Энинву, бросился к Исааку.

Энинву прислушалась к возгласам ликования — а она была уверена, что это оно и было, — а затем, спотыкаясь, спустилась вниз, в свою каюту. Там весь пол был залит водой, постель была мокрая. Так она стояла, беспомощно оглядываясь вокруг, когда к ней подошел Доро и, увидев картину произошедшего, увел ее в другое помещение, где было сухо.

— Ты была на палубе? — спросил он.

Она молча кивнула.

— Тогда ты видела все.

Она повернулась, чтобы взглянуть на него, ее лицо выражало непонимание.

— Что я должна была видеть?

— Самого лучшего из моих сыновей, — с гордостью произнес он. — Исаак сделал то, для чего был рожден. Он провел нас сквозь этот шторм — быстрее, чем мог двигаться любой из кораблей.

— Но как?

— Как! — Доро передразнил ее и рассмеялся. — Как ты меняешь свой облик, женщина? Как тебе удалось прожить больше трех сотен лет?

Она лишь прикрыла глаза, направляясь к постели, чтобы лечь. Наконец она оглядела каюту, куда он ее привел.

— Чье это место?

— Капитана, — сказал Доро. — Некоторое время он еще будет занят делами. А ты оставайся здесь, отдыхай.

— И все твои дети столь сильны?

Он вновь рассмеялся.

— Твоя голова слишком переутомилась сегодняшней ночью. Но это и не удивительно, как мне кажется. Другие мои сыновья делают самые разные вещи, но никто из них не может управлять своими способностями так, как Исаак.

Утомленная, Энинву прилегла на постель. Впрочем, она не слишком устала — во всяком случае, ее тело не ощущало чрезмерной усталости. Напряжение, которое она испытала, вообще не должно было никак утомить ее, поскольку оно быстро закончилось. Скорее, эта усталость охватила ее душу, и поэтому сейчас ей было нужно поспать. Затем она должна будет выйти, отыскать Исаака и хорошенько рассмотреть его, попытаться что-нибудь разглядеть за внешностью рыжеволосого и улыбчивого молодого человека.

Она закрыла глаза и заснула, не задумываясь о том, ляжет ли Доро рядом с ней или нет. Было еще не очень поздно, когда она проснулась, по-прежнему одна, и поняла, что он так и не приходил. В этот момент она услышала громкий стук в дверь.

Она быстро стряхнула остатки сна и встала, чтобы открыть дверь. На пороге возник высокий худой матрос, подталкивавший почти бесчувственного Исаака прямо в ее руки.

Она замешкалась на какой-то момент, больше от удивления, чем от тяжести. Действуя почти рефлекторно, она поймала его, и только тогда почувствовала, как холодна его кожа — словно восковая. Казалось, что он не узнал ее, и даже не смог разглядеть. Его глаза были наполовину закрыты, неподвижны. Если бы она не обхватила его руками, он бы рухнул на пол.

Она подняла его, будто ребенка, уложила в постель и накрыла одеялом. Подняв глаза, она увидела, что худой моряк все еще стоял в дверях. Это был зеленоглазый человек с вытянутым и костлявым лицом, заросший щетиной, коричневая кожа плотно обтягивала череп. Это был белый человек, но солнце так иссушило его, что он выглядел больным. Он показался ей самым безобразным из всех людей, которых ей доводилось встречать. И он был одним из тех, кто стоял рядом с Доро во время шторма, а это значит, что он был одним из его сыновей. Судя по внешности, он должен быть одним из младших. Это был один из тех сыновей, кого Доро велел ей избегать. Разумеется, она с удовольствием освободилась бы от него, если бы он только ушел. Он принес ей Исаака, а теперь должен убираться прочь, чтобы она могла спокойно позаботиться о молодом человеке. В глубине своего сознания она продолжала раздумывать над тем, что же могло случиться с человеком, который способен проводить по воде такие большие корабли и с такой скоростью. Что с ним случилось? Почему Доро не сказал ей, что Исаак заболел?

Неожиданно в ее сознании возник четкий образ Доро. Она видела его в облике белого человека — рыжеволосого, как Исаак, и такого же зеленоглазого, как этот отвратительный матрос. Она никогда не видела Доро белым, и никогда не слышала от него описания тех белых людей, тела которых ему доводилось носить, но была абсолютно уверена, что видела сейчас именно его. Она увидела и сцену передачи ей Исаака, когда потерявший сознание юноша оказался в ее руках. Затем, резко, искаженно, она увидела себя — вовлеченную в неистовую сексуальную связь сначала с Исааком, а затем с этим ужасным зеленоглазым человеком, которого звали Лейл. Лейл Сечс.

Но как она узнала об этом?

Что произошло?

Зеленоглазый мужчина рассмеялся, и его резкий отрывистый смех эхом раскатился внутри нее, словно эта мысль принадлежала Доро. Каким-то образом этот человек проникал в ее мысли!

Она ударила его и вытолкнула за дверь. Ее удар мог свалить с ног и более крепкого мужчину. Она захлопнула дверь в тот самый момент, когда он намеревался войти вновь. Даже в такой ситуации ужасная невидимая связь, установившаяся между ней и этим человеком, не прервалась. Она почувствовала боль, когда он упал и ударился головой. Это была ошеломляющая боль, которая заставила ее упасть на колени и застыть в таком положении, чтобы унять головокружение.

Затем боль прошла. Он вышел из ее мыслей. Но теперь он вновь вошел через дверь, выкрикивая слова, которые, как она знала, означали ругательства. Он схватил ее за горло и буквально поставил на ноги, удерживая за шею. Он был сильным человеком, но его сила не шла ни в какое сравнение с ее собственной. Она не глядя ударила его и услышала, как он закричал от боли.

Она взглянула на него, и какой-то миг видела его очень отчетливо: длинное лицо, перекошенное от боли и гнева, открытый задыхающийся рот, расплющенный кровоточащий нос. Она нанесла еще один удар, более сильный, чем предыдущий. Никто не имел права вторгаться в ее разум с такими мыслями. Затем окровавленное лицо исчезло.

Неожиданно перед ней появилось странное существо — более ужасное, чем любой дух, которого она могла бы себе представить. Огромное рогатое существо, покрытое чешуей и весьма смутно напоминавшее человека, с толстым похожим на плеть хвостом, с чешуйчатой головой, похожей на собачью; огромные зубы торчали из громадных челюстей, которые легко могли бы перекусить человеческую руку.

Охваченная ужасом, Энинву преобразила себя.

Мгновенная трансформация принесла ей новую боль. Она едва не потеряла сознание. Она пересилила боль, издав лишь негромкий стон, больше похожий на рычание. Она превратилась в леопарда, гибкого и быстрого, сильного и вооруженного острыми клыками.

И она прыгнула.

Дух закричал, ослаб и вновь стал человеком.

Энинву застыла в нерешительности, встав ему на грудь и глядя вниз. Он потерял сознание. Это было злобное и смертоносное существо. Самым лучшим было бы убить его прямо сейчас, не давая ему прийти в себя и вновь начать управлять ее мыслями. Ей казалось неправильным убивать беспомощного человека, но если этот человек вновь обретет себя, он убьет ее.

— Энинву!

Это был Доро. Она заставила себя не слышать его. С рычанием она рванула глотку существа, лежавшего у ее ног. Так или иначе, это была ошибка. Она почувствовала вкус крови.

Быстрота, с которой она преобразилась, истощила запас ее сил. Она должна была немедленно поесть. Прямо сейчас! Она сдернула рубашку со своей жертвы и вырвала кусок мяса из его груди. Она жевала с отчаянной быстротой, пока кто-то не ударил ее по лицу.

Она зашипела от боли и злобы, смутно соображая, что это Доро ударил ее. Ее мускулы были напряжены. Она могла убить его. Она могла сейчас убить любого, кто встанет на ее пути.

Он стоял очень близко от нее, откинув голову назад, как будто приглашая ее вцепиться ему в горло. Именно так он это и делает, именно так.

— Ну, так иди же, — вызывающе произнес он. — Убей еще раз. Прошло очень много лет с тех пор, когда я был женщиной.

Она отвернулась от него, подгоняемая голодом, и рванула еще кусок от тела его сына.

Он поднял ее над полом, отрывая от трупа, а когда она попыталась дотянуться до него, ударил.

— Приди в себя, — приказал он. — Стань женщиной!

Она не помнила, как преобразилась в очередной раз, и для нее осталось непонятным, почему она не разорвала его на куски. Страх помешал ей? Но вряд ли даже страх мог остановить ее в такой момент. Доро не видел той кровавой резни, которую она устроила, когда люди ее племени напали на нее и она была вынуждена трансформироваться слишком быстро. Она уже и сама успела забыть подробности той бойни, но это был настоящий позор! Ее люди никогда не ели человеческого мяса, но она в тот момент ела! Она запугала их, чтобы те, кто выжил, забыли этот случай и оставили в своей памяти лишь легенду, будто это сделала ее мать или бабушка. Люди умерли. Их дети уже не были уверены в том, что подобное вообще когда-нибудь происходило. История оказалась переплетенной с вымыслами о богах и духах. Но что же делать сейчас? Ведь ей не удастся запугать Доро, заставить забыть этот ужасный труп на полу.

Вернувшись в человеческий облик, она лежала на полу лицом вниз, отвернувшись от трупа. Ее несколько удивило, что Доро не стал бить ее, и не спешил убивать. У нее не было никаких сомнений, что он мог это сделать.

Он поднял ее, не обращая внимания на кровь, покрывавшую большую часть ее тела, и уложил на постель рядом с Исааком. Она лежала, слабая и безвольная, стараясь не глядеть на него. Ей все-таки удалось проглотить хоть немного теплого мяса. Но ей требовалось гораздо больше!

— Почему здесь Исаак? — спросил Доро. Его голос звучал ровно, в нем не было даже гнева.

— Тот, другой, принес его. Лейл Сечс. Он сказал, что ты послал Исаака ко мне… — Она остановилась, преодолевая растерянность. — Нет, он не говорил этого, он… проник в мои мысли, он…

— Я знаю.

Наконец она повернулась, чтобы взглянуть на него. Он выглядел усталым и изможденным. Он выглядел как человек, перенесший боль, и ей захотелось дотронуться до него и приласкать. Но ее руки были выпачканы кровью.

— Что еще он сказал тебе?

Она затрясла головой.

— Я не знаю. Он заставил меня представить сцену, будто я занимаюсь любовью с Исааком, а затем с ним. Он показал мне это, и почти заставил этого захотеть. — Она вновь отвернулась. — Когда я попыталась выставить его за дверь, не применяя силу… он проделал нечто иное… Доро, я хочу есть!

Эти последние слова стали выражением боли.

И он услышал их.

— Оставайся здесь, — сказал он тихо. — Я принесу что-нибудь.

Он вышел из каюты. Когда он ушел, ей показалось, что она чувствует запах лежащего на полу мяса. Этот запах привлекал ее. Она застонала и уткнулась лицом в матрас. Лежавший рядом Исаак, пробормотав что-то, придвинулся к ней ближе. Она с удивлением подняла голову, чтобы взглянуть на него.

Он все еще был без сознания. Его глаза были закрыты, но она могла заметить легкое движение под веками. Его губы тоже двигались, беззвучно произнося какие-то бессвязные слова. Рот почти походил на рот чернокожего человека: его губы были значительно толще, чем у большинства белых, которых ей доводилось видеть. Жесткая рыжая щетина покрывала большую часть лица — видимо, он не брился несколько дней. Его кожа под воздействием солнца стала почти коричневой. Широкое, почти квадратное лицо не выглядело некрасивым. Ей было интересно, что думали о нем белые женщины. А как они выглядели, эти белые женщины?

— Еда, Энинву, — тихо сказал Доро.

Она вздрогнула, чуть было не вскочив с места. Неужели она начала глохнуть? Никогда раньше Доро не смог бы приблизиться к ней незамеченным. Но сейчас это не имело большого значения.

Она выхватила хлеб и мясо из его рук. И то, и другое было жестким и сухим. Видимо, такую пищу экипаж корабля ел большую часть пути. Сейчас это было неважно. Голодная, она вмиг разделалась с едой. Доро протянул ей вино, и она залпом выпила его. Свежее мясо, лежавшее на полу, должно быть, было вкуснее, но теперь она контролировала собственное поведение и ничто не могло заставить ее вновь притронуться к нему.

— Расскажи мне, что случилось, — сказал Доро, когда она закончила есть.

И она рассказала. Сейчас она нуждалась в отдыхе, но не так сильно, как в пище. Доро заслуживал того, чтобы знать, как умер его сын.

Она ожидала хоть какого-нибудь замечания или действия с его стороны, но он лишь покачал головой и вздохнул.

— А теперь спи, Энинву. Я заберу отсюда Лейла, да и Исаака.

— Но…

— Спи. Ты и так уже засыпаешь. — Он нагнулся и поднял Исаака с постели.

— Так что же с ним случилось? — едва слышно прошептала она.

— Он испытал большое перенапряжение… Впрочем, как и ты. Он выздоровеет.

— Он весь холодный… такой холодный.

— Тебе пришлось бы согреть его, если бы я оставил его здесь. И тебе пришлось бы согреть его именно так, как рассчитывал Лейл. Твоей силы было бы недостаточно, чтобы остановить его, когда он начал бы просыпаться.

И прежде чем она, утомленная и готовая погрузиться в сон, смогла осмыслить сказанное, Доро с Исааком на руках исчез. Она уже не слышала, как он возвратился назад и забрал Лейла, и возвращался ли он вообще в ту ночь, чтобы спать рядом с ней. Она не думала ни о чем.

Лейл Сечс был выброшен за борт на следующий день. Энинву тоже присутствовала на этой небольшой церемонии, которую провел капитан Вудли. Она не хотела этого, но так пожелал Доро. Он сообщил каждому, что она сделала, и выставил ее на всеобщее обозрение. Ей казалось, что он решил опозорить ее, и уже чувствовала, как ее охватывает стыд. Но чуть позже он пояснил свой поступок.

— Это необходимо для твоей же безопасности, — сказал он. — Теперь все находящиеся на борту предупреждены о том, что тебя нельзя безнаказанно обидеть. Мои сыновья были предупреждены об этом дважды. Лейл решил пренебречь моим предупреждением. Кажется, мне так и не удалось вытравить глупость из некоторых своих людей. Он думал, что будет очень интересно понаблюдать за Исааком, изголодавшимся по женщине точно так же, как ты по еде. Возможно, он думал и о том, что после Исаака ему тоже удастся заполучить тебя.

— Но как он смог проникнуть внутрь меня и изменить мои мысли?

— В этом и заключались его необычные способности. У меня были люди, которые в совершенстве владели этим даром и смогли бы полностью контролировать тебя, даже твои превращения. Для таких людей ты была бы всего лишь куском мягкой глины, если бы они стали тобой управлять. Но единственным выжившим из них оказался Лейл. Как правило, такие люди долго не живут.

— Я могу это понять! — сказала Энинву.

— Нет, ты не можешь, — сказал Доро. — Но ты должна.

Она отвернулась. Они стояли на палубе — она могла смотреть отсюда на море, где несколько больших рыб взмывали в воздух и, описывая дугу, ныряли в воду. Она и раньше наблюдала за подобными созданиями, наблюдала с тоской и страстью. Она была уверена, что вполне сможет делать то же самое, что и они, вполне может стать одной из них. Она почти ощущала это водное пространство, ощущала эту силу, это движение сквозь толщу воды, такое же быстрое, как движение птицы сквозь воздух. У нее было сильное желание попробовать, но в то же время она испытывала страх перед этим желанием. Она думала лишь о теле Лейла Сечса, которое завернули в парусину, скрывшую его ужасные раны. Закончат ли рыбы то, что начала она? Съедят ли они остатки этого глупого и мерзкого человека-дьявола?

Она прикрыла глаза.

— Что мы теперь будем делать, Доро? Что ты сделаешь со мной?

— А что я могу сделать с тобой? — усмехнулся он. Затем обнял ее и привлек к себе.

Вздрогнув, она попятилась назад. — Ведь я убила твоего сына!

— И ты полагаешь, что я буду упрекать тебя за это?

Она продолжала молчать и смотрела на него.

— Мне хотелось, чтобы он жил, — сказал Доро. — Но этот тип людей чересчур подвержен опасностям и не живуч… Он произвел всего лишь троих детей. Я хотел получить еще больше, но уверяю тебя, Энинву, если бы ты не убила его и он успешно совершил бы задуманное, тогда я убил бы его сам.

Она опустила голову — видимо, не очень удивившись его словам.

— И ты мог бы это сделать? Убить собственного сына?

— Любого, — сказал он.

Она вновь взглянула на него. В ее глазах застыл вопрос, ответ на который она боялась услышать.

— Я управляю могущественными людьми, — сказал он. — Моими людьми. Беды, которые они могут принести, вырвавшись из-под моего контроля, непостижимы для твоего ума. Каждый отдельный человек, каждая группа людей, которые отказываются мне подчиняться, бесполезны для меня и опасны для остальных моих людей. — Она поежилась, ощутив неприязнь, раздумывая над его словами. Она вспомнила его голос, когда он говорил с ней предыдущей ночью: «Ну так иди же, убей еще раз. Прошло очень много лет с тех пор, когда я был женщиной! » Он съел бы ее душу точно так же, как она — тело его сына. И сегодня он носил бы ее тело.

Она повернулась, чтобы еще раз взглянуть на выпрыгивающих из воды рыб, и когда он вновь притянул ее к себе, она уже больше не отстранялась. Она не испытывала страха, только облегчение. Хотя в глубине ее разума и возникал вопрос, как подобное могло случиться, ответа на него она не находила. Люди никогда не реагировали должным образом, сталкиваясь с Доро. Когда он ничего не делал, они боялись его. Когда он угрожал им, они верили ему, но не было при этом ни жестов ненависти, ни попыток побега.

— Исаак пришел в себя, — сказал он.

— Как он себя чувствует? И как он поборол свой голод?

— Терпеливо ждал, пока он исчезнет.

К ее удивлению, его слова вызвали в ней чувство вины. У нее было глупое побуждение — отыскать молодого человека и извиниться за то, что она не оставила его рядом с собой. Он мог решить, что она была крайне бесчувственной.

— Ты должен подыскать ему жену, — сказала она Доро.

Тот лишь кивнул с отсутствующим выражением.

— Скоро найду, — сказал он.

Пришло время, когда Доро объявил, что земля уже близко. К этому времени запасы пищи начали портиться, в них появились черви, питьевая вода протухла, на корабле стояла вонь, рабы враждовали между собой; экипаж безуспешно ловил рыбу, пытаясь внести разнообразие в свою отвратительную диету, солнце нещадно палило, а ветра почти не ощущалось. Среди всех этих лишений и неудобств произошли события, которые Энинву следовало запомнить на всю оставшуюся жизнь. В частности, она поняла, каковы именно были особые способности Исаака — а он, в свою очередь, почти понял ее собственные.

После смерти Лейла она старалась избегать молодого человека, насколько это вообще было возможно в замкнутом пространстве корабля. Ей казалось, что он может отнестись не столь безразлично к смерти своего брата, как Доро к смерти собственного сына. Но Исаак сам нашел ее.

Однажды он подошел к ней, когда она стояла у поручня, наблюдая за ныряющими рыбами. Он постоял рядом некоторое время, а затем рассмеялся. Когда она вопросительно взглянула на него, он указал ей на море. Вновь посмотрев вниз, она увидела, что одна из больших рыб повисла в воздухе над водой и бьется в пустом пространстве.

Казалось, что она попала в какие-то невидимые сети. Но никаких сетей там не было. Вообще не было ничего.

Изумленная, она перевела взгляд на Исаака.

— Это ты? — спросила она, неуверенно выговаривая английские слова. — Это ты сделал это?

Исаак только улыбнулся. Рыба, сопротивлявшаяся изо всех сил, против своей воли перемещалась к кораблю. Несколько матросов заметили ее и начали что-то кричать Исааку. Энинву не могла понять большую часть тех слов, которые они выкрикивали, но было ясно одно: они хотели съесть эту рыбу. Исаак жестом показал, что он дарит ее Энинву, хотя рыба все еще продолжала висеть над водой. Энинву оглянулась вокруг, посмотрела на кричащих матросов, усмехнулась. Она жестом показала, чтобы Исаак опустил рыбу на палубу.

И тогда Исаак бросил рыбу к ее ногам.

В эту ночь всем досталась вкусная еда. Энинву ела больше всех, потому что для нее мясо этой рыбы давало сведения обо всем, что ей хотелось знать о внутреннем устройстве этих существ. Ей нужно было это знать, чтобы преобразиться в рыбу и жить так, как это делают они. Даже маленький кусочек сырой рыбы говорил ей гораздо больше, чем она могла выразить словами. Содержимое каждой малой частицы этого существа сообщало ей тысячи подробностей о его структуре. Этой ночью в их каюте Доро застал ее за попыткой превратить свою руку в плавник.

— Что ты делаешь! — с удивлением воскликнул он.

Она рассмеялась, как ребенок, и поднялась навстречу ему, а рука тут же вновь приобрела человеческую форму.

— Завтра, — сказала она, — ты должен сказать Исааку, как именно он сможет мне помочь, и я отправлюсь поплавать с рыбами. Я сама буду рыбой! Теперь я могу это сделать! Я так давно хотела этого.

— Почему ты уверена, что сможешь это сделать? — Его любопытство всегда сопровождалось скептической реакцией.

Она рассказала ему о том, что ей удалось узнать из съеденных ею кусочков рыбы. — Все, что я узнала, было столь же ясным, как и записи в твоих книгах, — сказала она. А про себя подумала при этом, что полученная ею из тела рыбы информация гораздо сложнее той, что содержится в книгах, которые он мог бы предложить ей для чтения. Но книги в данном случае были лишь примером. Она хотела пояснить смысл экспериментов, которые проводила над собой.

— Иногда ты можешь неправильно понимать свои книги, — сказала она. — Ведь их написали другие люди, а они могут лгать или ошибаться. Только тело рыбы может мне точно сказать, что оно представляет собой на самом деле. И ничего другого оно представлять не может.

— Да, но как ты можешь читать все это? — спросил он. Читать . Если он употребил это английское слово, значит, был уверен, что такая аналогия может оказаться очень важной.

— Их читает мое тело, и оно читает все, что там есть. А знаешь ли ты, например, что эта рыба дышит воздухом — так же, как и мы? Я сначала думала, что она дышит водой, как те рыбы, которых мы ловили и сушили дома.

— Это дельфин, — пробормотал Доро.

— Но он больше похож на животных, обитающих на суше, чем на рыб. Изнутри он очень их напоминает. Поэтому изменения, которые мне придется проделать, будут не такими сложными, как мне казалось раньше.

— Так значит, ты должна съесть леопарда, чтобы научиться превращаться в него?

Она покачала головой.

— Нет, я могу и так видеть, что именно представляет собой леопард. Я могу преобразить себя в то, что мне уже известно. Хотя, разумеется, я была не совсем настоящим леопардом до тех пор, пока я не убила одного и не съела кусочек. Первое время я была лишь женщиной, только притворяющейся, что она леопард — словно глина, из которой вылеплена форма леопарда. Зато теперь, когда я изменяюсь, я становлюсь настоящим леопардом.

— И вот сейчас ты будешь дельфином. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты даже не можешь знать, какую большую ценность ты для меня представляешь. Должен ли я разрешить тебе это?

Его слова заставили ее вздрогнуть. Ей не приходило в голову, что он может не одобрить ее намерений.

— Но ведь это абсолютно безопасно, — сказала она.

— На самом деле это очень опасное занятие. Что ты знаешь о море?

— Ничего. Но завтра я начну изучать его. Пусть Исаак наблюдает за мной. Я буду оставаться близко от поверхности. И если он заметит, что мне угрожает опасность, он сможет вытащить меня из воды и перенести на палубу.

— Почему ты хочешь сделать это?

Она придумывала причину, которую смогла бы хорошо выразить словами. Причину иную, нежели преломленное чувство тоски и одиночества, возникшее при виде дельфинов, резвящихся в воде. Похожее чувство раньше возникало у нее в те дни, когда она из своего дома подолгу следила за полетами орлов. Это длилось до тех пор, пока она не перестала быть просто наблюдателем. Она убила орла, съела его, и научилась летать, как не мог даже мечтать ни один человек в мире. Она улетала далеко от города, оставляя свои дела и своих родственников. Но через некоторое время она возвращалась назад, к своим людям. А куда еще могла она отправиться? Потом, когда дела племени налаживались, а она утомлялась от многочисленных забот, она могла вновь улететь. Она умела летать, но при этом подвергала себя опасности. Мужчины охотились за ней, и однажды чуть не убили ее. Она была самым красивым и большим орлом. Но страх никогда не мог оторвать ее от неба. Так же, как теперь он не сможет удержать ее от воды.

— Потому что я хочу этого, — сказала она Доро. — Я сделаю это и без Исаака, если ты не разрешишь ему помогать мне.

Доро покачал головой.

— Ты точно так же поступала и с другими мужьями — заявляла им, что будешь делать то, чего они тебе не разрешали?

— Да, — сказала она очень серьезно, и с облегчением вздохнула, когда он рассмеялся. Лучше удивить его хоть чем-нибудь, чем заставить разгневаться.

На следующий день она стояла около поручней, наблюдая, как Доро и Исаак спорили о чем-то по-английски. Именно Исаак проявлял упорство в этом споре. Доро лишь произнес сказал несколько слов, а потом повторил их более отчетливо. Энинву смогла понять только одно слово из сказанного. Это было слово «шарк», которое часто повторял и Исаак. Но он прекратил спор, увидев, как мало внимания обращает Доро на его слова. В этот момент Доро повернулся к ней.

— Исаак боится за тебя, — сказал он.

— Но он будет помогать?

— Да, хотя я и сказал ему, что он может этого не делать.

— А я думала, что ты попросишь за меня!

— В данном случае я выступаю только как переводчик.

Его отношение поставило ее в тупик. Он не был зол, не был раздражен. Он отнюдь не выглядел озабоченным ее затеей, как был озабочен Исаак, хотя раньше он говорил, что она представляет для него большую ценность.

— Что такое «шарк»? — спросила она.

— Рыба, — ответил Доро. — Большая любительница поесть, убийца, почти столь же смертоносная, как твой леопард на земле.

— Ты не говорил мне, что в море может быть нечто подобное.

Он взглянул на воду.

— Там, внизу, столь же опасно, как и в твоих лесах, — сказал он ей. — У тебя нет необходимости туда отправляться.

— Раньше ты даже не пытался отговорить меня от этого.

— Нет.

— Почему?

— Я хочу посмотреть, сможешь ли ты это сделать или нет.

Он напоминал одного из ее сыновей, который, когда был еще очень маленьким, бросил в реку несколько домашних птиц, чтобы посмотреть, смогут они плавать или нет.

— Держись поближе к дельфинам, если они разрешат тебе, — сказал Доро. — Дельфины знают, как следует вести себя с акулами.

Энинву сдернула свою одежду и нырнула в море, пока ее уверенность не успела ее покинуть. Там она преобразилась, стараясь не спешить, чтобы не причинять себе лишних неудобств. Она стала дельфином, чье мясо она съела накануне.

И она поплыла в воде рядом с кораблем, толкая вперед свое гладкое длинное тело легкими ударами хвоста. Все выглядело для нее по-другому, так как ее глаза смотрели теперь в разные стороны, а голова была вытянута и впереди переходила в твердый нос. Дышала она тоже по-другому, точнее не дышала вовсе до тех пор, пока не чувствовала в этом нужды. Когда такая необходимость появлялась, она высовывала над водой свой нос с открывающимися отверстиями, быстро делала выдох и захватывала новую порцию воздуха, чтобы наполнить легкие. Понаблюдав за собой некоторое время, она поняла, что теперь ее тело более эффективно использует воздух для дыхания, чем обычное, человеческое. Тело дельфина способно проделывать трюки, для которых человеческое тело требует длительных тренировок, и при этом не избежать болевых ощущений. Теперь она знала, как увеличить объем выдыхаемого и вдыхаемого воздуха за короткий промежуток времени, как лучше всего использовать порцию воздуха для поддержания энергии тела, и многие другие уловки. Для нее это не было чем-то совершенно новым, но она смогла понять и научиться им гораздо быстрее и легче благодаря тому, что съела кусочек дельфиньего мяса. В противном случае все было бы слишком похоже на то, как если бы двое мужчин решили ее утопить.

Она упивалась силой и скоростью своего нового тела, обостренным слухом. В своем человеческом облике она имела очень острый слух, который обеспечивал высокую чувствительность всем остальным ее органам. Но слух, которым обладали дельфины, был высшим достижением из всего, что она когда-либо создавала для себя. Будучи дельфином, она могла закрыть глаза и воспринимать окружающий ее мир, слегка уменьшенный в масштабе, одними только ушами. Она могла издавать звуки, которые возвращались к ней в виде эха и приносили сообщения обо всем, что находилось вокруг нее. Она никогда даже и не мечтала о таком слухе.

Наконец, она переключила свое внимание на других дельфинов. Она слышала, как они болтали друг с другом неподалеку, перемещаясь подобно ей вдоль корабля. Странно, однако в издаваемых ими звуках Энинву обнаружила осмысленность, логику. Это было похоже на язык общения. Медленно и неуверенно она поплыла им навстречу. Интересно, как они встречают чужаков? И как они отнесутся к маленькой несведущей самке? Ведь если они каким-то образом общаются друг с другом, то могут посчитать ее либо немой, либо сумасшедшей.

Один из них стал приближаться, держась параллельного курса, оглядывая ее одним подвижным глазом. Это был самец, решила она, с интересом наблюдая за ним. Через некоторое время он подплыл ближе и потерся своим телом об ее тело. Кожа дельфина, как теперь ей довелось обнаружить, была до приятного чувствительной. На ней не было чешуи — в отличие от обычных рыб, которых ей никогда не доводилось изображать, но чье строение она хорошо себе представляла. Самец вновь коснулся ее, издавая какие-то звуки — которые, как она решила, должны были означать вопрос, — а затем повернул прочь. Она обернулась, отмечая курс корабля, и поняла, что может отправиться к дельфинам без риска потеряться. Тогда она поплыла вслед за самцом.

Есть определенное преимущество в том, подумала она, чтобы быть животным-самкой. У некоторых животных самцы устраивают схватки друг с другом, устанавливая свои права на территорию или на самку. Она помнила, как бывала напугана, будучи самкой-животным, когда ее преследовали настойчивые самцы. Однако память подсказывала, что серьезные повреждения от самцов она получала только будучи в человеческом облике и только от мужчин. Случай побудил ее превратиться в самку-дельфина, когда ей удалось съесть кусочек дельфиньего мяса. Но это был счастливый случай.

Очень маленький дельфин (скорее всего это был детеныш) подплыл к ней, чтобы познакомиться, и тогда она стала плыть медленнее, позволяя ему исследовать себя. В конце концов мать позвала его назад, и Энинву вновь осталась одна. Одна, но окруженная подобными ей созданиями. Она с трудом заставляла себя думать о них как о животных. Плавание в их окружении напоминало ей общение с другими людьми — причем с людьми, дружественно настроенными по отношению к ней. Здесь не было работорговцев с цепями и клеймом. Здесь не было Доро с его мягкими, но страшными угрозами.

Тем временем несколько дельфинов приблизились к ней, начали тереться о нее боками и таким образом знакомились. Когда вернулся самец, который первым коснулся ее тела, она слегка вздрогнула, обнаружив, что узнала его. Его прикосновение было особенным, не похожим на прикосновения других, так же, как и дельфины не были похожи друг на друга.

Неожиданно он высоко выпрыгнул из воды и, описав в воздухе дугу, вновь вошел в воду чуть впереди нее. Она подумала — почему бы и ей не попробовать сделать нечто подобное? — и прыгнула на небольшую высоту. Ее тело дельфина было удивительно проворным и подвижным. Она, казалось, какое-то время парила в воздухе, а затем плавно и мягко вошла в воду, чтобы вновь вынырнуть без напряжения и усталости. Это было самое лучшее телом из всех, какие она для себя создавала. Вот если бы только ей так же легко, как эти прыжки, давалась и дельфинья речь… Она хотела понять, почему для нее это невозможно, и был ли Доро в этом отношении более способным, чем она. Мог ли он приобретать новый язык и новые знания, когда забирал себе очередное новое тело? Овладевал ли он человеком полностью или получал только оболочку?

Дельфин-самец вновь приблизился, чтобы коснуться ее, и все мысли о Доро исчезли из головы. Она понимала, что интерес дельфина к ней стал чем-то большим, чем простое любопытство. Теперь он оставался все время рядом с ней, касался ее своим телом и двигался в такт ее движениям. Она решила, что ей не следует обращать на него внимания. Она и в прошлом всегда избегала брачных игр среди животных. Она была женщиной, и скрещивание с животными вызывало у нее отвращение. Она бы чувствовала себя отвратительно, возвратившись в свой человеческий облик с семенем животного-самца внутри себя.

Но сейчас… ее не покидало ощущение, что дельфины не были животными.

Она исполнила нечто похожее на танец, постоянно двигаясь и касаясь его, уверенная, что никакая подобная церемония среди людей не увлекла бы ее так быстро. Она чувствовала прилив сил и стремление ограничить их, желание и нерешительность. Она с радостью воспринимала его и, несомненно, была точно так принята им. Ведь, по сути, этот дельфин-самец был не более странным и чужим для нее, чем этот огбанджи, Доро. Теперь, как казалось ей, пришло время для странных браков.

Она продолжала свой танец, который — увы! — не могла сопровождать пением, хотя ей очень этого хотелось. Зато самец, кажется, был расположен к пению. Она подумала, что потом он должен будет оставить ее и вернуться к своей стае. Он не может оставаться таким же одиноким, как она. В этом было что-то такое, над чем ей следовало подумать в дальнейшем. Хотя это не имеет для нее значения, ведь важным является только то, что происходит в данный момент.

Совершенно неожиданно в воде появился человек. Вздрогнув, танцующие дельфины отплыли друг от друга в разные стороны, и их танец на этом оборвался. Вся компания дельфинов скользнула в сторону от человека, который продолжал преследовать их, то погружаясь в воду, то вновь появляясь на поверхности. Он не то чтобы плыл, прыгал или нырял — подобно стреле он пронзал то воду, то воздух, и при этом казалось, что он не прилагает к этому никаких усилий, каждый мускул его остается практически неподвижным.

Энинву отделилась от стаи дельфинов и приблизилась к человеку. Это был Исаак, она уже узнала его. Теперь он выглядел для нее иначе: неуклюжее существо, негибкое и странное, хотя не слишком отвратительное и не слишком пугающее. Но тем не менее он представлял собой угрозу. В прошлый раз он вовсе не имел нужды убивать дельфина и пробовать дельфинье мясо (в отличие от нее). И он легко может совершить новое убийство, если она его не остановит. Она развернулась и поплыла в его сторону, приближаясь очень медленно, чтобы он смог разглядеть ее и понять, что она не причинит ему никакого вреда. Она была уверена, что он не сможет отличить ее от других дельфинов. Она плавала, делая небольшие круги там, где теперь он сделал остановку и висел над водой.

Когда он заговорил, его голос показался ей низким и немного странным, и ему пришлось несколько раз произнести ее имя, прежде чем она его узнала. Затем, не останавливаясь и не раздумывая, она толкнула себя вперед ударом хвоста и сделала небольшой кивок головой. Пока она подплывала к нему, он начал погружаться в воду. Она проплыла рядом с ним, почти касаясь его. Он поймал ее спинной плавник и что-то сказал. Она внимательно вслушивалась в его слова.

— Доро хочет, чтобы ты вернулась на корабль.

Вот в чем было дело. Она с сожалением взглянула назад, в сторону дельфинов, пытаясь отыскать своего самца. К своему удивлению, она обнаружила его почти рядом, до опасного близко. Было бы очень неплохо вернуться к нему хоть ненадолго. Их общение предвещало много интересного. Ей захотелось узнать, мог ли Доро подозревать или догадываться о том, чем она здесь занималась, когда посылал за ней Исаака.

Но это не имело большого значения. Исаак был здесь, и его следовало увести отсюда, пока он не обратил свое внимание на резвящихся столь близко дельфинов. Она поплыла назад к кораблю, разрешив ему держаться за ее спинной плавник. Но ей не пришлось его тащить.

— Я поднимусь на борт первым, — сказал он, когда они добрались до корабля. — А потом я подниму тебя.

При этом он поднялся из воды во весь рост и в таком положении переместился на палубу. Он мог летать без всяких крыльев так же легко, как мог проводить сквозь шторм корабли. Ей стало интересно, будет ли он чувствовать приступы болезни после этого занятия, и понадобится ли ему и на этот раз женщина. Затем что-то коснулось ее, обхватило сильно, но мягко, и подняло над водой. Она не ощущала боли от этого прикосновения. Это прикосновение не было похоже ни на сеть, ни на руки мужчины. Она не замечала никаких особых давлений на какую-нибудь часть своего тела. Это напоминало ей подъем в восходящем потоке воздуха. Даже вся ее сила, казалось, не смогла бы вырвать ее из этих мягких объятий.

Но она и не пыталась использовать свою силу, не собиралась сопротивляться. Днем раньше она уже видела всю тщетность попыток дельфина освободиться из этих невидимых сетей, и она хорошо помнила, с какой скоростью этот огромный корабль двигался сквозь шторм, увлекаемый силой Исаака. Никакой силы ее мускулов не хватило бы, чтобы сопротивляться этой силе. Кроме того, она доверяла этому молодому человеку. Он поднимал ее более осторожно, не как того дельфина, и жестом указал матросам освободить место, прежде чем опустил ее на палубу. А затем матросы, Доро и Исаак наблюдали за ее превращениями. Она начала с ног и сформировала их почти полностью, оставив лишь некоторые детали, нужные для того, чтобы не подвергать деформациям остальную часть дельфиньего тела. Это было похоже на то, как если бы дельфин вдруг отрастил себе человеческие ноги. После этого она приступила к самой главной части перевоплощения. Ее плавники стали все больше походить на руки, а шея и остальные части тела стали вновь тонкими и стройными, едва заметные дельфиньи уши превратились в человеческие. Нос вновь занял положенное место на ее лице, хвост и спинной плавник постепенно исчезли. Одновременно в ней происходили и внутренние перемены, за которыми собравшиеся не могли наблюдать. Наконец ее кожа сменила свой цвет и текстуру. Эти превращения показали ей, что она сможет проделать над собой, если в один прекрасный день решит скрыться в этой земле, населенной белыми людьми. Возможно, позже она проделает несколько экспериментов. Всегда полезно иметь возможность замаскироваться, чтобы спрятаться или узнать об окружающих людях что-то такое, что сами они рассказать или объяснить ей не хотят или не могут. Но это будет возможно только тогда, когда она выучит английский. Придется заняться языком.

Когда превращение было закончено, она встала, и Доро протянул ей одежду. Она сначала оделась, и лишь потом взглянула на мужчин. Прошло много веков с тех пор, когда она последний раз разгуливала нагишом, словно молодая незамужняя девушка. Сейчас она чувствовала стыд, когда на нее смотрело столько мужчин, но она поняла — Доро хотел, чтобы его люди видели ее силу. Если ему не удастся избавить их от глупости путем скрещивания, он будет бороться с этим, внушая людям страх.