Доза Истомина Алиса

Юля Соломина

Кома

Тревога! Мне надо бежать! Бежать из этого дома, из этого города, из этого мира! Меня часто спрашивали о моих целях в жизни, о смысле моего существования; какая глупость!

Тревога! Я попал в другой мир! Я на пределе! Я за гранью!

Мы сидели порой на грязном полу, никакие, поражаюсь, как кто-то вообще мог говорить, но это было каждый раз с разными людьми и они мне рассказывали, всё это, это жизнь, это чья-тожизнь.

Мои истории, наши истории. Слушайте их. Это самое искреннее из всего, что только может быть. Хотя иногда мне кажется, что по фактам и словам сложно судить о человеке, надо уметь увидеть его внутри. Слова и поступки — всего лишь переводчики нашего маленького «я». Так вот то, что здесь, в этих историях, оно переведено максимально, переводчики попались честные. Но не спешите судитьо моих друзьях, просто смотрите и слушайте.

Лика

Иногда мне кажется, что быть женщиной — это огромная ответственность. Я оказалась в этой дыре со всеми этими дурами с этими «пронаркоченными» мужикамитолько потому, что мне больше некуда идти.

А у меня когда-то был дом и был любимый человек, тоже, кстати, наркоман, только интеллектуальный. Он дарил мне много внимания, а потом исчез. Просто взял и исчез! Легко быть мужчиной — выбор всегда за тобой. Теперь я нашла себе нового красавчика. Такого же придурка. Наш первый секс был в его гардеробе, мы целовались взахлёб, упав на пол, как раз возле большого шкафа. Хотя нет, это не шкаф вовсе, это именно гардероб, там можно стоять и даже ходить. Так вот, мы целовались, и меня как-то покосило, я попала верхней частью тела в этот… шкаф, чёрт с ним! И он туда стал двигаться, не отрываясь от моих губ, ну и как-то мы там оказались оба. Полуголые. Он стянул с меня джинсы, точнее, приспустил мои джинсы, и мы занимались сексом в какой-то глупой абсолютно позе. Но было так легко, так хорошо, и теперь мы вместе, навсегда. Хоть он и жлоб. Что поделать?!

Наркотический рай — это такое место, в которое легко попасть, но из которого никогда не выбраться. И мы формируем свой круг общения сами, мы выбираем тех, с кем мы общаемся. Я общаюсь с наркоманами, потому что я сама наркоманка, хотя иногда я бросаю на 2–3, а то и на 7 дней, но как можно бросить, когда все друзья долбят целыми днями?! А не видеться я с ними не могу, я их в общем-то люблю.

Знаете, у всех наркоманов есть специфическая мания величия. Это что-то вроде чувства превосходства над теми, кто боится попробовать психоделик. Ну, или такое понятие, типа, прослойка интеллектуальных наркоманов, ну которые употребляют не просто так, а из ВЫСОКИХ побуждений добраться до ВЫСОКИХ мыслей. Вот мои друзья такие, они умные и разные, я бросить их никак не могу. Хотя это всего лишь болезнь. Так вот, люди, с которыми я тесно, так сказать, связана на данный момент, все — носители этой болезни. Сейчас период обострения. Чёрт, как я всё это ненавижу! Эти мысли рвут меня на кусочки.

Моя покрасневшая после вчерашних приключений задница, просто разрывается от боли. И почему все наркоманы так любят анальный секс, чёрт их дери?

Вообще-то, я считаю себя теоретиком в наркомании. Я знаю много историй об этом и могу сколотить неплохой анализ из своих данных, но над моей глубиной всегда стоит лень.

Моя теория

У каждого человека есть какие-то жизненные принципы, его собственные правила. А у меня есть точка зрения и подкрепляющая её теория. Эта теория касается противоположного пола.

Во всяких пособиях по сексу, например, написано, что женщину возбудить гораздо сложнее, нежели мужчину. Да и вообще, чтобы это сделать, нужно затратить много сил и времени. Но даже если самая «гнусная часть работы» проделана, то не факт, что женщина кончит. Если она не получила долгожданный оргазм, то (написано там) нельзя говорить об этом партнёру, потому что он будет чувствовать свою сексуальную несостоятельность, да и женщину посчитает фригидной.

Я же думаю, что лучше бы у этих вонючек не стояли и отвалились. Большинство мужиков думают, что женщину возбуждать и вовсе необязательно, а на отсутствие у неё оргазма им откровенно насрать.

Я, например, полагаю, что проблемы сексуального характера — это не женская участь. Вы хоть раз пробовали сказать мужчине, что у вас не было оргазма и обговорить с ним почему? Наверное, нет. А я пробовала. У них начинается истерика. Они считают, что их член — это отдельный организм, что когда член кончает, они ничего сделать не могут, а отсутствие у тебя оргазма — это исключительно твоя вина.

Сколько я знала мужчин! Они все были разными. Хорошо и плохо пахли, при деньгах и на мели, наркоманы и трезвенники, спивающиеся и бросающие пить. Но почти всех объединяло одно — проблемы в сексе. У них либо не встаёт, либо постоянно падает, либо у них рвутся уздечки, либо они не кончают по полтора часа, либо кончают сразу, как только входят в тебя.

И я знаю, что нет фригидных женщин, нет ни одной женщины, которая самостоятельно не получила бы, ну, хоть один оргазм. Просто мужики импотенты. Ты попробуй, попроси его использовать насадку для члена во время секса, и он взорвётся криками, что у него и так отличный размер. Я ненавижу мужиков.

Эволюция

Сегодня я пришла к такому выводу — эволюция движется в обратном направлении. То есть люди скоро станут обезьянами, а животные, которых мы так старательно пытаемся истребить, дойдут в процессе развития до динозавров.

Сегодня полнолуние, и луна такая яркая! Поэтому огромные мохнатые комары в чёрных шкурках меня не донимают.

Делаешь минет своему любимому, и разные мысли посещают тебя. Во-первых, всякие пошленькие частушки, во-вторых, размышления о политической ситуации в стране; ты пытаешься отвлечься, потому что знаешь, что сегодня тебе ничего не перепадёт — у тебя месячные. А он начинает надрывно стонать. Это тебя, естественно, заводит. Твои мысли: если он начнёт двигать тазом и положит свою маленькую сильную руку тебе на голову, чётко надавливая на неё, ты кончишь. Но как чаще всего бывает у мужчин — он кончает, а ты остаёшься лишь объектом.

Это, конечно, не главное. Главное — то, что «ищущие» девушки любят очень сильно, они дорожат чувствами и берегут доверие. Никакой нелепой эрекции.

Ты сидишь в ванной, потому что тебя сегодня никто никуда не позвал (не пригласил). В ванной «домашней» девочке делать нечего. Она бреет наголо лобок, рассматривает внимательно свой клитор, проводит аккуратно по нему пальчиком. Волна предстоящего экстаза слегка омывает всё её существо. Девочка берёт душевой распылитель и направляет струю воды на свои половые органы, которые кажутся ей очень красивыми и возбуждающими. Пальцами она зажимает струи, вытекающие сбоку, чтобы сосредоточить основной поток воды в центре, из которого он более тяжёлыми каплями попадёт на её клитор. Пальцем другой руки она стимулирует влагалище. Ей не хочется останавливаться. Долгожданный оргазм. И опять куча мыслей. Ты понимаешь всю ничтожность своего «я». Никто не хочет тебя взять и, грубо говоря, оттрахать. Оттрахать жёстко, по-настоящему!

Только что у тебя во рту был нормальный такой член, а теперь ты тупо дрочишь в ванной. Как низко!

Прекрасное одиночество. В нём можно намочить ноги, можно искупаться, можно тонуть. И практически каждый вечер, когда я невольно начинаю ждать возвращения своих светлых мыслей, наступает ночь. Я сижу на балконе, курю дурь, смотрю на деревья. Господи, как же они красивы! Какого чёрта они так красивы! Эти тихие летние ночи — они так одиноки! Листик на дереве не шелохнётся! Мне хочется орать, чтобы разорвать эту гробовую тишину, нарушить это спокойствие.

Но эти ночи ещё и хитрые. Вы думаете, они только летом появляются? А я видела такую ночь зимой, в декабре. В городе, где тоже есть море. Было 4 часа утра, я не спала. Со мной рядом был человек, которого, как мне казалось, я любила. Я подошла к раскрытому окну. Третий этаж — это совсем невысоко. На меня повеяло предрассветной прохладой. Ветерок холодный, а улицы ещё не покинула осень. И опять эти зачаровывающие листья, опять это спокойствие и лёгкий морозный полурассвет. Я подкурила сигарету и подумала, что я рада, что живу так, как живу сейчас. Это было счастьем. Вот как умеют обманывать эти ночи.

Шалу

«На улице шёл проливной дождь. Я помню выражение лица Кирилла, когда он говорил, что торопится: полное равнодушие. Он сливался с этим дождём, он был похож на него. Словно его брат — близнец. Какая жестокость, какая беспощадность. Он раскрыл свой чёрный зонт и пошёл. Я стояла на пороге, в моей голове была лишь одна, ничтожная по своим размерам мысль: как же я хочу броситься за ним в этот дождь, без зонта, в комнатных тапочках, в тонюсеньком халате. Мне плевать. Я готова была броситься за ним в этот проклятый дождь только для того, чтобы хоть на секунду коснуться его руки.

Мелькали огни проезжающих машин. Я вспомнила один из наших с ним вечеров. Мы тогда нюхали амфетамин. Кирилл всегда знал, что мне нужно, точнее сказать, что необходимо для моего перед ним откровения. Он знал как мне больно, но он получал удовольствие только, когда делал мне ещё больнее. И я невольно открыла ему всю себя, рассказала о своих фантазиях. Я хотела, чтобы он меня знал! Всю. Такую, какая я есть. Хотела, чтобы он увидел меня как-то по-особенному. Но ему было не интересно. Он, знаете, расписал в подробностях как он трахал мою старую знакомую. Кирилл говорил, что она отлично сосёт, понимаете? Я просила его, чтобы он меня изнасиловал — не понарошку, а в действительности, а он мне выдаёт такую историю. Я хотела умереть. Я вспомнила эту шлюху, она такая ничтожная, пропитая наркоманка, уродина. И Кирилл давал ей в рот, потому что ему нравилось, как она это делает. Этот красивый член, которым я часами могла бы любоваться, мой любимый член, этот член я возненавидела мгновенно.

Но самый смак боли не в том, о чём я говорю сейчас. Боль имеет несколько свойств. Одно из них — это недостаток её в повседневной жизни. Ты многое терпишь, закрываешь на что-то глаза, игнорируешь. Боль не в том, что я делила Кирилла с этой девкой, и, скорее всего, с другими, о которых я никогда не узнаю; и даже не в том, что я понимаю — у него есть та единственная (как принято говорить). Боль в том, что я не могу представить, с кем из нас всех, этих женщин, которые сходили по нему с ума, с кем из нас он был наиболее откровенен, кого из нас он нежнее целовал. Кого он гладил по волосам? Какая одежда на нём была в эти моменты? Стонал ли он, когда кончал с ними, с ними всеми? Или он вёл себя с нами всеми одинаково? Вот, где прячется настоящая боль».

Лия: Шалу

Все называли её Шалу. В наркоманских движениях, которые я пока помню, она была всегда. Знаю, что Ренат частенько брал Шалу с собой на разборки с чёрными, которые, по неизвестным никому причинам, очень уважительно к ней относились.

Мне она почему-то напоминала львицу. Роскошные волосы, белая кожа, длинные ногти на тонких, но сильных руках. Шалу всегда была опрятно одета. С ней было приятно поговорить. Иногда она казалась мне глупой, но только из-за её серьёзного отношения к любому делу. Уж если что-то попало ей в голову, то оно из неё не выйдет, пока проблема не решится, точнее она её не решит. С другой стороны, я понимаю, что люди её не знали. Она была так непроста. Но порой Шалу не хватало какой-то движущей силы, какого-то толчка. Ей всегда хотелось делать всё наоборот, так, как не сможет никто другой, но выходило всё иначе, она становилась похожей на всех.

И часто мне казалось, что она даже может умереть от тяжести своих переживаний. Она никак не могла найти свой путь.

Тяжело быть настолько заблудившейся. Я уверена, что ей просто слишком хотелось жить. Жить счастливо и по-настоящему. И у неё это получалось, пусть не всегда так, как желала душа. На это иногда уходит слишком много сил, вы и без меня это знаете. И когда внутренний потенциал сам себя исчерпывал, она обращалась к наркотикам.

Мы провели в угаре немало ночей. И в такие моменты друг друга даже слишком понимали. Я бы сказала, что каждый человек, покуривающий время от времени травку или гашиш, употребляющий яркие таблетки и порошочек, знает, чего он ждёт от этого. Так, в нашем случае, мы делали это с восстановительной целью. Ты переживаешь какой-либо момент в жизни, но не всегда получается прочувствовать своё состояние в это время. Ты постепенно становишься эмоционально опустошённым. И чтобы такая дрянь не происходила, нужно вернуться в те моменты заново, осмыслить их и пережить. Вот мы с Шалу были такими. Мы восстанавливали своё духовное состояние, переносили его на новый уровень, так сказать. И я с уверенностью говорю, что мало людей вокруг, которые готовы построить разговор в такой глупой манере: я говорю — ты говоришь. Никакого обсуждения проблемы. Только обмен информацией. Только переживания. Слёзы. И ничего больше, судей среди нас нет, это наивысшее понимание. И как нас это сблизило.

Да, это было здорово. Когда мы сидели на моём балконе, разговаривали до утра, периодически замолкая, чтобы вглядеться в ночь. А потом ложились спать с взаимной мыслью, что на сегодня нам уже не о чем поговорить. Как здорово. Как здоровоповторять это слово без конца, ведь оно так кстати здесь.

В последнее время мы редко виделись, я была занята какой-то ерундой. Я заходила к ней на работу, чтобы предварительно попрощаться. И то, что услышала, поразило меня. Она сказала мне «Спасибо». Спасибо за то, что никто никогда не смотрел на неё так, как смотрела я.

И хочу воспользоваться этой бесценной возможностью — сказать ей спасибо от себя. Спасибо ей за то, что она сказала мне однажды: «Я люблю тебя за то, что у тебя на душе никогда не бывает спокойно». Эти же слова я когда-то повторила Каю. Спасибо ей за то, что написала мне это сообщение: «Сижу в позе лотоса на кухонном столе. Вживаюсь в одиночество. Тут вроде и неплохо. Но нет удовольствия, какой-то мимолётной радости».

Мы с ней с одной сутью внутри, какими бы мы не были разными в поступках и разговорах, наши «я» одинаковы. Таких фраз я слышала немало от разных людей, но ни с кем не была похожа, да и с Шалу тоже, но она меня понимает, она умеет находить во мне то главное, что так притягивает мимолётных людей, ведь оно есть на поверхности, оно заманивает, но дальше не пускает, чтобы зайти глубже, сильнее, стать единым, а со мной так можно, правда! Но все боятся, они трусливые и одинаковые, а я просто так тоже ведь не пущу, даже если душа будет приказывать. И они убегают или злятся. А она не испугалась, она прошла до конца, медленно, оглядываясь и вздыхая, и когда она в разговоре упомянула настоящую «меня», я дала ей всё. Я увидела, что она знает! Но и это не главное. Я в эту же секунду сама рассмотрела её и направилась вглубь, и теперь я тоже знаю. Она помогла мне с помощью меня же познать её. И она прекрасна. Я люблю тебя, Шалу.

Лия

Молочная плацента

Мужчины меня нянчат. Каждый как умеет. От 17 до 60. Все меня любят.

«По фарфоровым венам течёт растопленный фруктовый лёд. Осень обволакивает меня всю», — такие мысли были в голове, когда после очередного отрыва я прогуливалась по парку, наступая на опавшие листья. Я повсюду чувствовала запах молока. И вкус этой белой жидкости меня просто преследовал. Молоко было снаружи, в этой парной осени я купалась, хотя знала, что это иллюзия. Белый, девственно-белый порошок помогал начинать мне безрадостные дни. Внешне всё было так чисто, но внутри моё сердце разорвано, в груди зуд, подобный по ощущениям молочнице, когда хочется чесать поражённое ядом место, раздирая плоть до крови. И молоко, как крем от ожогов, смазывает стенки непроглядной пустоты.

Я постоянно пила молоко. Я чувствовала, что на пути к перерождению, сейчас, как ребёнок, беспомощный, способный выжить только благодаря молоку. Оно было везде, оно и только оно, окружало меня. Это была молочная плацента.

И есть интересная вещь. Жизнь. Дорогие сердцу моменты, лица дорогих тебе людей, даже любимый город. Каждая картинка в голове проходит несколько стадий. Сначала — начинаешь скучать, тебе не хватает этогокак воздуха. Потом — воспоминания. Они мешают спокойно есть, пить, спать, смотреть в окно, слушать музыку, курить, пить кофе. Везде что-то об этомнапоминает. Третья стадия — паника, когда понимаешь, что этоне вернуть, не знаешь, куда деть себя. По секрету — каждая из стадий увеличивает дозу. Организм требует всё больше и больше порошка. Потом ты на какой-то момент глубоко вздыхаешь, всё-таки веря в изменения. И ты получишь это. Но тут приходит вторая волна. Если уже подходишь к этому, советую запасаться порошочком, новыми CD (на улицу вряд ли выйдешь, а если и выйдешь — твоей компанией будет плеер) и, конечно, старой доброй травкой. Настал час самой мерзкой стадии. ОСОЗНАНИЕ. Ты понимаешь, ясно как никогда, в какой ты всё-таки глубокой жопе. Согласна, звучит грубо. Зато все понимают, о чём идёт речь. И, наконец, это тоже проходит. Количество порошка уменьшается. Тебя отпускает, друг мой.

Но любовь — те же наркотики. Как и наркоманы, любящие люди больны. Теперь тебе не вылечиться. Поприветствуйте — последняя стадия, которая вряд ли закончится. Она будет прогрессировать в голове постоянно. Стадия — скука по воспоминаниям. Всё сотрётся, картинки перестанут быть яркими, они станут сепией; ветер перестанет приносить обострение памяти, запахи и звуки не будут вызывать из прошлого ассоциации. И ты будешь готов сожрать весь порошок мира, втереть его в глаза, пустить по вене, нюхать, сжигая слизистую до алой крови только ради нескольких секунд в твоей голове, чтобы увидеть его ласковое лицо.

Я в этой прекрасной осени одна, среди жёлтых листьев, маленькие символы смерти. Я постоянно пью молоко, литрами. Это всё детство. Это прямая дорога к моему очищению. Я могу сказать одно, твёрдое нет, но не хочу. Мне нравится осень. Этой осенью я загадала тебя. И ты рядом. И молоко, опять молоко. Перерождение. Кай, всё лишь для тебя.

Ева

Когда ты пробуешь наркотики впервые, ты думаешь, что потом попробуешь еще раз, чтобы понять это состояние и больше к ним не притронешься. Но люди, знающие, тебя предупреждают, что потом захочется попробовать что-то посильнее, а ты отпираешься и говоришь, что это не про тебя. Больше — ты можешь сказать, что это полный бред и неправда, а почему? Потому что это бред и неправда. Так и есть. Просто с другой стороны. В течение нескольких месяцев список испробованных веществ у тебя растет, и ты вкупаешь, что кто-то был прав, этот кто-то — не ты. Тебя охватывает ужас и паника. Ты решаешь остановиться, вроде как во имя будущего. Но ты еще не понимаешь, что твое будущее — наркотики.

С понедельника до пятницы ты воздерживаешься, но обязательно кто-нибудь позвонит тебе в субботу вечером и попросит помочь что-нибудь достать. Признайся себе сам — что ты чувствуешь?.. Да, это радость, возбуждение. Ты грёбаный нарк, за десять минут натягиваешь джинсы, свитер, одеваешь очки. «Такси!!!»

И вот ты на чьей-то квартире под кайфом. И ты осознаешь, как хреново обстоят твои дела. Это замкнутый круг — можешь мне поверить.

Самое страшное то, что сейчас я не имею в виду ни героин, ни кокаин, хотя второй гораздо безобиднее. Был у нас такой анекдот: «Кокаин не вызывает привыкания. Я употребляю его уже в течение восьми лет и могу сказать это с полной уверенностью».

Когда я была маленькой, ещё школьницей, нам на уроке безопасности сказали, что любое, что приводит к изменению состояния сознания, вызывает привыкание, даже конопля. Мы всем классом смеялись тогда. А сейчас я не могу точно назвать тот момент, когда поняла, что сижу на траве. Конечно, это не порошок, но если я не курю, скажем, около двух недель, то это воспринимается мной, так, будто я бросила. И чувствовала прилив сил, думая, что я завязала. Но в субботу приходит Дёма, мы идём нюхнуть порошка в туалет торгового комплекса, который находится в самом центре города, где куча людей в форме самых разных расцветок. И мы уже даже не боимся. Точнее мы боимся, но нам надо принять дозу.

Когда я училась на первом курсе, я познакомилась с замечательным человеком. Он предложил мне пойти, как он это называл, взорваться скоростью. К его другу. До этого дня я редко прикасалась к такому дерьму, бывало, что и раза 3 в год. И когда мы уже были навеселе, его друг сказал: «Как же долго я этого ждал». И я спросила:

— Это сколько?

И он ответил:

— Две недели.

— Ничего себе, я полгода не употребляла ничего.

И замечательный человек ответил: «Поверь мне, две недели, это очень долго».

Сейчас я понимаю эти слова, две недели, это огромный срок. В общем, всё в красках. С тоном только осталось определиться: яркий, серый или чёрный цвет? Хотя разницы, по сути, никакой нет. Это всё наркотики. Спорьте, сколько угодно, каждый считает по-своему.

Наркотик в невыносимые минуты твоей жизни говорит: «Вот, бери, я дарю тебе жизнь. Новую жизнь. Ты её принимаешь, наслаждаясь каждым мгновением, думая, что всё изменилось в лучшую сторону. Но самом деле, наркотик кое-что от тебя утаил. Он не говорит, что заберет взамен. Через некоторый временной промежуток он забирает твою жизнь себе. И ты начинаешь жить ради наркотика. Твоя жизнь, которую ты так хотел спасти, превращается в ничтожное существование. И как я могу говорить об этом серьёзно?

Кирилл

Отпустило, и всё стало таким бессмысленным. Эмоции и разговоры становятся пустыми. Ничего не хочется, если только замотаться в одеяло, уткнуться в подушку и пускать слюни. От такого времяпрепровождения личной пользы будет гораздо больше, чем от всяких нелепых ситуаций, когда ты звонишь своей бывшей, с которой вы, вроде бы, до сих пор друзья, приглашаешь её затолкаться суши и прогуляться. Вам обеспечен вечер такой-то: она будет много тарахтеть про работу, друзей, про то, какая она всё-таки несчастная, потом она расскажет, какую шмотку купила на прошлой неделе, а ты будешь сидеть, открыто смотреть по сторонам и зевать. В итоге, как припадочный, ты полетишь на такси в другой конец города (а если понадобится — и страны), чтобы достать чего — такого, ну, вы понимаете. Боже! А мои друзья! Ведь если бы нас не связывали наркотики, мы и не общались бы, скорее всего.

Приезжаю к чёрту на кулички, беру долгожданную смесь, с чувством полного самоудовлетворения разваливаюсь на сиденье, достаю телефон и звоню Шалу. Не отвечает. Уже, наверное, спокойно спит в своей постельке, а тут я, раздавленный и помятый, с немытым членом, липкими волосами, но с пакетиком порошка. Последний факт отбрасывает весь негатив предыдущих. Я решаю принять немного и позвонить ещё раз.

— Алё. — Господи! Как она это произносит! Своим тоненьким голоском, я представляю её маленький ротик, как она улыбается моему звонку. Можете не верить, но мне и самому больно её обижать, но ничего не могу с собой поделать. Она создана для того, чтобы её трахали, она невероятно приятная! Всё её тело просит тебя: «Скорее». И голову не надо терять. При этом понимаю, что я в таком виде не стою даже её взгляда, но имею право этим обладать тогда, когда мне угодно. И от этого у меня жужжат в заду трепет и самолюбие. Поэтому всё так происходит. Я не звоню сам, не отвечаю, если звонит она, происходит так часто, а потом, когда мне становится невероятно дерьмово, я знаю, меня поймёт только Шалу, я бросаю всё, забываю о работе, гордости и мчусь к ней. И главное — она всегда рада мне. Когда такси подъезжает, я вижу, что она уже традиционно прогревает машину, я, как полный идиот, плетусь к ней с потрёпанной белой розой, она берёт её в руки, громко, с визгом смеётся и закидывает голову вверх, закрывая при этом глаза. Уезжаем. И пусть завтра, после обеда, мы опять окажемся в одиночестве, каждый в своём, сейчас мы дарим друг другу счастье, пусть и призрачно навеянное на нас амфетаминовой пылью.

Лия и Кай

Письма осенней волшебницы, или Дневник феи