Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы Валентинов Андрей
– Ты что? – Степа сочувственно покачал головой. – Во гады! А дед твой, он кто – тоже революционер был?
– Сади Карно был Президентом Французской республики, – пояснил Валюженич, после чего у Степы отпала всякая охота расспрашивать дальше.
– Ладно, – прервал молчание Карно. – Поехали все же ко мне. Мой будет рад с тобой познакомиться. Не волнуйся – он не президент Франции – всего лишь сенатор.
С точки зрения Степы немногим лучше, но он вежливо промолчал, а затем выразительно поглядел на Тэда.
– Мы зайдем к тебе завтра, Шарль, – понял его Валюженич. – Сейчас у нас со Стивом есть важное дело…
– Ну конечно! – возмутился Карно. – Сейчас вы будете разглядывать находки из Шекар-Гомпа! Я всегда знал, что американцы бесцеремонны, а русские – те же американцы, только голодные и небритые…
Тэд проигнорировал эту шовинистическую реплику, после чего Шарль распрощался и укатил вместе с молчаливым Огюстеном, категорическим тоном заявив, что ждет их завтра к пяти.
– Вот его бы в Шекар-Гомп!.. – не без злорадства заметил Косухин, проводив взглядом наглого буржуя.
– Шарль прекрасно дерется, – возразил Валюженич. – Он уже собирался ехать мне на выручку, но я вовремя дал телеграмму из Морадабада…
– И все одно – буржуй! – рассудил Степа. – Ладно, Тэд, рассказывай…
Валюженич взглянул на Степу как-то странно и нерешительно проговорил:
– Понимаешь, Стив, кое-то случилось…
– Как? – обомлел Степа. – Чего ж ты молчал, не писал? С кем случилось? С Наташей?
– Ну…
Валюженич начал говорить, но Степа то и дело был вынужден останавливать приятеля. Понимать Тэда стало сложно. Без Шарля Карно таинственная сила, позволявшая разбирать чужую речь, сразу ослабла.
– Я не пил сома дэви, – пояснил Валюженич. – Тут нужен тот, кто овладел этой силой – как мистер Цонхава, или Шарль…
Наконец Степа как-то приспособился, и смысл сказанного стал вновь понятен. Тэд прямо с вокзала доставил Наташу на улицу Гош-Матье и сдал с рук в руки господину Карлу Бергу, а на следующий день девушке стало плохо – приступ какой-то странной болезни свалил ее в первую же ночь после приезда в Париж.
– Я не писал вам, – вздохнул Валюженич. – Вы были с Ростиславом далеко. Помочь – ничем бы не помогли… Сейчас ей лучше, но… Стив, она ничего не помнит! Понимаешь – ничего! Амнезия!
– Что? – Косухин подумал было, что он вообще перестал понимать Тэда. Тот напрягся и заговорил по-русски:
– Амнезия – то колы человек все забывать. Травма мозкова, то… понимаешь?
– Да говори по-английски! – прервал Косухин. – Только медленно…
– У нее было что-то вроде воспаления мозга. Врачи говорят, что это результат нервного потрясения. Когда Наташа пришла в себя, то забыла все, что было с ней за последний год, после того как она уехала из Парижа. Сейчас она здорова – но меня не помнит. Я говорил с ней…
Тэд замолчал, Косухин же все еще не верил. Амнезия – он слыхал о таком, но какая-то странность была во всем случившемся. Нервное потрясение? В Шекар-Гомпе и позже, в Индии, Наташа была спокойна и даже временами весела – куда веселее его самого. Если бы с ней и вправду было что-то не в порядке, это заметили бы сразу – или после, на пароходе…
– Меня просили не встречаться с нею, – продолжал Валюженич. – Я видел ее потом пару раз издалека – вместе с этим Сен-Луи…
Тон, которым было произнесено имя Наташиного жениха, был настолько недвусмысленным, что Степа взглянул на Тэда – и понял если не все, то многое. В душе шевельнулось какое-то неведомое доселе малоприятное чувство.
– Вот так, Стив, – вздохнул американец. – Прежде чем поедешь к господину Бергу, ты должен это узнать. Меня просили передать всем, кто был с Наташей эти месяцы, чтобы они ей ничего не рассказывали. Врачи считают, что это опасно…
Косухин не ответил. Наташа все забыла! Иркутск, кошку Шер, штурм дома на Трегубовской, серых тварей, обступивших старую церковь, взлетевшую в небо стрелу «Мономаха», Шекар-Гомп… Это казалось невероятным и страшным.
– Наверное, ее психика не выдержала, – тихо проговорил Тэд.
– Психика, чердынь-калуга! Искалечили человека!.. – буркнул Степа и вновь умолк, не желая покуда углубляться в обсуждение этой новой, неожиданной беды. – Ладно, понял… Тэд, а этот Карл Берг – как он тебе?
– Оу, мистер Берг – важный человек! И очень мрачный…
– Важный, – повторил Косухин. – Стив, а о Николае… О моем брате. Ты… Не спрашивал?
– Хотел, но затем вспомнил все эти ваши игры в секретность…
– Да, – кивнул Степа, вставая. – Ты прав. Сам спрошу.
Косухин хотел ехать на улицу Гош-Матье сразу, но Тэд уговорил подождать, пояснив, что Берг днем обычно уезжает по своим научным делам и застать его можно лишь вечером. Степа согласился, Тэд поймал такси, и они отправились на левый берег Сены, где в небольшой квартирке на шестом этаже огромного нового дома обитал археолог.
Квартира Тэда была завалена книгами, кипами исписанной бумаги и, разумеется, всяческими «артефактами» – от уже знакомых Степе тибетских рукописей до ржавого оружия и даже чучела крокодила, выкрашенного отчего-то в желтый цвет. Особенно много было в квартире всяческих идолов, мелких, но весьма жутковатого вида. В углу были свалены несколько кирок, лопаты и дюжина ножей.
Все это показывалось Степе с соответствующими комментариями. Косухин качал головой и напряженно думал, является ли наука «акэолоджи» полезной для мирового пролетариата – или бедняга Тэд по классовой несознательности посвятил жизнь очередной буржуйской глупости.
…Несмотря на все уговоры, Косухин решил ехать к Бергу сам. В конце концов Валюженич сунул Степе несколько десятифранковых бумажек и, вырвав из блокнота листок, аккуратно написал по-французски два адреса – Карла Берга и собственный, дабы Степа мог показать их таксистам. Ясное дело, пользоваться необычным даром в присутствии посторонних не стоило, и Косухин решил общаться в городе, как и полагалось иностранцу, жестами и мимикой. Валюженич вновь поймал такси, Косухин смело бросил «бон суар» в ответ на приветствие шофера и сунул тому бумажку с адресом Берга.
Улица Гош-Матье оказалась почти полностью застроенной двух– и трехэтажными особняками с решетчатыми металлическими оградами, из-за которых выглядывали зеленые кроны высоких каштанов. Дом, в котором обитал Карл Берг, был им под стать – двухэтажный, с нешироким фасадом, узкими, под старину, окнами и высоким крыльцом. К удивлению Косухина, в окнах не было света, хотя в соседних домах уже горело электричество.
Отпустив авто, Степа секунду постоял в нерешительности, сообразив, что полностью безоружен и суется к неведомому ему Бергу без всякой разведки (не считать же разведкой визит Тэда!). Он мотнул головой, отгоняя странную неуверенность, взбежал по ступенькам и уже поднял руку к электрическому звонку, как вдруг знакомая волна холода охватила его. Пальцы онемели, кровь застучала в висках, и тихий, еле уловимый голос позвал:
– Косухин… Косухин… Косухин…
Степа отдернул руку, быстро оглянулся, но на улице ничего не изменилось. Дом был тих и спокоен. Косухин потер ладонью лицо, вновь оглянулся и решительно нажал кнопку звонка.
Дверь долго не открывали. Степа хотел позвонить вновь, но внезапно створка распахнулась, и на пороге возник человек в черном смокинге. Пустые холодные глаза уставились на Косухина без всякого выражения, безразличный голос произнес: «Мсье?»
– Я… Мне к господину Бергу, – рубанул Степа, решив, что здесь должны понимать по-русски.
Человек в смокинге не двигался. Степа машинально окинул взглядом крепкую фигуру, заметив, что одежда незнакомца на левом боку подозрительно оттопыривается.
– Передайте – я Степан Иванович Косухин, – вновь заговорил он, с сожалением подумав, что кроме расчески иного средства защиты с собой не захватил.
Дверь закрылась. Потянулись минуты ожидания. У Степы мелькнула недостойная мысль улизнуть, пока есть еще время, но он не дал этой мысли разгуляться, дождавшись, пока дверь вновь отворилась. Тип в смокинге окинул гостя все тем же равнодушным взглядом пустых глаз:
– Заходите, сударь.
На этот раз он говорил по-русски.
Степа вошел, оказавшись в полутемной прихожей, завешенной почти неразличимыми в полумраке картинами. Из темноты появился еще один тип, как две капли воды похожий на первого: тот же смокинг, тот же равнодушный взгляд, тот же револьвер на боку, разве что ростом повыше и в плечах пошире.
– Прошу за мной, сударь, – проговорил первый и направился вглубь дома. Косухин с самым невозмутимым видом последовал за ним. Второй смокинг пристроился сзади.
В коридоре было темно, но откуда-то сбоку лился неяркий свет. Идти приходилось с осторожностью, чтобы не наткнуться на комоды и шкафы, загромождавшие проход. Провожающий стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж. Тот, что сзади, не отставал, и Косухин чувствовал себя не особо уверенно, утешаясь тем, что в каждом доме свои порядки. Может, этот Берг налетчиков боится?
Поднявшись по лестнице, Степа оказался перед высокой дверью. Первый смокинг неслышно приоткрыл ее и кивнул:
– Вас ждут…
В комнате было темно, хотя и не так, как в коридоре: в окно лился неяркий вечерний свет. У окна стоял огромный стол, слева и справа застыли, поблескивая стеклами, высокие, до потолка, шкафы, скрывавшие ряды книг, на полу лежала медвежья шкура. Стол был заставлен странного вида приборами, о назначении которых Степа не мог и догадываться. Там же лежал большой старинный фолиант, раскрытый приблизительно посередине.
Берг стоял у окна – огромный, высокий, широкоплечий. Налитое силой тело обтягивал такой же черный смокинг, как и на других обитателях этого странного дома. Когда он обернулся, Степу поразило лицо – необыкновенно бледное, словно Наташин дядя страдал малокровием или пользовался пудрой. Черные глаза смотрели спокойно, без малейшего удивления.
– Господин Косухин? Прошу садиться. Чем могу служить?
Голос у Берга оказался под стать фигуре – громкий, басовитый, и даже негромкий тон не мог скрыть его мощи.
– Я… – начал было Степа, присаживаясь на высокий, с резной спинкой стул.
– …Насколько я знаю, знакомый Натальи Федоровны, – прервал его Берг. – Как сообщил мне господин Валюженич, вы были вместе с нею в Индии. Благодарен вам, сударь, за внимание, но должен сообщить, что Наталья Федоровна нездорова, поэтому ваш визит представляется излишним. Напоминания о пережитых страданиях не пойдут ей на пользу…
Косухин сидел, сжавшись в комок. Берг подавлял, его огромная фигура нависала горой, и Степа чувствовал себя крайне неуютно, словно и в самом деле в чем-то провинился.
– …Поэтому, сударь, еще раз благодарю за внимание к нашей семье и на этом прошу завершить свой визит.
– Ну, это я понял, – Степа наконец-то собрался с силами и встал. – Только у меня к вам еще одно дело…
Берг никак не реагировал, всем своим видом показывая, что пребывание гостя в его кабинете и так затянулось.
– Какое же дело, сударь? – теперь голос звучал громче, в нем чувствовалось раздражение.
– Рцы, мыслете, покой, – рубанул Косухин, вспомнив странный пароль, который когда-то услыхал посреди утонувшего во тьме кладбища. – Я по поводу «Мономаха»…
Берг секунду-другую молчал, затем медленно опустился в огромное кресло. Темные глаза смотрели на Степу не мигая, но в этом взгляде по-прежнему не чувствовалось ничего, даже легкого любопытства.
– Какое отношение, сударь, все это имеет к вам?
– Я брат полковника Лебедева.
Черные глаза на миг вспыхнули, но в них и теперь не было любопытства – в них горел гнев.
– Значит, вы – Косухин, комиссар Челкеля? Забавно…
«Интересно, а за кого он меня раньше принимал? – удивился Степа. – Ведь я же, чердынь-калуга, сразу назвался!»
– В таком случае попрошу вас немедленно покинуть этот дом. Я не приемлю теории и практики господ большевиков. Вы и вам подобные – хуже чумы! Уходите!..
– Я уйду! – Степан старался говорить как можно спокойнее, но теперь уже проняло и его. – Но сначала вы сообщите мне, господин Берг, что случилось с моим братом!
– У меня нет сведений о полковнике Лебедеве, – тихо и как-то устало проговорил Берг. – Ни он, ни господин Богораз не выходили на связь. Тускула молчит. Это все, что я могу вам сообщить…
Степе показалось, что в комнате внезапно стало совсем черно. Николай не вернулся!..
– Хотя и не разделяю ваших политических симпатий, все же считаю своим долгом выразить свое сочувствие. Надеюсь, все же, что господин Лебедев еще выйдет на связь, и вы сможете встретиться с братом…
Тон был ледяным, и Степе стало еще тяжелее. Берг стоял у стола, огромные руки лежали на раскрытой странице древней книги, и вдруг Косухин заметил: на указательном пальце Берга тускло сверкнул большой тяжелый перстень. Хозяин дома уловил его взгляд – рука исчезла за спиной. Впрочем, эту мелочь Степа приметил лишь мимоходом. Он все еще не мог осознать случившегося – брат не вернулся.
– Я… хочу… Я вам не верю! У вас должна быть система связи! Этот… «Пространственный Луч»! Вы должны знать, что случилось с «Мономахом»!
– Я не обязан отвечать на подобные вопросы, но, если настаиваете, объясню. Связь с «Мономахом» велась с земли – с полигона Челкель. Из того, что мне успела рассказать Наталья Федоровна, я понял, что рубка управления взорвана и связь, естественно, прервалась. Установка, о которой вы упомянули, должна заработать в случае благополучного прибытия «Мономаха» на Тускулу. Одно из двух: или господину Богоразу не удалось наладить ее, или случилось нечто худшее. Нам с вами, господин Косухин, остается лишь ждать.
– Ладно, – Косухин мотнул головой. – Буду ждать. А сейчас я хочу видеть Наташу… Наталью Федоровну. Я должен знать, что с ней все в порядке.
– Я уже говорил вам, сударь!.. – посуровел Берг.
– А я уже слышал! Я ничего не буду это… напоминать. Познакомьте нас, будто я ваш гость и все. Хочу увидеть, что она здесь и жива.
Берг на мгновение задумался, затем нажал кнопку вмонтированного в крышку стола электрического звонка. Дверь кабинета бесшумно растворилась, на пороге возник тип в смокинге.
– Где сейчас Наталья Федоровна?
– Они с господином Сен-Луи собираются в театр.
– Пригласите…
Косухин повернулся к двери и замер. Минута, другая – и вот в коридоре послышались быстрые шаги. Во рту у Степы пересохло. Секунда – и Наташа уже была в кабинете. На ней оказалось роскошное вечернее платье, на шее сверкало большими камнями колье. Девушка ничуть не походила на себя прежнюю. Встреть Косухин такую – то и не оглянулся бы. Обычная дворяночка…
– Что случилось, дядя? Добрый вечер, сударь!…
Последнее, естественно относилось к Степе. Сказано это было так, словно в кабинете Карла Берга появился новый предмет мебели.
Между тем в кабинет вслед за Наташей вошел невысокий брюнет с пухлым брюшком и весьма заметной проплешиной. Вид у него был сонный и одновременно высокомерный, особенно после того как его взгляд упал на гостя.
– Прошу знакомиться, – спокойно, но с еле заметной иронией бросил Берг. – Господин Косухин, наш гость из Большевизии. Моя племянница Наталья Федоровна. Гастон де Сен-Луи, ее жених.
– Вы из России? – Наташа поглядела на Степу с искренним любопытством и протянула ладонь, которую тот нерешительно пожал. – Вы, наверное, офицер? Мой дядя телефонировал каким-то офицерам…
Косухин сглотнул, не зная, что ответить. Между тем мсье де Сен-Луи с явной неохотой протянул руку, затем подумал – и Степа внезапно сообразил, что ему предлагают для рукопожатия два пальца.
– Гастон! – Наташа и сама заметила это, но Сен-Луи лишь улыбнулся, окинув Степу с ног до головы взглядом, в значении которого трудно усомниться. Кровь ударила в голову. Косухин тоже протянул руку – и подал Гастону один палец. Тот дернулся – и убрал ладонь, затем что-то шепнул девушке. Та нерешительно кивнула:
– Господин Косухин… Дядя… Извините, мы спешим.
Степа молчал, сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть в ответ. Уже в дверях Наташа оглянулась. Взгляд девушки скользнул по комнате, на миг остановился на Степе. Косухин вздрогнул. Если Наташа действительно собиралась в театр, то настроение ее было не из самых подходящих: в ее глазах плавал страх…
Подождав, пока стихнут шаги в коридоре, Берг выглянул в окно, а затем повернулся к гостю:
– Итак, вы убедились. Наталья Федоровна здорова, но совершенно не помнит ни вас, ни того, что было в последние месяцы. Еще раз прошу не напоминать ей об этом и, лучше всего, оставить ее в покое. Если будут новости о господине Лебедеве, я вас извещу.
«Интересно, чердынь-калуга, как это он меня известит? – думал Степа, покуда молчаливый лакей в смокинге провожал его к выходу. – Он ведь и адрес-то мой не спросил! Вот гад!»
То, что господин Берг не говорил всей правды, было ясно. Он, конечно, знал, кто такой Косухин с самого начала, иначе не стал бы беседовать с ним о «Мономахе»… Впрочем, трезво рассуждать Степа был не в силах. Пропал Николай – по сравнению с этим даже поганая рожа талантливого физика Гастона де Сен-Луи казалась обстоятельством абсолютно второстепенным.
И еще одна мысль не давала покоя. Какая-то мелочь, на которую он вначале не обратил внимания. Степа перебрал еще раз подробности встречи в полутемном кабинете – и тут его осенило. Перстень! Перстень на руке Берга! Большой серебряный, так похожий на тот, что был у Арцеулова! Но ведь Славка дал его брату перед стартом! Правда, Степа видел перстень лишь секунду, не больше, но зачем тогда Бергу так поспешно его прятать?
…Стемнело. Улица Гош-Матье была почти пустынна. Степа, плохо знавший местность, с трудом вспомнил, откуда подъехало такси, и побрел в ту сторону, надеясь выйти на более людную магистраль и там поймать авто, чтобы добраться до квартиры Валюженича. Он шел медленно, не обращая внимания на происходящее вокруг. Внезапно его внимание привлек смех: на тротуаре, возле большого черного автомобиля, стояло четверо совершенно буржуйского вида молодых людей, перебрасываясь фразами на непонятном Степе французском языке. У всех явно было превосходное настроение. Когда Косухин поравнялся с ними, один из четверки ленивым движением достал из кармана большой портсигар, вынул папироску и хлопнул себя по карману, вероятно, в поисках спичек. На лице у буржуя появилось легкое разочарование, но тут его взгляд упал на Степу. Курильщик сделал жест, понятый всем, вдыхающим никотиновый дым, без всякого перевода. Косухин вздохнул и полез в карман за спичками. Когда он поднес огонек к папиросе, то внезапно заметил взгляд одного из четверки. Тут тоже не требовался переводчик. Степа резко отпрянул назад, но поздно: курильщик отбросил папиросу, и его ладонь метнулась прямо к Степиному горлу. Косухин успел взмахнуть рукой, пытаясь задержать удар, но тут кто-то из стоявших рядом выбросил вперед руку с кастетом.
«Как мальчишку взяли!» – мелькнула последняя мысль, и все исчезло.
Глава 2. Святыни логров
Вначале он услышал гул мотора и почувствовал легкий запах бензина. Болела голова, кисти, стиснутые наручниками, затекли и ныли. Степа понял, что сидит на заднем сиденье авто, стиснутый с двух боков и лишенный всякой возможности к сопротивлению. Ноги, правда, были свободны, но в данном положении они годились лишь на то, чтобы наступить кому-либо из похитителей на мозоль.
– Поручик, он жив?
– К сожалению. Эти большевистские паскуды живучи, словно кошки.
– И все-таки – проверьте пульс.
Говорили, естественно, не на французском, а на самом обыкновенном русском языке, и Косухин горько пожалел, что напрочь потерял столь необходимую бойцу Мировой Революции классовую бдительность.
Чья-то рука легко сжала запястье.
– Как у младенца, господин капитан!
– По-моему, он уже пришел в себя, – уверенно предположил третий голос. – Взгляните господа – веки дергаются. Господин чекист, можете не притворяться!
Косухин никак не реагировал, и кто-то сильно ударил его по лицу.
– Прекратите, поручик! – голос внезапно стал злым и резким. – Не смейте бить пленного!..
Играть в прятки было бессмысленно, и Степа открыл глаза. Он не ошибся – его везли в том самом черном автомобиле. Шторки на окнах салона оказались опущены, но сквозь переднее стекло можно было увидеть освещенную фарами дорогу, вдоль которой мелькали выхваченные неровным светом силуэты деревьев.
– Очухались, ваше комиссарское превосходительство? – спросил поручик, сидевший, как выяснилось, слева. Он был молод, даже моложе Степы, но юное лицо пересекал глубокий рваный рубец.
Косухин решил не отвечать.
– Ничего, у генерала разговорится, – заметил тот, что был за рулем. – Господин капитан, разрешите мне его лично ликвидировать. Должок имеется…
– Это не ко мне, Сергей, – отозвался капитан, сидевший справа. – Никогда не занимался… ликвидацией.
– Тогда выдадим этому типу револьвер и устроим техасскую дуэль, – предложил тот, кто сидел рядом с шофером. – Извините, Виктор, это ваше чистоплюйство…
Разговор был не из веселых, но Степа заставил себя думать о другом. Эта четверка – явные беляки, видать, еще совсем недавно воевавшие против трудового народа где-нибудь на Дону или за Байкалом. И действуют они не без подсказки господина Карла Берга. Все становилось на свои места. Косухин вспомнил полный страх взгляд Наташи. Она знала, потому и пыталась намекнуть по поводу «офицеров»…
Авто резко свернуло в лес, прокатилось сотню метров по узкой просеке и выехало на поляну. Блеснул свет фар – еще один автомобиль стоял неподалеку.
– Аскольд Феоктистович ждет, – констатировал капитан. – Поспешим…
Степа мельком обратил внимание на столь редкое имя-отчество. Оно показалось знакомым, но соображать было некогда – Косухина вытащили из машины и повели навстречу выходившему из другого автомобиля высокому, худому, совершенно лысому старику. Впрочем, разглядеть внешность генерала было трудно – мешал свет горящих фар, бивший прямо в глаза.
– Вижу! – резкий сухой голос оборвал начавшего было докладывать капитана. – Вы уверены, что не ошиблись?
– Его документы, ваше превосходительство… – офицер передал Степин паспорт старику. Тот, не читая, сунул выданную в Бомбее «липу» в карман:
– Времени мало, господа. Мешок и веревки захватили?
– Так точно!
Вероятно, захватили не только мешок и веревки, но и несколько кирпичей. А может, таковые имелись поблизости, дабы надежно упокоить Степу на дне ближайшей речки.
– Что он говорил? – вопрос был задан небрежно, явно для проформы.
– Ничего, ваше превосходительство.
– То есть? – генерал, уже готовившийся уходить, резко обернулся. – Капитан, вы уверены, что не отправите на тот свет случайного прохожего?
– Да русский он! – вмешался поручик, с нетерпением переминавшийся с ноги на ногу. – Я этих комиссаришек за версту чую!
Генерал подошел поближе и взглянул Степе в лицо. Косухин не преминул усмехнуться, но усмешка тут же погасла: тот, кто смотрел на него, внезапно показался знакомым. Степа видел лысого генерала впервые, но голос, холодные серые глаза, даже брезгливая гримаса…
– Господин чекист, мои люди не ошиблись?
Генерал тоже чуял комиссаров, если не за версту, то за два шага – всенепременно.
– Ошиблись, – буркнул Косухин. – В Чрезвычайной Комиссии не состоял, – и, решив, что это может звучать как просьба о пощаде, поспешил добавить: – А вот теперь жалею!
Генерал усмехнулся – и в голове у Степы словно блеснула молния. Как же он мог забыть? Аскольд Феоктистович! Аскольд Феоктистович Богораз!
– Хорошо, – кивнул старик. – Можете приступать, господа!
– А погодь, превосходительство, – Косухин вновь заставил себя улыбнуться. – А как же это… последнее желание?
– Резонно, – кивнул генерал. – Как обычно – папироску? Или желаете «Интернационал» исполнить?
Степа проигнорировал и тон, и содержание сказанного. Если это действительно Богораз-старший…
– Вы, Аскольд Феоктистович, когда Семена увидите, то расскажите ему, как меня, чердынь-калуга, кончали. Ему интересно будет.
– Что?! – глаза генерала сузились, и Косухин понял, что не ошибся. – Что вы сказали, молодой человек?
– А вы плохо слышите? Могу повторить…
– Не дерзите! – генерал подошел совсем близко, голос упал почти до шепота. – Что… ты… комиссарская шкура… знаешь о моем сыне?
– А вам-то что? – Косухин пожал плечами. – Просто расскажите Семену. Он ведь все-таки Руководитель Проекта!..
Генерал отшатнулся.
– Кого вы мне привезли, господа? Дайте его документы!
– Они у вас, ваше…
– Ах да…
Богораз-старший вынул из кармана Степин паспорт. Кто-то из офицеров поспешил включить фонарик.
– Косухин Степан Иванович… Дворянин… Русское консульство в Бомбее… Косухин?! Постойте!..
Генерал несколько секунд о чем-то думал, затем вновь поглядел на Степу. На этот раз на его лице было заметно крайнее удивление.
– Степан Иванович Косухин?.. Господин Косухин, какое вы имеет отношение к полковнику Лебедеву?
– А у нас отчества одинаковые, – буркнул Степа.
– Я бы просил вас отвечать серьезно!..
– А я че – несерьезно? Я-то вас сразу узнал – больно на Семена похожи. А если вы действительно занимались «Мономахом»…
– Молчите! – резко прервал его Богораз и обернулся. – Снимите наручники, господа. И оставьте нас вдвоем.
Через минуту руки Косухина были свободны. Офицеры отошли к машине. Степа с генералом остались посреди поляны.
– С ума сошли, молодой человек! Название программы остается секретным!
– Ну да, конечно… – хмыкнул, не удержавшись, Косухин. – «Владимир» беспокоится!..
– Вы и о телеграмме знаете? Да, господин Берг совершил непростительную ошибку. Но это не освобождает нас от соблюдения тайны.
Он замолчал, а затем полез в карман за папиросой. Генерал, как оказалось, курил те самые черные «Галуаз», которые Степа уже успел распробовать.
– А мне можно? – не удержался он. Курить после всего пережитого хотелось до невозможности.
– Прошу вас, молодой человек… Итак, насколько я понял, вы младший брат господина Лебедева. И, если я не ошибаюсь, были в Индии вместе с госпожой Берг?
– Не ошибаетесь.
– Странно, вашей фамилии нет в списках допуска… Впрочем, сейчас это не важно. Господин Косухин, что вы знаете о Семене?
Вопрос был поставлен слишком широко, и Степа брякнул наобум:
– У Семена Аскольдовича очки с обыкновенными стеклышками. И он здорово аэропланы умеет водить.
На лице Богораза вновь мелькнула усмешка – на этот раз не ироничная, а обыкновенная – добрая, немного растерянная:
– Да, вы правы. Но я, имел в виду другое. Семен… жив?
Тут уже растерялся Степа. Жив ли улетевший куда-то в эфир Богораз-младший, он и сам был не прочь узнать.
– Когда я видел его в последний раз, Семен был жив-здоров…
– Вы видели его в Омске? Или в Иркутске?
– Да не только там…
Приходилось подбирать слова, дабы не проговориться о том, как он в действительности познакомился с генеральским сыном.
– Мы… На Челкеле виделись.
– Что-о? – изумился генерал. – Но ведь полигон взорван, и запуск не состоялся! Насколько мне известно, Семен даже не добрался туда…
Степа лишь головой покачал. Похоже, Карл Берг не только ему не спешил сообщать правду.
– «Мономах» взлетел, Аскольд Феоктистович. Ваш сын улетел на нем вместе с Колей… С полковником Лебедевым. Насколько я знаю, они вышли на эту…
– Орбиту… – тихо подсказал Богораз. – Вы сами видели запуск?
– Да, видел.
Перед глазами вновь встала холодная зимняя степь – и окутанная дымом серебристая стрела, медленно поднимавшаяся вверх в облаках белого пара…
– Не понимаю… – негромко проговорил генерал. – Не понимаю…
– А вы у господина Берга спросите, – осмелел Степа. – Я вот, чердынь-калуга, попробовал.
– Берг… – повторил генерал. – Он позвонил мне и сообщил, что в Париж прибыл агент ВЧК, который собирает информацию о «Мономахе». Велел устранить его, то есть вас, немедленно… Но… он ведь знал, кто вы?
Косухин даже не стал отвечать.
– Да, – решительно кивнул Богораз. – Это уже мое дело… А вам, господин Косухин, приношу глубочайшие извинения. Надеюсь, мои офицеры не были с вами излишне… навязчивы…
– В самый раз, господин генерал!
Перспектива близкого знакомства с заранее припасенным мешком начала отодвигаться. И Степа решился. В конце концов, Богораз-старший показался ему ничуть не глупее своего отпрыска.
– Только… Аскольд Феоктистович… Господин Берг не очень ошибся. Я, правда, в ВЧК не состою, но я действительно красный…
– Что? – в серых глазах сверкнуло изумление. – Вы?! Брат полковника Лебедева? Но тогда что вы делали на Челкеле?
– Я был комиссаром Челкеля…
Слово было сказано. Оставалось ждать, не переоценил ли он старшего Богораза.
– Комиссар эфирного полигона… – генерал покачал головой. – Вы хотите сказать, что красные… большевики помогали запустить «Мономах»?
Косухину очень хотелось рубануть: «А как же!», но он предпочел все же сказать правду.
– Не красные. Я помогал…
Вышло несколько нескромно, но Богораз не стал уточнять.
– Хорошо. А теперь очень коротко: когда, что, как…
Читать бесплатно другие книги:
