У принцессы век недолог Резанова Наталья

Я подняла с земли плащ и с прискорбием заметила, что он совершенно испорчен. То есть по прежним моим понятиям его вполне можно было отстирать и заштопать, но по здешним, гламурным – никак.

Герцогиня Такова-Селяви продолжала:

– Не огорчайтесь. Пожертвовав сегодня плащом, вы приобрели в будущем довольно многое.

– Так, на чем мы остановились? Ах да, сеньор граф, я собиралась представить вам даму, которая мило беседовала с моим мужем. Граф Равиоли – маркиза... а где она?

Мадам де Каданс отсутствовала. Решительно, сегодня мне не везло на представления.

– Что же вы? – укорила я графа. – Я доверила дам вашему попечению, а вы упустили ту, с кем так жаждали свести знакомство.

– Виноват, принчипесса. Я столь увлекся удивительным зрелищем, что не заметил, когда исчезла маркиза. Кстати, белла дюшесса, в ваших краях часто случаются такие смерчи?

– В первый раз вижу.

– И еще мне что-то говорили про дождь из лягушек.

– Фи! – герцогиня ударила его веером. – Кто же в приличном обществе говорит о подобных вещах?

Я продолжала оглядываться. Маркизы де Каданс по-прежнему не было видно. Должно быть, она загрузилась в носилки и приказала гнать со всей возможной скоростью. Зато я, хвала богам, увидела Смака, успокаивавшего наших лошадей. По соседству с ним у коновязи высилось такое монументальное сооружение, перед которым меркли достоинства кареты мадемуазель Монбижу.

Герцогиня проследила за моим взглядом – и за ходом мысли тоже.

– Наши дороги, увы, не слишком годятся для карет. Поэтому я предпочитаю конные носилки. Они столь же вместительны и более удобны.

Насчет вместительности она, безусловно, была права. А вот насчет удобств... я бы не рискнула.

– А для наших, поволчанских дорог и конные носилки не подойдут. – Это было чистой правдой. – Поэтому мы путешествуем верхом. Даже по городу. Кстати, не хотите передохнуть от треволнений нынешнего дня в отеле дез Инсект, где мы живем?

– Ах, боюсь, что это невозможно, – вздохнула герцогиня. И опять-таки была права. Улица Кота-Ворюги не самая узкая в Мове-сюр-Орер, но конные носилки семейства Такова-Селяви вполне могли застрять между домами. – Придется отдыхать в пути. Но я прощаюсь с вами ненадолго! Помните, князь и княгиня, – вас ждут на большом балу в Тур-де-Форс!

Опираясь на руку графа Равиоли, она направилась к носилкам. Оттуда спустили лесенку – не трап какой-нибудь худосочный, а солидную, с перильцами, по какой могла подняться дама в тяжелом парадном платье.

А мы пошли к лошадям. Сорти по-прежнему хромала, оказалось, что в давке она потеряла туфлю. Пришлось усадить ее в седло позади Гверна, причем она дико смущалась и рассыпалась в извинениях.

– Это мне совсем не нравится, – сказала я Гверну, когда мы вернулись в отель дез Инсект. Относилось сие не к потере обуви служанкой.

– Ну, знаешь! Сама вечно в обществе каких-то мужчин, а мне нельзя с дамой перемолвиться!

– Ты о чем?

– А ты о чем?

– Где мы, там покушение! Можно сказать, это наше новое имя. Мы еще и недели здесь не пробыли, а покушений было уже три.

– Но, заметь себе, никто не погиб.

– Вот именно. Каждый раз получается, что мы кого-то спасаем. Думай что хочешь, а по мне, так очень похоже на подставу.

Гверн помолчал, не находя доводов супротив моих. Потом сказал:

– И епископ, похоже, ума лишился. Нес какую-то чушь...

– Отчего же? Трудно отрицать, что смерч, натворивший это безобразие, не имеет естественное происхождение. Обрывок слова, которое произнес Кавардак, вполне понятен. «Темпестарий» означает «вызывающий бурю». Или, в женском роде, «темпестария». Он же не договорил.

– Он еще что-то лепетал.

– Про телегу. Слышал такое поволчанское выражение «накатать телегу»? В смысле, донос. Он хотел донести в Благой Сыск на того, кто колдовством вызвал смерч. Или на ту.

– Но с чего моветонскому епископу употреблять поволчанское выражение?

– А он нас с тобой увидел. Здесь все уже знают, что мы из Поволчья. А образованные люди обычно знают иностранные языки. Кавардак, как утверждают, человек ученый... Нет, это мне не нравится еще больше! Расследовать уголовное преступление, за которым скрываются колдовские чары – такое уже было в моей биографии, причем сравнительно недавно, и я не хочу повторяться!

– Ну и не надо. Ты же сказала, чтоб банкир сам разбирался, кто на него покушался. Вот и епископ пусть сам разбирается. Тем более что он, кажется, знает.

На сей раз промолчала я.

– Так или иначе, – заключил Гверн, – после встречи с герцогиней мы увидели всех, на кого указал отец Батискаф.

– Не всех. Остается еще связной от премьер-министра, помнишь? Причем это может оказаться кто угодно. Монсеньор де Кавардак, цветочница, наш конюх, граф Равиоли...

– Я бы сделал ставку на графа.

– А я – нет. Я не азартна. И всегда играю только наверняка.

На сем семейное обсуждение текущих проблем закончилось. Но думать о них я не перестала. Гверн сказал, что я не должна влезать в дело о колдовстве, и в общем он был прав. Но в случае с банкиром Фердикрюгером никакого колдовства не было. Чистая как слеза попытка заказного убийства. В случае с герцогом Такова-Селяви – дело темное. Возможно, что это вообще несчастное охотничье происшествие. Если все же это колдовство, то низовое, бытовое колдовство, которое, по словам отца Батискафа, в Шерамуре уничтожено, а по словам крошки Сорти – просто ушло в подполье и прячется. И, наконец, в случае с Кавардаком элемент колдовства присутствует несомненно. И в данном случае – высшей магии, якобы процветающей ныне на университетских нивах Парлевы. Это получается, что на три жертвы у нас три разных заказчика?

В жизни обычно так и бывает, хотя создает изрядную путаницу. Гораздо удобнее, чтоб все три покушения были звеньями одной цепи.

Ничего не поделаешь, в контракте не обусловлено, чтоб нам с Гверном было удобно.

Но, с другой стороны, покушение, организованное в Парлеве, имело бы смысл, если бы Кавардак входил в число заговорщиков или личных противников министра Сомелье. Из рассказов отца Батискафа или проповеди самого Кавардака ничего такого не следовало. Епископ Моветонский клеймил в ней только еретиков – сторонников Края Света, что никак не противоречило генеральному курсу шерамурского правительства.

Ничего не понимаю.

Вот что еще меня беспокоило: причастность ко всему этому маркизы де Каданс. Уж как-то слишком вовремя она исчезла. Как раз тогда, когда епископ начал говорить о том, кто виноват в покушении. Или о той.

А может, она убежала раньше? Никто ведь не видел, когда в точности это произошло. Тогда назревает иной вопрос – чего именно она испугалась? Или кого?

Оставалось надеяться, что ответ на этот вопрос мы найдем на балу в Тур-де-Форс. Не может быть, чтоб маркиза там не появилась. Но нужны ответы и на другие вопросы. И не только ответы, но и доказательства.

Надо же, Край меня побери, отрабатывать свой контракт.

Пресловутый бал в Тур-де-Форс приближался неотвратимо, как тот Край. Я на подобных мероприятиях не бывала с отроческого возраста, и расположение духа у меня было не самое лучшее. Наверняка так же чувствовала себя настоящая кипежанка, попади она из глухих лесов в шерамурский дворец.

Гверн, как мог, старался меня утешить.

– Я так понял из беседы с герцогом, что это будет обычный бал, только очень многолюдный. А вот в прошлое царствование на балах такое творилось!

– Ты что, там был?

– Упаси меня боги! Но слухи-то по всему Шерамуру гуляли. У покойного короля вкусы были своеобразные, и празднества соответственные. Например, он приказывал, чтоб все кавалеры на бал являлись в дамских наряды, а дамы – в кавалерских.

– Это бы меня устроило.

– Но не шерамурских дам. Они как раз были очень недовольны. И кавалеры тоже. А отказаться нельзя – монарх сам подавал пример. Очень он обожал дамские наряды и украшения. А притом что ни бороды, ни усов сбривать он не желал, да и другим не приказывал, зрелище, говорят, было сокрушительное.

– И Благой Сыск за ношение дамами штанов никого на костер не тащил?

– Они же исполняли монаршью волю. Неподчинение было бы худшим грехом. Или вот был костюмированный бал во вкусе «Перворимская империя времен упадка». Приветствовались костюмы в стиле античных статуй.

– Так на античных статуях костюмов-то вроде нет.

– А я о чем?

– Бедные! Как же им, наверное, было холодно – при дворцовых сквозняках...

– Тебя только это смущает?! – и попытка утешения начала плавно перерастать в обычную семейную сцену с припоминаниями – где, когда и как я пренебрегала правилами приличия.

Прибывшее официальное приглашение с гербом герцогов Такова-Селяви – вялой рысью – настроения не улучшило. Там сообщалось, что нас ждут в замке в день святого Невермора. В программе были фейерверк, выступление золотых голосов королевства, гран-ботфортская опера, катание в лодках по озеру и прочие увеселения. Гостям дозволительно быть в масках.

– Ты же говорил, что это будет просто бал, а не маскарад! – напустилась я на Гверна.

– Так и есть. Маска – это просто для соблюдения правил приличия.

– ...и для создания нам дополнительных трудностей. Ладно, подумаю, как это можно обернуть нам на пользу.

Наряды, заказанные мною к празднику, были готовы, сверх того я сделала несколько закупок в лавках. Ни кареты, ни носилок мы приобретать по-прежнему не собирались, и, упаковав наши приобретения, сложили их во вьюки. Сами же намеревались ехать верхом, в дорожных костюмах (не перворимского покроя). И, естественно, пришлось брать с собой Смака и крошку Сорти. Нога у последней зажила, и горничная бойко справлялась со своими обязанностями.

Мы покинули Мове-сюр-Орер на рассвете, и я наконец смогла увидеть Моветон как таковой – ведь нас перебросили сразу в пределы города. Провинция и в самом деле была не бедная, судя по обилию полей и виноградников – если не сад Шерамура, то уж точно закрома. Лесов оставалось мало и выглядели они жалковато, даже в сравнении с имперскими лесами и Злопущей (о Заволчье вообще молчу). Но охота в цивилизованных странах – это так, баловство одно. И, учитывая богатство провинции, становилось ясно, почему Моветон так важен для королевства. Если провинция отпадет, костлявая рука голода протянется к Парлеве. И еще более костлявая рука жажды. Но мы еще не знали, является ли это целью заговорщиков.

И существовал ли сам заговор.

Что ж, все пути в Моветоне ведут в Тур-де-Форс.

Когда-то, в незапамятные времена, при жизни святой Инстанции, это была крепость, мощными стенами и высокими валами внушавшая страх врагам и уважение соседям. Но времена изменились, замок был полностью перестроен, и от прежней крепости ничего не осталось. Более всего замок Тур-де-Форс напоминал мечту спятившего кондитера, увеличенную в сотни раз. От многочисленных башен, башенок, балконов и балкончиков, лестниц и лесенок рябило в глазах. Там, где когда-то были крепостные валы, раскинулись цветники, расположенные в строгом геометрическом порядке. И даже стены замка умудрялись выглядеть грациозно.

Гости только начали съезжаться, и хозяева встречали их на беломраморной террасе, откуда открывался роскошный вид на парк, фонтаны, озеро – явно искусственного происхождения – и каналы, соединявшие его с рекой Орер. Нас проводили туда, и я наконец была представлена самому знатному из моветонских дворян.

После знакомства с герцогиней я почему-то ожидала, что и супруг ее будет выглядеть не менее эффектно. К герцогу Такова-Селяви более всего подходило определение «незаметный». И даже роскошный костюм вишневого цвета из двойного гран-ботфортского бархата, и золотая цепь с орденом Золотого Овна не могли отменить этого впечатления. Среднего роста человек с тусклыми волосами и глазами.

– Счастлив видеть вас в Тур-де-Форс, дорогие князь и княгиня.

– А уж мы-то как счастливы! – отвечала я.

– Князь, я обязан вам жизнью...

– Что вы, какие счеты между благородными людьми! Герцог кивнул, как будто и не ожидал от Гверна иного ответа.

– Сегодня у нас будет много гостей. Когда они прибудут, то вы с ними познакомитесь. А пока я хотел бы представить вам свою свиту. Вот мои телохранители, – он указал на двух ражих кельтских воинов, – ап Дейт и ап Грейд с берегов озера Лох-Фрайер. Вот шевалье Омон – начальник стражи. А это мой дворецкий – Кор де Балет.

Уже интересно, подумала я. Дворецкий был плотным мужчиной располагающей наружности. Выглядел он не так величественно, как наш Сорти дю Баль, с несравненно более простодушным выражением лица. Таким как раз убийства и организовывать.

– Госпожа княгиня, клянусь обеспечить вам любое блюдо любой страны, – с поклоном произнес он. – Если не сдержу свое слово, не жить мне на этом свете.

Мне захотелось заказать ему сэппуку по-ниппонски, но я учтиво ответила:

– Нас с князем вполне устраивает традиционная шерамурская кухня.

– Мой друг, – герцогиня повернулась к мужу, – князь и княгиня наверняка захотят переодеться к началу праздника. Кор де Балет, проводите гостей в их покои.

– Слушаюсь госпожа. Я уже распорядился, чтоб вещи перенесли туда.

– Иного я и не ждала. Княгиня, в каком платье вы будете на балу? Я спрашиваю не из праздного любопытства. Мы всегда уточняем это, дабы обивка мебели в залах гармонировала с цветом одежды гостей.

– Какая утонченность! Что ж, охотно отвечу – на мне будет скромный серебристый сарафан, серебром же вышитый.

– Прекрасно. А маска?

– Обычная, черная, в гран-ботфортском стиле.

Об одежде Гверна она не спросила, но, возможно, об этом осведомился герцог, беседовавший тем временем с моим мужем. Затем нас передали на попечение дворецкого.

Он повел нас по замку, попутно рассказывая о предках хозяев, чьи портреты попадались на пути, и называя покои, кои мы пересекали.

– Его сиятельство предпочитает набирать телохранителей в Кельтике? – осведомилась я, когда мы проходили по лестнице, украшенной статуей перворимского императора Тита Титаника Груза.

– Да, милостивая княгиня. Дом Такова-Селяви издавна поддерживает дружеские отношения с этим государством.

– Интересно... Что ж эти телохранители не сумели защитить своего господина на охоте?

Тут за телохранителей вступился Гверн.

– Там был только один из них – ап Грейд, кажется. И он не успел подбежать к герцогу. А второго я там не видел.

Совсем интересно. Чем занимается телохранитель, когда не хранит тело своего нанимателя? Я, между прочим, довольно долго хранила разные тела – от хамских до драконьих, и никто не упрекнул меня, будто я отлыниваю от своих обязанностей.

Не отлынивала он них и крошка Сорта, поспешавшая вслед за нами по лестнице. А в гостевых покоях нас дожидался молодой человек, отмеченный явным сходством с Кор де Балетом.

– Это мой кузен Корус Лайн, – представил его дворецкий. – Он будет прислуживать милостивому князю.

Выходит, у дворецкого тоже родня в Кельтике? Здесь что, филиал этого островного государства?

Наша одежда была извлечена из тюков и корзин и разложена на постелях. Все-таки Гверну повезло больше, чем местным дворянам. Не скажу, что поволчанский кафтан, особенно парадный – самая удобная одежда, но все же лучше, чем тутошние. Боярское облачение, правда, еще неудобнее шерамурского придворного одеяния, но его мы заказывать не стали.

Для меня, как сказано, имелся широкий и свободный сарафан. По идее, под него надеваются нижние рубахи и платья. Ну, тут у меня было кое-что припасено.

На удачу, комнат было две, и Коруса Лайна я могла оставить за дверью. И по возможности быстро следовало выпроводить горничную. Я надавала крошке Сорти разных поручений, как то: принести освежающего, успокаивающего и охмуряющего, заодно послушать на кухне, что говорят о гостях. Последнее и в самом деле могло быть полезно. А когда она ушла, я переоделась без помех.

После этого Корус Лайн препроводил нас в зал, где уже собирались гости. Нам представили кузена герцогини, имперского барона Волен-Неволена. И знаменитого в армейских кругах бретера де Камамбера. И еще более знаменитого художника и зодчего Монферрана Кобелье. Как выяснилось, он был не просто гостем, но одновременно занят был планировкой сада, постройкой моста через Орер (пока только в чертежах) и написанием портрета герцогини. Предложил написать и мой. Я обещала подумать. Был здесь и генерал Ридикюль – губернатор одной из провинций Канавы, сателлита Заморской Олигархии. Воистину, интересы герцога Такова-Селяви простирались очень далеко.

Были знакомые лица. Например, я заметила бледного брата Удо, что не могло не удивлять. Помимо того, что духовному лицу нечего делать на греховных светских увеселениях, мне показалось в прошлый раз, что между ним и Такова-Селяви не слишком теплые отношения. Однако герцогиня пояснила, что этикет требует приглашать на подобные приемы епископа, однако монсеньор Кавардак все еще болен, и прислал вместо себя своего викария.

Шевалье дю Шор подошел к моей руке и похвалил мой новый наряд. Маркиза де Каданс, слышавшая его слова, презрительно фыркнула – требовала внимания к своему платью, лиловому, обшитому мехом. Шевалье похвалил и ее, и мех.

– Это драгоценный поволчанский соболь, – гордо сообщила она.

– Вас кто-то обманул, маркиза, – заметила я. – Это не соболь, и уж точно не поволчанский. Чифаньский барс, в крайнем случае. Кстати, не вижу при вас собачки. Помнится, она была точно такой же масти...

Оскорбленная маркиза двинулась прочь.

– Прекрати изводить женщину, – сказал Гверн. – Приходится краснеть за твое поведение.

– Вот наденем маски – пусть они и краснеют.

Мадемуазель Монбижу поздоровалась со мной вполне сердечно.

– Дорогая княгиня! Как я рада вновь встретить вас! Мы не виделись с тех самых пор, как... – она попыталась вспомнить какое-нибудь примечательное событие, отметившее нашу встречу.

– Мы наблюдали дуэль двух шевалье, – подсказала я.

– Ах, да. Виконт де Траляля и барон де Труляля.

– Кстати, я в тот раз забыла спросить, из-за чего они решили вздуть друг дружку.

– Сущие пустяки. Кажется, один испортил то ли бильбоке, то ли сарбакан другого.

– Это повод для дуэли?

– А разве этого мало? В столице был случай, когда один дворянин заколол человека, дразнившего его паршивую собаку.

– За собаку, может, и я бы убила.

– Однако в тот день мы наблюдали не только дуэль, – Монбижу понизила голос. Я проследила за се взглядом и увидела графа Куткомбьена. Сегодня он ничем не походил на босоногого предводителя процессии кающихся. Ни плетки, ни рубашки с рюшечками. Он был разряжен так, что другие кавалеры казались серыми утятами.

Он одарил нас с Гверном формальным приветствием и взглядом, который я не смогла истолковать. Но между нами втерся еще один граф – давешний Равиоли. Он страстно облобызал мою руку, проигнорировав Гверна, и сообщил, что такой красавицы не видели от Сан-Технико до Сан-Итарио.

– Полноте, граф, – прервала я его излияния. – Зачем вам тратить время на меня, когда здесь находится предмет ваших воздыханий?

– Где? – встрепенулся он.

Я повернулась, ища маркизу де Каданс, но она снова куда-то исчезла.

– В сад, все в сад! – раздался звонкий голос хозяйки замка, и гости пестрою гурьбою последовали ее призыву.

В аллеях сада были накрыты столы. Уже начинало темнеть, и ветки деревьев были увешены фонарями. Сквозь зелень листвы виднелся мрамор статуй в античном стиле – без костюмов. Яства и вина были отменны, а гостей развлекали певцы и музыканты. Ариозо «Ди тутти фрутти» сменялось кабальеррским романсеро «Наши мачо громко плачут», а за ним звучала удалая песня королевских гвардейцев «Едут да по полю герои, эх, да молодые куртизаны».

Среди этой какофонии я различила обрывок знакомой мне песни:

Я вспомнила, как переменился в лице отец Батискаф, услышав эту песню в «Белке и свистке». Совпадение? Некоторые мудрецы учат, что совпадений не бывает, хотя я не слишком склонна в это верить. А ну как это сигнал? При таком скоплении гостей самое время появиться обещанному связному.

Гости, насладившиеся яствами, вином и музыкой, принялись непринужденно общаться, прогуливаясь по аллеям.

К нам снова подошел герцог Такова-Селяви.

– В прошлый раз я забыл спросить вас, князь, об интересах Бухано-Трескава в Поволчье...

К счастью, Гверн достаточно долго проторчал в Волкодавле и нахлебался вин, поставляемых туда господарем Бухано-Трескавским, чтобы самостоятельно ответить герцогу.

Ко мне же пробился маэстро Кобелье и завел пространную речь об искусстве. Он клеймил мрачную эпоху Воздержания, в каковую насаждались образцы всяческого безобразия, и восхвалял новое время, когда миру были явлены такие шедевры архитектуры, как собор Порка Мадонна в Гдетое и прославленный Храм Плоти, то бишь Бодибилдинг, в Заморской Олигархии.

Собор Порка Мадонна мне неоднократно приходилось видеть, поскольку мы с Гверном когда-то жили в Гдетое, а Боди-Билдинг с его статуями, представлявшими все фазы живейшего из земных наслаждений, – только на картинках в книгах. Но приезжая из полудикого Поволчья не должна была признаваться в таких вещах. Поэтому я помалкивала, вполуха слушая его речения. Мэтр Монферран вполне мог оказаться ожидаемым связным. Я всегда подозревала, что из художников и зодчих получаются великолепные шпионы. Их профессия позволяет им беспрепятственно ездить по миру и встречаться, не вызывая подозрений, с людьми самых различных сословий.

Впрочем, это не обязательно должен быть мэтр Кобелье. Ридикюль? Или Равиоли, о котором здесь никто ничего не знает? Последнего нигде не было видно. Наверное, опять ищет маркизу де Каданс. Но застрелите меня из собственного арбалета, если этот усиленный интерес есть любовь.

Другим ухом я прислушивалась к беседе герцога с моим благоверным. Гверну довольно ловко удалось перевести разговор на похождения царевны Милены (благо она была дочерью бухано-трескавского господаря), а об этом можно было рассказывать бесконечно.

И, хотя уха у меня только два, я умудрялась выхватывать отдельные реплики из гомона веселящихся гостей. Нет, заклинаний, увеличивающих остроты слуха, я не знала. Просто служба в охране МГБ тренирует это свойство.

– Хорошее вино хересом не назовут!

– Мадам! Как сказано в «Сонетах к Мандрилле» – «И я пожал в тени собора твою пленительную грудь»...

– ...запретить дуэли? Он не посмеет! Король не допустит...

– А кабан был величиной с дом.

Ага, вот и о драме на охоте речь зашла.

– ...говорит, что это следствие какого-то злого колдовства.

– Не того ли, что причинило такое зло епископу?

– Да, монсеньор де Кавардак до сих пор прикован к постели, – это был голос брата Удо.

Следя за обменом репликами, я чуть было не пропустила самого интересного.

К герцогу подошел его телохранитель, кажется, это был ап Грейд, и шепнул на своем островном языке, которого мы с Гверном, так же, как и новейших веяний в искусстве, знать были не должны:

– Он предлагает – в полночь, в Малом каминном зале.

После мгновенной заминке герцог ответил на том же языке:

– Хорошо. Так и передай остальным. Я приду, когда начнется бал.

«Каким еще остальным?» – гадала я, следя взглядом за дальнейшими передвижениями телохранителя. Когда тот подошел в графу Куткомбьену, я чуть было не подумала о герцоге хуже, чем следовало. Но следующим, вернее, следующей оказалась мадемуазель Монбижу, никак не принадлежавшая к компании «кающихся». Очередным адресатом таинственного послания стал шевалье дю Шор, а затем я потеряла ап Грсйда из виду.

Если бы я последовала за ним, это вызвало бы подозрения, поэтому пришлось оставаться подле служителя прекрасного.

– Насколько я слышал, – продолжал вещать он, – Поволчье в этом отношении все еще пребывает во тьме невежества. О, сколь радостно видеть, что владетельные господа из Поволчья приезжают в благословенный Шерамур, дабы приобщиться к благам цивилизации. Не сомневаюсь, что благодаря вам свет просвещения проникнет в глухие северные леса. Я и сам был бы счастлив послужить вашей стране, если бы нашел там достойных покровителей. Я могу быть полезен во многих отношениях. Я могу построить переносные мосты, чрезвычайно легкие и прочные, пригодные для преследования врага, а равно и для спасенья от него. Могу построить и другие надежные мосты, которые можно легко поднимать и опускать. А если случится быть в море, я знаю способ снабдить войско оружием, пригодным для обороны от вражеских судов и нападения на них. Я могу также сделать закрытые и совершенно неуязвимые колесницы, которые ворвутся в ряды врагов и поразят любое количество вражеских воинов. В мирное время я надеюсь с кем угодно выдержать сравнение в архитектуре, в постройке зданий общественных и частных и в проведении воды из одного места в другое. Также я берусь в скульптуре из мрамора, бронзы и глины, как и в живописи, выполнить любую работу не хуже всякого, кто вздумает со мной состязаться. Еще я могу создать бронзовую конную статую славного царя Ивана Недееспособного, что принесет бессмертную славу всему доблестному роду Иванов Родства-не-Помнящих.

Ах вот оно что. Покровителя ищет. Что ж, обычное дело, и вполне похвальное. Правда, с нами у него вышла промашка. Но не стоит разочаровывать маэстро. Кто знает, может, он нам еще пригодится?

– Подождите, мэтр, – прервала я его излияния, увидев, что Гверн остался в одиночестве. – Такие решения я сама принимать не вправе. Мне следует посоветоваться с супругом.

Он понимающе кивнул, и мы расстались.

– Представь себе! – начал Гверн, стоило мне подойти к нему.

– Представляю. Я слышала.

– И что ты на это скажешь?

– Скажу, что, кажется, появился шанс заняться тем, зачем нас сюда прислали.

– Но как? Нас не пригласили.

– Само собой. Но мы знаем, где собираются заговорщики. Де Балет, когда провожал нас, показал этот Малый каминный зал...

Гверн выслушал мой план, и, как обычно, не согласился. Но мне удалось его убедить, поскольку своего плана у него, как обычно, не было.

Стояла ночь, но в парке не было тьмы. Факелы па террасе, фонари на деревьях наполняли ночь живым трепещущим светом. Окна замка также были освещены. Разумеется, не все, а окна Большого зала, и уж никак не каминного, а бального. А когда в черное небо ударил фейерверк из чифаньского взрывчатого порошка, на миг показалось, что блеск этой ночи затмит свет дня.

Хозяева вновь появились на террасе.

– Праздник продолжается! – звонко провозгласила герцогиня. – Наденем маски и предадимся безудержному веселью. И мы первые подадим пример! А теперь – бал!

Рукоплескания гостей смешались со звуками оркестра из Большого зала. Герцог и герцогиня надели маски с рысьими мордами и рука об руку двинулись в зал – открывать танцы. Гости – за ними, словно бараны за вожаками стада. Но люди – все же не бараны, и я заметила, что часть маскированных устремилась в прямо противоположном направлении – в глубину парка, где аллеи оставались темными. Всяк понимает безудержное веселье по-своему. Особенно когда ты в маске. На собственном опыте убедилась.

Гверн, очевидно, тоже это вспомнил.

– Напоминает карнавал в Гдетое. Как мы тогда танцевали! – он потянул меня за руку. – Идем в зал, будем танцевать и здесь.

– Не отвлекайся! Надо действовать, а не предаваться лирическим воспоминаниям.

– А я о чем? Прежде чем ты приступишь, нужно, чтоб твой наряд и маска как следует примелькались на свету и всеобщем обозрении. И лучшего места, чем бал, не придумаешь.

На сей раз прав был он, и я последовала его совету.

Прав был и маэстро Монферран, восхвалявший достоинства современной архитектуры. Если б стены замка были такими, как в порицаемую им эпоху, то демона с два бы я по ним вскарабкалась. А сейчас на них было столько лепнины, что только ленивый не залезет. Разумеется, карабкалась я не в роскошном бальном сарафане, пошитом моветонскими портными. Еще готовясь к балу, я догадывалась о подобных перспективах, и потому под сарафаном на мне был рабочий костюм. Нет, сарафан все же очень удобная форма одежды. Наличие штанов и куртки под ними незаметно, равно как необходимого минимума оружия. Снимается и надевается тоже легко.

Оставалось уповать на то, что я правильно высчитала, какая из каминных труб будет полезна. Нет, все-таки в эпоху Воздержания, когда действовал принцип «один замок – один очаг», было проще. Теперь же, с этой новейшей архитектурой, процветшей в Шерамуре, крышу украшал целый лес труб. И у замка Тур-де-Форс была та еще крыша, где трубы выглядели как-то особенно зажигательно.

Еще подъезжая к сему строению, я вспомнила отца Батискафа и его постоянную боязнь подслушивания через каминную трубу. Наверное, у него были основания. И не у него одного. Иначе бы заговорщики не определили место встречи в последний момент. Но это им не поможет – если я найду верную трубу. И если в нее пролезу. Ох, шерамурская кухня, шерамурская кухня, что ты с людьми творишь...

Однако труба оказалась достаточно просторна. Сущая находка для шпионки. Только бы им не вздумалось посреди ночи топить камин.

Так! Слышны голоса. Кажется, попала туда, куда нужно. К сожалению, с моей позиции увидеть никого и ничего было нельзя. Что ж, попробую определить по голосам.

Я устроилась на выемке в трубе, устроенной как раз над очагом, и стала слушать. Поскольку я несколько припоздала, собрание уже началось.

– ...определиться и не позволить ситуации выйти из-под контроля, – это говорил хозяин замка.

– Тем более что в последнее время происходит немало странных событий, и в провинции появляются подозрительные личности, – это дю Шор. – Например, эти де Кипежански. Я наводил справки – никто не видел, когда именно они приехали в Мове-сюр-Орер, и каким путем.

О, как интересно! Мы все-таки под подозрением.

– И то, как ловко князь справился с кабаном, наводит на мысль, что он сам этого кабана и выпустил, – продолжал шевалье. – Поволчане – умелые охотники на крупных хищников, это всем известно.

– Вы противоречите себе, – отвечал Такова-Селяви. – Либо они поволчане, либо нет. Если они поволчане, что же, они везли с собой специально обученного кабана от самого Поволчья? Там нет магических врат, это также общеизвестно.

– Княгиня точно поволчанка, – вступил женский голос. Монбижу, без сомнения. – Ни одна уроженка Шерамура не станет одеваться в таком стиле.

– Это также и не имперский стиль, – подтвердила герцогиня.

Ну, спасибо, сарафан, в очередной раз выручил. А эти милые дамы и господа, охотно заводившие с нами знакомство, оказывается, так нас проверяли. Что ж, вполне объяснимо. Я почти ожидала, что следующей насчет моей манеры одеваться выскажется маркиза де Каданс. И голос, вступивший в беседу, высокий, жеманный, и в самом деле несколько походил на женский. Но это не был голос маркизы.

– Ах, оставьте. Какое дело выходцам из дикого Поволчья до того, кому будет принадлежать корона Шерамура? – Не так давно этот голос с тем же выговором в нос произносил приветствие «принсу Кипежански». Граф Куткомбьен. – Этот Равиоли – вот кто по-настоящему подозрителен.

– И еще это явление святой Инстанции, – подхватил дю Шор. – И, вдобавок, колдовское нападение на епископа. Слишком много загадочных происшествий за столь короткий промежуток времени, вы не находите, милорд?

Какой еще милорд? Никаких милордов в программе не значилось.

– Герцог заверил меня, что уладит насущные проблемы, – отвечал незнакомый голос, несомненно, мужской и с явственным островным акцентом.

– Если вы намекаете на недоразумение с банкиром, милорд, – с досадой произнес Такова-Селяви, – то оно будет улажено. Хотя вероятность того, что он сможет узнать вас, ничтожно мала. Послание, сообщавшее о вашем прибытии, было зашифровано, а нами приняты меры предосторожности.

– Надеюсь, вы понимаете, что, если слухи о моем пребывании здесь выйдут за пределы этих стен, это грозит серьезными дипломатическими осложнениями?

Вновь раздался мелодичный голос герцогини.

– Мы прекрасно понимаем, лорд Тремор, что только забота о благе вашей державы вынуждает вас идти на жертвы, мучительные для человека вашего положения. Выдавать себя за особу низкого звания, грубого горца, мазать лицо это ужасной синей краской... Со своей стороны, мы сделаем все, чтоб эти жертвы были не напрасны.

Ну и дела! Лорд Тремор, насколько мне известно, – первый министр Биллиарда II, короля всея Кельтики. И здесь он под личиной одного из телохранителей герцога, ибо синей краской раскрашивали лицо в ритуальные узоры только они. Голос ап Грейда я слышала, это был другой, следовательно, Тремор – это ап Дейт.

Официально Кельтика сейчас является союзницей Шерамура, и, если станет известно, что Биллиард ведет тайные переговоры с заговорщиками, это и впрямь вызовет международный скандал – и это еще в лучшем случае.

– Но мы отвлеклись, дамы и господа, – Такова-Селяви вновь перехватил инициативу. – Пора вспомнить, ради чего мы здесь сегодня собрались.

Да уж, вспомните, пожалуйста. А то в трубе сидеть весьма неудобно. И вот еще что интересно: голоса маркизы де Каданс я так и не услышала. А вряд ли она стала бы помалкивать в уголку. Получается, Гверн прав, и отец Батискаф подверстал ее к списку заговорщиков, дабы с нашей помощью нарыть компромат на конкурирующий орден?

– Итак, вряд ли кто-либо сомневается, будто правление короля Мезанфана, передавшего всю полноту власти тирану Сомелье, пагубно для Шерамура. Правящая династия выродилась, и ей пора уступить место новой. Пока столичная знать истощает себя в бесплодных развлечениях, наиболее благородные и отважные умы готовятся свергнуть тиранию Сомелье.

– Беда только в том, что светлых умов многовато под одну корону, – встряла Монбижу.

– Не перебивайте, сударыня!

– А прелестная мисс права, – откликнулся Тремор – ап Дейт. – И кто бы из вас ни захватил корону, он не удержит ее без помощи извне. Как я понимаю – нынешняя ваша цель – заручиться поддержкой Кельтики, как вы уже заручились ею со стороны империи и Кабальерры.