Прикосновение полуночи Гамильтон Лорел

Глава 26

Перед дверью моей комнаты бушевал шторм из бабочек, словно кто-то разбил калейдоскоп и подбросил в воздух не стеклышки, а освобожденные цвета, и они поплыли по воздуху, искрясь, переливаясь, перемешиваясь. Пару мгновений я не различала крошечных рук и ног, кисейных платьиц и юбочек. Я видела только то, что хотел показать мне их гламор. Стайка бабочек, взметнувшаяся в воздух воплощением самой красоты. Мне пришлось несколько раз моргнуть и хорошенько сосредоточиться, чтобы увидеть настоящую картину. Гален потянул меня за руку назад, и мы все остановились, не дойдя до этого радужного облака.

Реакция Галена тут же напомнила мне, когда я в последний раз видела такое множество фей-крошек. Гален был прикован к скале поблизости от тронного зала. Его тело было почти не различить под медленно машущими крыльями. Крылатые человечки сидели на нем будто бабочки на краю лужи, потягивая жидкость, помахивая крыльями в такт глоткам. Только пили они не воду, они пили его кровь. Гален отчаянно кричал, тело выгибалось в цепях. Движение согнало с места группку фей, и я увидела, почему он кричал. Его пах казался кровавым месивом. Они питались не только кровью, но и плотью.

Рука Галена больно сжала мою ладонь. Я оглянулась на него: глаза распахнуты, губы приоткрыты. Теперь я знала, почему Кел подрядил фей-крошек отнять у Галена его мужественность. А в то время это казалось лишь одной из обычных его жестоких забав.

Калейдоскоп бабочек разошелся как занавес, открывая нашему взгляду королеву Нисевин: она парила в воздухе на больших крыльях, словно бабочка-сатурния, только слишком бледная, призрачная. Ее платье сверкало серебром, алмазы в короне так сияли на свету, что затмевали узкое личико. Я знала, как она выглядит, потому что я уже видела эту тонкую, почти скелетообразную красоту. Рост куклы Барби и пропорции топ-моделей. Глядя на ее сияющую, но чуть выцветшую белизну, я понимала, почему люди принимали фей то за души мертвых, то за ангелов. Она походила на то и на другое и не была ни тем, ни другим. Слишком материальная для привидения, слишком насекомообразная для ангела.

Если бы Гачен не цеплялся за мою руку, я бы подошла поговорить с ней, как одна царственная особа с другой, но я не могла просить его подойти ближе к этой яркой кровожадной стайке. Дойл заметил мое затруднительное положение и, шагнув вперед, отвесил придворный поклон.

– Королева Нисевин, чему мы обязаны такой честью?

– Какие любезные слова, Мрак, – прозвенел ее голос злобным колокольчиком, – но немножко поздно, не находишь?

– Поздно для чего, королева Нисевин? спросил он вежливым и ничего не выражающим светским оном. Таким тоном он говорил, когда не знал, в какую новую политическую яму мы провалились.

– Для любезностей, Мрак, для любезностей! – Она взлетела повыше, чтобы разглядеть меня за спиной верзилы Дойла. – Что, теперь я недостойна чести общаться с принцессой напрямую?

Я позвала ее, и рука Галена судорожно дернулась.

– Ты отлично знаешь, почему Гален не хочет приближаться к тебе и твоим сородичам.

– А ты приклеена к своему зеленому рыцарю? Вы стали с ним одной плотью, и ты не можешь оставить его даже на минутку, чтобы подойти ко мне?

Она склонила голову набок, и я разглядела ее светлые глаза. Она даже не пыталась скрыть свою злость. Я видела ее в этой короне тысячу раз, и бриллианты никогда не сверкали так ярко. Только тут я поняла, что свет вокруг был ярче, чем обычно, близко к яркости электрического освещения.

– Она на нас и не смотрит! Потолок ее интересует много больше, чем наш двор.

Я моргнула и снова посмотрела на парящую в воздухе королеву.

– Прошу прощения, королева Нисевин, сияние твоей короны слепит мне глаза. Я не раз восхищалась твоей красотой, но сегодня ты особенно притягиваешь взгляд. И я вдруг поняла, что свет в коридорах наконец стал достаточно ярким, чтобы по достоинству осветить тебя и твой наряд.

– Красивые слова, принцесса Мередит, но пустые. Лесть не смоет оскорбление, которое ты нанесла мне и моему двору.

Я не понимала, о чем она говорит. Неужели я так устала, что упустила что-то важное? Потому что я на самом деле устала, все тело ломило, как бывает после проведенного на ногах дня или когда день выдался слишком насыщенным. Я не представляла, который шел час. В волшебной стране нет часов. Когда-то их не было потому, что время внутри холмов текло иначе, чем снаружи. А сейчас – потому, что оно текло совершенно так же. Часы запретили, чтобы они не напоминали об утраченной магии.

– Какое оскорбление нанесли твоему двору? – спросил Дойл.

– Нет, Мрак, нас оскорбила она, с ней мы и будем говорить. – Крылья у нее были точно как у ночной бабочки, но двигались по-другому, особенно когда она злилась. Они жужжали и сливались в размытое пятно, когда она пролетела мимо Дойла, направляясь ко мне.

Гален отпрянул так резко, что я чуть не упала. Он машинально меня поддержал, но из-за этого движения оказался ближе к зависшей в воздухе фее и замер на месте, лишив и меня возможности двигаться.

Нисевин зашипела, оскалив острейшие зубки, и метнулась вперед. Наверное, она хотела всего лишь приземлиться мне на плечо, но Холод поставил руку у нее на пути. Ударить ее он не пытался, но ее стража среагировала, бросившись на выручку своей королеве. Они устремились к нам радужным вихрем – вихрем с ручками, умеющими щипать, и зубками, умеющими кусаться.

Гален заорал, выбросил вверх руку и развернулся, закрывая меня своим телом. Он попытался бежать, но споткнулся и упал, повалив и меня. Я оказалась внизу, но он успел подставить руку, так что рухнул на меня не всем весом. В ноздри ударил густой запах смятой и порванной листвы. Я открыла глаза и обнаружила, что почти закопана в листья. На миг я решила, что мы с Галеном куда-то перенеслись, но тут мои пальцы нащупали под листьями каменный пол. Я подняла голову и увидела, что вокруг нас по-прежнему стоят стражи. Зелень в мгновение ока выросла прямо из камня.

Гален навис надо мной, прикрывая меня собственным телом. Он весь напрягся в ожидании удара. Удара, которого не последовало. Я извернулась посмотреть ему в лицо. Гален крепко зажмурился: он обрек себя на то, чего боялся больше всего на свете, чтобы защитить меня. Зелени и цветов он еще не видел, зато их видели все остальные.

Нисевин шипела:

– Злые сидхе, злые, злые. Бы их заколдовали!!

– Интересно, – оценил Дойл, – очень интересно.

– Впечатляюще, – согласился Готорн, – но чья это работа?

– Галена, – ответил Никка.

Гален начал оживать. Он открыл глаза, тут же наполнившиеся изумлением при виде растительности, заполонившей коридор.

– Я этого не делал!

– Делал, – с полной уверенностью сказал Никка, – еще как делал.

Гален приподнялся, опираясь на руку, и принял полусидячее положение. Он оглядел коридор, и увиденное его, похоже, потрясло. Я села и тоже посмотрела по сторонам.

Небольшой коридор перед моей комнатой весь зарос цветами. Крылатые феи и эльфы забирались внутрь цветков, катались по лепесткам, перемазывались в пыльце. Они вели себя как кошки, добравшиеся до валерьянки.

Королева фей порхала в воздухе, почти не подвластная зову цветов. С ней осталась лишь крохотная горстка крылатых воинов. Все остальные сдались на милость цветам Галена. Это было колдовство, это я могла уразуметь, но в остальном я была так же растеряна, как и Гален.

– Только у Галена еще не проявлялись новые силы. – Холод ткнул острием меча в качающийся бутон.

– Да-а, – протянул Дойл, оглядывая цветы и опьяненных фей-крошек, – они определенно проявились. – Он усмехнулся, зубы блеснули на темном лице. – Если так пойдет дальше, он сможет околдовывать людей, а потом и сидхе, целыми армиями. Я и забыл, что когда-то у нас был такой приятный способ выигрывать битвы.

– Ну вот, – укоризненно сказал голос из-за наших спин, – оставишь вас на минутку, и вы уже сад разбили!

Рис вернулся, выпроводив полицейских из холма. Никка объяснил ему, в чем дело. Рис ухмыльнулся Галену:

– И как это называть, рука цветов?

– Это не рука власти, – возразил Никка, – это умение, магический навык.

– В смысле – вроде стряпни или вышивания? – поинтересовался Рис.

Никка не поддержал его шутку.

– Нет, это близко к тому, как Мистраль вызывает грозу. Это создание, осуществление.

Рис присвистнул.

– Создание чего-то из ничего. Неблагим такое давненько не удавалось.

Гален дотронулся до одного из самых крупных бутонов, тот раскрылся, и на ладонь Галена выпала крошечная фея. Гален подпрыгнул как укушенный, но маленькую фигурку не выронил. Малышка была одета в короткое коричневое платьице, она лежала на ладони Галена, медленно помахивая коричневыми с красно-кремовым рисунком крыльями. Она была крошкой даже по меркам фей. В ладони Галена она помещалась во весь рост и еще оставалось место. Она растянулась у него на руке с блаженной улыбкой, глаза закатились. С ног до головы покрытая черной пыльцой облюбованного ею цветка, она была не то что пьяна – она вырубилась, ушла в нирвану.

Гален выглядел все более и более озадаченным. Он посмотрел на Дойла, протянув к нему руку с малышкой.

– Для тех бедолаг, кому еще не стукнуло ста лет, объясните, что, во имя Дану, здесь творится? Намеренно я этого не делал, потому что вообще не знал, что такое можно сделать. А если я не знал, что такое возможно, то как я это сделал? Магия требует воли и ясного осознания цели.

– Не всегда, – сказал Дойл.

– Не в том случае, если это просто часть твоей природы, – пояснил Холод.

Гален встряхнул головой:

– Как это понимать?

– Может, мы слегка отложим уроки магии, – заметил Рис, – пока не останемся одни. – Он смотрел на крошечную королеву, разглядывавшую сверху свое поверженное воинство.

– Да, белый рыцарь, придержи от меня свои тайны, – оскалилась она, – потому что принцесса расторгла нашу сделку. Мой народ больше не будет ее глазами и ушами. Мы вернемся к принцу Келу.

Я поднялась на ноги, стараясь не наступить ни на кого из фей-крошек, то там, то здесь вываливавшихся из цветов. Дело поворачивалось худо.

– Я не нарушала уговор, королева Нисевин, это ты отозвала Шалфея. Как он мог пить мою кровь, если его со мной не было?

Она прожужжала прямо к моему лицу, белые крылья слились в размытое пятно, настоящие крылья насекомого от такой нагрузки порвались бы в клочья. Она была в ярости, я знала это по примеру Шалфея.

– Я уговаривалась о глотке крови, о капле сексуальной энергии, которая достанется моему посреднику, а от него – мне. Я не уговаривалась о том, чтобы делать из него сидхе! Не было речи о том, чтобы крылья стали для него бесполезными. Не было речи о том, чтобы он...

– Стал слишком большим для твоей постели, – закончила я.

– Я замужем! – выкрикнула она, словно это слово было бранным. – У меня нет возлюбленных, кроме моего короля.

– Да, и раз уж тебе недоступен твой фаворит, ты запретила ему получать удовольствие с другими.

Ветер, поднятый ее крыльями, играл с моими волосами, обдувал лицо. Ветер был холодным, а ее злость – горяча.

– Что я делаю с моими подданными – не твое дело, принцесса!

– Безусловно, но ты обвинила меня в нарушении сделки, а я в этом не виновата. Я по-прежнему готова предложить тебе королевскую кровь. – Я медленно, плавно подняла руку, повернутую запястьем кверху. Новые недоразумения мне были ни к чему. – Возьмешь ли ты кровь сама? Ты посылала Шалфея взамен себя, потому что Западные земли расположены далеко от волшебной страны, но сейчас я здесь, рядом.

Она зашипела на меня рассерженной кошкой и сделала свечку над моей головой.

– Я не коснусь твоей плоти за все блага мира! У меня ты крылья не украдешь.

– Но Шалфей всегда мог принимать человеческие размеры. Ты – нет, так что ты не застрянешь в чуждой форме.

Она снова зашипела и резко качнула головой, разметав радужные блики по стенам и по цветам.

– Ни за что!

– Ну так выбери другого посредника, – предложила я.

– Кто же пойдет на такой риск?

Тоненький голосок проговорил:

– Тот, кто не сможет потерять крылья. У кого их нет.

Я поискала глазами говорящего и наконец заметила группку фей-крошек у дальней стены. Крыльев ни у кого из них не было, зато были другие средства передвижения. Тележки, запряженные холеными белыми крысами, и еще изящная карета с дюжиной белых мышей, впряженных в нее цугом. Были и два хорька, на которых ехало множество крохотных всадников; один хорек был обычной окраски, с черной "маской" на мордочке, а второй – альбинос с белым мехом и красными глазками. Двое всадников повыше ехали на варане больше метра длиной. Варан был не просто взнуздан, на нем красовался еще и намордник, как на злобной собаке. Вараны – свирепые твари и едят все, что могут убить и съесть. Будь я размером с куклу Барби, я бы вряд ли пожелала держать при себе такого.

Мое внимание привлекло движение на стене, там копошились многоногие малявки. Часть напоминала паукообразных кентавров: восемь ног в соединении с головкой эльфа и круглым тельцем, укутанным в прозрачную ткань. Один был похож на черного жука, причем настолько похож, что заметить бледное личико среди хитинового камуфляжа было непросто.

– Это я говорил, – сказал один из маленьких мужчин в тележке, которую тащила крыса. Рядом с ним сидела такая же крошечная женщина. Она тянула его за руку, не давая помахать нам.

– Нет, Ройял, нет, – повторяла она, – не надо! Бывают вещи и похуже, чем не иметь крыльев.

Он бросил вожжи, с помощью которых управлял красавицей-крысой, и схватил малышку за плечи.

– Я это сделаю, Пенни, я должен!

Пенни покачала головой.

– Я боюсь тебя потерять.

– Ты меня не потеряешь.

– Потеряю, если она превратит тебя в сидхе.

– У меня нет другого роста, Пенни. Ей не удастся поймать меня в ловушку человеческого тела, как это было с Шалфеем.

Он горячо обнял ее, погладил короткие темные кудри и посмотрел на меня. У него самого волосы были короткие и черные, а прямо под челкой торчала пара длинных изящных антенн, тоже черных. Большие миндалевидные глаза зияли той же идеальной чернотой, как у Дойла – или Шалфея, кстати. Кожа, напротив, была совершенно белой. Женщина повернула ко мне головку с точно такими же длинными красивыми антеннами. Антенны были редкостью среди фей-крошек, а у тех, кто не имел крыльев, – и подавно.

На меня смотрели два бледных овальных личика. У него подбородок был помассивней, у нее – скулы потоньше. Он был чуть повыше, пошире в плечах, уже в бедрах, но, кроме обычных различий между мужчиной и женщиной, они казались копиями друг друга.

– Вы – близнецы, – поняла я. – Пенниройял[18], Пенни и Ройял.

У фей-крошек было в обычае называть близнецов вот так, деля между ними половинки одного имени.

Он кивнул, она на меня смотрела молча. Они были одинаково одеты – в пурпурные кисейные туники, прикрывавшие их от шеи до колен, то есть больше, чем принято у фей-крошек. Посмотрев на других бескрылых, я отметила, что они одеты в том же стиле. У крылатых мужчин из одежды были только юбочки-килты или набедренные повязки, у женщин – коротенькие платьица или и того меньше. Только королева носила мантию, спадавшую до пят. Ну, королева должна отличаться от подданных одеждой, но я никогда не замечала такого четкого различия в одежде крылатых и бескрылых фей.

– Я не дам своего согласия, – сказала Нисевин, подлетая к моему плечу.

– Прошу, моя королева, позволь мне попытаться! Ты не знаешь, что это такое – жить без крыльев, вечно обреченным ходить или ездить!

Она скрестила руки на худенькой груди.

– Я сострадаю твоей беде, Ройял, и всем другим, кто несет то же проклятие, но прикоснувшись к этой, – она махнула на меня рукой, – ты можешь получить гораздо больше, чем хочешь. Посмотри, что стало с зеленым рыцарем!

– Разве такая уж беда, если кто-то из нашего народа, ваше величество, сможет творить такое волшебство? – спросил он.

Она подлетела к самому моему лицу.

– Как я могу доверять тебе, принцесса, когда ты так жестоко оскорбила меня и весь мой двор?

Дойл сказал:

– Ты говоришь об оскорблении уже не в первый раз. Ты считаешь, что принцесса вас оскорбила. Но чем?

Нисевин развернулась к нему в воздухе, потом отлетела подальше, чтобы видеть нас обоих сразу.

– Вы арестовали одну из моих фей, не спросив моего разрешения. Беатриче тоже не была сидхе, она была моей. Хоть и пойманная в ловушку человеческого роста, она оставалась феей. Она несла проклятие, но вам или Андаис она не принадлежала. Убийца – из моего народа, жертва – из моего народа, а вы мне даже словечка не прислали! Ни с одним другим двором вы бы так не обошлись!

Она подлетела так близко, что ветер от ее крыльев трепал мои волосы.

– С Курагом, царем гоблинов, ты бы связалась. Ему не пришлось бы узнавать все из слухов и сплетен. Шолто, царь слуа, сидел прошлой ночью на троне твоего консорта. Его людей ты не арестовала бы без его разрешения! – Она взлетела к потолку и осталась там, носясь взад-вперед над нашими головами, как вспугнутая бабочка.

Я смотрела на нее: вся – сияние и белизна, сплошь – задетое самолюбие и раненая гордость, и выше всего – страх. Страх, что ее двор стали ценить так мало, что она и впрямь осталась королевой лишь номинально. Она была права, мы виноваты.

– Я должна была послать к тебе гонца, когда мы арестовали Душистый Горошек. Я должна была послать к тебе гонца, как только мы узнали, что одна из убитых – фея-крошка. Ты права, я бы оповестила Курага и связалась бы с Шолто. Я бы не поступила с ними так, как поступила по отношению к тебе.

– Ты – принцесса сидхе, – заявил Холод. – Ты никому не обязана давать отчет в своих действиях.

Я покачала головой и потрепала его по руке.

– Холод, я то и дело отчитываюсь в своих действиях всем подряд.

– Но не феям-крошкам же, – сказал он, и лицо его было высокомерным, холодным и умопомрачительно красивым.

– Холод, либо феи-крошки – самостоятельный и полноправный двор, и тогда они должны требовать уважения к себе, либо нет. Королева Нисевин имеет основания гневаться.

Он сжал рукоять меча, но промолчал. Оскорбить фей-крошек более какого-то предела – значит уничтожить их как двор, как народ. Он этого не хотел.

– Мерри права. – Гален медленно встал, так же осторожно выбирая место, куда ступить, как и я. Маленькая фея сладко спала в его ладони. – Может, я и не люблю королеву Нисевин и фей-крошек, но она – королева, и у них свой двор. Мы должны были послать к ним кого-нибудь с сообщением. – Он посмотрел в глаза маленькой королеве: – Не знаю, есть ли тебе до этого дело, но я прошу прощения.

Нисевин медленно спустилась вниз. Крылья стали двигаться медленней, изящными взмахами, иллюзия прекрасной ночной бабочки восстановилась.

– После того, что мы с тобой сделали, ты предлагаешь нам извинения. – Она смотрела на него так, словно никогда раньше не видела по-настоящему. – Ты нас боишься, ты нас ненавидишь. Зачем тебе проявлять к нам любезность?

Он нахмурился, пытаясь выразить словами то, что было для него так просто. Он поступил правильно, по случаю его поступок оказался верным еще и политически, но последнее для него было не важно.

– Мы должны были извиниться, – сказал он наконец, – Мерри все объяснила. Я не знал, согласится ли с ней кто-нибудь еще, так что я ее поддержал.

Нисевин подплыла ко мне.

– Он извинился, потому что это было правильно.

– Да, – подтвердила я.

Она снова взглянула на него и опять на меня.

– Ох, принцесса, не отпускай его далеко, его слишком опасно оставлять одного среди сидхе.

– Слишком опасно? – удивился Гален. – Для кого?

– Для тебя прежде всего, – хмыкнула Нисевин, подлетая к нему. Она уперлась в бедра тонкими бледными ручками. – В твоем лице я вижу доброту – доброту и мягкость. Ты неправильно выбрал двор, зеленый рыцарь.

– Мой отец был пикси, а мать – неблагая сидхе. – Он встряхнул головой достаточно резко, чтобы Нисевин отлетела подальше. – Нет, сияющий двор меня не примет.

Нисевин многозначительно оглядела цветы и свою очарованную свиту.

– Теперь мог бы и принять.

– Нет, – возразил Готсрн, – Таранис не прощает сидхе, присоединившихся к темному двору. Он мог бы простить изгнанника, сотни лет скитавшегося среди людей, но... – он снял шлем, – для тех, кто пришел сюда, обратной дороги нет.

– Как знать, – протянула Нисевин.

– Королева Нисевин! – позвала я.

Она повернулась ко мне, сложив руки перед собой, личико старательно спокойное.

– Что значит "как знать"?

Она пожала плечами.

– О, если кого-то принимают за муху на стене, ему случается слышать всякое...

– Что же?

– То, чем я могла бы поделиться со своей союзницей, если б она чтила наш договор.

– Если ты не будешь брать мою кровь сама, нам нужен новый посредник.

Она развернулась в воздухе и посмотрела на Ройяла и его сестру.

– Ройял, – позвала она.

Он стал прямее, почти по стойке "смирно", хотя без крыльев он явно не мог служить в гвардии Нисевин.

– Да, моя королева!

– Хочешь ли ты отведать крови принцессы и передать мне ее сущность?

– С радостью, моя королева!

Пенни прильнула к нему:

– Нет, Ройял, не надо!

Он отстранил ее от себя и посмотрел в глаза.

– Вспомни, сколько мы мечтали о крыльях!

Ее руки бессильно повисли.

– Вечность.

– Я не дала крыльев Шалфею, – напомнила я.

– Нет, – согласился Ройял, – ты дала крылья ему. – Он указал на Никку.

– Но Никка не пил мою кровь, когда это случилось.

Ройял кивнул и сошел с тележки. Он поднял взгляд на меня.

– Это случилось во время секса.

Я уставилась на него. В нем было дюймов десять роста[19], немного меньше, чем у куклы Барби. Я попыталась подобрать вежливый ответ и в конце концов выдавила:

– Мы чуточку отличаемся по размеру.

Он ухмыльнулся.

– Шалфей предоставил двору очень полный отчет. Я хочу выпить крови, когда ты будешь заниматься любовью с кем-то другим, и надеюсь, что обрету крылья.

Я качнула головой:

– Может, Никка – особый случай.

Ройял одним плавным движением стащил с себя рубашонку и уронил ее на пол. Он стоял передо мной обнаженный, миниатюрный и совершенный. Он повернулся кругом, демонстрируя мне рисунок крыльев, покрывающий его спину и бедра. Крылья были почти черные, прочерченные тонкими темно– и светло-серыми ломаными линиями. Верхние края крыльев заворачивались ему на плечи, а низ спины и ягодицы украшал яркий черно-красный рисунок из изящно закругленных полос, напоминающий гофрированную нижнюю юбку.

Он повернулся, и я увидела, что ниже черных и красных полос располагалась кайма из темных, почти черных пятен, обведенных по краю белым и очень тоненько – золотым. Кайма заходила на бедра, так что ноги по бокам тоже были украшены ярким рисунком.

Крылья Никки принадлежали давно вымершей ночной бабочке, летавшей под небом Европы тысячи лет назад. Но рисунок на спине Ройяла я узнала.

– Ты – совка-ленточница, тополевая ленточница.

Он с улыбкой оглянулся на меня через плечо.

– Это одно из имен, данных нам людьми.

Ему понравилось, что я узнала его бабочку. Маленькое личико вдруг посерьезнело.

– Ты знаешь другое имя ленточницы?

Мое сердце забилось чаще, что было глупо. Он размером с детскую игрушку! Жар его глаз не должен был произвести такой эффект, но во рту у меня пересохло, а голос чуть подрагивал.

– Ночной возлюбленный.

– Правильно, – сказал он. Он пошел ко мне, и если б это не было так глупо, я бы попятилась. Мужчина ростом с мое предплечье не мог казаться таким пугающим, но вот казался.

Гален шепнул над моим плечом:

– Он ведь понимает, что секса ему не обломится?

– А, так не мне одной захотелось сделать шаг назад?

– Ага.

– Ты и вправду искусен, – сказал Дойл.

Я с удивлением на него посмотрела, но он обращался к маленькому человечку.

– О чем ты? – спросила я.

– Гламор, – бросил Дойл.

– Неужели все феи-крошки так владеют гламором, как Шалфей и этот новенький? – спросил Рис.

– Не все, но многие, – ответил Дойл.

Рис поежился.

– С этим я постель делить не буду. Шалфей преподал мне урок, в повторении я не нуждаюсь.

– Ты сегодня в меню не значишься, Рис.

– Как ни странно, я этому рад.

– Тогда с кем я буду тебя делить? – спросил Ройял. Когда я смотрела на него, возбуждение и угроза становились более ощутимыми.

– Это сильнее, когда я на тебя смотрю.

Ройял кивнул.

– Потому что ты только смотришь. Так с кем я разделю тебя сегодня?

– Со мной, – ответил Гален, – но если честно, я не уверен, что выдержу. Принести извинения королеве я мог, но я все разно не хочу, чтобы кто-то из вас ко мне прикасался.

– Ты прикасаешься к одной из нас прямо в эту минуту, – напомнила Нисевин.