Последний аргумент Казаков Дмитрий
Он услышал вой сирен, но не придал этому значения. А очнулся лишь тогда, когда коридор заполнили люди в белых халатах.
Кофе отдавал чем-то противным, словно в него добавили порошок для принтера. Владимир пил его только чтобы прояснить мозги, без всякой охоты, утешая себя тем, что все на кафедре вынуждены пить этот мерзкий напиток, производимый кофейным автоматом.
На столе перед ним лежали контрольные работы студентов, посвященные глобальному экономическому кризису второго-третьего десятилетий двадцать второго века. Вокруг сновали коллеги, мешая сосредоточиться и взяться, наконец, за проверку. Хорошо еще, что кафедральный телевизор был выключен.
Сзади донесся шум открывающейся двери и спокойный голос произнес:
– Прошу прощения, где я могу найти Смолякова Владимира Святославовича?
– Владимир, это к тебе, – сказал Али Мехмедович, вечно готовый по интеллигентной привычке оказать помощь ближнему. Когда надо и когда не надо.
Владимир, сдерживая внутреннюю дрожь, медленно повернулся. Меньше всего он ожидал услышать этот голос здесь.
В дверном проеме стоял Николай. На лице его обнаружилась искусно наклеенная бородка, но не это приковывало взгляд. Глаза бывалого контрразведчика, обычно не выражающие ничего, сейчас просто сочились болью. Под ними набрякли мешки, и вообще Николай выглядел каким-то постаревшим.
– Чем могу служить? – поинтересовался Владимир, поднимаясь.
– Мы можем поговорить наедине?
– Конечно, – Владимир оглянулся. Кафедра продолжала жить своей жизнью. Мало ли кто пришел и по какому вопросу – может быть, отец кого-то из нерадивых студентов явился просить за чадо?
Они вышли в коридор. Тут табунами носились студенты, слышались молодые, веселые голоса и взрывы хохота.
– Что случилось? – спросил Владимир мрачно. – Ты понимаешь, как рискуешь, придя сюда?
– Понимаю, – кивнул Николай. – Но они взяли Татьяну.
– Что? – Владимир на мгновение оглох и ослеп, по голове ударило так, словно на нее рухнул потолок.
Когда вновь обрел способность соображать, то ощутил, что по телу гуляет озноб, а в животе словно смерзлась глыба льда.
– Сам понимаешь, в нашей Конторе следят за всеми, в том числе и за МВД, – Николай смотрел с жалостью. – Я регулярно просматриваю материалы с прослушивания их телефонов. Они взяли ее два часа назад. Сам понимаешь, она сопротивлялась. Есть жертвы.
– Так, – сказал Владимир. Мысли крутились медленно, словно заржавленные шестерни в огромном старом механизме, заросшем паутиной и пылью. – Надо что-то делать! Иначе вслед за ней возьмут и нас!
– Что мы можем сделать? – угрюмо спросил Николай. – Разве что попытаться сбежать! Куда-нибудь в Китай! Да и то – если она заговорит, не успеем.
– Не заговорит! – первый шок от страшного известия проходил, мысли становились все более четкими и ясными. – По собственной воле она никого не выдаст!
– А двести седьмая поправка?
– «Черных беретов» учат противостоять пыткам, а офицеров – еще и психообработке, – Владимир пожал плечами.
– Это ясно, – Николай помрачнел. – Но рано или поздно она может сломаться. Так что лучший вариант… устранение!
Владимир молча смотрел на контрразведчика. В этот момент он ненавидел этого человека, хотя где-то в голове копошилось гаденькое осознание его правоты.
– Хорошо, – сказал он, выдержав паузу. – Какие есть варианты?
Когда Николай ушел, и он вернулся на кафедру, то на душе было так гнусно, словно туда неделю гадили кошки. Хотелось проблеваться, вытошнить из себя мерзкое ощущение, но Владимир четко знал – это невозможно.
Только если вместе с душой.
На кафедре работал телевизор, и все столпились около него, словно утята возле утки. Гомонили возбужденно и переговаривались.
Заглянув через плечи коллег, Владимир вздрогнул. С экрана на него смотрела Татьяна. Она стояла спокойно, и на лице ее не отражалось ничего, хотя руки были в наручниках, а под глазом наливался свежий синяк.
– … подозревается в причастности к произошедшим недавно в Москве взрывам, – торжественно и мрачно возвещал голос за кадром, а Владимир все не мог оторвать взгляда от экрана. Казалось, что соратница смотрит прямо на него, с печалью, пониманием и немым укором: «Что же ты, старший, не досмотрел?».
– При задержании произошла перестрелка, хотя представители УВД не сообщают подробностей, есть косвенная информация о человеческих жертвах.
Камера сдвинулась, в кадр попал тот самый офицер, который несколько дней назад допрашивал Владимира. Лицо его было бледное, осунувшееся, глаза зло блестели.
– Никаких комментариев! – решительно заявил он, и принялся протискиваться через суетливую толпу репортеров. Те наседали, орали, точно крачки, но майор Белкин упорно пробирался к замершему у обочины сине-белому милицейскому автомобилю. Вслед за ним вели Татьяну.
Бойцы оцепления отталкивали журналистов прикладами, за прозрачными забралами виднелись сердитые лица. Задержанная прихрамывала на левую ногу, а губу закусила, точно от сильной боли. На штанине темнели пятна, подозрительно похожие на кровь.
Майор открыл дверь, протиснулся на переднее сиденье. На заднее грубо запихнули Татьяну. За тонированными стеклами не было видно, что происходит внутри, но Владимир был уверен – с обеих сторон от нее посадили по охраннику.
Автомобиль резко сорвался с места, словно ракета. Взвыли сирены на машинах сопровождения, и кортеж быстро удалился в сторону центра города. На экране тут же появился диктор. Он что-то говорил, но Владимир не слушал.
Из последних сил он добрел до стола и сел, обхватив голову руками.
В груди тупой занозой засела боль. Сердце стучало глухо и отчаянно.
Немилосердно болели ушибленные во время падения локти, ныли колени. Виктор старался не обращать на телесные муки внимания, но при каждом резком движении они давали о себе знать. И все же это было терпимо.
Гораздо хуже были страдания душевные. Шестеро погибших и более десятка раненых – такие потери не спишешь. Хоть и задержали опасную террористку, но какой ценой…
Неприятный разговор с полковником уже состоялся. Майор уяснил, что его не отдадут под суд, что даже выговора не будет. Но на душе скребли кошки, и все вспоминался врач, хлюпающий разрубленным горлом…
Подчиненные сновали мимо тихие, словно мыши. Начальство старались не задевать, но на лицах торжество – как же, такой шаг на пути следствия! Это вам не над бумажками сидеть по ночам…
«Туда бы их, на задержание» – подумал Виктор лениво, и тут хлопнула дверь.
– Товарищ майор, задержанная доставлена, – сказал кто-то таким гулким басом, словно говорил из бочки.
Виктор поднял голову. Вот она, стоит у двери. Невысокая плотная женщина. Совсем молодая, с чистыми голубыми глазами. Беспощадная и умелая убийца, террористка.
По сторонам от нее – двое конвойных могучего сложения.
– Можете идти, – сказал Виктор. – Я вас вызову, когда понадобитесь.
Один из конвойных, лейтенант, с темными вьющимися волосами, сказал басовито:
– Может, нам остаться, товарищ майор. А то мало ли что.
– Идите, – отрезал Виктор. – Или вы думаете, что я не смогу отбиться от раненой женщины, которая, к тому же, в наручниках?
Конвойные, отдав честь, удалились, а он повернулся к задержанной и сказал:
– Садитесь.
Двигалась она легко, словно и не было раны в голени. Остановить беглянку смогли, только нанеся ее. А так – еще немного – и ушла бы.
– Нафанова Татьяна Евгеньевна? – спросил он.
– Да, – кивнула она. В голосе террористки не было страха. Хотя за одно только сопротивление органам власти, за погибших бойцов «Стальных когтей» ей светила одна мера наказания – высшая.
Он задал еще несколько дежурных вопросов. Она отвечала спокойно, и тогда он спросил про то, что интересовало его на самом деле, хоть и лежало несколько в стороне от интересов следствия:
– Почему вы встретили нас выстрелами?
– А чем я должна встречать врагов? – она усмехнулась, весело и открыто. Словно сидела не в кабинете следователя, а в компании друзей.
– С чего вы взяли, что мы вам враги? – удивился Виктор. Допрос пошел совсем не в том направлении, в каком он планировал, но это не так плохо. Главное – разговорить допрашиваемую, а потом можно задать и важные вопросы.
– Не мне лично, – она вновь улыбнулась, но на этот раз усмешка выглядела волчьим оскалом. – А русскому народу!
– Что же мы ему сделали?
– Вы служите тем, кто уничтожает его, – охотно объяснила она.
– И те молодые ребята, которых вы застрелили сегодня, тоже его уничтожали? – поинтересовался Виктор, ощущая, как глубоко в сердце начинает шевелиться гнев. – Они-то чем виноваты?
– Вы пытаетесь вызвать во мне жалость, – задержанная пожала плечами. – Совершенно напрасно. Я ее потеряла, когда моего младшего брата насмерть забили пьяные азербайджанцы. А суд дал им по три года условно, потому что судьям хорошо заплатили. Так что не надо.
– Ладно, – проговорил Виктор сквозь зубы. – Зайдем с другой стороны. Вы понимаете, что вам грозит за совершенное сегодня предумышленное убийство?
– Понимаю. Смерть.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, а голос продолжал звучать спокойно.
– Вы не хотите, чтобы вам смягчили приговор?
– Думаю, что это невозможно, – Татьяна иронически приподняла брови. – Сколько там на мне трупов? Пять?
– Неважно, – сказал Виктор мягко, но уверенно. – Если вы согласитесь сотрудничать со следствием и сообщите ему все, что вам известно о взрывах, то высшая мера может быть заменена…
– На пожизненное заключение! – она смеялась долго и со вкусом. А когда закончила, то бросила презрительно:
– Уж лучше получить пулю в затылок, чем гнить сорок лет в камере! Только трусы цепляются за жизнь!
– Значит, вы отказываетесь сотрудничать со следствием?
– Смотря что называть сотрудничеством, – она вновь улыбнулась.
– Ладно, – Виктор подвинул к себе бумаги, извлек из них фотографию, сделанную с видеопленки банка, подвинул к задержанной. – Это вы?
– Да, я, – ответила она, досадливо покачав головой. – Судя по всему, звоню вам, сообщая о том, кто произвел взрыв на Поклонной горе.
– И кто?
– Я и произвела.
– В одиночку? – Виктор позволил изумлению отразиться на лице.
– Да, – Татьяна кивнула. – Российский национальный комитет – миф, придуманный мной для солидности. На самом деле все три взрыва осуществила я.
Виктор задумчиво почесал подбородок. Вроде бы все ясно – врет, выгораживая соучастников. Но доказательств причастности к террористическим актам других людей все равно нет. На заводе была она, звонила – тоже…
– Весьма оригинальная версия, – сказал он после некоторого размышления. – Но вы не находите, что для одного человека организовать столь масштабные акции несколько трудновато. Тут требуется кропотливая длительная подготовка…
– Нет ничего невозможного для человека, – Татьяна проговорила это с чувством. Глаза ее сверкали, – сердце в груди которого бьется для России и русского народа!
– Так и я служу России!
– Нет, – она презрительно скривилась. – Не той фальшивой, подлой стране, которая по недоразумению продолжает носить это имя, а той, которой она должна быть, великой и могучей!
– Ладно, оставим этот спор, – Виктор откинулся в кресле, слегка покрутил головой, разминая затекшую шею. – Перейдем к деталям. Если вы сами осуществляли все теракты, то вы должны помнить кое-какие подробности…
Она чуть заметно напряглась, в глубине голубых глаз появилась неуверенность. «Ничего» – подумал Виктор с удовольствием. – «Сейчас я тебя подловлю, и тогда посмотрим. Это тебе не лозунгами сыпать, фанатичка!».
Глава 6. Двадцать четвертое мая.
У тебя ли нет
Богатырских сил,
Старины святой
Громких подвигов?
Иван Никитин, «Русь»
Утро поднималось над Москвой свежее. Воздух был чист и прохладен, почти как осенью, и Владимира время от времени пробирал озноб. Даже солнце появилось из-за горизонта какое-то бледно-желтое, замерзшее. Света его едва хватало, чтобы гасить звезды, а западная часть небосклона оставалась темно-лиловой, и там недружелюбно посверкивали белые и желтые огоньки.
Владимир ждал на небольшой полянке, на окраине Лосиного острова, недалеко от Пермской улицы. В кустах боярышника немилосердно громко пел соловей, но было не до него. Николай, который ранее всегда был точен, опаздывал, и это внушало беспокойство.
Хрустнула ветка, и на поляне появился контрразведчик. Был он изможден, будто каторжник, на похудевших щеках чужеродно смотрелась совершенно седая, словно шерсть белого медведя, щетина.
– Доброе утро, – поздоровался Владимир, ощущая, как беспокойство, камнем висящее на сердце, слегка слабеет.
– Доброе, – отозвался Николай. Глаза его были воспалены, указывая на бессонную ночь, в них не угасал лихорадочный блеск.
– Все принес?
– Да, – Николай присел на корточки, с треском расстегнул молнию на большой спортивной сумке. Зашуршали бумаги. – Вот план тюремных помещений. Крестиком помечена камера, где держат Татьяну. Тут же – схема подземных коммуникаций, ведущих к зданию. Я отметил ваш путь.
– Так, – Владимир некоторое время разглядывал бумаги, затем на лице его появилось озадаченное выражение. – Это откуда нам придется стартовать?
– Путь неблизкий, – с неохотой проговорил Николай. – От метро «Электрозаводская». И еще – я принес оружие, а то в подземельях всякое случается.
В распахнутом чреве сумки тускло блестели тела нескольких пистолетов.
– Ясно, – кивнул Владимир, убирая карту в карман. – Что еще в сумке?
– Взрывчатка, – контрразведчик поморщился, словно разжевал горошинку черного перца. – Я опустошил наши запасники полностью. Но зато ее хватит, чтобы поднять на воздух половину следственного изолятора!
– Главное – дотащить все это, – сказал Владимир, пробуя приподнять сумку, которая показалась ему тяжелой, словно ее набили свинцом.
– Ничего, допрете, – невесело ухмыльнулся Николай, похлопав соратника по плечу. – И сделаете все, как надо. И это будет настоящим подвигом!
– Убийство соратника – не подвиг, – вздохнул Владимир, чувствуя, как сильная ладонь сжимает сердце. Грудь пронзила острая боль. – Во имя какой бы идеи оно не совершалось!
Николай лишь пожал плечами.
– Иного выхода у нас все равно нет, – сказал он глухо. – Застегивай сумку и давай разбегаться.
Проскрежетала закрываемая молния. Владимир деловито повесил сумку на плечо, ощутил, как под тяжестью напряглись мышцы.
– Ну, я пошел!
– Успеха, – Николай воздел сжатый кулак. – Я верю, вы справитесь!
Он без звука исчез в кустах, только колыхнулись ветки. Владимир вздохнул и зашагал к автобусной остановке. Брюки намокли от росы, стали тяжелыми и липкими, в ботинках что-то хлюпало, но самое неприятное – в сердце прочно обосновалась тревога.
Издалека донесся раздраженный рев автобусного клаксона. В столице наступал еще один день, почти неотличимый от тех, которые были и тех, которые только будут.
Полковник Мухаметшин, несмотря на очевидные успехи возглавляемого им подразделения, был мрачен. Сигареты курил одну за другой, и дым клубился вокруг головы полковника, делая его похожим на сказочного дракона, готового сожрать храброго рыцаря или украсть принцессу…
Виктора он, тем не менее, есть не стал, а благосклонно кивнул на стул и сказал:
– Садись, майор, докладывай!
Виктор осторожно устроился на самом краешке жесткого стула, надеясь, что неудобная поза поможет бороться с сонливостью. Выспаться опять не удалось. До позднего вечера шел допрос, а затем всю ночь работал с материалами, которые доставили подчиненные.
В результате – десять страниц отчета. Изложение того, что удалось выяснить.
– Товарищ полковник, подозреваемая Нафанова признала все обвинения в совершении инкриминируемых ей преступлений.
– Вот как? – Мухаметшин приподнял левую бровь, черную и мохнатую, точно диковинная гусеница. Глаза его блеснули любопытством.
– Да, – Виктор кивнул. – Только она утверждает, что все делала в одиночку, что взрывы – исключительно ее рук дело.
– Врет!
– И я так думаю, – майор кивнул. – Это подтверждает и то, что она не может указать точного места, где установила бомбы.
– Все ясно. Выгораживает сообщников. Вы проверили ее контакты?
– Да, капитан Делиев занимался этим. Но в доме во время обыска не найдено никаких зацепок. Ни фотографий, ни телефонной книги, даже список адресов электронной почты пуст, словно его никогда и не заполняли. Или у нее очень хорошая память, или же все это хранится где-то в другом месте.
– Да, – полковник затушил сигарету, от которой остался окурок размером с ноготь. – Прямо как в шпионском фильме. А что говорят соседи и консьерж?
– Что жила одиноко. Иногда появлялись мужчины, но нерегулярно и разные. Описать ни одного из них не смогли.
– Грустно, – вздохнул Мухаметшин. – И здесь никакой зацепки! А родственники у нее есть?
– В Калининграде. Тетя и двоюродная сестра. Нафанова не общалась с ними более года.
– А что на работе?
– Туда ездил капитан Калиниченко, – Виктор порылся в бумагах. – Вот запись беседы. Она работала в частном охранном агентстве «Скиф». По показаниям коллег, ни с кем особенной дружбы не водила. Общение – только в рамках служебных обязанностей. Большинство из них даже ее номера телефона не знали…
– Исключительная женщина! – с удивлением в голосе сказал Мухаметшин. – Такая сила воли и целеустремленность!
– Были бы эти качества направлены еще на что-нибудь хорошее, – покачал головой Виктор.
– Ладно, мы отвлеклись, – начальник антитеррористического отдела нахмурился. – Что ты планируешь делать дальше?
– Мероприятия предлагаются следующие…
Но договорить Виктору не дали. В приемной возник какой-то шум, донеслись возмущенные возгласы. Затем дверь распахнулась, словно ее открыли пинком и на пороге воздвиглись две фигуры в серых одинаковых мундирах.
– Это еще что? – спросил Мухаметшин изумленно.
Полковник Бритни сделал шаг вперед. За ним, как привязанный, двигался майор Спирс. На лицах офицеров Специальной Контрольной Службы было написано мрачное торжество.
– Господа, – заявил старший из них. – Позвольте предъявить вам наши полномочия.
Виктор ощутил легкое недоумение. Фраза вроде построена правильно, но смысла в ней не особенно много. Какие полномочия, зачем предъявлять? Мухаметшин вовсе выпучил глаза, став похожим на гигантскую сову.
– Какие полномочия? – спросил он, медленно багровея.
– Согласно постановлению министра внутренних дел Российской Федерации Специальная Контрольная Служба получает исключительную юрисдикцию в проведении следственных мероприятий по взрывам, произошедшим в городе Москва.
Полковник Бритни выговорил эту чудовищную фразу без запинки, и у Виктора возникло нехорошее подозрение, что он репетировал ее заранее.
– Вот все бумаги, – добавил майор Спирс и шагнул вперед. На стол легли несколько листов, с верхнего из которых мрачно смотрел двуглавый орел герба.
– Так что, вы сами будете вести дело? – голос полковника Мухаметшина был хриплым от гнева. – После вчерашней бойни?
– Мы очень сожалеем, что погибли ваши люди, – холодно и четко сказал полковник Бритни. – И само собой, ваши следователи будут иметь доступ к задержанной Нафановой. Но в ограниченном режиме и только с моего разрешения.
– Вы что, с ума сошли? – Мухаметшин поднялся со стула. Могучий облик его дышал гневом. Он был грозен, точно Зевс, готовый метнуть в дерзких титанов молнию. – От того, насколько быстро мы добудем от нее нужную нам информацию, зависит, как скоро мы поймаем террористов!
– От того, насколько быстро мы получим нужную нам информацию, – спокойно отпарировал офицер СКС, – зависит, как скоро мы обнаружим атомную бомбу, взрыв которой, скорее всего, угрожает Москве!
Полковник задышал тяжело, словно запалившийся конь, сжал мощные кулаки. Лицо его было таким красным, что об него можно было бы зажигать сигареты. На мгновение Виктору показалось, что начальник отдела сейчас кинется на чужаков в серых мундирах с голыми руками.
Но Мухаметшин сдержался.
– Хорошо, – проговорил он после паузы и голос его скрипел, словно несмазанная дверь. – Не могу отказать вам. Но если вы будете мешать мне… – он дернул лицом, – или моим людям, то я не посмотрю на эти бумажки!
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – холодно ответил полковник Бритни. – Позвольте откланяться!
Он опустил идеально выбритый подбородок к груди, его жест повторил майор Спирс, и офицеры СКС зашагали к дверям – стройные, подтянутые, похожие на роботов.
Виктор глядел им вслед и ощущал враждебность, даже несколько большую, чем к террористам. Те враги открытые, явные, какой с них спрос? А эти называют себя коллегами, а сами изо всех сил доказывают свою исключительность и мешают работать…
Похожие чувства, судя по сердитому сопению, испытывал и полковник Мухаметшин.
Станция метро была почти пустынной. В подземелье, в отличие от поверхности, где солнце почти по-летнему прогрело землю, тут чувствовалась прохлада, но Владимир ощущал, как предательские струйки пота ползут по спине, щекоча кожу. Давно ему не приходилось так нервничать.
Он был одет словно для тренировки – в кроссовки и спортивный костюм, за спиной большая сумка. У касс встретились со снаряженным аналогично Иваном, спустились по эскалатору.
Встали у самого края платформы. В тех шагах начинается темный туннель, по краю которого идет огражденная перилами дорожка, ведущая к служебным помещениям станции. И не только к ним.
Прохаживающиеся по платформе милиционеры ленивыми взглядами скользнули по двум «спортсменам» и зашагали дальше. Если бы стражи порядка решили заглянуть в сумки, то их ждало бы сильное удивление.
С ревом и грохотом, толкая перед собой волну теплого воздуха, подошел поезд. Распахнулись двери вагонов.
Владимир кивнул напарнику и сдвинулся с места. В этот момент, в суете и толкотне легче всего исчезнуть так, чтобы никто ничего не заметил.
После нескольких шагов слева оказалась темная стена, кое-где прерываемая дверями, а справа за тонкими перильцами, тускло блестели две змеи рельсов. Свет падал позади, а впереди была почти полная тьма, прорезанная кое-где свечением аварийных ламп.
Из-за спины раздался грохот закрывающихся дверей, затем вой набирающего скорость поезда. Он постепенно затих вдалеке, а они все шли и шли, пока не добрались до конца карниза. Здесь была небольшая площадка, а на ней железная дверь, снабженная грозной надписью «Вход воспрещен!».
Владимир скинул на пол надоевшую сумку, от которой плечи немилосердно ныли, бросил напарнику:
– Переодевайся пока, а я проход открою!
Иван шумно сопел, натягивая на себя темный прочный комбинезон, а Владимир ковырялся в замке, меняя одну отмычку на другую. Потом где-то в недрах двери глухо щелкнуло и она открылась.
Владимир повернулся и невольно заулыбался. Перед ним стоял настоящий шахтер. В плотных ботинках на толстой подошве, с каской, на которой глазом циклопа торчит фонарик. На руках – перчатки. Портил впечатление мирного труженика недр только пистолет, пристроенный у пояса.
Лицо Ивана, претерпевшего столь разительные перемены во внешности, было мрачным, а глаза решительно сверкали.
– Я сейчас, – кивнул Владимир и тоже начал переодеваться. Комбинезон оказался впору, равно как и ботинки, а вот с ремешком каски пришлось повозиться. Он впивался в кожу под подбородком так, что голову невозможно было повернуть. Разобравшись с креплением, Владимир смог удлинить ремень и вскоре ощутил себя комфортно.
Из сумки извлек небольшой рюкзак, запихал в него свою долю груза.
– Ну что, пошли? – бросил весело.
Иван молча кивнул.
За вскрытой дверью была темнота. Лучи фонариков проникали в нее не более чем на несколько шагов, а дальше вязли, словно в дыму. Пахло пылью, на полу лежал ее толстый слой, показывающий, что люди не появлялись здесь очень давно.
Войдя, Владимир аккуратно закрыл за собой дверь. Щелкнул замок. Теперь снаружи никто не догадается, что сюда кто-то вошел. Ненужные пока сумки вместе с кроссовками оставили внутри, у самой двери.
В коридоре стояла тишина, и шум шагов казался оглушительней грохота прибоя. По сторонам тянулись совершенно одинаковые стены. Пыль поднималась в воздух и норовила большими клоками насесть на лицо. В носу начало чесаться, и сдерживать чих стоило некоторого труда…
Примерно через километр коридор раздвоился. Владимир остановился в некотором недоумении, полез в карман за планом.
– Ну что, куда нам? – спросил Иван почему-то шепотом.
– Налево, – ответил Владимир после некоторого размышления.
В новом коридоре почти не было пыли, и воздух был свежий. Откуда-то издалека доносился гул работы огромных двигателей.
– И кто все это построил? – спросил Иван потрясенно, когда миновали еще одну развилку: новый ход пересекал тот, по которому они шли, почти под прямым углом. Был он значительно уже, и пахло из него гадостно, как из помойки.
– Вот уж не знаю! – ответил Владимир искренне.
Коридор оборвался неожиданно, словно его обрезали. Просто внизу исчез пол, и пришлось замахать руками, чтобы не свалиться в черный провал. Твердая рука Ивана ухватила за плечо, помогла удержаться.
– Спасибо, – процедил Владимир сквозь зубы. Сердце колотилось о ребра, точно обезумевший узник о стены клетки, а по телу гуляли мурашки от пережитого страха…
– Не за что, – ответил Иван. – Нам вниз?
– Да, тут должна быть лестница.
Опустился на корточки и в свете фонаря тускло блеснул металл.
Вытерев со лба пот, Владимир перевалил через край и начал спускаться. Ступеньки лязгали под ботинками, сырой воздух холодил горло, а руки, ставшие влажными, грозили соскользнуть. Хорошо еще, что колодец оказался достаточно широким и рюкзак не цеплялся за противоположную стену.
Наверху возился Иван, время от времени доносилось его тяжелое дыхание.
Они спускались долго. Руки онемели, налились свинцовой тяжестью, в ногах появилась ноющая боль, а груз на спине стал весить больше, чем Гималаи, когда Владимир опустил ногу и ощутил, что ступенек дальше нет, а под ступней – пол, восхитительно гладкий, с которого не упасть…
Спрыгнул и едва сдержал стон – в икры и бедра словно вонзили по ножу – такая была боль. Некоторое время ждал Ивана. Тот соскочил с лестницы и зашипел сквозь зубы, точно змея, которой наступили на хвост. Спуск и ему дался нелегко…
Владимир снял рюкзак, извлек из него флягу с минеральной водой. Пил жадно, точно верблюд, который неделю брел по пустыне. Когда напился, отдал флягу товарищу.
Некоторое время слышалось сочное бульканье, потом резкий голос Ивана произнес:
– Уфф, хорошо-то как! Сколько нам еще идти?
– Меньше, чем прошли, – ответил Владимир, запихивая полегчавшую флягу на место и одевая рюкзак. – Ну, двинулись. Надо идти!
Из колодца выход был один – через железную, невероятно проржавевшую дверь. Когда она распахнулась с громким, режущим слух скрипом, то в нос ударил мощный, словно спрессованный запах нечистот. Воняло так, словно все население города оправляло здесь нужду в течение сотен лет, забывая убирать за собой.
Глазам путешественников предстали несколько невероятно толстых труб, положенных на каменное основание. Потолок нависал низко, на нем конденсировались и с тихим чмоканием падали вниз крупные капли воды.
К толстым трубам со всех сторон подходили десятки более мелких. В одной из них была дыра, откуда текла мерзостная тягучая жидкость. С той стороны вонь была всего сильнее.
Идти пришлось пригнувшись, совсем низко нависал потолок. При каждом шаге под ногами что-то чавкало, а протекающие по полу ручейки пахли совсем не водой.
– Канализация! – прошептал Иван зло, когда они проходили по особенно вонючей и большой луже. Здесь не очень давно, судя по всему, прорвало трубу. Пробоину заделали, но натекшие нечистоты откачали не до конца.
Читать бесплатно другие книги:
