Право учить. Работа над ошибками Иванова Вероника
— Неважно. Я привык. В конце концов, даже удобно заранее знать, каким атакам подвергнешься.
Воронёная лазурь глаз Элрона потемнела. Ага, получил и теперь недоволен? А чего ожидал, спрашивается? Сейчас добавлю ещё:
— Я, конечно, очень рад встрече с родственниками, но хотел бы знать её причину. Если таковая неуважительна, позвольте мне вернуться к прерванному сну.
— Он даже не знает?!
— Я не успел рассказать, — виновато признался Ксаррон.
Младший кузен прошипел в сторону что-то из семейных ругательств, прежде чем спросить:
— Ты понимаешь, на что всё это похоже?
— От него требуется только смотреть.
— Смотреть? Только смотреть?! А сможет ли он увидеть?!
Хм, не думал не гадал, что когда-нибудь смогу насладиться бешенством Элрона, да ещё настолько бессильным и беспомощным. Но вместе с удовлетворением меня посетило лёгкое чувство стыда. Из перепалки братьев следовало, что необходимо принять участие в некоем важном событии, но мои ограниченные качества способны оказаться препятствием на пути чужих планов.
— Сможет, — уверенно заявил Ксаррон. — Танарит его приглашала, помнишь?
— Танарит! — Фырчанье Элрона наверняка показалось бы особе, о которой шла речь, крайне оскорбительным. — Она трясётся над своим ребёнком, вот и всё! И ради его защиты пошла бы на поклон к злейшему врагу!
— В любом случае он будет стараться. Верно, Джер?
— Стараться… В чём?
Младший кузен развернулся, показывая, что с его стороны разговор окончен, и удалился, так звучно отпечатывая каждый шаг, что я с трудом подавил в себе желание отправиться следом. Зачем? Собственными глазами взглянуть, как сильно продавлены паркетины.
Старший кузен разочарованно вздохнул:
— Хоть на один час мог бы и забыть…
— Забыть что?
— Свою ненависть.
Так, сон не состоялся, придётся вставать, ибо нет ничего хуже, чем лежать и при этом бодрствовать — устаёшь больше, чем от беготни. Я выполз из постели и начал копаться в ворохе одежды, сваленной на стуле.
— У него есть причины?
— Да, — коротко ответил Ксаррон.
— Ты их знаешь?
— Да.
— А можешь…
— Нет.
— Почему? — Обиженно поворачиваюсь к кузену.
— Если он решит, что ты должен обо всём узнать, расскажет сам.
— Боюсь, не доживу, он был совершенно прав, напомнив о…
— Он НЕ был прав.
— Ксо, это просто смешно! Я прекрасно понимаю свою… ограниченность. В лучшем случае мне удастся прожить столько, сколько обычно живут люди. Поверь, это вовсе не обидно!
— Тебе не обидно. Обидно ему.
Элрон желает, чтобы я жил долго? Вот это новость! Ни в какие ворота не лезет. Разве что… Чем дольше продлится моя жизнь, тем больше у кузена будет возможностей надо мной насмехаться.
— Всё, хватит болтать! — Ксо словно испугался собственной откровенности и потянул меня за рукав только что натянутой рубахи: — Идём!
— Куда и зачем?
— Просто поверь, тебя не ждёт ничего невозможного. Справишься, как бы Эл ни пыхтел.
— Да с чем я должен справиться?!
— Ммм… — Кузен загадочно улыбнулся. — У людей такая церемония, кажется, называется обручением.
— Кто-то собирается жениться?
— Пока только заявить о своих намерениях, — поправил Ксо.
— Элрон? — Почему-то известие вызвало сумятицу мыслей и полную растерянность.
— Ну да, братишка решил остепениться.
— Но зачем моё присутствие?
— Всегда нужен тот, кто засвидетельствует, что церемония состоялась.
— А почему не можешь ты или кто-то ещё?
— Смотрю, тебе страшно, Джер? Не бойся, всё пройдёт хорошо. А я не могу быть Со-Хранителем. Собственно говоря, я вообще не буду знать, как и что случится между обручающимися, у меня другая роль.
Всё, я окончательно запутался.
— Какая роль?!
— Идём, а то опоздаем к прибытию дам!
Он подхватил меня под локоть и потащил за собой во двор. Элрон уже стоял там, почти в самой середине, нетерпеливо поглаживая пальцами чешуйки… Брони? Одежды? Может, собственной плоти? Но пуститься в разгадывание заманчивой тайны не удалось — с тихим шелестом Пласты реальности раздвинулись, выпуская из Потока путешественниц. Двух. Не похожих друг на друга. Вот только я ни за что на свете не смог бы сказать, какая из них красивее, потому что…
Бескрайний мир сузился для меня до размеров игольного острия, пронзившего сознание даже не мыслью, а осознанным и беспрекословно принятым к исполнению законом. Я видел перед собой мать моих детей.
Она принадлежала к Дому Пронзающих, и можно было не говорить ничего больше — только смотреть. Если, конечно, успеешь уследить за вереницей мгновений «до» и «после», строго следующих друг за другом, но не по прямой линии, а невероятной спиралью скручивающих податливое Пространство.
Десяток вдохов назад длинный локон лежал на плече, споря своим блеском с гранями кристаллов одеяния, схожего с нарядом Ксаррона, строго облегающего стройную и изящную, но отнюдь не хрупкую фигуру. Пять вдохов назад он случайно соскочил вниз, вдох назад парил в воздухе, через ещё три вдоха длинные пальцы поймают беглеца, через четыре вдоха закинут за спину, через семь — вернутся обратно, ложась поверх другой руки, и отражения прошедшего и будущего соберутся вместе. В настоящем.
Если масть Ксо мало сочеталась с цветом полагающегося церемонии наряда, то пришелице синие тона подходили великолепно. И шелково-чёрные косы, и светло-серые, прохладные, как льдинки, глаза, и нежная, молочная бледность кожи, всё, собранное вместе, являло картину, добавлять что-либо к которой — только портить совершенный замысел природы. Но я видел не красоту. Наверное, смотрел не глазами, а чем-то другим. Чем-то почти всегда спящим в груди, но если уж просыпающимся…
ОНА. Потерянная и найденная половинка? Но я не сожалею об одиноких днях. Её появление не заполнило пустующее место в мозаике, а полностью изменило узор, придало смысл существованию. Словно все дороги мира сошлись вместе на одном перекрёстке, и стало не нужно никуда идти… Здесь. Сейчас. Другого случая просто не подвернётся. Потому что время истекло. Остановилось. Начатый вдох никогда не сменится выдохом, но разве я буду жалеть об этом? Пусть он длится всю оставшуюся вечность. И много дольше, чем Вечность! Пусть…
Кулак Ксаррона врезался мне под рёбра, заставляя согнуться и всё-таки выдохнуть.
— Сейчас не время, — сквозь зубы пояснил кузен и сделал шаг навстречу гостьям: — Счастлив приветствовать, драгоценные!
Считается, что боль помогает отвлечься от иных переживаний. Враки. Не помогает. Разгибаясь, я смог погасить звон струны, протянувшейся через всё тело, лишь с удивлением отметив, как по синеве складок перед моими глазами скользнула, впитываясь, тёмно-красная струйка, стекающая… с заведённой за спину правой руки Ксо.
Содранная на костяшках кожа и свежие борозды царапин; раны затянулись быстрее, чем я смог осмыслить их наличие в плоти неуязвимого, как мне всегда думалось, родственника, но оставили о себе память и много-много вопросов. Для которых, вот уж точно, было не время.
— Мы не опоздали? — спросила вторая из девушек, чей облик был наполнен прозрачным светом, проникающим наружу даже через чешуйчатое платье.
Кто-то из Созидающих? Очень похоже.
— Лорит, разве ты можешь опоздать? Только задержаться, позволяя нам в полной мере прочувствовать, как печален и пуст мир без твоей улыбки!
Ксаррон верен себе, при виде прекрасной женщины пускается во все тяжкие. И, кажется, Элрон этим недоволен, но не подаёт вида, лишь искоса поглядывая на ту, с которой, судя по всему, намерен обручиться. Или, что вернее, предложить себя в спутники, а уж примут предложение или нет, может быть ведомо только Пресветлой Владычице.
Щёки пришелицы порозовели, и полные губы маленького рта изогнулись именно столь восхищавшим моего кузена образом — улыбнулись.
А она совсем молоденькая… Даже не ровесница Элрона. Остаётся только припомнить, когда последний раз в подлунном мире складывались обстоятельства, позволяющие моим родичам обзаводиться потомством, и… Годами будущая невеста должна быть младше меня. Однако количество лет говорит только о том, сколько песчинок-мгновений пересыпалось из одной ладони Вечности в другую, но утаивает сведения о размере, цвете и тяжести каждой из них. На просторах Потока можно найти местечко, где время течёт в полнейшем соответствии с вашими предпочтениями и нуждами, потому никогда не найдётся двух равно взрослых драконов.
— Ксо… — В сознание вползло запоздалое опасение: — Не слишком ли рискованно приглашать их всех сюда? Или ты желаешь обрасти случайными свидетелями и восторженными почитателями?
— В усадьбе нет ни души, — недовольно проворчал кузен. — Забыл, какой сегодня день и какая предстоит ночь?
А и верно! Самая короткая ночь в году. Самая таинственная и самая волшебная. Правда, мне не доводилось встречать её в Западном Шеме, зато в Южном, особенно если неподалёку найдётся святилище Ахасаны, жрицы которой не только не блюдут непорочность, а и… Впрочем, уверен — в северных землях также имеется чем усладить душу и тело под покровом летней ночи.
— И куда все делись?
— Молодёжь отправилась на празднество к селянам, а хозяину Кер-Эллида не до развлечений, им занимается Киан.
О да! Если слуга кузена взялся за дело, будет исполнять его со всем тщанием и прилежанием. Но Нирмуна не стоит жалеть, правильнее ему завидовать.
— Давай не будем отвлекаться на ерунду, — предложил Ксаррон. — Иначе нам не хватит никакой ночи!
— Но ещё даже не стемнело…
— И не должно стемнеть раньше, чем всё завершится. В лунном свете надлежит не дарить признания, а подтверждать их делами… Всё, пора начинать! Шеррит, ты готова?
Черноволосая пришелица кивнула.
Шеррит. У неё и имя замечательное. Только грустное: «Последний свет».[11] Почему? Её родители больше не хотели заводить наследников или… Если она из Второй Волны, то могли и бояться: никто из драконов не ждал, что появится Третья Волна. Никто не мог предположить рождения ещё одного Разрушителя, стало быть, и мысли о продлении рода в потомстве были похоронены глубоко-глубоко. Тогда она действительно «последняя». Но печаль имени нашла отражение и в чертах прекрасного лица, или мне только кажется, что невесомая дымка грусти окутывает девушку с головы до ног?
Пока я рассматривал пришелицу, она и Ксаррон разошлись к противоположным сторонам двора и заняли места друг против друга.
«А теперь тебе следует ненадолго заглянуть на Изнанку…» — вкрадчиво шепнула Мантия.
Зачем?
Тихое хихиканье.
«Не пожалеешь…»
Как прикажешь, драгоценная.
Погружение по уровням Зрения прошло быстрее, чем во все предыдущие разы. То ли от присутствия рядом родичей, то ли оттого, что многократное повторение привело к ожидаемым результатам, исключив такую составляющую смены ощущений, как размышления, поскольку именно мысли — злейший враг действий. Но, перейдя границу, отделяющую мир от Изнанки, я испытал недоумение, даже разочарование, потому что… Не увидел ничего.
Как это понимать?
«Что именно?..»
Признаться, с самого первого путешествия на Изнанку лелеял надежду когда-нибудь рассмотреть, из каких Прядей и как сотканы хозяева Драконьих Домов. Мне представлялось нечто совершенное, великолепное и потрясающее. Возможность исполнить тайное желание подвернулась, и что выяснилось? Что я по-прежнему далёк от чудес. Ужасающе далёк.
Где они?
«Кто?..»
Рядом со мной сейчас целых четыре дракона, и тем не менее я что-то не могу разглядеть ни одного!
«Ах, любовь моя, какой же ты непонятливый…»
Что происходит?
«Все на своих местах, не беспокойся. Просто… Сейчас поймёшь, только смотри внимательно…»
Куда?!
«Вокруг…»
Легко сказать! Колышущиеся на ветру вечности Пряди, усыпанные искрами. В этом лесу ничего невозможно рассмотреть уже на расстоянии вытянутой руки. Да и самой-то руки не видно… Даже если она должна быть. Или…
Плетёный узор вздрогнул, подался вперёд, потом назад, натянулся парусом, лопнул, распадаясь надвое. На два совершенно одинаковых гобелена, один из которых вернулся обратно, на покинутое было место, а второй замер его отражением чуть поодаль, окружая исходный словно изгородью. А может быть, крепостной стеной.
Драгоценная, мир… раздвоился?
«Именно, любовь моя…»
Но зачем? И как?
Вместо ответа Мантия выдернула меня за шкирку на Первый уровень.
«Изнанку представления ты увидел, теперь пора уделить внимание и актёрам…»
Но разве что-то происходит? Впрочем… Происходит. Уже произошло: я снова смотрел на мир. И не узнавал его.
Мерцающие реки водопадами обрушивались на долины, сотканные из жемчужно-зелёных травинок, бархатные складки гор возносились к небу, поменявшемуся цветом с морем, тропинки скручивались в клубки и снова разбегались в стороны, зовя умчаться вместе с собой в укутанную туманной дымкой даль, туда, где горизонт ласковой кошкой сам просится в руки… Снежинки сменялись дождём, осыпались лепестками, шуршали под ногами золотом опавших листьев, взмывали вверх крыльями перелётных птиц… Чувства смешивались друг с другом, бисеринками собирались в сети узоров, обещали, манили, успокаивали, горячили…
— Возможно всё. Не веришь? Я тоже не верил. Пока не встретил тебя. Я завоюю мир. И отпущу на волю. Если ТЫ захочешь. Мне не хватит Вечности, чтобы рассказать о чувствах. Но есть слово, в котором уместится всё. Одно короткое слово… Ты согласна его услышать?
Да разве хоть что-то может быть слышно в гомоне водяных струй и потоков ветра, кружащих мир, словно волчок? Но откуда тогда взялись эти слова? Не было никакого голоса. Ни малейшего звука, похожего на речь, хоть человеческую, хоть звериную. И всё же кто-то говорил. Кто-то внутри и вокруг одновременно. Говорил каждым движением воздуха, каждой каплей, со звоном разбивающейся о каменное ложе речного русла, каждым стебельком скромной степной травы, каждым мгновением настоящего, медленно, нехотя и мучительно уходящим в прошлое. Говорил так, что не требовалось напрягать слух, но и не хотелось зажать уши, чтобы спрятаться от единственного вопроса…
— Ты согласна его услышать?
Больше не было ничего. Не было даже времени — прозрачными кристаллами застыли водяные брызги, остановили своё движение облака, пронзительно-изумрудный ковёр земли затаил дыхание, ощетинившись тысячами острых бутонов.
— Ты согласна?
В наступившей тишине протяжным звоном повис хлопок крыльев — крохотная хрупкая бабочка вспорхнула с острого копья травинки, сделала круг над головой Элрона, призраком восставшего из безумного танца Прядей и замершего вместе со всем остальным миром, подлетела к хрупкой женской фигурке, робко коснулась краешком крыла розовеющей всё сильнее и сильнее щеки, испуганно отпрянула прочь, снова приблизилась и… села. На протянутую навстречу ладонь. Чтобы остаться на ней навсегда… Нет, не так! Чтобы остаться вместе с ней.
По ткани мироздания прошла волна, возвращающая привычные очертания каждому предмету. Я снова стоял во дворе небольшой лесной усадьбы и смотрел на двоих влюблённых, принёсших друг другу и принявших драгоценный дар. Но смотрел огорчительно недолго.
Вечерний воздух матовым жемчужным вихрем обернулся вокруг стройных фигур, стянулся коконом, рассыпался пылью, и в начинающее наливаться кровью заката небо взмыли, так и не разжимая крылатых объятий, мерцающие тени — сине-чёрная и молочно-прозрачная. Всё выше и выше, к светлячкам первых звёздочек, в пушистые облачные просторы, туда, где нет преград ни для тела, ни для души. Вверх…
— Ну как, понравилось? — хлопнул меня по плечу Ксо.
— Э… — Как может понравиться или не понравиться чудо? — Но что это было?
— Разве непонятно? — удивился кузен. — Эл заявил о своих чувствах, Лора подтвердила свои.
— Я не об этом! Всё так странно изменялось… Словно Пряди подчинялись чьему-то желанию, а вовсе не существующим с начала времён законам.
Изумрудные глаза весело блеснули:
— Я и не сомневался, что всё получится! Ты увидел.
— Но что именно?
Ксаррон поманил меня за собой под навес террасы, в тени которой уже вовсю властвовала ещё не успевшая добраться до прочих местечек ночь.
— Ты верно заметил, всё изменялось. Потому что такова наша природа: встречая ту, с которой желаем идти рука об руку, мы торопимся начать совместный путь. Но сначала его нужно показать, верно?
— Показать?
— Пряди податливы, как струны, Джер, на них можно сыграть любую мелодию, особенно мелодию любви. Элрон отпустил свои чувства, и мир отразил их в себе. Изменился. Удобно, правда? Людям-то приходится пользоваться для всего словами, у зверей нет и слов. А у нас есть для признаний целый мир.
Изменился? И ещё как! Но, вспоминая буйство красок и форм, только теперь понимаю, что всё происходящее было каким-то… не совсем реальным. Вихри танцующего мира проходили сквозь меня, словно я был бесплотным призраком, способным лишь наблюдать, но не участвовать. Правда, мне почему-то не пришло в голову возражать и спорить, требовать и домогаться внимания к своей персоне, хотя безумно хотелось войти в хоровод изменений, почувствовать их и, быть может, измениться самому. Если, конечно, удалось бы победить страх бездумного и покорного следования чужой воле.
— И он… не протестует?
Кузен улыбнулся:
— А ты бы протестовал? На несколько мгновений стать частью бури, бушующей в сердцах… И потом, всё возвращено в целости и сохранности. Моими скромными усилиями в том числе.
— Твоими?
— И Шеррит. Мы были Пред-Хранителями. Теми, кто запечатлевает исходный образ, чтобы сохранить его и помочь миру снова принять прежний вид, а заодно уберечь от повреждений всё за пределами Круга клятв.
Так вот почему узор раздваивался! Это был защитный слой и память одновременно. Но каким образом, фрэлл меня подери?!
— Ксо, а ты можешь рассказать?
— О чём? — Кузен сладко потянулся, разводя руки в стороны.
— Как ты это делал? И…
— Ещё что-то?
Я куснул губу.
— На Изнанке, когда… Наверное, не стоило подглядывать, но… В общем, я не видел никого из вас.
Ксаррон склонил голову набок, два или три вдоха смотрел куда-то в сторону, потом подтвердил:
— И не должен был.
— Как это? Ведь у всего наделённого душой или её подобием есть Изначальный узор, тот, который составляет суть, не похожий ни на какой другой.
— Правильно.
— Так почему же…
Меня удостоили усталой усмешкой:
— Представь себе шарканский ковёр, в котором сплетаются сотни нитей. Его узор складывается из мельчайших фрагментов, как мозаика, но разве ты можешь выделить хоть один? Ведь они единое целое, хотя каждый, бесспорно, неповторим и не похож на другие.
— И при чём здесь драконы?
— Мы части мирового Гобелена. Неповторимые, но всё-таки части. Мы составляем мироздание собой. Своими телами. Когда-то давно плоть мира была тугой, потому что Пряди тысяч драконов сплетались между собой, теперь же ткань стала совсем редкой.
— Ты хочешь сказать, что всё вокруг — это…
— Драконы. — Кузен устроился на ограждении террасы. — Мы можем сжаться в комок или растянуться от горизонта до горизонта, но не перестанем быть кусочками мозаики, из которой складывается узор всего существующего на свете.
И кто из двоих врёт, спрашивается? Ещё зимой мне совсем другими словами описывали уровни мироздания!
— Но Тилирит говорила, что драконы стоят НАД Гобеленом.
В понимающем выдохе Ксаррона оказалось очень много тепла, но оно не смогло полностью заглушить ехидство усмешки:
— Матушка… Тилли никогда не скажет всего. Пора привыкать.
— Она солгала?
— Нет. Просто умолчала о чуть большем, чем следовало. Вижу, придётся мне приниматься за мамины недоделки, ну да ладно… Ты слышал о Зале Свершений, Джер?
Конечно слышал, хотя и немного. Помнится, сестра всегда говорила об этом месте с напряжённым придыханием, а я никак не мог понять, восторг звучит в её голосе или ужас.
— Да. Правда, не представляю себе, где и зачем он находится.
— Несколько раз на протяжении своей жизни каждый дракон приходит в Зал Свершений, чтобы… держать мир.
Звучит незатейливо.
— Держать?
— Следить за густотой Прядей и, если понадобится, делиться своей плотью. Но для таких дел прежде всего необходимо самому развоплощаться.
— Полностью?
Ксаррон вскинул брови:
— Почему это тебя удивляет? Конечно полностью. Мы оставляем доступную зрению и осязанию форму, взамен получая возможность быть сразу везде и…
Заканчиваю фразу:
— Нигде.
— Верно.
— Значит, попадая в Зал, вы перестаёте существовать?
— Именно. Перестаём существовать как телесное воплощение. Собственно, всё, что ты видишь, не более чем игра, подаренная нам богами в награду за послушание. Даже сейчас, разговаривая с тобой, я нахожусь не только здесь, Джер, но и во многих других местах. Обидно знать, что тебе уделяют лишь сотую долю внимания?
— Не обидно, а…
Болезненно. Обижаться нет смысла, замысел небожителей не изменишь. Ни в отношении драконов, ни в моём личном отношении.
— Награда, говоришь?
— И весьма завидная, — подтвердил кузен. — Потому что жить многими жизнями сразу — хорошо, а обзавестись своей собственной — куда лучше!
— Но как же другие живые существа? Они ведь не зависят от вас?
— К счастью, не слишком сильно, всего лишь ходят по сотканному ковру. Именно поэтому ты легко можешь видеть на Изнанке каждое из них.
— Значит, всё, что я вижу, всё, что могу ощутить, это… И ты тоже?
— И я. — Улыбка на губах Ксаррона стала немного печальной. — И твоя сестра. И моя матушка. И много других. Но не ты сам.
— Потому что внутри меня Пустота?
— Да. Прости.
Покорный покой в голосе кузена заставил моё сердце скорбно сжаться. Он просит прощения? У меня? Нет, вряд ли. Тогда, должно быть, у себя самого. Да, именно — он наверняка не хотел посвящать меня в семейные тайны, не мог предположить, что я нырну на Изнанку и увижу то, чего нет. То, что не должен был видеть.
— Ксо…
— Хочешь спросить ещё? По-моему, я всё уже разъяснил.
Да, и вполне доходчиво. Теперь понятно, что именно происходило во дворе усадьбы: Элрон наполнил своими желаниями ту часть плоти мира, которую составлял. Немудрено, что мир охотно принял изменения! Он на несколько минут стал самим собой, и только. Стал самим собой… Фрэлл!
— Да, все. Кроме одного. Если я не являюсь частью мира, то… Зачем я вообще нужен? Просто вытаптывать и вытирать Гобелен, нити которого — ваши тела?
Ксаррон кивнул:
— И за это тебя очень многие из нас не будут любить. Почти все. Может быть, вообще все.
Какая уж тут любовь! Получить на свою голову родственничка, который мало того что нахлебничает, подошвами грязных сапог шаркая по драгоценному ковру, так ещё и норовит из шалости и по глупости нитки пообрывать…
Меня следовало убить. Нет, не так: мне нельзя было позволять рождаться. Если бы от моей воли хоть что-то зависело! Не спросили, выдернули из небытия, приволокли в мир, наполненный ненавистью и страхом. Ради чего, скажите? Почему я должен был сначала страдать от недостатка знаний, а теперь мучаюсь от каждой новой порции, и с каждым разом всё сильнее? Было бы легче, если бы можно было ненавидеть. Но ненавидеть весь мир? Глупо. Бессмысленно. Опасно. Проще ненавидеть только себя. Ненавидеть в то время, когда хочется… любить.
— Ксо, драконы всегда открывают свои чувства именно так?
— Конечно. Собственно, это единственный пригодный для нас способ. Но разве нужен другой?
Понимаю, что не нужен! Но меня беспокоит совсем иное. И беспокоит очень сильно.
— А я могу считаться драконом?
Кузен настороженно сдвинул брови:
— Что за глупый вопрос? Ты и есть дракон.
— Но тогда… Если я захочу рассказать о своей любви… Ты же сам говорил, моя плоть не является частью Гобелена, верно? Что же произойдёт?
Тяжёлый медленный вдох. Короткий взгляд, брошенный на пальцы правой руки, вновь покрывшиеся гладкой кожей.
— Ничего хорошего. В общем-то уже произошло.
— Когда?
Ксаррон спрыгнул на пол террасы, вполголоса разговаривая сам с собой:
— Любопытно, куда делась Шеррит? Она должна была бы, как один из Пред-Хранителей, дождаться, пока влюблённые вдоволь налетаются, но поспешила уйти…
— Ты не ответил!
Глаза кузена сверкнули в вечернем сумраке грустной зарницей:
— Нужен ответ?