Право учить. Работа над ошибками Иванова Вероника
Она спрыгивает с кровати на ковёр, туда, где тщательно вылизывает серую шёрстку Шани, бесцеремонно хватает зверицу и протягивает мне:
— Потрогай, какая она! Горячая!
Дети в своей наивной настойчивости способны либо пугать, либо умилять. Либо дарить замечательные идеи.
— Не буду спорить, горячая. Но посмотри сама, маленькая, — мы слишком разные по размеру. Мне, чтобы согреться, нужна кошка… С тебя ростом, не меньше.
— С меня? — Девушка задумчиво теребит пальцами пухлую нижнюю губу. — Но таких кошек не бывает!
Бывают ещё и не такие, но родители скрыли от тебя свои тайны. Наверное, в тот момент решение было самым правильным, однако теперь вполне может превратиться в свою противоположность — стать непреодолимым препятствием.
— А если на минутку представить обратное? Представить, что Шани вдруг взяла и выросла вдесятеро?
Ирм вертит покорно обмякшую кошку в руках:
— Вдесятеро — это как?
— Ну… Собрались вместе несколько пушистых комков и слились в один. Неважно. Просто представь, что она стала большой.
Восторг в каждой чёрточке лица.
— У-у-у! Совсем большой? Как я?
— Именно такой.
— Вот было бы хорошо! Тогда бы она смогла к тебе прижаться и согреть… Да?
— Но Шани, увы, не может вырасти больше. А вот ты…
— Я?
— Иди-ка сюда.
Она залезает обратно, устраиваясь совсем близко от меня, так близко, что её дыхание ветерком скользит по моим щекам.
— Помнишь, я просил тебя выучить рисунки?
— Я выучила! — гордо сообщают мне.
— Замечательно! Так вот, внутри тебя есть нечто похожее.
— Внутри? — Она озадаченно вглядывается в раскрытую ладонь. — Почему же не видно?
— Потому что нужно взглянуть с другой стороны.
— С этой? — Рука переворачивается. — Тоже ничего нет!
Пресветлая Владычица, получится ли у меня задуманное? Больше всего на свете я не хочу причинять этому ребёнку хоть малейший вред… Но и откладывать начало действий больше не могу, пора. Если на ровном месте едва не погиб, попав в невесть кем и на кого расставленную ловушку, не поручусь, что у меня имеется в запасе много времени.
— Сейчас увидишь, обещаю. А пока просто посмотри мне в глаза и скажи, какие они.
Ирм доверчиво распахивает ресницы пошире и обращает всё внимание на предложенную цель.
— Зелёные. Тёмные. Глубокие, как…
В темноту всегда проще погружаться, чем в свет, но я ныряю в бесконечность наивного взгляда в тот же миг, как девушка проваливается в мою бездну. Мне легко, потому что золотистые радужные переливы воскрешают в памяти мягкие волны барханов, неспешную поступь каравана, волшебную вязь историй, которые рассказывают у вечерних костров, и жаркий румянец, посещающий лица юных красавиц, впервые познающих восхищение мужских взглядов.
— Смотри только мне в глаза, маленькая, иначе не сможешь увидеть!
— Я смотрю…
Как можно существу, незнакомому со строением Кружев и Уровнями зрения, объяснить, насколько далеко следует уйти от реальности? Никак, только отразить доступную собственному восприятию картинку. Стать зеркалом, потому что мне так хочется и потому что могу это сделать. Никто из моих родичей не снизошёл бы до возни с ребёнком, но если раньше я назвал бы причиной подобного поведения высокомерие, то теперь понимаю: дело совсем в другом.
Плоть дракона состоит из Прядей и составляет их, а потому не может вдруг оказаться самостоятельной и наделённой волей без границ и правил. В этом смысле все прочие живые существа, населяющие подлунный мир, много счастливее и в чём-то даже могущественнее тех, кто, казалось бы, парит в небесах невозможно высоко, совсем рядом с престолами богов. И я, обделённый почти всем, в действительности богаче любого из драконов, потому что… свободен. По-настоящему. Могу поступать, как велит сердце. Пусть разум будет злобно ворчать и кукситься — всё равно сделаю то, что захочу. Вернее, попытаюсь сделать, поскольку не все желания находят своё материальное воплощение, но это и правильно! Пока не видишь воочию свою мечту, можешь продолжать наделять её всевозможными чертами, можешь создавать чудо. Только внутри своего сознания? Да. И что с того? Волшебство сотворённой воображением мечты проникнет в твои сны, а там разделить реальность и вымысел совершенно невозможно…
Ты прекрасна, маленькая, видишь? Серебристые ниточки, унизанные бусинами узелков, — это всё ты. Нравится?
— Я… не знаю.
Смущение, робость, небольшой испуг? Следовало ожидать. Правда, со своими впечатлениями не сравню. Помню, впервые взглянув на Кружева, восторженно затаил дыхание от представшей передо мной картины. Страх пришёл потом. Когда я осознал, что внутренняя красота неизмеримо хрупче внешней и нуждается в большей защите.
Самое главное, маленькая, у каждой из ниточек есть сестрёнка. Почти прозрачная, похожая на тень, как та, что возникает на снегу, когда ты встаёшь на пути солнечных лучей. И такая же сверкающая… Заметила?
— Да…
Подтяни близнецов поближе друг к другу, так, чтобы они соприкоснулись.
Но как это сделать? Не знаю.
Просто подумай об этом. Ты же видишь, как они похожи друг на друга? Они словно ты и твой брат, желающие оказаться рядом, быть вместе, но разделённые запретом.
— Кто же им запретил?
Ты, маленькая. Вернее, ты просто не дала им разрешение встретиться. Не позволила, и всё.
— Но я же…
Не знала об их существовании. Всё правильно, маленькая. Но теперь-то знаешь, стало быть, можешь исправить несправедливость и сделать разлучённых счастливыми. Ты ведь хочешь, чтобы они встретились?
— Да!
Нити дёрнулись, устремляясь навстречу друг другу. Наверняка сейчас любой вошедший в мою комнату увидел бы вместо взрослой девушки туманный вихрь начавшегося Обращения. И сильно-сильно ударил бы по голове, а то и по другому уязвимому месту… Нужно торопиться, но нельзя спешить. Наблюдение за Кианом помогло мне представить механику изменений, но в отличие от прочих метаморфов Ирм не обладает конечным вторым обликом. Потому что его не существует, имеется лишь мешанина Узлов, которые… Следует расставить по нужным местам.
А теперь, маленькая, вспомни те рисунки, что я просил тебя выучить. Хорошенько вспомни! И посмотри на переплетения ниточек. Они ничего тебе не напоминают?
— Ой… как похоже!
Похоже, но не совсем. Понимаешь, когда-то давно, когда ты ещё не появилась на свет, но искорка твоей жизни уже загорелась в материнском чреве, подул сильный-сильный ветер и немножко перепутал ниточки… С тех пор они никак не могут вернуться на правильное место. А порядок всегда должен быть, согласна? Тебя же бранили за разбросанные игрушки?
— Бранили…
Так вот, здесь тебе придётся приняться за уборку самой.
— Но как?
Нужно подвигать узелки. Они послушные, не бойся! И легко скользят по ниточкам туда-сюда.
— Ой!
Да, именно так и скользят, но не увлекайся, этот толкнула слишком сильно, и он…
— Ай! Больно!
Могу себе представить… Метаморфу необходимо терпение и внимательность, но разве следует ожидать от Ирм того и другого? Тем более Узлы надо останавливать своей волей, а не ждать, пока они сами упокоятся в предначертанном положении. А в сложившихся обстоятельствах…
— Не буду! Они кусаются!
Маленькая, всё не так страшно! Нужно только быть чуточку…
— И не слушаются!
Разумеется, ведь ты дёргаешь их из стороны в сторону как боги на душу положат.
Похоже, все мои намерения рассыпались прахом. Жаль… Но что я могу сделать? Выпустить Пустоту, чтобы та заставила Узлы сместиться? Нет уж, если Ирм сейчас уже больно, то столкновение с моей подружкой покажется девушке ужасающей пыткой. Что ж, придётся возвращать всё обратно и в очередной раз признать поражение. Своё? Если бы… Хотя зачем лукавить? Главным образом потерпела поражение моя наивная уверенность в простоте достижения цели. Если бы я мог тропинкой воспоминаний вернуться в детство, найти слова и чувства, понятные ребёнку… Не-е-ет! Не в моём прошлом искать спасения. Но запасное детство всё равно взять неоткуда…
Ветерок тронул тихим звоном ближние Пряди.
Здравствуй! Ты новенькая?
Новенькая?
— Ты давно уже здесь? А я и не ждала, что кто-то объявится!
— Где — здесь?
Звон на мгновение затих, потом снова рассыпался вокруг незримыми хрустальными бусинками.
Ой, прости, я не догадалась! Ты ведь ненадолго… А зачем? Сюда по пустякам никто не приходит.
Я не знаю… Джерон не сказал.
Переливистый смех, счастливый и нежный.
Джерон?
Он обещал показать красивые узоры внутри меня, а потом сказал, что я могу сделать из них те, что видела на картинках…
И ты?
Я… не могу. Они не хотят слушаться. И кусаются больно!
А ты не заставляй их силой, вот и не будут кусаться!
Как же тогда делать?
Хочешь, научу?
А ты знаешь?
Конечно! Сейчас мы будем… играть!
Ветер сгустился, сжался в комочек, вспыхнул мягким светом, похожим на разлитые сливки, ворвался в Кружево Ирм.
— Поймай меня!
Нити всколыхнулись, Узлы устремились за крохотным огоньком, уверенно и азартно снующим в лабиринте серебристых переплетений, а я растерянно моргнул, понимая: неизвестный пришелец показывает дорогу. Правильную дорогу.
Танец, становящийся всё быстрее и быстрее… Такой быстрый, что очертания огонька уже невозможно различить. Я вижу длинную полоску с размытыми краями, то обвивающуюся вокруг Нитей Ирм, то снова парящую на просторе, над Кружевом, под ним… И мелькание Узлов, скользящих по хрупким тропкам, становится совершенно неразборчивым, пока… Всё не останавливается, резко и неожиданно, как будто уткнувшись в стену.
А ты не верила! Видишь, всё получилось!
Правда… И стало ещё красивее! Но почему?
Потому что теперь ты настоящая…
Удивление Ирм, слившееся с вновь обретёнными, ещё непривычными, но знакомыми задолго до рождения ощущениями, разорвало Единение наших сознаний. Девушка рванулась прочь, в реальность, на тот уровень, где могла полностью почувствовать произошедшие изменения, а я задержался. Потому что и должен был, и хотел сказать «спасибо» танцующему между Прядей огоньку.
Мы нарушили твой покой? Извини.
— Скукотища здесь, а не покой! Никого толком и не встретишь… Ну ничего, скоро придёт срок — и я смогу отправиться туда, где меня уж заждались.
Мне нечем тебя отблагодарить, но если бы не твоя помощь…
— Мы просто немножко поиграли. Совсем чуть-чуть. Жалко, что сюда нельзя брать кукол, я бы показала подружке свою. Она такая красивая! Особенно с твоим подарком.
С моим? Когда же и что я успел тебе подарить?
— А ты уже забыл? Ну что же поделать, у тебя, видно, много забот… Хорошо, буду помнить за нас двоих! Крепко помнить!
Кукла. Подарок. На моей памяти была только одна, по имени Пигалица, для которой…
Юлеми?
Огонёк весело закружился.
— Вспомнил, вспомнил, вспомнил!
Я не забывал, просто не мог подумать, что…
— Встретишь меня здесь?
Да. Ты ведь должна была уже уйти… к родителям.
— Я уйду, очень-очень скоро! Совсем скоро, ты и вздохнуть не успеешь… И я так рада, что мы сможем попрощаться по-настоящему!
Я тоже рад. Ты не сердишься?
— За что?
За обман. Я ведь не сказал тогда, что ты больше не проснёшься.
— Но я всё равно не могла бы проснуться, правда? Зато мне снятся такие чудесные сны… А скоро я буду смотреть их вместе с мамой и папой!
Надеюсь, им тоже понравится. Только я об этом узнать не смогу.
— Я найду кого-нибудь, кто тебе расскажет, обещаю… Но им обязательно понравится, не беспокойся!
Огонёк метнулся в сторону, растёкся мерцающим облачком, в котором проступил облик маленькой черноволосой девочки с глазами такими же голубыми и светлыми, как высокое небо.
Вдох — и остаётся только светящаяся пыль. Ещё вдох, и ветер уносит невесомые крупинки души прочь, туда, где и положено обитать душам. Туда, где ушедшие терпеливо ждут оставшихся.
Рядом никого больше не остаётся, а значит, пора возвращаться. Пора выдернуть свой взгляд с глубины Изнанки, чтобы…
Утонуть снова, но уже совсем в других озёрах: больших, круглых, с умильно суженными зрачками — кошачьих глазах. Утонуть, оглохнуть от басовитого мурчания и зарыться в густую, длинную, чуть колкую шерсть, в которой почти невозможно дышать, но так удобно прятать слёзы.
Волны тихого рокота под мохнатой шкурой остановились, оборачиваясь напряжением мышц, и я на всякий случай покрепче обнял сильную шею Ирм: волнение кошки могло быть связано только с одним событием — появлением в комнате кого-то постороннего, а мне не хотелось становиться ни участником, ни зрителем сражений. К тому же я наконец-то смог согреться, но не настолько, чтобы охотно расстаться с живым меховым одеялом…
— Я всегда подозревал в тебе эту порочную страсть, — сожалеющим, почти скорбным тоном сообщил кузен.
— И чем же она порочна?
Переспрашиваю и только потом понимаю: сначала следовало бы уточнить, что подразумевается под словом «страсть».
— Своим наличием.
Разочарованно приподнимаюсь на локтях, выглядывая из-за кошачьей спины:
— Почему?
Ксаррон, вернувшийся к уютному чёрному цвету в одежде, сидит на спинке кресла. Да, именно таким образом, чем вызывает весомые подозрения в применении магических средств для поддержания равновесия, поскольку невозможно положить ногу на ногу, скрестить руки на груди и чувствовать себя уверенно с одной лишь точкой опоры, хотя и обширной. Пятой точкой.
— Потому что несколько затруднительно животному и… Хотя она миленькая.
Ирм угрожающе мявкнула, чем вызвала у кузена широкую улыбку:
— Ещё и с норовом? Совсем замечательно! Где же ты её раздобыл? Не припомню, чтобы в Домах появлялись кошки с таким окрасом…
— Не узнаёшь?
Ксо сузил глаза:
— А должен?
Равнодушно зеваю:
— Как хочешь.
Не успеваю завершить новый вдох, как кузен уже оказывается на кровати, совсем рядом, причём Ирм удивлена не меньше меня, потому что перемещение происходит даже не мгновенно, а много быстрее.
Ксаррон, не давая выдохнуть, сдавливает моё горло, прижимая голову к подушке:
— Ты что наделал?!
— Я?
— Это ведь та девочка, верно? Та affie?[12]
— Угадал.
Он потрясённо отшатывается:
— Ты не должен был!
— Она всё сделала сама, поверь, нужно было всего лишь заставить Узлы сдвинуться с места.
— Всего лишь…
Ксо недоверчиво косится на большую кошку, а та, осознав, что угрозы от пришельца не возникнет, тянется к лицу кузена, шумно втягивает влажным носом воздух и довольно подставляет подбородок ласке пальцев. Причём отнюдь не моих.
Минуту спустя следует странное признание:
— Я начинаю бояться тебя, Джер.
— Только теперь?
Попытка пошутить проваливается. Ксаррон мрачнеет ещё больше, впрочем не переставая почёсывать кошку за ухом.
— Ты понимаешь, что произошло?
— Ничего необычного. Она могла обернуться. Ведь так? У неё было всё для этого, кроме…
— Помощи.
— Ну да. И в чём трудность?
Длинный, протяжный вздох.
— Ты слишком быстро усвоил главное.
— Сначала меня ругали за тупость, теперь осуждают за быстроту соображения! Выберите уж что-то одно, ладно?
— Я не осуждаю. Я тревожусь.
— Есть разница?
Ксаррон ласково, но твёрдо отпихнул кошку в сторону:
— Есть. Если помнишь, я говорил: всё вокруг тебя состоит из плоти драконов.
— Я помню. И не забуду никогда.
— Так вот, Джер, нам нет выгоды вмешиваться в то, что не является нашим продолжением. Пробовали, и не раз, но успеха не добились. В изменении себя самих мы не знаем границ, но существа вне Гобелена также наделены способностью меняться. По своей воле, и всё же для них правила существуют тоже. Строгие правила. Считалось, что никто, кроме богов, не может действовать совершенно свободно… А что сейчас вижу я?
— Божий промысел?
Снова шучу и снова неудачно: изумрудные глаза сурово темнеют.
— Я вижу воплощение желания. Безумного, неосуществимого, нелепого, опасного и вместе с тем ставшего реальностью. Драконы владеют плотью мира, боги управляют волей населяющих его существ. Ты же… смешал всё воедино.
— Ксо, это было совсем нетрудно!
Брови кузена придвинулись друг к другу ещё плотнее, разрезая лоб острой складкой морщинки:
— Вот именно. Нетрудно.
— Ксо…
— И об этом скоро узнают. Хоть понимаешь, какие неприятности тебе грозят?
— Честно говоря, не задумывался. А разве грозят?
Ксаррон плавным движением стёк с кровати и снова уселся в кресло, только теперь задействовал не спинку, а подлокотник.
— Кое-кто будет сильно недоволен.
— Можешь назвать имена?
— Сам узнаешь, если понадобится. Они не станут скрываться.
— Но в чём причина для недовольства?
— Ты так и не понял?
Честно признаюсь:
— Нет.
Кузен печально качает головой, но снисходит до объяснений:
— Как тебе удалось провести Обращение?
— Да я и не проводил… Просто объяснил, как надлежит действовать.
— Объяснил, как менять Кружева, как двигать Узлы, да? — Речь кузена прерывается коротким ехидным хмыканьем. — Не верю. Она не смогла бы понять. Значит, всё происходило несколько иначе. Как?
Не вижу повода лукавить:
— Я показал ей Изнанку.
Гнетуще-молчаливая пауза заканчивается скорбным вопросом:
— И ты считаешь свои действия простыми?
— Да. Потому что…
— Джер!
Окрик Ксаррона заставляет меня зябко вздрогнуть.
— Мало того что мы не имеем права рассказывать кому-либо о существовании Изнанки, это ещё и совершенно бессмысленно, потому что мы не можем никого брать туда с собой. Понимаешь? Не можем. Самое глубокое Единение не позволяет создать настолько крепкую связь.
Пожалуй. Переплетающиеся друг с другом сознания образуют узор, подобный кружевам инея. Одно неосторожное движение, и все старания рассыплются мерцающими крупинками. Ирм в самом деле не могла шагнуть в глубины мироздания. Но тогда…
— Э… Я не уверен, что брал её именно с собой.
— Как же она смогла увидеть?
— Через меня. В моём взгляде… — На язык просится простое и ужасающе точное сравнение: — Как в зеркале.
Повисла тишина, нарушаемая только причмокиванием кошачьего языка, приводящего в порядок и без того прекрасную шерстяную шубку.
— Хочешь сказать, ты нырнул, отразил Изнанку в себе и вернулся, чтобы…
— Я не возвращался. Я всё время и оставался на Изнанке.
Ксаррон на долгую минуту закрыл глаза.
— Ясно. Не рассказывай об этом больше никому, договорились?
В высказанной просьбе не слышалось и тени настойчивости, зато присутствовало доселе не связываемое мной с кузеном чувство. Страх. Но я никак не мог выбрать одну из двух причин, его породивших: либо Ксаррон опасается моих дальнейших безумств, либо… Неменьших глупостей со стороны Драконьих Домов.
— Как скажешь… Кстати! Что с Элроном? Он не пострадал?
Надо было спросить о состоянии второго кузена сразу, но когда меня накрыла ледяная лихорадка, я был в полусознательном состоянии и почти не понимал, что происходит вокруг, а по возвращении ощущений никто не удосужился и парой слов поведать о прошедших мимо событиях, ссылаясь на то, что мне нужен покой.
— Нет. Твоими усилиями. И по-хорошему, следовало бы закатить тебе такую оплеуху, чтобы помнил всю жизнь!
Обиженно распахиваю глаза: