Пески Палестины Мельников Руслан

Глава 5

А вот Сыма Цзяну так и не дали пострелять. В считанные секунды Освальд, Збыслав и дядька Адам сбросили в воду остатки немногочисленного, вяло сопротивлявшегося пиратского десанта. Дмитрий. Гаврила, Бурангул и Джеймс перебежали по узкому трапу на вражескую палубу.

На когге валялись трупы и несколько тяжелораненых. Остальная команда попрыгала за борт. Лишь полдюжины самых отчаянных головорезов сгрудились у мачты, прикрывшись легкими щитами, подняв мечи и копья. Эта шестерка была готова к последней битве. Но полноценной битвы не получилось. Бурангул помешал. Татарский юзбаши подхватил у абордажного мостика чей-то оброненный лук и колчан. Пустил стрелу навскидку. Пригвоздил одного из разбойников к мачте. Вторая и третья стрелы тоже не пролетели мимо цели.

Пассивная оборона была подобна смерти, причем смерти бессмысленной. И три уцелевших пирата с дикими воплями ринулись в бой. Хиленькая атака, впрочем, захлебнулась, не успев начаться. Один из горе-корсаров попал под секиру Дмитрия, другого смела за борт булава Гаврилы. Последний, целивший копьем в грудь Бурангула, вдруг споткнулся на ровном месте и грохнулся о палубные доски: чьи-то цепкие пальцы, поднявшиеся над решеткой трюмного люка, держали копейщика за ноги.

Прыжок Джеймса, точный добивающий удар смертоносного кольтэлло – и морской разбойник затих. Когда Сыма Цзян протолкался, наконец, вперед, для “шмайсера” дела уже не нашлось. А на барахтавшихся в воде беглецов мудрый китаец решил “невидимые стрелы”не тратить.

– Отчаливаем! – приказал Бурцев. – Быстро!

Помогли перебраться на когг Ядвиге. Отцепили абордажные крючья. Обрубили веревки и канаты. Сковырнуть поднимать абордажный мостикоказалось сложнее – его Гаврила попросту сбил булавой.

Оттолкнулись, отвалили от катера. А на притопленную корму «раумбота» уже вползали пираты. Спасались. Хотя сомнительное это было спасение… Так, небольшая отсрочка перед неизбежной гибелью.

Джеймс профессионально и хладнокровно добивал раненых. Самая та работенка для наемного убийцы. – Все правильно, Вацлав, – будто угадав мысли Бурцева, негромко произнес Освальд. – Кормить эту пиратскую братию нам смысла нет. Да и все равно долго они не протянут. А возиться с ними – только продлевать их страдания и осложнять собственную жизнь. Я бы на их месте тоже предпочел, чтоб кинжалом в сердце или ножом по горлу. Все лучше, чем валяться на палубе с выпущенными кишками. Уж ты мне поверь.

Бурцев верил. В конце концов, Освальд – сам из бывших разбойников, хоть и сухопутных, хоть и благородных.

– Готово! – подошел Джеймс.

Быстро управился. И не притомился. И почти не испачкался. Профи…

Дмитрий, Гаврила, Бурангул и Збыслав уже кидали трупы за борт. Дядька Адам и Сыма Цзян собирали оружие. Ядвига держалась в сторонке.

– Все мертвы, брави? – поморщился Бурцев.

– Ага, как же, все! – хмыкнул тот. – Тут, между прочим, полный трюм народа. Пленники пиратские… Кстати, кто-то из них нам здорово помог. Если б не они, нанизали бы Бурангула на копье. Только вот что теперь делать с этим трюмным людом – ума не приложу!

– Ну, выпустить, наверное, для начала, – предложил Бурцев.

Ключа не было. Замок с люка сбили все той же булавой Алексича.

Вообще-то пленников оказалось вовсе не “полный трюм народа”, Из открытого люка вылезло человек пятнадцать.

– Мерси, мсьё! Мерси боку!

Говорил самый старший, самый статный и самый усатый. Здоровенный такой мордастый дядька с огромной шишарой на лбу. Видимо, мужика сначала вырубили и лишь после полонили.

Освобожденный узник еще что-то бормотал с типичным французским прононсом. Бурцев развел руками: не понимаю, мол. Увы, французов у него в роду, как и итальянцев, не водилось: генная память молчала.

“Шпрехен зи дойч?” в этот раз не помог. Теперь уже усач растерянно мерил руками воздух.

– Дэзоле, жё нэ компран па.[4]

Бурцев обернулся к спутникам. Спросил без особой надежды:

– Кто-нибудь знает французский?

– Я знаю, – выступил Джеймс. – Мне довелось пожить на юге Франции, когда там поднимала голову альбигойская ересь. Я выполнял некоторые … м-м-м… поручения Его Святейшества Папы.

– Понятно. Бедные еретики… Ладно, брави, будешь у нас за толмача.

По-французски тайный убийца, в самом деле, шпарил так же уверенно, как по-итальянски и по-немецки.

– Это капитан нефа, – переводил Джеймс. – Зовут Жюль. Утверждает, что вез королеву Кипра Алису Шампанскую[5], бежавшую от Хранителей Гроба и братьев ордена Святой Марии Иерусалимской.

О-пс! Опять Хранители! Опять тевтоны!

А Жюль все говорил и говорил, не останавливаясь. Судя по сбивчивому рассказу капитана, два пиратских когга неожиданно атаковали королевский неф из-за островного мыса, поэтому уйти от погони или выброситься на берег не удалось. Команда приготовилась к схватке, но королева не желала бессмысленного кровопролития и приказала сложить оружие. Ослушаться Ее Величества никто не посмел. Алиса Шампанская вступила с морскими разбойниками в переговоры, предложила встать под знамена кипрского льва и посулила награду. Увы, пираты предпочли не связывать себя королевской службой, и польстились на богатую добычу. Неф взяли на абордаж. Команду частью перебили, частью пленили и распихали по трюмам. Моряков разбойники намеревались продать в рабство, а за королеву и прочих благородных пленников рассчитывали получить выкуп.

– Жюль благодарит нас за спасение, но на всякий случай интересуется, не являемся ли и мы тоже пиратами, – закончил Джеймс синхронный перевод.

– Мы? – Бурцев хмыкнул. – Да нет уж, мы, скорее, антипираты. Ну, те, кто против… Хотя, с другой стороны… Нам требовался корабль на плаву, и мы его взяли. Взяли силой. Так что пусть этот Жюль думает, что хочет.

– Вы совершили благородное и богоугодное дело, покарав разбойников, осмелившихся напасть на корабль Ее Величества, – убежденно заговорил Жуль. – Сам Господь вершил свою волю вашими руками…

Джеймс переводил.

– … Ибо небеса выступили на вашей стороне, обрушив на головы пиратов громы и молнии, – Капитал завороженно смотрел на пробитые борта и дырявый парус. – Мы все слышали! И мы там, внизу молились за вашу победу!

– Джеймс, объясни ему, что это не гром и не молнии, – устало попросил Бурцев. – Скажи, что это оружие Хранителей Гроба.

Джеймс сказал. Усач в ужасе отшатнулся.

Похоже, сам бравый кипрский капитан раньше не видел и не слышал автоматов и пулеметов цайткоманды в деле. Однако о существовании колдовского арсенала Хранителей Гроба с чужих слов он знал. Жюля кое-как убедили, что к немцам никто из присутствующих отношения не имеет, и речь идет всего лишь о трофеях. С трудом, правда, убедили, и с немалым. Поверить в небесные громы средь ясного неба королевскому капитану оказалось проще, чем в то, что магическое оружие Хранителей попало в чужие руки. Жюль в изумлении таращил глаза и не мог больше выдавить ни слова. Пришлось помочь…

– Джеймс, спроси капитана, куда подевалась его драгоценная королева?

Джеймс спросил. Капитан спохватился, завертел головой, разволновался.

– Он говорит, что пираты разделили пленников во избежание бунта, – переводил брави. – Королева и ее свита должны сейчас находиться либо на другом когге, либо на нефе.

Из груди капитана вдруг вырвался горестный вопль: усач заметил тонущий когг. Судно с пробоинами под ватерлинией уже изрядно осело, и завалилось на бок. Экипаж давно попрыгал за борт. А вот пленники…

Жюль насел на Джеймса, замахал руками, запричитал. В голосе капитана слышались то просительные, то требовательные нотки.

– Силь ву плэ! Силь ву плэ![6] – без умолку твердил Жюль.

– Умоляет помочь, – объяснил брави. – Просит не губить невинные души, запертые в трюме.

Да уж, ситуация! Расстреливая корабль, Бурцев как-то не подумал, что на борту могут оказаться не только пираты.

– Если ребята Жюля управятся с этой, – Бурцев притопнул ногой о палубу, – посудиной – пусть действуют. Мы поможем, чем сможем.

Капитан медлить не стал. Голос усача обрел властность. Жюль принялся сыпать приказами направо и налево. Встрепенулись и забегали матросы. Без лишних церемоний морской волк взял в оборот и собственных спасителей. Джеймс едва успевал переводить команды с французского. Дырок в простреленном парусе было немного, и на скоростных качествах судна эти небольшие прорехи не отразились.

Они успели… Едва-едва.

На корме тонущего когга валялось трое убитых арбалетчиков, еще один лежал на носовой боевой площадке. И больше – ни единого пирата. А из трюма, в самом деле, доносились призывы о помощи. Причем, отчаянные “о сэкуры”[7] уже сливались с характерным бульканьем…

Булава Гаврилы и топор Дмитрия взломали люк. Люди в трюме плавали под самой палубой. Внизу оставалась лишь небольшая воздушная прослойка – ровно столько, чтоб высунуть лицо и попытаться надышаться вдоволь перед смертью.

Людей выдергивали, как морковь из грядки. А вода все прибывала. Собственно, корабль с простреленными бортами давно бы уже пошел на дно, если б плененные моряки Жюля не пытались заделать бреши. В ход пошло награбленное пиратами и сваленное в трюм добро с нефа Алисы Шампанской. Сундуки, парча, шелк, бархат, восточные ковры, расшитые золотом камзолы, меха и даже длиннющая королевская мантия, подбитая горностаем. Утопающие спасали себя сами. Как могли. И – спасли.

Правда, повезло не всем: по трюму вместе с живыми плавало два трупа. Один – с развороченной грудной клеткой. Другой – с пробитым черепом. Оба попали под пулеметную очередь. Случайные жертвы… Бурцев отвел глаза. На войне, как на войне…

Глава 6

Королевы среди освобожденных не оказалось. Наверное, поэтому капитан никак не желал успокаиваться. Усач что-то кричал, указывая на удаляющийся неф, настойчиво тряс сначала Джеймса, потом – Бурцева. Опять звучали бесконечные “силь ву плэ!” И без перевода понятно: верный вассал Ее Величества жаждет погони и нового боя. Похвальное, в общем-то, желание, да только затяжная парусная регата с непредсказуемым результатом и еще одна абордажная схватка не входили в планы Бурцева. И без того, блин, задержались в средиземноморских водах! А до полнолуния времени оставалось не много. В общем, выбирая между спасением Аделаиды и кипрской королевы, Бурцев отдавал предпочтение первой.

Но настырный капитан не отцеплялся и все тараторил, тараторил…

– Жюль говорит, что королева сполна вознаградит своих спасителей, – переводил Джеймс сбивчивую французскую речь.

Бурцев промолчал. Награда его не интересовала. Его интересовало лишь время, которое они безнадежно теряли.

– … а еще обещает, что нам помогут доплыть, куда мы пожелаем, в самые кратчайшие сроки.

Стоп! А вот это совсем другое дело! Бурцев видел, как лихо команда Жюля управляет пиратским судном. С такими помощниками на борту они доберутся до Святой Земли гораздо быстрее. К тому же ребята Жюля, похоже, горло готовы грызть за свою королеву. Если с ними не договориться миром, будет драка. Если договориться – дружба до гроба.

– Ладно, Жюль, будь по-твоему.

Усач за малым не захлебывался от собственных приказов. Команда, численность которой возросла вдвое, носилась по палубе с удвоенной же скоростью. Услуги дружинников Бурцева больше не требовались. Скучковавшись вокруг воеводы, они отошли в сторонку. Чего под ногами-то зря путаться.

– Как думаешь, Джеймс, долго будем гоняться за королевой? – спросил Бурцев.

Брави прикинул. Оценил силу и направление ветра. Скептически глянул на грузный неф с кормовыми веслами вместо руля. Одобрительно – на расторопную команду Жюля.

– Меньше чем через полчаса пойдем на абордаж. Когг легче и идет увереннее нефа.

– Хорошо. Ядвига, спустись, пожалуйста, в трюм. Не упрямься, девочка, иначе тебя спустит туда твой разлюбезный пан Освальд. А ты, Сема, отдай-ка мне громомет. Молодец, что не потратил “невидимые стрелы” – хвалю.

Со вздохом сожаления китаец протянул ему “шмайсер”.

– Кес кё се? – поинтересовался пробегавший мимо Жюль.

– Спрашивает, что это такое? – перевел Джеймс.

– Оружие Хранителей.

Жюль отпрянул в сторону.

Да, брави не ошибся. Уже минут через двадцать команда Жюля, похватав пиратское оружие, готовилась к абордажной схватке. Бурцев с соратниками тоже заняли места на носовой башенке судна.

Корабли сближались. На палубе королевского нефа суетились пираты. Из корзин на топах мачт, с кормовой надстройки навстречу преследователям полетели стрелы. С полдесятка вонзились в нос когга, в многострадальном парусе появились новые дырки. Беззвучно упал один из матросов Жюля. Вскрикнул, схватившись за плечо, другой.

Стрелки с когга ответили. Но, кажется, попали в мечущиеся фигурки на чужом корабле только Бурангул и дядька Адам. Все-таки расстояние еще приличное, а палуба под ногами пошатывается. Волна усиливалась и при такой качке трудно бить наверняка. Бурцев ждал. “Невидимых стрел” в “шмайсере” не так много, чтобы расходовать их понапрасну.

А пираты… Да, пираты прекратили бегство и готовились к бою.

Сто метров. Восемьдесят…

Стрелы с обоих сторон летели гуще. Вскрики раненных и умирающих слышались чаще. На нефе замелькали абордажные крючья. Кажется. разбойники, удалившись от “раумбота” и не слыша более раскатов смертоносного грома, пришли в себя, приободрились. Ребятки намеревались отбить свой когг. Бородатый здоровяк – по всей видимости, пиратский капитан или какой-нибудь авторитет этой разношерстой морской братвы – размахивал кривым мечом, что-то орал зычным голосом.

Семьдесят метров. Шестьдесят. Пятьдесят … Пора. С такого расстояния захочешь – не промахнешься. Отрывистый лай “шмайсера” разнесся над водой.

Бил Бурцев коротко и точно. Начал с громилы-бородача.

Вопли ужаса…

Корсарский «пахан» выронил меч, упал сам. Дальше Бурцев валил пиратов без разбору. Но целил только по верхней палубе, в кормовую надстройку да в топы мачт. Не хватало еще случайно зацепить королеву, как тех двух бедолаг из трюма затонувшего когга.

Сухой щелчок… Бурцев отбросил опустевший магазин. Вставил новый. Запасной. Последний. Опять открыл огонь.

Пираты запаниковали. Команда Жюля оцепенела в благоговейном трепете. Матросы и сам капитан, крестясь, бормотали душеспасительные молитвы. Когг сближался с нефом под звуки выстрелов. Обезумевшие пираты затеяли драку за шлюпки. На борту нефа имелось три лодки. И три кучи-малы возникли на палубе корабля. Хорошие мишени… Очередь. Очередь.

Еще щелчок. Патроны кончились. Как всегда, не вовремя. “Шмайсер” умолк. А команда Жюля все молилась. Бурцев глянул на Гаврилу. У Алексича на спине —труба фаустпатрона. За поясом – блин, додумался же! – граната. Бабахнуть, что ли, из гранатомета? Да нет, не стоит, пожалуй. Близко слишком: осколками своих покосит, да и пленникам в трюме достанется.

– Джеймс, скажи этим болванам, пусть действуют!

Джеймс сказал. Рявкнул, точнее. Французский, оказывается, при определенных обстоятельствах тоже может быть весьма грубым языком.

Картавая грубость брави возымела действие. Жюль и его команда вышли из оцепенения. Как раз вовремя! Нос когга с треском вломился в корму нефа. Толчок. Жуткий скрежет дерева о дерева. К счастью, удар пришелся вскользь, по касательной. Корабли не развалились и не пошли на дно.

С когга полетели “кошки”. Поданные Алисы Шампанской, впрочем, не тратилимного времени на абордажную связку. Ребята Жюля прыгали на неф с ходу. Высота бортов у парусников оказалась примерно одинаковой, так что это был сейчас самый простой и быстрый способ атаки. Двое или трое моряков не рассчитали – упали в воду. Пришлось кидать канаты. Еще одного спасти не удалось – затерло бортами.

Капитан Жюль лез в драку первым, дико вопя и вдохновляя остальных. У пиратов же достойных лидеров не оставалось. И сопротивления не было. Вообще.

Большая часть разбойников сиганула за борт. На воду успели спустить лишь одну шлюпку. Наиболее удачливые беглецы облепили лодку, отпихивая плывущих следом товарищей. Отпихиваться, однако, никто не желал. В итоге шлюпка перевернулась.

Немногие оставшиеся на корабле – рассеянные и деморализованные – сдавались без боя. То там, то тут раздавались мольбы о пощаде. Только капитан Жюль не щадил никого. И его матросы не щадили.

Все кончилось в считанные секунды. Последнего пирата извлекли откуда-то из каюты на корме и вышвырнули за борт с перерезанным горлом.

Глава 7

Бурцев следовал за кипрским капитаном по утыканной стрелами шаткой палубе нефа. Они направлялись к трюмовому люку. Ничего ж себе, путь-дорожка! Палуба – скользкая от крови. Всюду – трупы, брошенное оружие, размотанные, будто гигантские силки, канаты, Прочий корабельный инвентарь.

Бурцев обратил внимание на две запасные мачты. Обе лежали посередке, деля палубу надвое. Видать, ломались мачты частенько, раз приходится возить с собой запас. Имелись на борту также запасные рулевые весла. И с полтора десятка – никак не меньше – тяжеленных якорей. Огромных, железных, двурогих, с деревянными поперечным штоками. Одним-двумя здоровенный неф, конечно, не удержишь, но пятнадцать штук! Это уж явный перебор. Тоже, видать, про запас взяты? Наверное, якоря набирали с таким расчетом, чтоб не жалко было оставлять на дне, ежели зацепиться. Вручную-то поднимать такую тяжесть – замаешься, а механических якорных шпилей и воротов пока не изобрели.

Трюм открывали втроем – Бурцев, Жюль и Гаврила со своей универсальной отмычкой. Удар булавы – и сбитый замок летит в сторону. Люк откинут. Затихли все. Что ж, Ваше Величество, на выход…

В самом деле, королева вышла первой. Алиса Шампанская оказалась хрупкой женщиной средних лет и довольно привлекательной внешности. Худенькое скуластое лицо. Огромные карие глаза. Грустные, правда, – прегрустные. Волнистые темные волосы. Брови, изогнутые тонкой дугой. Только ранняя седина немного портила эту печальную красоту. И скорбно изогнутые губы. М-да, улыбалась титулованная особа не часто. По крайней мере, в последнее время. Зато держалась Алиса Шампанская с поистине королевским достоинством. Даже в перепачканном трюмной грязью платье.

Жюль и его матросы приветствовали госпожу, дружно опустившись на колено. В глазах капитана светились восторг и обожание. У Бурцева даже мелькнула мысль, что отнюдь не только верноподанический пыл заставлял Жюля рисковать своей и чужими жизнями. Блин! Да ведь этот усач влюблен в королеву без памяти! За Ее Величеством следовала скромная свита: пара испуганных придворных дам, мальчик-паж, несколько моряков из команды Жюля и трое хмурых израненных мужчин. Судя по наряду – знатные рыцари или бароны, до конца защищавшие свою госпожу и представлявшие для пиратов интерес с точки зрения получения выкупа.

Последним вышел крепкий коренастый араб.

– О! – удивлено выдохнул пан Освальд. – Сарацин!

Сарацин носил просторный халат, широкие штаны и добротные сапоги. Араб был уже в летах: благородная седина просвечивала в иссине-черной курчавой бороде, густо серебрила виски. На щеке виднелся старый шрам. Умные глаза смотрели прямо. Горделивая осанка выдавала человека, не привыкшего угодливо гнуть спину. Даже перед королевой.

Вот к этому-то сарацину и бросился вдруг Сыма Цзян. Бурангул, чуть помедлив, тоже шагнул к незнакомцу. Подошел и Дмитрий.

– Хабибулла! Твоя моя не узнавай! – китаец по давней своей привычке коверкал уже не русский – татарский. Вот только с чего он взял, что арабу знаком этот язык?

А араб язык степных кочевников знал. Араб улыбался. В густой бороде виднелись крупные крепкие зубы.

– Вай! Сыма Цзян?! Садык![8] Иптэш![9] И ты, Бурангул, тоже здесь?! И ты, Димитрий?! Вот так встреча! Салям алейкум!

– Алекума-саляма! Алекума-саляма! – маленький сухонький китаец аж подпрыгивал от радости и потешно, будто крыльями, размахивал руками. Бурангул скалился во весь рот. Дмитрий же попросту сгреб Хабибуллу в охапку и троекратно расцеловал по русскому обычаю.

Все присутствующие, включая королеву, ошарашенно пялились на происходящее. Бурцев ни хрена не понимал.

– Какого, Сема?!

– Васлав, это та самая арабская мудреца, про которая моя твоя говорилась в Силезская княжества. Вспоминайся! Хабибулла – создателя большая порока хойхойпао.

Бурцев “вспоминался”. Хабибулла… Хабибулла… Действительно, в самом начале их знакомства – еще в Польше, в лагере Кхайду-хана Сыма Цзян рассказывал о строителе мощной метательной машины – требюше-хойхойпао. Китаец говорил, будто этот арабский ученый муж, как и он сам, отправился в поход с татаро-монгольскими туменами, надеясь отыскать магическую башню перехода. Но ведь тот Хабибулла погиб. Так, по крайней мере, утверждал Сыма Цзян.

– Как твоя живая? Твоя должна быть мертвая! – жизнерадостно хихикал китаец.

– Ля-а[10] – покачал головой Хабибулла. – Разве ты видел меня мертвым, Сыма Цзян?

– Нет, но многая другая говорила, что польский стрела попалась в твоя голова…

– Никогда не верь другим, верь лишь своим глазам, садык. В Малой Польше возле Кракова убили моего коня. А стрела, что пустил в меня польский лучник, лишь оцарапала мне щеку, – Хабибулла тронул шрам, уходивший под бороду. – Я отстал, остался один. А потом… потом, слава Аллаху, мне улыбнулась удача. Я вышел к колдовской башне ариев, Сыма Цзян!

Китаец так и охнул:

– Твоя добралась до Куявия? Твоя нашла Взгужевежа-крепостя?

Хабибулла удивлено вскинул брови:

– Я нашел башню в Силезии. И никакой крепости там не было. Между двух холмов у небольшой реки, возле дороги, ведущей к городу Вроцлаву, валялись глыбы, которые не под силу поднять человеку. Среди этих глыб я и обнаружил основание башни. Древние манускрипты не обманули. В башне ариев, действительно, таится великая магия колдовских врат. Но у меня не было ни времени, ни возможности ее изучить. Зато я чудом выбрался из силезских лесов. Сгинул бы, наверное, на чужбине, если бы вновь не встретил воинова Кхайду-хана, возвращающегося после Легницкой битвы. Велик Аллах в милости своей! Всевышнему не угодна была моя смерть. Но и от заветной башни Он отвел меня, едва явив ее. Может быть, потом… Может быть, в другой раз…

Сыма Цзян прицокивал языком и качал головой, подобно китайскому болванчику. Бурцев чесал репу. Судя по словам араба, Хабибулла вышел к развалинам той самой башни, откуда начался его, Василия Бурцева, путь в тринадцатом веке.

– А теперь скажи, мудрый Сыма Цзян, кому мы обязаны своим спасением? – спохватился Хабибулла.

– Ну, моя, конечно, – важно надулся китаец. – И моя многая друга. А больше вся вот…

Старик указал на Бурцева.

– Мэ хэза? Кто это? Ваш военачальник-каид?

Сыма Цзян кивнул. Хабибулла подошел ближе.

– Эсмик э?[11] Как твое имя, о благородный воин?

Хабибулла говорил по-татарски. Бурцев ответил на том же языке.:

– Ну, Василий. Вацлав…

Хабибулла приложил руку ко лбу, потом – к устам, к сердцу. Чуть склонил голову:

– Салям алейкум! И шукран[12] Благодарю тебя за помощь, о Ну-Василий-Вацлав.

– Алейкум ассалям! – вежливо отозвался Бурцев. Тоже отвесил уважительный поклон. – Только без “ну”, пожалуйста. А твое имя Хабибулла, так?

– Эсми[13] Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн…

Усама? Лишь бы не Бен Ладен! Бурцев торопливо вскинул руку:

– Прошу, уважаемый, позволь называть тебя просто Хабибулла.

Всех “ибнов” ему все равно не запомнить.

– Кваэс. Хорошо. Я твой вечный должник, о благородный Василий-Вацлав. И мой меч – твой меч.

– Да ладно, чего уж там. Земля круглая. Сочтемся как-нибудь.

– Земля плоская, – серьезно возразил Хабибулла. – И расстелена Аллахом подобно ковру. И укреплена горными твердынями, дабы не колебалась. Земля удерживается на рогах быка, а бык – на рыбе, а рыба – на воде, а вода – на воздухе, а воздух – на влажности, а на влажности обрывается знание знающих. Но, клянусь Аллахом, отныне я буду сопровождать тебя по этой земле, сотворенной Им, всюду, каид Василий-Вацлав.

– Всюду? А может, все-таки не надо всюду-то? – осторожно спросил Бурцев. Излишняя признательность иногда может становиться навязчивой.

– Надо! – упрямо сказал Хабибулла. – Я уже поклялся именем Аллаха.

Бурцев вздохнул. Кажется, еще одним человеком в его дружине станет больше, хочет он того или нет. А впрочем… Преданный сарацин в Палестине им пригодится. Да и еще один меч лишним никогда не будет.

Глава 8

– Что ж, хорошо, я с благодарностью приму от тебя любую помощь, мудрый Хабибулла. – поразмыслив, сказал Бурцев. – Но объясни, ради Аллаха, как ты оказался на этом судне?

– Вернувшись в Эль Кудс[14], я стал свидетелем великих перемен. И перемен не в лучшую сторону.

Бурцев навострил уши.

– Что так?

– После того, как схлынули реки крови, пролитые на наших землях крестоносцами, – торжественно начал араб, – мусульмане и христиане долго учились жить среди общих святынь без войн и насилия. Но едва в Иерусалимском королевстве установилось царство мира и гармонии, невесть откуда появились могущественные маги, что говорят по-немецки, именуют себя Хранителями Гроба и носят знамена сломанного креста. Эти чародеи, коим подвластны стихии огня, металла и колдовского грома, вступили в союз с тевтонскими рыцарями. Устроили резню. Захватили Святой Город, а захватив, превратили Эль Кудс в логово шайтана. И миру на многострадальной земле моих предков пришел конец. Наблюдать за такими переменами, стоя в стороне, я не мог.

– И теперь ты служишь королеве Алисе? – изумился Бурцев.

– Я никому не служу, кроме Всемогущего Аллаха, – с холодком ответил Хабибулла. – Я лишь выбираю, кому помогать и против кого драться. Нынче мой враг – зарвавшиеся немецкие рыцари с черными крестами на белых плащах и колдуны-германцы, поклоняющиеся кресту с поломанными краями. Кто считает тех и других своими врагами, всегда может полагаться на Хабибуллу.

“Что жтогда и мы с тобойполадим”, – решил про себя Бурцев.

– А врагами Хранителей Гроба и тевтонов считают многие, – продолжал араб. – Даже – иоанниты-госпитальеры, тамплиеры-храмовники и прочие франки – не желают мириться с владычеством немцев. Франки ищут союза с нами.

“Франками”, насколько понял Бурцев, сарацин называл всех европейцев-негерманцев, обосновавшихся в Палестине. Но вот что значит “с нами”?

– С кем ищут союза франки? Кто еще выступает против Хранителей Гроба и немецких рыцарей? Какую силу ты представляешь, Хабибулла?

– Силу джихада!

– Ого! А поподробнее?

– Я говорю о правоверных мусульманах, объединяющихся с франкскими рыцарями-христианами ради общей победы над германцами.

Бурцев поскреб в затылке. Да… О таком джихаде слышать ему еще не доводилось.

– В Палестинских землях еще остались опытные бесстрашные воины, умеющие наносить врагу молниеносный удар и растворяться, в городских кварталах, в песках пустыни или в безлюдных скалах. Есть и лазутчики, умеющие слышать и видеть то, что врагу очень хотелось бы скрыть.

– Хм, лазутчики?

– Один из них стоит сейчас перед тобой, каид Василий-Вацлав.

Так-так-так… Рыцарско-бедуинские отряды Иерусалимского сопротивления? Партизанская война во славу Аллаха и Иисуса Христа? Мусульманское подполье, поддерживающее отношения с братствами тамплиеров и госпитальеров? Плюс собственная разведсеть? И Хабибулла – ее тайный агент? Сарацинский “Штирлиц”, блин! Очень-очень интересно.

– И насколько же велико ваше христианско-мусульманское воинство? – поинтересовался Бурцев.

Араб погрустнел.

– Под Аккрой наши силы были разбиты и рассеяны смертоносной магией Хранителей Гроба, но скоро, – в глазах Хабибуллы вспыхнул огонек надежды, – скоро они возрастут многократно. Султан Египта ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб, да хранит его Аллах! – уже спешит к нам на помощь.

Ладно, будем считать, диковинный палестинский расклад более-менее прояснился. Но вот каким боком здесь замешана королева Кипра? Ей-то отчего приходится бежать со своего островного государства?

– Вдова Алиса Шампанская и ее сын Генрих I Лузиньян – не только властители Кипра, но и претенденты на трон Иерусалимского королевства, – пояснил сарацин, – а значит, оба стоят у немцев костью в горле. Вот в чем их беда. Пока Лузиньяны живы, германский король Фридрих II, коего Хранители и тевтоны желают видеть на престоле Эль Кудса, не сможет носить иерусалимскую корону, не опасаясь претензий со стороны кипрского семейства. Впрочем, Генриха немцы уже устранили. Сын Алисы Шампанской погиб.

– Погиб? – переспросил Бурцев. А ведь, действительно, в пиратских трюмах никаких королевичей не было.

– Давно, еще в битве под Аккрой. – Несмотря на свой юный возраст, Генрих с небольшой дружинной дрался под командованием доблестного франкского каида Жана д’Ибелена и пал от магического грома немецких колдунов. Королева с тех пор ненавидит немцев лютой ненавистью и готова ради мести на все.

– Что ж, женская месть бывает страшна и слепа, – заметил Бурцев.

– Это так, – согласился араб. – Но, чтобы вершить ее, нужны реальные силы и возможности. У Алисы Шампанской нет ни того, ни другого. А между тем, Хранители Гроба и тевтоны начали подготовку к нападению на Кипр. Только скрыть переброску войск к портовым городам они не смогли. Нам стало известно о тайных планах германцев. И поскольку я был вхож во двор Ее Величества, всегда благоволившей к опытным путешественникам и знатокам наук, то вовремя предупредил повелительницу Кипра об опасности. Я говорил уже, что любой противник немцев – мой друг, а друзьям следует помогать. Особенно, если эта помощь вредит врагу.

Алиса Шампанская отплыла с острова в сопровождении верных слуг, рыцарей и солдат. Королевский эмир ль-бахри[15] Жюль повел судно. Сначала он должен был высадить меня в Александрии, после чего Ее Величество намеревалась отправиться в Европу и уже там искать союзников для дальнейшей борьбы с германцами.

Их прервали. Ее Величество Алиса Шампанская напомнила о себе, Вернее, за королеву это сделали «эмир ль-бахри» и тайный убийца. Жюльчто-то тихонько шепнул брави. Тот, в свою очередь, склонился к уху Бурцева:

– Невежливо говорить в присутствии королевы на языке, которого она не понимает. К тому же Ее Величество изъявила желание познакомиться со своими спасителями.

Да, в самом деле. Неучтиво как-то получается.

– Хорошо, давай знакомиться. Ты вот первый и начинай.

Папский шпион начал. Выступил вперед и…

– Банд, – церемониально поклонился брави Алисе Шампанской. – Джеймс Банд.

Бурцев едва сдержал улыбку.

Тем же манером представился и китаец.