Молния Баязида Посняков Андрей
– Да, они рядом, в устье Танаиса. Сыскать корабль до Таны – небольшая проблема, а вот дальше… Дальше вам придется добираться самим. Ваш спутник – монах? – Арматор перевел взгляд на Марфену, одетую в глухую просторную рясу, едва не волочащуюся по земле. Волосы ей Иван, подумав, все-таки обстриг, как девчонка не сопротивлялась.
– Брат Перфилий, – кивнул на лжемонаха Раничев. – Паломник. Немой, к сожалению.
– К сожалению, и Тана сейчас не та, что еще лет десять назад, – синьор Сантиери с грустью покачал головой. – Тамерлан не пощадил город. Была страшная резня. Впрочем, вы и сами знаете…
Иван кивнул.
– Что же касается вашей просьбы, – задумался арматор. – Завтра утром в Кафу как раз отходит «Золотой петух» – судно Франческо Галитти. В Кафе не очень-то трудно будет найти корабль до Таны.
– В Кафе? Конечно, нетрудно, – засмеялся Иван. – У меня там давний знакомец, синьор Винченцо Сальери.
– Вы знаете дона Винченцо?! – итальянец удивленно вскинул глаза.
– Да, и очень хорошо, – улыбнулся Иван, вспомнив, как когда-то выкупил у купца Евдоксю. Как-то она сейчас, бедная?
– Тогда никаких проблем у вас не будет, смею заверить! – торжественно произнес Сантиери. – Идемте. Я вас провожу лично.
«Золотой петух» – трехмачтовый неф, так называемая «марсильяна» – был виден еще издали. И даже не столько виден, сколько слышен: мальчишка лет двенадцати, юнга, бегал по причалу, размахивая голубым шелковым флагом с вышитым золотыми нитками петухом, и громко кричал на нескольких языках:
– «Золотой петух»! Марсильяна почтенного синьора Франческо Галитти, чье имя хорошо знают от Генуи до Кафы и Таны! Быстрый корабль, надежная охрана, приемлемые цены. Четыре класса мест! «Золотой петух» – лучшее судно Кафы!
– Не верьте ему, господа! – еще громче закричал появившийся конкурент-зазывала, вихрастый и рыжий. – Нет надежнее корабля, чем «Красная лошадь», ускиера шкипера Адоракиса. Эстебана Адоракиса знают все!
– «Золотой петух», только «Золотой петух»!
– «Красная лошадь»!
– «Эвридея» – вот красавица, а не судно!
– Которому давно пора на слом по старости. Как, впрочем, и «Красной лошади».
– Что?! Бей его, Винченцо!
Появившаяся на причале процессия, возглавляемая почтенным арматором, вмиг притушила пыл распетушившихся зазывал. Увидев потенциальных клиентов, все трое мальчишек принялись истово кланяться:
– «Эвридея», господа… Быстрое и надежное судно.
– «Красная лошадь»…
Синьор Сантиери отрицательно покачал головой:
– Нам нужен капитан Франческо Галитти.
– О, «Золотой петух»! – воспрянул духом юнга. Черные вьющиеся волосы его растрепались, карие глаза смотрели почтительно и прямо. – Добро пожаловать к нам, господа.
Все трое направились следом за мальчишкой. «Золотой петух» и в самом деле оказался вместительным, вызывающим доверие судном. Марсильяна несла три мачты с косыми – латинскими – и прямыми парусами, позволяющими ходить галсами против ветра, и мощный руль с длинным румпелем – штурвалов в те времена еще не было. Как и всякий неф, корабль имел изящные закругленные обводы и высокие надстройки на корме и носу. Длиной около тридцати метров и восемь в ширину, судно вполне впечатляло, пожалуй, оно было самым внушительным сейчас во всей трапезундской гавани. Около спущенных сходней уже толпился народ – Раничев и Марфена оказались не единственными пассажирами. Публика собралась разношерстная – мелкие торговцы, приказчики, пехотинцы-наемники, так называемые сольдадо, от слова – «солид, сольдо» – «золотой» еще какие-то совсем уж плохо одетые люди, то ли паломники, то ли просто бродяги.
– Не беспокойтесь, господа, мест хватит всем – спускаясь с палубы, убеждал кряжистый светловолосый мужчина в широком плаще и бархатном камзоле, с грубым обветренным лицом истинного моряка. Увидев синьора Сантиери, светловолосый приветственно помахал рукою и поклонился:
– Рад приветствовать достопочтенных господ.
– Буэна сера, Франческо, – улыбнулся арматор. – Найдется у тебя каюта для этих людей, друзей дона Винченцо Сальери?
– О, – капитан «Золотого петуха» приложил руку к груди. – Друзья дона Винченцо – мои друзья. Готов предоставить самую просторную кормовую каюту с вполне добропорядочными спутниками. В каютах у нас по четыре человека, а иногда и по шесть…
– Хорошо, – мысленно пересчитав деньги, кивнул Раничев. До Кафы должно было хватить вполне, а уж там можно будет занять у старого знакомого – дона Винченцо. Конечно, будь он один, Иван бы предпочел просто подстилку и палубу, как – дешево и сердито – поступали многие. Однако теперь следовало учитывать и интересы Марфены – на палубе всегда слишком много любопытных глаз. Нет уж, лучше каюта – пусть там значительно дороже, да зато спокойнее. Вот, навязалась на голову… теперь уж не бросишь.
Простившись с любезным арматором, беглецы вслед за капитаном поднялись на палубу марсельяны, где на кормовой площадке уже дожидались наблюдатели от городских властей Трапезунда, следившие – не перегружено ли судно, сможет ли спокойно выйти в море, имеет ли каждый пассажир место, подстилку и пищу, соответственно платежеспособности каждого. Все это указывалось в специальной проездной грамоте. Стоявшие на палубе пассажиры образовали очередь к чиновникам, развернувшим на выставленном эдесь же столе длинные бумажные свитки.
– Ваше имя, место жительства, род занятий? – дошла очередь и до Раничева.
– Иван Козолуп, великое княжество Рязанское, торговец скотом.
– А ваше, господин?
– Господин немой. Перфилий, монах, возвращается с паломничества в родную обитель.
Чиновник тщательно записал сведения в обе грамоты – одна оставалась на корабле, другая – в порту. Иван хмыкнул – ну, развели бюрократию. Хорошо, паспорта никто не спрашивает, за неимением таковых.
Каюта оказалась не особенно и просторной – и это еще высшего, четвертого, класса! Что уж говорить о других. Впрочем, оконце в кормовой стенке, пол застелен толстым сукном, плюс подстилка, еда – в день каждому пассажиру полагалось два литра вина, воды пол-литра, солонина, оливки, рыба. Ничего, бывало и хуже. Покончив со всеми делами, беглецы расстелили подстилки и разлеглись, блаженно вытянув ноги. Кроме них, в рассчитанной на четверых каюте пока никого не было. Может, и не будет? Хотелось бы… По совету Раничева, Марфена подпоясывала сутану не слишком туго, но все же, если присмотреться, можно было угадать грудь. Да, хорошо бы, если б в каюте больше никого не было.
Поскрипывая, судно слегка покачивалось на волне. Стемнело, и на корме зажгли светильники. Перекрикивалась вахта. Кто-то из расположившихся на открытой палубе пассажиров затянул незнакомую песню. Иван прислушался – пели, похоже, по-гречески, на мотив «Гуд бай, май лав, гуд бай!». Да, похоже…
Утром, едва рассвело, матросы подняли якорь и парус на фок-мачте. Чуть дернувшись, корабль мягко отвалил от причала и медленно вышел в открытое море. Послышались повелительные крики, босые ноги матросов застучали по палубе. Скрипнула дверь. Раничев тут же проснулся, но не подал виду – сквозь чуть прикрытые ресницы наблюдал, как у противоположной стены каюты располагаются еще два пассажира – молодые парни, чем-то неуловимо схожие друг с другом: оба высокие, сильные, с бритыми головами и небольшими усиками, в просторных, не стесняющих движения одеждах. За поясом у каждого имелся внушительных размеров кинжал. Что ж – у Ивана он тоже имелся, время было такое, что не выйдешь на улицу без ножа или сабли.
Как-то подозрительно вели себя попутчики, в чем же именно эта подозрительность заключалась, Раничев не смог бы сказать точно. Но чувствовал – нехорошая это была парочка.
Погода была чудо как хороша, наполняя паруса, дул попутный ветер, отражалось в бирюзовых волнах ярко-желтое солнце, многие вышли из душных кают на палубу, публика поприличнее толпилась на корме, туда же поднялся и Иван с одетой монашком Марфеной, с удовольствием вздохнул полной грудью.
– Гляди-кось, – девушка потянула Раничева за рукав камзола. – Соседи наши.
Оба парня тоже поднялись на корму, постояли немного, пошептались, потом один из них спустился на палубу, смешался с толпой паломников-оборванцев… Ха, кажется, и заговорил с ними. Странные тут собрались паломники – все, как на подбор, крепкие молодые мужчины. Хотя – чего ж в этом странного-то? Кому еще в дальние края податься, бабам да старикам, что ли? Раничев улыбнулся и потряс головой – и в самом деле, пора кончать с подозрительностью, эдак и до паранойи недалеко.
После полудня получили предусмотренную проездной грамотой пищу – вино, оливки, рыбу. Поев, Раничев отправился спать, что советовал сделать и Марфене, да та отговорилась – дескать, душно в каюте и укачивает. Так и осталась на палубе – видно, нравилось ей смотреть на безбрежное море, слышать, как скрипят снасти да перекликаются лезущие по вантам матросы.
Плаванье проходило спокойно, без эксцессов, к Марфене никто – даже парни в каюте – особо не присматривался, да и вообще, путешествие близилось к концу, уже совсем скоро должна была показаться Кафа – торговая фактория генуэзцев, торговавших по всему Черному и Азовскому морям. В Кафе у Раничева имелись знакомые и друзья, а потому насчет почти закончившихся денег он был абсолютно спокоен – и не из таких передряг выбирался!
Когда, ближе к вечеру, Иван вышел на палубу – на горизонте уже маячила широкая полоска берега. Путешествие явно подходило к концу. Раничев потянулся и направился обратно в каюту – спать. А что еще делать-то? Думать нужно было даже не в Кафе – в Тане. Найти б попутных купцов… Должны быть – с Ордой через Азак и Тану многие рязанцы торгуют. Добраться до родных деревень, пожалованных князем Олегом Иванычем, вот там – отдохнуть, расслабиться, Марфену пристроить. Ох, и жизнь будет, можно сказать – дома. Жаль вот только Евдокси рядом нет. Ну, даст Бог, будет! Обязательно будет, тут и думать нечего. Иван перевернулся на бок и заснул с улыбкою на устах.
А проснулся от того, что кто-то сильно тряс его за плечо. Оглянулся – Марфена.
– Вставай, боярин… – в приглушенном голосе девушки явственно сквозила тревога.
– Сколько раз тебе говорил, не называй меня боярином!
– Просыпайся, князь!
– А что такое?
– Заперли нас!
– То есть как это заперли? – Раничев вмиг сбросил остатки сна и пнул ногой дверь. Тщетно! Оглянулся – соседей не было. – Не видала, давно ль ушли?
– С вечера не явились, – тихо отозвалась дева.
Иван нервно сунул руку под подстилку – кинжала не было! Хорошо хоть, кистень на месте… и деньги. Хотя – какие там деньги? Два с половиной динара? Невелика сумма. Да и кистенем дырку в стене не провертишь и дверь не откроешь… Оконце!
Раничев бросился к окну, с лету выбивая затянутую слюдой створку. Высунулся по пояс: внизу – вода, вверху – небо. Узорчатый фальшборт кормовой палубы куда как далек… Однако попытаться можно. Вот, по рулю, затем чуть влево… Иван прислушался: вверху, на палубе, было спокойно. Редкие голоса, перекличка. Ни звона клинков, ни проклятий… Вообще никакого шума. Но ведь дверь в каюте кто-то же запер! Зачем?
Иван еще раз попытался выбить дверь с наскока. Напрасные хлопоты – ее явно чем-то приперли, скорее всего, запасным реем. Что ж… Ничего хорошего в ситуации явно не наблюдалось. В конце концов, сквозь окошко вполне можно пролезть, берег близко, если что…
– Марфена, ты плавать умеешь?
– Плохо, мой господин.
– Это плохо, что плохо, – Раничев пригладил растрепавшиеся со сна волосы. – Делать нечего, попробуем выбраться.
Он вновь высунулся в оконце:
– Ну-ка, девица, держи меня за ноги, да покрепче… Во-от… Теперь отпускай.
Иван едва не сорвался в воду, в последний момент схватившись за свисающий с кормы канат, к которому обычно привязывалась разъездная шлюпка. Интересно, где она? Сорвало бурей? Впрочем, не до нее сейчас. Осторожно выбраться на палубу, посмотреть, прикинуть – что там к чему? Добравшись почти до фальшборта, Иван осторожно выглянул… На кормовой палубе никого не было – лишь маячила широкая спина рулевого… с бритой наголо головой. А был ли такой у капитана? Хотя, кто знает? Ладно, разберемся.
Раничев быстро подтянулся и, перевалив через ограждение, кошкой опустился на палубу. Рулевой обернулся – нет, точно не из соседей по каюте, хотя чем-то на них и похож, – что-то спросил по-гречески. Иван не понял, переспросил на тюркском, где найти капитана.
– Капитан у себя в каюте, – пожал плечами кормщик. – А что ты от него хотел, господин?
– Да так, кое-что… – Раничев посмотрел на берег… вернее на берега. Керченский пролив! Да, а во-он там, в дымке – и сам город. Но почему не зашли в Кафу?
Раничев напрягся – на кормовую площадку поднимались вооруженные люди. То есть, конечно, сабли-то были у них за поясами, но вытащить – плевое дело. Кивая на Раничева, рулевой произнес несколько фраз. Один из поднявшихся – невысокий плотный мужчина с черной квадратной бородой, в красном плаще поверх блестящего панциря из железных пластин – внимательно посмотрел на Ивана:
– Хотите видеть капитана, синьор? Что ж, извольте, – сделав приглашающий жест, он направился к лестнице.
Пожав плечами, Иван последовал за ним, крутя головою вокруг, словно силясь обнаружить нечто такое… этакое. А ничего подозрительного вокруг не было! Ну, не было – и все тут. И все вокруг вроде бы находилось в каком-то раз и навсегда установленном спокойствии, порядке: кормчий – у румпеля, впередсмотрящий – на мачте, и бродяги-паломники все так же расслабленно привалились к бортам, и все так же деловито матросы драили палубу. Почему же не пошли в Кафу? Или там заварушка? А очень может быть, вполне…
– Прошу вас, синьор, – улыбчиво обернулся провожатый.
Иван кивнул и вежливо постучал в дверь. Он наконец-то придумал, что спросить, – уточнить время и место прибытия, ну и осторожно поинтересоваться насчет запертой каюты.
– Войдите, – тут же отозвались, вполне дружелюбно и вежливо.
Иван распахнул дверь. За чисто выскобленным капитанским столом, совершеннейшим образом по-хозяйски, вытянув ноги, восседал какой-то богато одетый мужчина лет тридцати или чуть того поболе, с приятным улыбчивым лицом, мефистофельской бородкой, и деловито копался в бумагах.
– Вы что-то хотели? – мужчина поднял глаза. – Спрашивайте, не стесняйтесь.
– Вообще-то, я хотел бы говорить с капитаном, – несколько ошарашенно промолвил Раничев.
– А я и есть капитан, – незнакомец развел руками. – И «Золотой петух» теперь принадлежит мне.
– То есть как это? – не понял Иван.
– А так! – мужчина расхохотался. – Я его захватил, если можно так выразиться.
Иван почувствовал, как на него навалились сзади, заломив, стиснули руки.
– Эй, эй, полегче! – возмущенно воскликнул он.
– Вы и в самом деле – полегче, – крикнул новоявленный капитан на вполне понятном Раничеву языке тюрков и тут же добавил несколько греческих фраз, неожиданно вызвавших всеобщий смех. – Вас с вашей девчонкой ищут по всему Трапезунду люди кефаля Арматиса, начальника стражи, – все с той же улыбочкой по-русски пояснил незнакомец.
Иван вздрогнул.
– Да, да, – светски кивнул собеседник. – Кража чужой рабыни – это очень нехорошо, знаете ли… Признаться, неплохо вы провернули это дельце, вот только девку замаскировали из рук вон плохо. Переодели монашком – вполне избитый прием, вообще, если б вы не попали так быстро на «Золотой петух», люди кефаля отыскали бы вас достаточно быстро. Я бы взял вас к себе, но, увы – у меня вполне достаточно народу, да и вообще, как-то так сильно нужно серебро, да и от золотишка не откажусь. А, ребята?
Стоявшие позади Раничева люди заржали. Незнакомец чуть скривил губы:
– Вот, вот. И я говорю.
– Кто вы? – наконец поинтересовался Иван.
– А какое это имеет значение? – усмехнулся лжекапитан. – Сегодня меня зовут так, завтра – этак. Лучше поговорим о денгах, динарах, дирхемах, дукатах… Вам какие больше глянутся?
– Да все…
– Рад, что мы нашли общий язык. Так вот, о денгах, динарах, дирхемах… Я, друг мой, намереваюсь получить за вас выкуп. Вы ж человек далеко не бедный, – пират придвинул к себе свиток. – Вот тут записано: «Иван Козолуп. Торговец скотом». Бедняки скотом не торгуют!
– Что ж, логично, – пожал плечами Раничев. Вернее, попытался пожать, держали его довольно крепко. – Сколько вы за меня хотите? И за девушку тоже.
– Ах, еще и за девушку! Это радует – а мы-то хотели ее приспособить к чему другому, – лжекапитан хохотнул. – Ну, за обоих… – он пошевелил губами. – Тысяча ордынских дирхемов!
– Ничего себе! – невольно усмехнулся Иван. – Почти полтора кило серебра!
– Не знаю, чего там полтора, а цена вполне справедливая. На, – пират придвинул к Ивану бумагу и чернильницу с гусиным пером. – Пиши родичам, чтоб собрали выкуп.
Раничев старался не показывать вида, что удивлен. Однако – хваткие ребята! До Рязани руки дотягиваются. Или есть у них там помощнички? А как же, в таком деле не могут не быть… Впрочем, пока можно было согласиться на все – выиграть время, а уж дальше посмотрим.
Немного подумав, Иван быстро набросал письмецо и подал его пирату.
– «Авраамию Рысьеву, купцу почтенному, в Угрюмове-граде живущему, поклон низкий от родича твоего Козолупа Ивана, ныне захваченного в полон, – с ухмылкой прочел тот. – Помолясь, соберите со други тысячу с половиной денег, кои отдадите просителю».
Пират хохотнул:
– Неплохо. Остальное мы сами сообщим, но помни – не будет к зиме денег, умрешь – и ты, и девка. С девкой сначала потешимся.
Раничев угрюмо сжал губы.
– Увести! – кивнул разбойник своим. – Да не сразу в трюм, сначала к кузнецу, сковать. Уж больно прыткий.
И снова палуба – и мачты, и паруса, и удаляющийся керченский берег – и в самом деле надо было бы просто сигануть в море – доплыл бы… Если б не Марфена. Ишь, быстро они ее раскусили. Интересно, как?
Проходя мимо грот мачты, Иван скосил глаза и вздрогнул – у левого борта, на воткнутом в палубу копье красовалась…
Глава 12
Август—сентябрь 1401 г. Азовское море – Дон. Полон
…Все те посечены были, а другие в огне сгорели,
а иные в воде потонули, множество же других
в полон поведено было, в рабство поганское и
в страну татарскую полонены были.
Повесть о нашествии Тохтамыша
…мертвая голова капитана. Синьор Галитти словно бы укорял Раничева – ну, что ж ты?! А что он?
Узнать бы, куда направляется корабль, похоже, в Азовское море – Меотийское болото, как его называют греки. Там, в нескольких верстах от устья – крупная генуэзская фактория – Тана, рядом – или они уже срослись? – татарский городок Азак – что таки значит – «Устье». Ясно, что имя кафинского негоцианта дона Винченцо Сальери заставит многих людей в Тане отнестись к Ивану с большим уважением. Вот только удастся ли добраться до фактории? У пиратского капитана могут быть совсем другие планы. Ну зачем ему идти к Дону?
Сковав руки пленника надежной мелкозвенчатой цепью, пираты втолкнули его в трюм. В нос ударило спертым воздухом и приторным запахом крови – похоже, здесь были и раненые.
– Господин! – радостная, бросилась к Ивану Марфена – все тот же юный монашек. – Я рад, что ты с нами.
– Рад? Ах да… – Раничев усмехнулся и громко спросил: – Куда нас везут, други?
– А черт его – прости, Господи! – знает, – откликнулись где-то в углу. – Должно б поближе к Руси – выкуп-то, чай, со всех стребовали.
– Не со всех, а только с тех, кто заплатить может, – резонно возразил молодой голос. – Посмотри-ка, сколько нас здесь? И двух десятков не наберется. А остальные?
– Господи, неужто поубивали всех?!
– Нет, видал я, как их в «лошадный» трюм заталкивали…
– По отдельности, значит… Ну, правильно. Вскорости высадимся где-нибудь, так нас – в темницу, до выкупа, ну а остальных – на торги. В Азаке и сбагрят ордынцам, а те могут и самому хромому Тимуру продать, не приведи господь!
Совсем рядом с Раничевым кто-то вполголоса начал читать молитву.
Иван примостился рядом с Марфеной, прижался спиной к борту, задумался. Ежели пленником в Самарканд попасть – это бы и неплохо вышло. Отвертелся бы перед Тимуром, впрочем, того сейчас в городе нет. Интересно, старый знакомец Тайгай где? Служит Едигею? Или решил переметнуться к старому сюзерену – Тохтамышу? Ну, тот уже материал отработанный, нет у него ни сторонников, ни поддержки – Витовт Литовский вряд ли станет вновь гробить за него войска. Хотя у Витовта, конечно, свои интересы. Да и не факт, что ордынцы продали бы его в Мавераннагр, могли б и куда-нибудь в Сибирь спровадить, потом попробуй-ка, выберись! Нет уж, лучше здесь чего удумать. Народ вроде неглупый попался.
Глаза Раничева постепенно привыкали к царящей вокруг полутьме. Да, судя по всему, в этом трюме собралась элита – все почтенные негоцианты-купцы, типа вот, «торговца скотом Ивана Козолупа». Ага, во-он тот, бритый, кажется, шкипер. Может, и сгодится куда? Это – смотря сколько еще в море болтаться будем. Так, а тут еще кто ворочается, шмыгает носом? Волосы волнистые, темные, фигурка тощая… Ха! Юнга! Этот-то что здесь делает? Тоже мне, принц в изгнании. И какой такой выкуп надеются получить за него пираты? А может… Впрочем, сейчас не время, лучше ночью поговорить…
Томиться без доброй беседы – занятие прескучнейшее, и, судя по отдельным репликам, пленники вовсе не собирались этого делать. Слово за слово, пошла беседа. Кто-то рассказывал, как знатно он торговал в Трапезунде зерном, кто-то хвастал амбарами в Брянске, а кое-кто решительно загружал присутствующих россказнями о фантастических богатствах, кои, оказывается, можно нажить, торгуя лесом. Что ж – товар и впрямь выгодный. Особенно выделялся совсем еще молодой нагловатый парень, с характерным московским выговором, всем уже надоел своей Москвой, прожужжал уши: «А у нас на Москве, а у нас на Москве…» Слушать противно. Тьфу! И все никак не уймется, то склады свои перечисляет – не иначе, как батюшкино наследство, сам-то еще не успел ничего нажить, молод да сопленос, тараканья титька, – то хвастает, как дворянским девкам подолы на Замоскворечье задирал, а то вообще, не поймешь чего, лепечет, типа родной дядька у него к митрополичьему двору близок. Одно слово – балабол московский. Ну, мели, Емеля…
Ближе к вечеру узников по одному вывели на оправку – Иван с наслаждением вдохнул полной грудью воздух – потом покормили черствой лепешкой на четверых, дали напиться, за все про все и оглянуться не успели, как уж навалились сумерки, подкрался вечер. Кто-то и засопел уже, да и московит наконец угомонился. Иван и сам чувствовал, как слипаются веки… тоже почти заснул, когда его вдруг затрясла за плечо Марфена:
– Слышь, что скажу, господине…
Девчонка была явно чем-то взволнована. Раничев повернулся к ней и вдруг ощутил рядом какое-то шевеление. Словно кто-то примащивался поближе, чтоб поудобнее было слушать. Кто-то? А вон, юнга… Ох, неспроста он сюда затесался!
– Спи, монах, – негромко, но так, чтобы было хорошо слышно рядом, сказал Иван. – Утро вечера мудренее. Завтра, что хотел, скажешь, а сейчас спать хочется – мочи нет! – Раничев демонстративно отвернулся и захрапел.
Обиженно засопела носом Марфена. Сверху, на палубе, послышались самоуверенные шаги, скрипнули петли…
Вошедшие в трюм пираты словно бы кого-то искали. Ага – вот, схватив, потащили наружу малолетнего пацана – юнгу. Тот не упирался, не кричал даже… Впрочем, его держали недолго – почти сразу же и швырнули обратно.
– Палубу заставили мыть, – неведомо кому сказал юнга. Причем сказал по-русски, правда, с сильным акцентом, словно бы оправдывался или… Делал себе алиби? Для чего?
Для Раничева – а похоже, он один сейчас и не спал – ситуация мгновенно прояснилась, когда, немного погодя, разбойники уволокли наверх московского балабола.
– Ах, куда? – со сна упирался тот. – Куда вы меня ведете?
Разбудил, переполошил своими криками полтрюма. Только улеглись – как говорливый московит загремел обратно.
– Ой, демоны, – причитал он. – Дознались и про амбары, и про дядьку. Выкуп увеличили чуть ли не вдвое! Тут никаких сил не хватит.
– Языком чеши больше! – вполне справедливо заметили из угла. Балабол заткнулся.
Марфена пошевелилась, видно, все хотела поведать Раничеву нечто.
– Тсс! – прошептал тот. – Позже.
Наутро московита снова вывели и, немного поколотив, зашвырнули обратно.
– Вызнали, демоны, про богатства мои, – причитал тот. – Вторую грамотицу перебелил, теперь не отстанут.
Он снова начал говорить, хоть и надоел всем до чертиков, потом пристал к соседям – расскажите, да расскажите про жизнь вашу, мол, интересно. Впрочем, большинство из находившихся в трюме пленников оказались людьми ушлыми, а потому все больше молчали, вполне резонно считая, что в подобной ситуации язык – враг.
Ближе к вечеру юнгу задержали с оправки, хоть и увели раньше всех.
– Опять, видно, палубу моет, – добродушно посмеялись в углу.
Воспользовавшись моментом, Раничев обернулся к Марфене:
– Ну, говори, что хотела. Только тихо и побыстрее.
– Тот с бороденкой, что командует татями, – на ухо Ивану зашептала та. – Я узнала его. Это Армат Кучюн – людокрад и работорговец. Страшный, страшный демон! Ой, горе нам, горе.
– Ладно, не причитай, – утешил девчонку Раничев. – Бог даст, справимся как-нибудь с твоим демоном, авось прорвемся!
Последнего с оправки втолкнули в трюм московского балабола, непривычно тихого.
– Опять били, – жалобно признался он. – Все выпытывали… Зато я теперь знаю, кто им все выдал! Малец, ох, недаром он так часто палубу моет! Ух, придавлю!
– А ведь прав московит, – послышался из угла спокойный рассудительный голос. Раничев уже знал, кому он принадлежит – Епифану Гурьеву, купцу из Можайска, человеку твердому и неглупому. Под стать сути и облик – светлая окладистая борода, большой, картошкою нос, морщины. Взгляд внимательный, вострый.
– И впрямь, не зря мальца таскают, – поддержал Епифана сосед, приказчик из Литвы, с Брянска. – Он, гад – послух!
– Я тоже так думаю, – подал голос Иван.
Московит оживился:
– Сегодня же ночью придавлю гада!
– Как бы потом нас не придавили.
– Э, пустое, – балабол усмехнулся. – За нас же выкуп будет, и немаленький. Что ж они, совсем из ума выжили – себе в убыток делать?
– Дело говорит московит!
– Нет, не дело! Что ж вы, православные? Нечто не жалко мальца?
– А давайте всех спросим, – неожиданно предложил московит. – Нам ж при Иуде этой и не поговорить вовсе. А то б мало ли, чего бы вздумали? С Дикого поля на Русь – не так и далече.
– Ах, вон ты о чем, – усмехнулся Епифан Гурьев. – Что ж… посмотрим. Тогда, конечно, с мальцом поосторожнее надо. Зря языком не трепать.
– Все равно удавлю гада… – Московит все не унимался; круглое, похожее на свинячье рыло, лицо его дышало ненавистью и злобой. – Терять нечего, эти демоны меня и так уже на пять тысяч выставили…
– Одна-а-ако!
– Ну вот, а вы говорите! Ой, удавлю тварь. Потом сам же и признаюсь – ничего они мне не сделают, боюсь, только выкуп повысят, ну да мне уже все равно.
Иван под шумок обернулся к Марфене:
– Как ты думаешь, этот твой Армат Кучюн – человек умный?
– Конечно, – шепотом отвечала девчонка. – Только он не человек – диавол! При мне велел снять кожу с живого полоняника… Злохитрый, злоковарный диавол! Сколько зла от него народу русскому!
– Ну, о зле ты мне потом поподробней расскажешь… Значит, говоришь, этот Армат Кучюн вовсе не дурак?
– Умен, аспид!
– Хм… Странно. Ладно, об этом после подумаю… Сейчас спать давай.
Постепенно все угомонились, лишь один московит все ворочался, шепотом высказывая угрозы, – видно, никак не мог простить юному предателю своих капиталов.
– Удавлю, – страшно шептал он. – Вот, накину на горло цепь – и удавлю. Увидите! Игнат Косорук слов на ветер не бросает!
Раничев пошевелился. А ведь и вправду удавит, ишь, как вызверился! Только ли из-за денег? Или цену себе набивает?
Снова заскрипели петли, в трюм зашвырнули юнгу, кажется – хорошим пинком. Приземлясь на четыре точки, парень осторожно пробрался на свое место и затих. Иван усмехнулся. Ну вот, удавят его – и что? Что изменится-то? Разговаривать свободнее станет? Только-то… И где гарантия, что среди пленников нет еще одного послуха или даже двух? А если и нет – так о чем говорить? О побеге? Рано – надо еще выяснить что к чему, как следует подготовиться – а времени мало. Плаванье вряд ли затянется надолго – Меотийское болото – не Атлантический океан, отнюдь. Вот там, на месте, и сообразить бы, а пока…
– Эй, парень, – одними губами по-тюркски произнес Раничев, потом повторил тоже самое по-арабски.
– Что? – так же шепотом ответил мальчишка. Как выяснилось, тюркский он понимал.
– Беги отсюда, и как можно быстрее, – тихо посоветовал Иван. – Иначе…
– Иначе – что? – нервно переспросил юнга.
Иван отвернулся и захрапел. Умному достаточно, ну а если глуп – туда и дорога, в конце концов, спасать засланных казачков – малоприятное дело. Жалко вот только парня, да и московит со своим неуемным пылом никакого почтения не вызывает.
Юнга оказался умным. Больше ничего не переспрашивая, тишком да бочком протиснулся к выходу, достал из-за пазухи дудочку с палец, свистнул… Сквозь распахнувшуюся щель блеснуло на миг черное звездное небо, пахнуло ночной прохладой и влажным ветром. Скрип ржавых петель, хлопок – и нет ничего, одна теснота трюма.
Иван улыбнулся. Ну, вот – и слава богу. Пускай теперь московит злится! А как же? Нам, рязанцам, московиты издавна первейшие недруги. Раничев даже ощутил некоторое удовлетворение от такого вот ложно понятого местечкового патриотизма. Впрочем, почему – от ложно понятого и местечкового? Рязанское княжество – государство ничуть не хуже Московского или там Тверского, Ростовского, Белозерского и прочих. Почему ж рязанский патриотизм – местечковый, а, к примеру, московский – нет? Чушь какая-то…
– А!!! – вдруг завопил проснувшийся московит. – Ушел! Ушел, собака!
– Чего разорался? – сурово прикрикнул на него Епифан. – Вишь, спят люди.
– Так ушел ведь, ушел иудушка!
– Ну и черт с ним, эко дело, – Епифан хохотнул. – Может, вернется к утру – вот палубу только вымоет…
– Ух, если б только вернулся!
Юнга больше не возвращался. Говорят, его кинули в соседний трюм. Повезло.
«Золотой петух» встал на рейде, у берега, близ широкого устья реки и лимана. Оттуда, из камышей, внезапно выскочили челны и, часто взмахивая веслами, помчались к судну. На эти челны и пересадили пленников, уложили на дно, под угрозой бича запретив даже пошевелиться. Так и плыли вверх по реке до самой пристани Таны… вернее, Азака – встречающий челны народ был напрочь ордынским. Честно говоря, город не произвел на Раничева особого впечатления, так, мелкий и заштатный, что и понятно – не совсем отстроился еще после разграбления войсками Тимура. Хотя та часть его, что принадлежала генуэзцам – собственно, она и именовалась факторией Тана, – явно выглядела презентабельнее ордынских кварталов, куда и погнали пленников. Пройдя по узким улочкам мимо высоких глухих заборов и глинобитных стен, идущий впереди Армат Кучюн сделал своим воинам знак остановиться, после чего, подойдя к узким воротам дома на самой окраине города, постучал рукоятью сабли. Ворота бесшумно открылись, пленников завели на просторный двор и, пересчитав, распределили по амбарам-застенкам. Грязь, вонь, земляной пол – яма – в этих условиях пленникам предстояло жить. И кто знает, как долго?
Перед тем как загнать людей в узилища, перед ними выступил сам главарь банды. Говорил по-русски – этот язык здесь, в принципе, многие хорошо знали.
– С завтрашнего дня вы будете работать, – Армат Кучюн пощипал бородку. – Убирать урожай на бахчах, мостить улицы, чистить выгребные ямы, да мало ли… Делать будете все, что скажут, и горе вам работать плохо – я лично сдеру с лентяев кожу! – Разбойник взмахнул саблей, чтоб всем стало ясно, что он и не собирался шутить. Что ж – никто и не думал смеяться…
И понеслось!
С утра на работы – ворочали тяжелые камни, потом копали котлован под фундамент мечети, потом снова камни. Узники, из тех, что послабее, мерли, особенно, в той группе, что предназначалась на продажу. Впрочем, их там не особо-то много и было, почти все нищие-пилигримы на поверку оказались разбойниками, как и часть команды, предавшая своего капитана. В том числе – и юнга. Он, правда, не слишком показывался на людях, все больше отсутствовал – видно, были здесь у Армата Кучюна какие-то свои, разбойничьи, делишки, какие именно, естественно, никто из пленных не знал. Иван догадывался, конечно, что главная задача главаря шайки – до весны где-то спрятать судно. Что б перезимовало, чтоб не выкинуло шальной волною на берег, не покорежило речным льдом. Для чего разбойнику судно, понятно – возить полон на рынки Кафы. Смущало ли его, что в Кафе вполне могут оказаться люди, хорошо себе представляющие, кому принадлежал «Золотой петух» раньше? Наверное… А может, и нет, смотря на кого в Кафе Армат был завязан… А может, и не в Кафе, в Солдайе… В Трапезунде, Синопе, Константинополе. Мало ли… Если верить Марфене, уж больно специфическим являлся его бизнес, быстро расширяющийся, между прочим, ведь не зря же татю понадобился большой и вместительный корабль! Воровство людей на заказ, как когда-то далеко в будущем – машин. Еще лучше – номера перебивать не надо. Подходи, налетай, кому что? Заказывайте, уважаемые господа и дамы, только для вас – эксклюзивные поставки с разоренных русских земель, включая и литовские – Ворскла, братцы! Да и не только с разоренных, если и не до Москвы тянулись зловещие щупальца людокрадов, то уж до Рязанского княжества – точно. А может, и до Мурома, и до Верховских княжеств. Наверняка, существовала какая-то хорошо отлаженная система – по ней же должен был идти и будущий выкуп. Раничев, правда, на него и не надеялся – письмецо-то накропал от балды, под давлением, так сказать, жизненных обстоятельств, о чем нисколько не переживал – посмотрим еще, как карта ляжет! Хоть и хитер Армат Кучюн, а и в полоне людишки собрались тертые, жизнью многажды битые, один Епифан Гурьев чего стоит! Купец-то купец, и не из бедных, однако по ухваткам – сущий разбойник, да просто главарь! Борода окладиста, волос редок, говорит многозначительно, тихо, на ветер слов не бросает. А взглянет иногда – мороз по коже. И все так тихонько, ласково… Все как-то его слушались, уважали. Вот и сейчас, когда осталось дотащить последний камень, расслабилась, отвлекалась охрана – заметили в небе гусей и ну палить из луков. Парочку подстрелили, обрадовались, побежали к кустам – туда упали птицы. Ох, и жирные же, наверное, а уж вкусные!
Полоняники со вздохом впряглись в лямки. Только Епифан не торопился, отозвал Раничева в сторонку:
– Ну? – вроде бы и спросил ни о чем, а так просто. Постоял, поухмылялся:
– Вижу, как ты, мил человек, глазьями по сторонам зыркаешь. Мабуть, бежать надумал?
– Надумал, – усмехнулся Иван. – Только наобум такие дела не делаются.
– Верно глаголешь. Так что мыслишь?
– Думаю, нам сейчас надо срываться, пока дичь да урожай, да грибы-ягоды. Месяц-другой – и поздновато будет.
Епифан молча кивнул.
– Бежать всем надобно – и разными путями. Пускай половят!
– А ну как не согласится кто в побег? – сверкнул глазами купец. – Что тогда? Тоже за собою тянуть?
– А вот это перво-наперво и выяснить нужно.
– Выяснили уже, – Епифан довольно усмехнулся. – Московит Игнатко у меня зря не спит. Девка твоя с нами?
– Выяснили уже, – усмехнулся Иван.
Читать бесплатно другие книги:
