Крепость стрелка Шарпа Корнуэлл Бернард
Моррис многозначительно пожал плечами, давая понять Стоксу, что рассуждения сержанта находятся за гранью понимания.
– Но дело в другом, сэр, – продолжал Хейксвилл, поворачиваясь к капитану и вытягиваясь в струнку. – Я больше не состою при быках, сэр. Получил новые распоряжения, сэр. Вернуться в родную часть. Тот офицер, что сменил мистера Торранса, не пожелал меня оставить, поскольку у него имеется свой сержант. – Он нахлобучил кивер и уставился на Морриса преданными глазами. – Во исполнение приказа, сэр! Прибыл в ваше распоряжение! С рядовыми Кендриком и Лоури. Вернулся, сэр, для прохождения службы, чего всегда и хотел. Сэр!
– С возвращением, сержант, – коротко ответил Моррис. – Не сомневаюсь, что рота встретит вас с неизменным радушием. Солдаты наверняка будут в восторге.
– Так точно, сэр. Я ведь им все равно что отец родной. Без меня они как котята слепые, – добавил он, обращаясь уже к майору Стоксу.
Стокс нахмурился.
– И кто же, по-вашему, убил капитана Торранса? – спросил он. Сержант хранил стоическое молчание. Не дождавшись ответа, майор поднялся со стула. – Если знаете что-то, говорите! Не забывайте, речь идет о преступлении. Вы обязаны рассказать все, что знаете. Ну же!
Сержант по-прежнему молчал, но с физиономией его творилось что-то неладное: казалось, все лицевые мышцы пришли в движение, норовя вырваться из-под кожи. Наконец он вздохнул и, набрав воздуху, выпалил:
– Шарпи, сэр!
Стокс рассмеялся:
– Не говорите ерунды! Вы разве не знаете, что бедняга Шарп захвачен неприятелем? Сейчас он в крепости, в чем у меня нет ни малейших сомнений.
– Так все говорят, сэр, но я знаю лучше, – стоял на своем сержант.
– Перегрелся на солнце, – объяснил майору Моррис и жестом отослал несчастного сержанта. – Отправляйтесь в роту, Хейксвилл, и приступайте к своим обязанностям. Я рад, что вы вернулись.
– Тронут, сэр, вашими словами, – с жаром ответил Хейксвилл. – А уж как я рад, то и не передать, сэр. Каждый должен быть на предписанном ему месте, сэр, и мое место в роте. – Он козырнул, четко повернулся и удалился, отбивая строевой шаг.
– Молодец, – одобрительно заметил Моррис. – Теперь таких не сыскать. Соль земли.
Майор Стокс, имевший небольшой опыт знакомства с сержантом, придерживался другого мнения, но выражать его воздержался. Отойдя от палатки, он стал наблюдать за саперами, наполнявшими землей габионы, огромные плетеные корзины, которыми предполагалось защитить артиллерийские позиции. Почва на плато была бедная, и лопаты то и дело врезались в камень. Первые орудия планировалось установить под покровом темноты, поскольку именно на начальной стадии работ неприятелю легче всего нанести удар по незащищенным батареям. Ночью же, как считал Стокс, огонь врага будет не столь точен.
Всего майор рассчитывал поставить четыре батареи. Две, осадные, намечалось поместить в конце перешейка, за огромными черными валунами, протянувшимися короткой грядой примерно в четверти мили от крепости. Громадные камни, как и наполненные землей габионы, должны были до некоторой степени заслонить и орудия, и бомбардиров от вражеского огня. Саперы уже прокладывали дорогу к предполагаемой позиции, прячась от неприятеля за неровностями местности. Две другие батареи, по замыслу майора, следовало поставить к востоку от перешейка, на краю плато, откуда они могли бы вести по брешам продольный огонь.
После недолгого обсуждения решили, что брешей будет три. Рано утром, на рассвете, Стокс подполз к крепости, насколько это позволяла разумная осторожность, и, укрывшись за обломками камней, тщательно исследовал Внешний форт с помощью подзорной трубы. Он долго разглядывал пушечные амбразуры, прикидывая, сколько человек может разместиться на бастионах и стрелковых ступенях. В общем-то, такого рода детали не входили в сферу компетенции майора, поскольку его обязанности ограничивались проломом стен, но увиденное все же ободрило Стокса.
Стен две, и обе возвышались на крутом склоне, лицом к плато. Склон крут настолько, что основание внутренней стены возвышалось над парапетом внешней, и это порадовало майора, поскольку для бреши требовалось всего лишь разбить основание. Построенные несколько столетий назад, стены были рассчитаны не на защиту от артиллерии, а на противодействие пехоте. Майор понял, что может разместить орудия таким образом, чтобы они били по обеим стенам одновременно. Более того, как только основание древней кладки будет разрушено, стена рухнет, и обломки ее, просыпавшись вперед и вниз, станут естественным пандусом, по которому смогут подняться атакующие.
Кладка, насколько он смог рассмотреть, не ремонтировалась со времен строительства. На это указывало, в частности, то, что темный камень покрывали серый лишайник и густая зеленая растительность, обосновавшаяся в щелях между блоками. Стены выглядели грозными препятствиями, потому что были высоки и дополнены внушительными бастионами, с которых защищающиеся могли вести фланговый огонь. Стокс, однако, знал, что тесаный камень скрывает сердцевину из мусора, который просыплется, как только в стенах появятся достаточно большие бреши. Нескольких выстрелов, полагал он, будет вполне достаточно, чтобы разбить эту начинку. Всей работы на два дня. Два дня упорной долбежки, и стены рухнут.
На рекогносцировку майор отправился не один, а в компании подполковника Уильяма Кенни из Ост-Индской компании, которому и предстояло возглавить штурм брешей. Кенни, худощавый, неразговорчивый мужчина постарше Стокса, лежал рядом.
– Ну что? – спросил он после того, как майор минут пять молча рассматривал крепость в подзорную трубу.
– За два дня управимся, сэр, – сказал он.
Если бы маратхи позаботились соорудить земляной гласис, осада, скорее всего, растянулась бы еще недели на две, но уверенность неприятеля в неприступности Гавилгура была столь велика, что защитить основание внешних стен даже не пришло им в голову.
Кенни хмыкнул:
– Если все так легко, проделайте мне еще пару дырок во внутренней стене.
– Не во внешней? – уточнил Стокс.
– Там и одной будет достаточно, – продолжал подполковник, наводя на стену собственную трубу. – Итак, Стокс, одну хорошую, широкую брешь в ближней стене. Только не слишком близко к главным воротам.
– Понятно, сэр. Постараемся.
Главные ворота находились левее, так что атакующие непременно оказывались не у них, а у стены и углового бастиона. Более уязвимые для артиллерийского огня, они защищались башнями и бастионами, что предполагало большое сосредоточение солдат именно на этом участке.
– Прямо посредине, – сказал Кенни, сползая вниз. – Проделайте брешь справа от главного бастиона и еще по одной по обе стороны от нее, а остальное мы берем на себя.
Сломать стены не трудно, однако Стокса не оставляло ощущение тревоги. Подход ограничивался громадным резервуаром, расположенным справа от перешейка. Уровень воды в нем существенно понизился по причине отсутствия дождей, а вода «зацвела», но само наличие хранилища означало, что штурмовым отрядам пришлось бы протискиваться между ним и отвесным обрывом слева. В самом узком месте полоса наступления составляла не более пятидесяти футов, и все пространство находилось в зоне поражения неприятельского огня, вести который защитники крепости могли как со стрелковых позиций над главными воротами, так и с флангов. Майор уже решил, что батареям нужно приберечь несколько ядер для ворот, дабы попытаться сбросить расположенные возле них орудия и посеять панику среди защитников.
И вот теперь, изнывая под полуденным солнцем, майор расхаживал между саперами, усердно заполняющими песком габионы. Он не ленился самолично проверять каждую корзину, удостоверяясь, что сипаи плотно утрамбовывают землю, поскольку плохо утрамбованные габионы ни на что не годились. Загруженные корзины поднимали на повозки. Неподалеку стояли другие повозки, с порохом и ядрами. Все шло своим чередом, без сбоев, и взгляд майора устремился через плато, туда, где устраивали лагерь недавно прибывшие войска. Ближайшие палатки, в большинстве своем самодельные и изрядно потрепанные, принадлежали кавалерийскому отряду маратхов, выступавшему на стороне британцев. Поглядывая на часовых у палаток, Стокс решил, что ценности, пожалуй, лучше убрать под замок, а слуге поручить получше приглядывать за сундуком. Остальные маратхи отправились на поиски источника или колодца, поскольку на плато источников не нашлось. Здесь было суше и прохладнее, но все равно жарко. Дальше, за палатками, где стояли в аккуратных пирамидах мушкеты, кружились пыльные вихри. Несколько офицеров Ост-Индской компании, сняв мундиры, играли в крикет на глазах заинтересованных зрителей, сипаев и солдат из Шотландской бригады.
– Не для них игра, сэр, верно?
Майор повернулся – рядом стоял Хейксвилл.
– Что?
– Крикет, сэр. Слишком сложно для черномазых и шотландцев, сэр, по причине того, что здесь требуются мозги.
– А вы играете, сержант?
– Я, сэр? Никак нет, сэр. Нет времени на забавы, сэр, поскольку солдатское дело воевать.
– Отвлечься тоже бывает полезно. Ваш бывший полковник, например, играет на скрипке.
– Сэр Артур играет на скрипке, сэр? – с явным недоверием спросил Хейксвилл. – Не знаю, сэр, при мне он никогда не играл.
– Уверяю вас, играет. – Присутствие сержанта раздражало майора. Он невзлюбил Хейксвилла с первого взгляда и укрепился в неприязни за тот короткий срок, что сержант заменял Шарпа. – Так в чем дело?
Сержант то ли ухмыльнулся, то ли его перекосил нервный тик.
– Явился, сэр, для помощи и облегчения дел.
Такого ответа Стокс никак не ожидал и недоуменно уставился на Хейксвилла:
– Разве вы не вернулись в роту? Мне казалось, капитан Моррис приказал вам приступить к исполнению непосредственных обязанностей.
– Так точно, сэр. И как раз вовремя. Но я все думаю о несчастном Шарпи, сэр. Как он там, в неволе у нехристей? Я ведь и не знал, что его захватили, пока вы не сказали.
Майор пожал плечами:
– Думаю, обходятся с ним не так уж и плохо. Маратхи, насколько мне известно, жестокостью по отношению к пленникам не отличаются.
– Я вот о чем подумал, сэр. Не оставил ли Шарпи у вас свой ранец, сэр?
– Ранец? А с какой стати прапорщик должен был оставить у меня ранец?
– Мне, сэр, просто интересно. Офицеры ведь не любят таскать везде свой багаж, поскольку должны соблюдать достоинство. Вот я и подумал, сэр, что если он оставил вам ранец, то я мог бы освободить вас от такой обязанности, поскольку вы, сэр, есть мистера Шарпа давний товарищ. Вот о чем я подумал, сэр.
Стокс нахмурился. Предложение сержанта звучало как-то странно, хотя он и не мог понять почему.
– Обязанность, сержант, не такая уж тяжелая.
– Так точно, сэр, я ничего такого и не имел в виду. Просто подумал, что вам и своих забот хватает. А раз так, то я бы, сэр, и облегчил бремя.
Майор покачал головой:
– Вообще-то, сержант, мистер Шарп действительно оставил мне свой ранец, и я обещал сохранить его. Обещания, сержант, я привык держать, так что ранец останется у меня.
– Как пожелаете, сэр, – хмуро пробормотал Хейксвилл. – Не подумайте чего, сэр. Как христианин почитал своим долгом. – Он повернулся и ушел.
Стокс проводил сержанта взглядом, покачал головой и направился к эскарпу.
Сегодня вечером, думал он, мы установим батареи, а завтра вытащим орудия. Еще день уйдет на подготовку боеприпасов, а потом начнется бомбардировка. Два дня непрерывного гула, долбежки, пыли, копоти и дыма, после чего крикетчики поведут людей через перешеек. Бедняги, вздохнул майор. Бедняги.
– Не люблю ночные предприятия, – пожаловался Хейксвиллу капитан Моррис.
– Из-за Серингапатама, сэр? Суета, сэр, и неразбериха.
Сержант имел в виду ночную атаку в лесу возле Серингапатама, когда из-за несогласованности действий участвовавшие в ней роты 33-го полка понесли немалые потери и вынуждены были отступить.
Капитан повесил ножны на ремень и нахлобучил треуголку. Уже стемнело. Габионы были погружены на повозки, волы запряжены, и все только ждали команды майора Стокса, чтобы тронуться в путь. Предполагая, что неприятель может совершить вылазку с целью помешать установлению батарей, майор распорядился сформировать из роты Морриса линию пикетов. В задачу капитана входило наблюдение за крепостью и в случае нападения врага защита саперов до подхода резервного батальона сипаев. Все свои надежды Моррис возлагал на благоразумие противника, который предпочтет ночному бою спокойный сон.
– Добрый вечер, Моррис! – с неуместным оптимизмом приветствовал капитана Стокс. – Ваши парни готовы?
– Готовы, сэр.
Майор отвел Морриса за палатку и повернулся в сторону крепости, представлявшей собой в этот поздний час неясный темный силуэт на фоне еще более темных скал.
– Дело вот в чем, – заговорил Стокс. – Они наверняка заметят наши фонари и услышат скрип повозок. И в таком случае, скорее всего, ударят по нам из пушек. Может быть, и ракеты пустят. Не обращайте внимания. Ваша задача следить за воротами. Если они вышлют пехоту, то только через них.
– Знаю, сэр.
– Ни в коем случае не стреляйте из мушкетов! Если я услышу мушкеты, то подумаю о пехоте. И тогда я посылаю за мадрасскими ребятами, а дальше начинается неразбериха: всюду солдаты, где свой, а где чужой, не понять. Так что никакой стрельбы. Понятно? Только в случае появления пехоты. Если это случится, даете мне знать, сдерживаете противника и ждете подкрепления.
Моррис кивнул. Задание ему объяснили уже два раза, так что в дополнительных инструкциях нужды не было. Тем не менее он повернулся к построившейся и готовой к маршу роте:
– Никто не открывает огонь без моего разрешения, ясно?
– Им все ясно, сэр, – ответил за роту сержант Хейксвилл. – Ясно как божий день. Один только выстрел без позволения, и виновный зарабатывает добрую порку, сэр.
Моррис повел роту по старой дороге, которая шла непосредственно к воротам Внешнего форта. Ночь выдалась на редкость темная, так что, едва отойдя от эскарпа, капитан понял, что уже не видит ничего вокруг. Слышалось только шарканье сапог. Шли медленно, на ощупь. Висевшая над Гавилгуром бледная полоска полумесяца напоминала серебристое лезвие.
– Разрешите обратиться, сэр? – Глухой голос Хейксвилла прозвучал так неожиданно, что Моррис вздрогнул.
– Только не слишком громко, – проворчал капитан.
– Буду тих, как мышь, сэр. Я вот думаю, сэр, если мы здесь, придется ли нам участвовать в штурме вражеской крепости, сэр? Хотелось бы знать, поскольку рядовой состав интересуется, сэр.
– Участвовать в штурме? Господи, что вам такое вздумалось! Надеюсь, что нет.
Хейксвилл хмыкнул:
– Я потому еще спрашиваю, сэр, что хочу составить завещание.
– Завещание? – удивился Моррис. – Вам нужно завещание? Есть такая необходимость?
– Накопил кое-какие сбережения, сэр, – обиделся сержант.
А скоро будет больше, подумал он. Предположение о том, что ранец с главным богатством Шарпа остался у Стокса, подтвердилось. Оставалось только придумать, как до него добраться.
– Сбережения, говорите, а? – В голосе Морриса прозвучали саркастические нотки. – И кому же, черт возьми, вы их оставляете?
– Не кому иному, как вам, сэр. Вы уж простите солдата, сэр. Семьи у меня нет, кроме армии, которая для меня, сэр, все равно что мать родная.
– Ну, тогда конечно. Составляйте ваше завещание. Коннорс вам поможет. Я с ним поговорю. – Коннорс был ротным писарем. – Полагаю, однако, что о завещании вам думать пока рано.
– Надеюсь, сэр, что так, но уж лучше позаботиться заранее.
Они замолчали. Темная громада крепости приближалась, и Моррису все больше становилось не по себе. Какой смысл в бесполезном ночном маневре? Врага в такой темноте все равно не увидишь, если только те дурни не надумают зажечь фонари. Словно в ответ на его мысли над Гавилгуром, точнее, над Внешним фортом появилось неясное свечение. Возможно, оно было всего лишь отражением разведенных в соседнем форте костров. Вскоре капитан разглядел и пару мерцающих огоньков на стене. Факелы? Или костры? Так или иначе, легче не стало – главные ворота все равно оставались погруженными в непроглядную тьму.
– Достаточно! – тихонько крикнул он. Вообще-то, капитан совсем не был уверен, что подошел к форту достаточно близко, но идти дальше не имел ни малейшего желания, а потому остановился и велел Хейксвиллу растянуть роту через перешеек в западном направлении. – Пять шагов между каждой парой.
– Пять шагов между каждой парой. Есть, сэр.
– Если кто что-то увидит или услышит, немедленно передать мне.
– Есть, сэр.
– И пусть не вздумают курить, слышите? Не хватало только получить картечи из-за какого-нибудь идиота, который жить не может без табака.
– Понял, сэр. Будет сделано. Где мое место, сэр?
– В конце цепи, сержант. – В роте Моррис был единственным офицером, поскольку и лейтенанта, и прапорщика свалила лихорадка, и их пришлось оставить в Майсуре. Впрочем, Хейксвилл, на его взгляд, вполне мог заменить лейтенанта. – Если увидите неприятеля, отдайте приказ стрелять. Но только не ошибитесь, сержант. Только не ошибитесь.
– Есть, сэр, – отозвался Хейксвилл и зашипел на солдат, приказывая растянуться цепью.
Некоторое время слышались шорох шагов, сопение и прочие приглушенные звуки, но потом все смолкло. Дальний фланг роты растаял в темноте. Наступила тишина. Или почти тишина, потому что где-то в вышине постанывал ветер, а из форта доносилась заунывная музыка, тональность которой слегка разнообразил тот же ветер. Еще хуже, чем волынка, подумал Моррис.
Наконец невдалеке скрипнула ось первой груженной габионами повозки. Капитан понимал, что поделать с этим скрипом ничего нельзя и рано или поздно противник услышит и откроет огонь. И что дальше? Видно ведь лучше не станет. Более того, вспышки орудий ослепят людей. Вполне может случиться, что врага заметишь, только когда перед тобой блеснет сталь клинка. Моррис сплюнул. И зачем это все? Пустая трата времени.
– Моррис! – прошипел из темноты голос. – Капитан Моррис!
– Здесь! – Он повернулся на звук, шедший со стороны дороги на плато. – Я здесь. Кто там?
– Подполковник Кенни, – по-прежнему шепотом ответил голос. – Не против, если я пройдусь вдоль вашей цепи?
– Конечно нет, сэр. – Появление чужого старшего офицера пришлось капитану не по вкусу, но отослать чужака он не мог. – Польщен вашим вниманием. – Моррис повернулся к роте. – Внимание, здесь у нас старший офицер. Передать дальше по цепи.
Подполковник двинулся вправо, и вскоре шаги его растворились в темноте. Тишину нарушал только скрип колес. Через какое-то время за валунами, где майор Стокс устанавливал главные батареи, появился свет фонаря. Моррис напрягся в ожидании реакции неприятеля, но в крепости никаких признаков активности не наблюдалось.
Шуму стало больше. Саперы снимали с повозок габионы и устанавливали их на камни, сооружая бастион. Кто-то негромко выругался, кто-то засопел от натуги, поднимая тяжеленную, набитую землей корзину. Еще один фонарь вспыхнул уже на камнях. Тот, кто держал его, решил, должно быть, проверить, правильно ли укладываются габионы. Ему тут же приказали спуститься.
Форт наконец проснулся. Сначала Моррис услышал торопливые шаги, потом голоса на ближайшей позиции и в следующий момент увидел красный огонек пальника.
– Боже… – прошептал капитан, и тут же раздался первый выстрел.
Огонь копьем вырвался как будто прямо из стены, на мгновение осветив весь каменистый перешеек и затянутую зеленой пленкой гладь водохранилища, но в следующее мгновение его накрыло клубом дыма. Ядро со свистом рассекло воздух, пронеслось над ротой, ударилось о скалу и срикошетило куда-то вверх. За первым орудием ударило второе. Выброшенное из жерла пушки пламя осветило дымное облако изнутри, так что со стороны показалось, будто стена скрылась за неким причудливым туманным сиянием. Ядро угодило в габион, разбросав во все стороны землю. Кто-то застонал. В британском лагере и в крепости завыли собаки.
Моррис неотрывно смотрел на ворота, но ничего не видел из-за ослепительных вспышек орудий. Точнее, он видел смутные движения неких неясных форм, которые, скорее всего, были плодом его воображения. Артиллерия била теперь ровно, ритмично, ориентируясь на крошечные пятнышки фонарей. Потом фонарей стало больше, и светили они ярче, и часть бомбардиров перенесла огонь на западную оконечность перешейка, не догадываясь, что Стокс распорядился зажечь их умышленно, отвлекая неприятеля от настоящей цели.
И лишь потом защитники крепости вспомнили про ракеты. Вспышек добавилось. Казалось, с бастионов срываются и несутся по непонятной и непредсказуемой траектории, рассыпая искры и оставляя дымный след, огненные стрелы. Несколько таких стрел с пронзительным воем промчались над головой Морриса по направлению к лагерю. В цель не попала ни одна, но жуткий свист и сыплющиеся сверху искры действовали на нервы. Затем, внося свою лепту в ночное светопреставление, взорвались первые снаряды. Застучали по камням осколки. Выстрелы звучали не слишком часто, потому что командирам орудий приходилось постоянно поправлять наведение, но и не реже шести-семи раз в минуту. Ракет неприятель не жалел. Моррис пытался разглядеть хоть что-то, но вспышки слепили глаза, а ворота скрывал дым, в котором при желании можно было обнаружить что угодно. Капитан не подавал команду открывать огонь, рассчитывая, что если ворота отворятся, то он услышит либо скрип, либо звук шагов. Пока же он слышал только, как кричат люди на стенах, то ли понося невидимого врага, то ли подбадривая друг друга.
Хейксвилл на правом конце цепи после первых же выстрелов укрылся за камнями. Сначала он отсиживался там с рядовыми Кендриком и Лоури, но потом отполз еще дальше вправо, обнаружив глубокую расселину. Он понимал, что здесь ему ничто не грозит, но все равно каждая пролетающая ракета заставляла вздрагивать и втягивать голову в плечи, а каждый разрыв снаряда – подтягивать колени к груди. Сержант знал, что где-то на линии пикета находится чужой офицер, – предупреждение Морриса прошло по всей цепи. Рискованное поведение старшего офицера представлялось полной глупостью: зачем человеку такого звания, как у Кенни, соваться в пекло, если можно отсидеться в лагере? Тем не менее, когда подполковник негромко позвал его по имени, Хейксвилл не ответил. Вообще-то, он даже не знал, подполковник ли это – хотя кто еще мог его требовать? – но все равно предпочел отмолчаться. А вдруг в этот самый момент какой-нибудь чумазый нехристь нацеливает пушку как раз на него? Ничего, подполковник переживет, решил сержант, зато своя шкура целее будет.
– Кто здесь? – требовательно спросил голос, переместившись на несколько ярдов сторону от убежища Хейксвилла.
– Рядовой Кендрик, сэр.
– Ко мне, рядовой. Требуется ваша помощь.
Кендрик выскользнул из-за камней и шагнул на голос. Чертов ублюдок, подумал он, но ослушаться приказа не мог.
– Где вы, сэр?
– Здесь, рядовой, здесь! Поторопитесь! Живей!
Кендрик споткнулся о камень, поскользнулся и грохнулся на задницу. В свете прорезавшей небо ракеты он успел лишь увидеть перед собой темную фигуру. В следующее мгновение к горлу прижалась прохладная сталь лезвия.
– Только пикни – сдохнешь, – прошипел голос.
Кендрик притих. Он не издал ни звука и все равно умер.
Неподалеку снаряд угодил в пару быков. Несчастные животные, которым разворотило внутренности, свалились на дорогу и жалобно замычали.
– Уберите их с пути! – крикнул кто-то, и несколько сипаев, торопливо перерезав постромки, потащили тяжеленные окровавленные туши в сторону.
Двое солдат уже катили к эскарпу пустую повозку, чтобы пропустить другую, груженную габионами. Быки продолжали мычать.
– Да убейте же их! – приказал офицер. – Штыками! Не стрелять!
Сипаи вытащили штыки. Колоть пришлось долго – мешала темнота, да и шкура оказалась толстая. К тому же быки отчаянно, из последних сил били копытами. Еще один снаряд взорвался рядом, полоснув осколками по камням. Дорога стала скользкой от пролившейся крови и разбросанных кишок, и следующую повозку занесло. Оси пронзительно, с надрывом, заскрипели.
– Все в порядке, солдат? – спросил тот же безликий голос.
– Так точно, сэр, – отозвался рядовой Лоури.
– Я подполковник Кенни. – Мужчина опустился рядом.
– Так точно, сэр, – сказал Лоури. Он нервничал, сам не зная почему.
– Что-нибудь видите?
– Никак нет, сэр, – ответил Лоури и почувствовал прикосновение клинка к горлу.
– Где Хейксвилл? – прошептал ему на ухо голос, и Лоури вдруг со страхом понял, что никакой это не подполковник Кенни.
– Не знаю, сэр, – прохрипел он и попытался вскрикнуть, но крик замер на губах, потому что лезвие уже вошло в глотку.
Выпущенное низко ядро раскололо громадный валун, прикрывавший убежище Хейксвилла, и сержант заскулил, пытаясь поглубже вжаться в расселину. Шагах в тридцати от него упала и тут же принялась, рассыпая искры, гоняться за собственным хвостом ракета. Наконец она приткнулась к камню и погасла, оставив после себя узор голубоватых огоньков. Еще одно ядро врезалось в габионы, но теперь они плотно прилегали друг к другу, и утрамбованная земля поглотила силу удара.
Со стороны батареи донесся свист. За ним после паузы еще два. Услышав сигнал, Моррис с облегчением выдохнул.
– Все ко мне! На дорогу! – скомандовал он. – Передать по цепи! Всем на дорогу! – Слава богу, самое худшее позади! Теперь можно отступить к батарее, укрыться за габионами и переждать оставшиеся ночные часы. Было бы еще лучше, если бы маратхи, убедившись в том, что работы прекращены, вообще прекратили обстрел. – Сомкнуться! Живее!
Приказ передали по цепочке, и солдаты, натыкаясь друг на друга и чертыхаясь, начали сбегаться к дороге, где их ждал капитан. Выждав минуту-другую, Моррис позвал Хейксвилла.
– Похоже, его нет, сэр, – отозвался через некоторое время сержант Грин.
– Пересчитайте людей, сержант, – приказал капитан.
Людей пересчитали.
– Трое отсутствуют, сэр, – доложил сержант.
– Кто?
– Сержант Хейксвилл, рядовые Кендрик и Лоури.
– Черт бы их побрал!
С воротной башни сорвалась ракета и, петляя и оставляя дымовой след, умчалась в ночь, вильнула влево и нырнула в ущелье на краю перешейка. Падая по склону, она разбрасывала искры, пока не нашла покой на дне ущелья, в тысяче футов от края обрыва. Два орудия бухнули одновременно, запустив ядра к фонарям-обманкам. Огонь же на батарее погас. Саперы свою работу закончили.
– Отведите роту к батарее, – велел Моррис Грину. – Гаррард! Останетесь со мной.
Ничего героического капитан предпринимать не собирался, но и просто доложить о потере трех человек по неустановленной причине не мог, а потому, захватив рядового Тома Гаррарда, побрел в западном направлении вдоль линии развертывания роты. Несколько раз они звали пропавших по имени, однако никто не откликался.
Первую находку сделал Гаррард, споткнувшись о тело.
– Не знаю, кто это, сэр, но, похоже, он мертвый. Тут все в крови.
Моррис выругался и наклонился над убитым. Промелькнувшая в небе ракета позволила рассмотреть перерезанное горло и черную лужу крови. Снятый с солдата мундир валялся рядом, изрезанный на куски. Зрелище было неприятное, и Моррис почувствовал, что его может вырвать.
– Здесь еще один, – сообщил Гаррард, приседая рядом со вторым трупом.
– Господи! – Капитан отвернулся, изо всех сил сдерживая подступающую тошноту, но кисловатая желчь уже поднималась по горлу. Он заставил себя сделать глубокий вдох. – Уходим.
– Поискать третьего, сэр? – спросил Гаррард. – Должен быть где-то здесь.
– Уходим!
Моррис повернулся и зашагал прочь, подальше от проклятого места.
Гаррард молча последовал за ним.
Стрельба прекратилась. Последняя ракета прочертила звездное небо, и Гавилгур снова погрузился в тишину.
Хейксвилл лежал в расселине, скорчившись и вздрагивая каждый раз, когда взрыв снаряда или пролетающая ракета освещала тесное убежище, отбрасывая зловещие тени. В какой-то момент он услышал вскрик Лоури, но звук оборвался, и сержант решил, что виной всему нервы. Потом прозвучал долгожданный свисток, сигнализировавший о том, что саперы справились с работой, и тут же по цепи передали приказ Морриса возвращаться на дорогу.
Ракеты еще летали, орудия били, поэтому Хейксвилл остался там, где был, и, лишь когда огненная буря стала стихать, осторожно выполз из укрытия и, не поднимаясь, пополз к дороге.
– Хейксвилл! – окликнул голос.
Он замер, вжавшись в землю.
– Хейксвилл! – уже настойчивее, требовательнее повторил голос. – Сержант Хейксвилл!
Инстинкт подсказывал, предупреждал, что темнота таит опасность, и сержант еще ниже опустил голову. Он слышал, как кто-то ходит неподалеку, как поскрипывает кожа, слышал дыхание, но незнакомец прошел мимо. Хейксвилл прополз вперед и, шаря в темноте рукой, внезапно наткнулся на что-то влажное и липкое. Он вздрогнул, поднес пальцы к носу и учуял запах крови.
– Господи… – прошептал сержант и, пошарив еще, обнаружил тело.
Пальцы скользнули по лицу, нашли открытый рот и спустились ниже. Шею пересекала зияющая рана. Хейксвилл торопливо отдернул руку.
Убитый мог быть либо Кендриком, либо Лоури, потому что они остались где-то здесь. То, что один, а может быть, и оба мертвы, означало, что смерть капитана Торранса не была результатом ссоры любовничков. Впрочем, в такое объяснение Хейксвилл и не верил. Он знал, кто застрелил капитана. Скотина Шарп остался в живых. И теперь чертов Шарп охотился на своих врагов. Трое или четверо уже поплатились жизнью, и Хейксвилл знал: следующий на очереди – он.
– Хейксвилл! – Голос был уже далеко.
Со стены форта грохнула пушка, и в свете вспышки сержант увидел фигуру в странной, длинной одежде. Силуэт ясно вырисовался на фоне осветившегося неба. Он был близко, но по крайней мере уходил. Так и есть – Шарп! Проклятый выскочка! Хейксвиллом овладел такой ужас, что по лицу побежали судороги, а руки затряслись.
– Думай, скотина, – сказал он себе, – думай.
И ответ пришел. Ответ столь очевидный, столь ясный, что было удивительно, почему он искал его так долго.
Шарп жив. Он не попал в плен и не прохлаждается в темнице Гавилгура, а рыщет по британскому лагерю, отыскивая и убивая своих врагов. И это означало, что у него, Хейксвилла, есть только один выход, только одно место, где он будет в безопасности, где Шарп его не найдет. Надо бежать в крепость. По лагерю ходили слухи, что Гавилгур сильно укреплен, что штурм будет кровавый и, вполне вероятно, завершится неудачей. Но даже если крепость и падет, можно объяснить, что он просто попал в плен. Впрочем, так далеко в будущее Хейксвилл не заглядывал. Сейчас он хотел только одного: оказаться как можно дальше от Шарпа. Приняв решение, сержант повернул на юг, вниз по склону холма, а спустившись, вскочил и что есть духу помчался к темным стенам через повисший над землей плотный тошнотворный пороховой дым.
Он пролетел мимо водохранилища, пронесся по дороге и повернул налево, к вырисовывающемуся в темноте силуэту воротной башни. И там, добежав, ударил кулаком в массивные, обитые железом ворота.
Никто не ответил.
Хейксвилл снова постучал, на сей раз прикладом мушкета, а потом принялся колотить изо всех сил, раз за разом оглядываясь, словно оттуда, из темноты, могла в любую секунду протянуться беспощадная рука мстителя. Наконец его услышали. Маленькая дверь слева от ворот открылась, и в проеме появился факел.
– Я дезертир! – прошептал Хейксвилл. – Я перешел на вашу сторону!
Руки схватили сержанта и затащили внутрь. Укрепленный высоко на стене факел позволял разглядеть узкий коридорчик, мощные укрепления и темные лица людей, которые взяли его в плен.
– Я на вашей стороне! – снова крикнул Хейксвилл. Дверь за его спиной со стуком закрылась. Лязгнул запор. Кто-то забрал у него мушкет. – Я на вашей стороне!
По вымощенной каменными плитами дорожке шел высокий мужчина с сухощавым, изрезанным морщинами лицом.
– Кто вы? – спросил незнакомец по-английски.
– Я готов драться за вас, сэр. Желаю и умею, сэр. Старый солдат, сэр.
– Меня зовут Ману Баппу, – певучим голосом сказал индиец, – и я здесь командую.
– Очень хорошо, сэр. То есть сахиб. Очень хорошо, сахиб. – Хейксвилл вытянулся в струнку, задрал подбородок и выпятил грудь. – Хейксвилл, сэр. Таково мое имя. Сержант Обадайя Хейксвилл.
Ману Баппу задумчиво смотрел на красномундирника. Дезертиров он не любил. Кто изменил одному флагу, может так же легко изменить и другому. Предателю доверять нельзя. Однако новость о перебежчике из вражеского лагеря придаст уверенности гарнизону. Нет, все же лучше сохранить ему жизнь и явить всем как пример упадка боевого духа неприятеля, чем расстрелять на месте.
– Отведите его к полковнику Додду, – распорядился он. – И верните мушкет. Он на нашей стороне.
Так Хейксвилл оказался в Гавилгуре. Среди врагов. Зато в безопасности, вдали от ужаса, превратившего жизнь в нежданный кошмар.
Он спасся от Шарпа.
Глава восьмая
Работавшие на установке габионов саперы были слишком возбуждены, чтобы уснуть, а потому собрались у двух дымящих костров обменяться впечатлениями. Смех их то замирал, уносимый ветром, то вспыхивал с неожиданной силой. Довольный проделанной работой, майор Стокс выставил в качестве награды три кувшина с араком, и они тут же пошли по кругу.
Некоторое время Шарп с завистью наблюдал за этим небольшим праздником из лагеря Сьюда Севаджи, потом направился к маленькой палатке, перед входом в которую стащил с себя позаимствованную индийскую одежду. В темноте он споткнулся о Клер. Разбуженная сначала артиллерийской канонадой, потом веселыми голосами саперов, девушка привстала, вытянула руку и наткнулась на обнаженную плоть.
– Вы разделись! – испуганно вскрикнула она.
– Не совсем, – ответил Шарп и поспешно добавил: – Просто одежда промокла. Пришлось снять. Не хотел пачкать постель. Но ты не бойся, рубашка на мне.
– А что, разве шел дождь? Я и не слышала.
– Не дождь. Измазался кровью.
Он сунул руку под одеяло, которое тоже взял у Севаджи, и нащупал мешок Торранса.
Клер услышала негромкое постукивание:
– Что это?
– Ничего. Просто камешки.
Шарп пересыпал в сумку двадцать камней, которые забрал у Кендрика и Лоури, спрятал сумку под одеяло и лег сам. Может быть, и не все, но большую часть драгоценностей он вернул. Рядовые даже не потрудились как следует спрятать добычу, например зашить в одежду, и держали камни в карманах. Его одолевала усталость, да и тело еще не отошло от побоев. Было больно дышать, ныли синяки, шатался зуб.
– Что там случилось? – полюбопытствовала Клер.
– Ничего особенного. Саперы устанавливали габионы. Утром начнут оборудовать позиции, устраивать склады, а завтра к вечеру подтянут пушки.
– А что случилось с тобой? – подкорректировала вопрос Клер.
Шарп немного помолчал, прежде чем ответить.
Читать бесплатно другие книги:
