Поцелуй Мистраля Гамильтон Лорел
– Сама постою.
– Я тебя буду держать, - сказал Джонти.
– Ты гоблин, Джонти. А гоблины дерутся друг с другом ради интереса, так что у тебя наверняка найдется парочка царапин. А если у тебя была когда-то хоть маленькая рана, ты тоже станешь истекать кровью, когда я ее призову.
– Я не рискую своей шкурой по глупости, как Красные Колпаки, - заявил Падуб. - Я ее приберегаю для вещей поважнее.
Он длинным плавным движением языка слизал остатки крови с руки. Жест мог бы показаться сексуальным, а получился только пугающим.
– Я постою сама, - повторила я.
– Твой брат нам машет, - сказал Падубу Джонти и пошел вперед.
Падуб как будто подумал, не преградить ли нам путь, но все же шагнул в сторону. Пропуская нас, он сказал:
– Я буду беречь тебя этой ночью, принцесса, потому что должен тебя поиметь.
– Я помню нашу сделку, Падуб, - ответила я.
Гоблин побежал рядом с нами, стараясь успевать за длинными шагами Джонти. Он семенил, как ребенок за взрослым, хотя вряд ли Падуб сказал бы мне спасибо за такое сравнение.
– Ты говоришь недовольно, принцесса - тем слаще будет секс.
– Не изводи ее перед битвой, - сказал Джонти.
Падуб не стал спорить, просто отложил разговор до лучшего момента.
– Лучники их подстрелят, но только ты можешь так их ослабить, чтобы они сдались, - сказал он мне.
– Я поняла, чего ты от меня хочешь.
– Ты как будто сомневаешься, что сможешь.
Вслух я о своих сомнениях говорить не стала, но это ведь Дикая охота. Подлинная Дикая охота, то есть сама суть земли фейри. Кровь у них текла, но разве можно убить что-то, созданное из чистой магии? Мы столкнулись с древней магией, магией хаоса, первичной и ужасающей. Как убить таких тварей? Даже если они ослабеют настолько, что упадут на землю, можно ли будет убить их мечами или топорами? Даже в легендах никто не побеждал Дикую охоту в схватке.
Впрочем, я еще не слышала, что у призрачных охотников может течь кровь. Шолто вызвал их к жизни с помощью магии, порожденной нами двоими. Не моя ли смертная кровь дала охоте уязвимость к ранам? Не заразна ли и вправду моя смертность, как утверждает кое-кто из моих врагов?
Доводя мысль до логического завершения, надо предположить, что если я сяду на трон, то обреку всех сидхе на старение и смерть. Но если моя смертная плоть сделала смертными охотников Дикой охоты - то я рада. Значит, они могут истечь кровью и умереть, а мне нужно, чтобы они умерли. Мы должны выиграть эту битву. На всю волшебную страну я не хотела бы распространить свою смертность, но поделиться ею с этими тварями - да, это было бы здорово.
Глава 21
Стрелы прорезали ночное небо - черными дырами на звездном полотне, - и пропали в клубящемся шелке черных туч. Посреди зимней ночи мы ждали, когда крики дадут нам знать, что стрелы нашли свою цель, но не услышали ничего.
Я стояла, кутаясь в чужое пальто. Стояла на плаще Падуба, который он бросил на землю, чтобы я не поранила и не обморозила босые ноги.
– Все равно плащ путается, мешает топором работать, - объяснил он, словно я могла заподозрить его в джентльменстве. А потом ушел к брату и остальным гоблинам.
Со мной остались только Джонти и еще один Красный Колпак, хотя все Красные Колпаки - а их было двенадцать - дотронулись до меня, прежде чем занять свое место в рядах бойцов. Они прикасались губами в странном подобии поцелуя к моему плечу, где пальто, пропитанное кровью с колпака Джонти, висело тяжелым комом. Один даже прихватил ткань зубами и рванул, пока Джонти не успел затрещиной отшвырнуть его прочь. Все следующие расширяли дыру, и губы нескольких последних касались уже моей голой кожи, где подсыхала кровь. Я не предлагала колпакам такую фамильярность, и меня даже не спрашивали - Джонти их подозвал, заговорив на гаэльском таком древнем, что я его не понимала.
Что бы Джонти им ни сказал, все они дружно повернулись ко мне, и в глазах у них была та же непонятная смесь похоти, жажды и нетерпения, что и у Падуба. Я ничего не понимала - и спросить не могла, времени не было, - но не так уж много от меня требовалось, всего-то разрешить им прижаться губами к моему плечу. И я разрешила. А потом заметила, что у всех Колпаков, дотронувшихся до меня, перемазанной кровью Джонти, потекла свежая кровь.
Я чуть не наорала на них за задержку, но не только они тянули время. Прочие гоблины заспорили, кому куда идти. Если бы прибыл король гоблинов Кураг, никаких споров бы не было, но Ясень с Падубом, хоть и признанные бойцы, королями не были - а за все прочие командные должности гоблины постоянно грызутся. Гоблинское общество - крайний случай эволюции по Дарвину: выживают сильнейшие, а вождями становятся только совсем уж крутые.
Будь во мне достаточно королевского, чтобы их возглавить, они бы выполняли мои приказы. Но я их уважение не успела завоевать, так что командовать и не пыталась. Мне бы это ничего не дало, а авторитет Ясеня и Падуба подорвало. Да и в военной стратегии я была не сильна, и хорошо это знала. Отец с детства учил меня осознавать свои сильные и слабые стороны. Ищи союзников, которые тебя дополняют, говорил он. Настоящая дружба - это род любви, а любовь всегда обладает силой.
Джонти нагнулся ко мне:
– Призови свою руку власти, принцесса.
– Откуда ты знаешь, что они ранены?
– Мы гоблины, - исчерпывающе ответил он.
В лесу опять метнулось зеленое пламя, и я разглядела, как попятились от него черные щупальца. Теперь я была достаточно близко, чтобы их увидеть. На этом я споры прекратила и призвала руку крови.
Я сосредоточилась на своей левой руке. Она не испускала энергию, никаких таких спецэффектов, просто я знала, что в левой ладони у меня находится как будто ключ к руке крови. Может, лучше сказать - окно доступа. Я открыла это окно, и хоть глаз ничего не разглядел бы, зато другим чувствам хватило с избытком.
Кровь у меня в жилах словно превратилась в расплавленный металл, почти вскипела от силы. Я завопила и выбросила руку вверх, к тем тучам. Я бросила в них обжигающей, разрывающей меня силой. И тут поняла, что не только лучникам пришлось стрелять вслепую - я тоже никогда еще не использовала руку крови против невидимой цели.
Сила на миг повернулась против меня, и кровь брызнула изо всех царапин, которые я насобирала за последние сутки. Все крошечные порезы фонтанировали кровью, и я сражалась с самой собой, с собственной магией, не давая ей уничтожить меня.
В тучи вонзилась молния - осветив их, как тогда в холме слуа. Но теперь я испытала не ужас, а радость, свирепую радость торжества. Если я их вижу - значит, я сумею пустить им кровь.
У меня только миг был, чтобы разглядеть цель. Только вздох - чтобы увидеть, что масса извивающихся щупалец теперь серебристо-золотая, а не черно-серая, как в первый раз. Биение сердца - чтобы заметить, как ужасающе красива Дикая охота. А потом я метнула в нее мою силу с криком: «Крови!».
По деревьям побежало зеленое пламя, следом полыхнула молния, и обе силы ударили в тучи одновременно с моей. Тучи вспыхнули зеленым в отраженном свете; я призвала кровь, и в изжелта-зеленое пламя хлынули черные фонтаны.
Свет погас, сделав ночь еще черней. Ночное зрение я потеряла от яркой вспышки. В левую щеку мне что-то плеснуло, что-то мокрое, но не холодное. Так ощущается подогретая до температуры тела вода, а еще - свежая кровь. Была б я настоящим солдатом, я бы мгновенно развернулась с пистолетом наготове, но я повернулась медленно. Точно как персонаж в фильме ужасов, боясь встретить неизбежный удар. А увидела я только Битека, самого маленького из приставленных ко мне Красных Колпаков. Ему полоснули по черепу, и кровь красной маской залила лицо, даже глаза. Он помотал головой, как отряхивающаяся собака, забрызгав меня теплыми каплями. Я зажмурилась и подставила руку, закрывая лицо.
– Кровь теряешь впустую! - выругал его Джонти.
– Я ее с глаз не могу убрать, так ее много! Я забыл уже, когда такое было, - прорычал Битек.
Я оглянулась на Джонти: он был весь в крови, как и Битек. Тогда я посмотрела на других Колпаков - все были покрыты кровью, но даже в лунном свете было понятно, что кровь льется у них с шапок.
– Твоя магия дарит нам кровь, принцесса, - сказал Джонти.
– Но как?…
– Пусти, пусти им кровь для нас! - сказал еще один Красный Колпак.
– Не помню, как тебя зовут, - сказала я, посмотрев на него.
– Ради такой магии я за тобой и безымянным пойду. Пусти врагам кровь, принцесса Мередит, залей нас их кровью!
Я отвернулась от Колпаков. Понять я так и не поняла, но поверила. Не все загадки сразу. Позже разберусь. Но даже отвернувшись, я их чувствовала. Их сила словно дополняла мою, питала ее. Нет - наши силы подпитывали друг друга; Колпаки словно источали тепло, как батарея, согревая и заряжая энергией.
И это тепло, тяжесть их силы я бросила против врагов. Я звала их кровь в мелькании молний и вспышках золотисто-зеленого огня. Звала их кровь, чувствуя, как течет она у Красных Колпаков у меня за спиной. И те, что стояли впереди, тоже заливались кровью.
К нам примчался гоблин, так работая ногами, что составил бы конкуренцию любому сидхе. Ростом он был не выше меня, только рук у него было вдвое больше и безносое лицо казалось странно незаконченным. Он рухнул на колени, старательно отводя глаза в сторону. Он даже приниженно сложил две ладони на землю - поразительное дело, ведь в гоблинском обществе глубина поклона соответствует степени уважения. Мне так никто не кланялся. Гоблин проблеял:
– Ясень и Падуб передают: направляй магию точнее, принцесса, или мы все истечем кровью до смерти.
Теперь я поняла, почему он так унижался: боялся, что мне не понравится сообщение.
– Скажи им, что я буду целиться точнее, - сухо сказала я.
Он шмякнулся лбом о землю, потом вскочил на ноги и помчался обратно. Я отозвала магию, приглушив руку крови. Мгновенно стало больно - сокрушительная, резкая боль, словно по жилам полилось разбитое стекло. Я заорала от боли, но магию удержала в себе.
Мне нужно было представить этих тварей из туч. Щупальца, пронизанные серебром и золотом, белоснежные мускулы чистой магии. Боль швырнула меня на колени. Джонти протянул ко мне руку и я зашипела:
– Не трожь меня!
Магия жаждала пустить кому-то кровь. Стоило ему меня тронуть, и она нашла бы себе цель.
Я закрыла глаза, мысленно рисуя нужную картину. И когда увидела ее в голове - сияющую, плывущую, - я снова вытянула вверх левую руку и бросила в мысленный образ всю эту режущую боль. На один слепящий, захватывающий дух миг боль усилилась: все вокруг на миг превратилось в боль, в бездну боли. А потом я снова смогла дышать, боль отошла… и я поняла, что рука крови нашла себе занятие.
Я не открывала глаз, чтобы ни на кого не отвлечься - боялась снова повредить гоблинам, если их увижу. Я знала, чьей крови хочу. Они летали высоко у нас над головами. Я думала об этих прекрасных существах. Почему они должны быть ужасными? Страна фейри так красива, зачем в ней жить ужасам и кошмарам?
Над головой зашумели крылья, и я открыла глаза. Я лежала навзничь на плаще Падуба, хотя не помнила, когда упала. Над нами, так низко, что задевали крыльями колпак Джонти, летели лебеди. Они блистали белизной в лунном сиянии - больше двух десятков, и не померещилось ли мне то, что я видела у них на шеях? У них там правда золотые ошейники? Быть не может - это только легенды…
Колпак, которого я не помнила по имени, произнес мои мысли вслух:
– У них на шеях золотые цепи.
А потом я услышала клич гусиной стаи. Гуси пролетели над нашими макушками, следуя тем же курсом, что и лебеди. Я запуталась в полах фэбээровского пальто, вставая, и чуть не упала. Джонти меня подхватил, и ни со мной, ни с ним ничего не случилось. Я чувствовала легкость и приподнятость, словно рука крови вдруг стала чем-то другим. О чем я подумала перед тем, как над нами полетели лебеди? Что красота в волшебной стране слишком часто оборачивается кошмаром?
Теперь над нами летели журавли - птицы моего отца, его символ. Они летели низко и взмахивали крыльями, будто салютуя нам.
– Они падают! - закричал Битек.
Я посмотрела, куда он показывает. Грозовые тучи исчезли, а с ними и большинство тварей. Их было так много - они просто кишели, - а теперь осталось только несколько, меньше десяти, и одна уже рухнула на лес. Вот упала вторая, и я услышала, как с пушечным треском ломаются ветки под ее тяжестью, и увидела, как бросились врассыпную мужчины - слишком далеко, чтобы понять, кто именно. Жив ли Дойль? А Мистраль? Успела ли моя магия вовремя?
Мысленно мне пришлось наконец признать, что важнее всех для меня Дойль. Риса я тоже люблю, но не так, как Дойля. Я согласилась с собой. Признала, пусть не вслух, что если Дойль умрет, то с ним умрет что-то во мне. Это случилось тогда, на парковке, когда он втолкнул в машину меня и Мороза, когда отдал меня Морозу. «Если не я, то ты», - сказал он Морозу. Мороза я тоже любила, но теперь я поняла. Если бы я сейчас выбирала себе короля, я знаю, кто бы им стал.
Жаль, что выбор зависел не только от меня.
Они бежали к нам, и гоблины расступились, образовав для моих стражей коридор. Когда я наконец разглядела высокую черную фигуру, что-то отпустило у меня в груди, и я расплакалась. И пошла к нему. Не чувствуя мерзлой травы под ногами, не чувствуя колких стеблей. Потом я побежала, и рядом со мной бежали красные Колпаки. Я подобрала полы пальто, как подол длинного платья, чтобы не мешало бежать.
У Дойля оказались спутники - собаки, огромные черные собаки вились у его ног. Я вдруг вспомнила сон, в котором я видела его с такими собаками, и земля поплыла у меня из-под ног, видения и реальность смешались в глазах. Собаки подбежали ко мне раньше, терлись об меня теплыми боками, громадные пасти дышали жаром мне в лицо, когда я тянулась их погладить, встав на колени. Черная шерсть покалывала ладони магией.
Под моей рукой собачья спина дернулась, шерсть стала мягче и тоньше, тело не таким плотным. Я подняла глаза и увидела изящную гончую - гладкую, белую, с рыжими ушами. У другой морда была наполовину рыжая, наполовину белая, словно кто-то покрасил точно половину морды. Никогда в жизни не видела такой красивой собаки.
Но тут передо мной оказался Дойль, и я бросилась к нему в объятия. Он поднял меня на руки и сжал почти до боли. И я хотела, чтобы он крепко-крепко меня прижимал. Хотела чувствовать, что он настоящий. Знать, что он живой. Мне нужно было его трогать, чтобы убедиться, что это правда. Нужно было, чтобы он трогал меня, чтобы убедил, что он все так же мой Мрак, мой Дойль.
Он шептал мне в макушку: «Мерри, Мерри, Мерри».
А я цеплялась за него, растеряв все слова, и плакала.
Глава 22
Все остались живы, даже полицейские, хотя кое-кто от виденного тронулся умом. Аблойк напоил их из своего кубка, и они заснули волшебным сном, от которого очнутся, забыв обо всех кошмарах. Магия не всегда плохая штука.
Черные собаки оказались чудесными: они превращались в зависимости от того, кто их гладил. Под рукой Аблойка они становились маленькими собачками, будто созданными, чтобы лениво лежать у камина, белыми с рыжими пятнами - болонками страны фейри. Прикосновение Мистраля превращало их в громадных ирландских волкодавов, не в тощих выродившихся современных собак, а в гигантов, которых так боялись римляне - такие псы могли перекусить хребет лошади. Еще кто-то превратил одну в зеленошерстную Ку Ши[4], и собака радостно помчалась к холму Благих. Интересно, что подумает при виде ее король Таранис? Наверное, объявит свидетельством своей растущей силы.
Вместе с давно утерянным достоянием страны фейри ко мне вернулись те, кого я ценила гораздо больше. Голос Галена заставил меня повернуться в объятиях Дойля. Гален бежал по снегу, а на его пути расцветали цветы, словно там, где он прошел, наступала весна. И все остальные, кто исчез в мертвом саду, были с ним. Никка появился посреди облака фей-крошек, и Аматеон - у него на груди неоновой кровью сиял вытатуированный плуг. Я заметила Готорна: в темных волосах у него мерцали живые цветы. Волосы Адайра развевались ореолом огня, такого яркого, что лица было почти не разглядеть. Айслинг шел в стайке певчих птиц; он был обнажен, только клочок черной вуали прикрывал лицо.
Не видно было одного Онилвина. Я подумала, что сад оставил его себе, но тут услышала, как кто-то далеко зовет меня по имени. А следом донесся отчаянный крик Онилвина: «Нет, мой господин, нет!».
– Не может быть… - прошептала я, взглянула на Дойля и увидела, как на его лице тоже проступает страх.
– Это он, - подтвердил Никка.
Гален прижался ко мне, словно к последней опоре в мире. Дойль немного разнял руки, давая ему обнять меня.
– Это я виноват, - прошептал Гален. - Я не хотел.
Заговорил Айслинг, и его птицы запели, словно от восторга, что слышат его голос.
– Мы появились на поверхность в Зале Смертности.
– Но там почти не действует магия, - удивился Рис. - Именно поэтому мы не можем сопротивляться пыткам.
– Мы появились из стен и пола, а с нами появились цветы и деревья, и светлый мрамор. Зал изменился навеки, - сообщил Айслинг.
Гален задрожал, и я обняла его как могла крепче.
– Я был похоронен заживо, - сказал он. - Дышать не мог. Мне и не нужно было дышать, но тело пыталось вдохнуть. Я выскочил из пола с воплем.
Он упал на колени, хоть я и пыталась его удержать.
– Королева замуровала сидхе Нерис в стены, - вступил Аматеон. - Гален после пребывания в земле отнесся к этому плохо.
Гален затрясся как в припадке, каждый мускул судорожно сокращался, словно стража колотили озноб и лихорадка одновременно. Слишком много силы и слишком много страха.
Сияние Адайра чуть потускнело, стали видны глаза.
– Гален сказал: «Никаких стен, никаких узников». И стены исчезли, а в камерах выросли цветы. Он не понял, какую силу обрел.
Издалека донесся еще один крик:
– Кузина!
– Галеново восклицание «никаких узников» освободило Селя, - заключил Дойль.
У Галена полились слезы.
– Простите, - выговорил он.
– Онилвин, сама королева и часть ее стражи сейчас сражаются с Селем, - сказал Готорн, - иначе он уже был бы здесь. Он хочет убить принцессу.
– Он совершенно безумен, - продолжил Айслинг, - и убить хочет нас всех, но принцессу в особенности.
– Королева велела нам скрыться в Западных землях. Она надеется, что со временем он станет спокойней, - сказал Готорн с сомнением, заметным даже в свете звезд.
– Она признала при всем дворе, что не может обеспечить тебе безопасность, - хмыкнул Айслинг.
– Нам пора идти, если мы хотим скрыться, конечно, - заметил Готорн.
Я его поняла. Если Сель нападет на меня сейчас, прилюдно, мы будем вправе его убить, если получится. Стражи клялись меня защищать, а Сель не мог сравниться ни в силе, ни в магии с теми, кто стоял со мной рядом. Никак не мог.
– Если б я думал, что королева оставит его смерть безнаказанной, я бы предложил не уходить, - сказал Дойль.
Черный пес ткнул носом Галена, и тот почти машинально его погладил. Пес превратился у меня на глазах - в гладкошерстного белого гончака с рыжим ухом. Пес слизал слезы с лица Галена, и страж удивленно уставился на собаку, словно впервые ее заметив.
Сдавленный, почти неузнаваемый, опять донесся крик Селя:
– Мерри!
Крик оборвался внезапно, но тишина пугала едва ли не больше, чем крики, и сердце у меня в груди громко заколотилось.
– Что случилось? - воскликнула я.
На ближний пологий холм поднялась Андис. Она шла по тропе из цветов, оставленной Галеном, одна - не считая ее консорта Эамона. Они с Эамоном были почти одного роста; черные волосы струились у них за спинами под невесть откуда взявшимся ветром. Одета Андис была так, словно собиралась на хэллоуинскую вечеринку - и при этом намеревалась всех поразить жутковатой красотой. Одежда Эамона была поскромнее, но тоже черная. То, что Андис больше никого с собой не взяла, значило, что ей не нужны лишние уши. Свои секреты она доверяла только Эамону.
– Сель немного поспит, - сообщила она словно в ответ на не заданный нами вопрос.
Гален попытался подняться, я его поддержала. Дойль шагнул вперед, между мной и королевой, и еще несколько стражей шагнули с ним. Остальные внимательно глядели по сторонам, словно ожидали предательства от собственной королевы. Только Эамон - хоть временами вступался за меня, хоть ненавидел Селя, предполагаю, - только он никогда бы не пошел против королевы.
Андис с Эамоном остановились так, чтобы их было не слишком просто достать оружием. Гоблины смотрели на них и на нас, сбившись в тесную кучку, как будто не могли выбрать, за кого они. Я их не винила: я-то вернусь в Лос-Анджелес, а они останутся. Заставить Курага, их короля, прислать мне воинов - дело одно, а ждать, что они отправятся в ссылку следом за мной - совсем другое.
– Приветствую тебя, Мередит, племянница моя, дитя моего брата Эссуса.
Она решила упомянуть в приветствии нашу родственную связь, успокоить меня хотела. Получалось у нее из рук вон плохо.
Я шагнула вперед, под ее взгляд - но не так далеко, чтобы выйти из защитного кольца стражей.
– Королева Андис, моя тетя, сестра моего отца Эссуса, приветствую тебя.
– Ты сегодня же должна вернуться в Западные земли, Мередит, - сказала Андис.
– Хорошо, - согласилась я.
Андис посмотрела на вьющихся у ног стражей собак. Рис тоже наконец решился погладить несколько псов, и они превратились в терьеров давно забытой породы - бело-рыжих и черно-палевых.
Королева попробовала подозвать к себе собаку. Этих черных мастиффов люди называли Адскими гончими, хотя к христианскому дьяволу они никаким боком не относились. Крупные черные псы были бы королеве подстать, только они не обращали на нее внимания. Собаки желаний, псы волшебной страны не хотели подходить к руке Королевы Воздуха и Тьмы.
На ее месте я бы встала в снег на колени и подманила их к себе, но Андис не склоняется ни перед кем и ни перед чем. Она стояла прямая и прекрасная - и холоднее, чем снег у нее под ногами.
Два других пса подбежали ко мне и терлись об меня боками, выпрашивая ласку. Я их погладила, потому что мы здесь привыкли ласкать тех, кто просит ласки. Едва коснувшись шелковистого меха, я почувствовала себя лучше: смелей, уверенней, даже близкое будущее не так меня теперь пугало.
– Собаки, Мередит? Почему бы тебе вместо них не вернуть нам наших лошадей или, скажем, коров?
– В видении были свиньи, - припомнила я.
– Не собаки? - без интереса спросила она, словно ничего особенного не происходило.
– Собак я видела в другой раз, еще в западных землях.
– Значит, это был вещий сон, - спокойно, даже снисходительно сказала она.
– Видимо, так, - согласилась я, играя ухом той гончей, что была повыше.
– Уезжай сейчас же, Мередит, и забирай с собой всю эту дикую магию.
– Дикую магию не так легко приручить, тетя Андис, - возразила я. - Я заберу с собой то, что со мной пойдет, но вот то, что летает - останется на свободе.
– Я видела лебедей, - процедила Андис, - но не ворон. Ты просто до чертиков Благая!
– Благие так не думают, - заметила я.
– Ступай, возвращайся к себе. Забери с собой свою стражу и свою магию, и оставь мне то, что осталось от моего сына.
Она практически признала, что если бы Сель сейчас полез в драку со мной, он бы погиб.
– Я уеду только со всеми стражами, кто захочет со мной уехать, - сказала я со всей твердостью, на какую отважилась.
– Мистраля ты не получишь, - ответила она.
Я едва удержалась, чтобы не обернуться, не поглядеть, как его большие ладони гладят громадных псов, созданных его прикосновением
– Да, я помню. Ты сказала мне в мертвых садах, что Мистраля ты мне не отдашь.
– И ты не станешь спорить? - спросила она.
– А что мне это даст?
В голосе у меня легчайшей ноткой прозвучала злость. Гончие теснее прижались к моим ногам, прислонившись всем чем можно, словно напоминая, что мне нельзя терять голову.
– Только одно может привести Мистраля к тебе в Западные земли - если ты забеременеешь. Отца твоего ребенка я к тебе отпущу, кем бы он ни был.
– Если забеременею, я дам тебе знать.
Я с трудом сохранила спокойствие. Мистралю за ночь со мной придется заплатить, я это читала у нее в лице, слышала в голосе.
– Я уже не знаю, чего и желать, Мередит. Твоя магия промчалась по моему ситтину, превращая его в нечто веселенькое и солнечное. В моей пыточной теперь цветущий луг!
– Что мне ответить, тетя Андис?
– Я мечтала о возрождении магии фейри, но в тебе слишком мало от моего брата. Ты превратишь нас в еще один Благой двор на радость человеческой прессе. Придашь нам красоты, но уничтожишь то, что нас отличает.
– Со всем почтением позволю себе не согласиться, - прозвучал голос из группы мужчин, Шолто шагнул вперед. Татуировка у него на животе снова превратилась в пучок щупалец, бледных, светящихся и странно красивых - как морское животное, как медуза или актиния. Впервые в жизни я видела, как он с гордостью демонстрирует щупальца. Он стоял прямо и гордо, с костяным копьем и ножом в руках, а рядом стоял громадный белый пес с рыжими пятнами - по-разному расположенными на трех его головах. Тыльной стороной руки, в которой держал нож, Шолто погладил пса по одной из чудовищных голов.
– Мерри делает нас прекрасными, это верно, моя королева. Но красота эта странная и чуждая, Благой двор никогда ее не примет и не потерпит.
Андис загляделась на Шолто, и мне показалось, в глазах у нее мелькнуло сожаление. Магия Шолто сияла в нем, от него прямо в ночь дышало силой.
– Ты с ним была, - спокойно сказала мне королева.
– Да, - подтвердила я.
– И как оно?
– Наш оргазм вызвал к жизни Дикую охоту.
Она вздрогнула; на лице у нее появилось такое вожделение, что я напугалась.
– Изумительно. Может быть, как-нибудь я его испытаю.
Шолто заговорил снова:
– Было время, моя королева, когда мысль оказаться в твоей постели наполнила бы меня радостью. Но сейчас я наконец понял, кто я. Я Король Слуа, Повелитель Всего, Что Проходит Между, и я не стану подбирать крохи со стола кого бы то ни было из сидхе.
Андис издала резкий звук - почти змеиное шипение.
– Надо думать, ты очень сладкий кусочек, Мередит. Один трах с тобой - и все идут против меня!
Безопасного ответа на это не было, так что я ничего и не сказала. Просто стояла в окружении своих мужчин, чувствуя теплую тяжесть привалившихся к ногам собак. Интересно, была бы королева агрессивней, если б не было собак - в большинстве, бойцовых пород? Магии она опасалась - или вещественной формы, которую эта магия приняла?
Кто- то из мелких терьеров зарычал, будто дав сигнал остальным. Всю ночь вдруг наполнило рычание, басовый хор, дрожью отдавшийся в позвоночнике. Я потрепала по головам тех, до кого могла дотянуться, успокаивая. Теперь я знала, что Богиня послала мне защитников. И была ей очень благодарна.
– Гвардейцы Селя, что не давали ему клятв - ты обещала, что они перейдут ко мне, - напомнила я.
– Я не стану лишать его всех знаков своего расположения, - ответила она. Гнев ее словно потрескивал в ледяном воздухе.
– Ты дала слово, - не отступала я.
Собаки опять зарычали, терьеры даже залаяли - обычное дело для терьеров. И тут я поняла, что Дикая охота не исчезла, только преобразилась. Собаки - это были псы Дикой охоты. Легендарные псы, что преследуют клятвопреступников в заснеженных лесах.
– Не смей мне угрожать! - крикнула Андис. Эамон тронул ее за плечо. Она отдернулась, но кажется, пришла в себя. Дикая охота всех уравнивает в правах, королей тоже. Стоит ее охотникам встать на след, и они тебя загонят.
– Не думаю, что я здесь главный охотник, - сказала я.
– Не стоит нынешней ночью забывать о клятвах, ваше величество. - Густой как патока голос Дойля наполнил ночь, как будто в застывшем морозном воздухе слова весили больше обычного.
– Так это ты возглавишь охоту, Мрак? Покараешь меня за измену?
– Дикая магия редко дает выбор, моя королева. Стоит ей овладеть тобою, и ты - только орудие, магия вертит тобой в своих целях.
– Магия - это инструмент, а не сила, которой поддаешься.
– Твоя воля, королева Андис, но я прошу тебя не испытывать сегодня терпение ищеек.
Почему-то показалось, что Дойль имеет в виду не только собак.
– Я сдержу свое слово, - сказала она тоном, ясно говорившим, что сдержит она его только потому, что выбора не осталось. Она никогда не умела красиво проигрывать, ни в большом, ни в малом. - Но ты уедешь немедленно, Мередит, сию же минуту.
– Нужно послать за другими стражами, - сказала я.
– Я приведу тех, кто пожелает уехать с тобой, Мередит, - предложил Шолто.
Он держался с такой уверенностью и силой, каких раньше не наблюдалось. «Уродство» его было на виду, но воспринималось теперь как естественная часть его тела, такая же нужная, как рука или нога. Может, лишившись щупалец, он понял, что на самом деле ими дорожит? Не знаю. Это он прозрел, если прозрел, а не я.
– Ты тоже на ее сторону встал? - спросила Андис.
– Я король слуа. Я слежу, чтобы чтились клятвы, данные и принятые. Помни, королева Андис, что до нынешней ночи только слуа вели Дикую охоту. А слуа веду я.
Андис шагнула вперед с угрожающим видом, но Эамон ее отдернул назад, торопливо нашептывая что-то на ухо. Что - я не слышала, но она постепенно расслабилась, прислонилась к нему, позволила себя обнять. На глазах у враждебно настроенных зрителей она позволила Эамону себя обнимать.
– Иди, Мередит. Собирай свою свиту и поезжайте. - Тон у нее стал почти спокойным, почти утратил вечно клокотавшую в Андис злость.
– Ваше величество, - заговорил Рис. - В таком виде нам нельзя показаться в людском аэропорту.
Он обвел рукой окровавленных и раздетых стражей. Терьеры у его ног довольно загавкали, будто разделяя его мнение.
– Я доставлю вас к берегам Западного моря, как доставил слуа, когда мы охотились за Мередит, - предложил Шолто.
Я удивленно качнула головой.
– Я думала, ты самолетом прилетел.
Он весело рассмеялся.
– Представляешь себе, летит Темное Воинство в самолете, прихлебывает пивко и со стюардессами заигрывает?
Я захихикала тоже.
– Вряд ли я это представляла. Вы слуа, я не размышляла, как вы до меня добрались.
– Я пойду на край поля, к кромке леса. В этом месте, что ни то, и ни другое, что лежит «между», я пойду вперед, а вы за мной - и мы окажемся на краю Западного моря, где оно граничит с землей. Я властвую над пограничными пространствами, Мередит.
– Не знал, что кто-то из сидхе еще может переноситься так далеко, - сказал Рис.
– Я король слуа, Кромм Круах. Повелитель последней в волшебной стране Дикой охоты. У меня есть определенные таланты.
– И в самом деле, - сухо сказала королева. - Используй свои таланты, Отродье Теней, и убери с глаз моих всю эту свору.
Она назвала его кличкой, которой за спиной у Шолто нередко пользовались сидхе, но которую даже королева ни разу еще не произносила ему в лицо.