Мир Родины Гаррисон Гарри

11

Ян даже не думал двигаться, он не смог бы, если бы даже захотел. Он был потрясен – сначала исчезновением машины, затем внезапным окриком. Игра окончена, он схвачен. Он стоял, загипнотизированный этой страшной мыслью.

– Назад под навес, Фрайер, – сказал вновь человек. – Тут есть кое-кто, кого ты не знаешь.

Фрайер вышел достаточно послушно, и человек с фонарем последовал за ним. Когда он уходил, Ян смог уловить очертания его фигуры.

– Что случилось?

– Ян, я должен поговорить с тобой, – сказал знакомый голос, как только закрылась дверь.

В руке Яна все еще был маленький фонарик; он поднял его и высветил из тьмы лицо Сары.

– Мы не хотели тебя пугать, – сказала она. – Но это крайний случай!

– Пугать! Ничего себе! Да у меня просто сердце остановилось!

– Извини, – сказала она, но улыбка мгновенно исчезла. – Случилось нечто очень плохое, и нам может понадобиться твоя помощь. Один из наших людей схвачен, и мы не можем позволить, чтобы его опознали. Ты слышал о лагере Слетхилл?

– Нет.

– Это трудовой лагерь в Слендерленде, на далеком севере Шотландии, в горах. Мы почти уверены, что можем вызволить вызволить его из лагеря, это достаточно просто, но не знаем, как вернуть его из тех мест. Вот почему я подумала о тебе и твоих словах о кроссе на лыжах. Может он уйти оттуда на лыжах?

– Может, если знает местность и ходит на лыжах. Ходит?

– Нет, не думаю. Но он молод и смышлен, и быстро научится. Это трудно?

– Основам научиться очень легко. И очень трудно научиться ходить на лыжах хорошо. Есть у тебя кто-нибудь, кто покажет ему, как... – внезапно он понял и направил фонарик на ее лицо снова. Глаза ее были опущены, лицо очень бледно

– Да. Я хочу просить о помощи тебя, – сказала она. – Мне это не по душе, но это из-за опасности, которой подвергнешься ты, а также потому, что мы упоминать при тебе о таких вещах не должны. Если ты согласишься нам помочь, ты, возможно, выполнишь самое важное задание Сопротивления. Но если этого человека не удастся выручить, возможно, это приведет к печальному концу.

– Это так важно?

– Да.

– Тогда, конечно, я помогу. Но я должен зайти домой за снаряжением.

– Невозможно. Все считают, что ты в Шотландии. Нам даже машину твою пришлось отогнать, чтобы прикрыть твое местонахождение здесь.

– Так вот куда она делась...

– Мы перегоним ее в Шотландию. Туда, куда укажешь ты. Это поможет?

– Необычайно. А как я туда доберусь?

– Поездом. Поезд на Эдинбург уходит в два часа, и мы тебя на него посадим. Ты поедешь по своим документам, на этом пути тебя не заметят, а запас одежды повезешь в сумке. Фрайер отправится с тобой.

Ян быстро соображал, хмурясь в темноте.

– Тогда все приготовьте. Приготовься также лично встретить меня утром в Эдинбурге, в своей роли Синтии Бартон, и захвати денег. По меньшей мере пятьсот фунтов наличными. Старыми купюрами – это можно сделать?

– Конечно. Я сейчас же распоряжусь. Фрайер будет информирован обо всем. Позови его, скажи, пусть передаст тому человеку, который с ним, чтобы остался со мной.

Казалось глупым, что люди, вместе рискующие жизнью, не могут даже увидеть лиц друг друга. Но эта простейшая страховка на тот случай, если один из них будет схвачен.

Они ждали в темноте возвращения Фрайера и неизвестного человека, затем он и Сара, после быстрой невнятной беседы с Фрайером вышли в молчании. Фрайер подождал, пока они выйдут, после чего включил лампу.

– Ну что ж, отправимся в загадочное турне, – сказал он. – Подходящее для путешествия время года. – Он порылся в ящиках в углу гаража и достал старый армейский вещмешок.

– Как раз подойдут, – сказал он. – Клади сюда одежду и пойдем. Небольшая прогулка – и мы на Кинг-Кросо.

И вновь Фрайер показал знание неизвестных улочек Лондона. Лишь дважды им пришлось пересечь ярко освещенные авеню. Оба раза Фрайер выходил вперед убедиться, что их никто не заметит, прежде чем вести Яна в безопасную тьму по ту сторону улицу. Они добрались до станции Кинг-Кросс за сорок пять минут. Забавно, что Ян, бывавший здесь бессчетное количество раз по пути в Шотландию, все же не узнал ее.

Они свернули с улицы в длинный туннель. Несмотря на то, что туннель был хорошо освещен, его, тем не менее, использовали как уборную, и запах мочи был очень резок. Их шаги отзывались эхом, когда они шли по туннелю, и по лестнице в его конце, поднимались в большое помещение, заставленное обшарпанными скамьями.

Большинство присутствующих звучно храпело, растянувшись на скамьях, хотя некоторые сидели, дожидаясь своих поездов. Фрайер подошел к небольшому сигаретному автомату, и вытащив из кармана сигаретную металлическую коробочку, сунул ее в отверстие раздачи. Когда машина удовлетворилась мелочью, которую набросал в паз Фрайер, она коротко пророкотала и высыпала в коробочку несколько сигарет. Фрайер вручил коробочку Яну вместе с блестящей зажигалкой.

– На, покури. Постарайся выглядеть естественнее. Ни с кем не говори, о чем бы к тебе не обращались. Я возьму билеты.

Сигареты были марки, о которой Ян никогда не слышал, во всю длину на каждой из них стояли синие буквы «ВУ ДБЭЙН», и они трещали, как сухая солома, обжигая губы.

В зале ожидания происходило медленное движение людей – внутрь и наружу, но никто на них не глядел, похоже, в его сторону. Через каждые несколько минут громкоговоритель разражался нечленораздельными объявлениями. Ян принялся уже за третью сигарету и чувствовал легкую одурь, когда вернулся Фрайер.

– Дело в шляпе, кореш. Едем в страну шотов. Но сначала заглянем в сортир. Сморкалка у тебя с собой?

– В кармане, в сумке.

– Хорошо, вытаскивай ее сейчас, может понадобиться. Люди в этих поездах сидят рядом друг с другом и болтают, как старые бабы. А мы не хотим, чтобы ты разговаривал.

В комнате для умывания Ян съежился, увидев, как Фрайер открыл карманный нож с огромным лезвием.

– Небольшая хирургия, парень, для твоего же блага. Она поможет тебе выжить. Если ты сейчас оттянешь книзу нижнюю губу, я приделаю к десне небольшую штучку. Ты даже не почувствуешь.

– Болит чертовски, – сказал Ян сквозь прижатый к губам белый платок. Он осмотрел платок и увидел на нем пятна крови.

– Так и будет течь. Натуральная, красная. Если начнет подживать, достаточно приоткрыть кончиком языка. И время от времени сплевывай кровь. Будь бдителен. А теперь пойдем. Я понесу сумку, а ты держи у рта платок.

На платформу «Летучего Шотландца», оказывается, был отдельный ход, о котором Ян даже не подозревал и через который они прошли к хвосту поезда. Далеко впереди Ян увидел огни и портье, суетящихся возле секции первого класса, там, где он путешествовал всегда. Персональное купе, напитки из встроенного бара, если пожелаешь, затем крепкий сон и пробуждение в Глазго.

Он знал, что есть секция второго класса, потому что видел пассажиров, копошащихся среди остальных складных коек, терпеливо ожидающих на станции в Шотландии, когда высадятся пассажиры первого класса. Он никогда даже не подозревал о существовании третьего класса.

Койки были теплыми – вот и все, что он сказать о них. Не было ни бара, ни буфета, ни обслуги. Сиденья были сделаны из деревянных планок, рассчитанных на исключительно длительное использование, но ни в коем случае не для удобства или стиля. Ян ухитрился захватить сидение у окна, так что смог привалиться к углу, положив голову на сумку с одеждой. Фрайер солидно опустился рядом, закурив, старательно пустил струю в сторону знака «НЕ КУРИТЬ». Остальные суетились, усаживаясь, но к тому времени, когда поезд плавно тронулся, сидели уже все.

Это было очень неудобное путешествие. Платок Яна был весь запятнан кровью, и он даже умудрился звучно харкнуть, следуя совету Фрайера. После этого он попытался уснуть, что было непросто, потому что яркие лампы горели над головой всю ночь. Вопреки опасениям Фрайера никто не заговорил с ним, даже не обращал на него внимания, даже не замечал его, после того, как он продемонстрировал свой кровоточащий рот. Поезд грохал по стыкам, и он наконец уснул, и удивленно проснулся только тогда, когда его тихонько потрясли за плечо.

– Вставай и радуйся, старина, – сказал Фрайер. – Пол-шестого чудесного утра, ведь нельзя валяться в постели весь день. Давай позавтракаем.

Во рту Яна был ужасный привкус, небо болело, и тело сводила судорога от ночного сидения на жесткой скамье. Но долгая прогулка по платформе на холодном воздухе разбудила его и вид окон буфета заставил его понять, что он голоден, очень голоден.

Завтрак был прост, но вкусен и сытен. Фрайер уплатил монетки за чай и полные до краев стаканы портриджа, и Ян осушил свой кубок залпом. Человек, одетый также, как они, поставил на стол чашку чая и сел рядом с Фрайером.

– Рубайте, ребята, и айда за мной. Времени в обрез.

Они поднялись из здания станции на лифте, последовали за ним в молчании. Он быстро шагал в холодном рассветном тумане, вошел в здание неподалеку от станции и далее – бесконечные лестничные пролеты – неужели лифты всегда нуждаются в ремонте? – и в мрачную квартиру, которая, если не учитывать большого количества камней, была бы дубликатом той, которую они посетили в Лондоне. Ян встал у раковины и побрился древней бритвой, пытаясь обойтись минимальным числом порезов, затем вновь одел свою одежду. Надо признать, с чувством облегчения. Он старался не задумываться о том, что если он испытывал неудобство в этом одеянии, в этом окружении, хотя пробыл в них в течении всего лишь одного дня – какова должна быть жизнь в таких условиях? Ян устал, думать об этом становилось все неприятнее. Двое мужчин смотрели на него с явным равнодушием. Фрайер взял его ботинки – темные глянцевые ботинки, в которых он работал.

– Ну что ж, неплохо, кореш. На танцы в них, конечно, не пойдешь, но для улицы – то, что надо. А я получил сообщение, что некая персона будет ждать тебя в вестибюле «Каледонийского Отеля». Если последуешь за нашим другом, он прямиком тебя туда доставит.

– А ты?

– Никогда не задавай вопросов, кореш. Но я буду дома, как только управлюсь. Очень уж холодно тут, на севере. – Улыбка его показала множество потемневших зубов. Он взял ладонь Яна. – Удачи.

Ян вышел вслед за проводником на улицу, оставив между ним и собой добрых двадцать метров. Солнце уже растопило туман, и холодный воздух был хорош. Когда они подошли к «Каледонийскому Отелю», человек пожал плечами, но вошел. Ян протиснулся во вращающуюся дверь и увидел Сару, сидящую за пальмой в кадке и читающую газету или делающую вид, что читает, потому что прежде, чем он успел подойти, она встала, вышла из-за стола и остановилась перед ним, очевидно не заметив его, затем вышла в боковую дверь. Он пошел за ней и обнаружил, что она ждет его за углом.

– Все устроено, – сказала она, – все, кроме лыж. Тебе придется сесть на поезд в одиннадцать утра.

– То есть времени достаточно, чтобы походить по магазинам. У тебя есть деньги? – Она кивнула. – Хорошо. Тогда вот что мы сделаем. Я думал об этом всю ночь, благо возможность для этого была.

– Да, во втором классе. Там было сносно.

– Хорошо. Нам предстоит посетить три магазина, три единственных в Эдинбурге места, где торгуют хорошим лыжным снаряжением. Мы лично будем делать покупки через кассу, чтобы не осталось записи об использовании кредитной карточки. Меня там знают, я скажу, что потерял карточку в поезде, и понадобится не менее часа, чтобы получить новую, так как купить я хочу сущие мелочи. Я знаю, это сработает, потому что несколько лет назад такое со мной уже было. Они возьмут деньги.

– Такое может сработать раз, но не два. У меня есть карточка на вполне надежный счет, хотя указанной в ней персоны не существует.

– Так даже лучше. Ты будешь покупать дорогостоящие предметы, такие, как батареи с большим запасом энергии и два компаса. Хочешь, я напишу тебе все, что понадобится?

– Нет. Я приучена запоминать.

– Хорошо. Ты говорила о поезде. Что я должен буду сделать?

– На ночь мы оба отправимся в Инвернес. Ведь тебя, наверное, хорошо знают в отеле «Кингсмилл»?

– Вы, друзья, знаете обо мне больше, чем я сам. Да, меня там знают.

– Мы так и думаем. Для тебя на ночь забронирована комната. К утру будет куплено все, что потребуется.

– Ты мне еще не сказала, какой у вас план.

– Я сама не знаю. Все делалось наспех, в последний момент. Но в горах у нас надежная база – по большей части там бывшие узники, которые всегда рады помочь беглецам. Они по собственному опыту знают, как живется в лагере.

Они остановились в дверях, и она передала ему деньги. Он перечислил все, что ему понадобится; она кивнула и повторила перечень слово в слово.

Когда они вновь встретились, покупки уже лежали в его рюкзаке, но лыжи и все остальное, купленное ею, были уже усланы на станцию. Они приехали на станцию за полчаса до отправления поезда, и Ян произвел подробное изучение багажа, настолько подробное, насколько мог сделать это без инструментов. Он искал спрятанных «жучков».

– Ничего не нахожу.

– К нашему счастью, багажные отделения редко оборудуются «жучками», разве что в особых случаях. Другое дело – во втором классе, где подслушивание и компьютерное слежение – самое обычное дело.

Сара сняла пальто и села возле окна, когда поезд тронулся, глядя наружу, где строения сменились серым ландшафтом. Зеленый костюм ее, похоже, был из мягкой кожи, окантованной тем же мехом, из которого была сшита и шапка. Она обернулась и поймала его взгляд.

– Я восхищен, – сказал он. – В этом наряде ты очень привлекательна.

– Защитная окраска, симулирующая красоту женщины. Но в любом случае, спасибо. Хотя я верю в полное равенство полов, меня не может унизить, когда мною восхищается кто-нибудь иной, кроме как мой разум.

– Как такое может унизить? – удивился Ян. – Но не говори, не сейчас. Я собираюсь открыть бар и дать тебе выпить чего-нибудь крепкого, да и себе заодно, а потом позвонить, чтобы принесли сэндвичи с мясом, – он почувствовал приступ вины, которую попытался игнорировать. – И оленину, ее в этом поезде очень хорошо готовят. А поначалу, быть может, копченого осетра. А под него – да, оно здесь есть – «Глен Моранжи», лучшее и крепчайшее солодовое виски. Ты его пробовала?

– Никогда даже не слышала о нем.

– Счастливая девочка, катишь себе в теплой роскоши по холодным горным пустыням и впервые попиваешь солодовое. Я к тебе присоединяюсь.

Было невозможно не наслаждаться поездкой, несмотря на опасность, которую она представляла. Опасность была в прошлом – и в будущем. На те короткие часы, которые они находились в поезде, мир застыл в невесомости. За окном солнце ярко освещало белый ландшафт – горы и леса, случайные равнины, замерзшие озера.

Из дымохода коттеджей арендаторов не поднималось дыма – даже самые старые из них отапливались электричеством, но в целом пейзаж оставался неизменным уже тысячелетия. На запущенных полях паслись овцы, и стадо оленей бросилось прочь при быстром приближении электрического поезда.

– Я не знала, что это может быть так прекрасно, – сказала Сара. – Я никогда еще не забиралась так далеко к северу. Но он кажется еще и очень стерильным и пустым.

– Совсем напротив. Приезжай сюда летом – он будет бурлить жизнью.

– Возможно. Можно мне еще чуть-чуть этого замечательного виски? У меня от него голова кругом идет.

– Пусть идет. В Инвернесе ты протрезвеешь достаточно быстро.

– Я в этом уверена. А ты пойдешь прямо в отель и будешь ждать инструкций. Как там насчет лыжного снаряжения?

– Половину я возьму с собой, вторую половину оставлю здесь с багажом.

– Ну и правильно, – Сара отпила солодового виски и наморщила носик. – Такое крепкое. Я все еще не могу понять, нравится оно мне или нет. Инвернес, знаешь ли, на краю поля деятельности Службы Безопасности. Все гостиничные реестры автоматически входят в полицейское досье.

– Я не знал. Но я достаточно часто останавливался в «Кингсмилле», так что это не будет выглядеть необычным.

– Да, у тебя отличное, идеальное прикрытие. Но я не могу позволить себе появиться в каких бы то ни было списках. Я не уверена, что попаду вечером на поезд последний обратно. Если мне придется останавливаться в твоей комнате, ты не будешь возражать?

– Это будет просто восхитительно.

Когда она сказала это, Ян почувствовал чудесное теплое ощущение где-то в середине своего тела. Он вспомнил ее груди, так ненадолго обнаженные в лондонском ресторане. Он неосознанно улыбнулся при этой мысли – и обнаружил, что она улыбается в ответ.

– Ты ужасен, – сказала она, – в точности, как и все другие мужчины, – но в ее словах было больше юмора, чем раздражения. – Вместо того, чтобы думать о предстоящем опасном деле, твой напичканный гормонами мозг, я полагаю, занят мыслями только о том, как бы трахнуть меня.

– Ну, не только об этом...

Они рассмеялись, и Сара взяла его за руку.

– Чего, вы, мужчины, похоже, никогда не поймете, – сказала она, – это то, что женщинам любовь и секс нравятся ничуть не меньше, чем вам. Или это неженственно – признаваться, что я думаю о тебе еще с той бедственной ночи на субмарине?

– Неженственно, или нет, но я думаю, это чудесно.

– Очень хорошо, – сказала она вновь деловым тоном. – После того, как ты зарегистрируешься, сходи погуляй, подыши свежим воздухом, зайди выпить в паб. Ты пройдешь мимо меня на улице и назовешь мне лишь номер комнаты. Затем сразу после обеда возвращайся в комнату. Я не хочу слоняться по улицам после того, как стемнеет, и приду к тебе, как только узнаю, что запланировано на завтра. Согласен?

– Согласен.

Сара вышла из поезда раньше него и исчезла в толпе. Ян помахал, подзывая носильщика, и велел ему отнести лыжные снасти в отель.

Последовала короткая прогулка в отель с почти пустым рюкзаком за плечами. В горах Шотландии рюкзак в это время года можно встретить чаще, чем чемоданы, и Ян не привлек ничьего внимания, даже когда записывался в отеле.

– Добро пожаловать, инженер Кулозик. Всегда рады вас видеть. Сейчас у нас маловато комнат, поэтому мы не можем выделить вам ту, что обычно. Но есть неплохой номер на четвертом этаже, если пожелаете.

– Нет проблем, – сказал Ян, принимая ключ. – Можно мне оставить в комнате рюкзак? Я хочу пройтись до закрытия магазинов.

– Всегда пожалуйста.

Все шло, как было задумано. Сара кивнула, услышав номер комнаты, и прошла мимо, не остановившись. Он пораньше пообедал в гриле и к семи был у себя в комнате. На книжной полке он нашел повесть Джона Бачена – почти то, что нужно, – и сел с приличной порцией слабого виски с водой. Он даже не заметил, как уснул (следствие недосыпания предыдущей ночью), и следующее, что он обнаружил, когда проснулся, был проникающий в дверь свет. Сара быстро проскользнула в комнату.

– Все улажено, – сказала она. – Завтра ты сядешь в местный поезд до станции под названием Форсинард – она сверилась с обрывком бумаги. – Это лес Ачентаул. Ты его знаешь?

– Я знаю его. И у меня есть все карты.

– Хорошо. Выйди из поезда вместе с остальными лыжниками, но ищи человека из местных, очень рослого, с черной повязкой на глазу. Это твой связной. Следуй за ним, он выведет тебя оттуда.

– А что будешь делать ты?

– Утром я поеду на семичасовом поезде на юг. Больше мне здесь делать нечего.

– О, нет.

Сара улыбнулась с теплотой, которой прежде он не замечал.

– Выключи лампу и раздвинь шторы. Сегодня красивая полная луна.

Он сделал это, и за окном поселился белый, тускло освещенный ландшафт. Тени, тьма и снег. Ян повернулся на звук, и свет луны упал на ее тело. Мягкие округлые груди, которые он в тот раз едва успел разглядеть, тугой живот, полные, стройные бедра. Сара раскинула руки, и он притянул ее к себе.

12

– Нам не много удастся поспать, – сказал он, проводя пальцем по контуру ее аравийской груди. Очертания груди были хорошо видны в лунном свете от окна.

– Мне много и не нужно. А тебе хватит времени выспаться, твой поезд не уйдет до полудня. Ну что ж, я благодарна тебе за помощь, которую ты оказываешь в спасении Ури.

– Да, и не словах, а другим способом. Кто этот Ури, и почему он так важен?

– Он не важен, сам по себе не важен. Но обстоятельства изменяются, если Служба Безопасности дознается, кто попал ей в руки. У него легенда итальянского моряка, и это хорошее прикрытие. Но рано и поздно обнаружат, что это фальшивка. Затем они начнут допрашивать с пристрастием, и тогда уже не будет способа помешать им обнаружить, что он израильтянин.

– Это плохо?

– Это будет катастрофой. Международная политика нашей страны такова, что мы ни с кем не имеем права вступать в контакты, кроме как по официальным каналам. Некоторые из нас, служащие за границей, думают по-другому. Мы решили узнать, что происходит с внешним миром, чтобы суметь защитить собственную нацию. И когда мы обнаружили, на что похожа там жизнь – тут уж трудно стало хранить нейтралитет. Поэтому, несмотря на все приказы о невмешательстве, несмотря на логичный довод, что любое вмешательство – угроза нашему собственному дому – мы вмешались. Невозможно стоять и ничего не делать.

– Я стоял и ничего не делал всю свою жизнь.

– Ты не знал, – сказал Сара, положив палец на его губы и прижимаясь к нему своим теплым телом. – А сейчас кое-что делаешь.

– О, да, конечно, делаю, – сказал он, сжимая ее в объятиях. И губами заглушил ее смех.

Ян проснулся поздно, когда она уже оделась и собралась уходить, но и говорить им уже, собственно, было не о чем. Он не думал, что сможет теперь заснуть, но заснул. День уже был в полном разгаре, когда он проснулся, и он почувствовал сейчас сильный голод. Завтрак мог бы удовлетворить и изысканного гурмана, а копченая рыба была просто чудо, и он чувствовал замечательный подъем, и насвистывал, одеваясь. Пребывание в Шотландии больше походило на праздник, чем на торопливую попытку спасти человека. А, может быть, спасти целую страну. Это, впрочем, были только слова, действительность еще не заявляла о себе.

Поездка в лязгающем поезде тоже ничего не сделала для этого, чтобы изменить его самочувствие. В поезде было несколько местных, но большинство пассажиров приехали, похоже, провести отпуск на лыжах – вагоны заполняли яркие наряды и смех, бутылки переходили из рук в руки. И хорошо было то, что он был совершенно незаметен в этой толпе. На каждой станции входили и выходили люди, и невозможно было определить, где он выйдет.

К середине дня небо потемнело, и пошел небольшой снег. Это немного омрачило чувства, и когда он вытащил рюкзак и лыжи из фургончика в Форсинарде, порыв ветра унес последние остатки воодушевления. Отчаянное дело – вот что сейчас должно было начаться.

Обнаружить партнера оказалось довольно легко – черное пятно среди разноцветных курток и лыжных костюмов.

Ян бросил свою ношу и опустился на колено, чтобы завязать шнурок ботинка. Поднявшись, он направился к станции, следуя за коренастым связным. По дороге, затем – поворот на протоптанную меж деревьев тропинку. Связной ждал на поляне, хорошо скрытой от взглядов с дороги.

– Как мне тебя звать?

– Билл.

– Хорошо, Билл. Я – Брэнст, и это не кодовое имя, и меня не волнует, известно это кому-то или нет. Я свое отработал, да и глаз потерял, если уж на то пошло, – он показал на черную ленту, и Ян заметил рубчатый шрам, пересекавший щеку и уходящий под ленту, продолжающийся на лбу и исчезающий под шерстяной шапочкой, натянутой глубоко на голову. – Они долгие годы пытались доконать старого Брэнста, да не вышло. Замерз?

– Не очень.

– Хорошо. Да если бы и замерз – все равно. Стемнеет прежде, чем придет вездеход. Что ты знаешь о трудовых лагерях?

– Мало, почти ничего. Только то факт, что они существуют, – при этом ответе Брэнст фыркнул и кивнул, затем извлек из кармана пачку табаку и надорвал уголок.

– Вот зачем они им нужны, – произнес он неразборчиво, пережевывая изрядный комок, – бывает, собьется человек с ноги, и его посылают сюда на лесоповал, лет эдак на десять. Полезно для здоровья, что и говорить, пока не попадешь в аварию. Тогда получается вот так – он показал на повязку. – Или что похуже. Здесь также и погибают, но их это не интересует. Когда отрабатываешь срок, выясняется, что нужно отработать такой же срок в Хайленде, а не ехать домой смог любимый нюхать. Вы вот, например, прошу прощения, ваша честь, любите их мясцо, правда же? А бедным пастухам, между прочим, зады приходится отмораживать, заботясь о том, чтобы вы его получили. Десять лет внутри, десять лет с овечками – вот и получается, что мало кто может вернуться на юг. Ну а те-то что, те носы в чистоте держат, так что пусть себе живут на юге. Хорошую систему они придумали – здорово работает, – он сплюнул коричневой слюной на белый снег.

– А как насчет побегов? – спросил Ян, притопывая – холод уже начинал пробирать.

– Выбраться отсюда несложно. Два ряда колючей проволоки. А потом что? Повсюду посты, несколько дорог, хорошо просматриваемых, поезда тоже под наблюдением. Выйти не проблема, – остаться снаружи – вот проблема. Вот куда попали Брэнст и его ребята. Все мы отработали свои сроки. Теперь мы не в лагере, но мы не можем покидать Хайленда. Пока мы здесь, мы никого не тревожим, но если уж кто-то переберется через проволоку и найдет нас, почему бы нам не позаботится о нем? Мы отправляем и отсюда на юг. Прячем их от ваших людей. Как подземная дорога. А сейчас ты идешь за одним конкретным человеком, чтобы вытащить его из лап Безопасности. Нелегко.

– Я не знаю деталей.

– Я знаю. Прежде всего ты должен дать нам пистолеты. Тогда будут надолго остановлены все основные объекты. Как только мы его вытащим, тут же возвращаемся к нашим фермерам и залегаем надолго. Если поднимем головы, нам их тут же срежут. Луче бы этому человеку оказаться важным.

– Он важен.

– Это я и хотел услышать. Так что давай взглянем на карту, прежде чем стемнеет. Вот мы где – он ткнул толстым, в заусенцах, пальцем. – С темнотой мы двинемся примерно сюда – на карте это место не обозначено, но там у них находится детекторный экран. Пройдем мимо него пешком, и нас не отличить будет от лося или оленя. Это их не встревожит. Они ведь следят только за тем, чтобы кто-нибудь не прорвался наружу. Еще не один дурак не пытался прорываться внутрь. Пойдем на снегоступах. Нам подойдут эти твои модные лыжи?

– Да. Для меня они лучше всех.

– Ну хорошо. Мы вытащим человека в лыжной корзине, так что времени терять не придется. Обратно к грузовику, к дороге, обгоним грузовик на озере, вернемся домой, и никто нас не перемудрит.

– Ты ничего не забыл?

– Ничего! – Он хлопнул Яна по спине. Этот дружеский шлепок заставил его пошатнуться. – Там есть много тропинок, где лыжники пресекали дорогу. Даже если не пойдет снег, они не смогут выследить тебя. Затем ты со своим приятелем двигайся на запад – и у вас будет по меньшей мере восемь-десять часов темноты, чтобы оторваться от тех, кого пошлют искать вас. Хотя вряд ли, скорее всего они просто не додумаются. Они будут следить за поездами и дорогами. Это новый путь к бегству, да и неплохой. Вы выберетесь, хотя, когда будете походить мимо Лох Нейвер, там можно встретить мобильные патрули.

– Мы будем осторожны.

– Это правильно. – Брэнст слегка взглянул на темнеющее небо, затем взял рюкзак и лыжи. – Пора идти.

Ян уже изрядно замерз, стоя в зарослях сосен у дороги.

Зимний день все ближе клонился к ночи. Невидимые снежинки таяли на лице, и он неуклюже двинулся вперед, когда Брэнст слегка подтолкнул его лыжи при виде двух фар, медленно движущихся по дороге. Темный экипаж остановился, над ними распахнулась дверца, и руки стоящего наготове человека помогли им забраться.

– Парни, это Билл, – сказал Брэнст и послышался приветственный шепот невидимых людей. Локоть Брэнста болезненно заехал Яну под ребра, чтобы привлечь его внимание. – Это снегоход. Позаимствован у лесников. Слишком часто это делать нельзя, иначе они рассердятся и переполошат всю округу. Еще больше они рассердятся по весне, когда найдут его на дне озера. На сей раз придется сделать так. Для скорости.

Внутри экипажа был обогреватель, и Ян слегка согрелся. Брэнст достал фонарь и светил Яну, пока тот снимал ботинки и массировал закоченевшие ноги, затем натягивал длинные носки и специальную обувь для длинных переходов. Он еще завязывал шнурки, когда экипаж остановился.

Похоже, им не надо было говорить, что делать, поскольку не было отдано ни одного приказа. Люди высыпали из снегохода в высокий, по пояс, снег, и быстро привязали к ногам снегоступы из медвежьих шкур. Первые двое уже отошли, привязав к лыжам горноспасательные повязки. На носилках были белые официальные надписи – без сомнения носилки тоже были краденые.

Ян пристегнул лыжи и быстро побежал за ними между деревьями, удивляясь как они находят дорогу в снежной темноте.

– Постой, – сказал Брэнст, неожиданно остановившись, и Ян чуть не врезался в него. – Дальше тебе нельзя. Возьми вот это и жди здесь – он вдавил в ладонь Яна корпус КВ-рации. – Если кто-нибудь подойдет сюда и будет искать прорезь в проводке, не давай себя увидеть. Спрячься за деревьями. Нажми на эту кнопку и скажи нам по радио, чтобы мы возвращались другим путем. Потом уходи еще дальше в заросли, а мы будем искать тебя с помощью радио.

Послышалось несколько металлических лязгов – это разрезали колючую проволоку. Затем тишина. Ян был один.

Совсем один. Снег прекратился, но ночь осталась темной, луна была скрыта под густым облаком. Посты и колючая проволока исчезли во тьме по обеим сторонам; их присутствие отмечалось лишь полосой расчищенной земли. Ян отъехал под защиту деревьев, стал бегать вперед-назад, чтобы согреться, то и дело глядя на светящиеся стрелки часов. Полчаса и по-прежнему ничего. Он попытался угадать, как далеко они ушли, сколько времени это займет.

К концу тягучего часа нервы его были натянуты до предела. И он подскочил от неожиданности, едва не упав, когда из-за деревьев вырвались черные тени и отправились к нему. Олени. Они были еще испуганы, чем он, когда уловили его запах. Спустя почти девяносто минут опять объявились темные тени, и он уже схватился за радио, прежде чем увидел носилки, следовавшие за ними.

– Все прошло просто прекрасно, – хрипло сказал Брэнст, хватая ртом воздух. – Всем им пришлось пробежаться. Пистолеты не понадобились, обошлись ножами, разделись с полудюжиной подонков. Получай своего друга в полной сохранности, хотя они его немного отделали. Бери веревку и привяжи носилки.

Ян схватил веревку и перекинул ее через плечо, привязал к поясу и качнулся всем телом вперед. Носилки легко тронулись и заскользил на лыжах, и он перешел на ровный свободный бег, догнав и миновав остальных, шагавших на снегоходах. Ему пришлось замедлить ход и пристроиться за Брэнстом, шагавшим впереди. Несколькими минутами позже они снова были в снегоходе и погрузили носилки через кормовые двери. Двигатель заработал со сдавленным ревом, и они двинулись вперед, хотя последний из шедших еще забирался на борт.

– У нас по меньшей мере полчаса, а то и час, – сказал Брэнст, присасываясь к бутылке с водой, затем пуская ее по кругу. – Все стражники камер мертвы, а когда они это обнаружат, взорвется крыша.

– Но нужно побеспокоиться еще кое о чем, – вмешался один из мужчин. Послышался шепот одобрения.

– Мы подпустили огоньку к иным из бараков, – сказал Брэнст. – это пока что отвлечет подонков.

– Не был бы кто-нибудь так добр развязать меня? – спросил человек на носилках.

Вспыхнул свет, и Ян развязал веревки, притягивавшие Ури к носилкам. Человек выглядел молодым – где-то за двадцать – черные волосы и глубоко посаженные глаза.

– Может кто-нибудь мне сказать, что случиться дальше?

– Вы пойдете со мной, – сказал Ян. – Вы умеете кататься на лыжах?

– Я катался. Правда, на водных лыжах.

– Это очень хорошо. Нам не придется спускаться с гор, лишь двигаться по пересеченной местности. У меня с собой одежда, которая вам понадобится.

– Это просто чудесно, – сказал Ури, садясь и дрожа. Он был одет лишь в серую тонкую форму заключенного. – Я бы сел на скамью, если бы кто-нибудь дал мне руку.

– Как? – спросил Ян, пораженный внезапным холодным ощущением страха.

– Свора подонков, – сказал Ури, падая на сидение. – Решили, что я говорю недостаточно быстро, хотя у них был даже итальянский транслятор. Решили меня воодушевить.

Он оторвал ногу от ободранного настила и поднял ее. Она потемнела от засохшей крови. Ян наклонился с фонариком ближе и обнаружил, что на ноге вырваны все ногти. Как же он будет идти с такими ногами, тем более на лыжах?

– Не знаю, поможет ли это, – сказал Брэнст, – но люди, которые сделали все это, все мертвы.

– Ногам не поможет. Но меня это очень радует. Спасибо вам.

– О ногах мы подумаем. Что-либо подобное всегда могло случиться. – Брэнст вытащил откуда-то из-под одежды плоский металлический контейнер и открыл его. Он взял стерильный шприц и сорвал упаковку. – Люди, которые дали мне это, сказали, что один укол может убить боль на шесть часов. Никаких побочных эффектов. – Он ткнул шприцем в бедро Ури, острая игла пробила тонкую ткань, наркотик медленно вылился из капсулы.

– Спасибо всем, кто подумал об этом, – сказал Ури. – Пальцы уже немеют.

Ян помог ему переодеться; в раскачивающемся на рессорах снегоходе тряска прекратилась, когда они выехали на дорогу и поехали по ней. Впрочем, по дороге они следовали лишь несколько минут, а затем вновь свернули в глубокий снег.

– Впереди пост контроля Безопасности, – сказал Брэнст, – надо объезжать.

– Я не знал размера вашей обуви, – сказал Ян, – поэтому прихватил три пары ботинок разных размеров.

– Дайте примерить. Я обмотал пальцы бинтами, чтобы остановить кровь. Думаю, вот эти подойдут.

– В пятки сидят хорошо?

– Отлично. – Одетый и согревшийся Ури обвел взглядом круг глядевших на него мужчин, едва видимых в свете фонаря.. – не знаю, как и благодарить ваших людей...

– Не надо. Это доставило нам удовольствие, – сказал Брэнст.

Тем временем экипаж затормозил и остановился. Двое мужчин вышли в молчании, и снегоход завелся вновь.

– Вы двое будете замыкающими. Я буду вестись и позабочусь о том, куда девать эту штуку. Билл, я высажу вас в том месте, которое показывал на карте. После этого вы будете предоставлены сами себе.

– Я с этим справлюсь, – сказал Ян.

Ян перепаковал рюкзак, уложив три четверти веса в свой, затем повесил более легкий на спину Ури.

– Я могу нести больше, – сказал Ури.

– Возможно, если бы шли пешком. Но я буду счастлив, если вы удержитесь на ногах. А для меня тяжесть – не проблема.