Молчание в тряпочку Луганцева Татьяна
— Для чего вам вмешиваться в мои сугубо личные дела? Это наша химчистка, она же прачечная. Думаете, легко каждый день менять и стирать простыни из-под наших лежачих больных? Многие из них с параличами и парезами после перенесенных инсультов и других заболеваний не контролируют свой мочевой пузырь и кишечник, и за сутки перепачкивают гору белья! — прокричала Лилия Степановна, брызжа слюной.
— Да, я все поняла, успокойтесь, — робко вставила реплику Яна, но директрису несло дальше:
— Мы раньше каждый день возили тонну белья в городскую прачечную и привозили чистое белье обратно. Но это, как вы понимаете, дорогое удовольствие, мы несли колоссальные расходы. Тогда я приняла решение однократно вложить деньги в обустройство заброшенного корпуса и формирования здесь прачечной. Будьте здоровы, она работает каждый день и уже давно окупила все наши прежние расходы.
— Я понимаю, — грустно согласилась Яна, недоумевая, почему прачечная для Лилии Степановны оказалась таким болезненным вопросом.
— Кроме того, меня не устраивало качество работы прачечной, — продолжала грузить Яну своими проблемами Лилия Степановна, — белье поступало плохо выглаженное, часто с неотстиранными пятнами от соков, микстур и каловых масс, извините. Вы знаете, какие бывают каловые массы у наших пациентов? — спросила директриса пансиона у Яны.
— Нет, — испуганно ответила Яна, боясь последующего приглашения осмотреть сию достопримечательность.
— Сильно окрашенными! От лекарств, от свеклы, которую мы даем каждый день, чтобы лучше работал кишечник! — продолжала радовать Яну Лилия Степановна. — Белье приходило плохо высушенным, влажное, с запахом затхлости. От заглаженных складок на белье на коже наших пациентов сразу же образовывались пролежни, а там и так было нарушено кровоснабжение. Но я люблю наших пациентов!
— Да, да! Я помню, вы в ответе за тех, кого берете, и мы можем спать спокойно! — быстро согласилась Яна.
— Не юродствуйте, Яна Карловна, так оно и есть!
— Вы только не в ответе за старую электрическую проводку у вас в пансионе, которая может загореться в любой момент и унести с собой человеческие жизни, — не сдержалась Яна.
Лицо Лилии Степановны стало серым, а улыбка с него бесследно исчезла.
— Мы уже говорили с вами, Яна Карловна, на эту тему, мне нечего добавить, кроме того, что пожар мне в пансион принес ваш подопечный! Не забывайте, что следствие установило, что именно в его комнате из-за возгорания медицинского спирта возник пожар. Кстати, я не говорила вам, но спирт он крал в процедурном кабинете. Я взяла человека с вредными привычками — вот моя единственная вина. Из-за вашего Дмитрия Ивановича погиб еще один человек, и мы понесли колоссальные материальные убытки. Заметьте, я ничего не требую с вас! Я смотрю, Яна, вы пошли на поправку, думаю, что завтра вы сможете освободить комнату! За приют и лечение от людей можно дождаться лишь черной неблагодарности!
Директриса круто развернулась и зашагала прочь грузной походкой. Яне внезапно стало холодно. Она посмотрела на небо и увидела, как большая темно-серая туча поглотила солнце, подул резкий, пронизывающий ветер. Она поспешила к своему корпусу. Обгоревшие, мертвые ветки яблонь колыхались на ветру и скрипели, словно зло перешептывались у нее за спиной, норовя зацепить ее за волосы.
«Почему-то Лилия Степановна испугалась, когда увидела меня здесь, могу поклясться, — думала Яна, прибавляя шаг, — испугалась… но чего? Что такого я могла заметить у них в хозблоке с прачечной? Значит, что-то могла… Точно! Там находится тайник!»
Яна вбежала в холл своего корпуса уже с первыми холодными каплями дождя.
«Даже если там что-то и прячут, что это, я уже не узнаю, так как меня, как я поняла, завтра выгонят…»
В холле Яна наткнулась на скорбную процессию пансионеров, которые сбились стайкой перепуганных воробьев, и вытирали заплаканные лица носовыми платками. Высокая медсестра Алла возвышалась над ними словно воспитательница в детском саду.
— Товарищи, не толпитесь! Здесь нечего смотреть! Расходитесь по комнатам, — командовала она.
— Что здесь происходит? — тихо спросила Яна у своей знакомой бабы Клавы.
— Мы потеряли еще одного жильца…
— Что значит потеряли? — испугалась Яна. — Кто-то умер?!
— Бориса Ефимовича переводят во второй отсек к лежачим больным, — пояснила Клава.
Тут двое здоровых санитаров выкатили на каталке скрюченное тельце старика под казенным одеялом в клеточку. Он посмотрел на всех водянистыми глазами, полными ужаса, и слезы ручьем полились по его щетинистым, седым, впалым щекам. Почему-то взгляд его остановился на Яне, наверно, потому, что она была самой молодой и яркой. Борис Ефимович прокричал, пытаясь уцепиться за ее руку:
— Я не хочу! Помогите! Сделайте что-нибудь! Помогите! Лучше убейте сразу!
Бабульки зарыдали, сердце Яны сжалось, уже второй старик молит ее о чем-то…
— Что вы так рыдаете, как на похоронах?! — возмутилась Алла. — Человек-то живой!
— Из второго отсека переселяются только на кладбище… — зловеще прошептала Клава, держась рукой за сердце.
Яна не могла больше наблюдать за этим действом, и она быстрым шагом пошла к себе в комнату. Перед глазами стояло умоляющее лицо несчастного старика, который знал, что обратного пути для него нет.
В номере Яну ждал еще один неприятный сюрприз в виде листка бумаги в линейку, вырванного из ее же записной книжки, которая лежала рядом. На листке неровным мелким почерком было начертано:
«Убирайся из пансиона, пока жива. Последнее предупреждение».
Яна расстроенно опустилась на кровать.
«Кто мне угрожает? Лилия Степановна? Но я только что с ней разговаривала, она пошла в другую сторону и не успела бы написать мне эту записку. Если только она не положила ее заранее, но Лилия Степановна была настроена вполне дружелюбно, пока не почувствовала, что я что-то выведываю. Может быть, это сделала Клава, это она все время требует, чтобы я покинула сие заведение. К чему бы ей так заботиться о чужом человеке?»
Яна отказалась от ужина, оставшись в комнате смотреть какую-то комедию, хотя настроение у нее было, прямо сказать, не комедийное. Незаметно Яна заснула. Разбудили ее странные звуки, сначала Яна подумала, что она забыла выключить телевизор, и он зашумел, окончив все свои передачи, но потом Яна увидела, что на экране идет какой-то ужастик. Выбравшись из теплой постели, Яна крадучись подошла к двери и осторожно подергала ее, она была заперта. Неприятный лязг, словно кто-то подбирал отмычки к замку, не прекращался. Яна приложила ухо к двери — нет, это ковырялись не в замке.
«Ко мне лезет убийца! — с ужасом подумала Яна. — Ведь предупреждали же, чтобы убиралась отсюда! Не послушалась, бедовая голова! Что же мне делать?!»
Сон мгновенно улетучился. Яна пробралась по стенке к окну… сердце ее ухнуло вниз. За окном под проливным дождем копошилась темная фигура, судя по внушительным размерам, явно мужская. Убийца усиленно перепиливал оконную решетку.
Яна решила бежать к охранникам и предупредить их о том, что в ее комнату лезет злоумышленник. Она рысью метнулась к входной двери и принялась судорожно открывать замок. В замке что-то треснуло, и головка хлипкого ключа осталась у Яны в дрожащих руках. Она тупо смотрела на него, с ужасом понимая, что пути к спасению нет.
«Что делать?! Звать на помощь бессмысленно. В комнатах хорошая звукоизоляция, чтобы старые люди не мешали друг другу спать, к тому же всем дали успокоительного после перевода их друга в блок номер два. Они все спят мертвецким сном! Медсестры тоже наверняка нет на посту. Охранники слишком далеко… а ко мне лезет убийца! Я в ловушке!» — Яну охватила паника.
Внезапно лязгающий звук прекратился, и Яна услышала, как отрывают решетку от бетона. Волосы на голове Яны зашевелились. «Боже, сейчас он залезет ко мне в комнату!»
Страх за свою жизнь вывел Яну из шокового состояния, она схватила перебинтованными руками эмалированное судно, которое служило ночным горшком, и приблизилась к окну. В тот момент, когда преступник уже почти наполовину влез в комнату и отодвинул рукой штору, Яна что есть силы треснула его железным горшком по голове. Человек вскрикнул, повалился лицом вперед на пол в ее комнату и затих. Яна заметалась по комнате в поисках веревок. Скоро она крепко обмотала руки и ноги незваного гостя шнурами от капельницы, которая стояла в углу. После этого она, вздохнув, включила свет. На полу рядом с батареей лежал Ричард в темных джинсах и черной водолазке. Лицо его заливала кровь…
— Господи! — выдохнула Яна и принялась развязывать конечности своего мужа. Подсунув под его голову подушку, она приложила к его ране тряпку, смоченную холодной водой из графина. Через несколько минут он пришел в себя.
— Что это было? — слабо спросил Ричард. — Я отпиливал оконную решетку, потом залезал в комнату, как вдруг на меня что-то обрушилось…
— Этим «что-то» был горшок, дорогой, — порадовала его Яна. — Но что ты здесь делал?
— Риторический вопрос. Я пришел тебя спасать, а теперь думаю, что спасаться надо от тебя.
— Очень смешно! От чего ты меня пытался, так сказать, спасти? — продолжала допрос Яна, вытирая тряпкой его лицо.
— От пожара.
— А что, мы горим?! — удивилась Яна.
— Пока нет, но в этом пансионе все возможно. Твой напарник погиб, потому что он не смог вылезти через окно, я решил на всякий случай подпилить решетку, чтобы у тебя был путь к спасению.
Яна растрогалась.
— Спасибо, конечно, что ты думал обо мне, но это не прощает твоего поведения в целом. Подожди! — Яна встала и энергично заходила по комнате. — Мне в голову пришла одна мысль. Дмитрий Иванович ведь не был лежачим?
— В смысле?.. Я вообще не знал твоего Дмитрия Ивановича!
— Он же мог выбежать из комнаты и спастись, как все остальные?!
— Если другие люди спаслись, то, наверное, и он мог, — согласился Ричард, слыша звон колокольчиков в разбитой голове.
— Он не спасся, потому что не смог выбежать через дверь, а не смог выбежать через дверь, потому что… -?
— Она была закрыта! Его подожгли и закрыли! — победно сказала Яна, подбочениваясь. — Вот и меня сегодня хотели… ах, да! Это же был ты… — с разочарованием проговорила Яна, словно жалея о том, что она обезвредила не кровожадного убийцу, а всего лишь вывела из строя своего мужа. — А что ты тут разлегся?! — вдруг поинтересовалась Яна.
— Так я…
— Домой! Домой! Домой! Завтра у меня будет сложный разговор с начальницей пансиона, и посторонний мужчина в номере с пробитой головой мне совсем не нужен.
— Какой же я посторонний?! — возмутился Ричард.
— Все, разговор закончен! Никогда не пытайся сорвать мои планы, а то в следующий раз могу и пришибить. Ты мне отпилил решетку, считай, что спас от пожара, теперь уходи! — Яна была настроена решительно.
— Как?
— Так же, как и пришел, через окно, дорогой, через окно.
Яна принялась подталкивать стонущего Ричарда к подоконнику. Прижимая тряпку к голове, он вылез в темноту под проливной дождь.
— Ты бессердечная, Яна. Эту ночь мы могли бы провести вместе в уютной кровати, прийти к общему знаменателю примирения, так сказать.
— Уверяю тебя, Дик, здесь не самое уютное место! — парировала Яна и захлопнула окно перед его носом.
На следующее утро, после того как ей открыли дверь со сломанным замком, она уже с собранными вещами прошла в кабинет к директрисе. Лилия Степановна курила сигарету, судя по количеству дыма в небольшом помещении далеко не первую за сегодняшний день.
— Яна Карловна?
— Я покидаю ваше гостеприимное заведение.
— Я очень рада, в смысле, что вы назвали наше заведение гостеприимным! Я вчера была несколько не в духе и наговорила вам колкостей. Извините, Яна Карловна.
— Ничего страшного. Я уже нормально себя чувствую и ухожу домой, но с собой я хочу забрать Бориса Ефимовича.
— Что?! — Директриса удивленно уставилась на нее. — Более нелепой просьбы я еще не слышала! Зачем вам это?!
— Понимаете, меня терзают муки совести, что я сдала сюда своего старика, который погиб по нелепой случайности. Поэтому хочу забрать другого, который по неосторожности попросил меня о помощи, и позаботиться о нем, — сказала Яна, спокойно наблюдая за реакцией Лилии Степановны.
— Но это невозможно!
— Почему? Квартира его останется вам, а старика я заберу к себе.
— Что вы с ним будете делать?
— Я богатая женщина и в домашних условиях смогу обеспечить ему достойный уход. К нему будут ходить врачи на дом, найму сиделок, медсестер… — Чем больше говорила Яна, тем больший страх закрадывался в светлые глаза Лилии Степановны.
— Это невозможно!
— Объясните, почему? Кто его сдал сюда?
— Он сам изъявил желание жить у нас и отдал свое жилье пансиону, — глухо ответила директриса.
— Тем более Борис Ефимович — человек одинокий, жилье его остается за вами, а старика забираю я, — сказала Яна.
— Нет! Нет и еще раз нет! Мы не можем раздавать своих пациентов, словно игрушки для успокоения совести богатых дам! — Наконец-то Лилия Степановна оправилась от неожиданной просьбы Яны, и голос ее приобрел прежнюю крепость. — Я уверена, что у нас ему будет лучше! Никакой домашний уход не заменит комплекс медицинских мероприятий в лечебном, специализированном учреждении! Разговор закончен!
— Борис Ефимович — взрослый человек, давайте спросим у него, где он захочет жить, у вас или у меня?
— Доступ к людям, находящимся в тяжелом состоянии, запрещен.
— А если я пожалуюсь в Департамент здравоохранения на то, что вы насильно удерживаете людей?
— У меня есть все бумаги, подтверждающие, что люди, находящиеся у меня на попечении, недееспособны и все вопросы за них могу решать только я! — Неприятная победная улыбка появилась на лице директрисы.
Яна встала и, холодно посмотрев на Лилию Степановну, медленно проговорила:
— Я ухожу, но боюсь, Лилия Степановна, вы пожалеете, что мы встретились! Не будь я Яной Цветковой, но вы пожалеете, что сейчас отказали мне. И не дай бог, если что-то случится с Борисом Ефимовичем!
Она встала и в полной тишине вышла из кабинета и из пансиона тоже. Всю дорогу Яна ждала, что сейчас на нее набросятся и не дадут покинуть территорию «Прогресса» после ее угроз. Но ей дали спокойно уехать, и лишь на сердце у Яны осталась тревога. Она не знала, что многие в свое время пытались забрать стариков и старушек назад домой, но никому это не удавалось… С документами у Лилии Степановны всегда было все в порядке.
Глава 18
Яна переехала жить к Асе, несмотря на все уговоры и мольбы Ричарда. Она продолжала избегать с ним встреч и навещала сына, когда муж был на работе, намереваясь вообще забрать его к себе. Останавливала ее только Агриппина Павловна, которая говорила, что не сможет жить без малыша. В стоматологической клинике «Белоснежка» дела вела заместитель Яны и ее верная помощница, она же главный бухгалтер клиники. Сама же Яна каждый день ездила в детективное агентство. На деньги, что она получила от Григория Андреевича, хотя фактически они принадлежали Ричарду, Яна подыскивала другое помещение, в более престижном районе и с лучшей планировкой.
— Нам не потянуть ежемесячную аренду… — сокрушался Григорий Андреевич.
— А мы и не будем арендовать, мы купим себе новое, просторное помещение. У меня же есть свой капитал! — парировала Яна и повторила то, что уже однажды говорила: — Вы думаете, что только мой муженек может обеспечивать свою сумасшедшую жену? Я сама достаточно зарабатываю и вправе распоряжаться своими честно заработанными деньгами, как мне вздумается!
— Мы не нуждаемся…
— Я нуждаюсь! Я в неоплатном долгу перед вашим агентством из-за прихоти моего мужа! Не приведи он меня сюда, возможно, все были бы живы! Это же мне пришла в голову идея устроить в этот чертов пансион вашего сотрудника для разведки!
Яна вообще пребывала в прескверном настроении, так как ее угрозы Лилии Степановне повисли в воздухе, то есть так и остались пустыми угрозами. Яна привыкла доводить до конца начатое дело, и уж тем более если что-то пообещала кому-то. Она проверила по своим связям пансион «Прогресс» и с грустью поняла, что к нему не подкопаться. Все документы, лицензия были у них в порядке. Никаких претензий к ним не было и от санэпидслужбы, и от проверки качества проводимой лечебной работы. Яна не знала, что ей делать. Класть кого-то еще туда она не решилась бы теперь ни за что на свете, а ее саму в пансион не подпустят и на пушечный выстрел. Прощальный, умоляющий о помощи взгляд несчастного старика Бориса Ефимовича преследовал ее в кошмарных снах, где она в медсестринской форме вместе с Алисой вливала несчастным старикам в капельницы цианистый калий, при этом зловеще смеясь. Она просыпалась в холодном поту.
— Яна!! — прервала ее грустные размышления Лера звонким голосом. — Тебе какой-то пакет!
— Мне?! — удивилась Яна. После того как она не добилась особых результатов в расследовании, вряд ли ее клиент Анатолий Борисович будет присылать ей деньги по почте.
Яна взяла конверт среднего размера, с печатями, отправленный пять дней назад, судя по штемпелю, с почтамта номер восемьдесят как ценное письмо. Она села на свое место рядом с Лерой и вскрыла пакет ножом для бумаг.
— Осторожней, — предупредил ее шеф, выглядывая из своего кабинета, — вдруг там споры сибирской язвы.
— Они к ней не пристанут! — оптимистично добавил Евгений из своей комнаты.
Яна вытащила содержимое пакета. Это было письмо, написанное на плотной бумаге большими, почти печатными буквами. Яна погрузилась в чтение.
«Здравствуйте, Яна.
Если вы получили мое послание, значит, меня уже нет в живых…»
«Неплохое начало», — подумала Яна, поежившись.
«…Пишет вам бывшая пансионерка „Прогресса“, ваша знакомая Клавдия Михайловна. Я ушла из жизни с неспокойной совестью, и у меня не осталось времени замолить свой грех. Возможно, вы несколько облегчите мои страдания в аду, найдя этих нелюдей. Я считала себя самой счастливой из всех жителей пансиона. Наивная! Смерть подкрадывается ко всем, не спрашивая, счастлив ты в это время или опечален. Перед нею все равны. Мне всегда было страшно в доме пенсионеров и инвалидов в последнее время, и я хотела уехать оттуда в свою еще одну оставшуюся у меня квартиру. Страшно потому, что я жила там достаточно долгое время и заметила странную тенденцию. Почти все обитатели „Прогресса“ рано или поздно начинали себя плохо чувствовать, переезжали в блок для лежачих больных, а затем на кладбище. Нет! Нет! Я никого не обвиняю! Я пытливая старушка и не заметила ничего криминального в действиях персонала пансиона. Все милы, любезны, обходительны, к тому же профессионалы своего дела. Никаких уколов с запрещающими лекарственными и отравляющими веществами. Никогда и никто не травился пищей в пансионе. Ничего! Можете мне поверить, я наблюдала за ними долгие месяцы. Наверно, я преувеличиваю, и это естественный процесс старости, плавно переходящий в стадию беспомощности, а затем и смерти. Но поверьте мне, быть безмолвным свидетелем всего этого просто ужасно! Все говорят, что старики должны общаться друг с другом, им есть о чем поговорить, о чем вспомнить. Им никто не треплет нервы, они спокойны. Кроме того, они находятся под постоянным медицинским контролем, поддерживая свое пошатнувшееся в старости здоровье. Это полный бред! Старики должны жить среди молодежи, среди детей и внуков, среди своей семьи! Видеть свое продолжение в них и не ждать смерти, молодежь просто не даст думать о ней.
Я поздно поняла свою ошибку. Я захотела уйти из „Прогресса“, когда поняла, что Дмитрия Ивановича и Элечку убили. У меня есть доказательства этому».
Руки у Яны затряслись, и листок бумаги задрожал в ее руках.
— Что там?! — с любопытством спросила Лера.
— Воды! — прохрипела Яна и осушила стакан минералки, услужливо протянутый Лерой.
— Яна, что там? — снова поинтересовалась секретарь.
— Подожди, всему свое время! — ответила Яна и снова погрузилась в чтение письма.
«Я находилась в самой дальней комнате, в душевой, когда случился пожар. Сначала я ничего не поняла, когда почувствовала запах гари, а затем повалил дым, и я, впав в панику, выглянула в коридор. Банный отсек, сделанный из бетона, не содержал никаких деревянных конструкций, так как был пристроен к основному зданию много позже. Кроме того, там всегда повышенная влажность, и поэтому он фактически не пострадал. Я увидела, что весь коридор объят пламенем, и сквозь эту огненную пелену я явственно услышала, как раздаются голоса Дмитрия Ивановича и Элечки, голоса, полные ужаса и боли. Они кричали: „Выпустите меня! Откройте дверь! Я горю! Спасите меня!“ Поверьте мне, Яна, это были самые страшные крики, которые я слышала за всю свою долгую жизнь. Громче и пронзительнее, конечно же, кричала Элеонора. Естественно, я ничем не могла им помочь, но я проявила чудеса эквилибристики для своего возраста и состояния здоровья и вылезла через окно в душевой комнате. Уже много позже, когда меня привели в чувство медики, сделали успокаивающий укол, умыли и оставили в покое, я проанализировала все увиденное и услышанное и осознала, что Элеонору и Дмитрия Ивановича закрыли специально, так как наружными щеколдами никто никогда не пользовался, у наших жильцов была свобода передвижения! Я не хотела верить столь устрашающему предположению, но факт оставался фактом. Я скрыла эту улику от следователей, так как испугалась за свою жизнь, глупая старуха испугалась, что ее также поджарят в клетке. Чем я могла противостоять им? Старая слабая женщина, которая чувствует каждый свой сустав и плохо спит, чудом уцелевшая при пожаре? Я хотела рассказать вам о своей страшной догадке, но животный страх удерживал меня от этого. Вы хорошая девушка, и мне было бы очень жаль, если бы с вами что-то случилось, поэтому я настоятельно просила вас оставить это гиблое место под названием „Прогресс“, не объясняя причины. Но бог все видит, и пережитый пожар не прошел для меня даром, у меня после этого стало пошаливать сердце. Лилия Степановна любезно отпустила меня в мою вторую квартиру. Стресс повлиял на меня, я с каждым днем стала чувствовать себя все хуже и хуже, я уже не могла подниматься из магазина к себе на третий этаж в доме без лифта. Я поняла, что дни мои сочтены, поэтому я написала это письмо вам по адресу, который вы мне оставили, и отдала его моей старой приятельнице с наказом отправить письмо только после моей смерти. Вот такая я оказалась трусиха. Хочу умереть без мук и без пыток, сама… При жизни я боюсь говорить правду, и в то же время страшно уходить в мир иной с грехом на душе, вот такой парадокс!
Я не знаю, из-за чего их закрыли, а попросту сказать, убили, и не понимаю, кто это мог сделать? Не из-за того же, что у них была любовная связь? Вы сыщица, энергичная и деловая, я верю, что вы, Яна, докопаетесь до истины! Вы должны спасти мою душу!
P. S. Еще я хочу сообщить вам, что Дмитрий Иванович дал мне кое-что на хранение. Я долго отказывалась, но он настоял, объяснив мне, что у меня это искать не будут, а у его подруги Элеоноры могут и найти. Он просил передать эту вещь вам, а я не выполнила его наказ, теперь нет покоя моей совести. А уж когда я поняла, что их убили, меня просто охватил животный страх и я эту маленькую пластмассовую коробочку спрятала в гробу Элеоноры. Да, я сделала это! Тело Дмитрия Ивановича забрали ваши сотрудники и родственники. Элю хоронил пансион, так как родни у нее не было, кроме десятка бывших мужей, ни одному из которых она не была нужна. Я прокралась к ней в комнату, и, когда Элеонору, вернее, ее останки, укладывали в простой гроб, я положила эту вещь, переданную мне Дмитрием Ивановичем для вас, к ней в гроб, да простит меня бог! Похоронили ее на городском Головинском кладбище, так как „Прогресс“ своего кладбища не имеет, он находится в заповедной зоне. Желаю вам, Яна, удачи, а она вам понадобится!
Странно прощаться с вами, ведь, если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых… как будто разговариваю с вами с того света. Все равно! Удачи вам и счастья!
Ваша покорная слуга Клавдия Михайловна».
У Яны все поплыло перед глазами.
— Фотопленка! — воскликнула она. — Голову даю на отсечение, что это фотопленка!
— Ты о чем?! — поинтересовалась Лера, стряхивая крошки от печенья с поверхности стола.
— О доказательствах убийства Дмитрия Ивановича и его последней подружки! Спасибо тебе, старушка!
— Какая старушка?! Яна, ты можешь объяснить, что происходит?
— Какие странные и ужасные вещи происходят со мной в последнее время! Я видела прощальный взгляд умирающего человека, теперь прочитала письмо уже умершего человека. Обещаю, Клавдия Михайловна, я разберусь в этом деле, хотя это будет и нелегко! — сказала Яна, почему-то глядя на Леру, и, засунув письмо в сумочку, вихрем вылетела из агентства.
— Что это с ней? — поинтересовался Григорий Андреевич, выглядывая из кабинета.
— Не знаю, но, по-моему, Яна тронулась умом, — расстроенно ответила Лера, — сначала она назвала меня старушкой, а потом Клавдией Михайловной!
Глава 19
Как-то Яна зашла в пиццерию своего мужа, по инерции посетив его торговый комплекс. Все сотрудники ресторана знали Яну еще с тех времен, когда она сама затеяла строительство этого комплекса-монстра. Она не успокоилась, пока не прогорела, Ричард тогда, вложив свои деньги, спас Яну от неминуемого банкротства. Все ей мило улыбались и старались угодить, так как по торговому комплексу давно ходили слухи, что жена шефа — особа сумасбродная и лучше с ней не связываться.
Яна запила пиццу с четырьмя видами сыра стаканом минеральной воды, выпила чашечку кофе и, поблагодарив официантку, пошла дальше, шататься по магазинам в торговом комплексе. Ей нравились эти магазины, так как Яна знала честность своего мужа, он никогда не допустит продажи у себя некачественного, поддельного товара. Она вошла в отдел косметики, где женщины и мужчины могли взять небольшую корзиночку и наполнить ее всевозможной косметикой на любой достаток. Яна остановилась у стенда со своей любимой фирмой и принялась разглядывать новинки декоративной косметики.
— Извините, вы не подскажете, какую помаду мне лучше выбрать, чтобы цвет оставался на губах подольше и в то же время чтобы она не сушила губы? — услышала Яна знакомый нежный голосок.
Яна оглянулась и увидела Алису, которая обратилась за помощью к стройной девушке-продавщице с высветленными волосами.
Яна спряталась за витрину с флаконами туалетной воды и принялась следить за Алисой. Эта девушка ничего плохого не сделала ей лично, но Яна все равно была на нее зла, так как именно из-за слежки за этой девицей и начались все эти неприятности. И не надо было забывать, что Алиса оставалась одной из главных подозреваемых. Алиса взяла пробник нежно-сиреневой помады, слегка мазнула ею белую кожу тонкого запястья и посмотрела на полученный цвет. Потом девушка взяла другой пробник, более темного оттенка, и провела помадой по руке рядом с первым пятном, сравнила результат. Эти действия напоминали древний ритуал. Алиса осталась недовольна цветом выбираемых помад, а может быть, у нее просто не было денег. Она стерла пробные пятна бумажной салфеткой и направилась к выходу, на минуту задержавшись у стенда с красками для волос. Этой минуты Яне хватило, чтобы сделать свое черное дело. Она незаметно подкралась к Алисе сзади и сунула ей в карман нераспечатанную губную помаду в коробочке. При выходе из зала с косметикой на Алису, естественно, среагировали защитные магнитные ворота. Сотрудники охраны подошли к ней и попросили открыть сумочку. Алиса, ничего не понимая, безропотно дала обыскать свою сумку. Ничего не найдя, охранник взял ее сумку и попросил Алису пройти в защитные ворота. Ворота при выполнении этой простой операции противно запищали.
— Сожалею, но мне придется обыскать ваши карманы, — почесал затылок парень в форме охранника торгового комплекса.
— Я ничего не понимаю, — прошептала Алиса, жалостливо смотря прозрачными голубыми глазами, — но делайте что хотите. Скорее всего, у вас просто испорченная техника.
Она вытащила из карманов своего легкого плаща персикового цвета носовой платок, начатую пачку жвачки, ключи от машины и помаду…
Алиса растерянно смотрела на свою находку.
— Вот, а говорите, что ничего не брали, — с осуждением проговорил парень, — наша защита никогда не дает сбоев! Как не стыдно, такая с виду приличная женщина и воруете!
— Я ее не брала! Я не знаю, как эта помада попала ко мне в карман! — начала защищаться Алиса.
— Пройдемте, дамочка, к начальнику службы безопасности в кабинет, там и составим протокол. Я рад, что поймал вас, иначе денежную сумму за эту помаду вычли бы у меня из зарплаты.
— Это какое-то недоразумение, — возмущалась Алиса, увлекаемая охранниками в сторону служебного помещения под осуждающие взгляды окружающих.
Яна уже успела набрать телефон начальника службы безопасности, которого хорошо знала. Михаил Витальевич был другом Ричарда, они когда-то вместе служили в Афганистане, а потом Ричард с радостью взял его к себе на работу, предложив хорошие условия.
— Михаил Витальевич, это Яна! Слушайте меня внимательно. Сейчас к вам приведут девушку, задержанную за кражу помады из косметического отдела. Сделайте что угодно, но она должна что-нибудь написать своей рукой, хоть свое любимое стихотворение! Мне нужен образец ее почерка! Потом отпустите ее, хорошо?
Яна старалась унять муки совести из-за своего неприглядного поступка. Она расследовала убийство, а для этого все средства хороши.
«Как бы я еще добыла образец почерка Алисы? Он мне нужен, чтобы наконец-то прижать ее, — думала Яна, — не могла же я подойти к ней и попросить автограф, как у актрисы или как у тихой, талантливой убийцы моего напарника, которой удалось избежать наказания?»
Михаил Витальевич нашел Яну в приемной Ричарда, уехавшего по делам, болтающей с секретаршей Леной.
— Вот, — протянул он ей.
На большом белом листе было написано ровным, четким почерком:
«Начальнику службы безопасности Михаилу Витальевичу Дронову. Заявление. Я, Алиса Викторовна Савельева, не брала в косметическом отделе помаду и не знаю, каким образом она оказалась у меня в кармане. Дата. Подпись».
Яна с удовлетворением положила этот лист на стол и, порывшись в своей сумке, достала другой, помятый листок со словами: «Убирайся из пансиона, пока жива. Последнее предупреждение».
— Ну, Лена, ты у нас специалист по почеркам. Посмотри! — обратилась Яна к секретарю, которая в свое время полгода проработала графологом в милиции и ушла оттуда из-за маленькой зарплаты.
Лена склонилась над образцами почерков и долго изучала их. Потом секретарша подняла на Яну красивые зеленые глаза и решительно сказала:
— Нет, это писали два разных человека. Я могу утверждать это на девяносто девять и девять десятых процента. Сто процентов моей правоты вам подтвердят специальные спектральные методы исследования почерков, но я в этом конкретном случае не вижу никакой необходимости в дорогостоящих анализах. Более того, я скажу, что первую записку, то есть заявление, писала женщина, даже если не брать во внимание, что она написана от женского лица, а вторую записку с угрозами писал мужчина.
Яна вздохнула:
— Ну, никак я не поймаю эту Алису! Кто еще в пансионе мог написать мне эти угрозы?! Я-то была уверена, что это наша Алисочка… Минуточку, какой мужчина мне мог написать записку? Значит, и Лилия Степановна отпадает…
Глава 20
— Ты все еще хочешь вернуть меня? — прямо спросила Яна Ричарда, нагрянув домой нежданно-негаданно однажды вечером. Агриппина Павловна с перевязанной головой от мучившей ее в последние дни мигрени накладывала Ричарду в тарелку жареную картошку. Сам Ричард, осунувшийся и плохо выбритый, сидел за столом и уныло жевал салат из свежих овощей. Рубашка его была расстегнута наполовину, галстук безжизненным хвостом висел позади него на спинке стула. Яна отметила про себя, что раньше за ним такого не наблюдалось, он всегда был подтянут, всегда при галстуке, всегда с улыбкой и полный энергии.
Заметив бесшумно вошедшую Яну, Ричард поперхнулся салатом и закашлялся, а Агриппина Павловна положила бифштекс мимо тарелки. Яна в ярко-желтом брючном костюме из натурального шелка, в красных туфлях и с красной помадой на губах прожигала их веселым взглядом, облокотившись о косяк двери.
— Спрашиваешь! — прокашлялся Ричард. — Я не могу жить без тебя!
— Мы не можем, — поправила его Агриппина Павловна, — вернись, детка.
Яна хмыкнула, в недалеком прошлом она и предположить бы не могла, что домоправительница Ричарда, считавшая ее самой неподходящей женщиной в мире для своего любимца, попросит ее вернуться к ним в дом. Яна посмотрела на дорогие ее сердцу лица и поняла, что очень соскучилась по своей непутевой семье.
— Присоединяйся к нам, пожалуйста, — пригласил ее Ричард, застегивая ворот рубашки не на ту пуговицу, — поужинай с нами.
— Вова? — спросила Яна, широкими шагами пересекая гостиную и присаживаясь за обеденный стол.
— Спит! — ответила домоправительница, дрожащими руками протягивая Яне тарелку с овощами.
Яна захрустела салатом.
— Я — плохая мать…
— Ты даешь ребенку столько любви, сколько можешь, — успокоила ее Агриппина Павловна. — Я думаю, когда он вырастет, он оценит тебя и поймет, почему мама не всегда была рядом с ложечкой в одной руке и книжечкой в другой.
— Спасибо на добром слове, — поблагодарила ее Яна и посмотрела на Ричарда, который с преданностью пса глядел на нее, готовый исполнить любую прихоть хозяйки. Яна вздохнула и проговорила:
— Ты должен сделать для меня одно дело, потому что моя слабая женская психика этого не вынесет. В конце концов, ты то плечо, о которое я должна опираться в трудную минуту.
— Все, что угодно! — Огонь в глазах Ричарда горел со страшной силой.
— Все не надо. Со всем я и сама справлюсь, а вот выкопать труп одной старушки и найти у нее в гробике пластмассовый контейнер, то есть фотопленку, ты должен!
Ричард перестал жевать, по его побледневшему лицу Яна поняла, что он потерял аппетит если не навсегда, то надолго. Агриппина Павловна поспешила прилечь в гостиной на кушетке, одной рукой держась за сердце, а другой — прикладывая холодный половник ко лбу. Яна с удовлетворением отметила, как обычная жизнь возвращается в стены этого большого дома.
— А что ты так сбледнул, Дик? — поинтересовалась она, накладывая себе большую порцию картофеля. — Конечно, это не с длинноногими актрисами договариваться о том, как они должны изображать трупы, чтобы посильнее напугать жену. Тут все по-простому: берешь обычную лопату, идешь на обычное кладбище и выкапываешь обычное мертвое тело. Экстрим! Причем не прихоти ради, а во спасение жизней бедных, старых, беззащитных людей. Поэтому нет ничего плохого в том, что потревожат останки, ты потом все обратно аккуратно закопаешь…
— Когда это надо сделать? — хрипло спросил Дик, поднимаясь со стула и вытирая рот салфеткой.
— Как можно скорее, — невозмутимо ответила Яна.
— Адрес кладбища и чья могила, — голосом из подземелья проговорил Ричард, не смотря на свою сияющую жену.
— Ты серьезно?! — Яна была искренне поражена, с какой легкостью Ричард согласился на это безумие.
Ричард поднял на нее грустные темные глаза.
— Если это вернет тебя в лоно семьи, то я готов перекопать все кладбище. Ты должна знать, что я помню, что виноват.
— Все кладбище перекапывать не надо! — забеспокоилась Яна, представив себе сошедшего с ума от разлуки с ней Ричарда, превратившего кладбище в сплошной цветник с клумбами в виде сердец и выложившего по краям траурные венки с надписями на лентах: «Яна, я тебя люблю!»
— Труп довольно свежий! — крикнула она ему вдогонку. — Всего три недели.
— Спасибо, дорогая, — раздалось из темноты, и Яна услышала шум отъезжающей машины. Агриппина Павловна тихонько постанывала на кушетке, явно не собираясь продолжать трапезу, Яна пожала плечами и с аппетитом принялась за домашнюю еду, по которой давно соскучилась.
На следующее утро Ричард первый раз опоздал на каждодневное обязательное собрание сотрудников торгового комплекса. Сослуживцы с ужасом смотрели на осунувшегося шефа с небритым лицом, в криво застегнутой грязной рубахе и в помятом костюме. Кроме того, вместо дорогой туалетной воды от него исходил какой-то гнилостный, специфический запах…
Варвара Витольдовна поежилась и прошептала соседу, заведующему секцией спортивных товаров:
— Неужели отсутствие жены может довести мужчину до такого состояния? Ведь вокруг столько женщин, в конце концов, есть просто профессионалки! Где он спал? На помойке?
— Дамы и господа, — промямлил Ричард, пряча глаза, — сегодня мы будем обсуждать вопрос о земельной реформе…
— Что?
— Ой, в смысле, говорить о выкупе близлежащего пустыря для расширения территории подземного гаража.
— Ричард Тимурович, — раздался жалобный голос Лены по селектору, — к вам пришли… все те же, в форме…
В кабинет вошел уже знакомый следователь в сопровождении двух сотрудников в штатском.
— Ричард Тимурович? — устало спросил он, конкретно ни к кому не обращаясь.
— Я…
— Номер вашего «Мерседеса»… — И следователь четко и внятно, не торопясь, назвал номерной знак автомобиля Ричарда.
— Да.
— Вашу машину сегодня видели у Головинского кладбища. Есть свидетели, которые видели, как вы, судя по описанию примет, и двое каких-то бродяг или ваших подельников, или маньяков раскопали могилу старой женщины. Потом вы достали гроб и что-то делали с телом.
В кабинете Ричарда повисла гробовая тишина.
— Это были вы? — уточнил следователь Царьков.
— Я… — ответил Ричард.
— Ой! — вскрикнула Варвара Витольдовна.
— Но я ничего такого не делал!
— Конечно! Это же обычное дело, разрывать могилы и глумиться над телами! Это рядовое занятие для законопослушных граждан! — согласился Царьков, добавив менее шутливым тоном: — Все это вы будете объяснять в управлении. — И, морщась от едкого запаха, повел Ричарда на выход, приговаривая: — Одного я понять никак не могу, что вам, богачам, никак неймется?! У вас же огромный торговый комплекс, приносящий хороший доход, дом, «Мерседес», красавица жена, как мне сказали, наверняка счета в банках… Нет, вам все мало! То ограбление банка инсценируете, то могилы обворовываете. Что вы за люди такие?! Как же вы мне, Ричард Тимурович, надоели! Господи, чем же это от вас так несет?! Ах, да! Что же вы вытворяли с трупом-то, а?!
Глава 21
Яна приехала в следственное управление на встречу с Евгением Павловичем — следователем по особо важным делам, к тому же старому другу их с Ричардом семьи, как только он позвонил ей на сотовый телефон.
Евгений Павлович был хмур и мрачен.
— Я не знаю, какие дела творятся у вас в доме, Яна, но Ричард опять влип в нелепейшую историю.