Высокий блондин без ботинок Луганцева Татьяна

Следователь с округлившимися глазами налил себе воды.

— Хорошо, что я никогда не пробовал это фи, фу… как это?

— Фуа-гра! — выкрикнула Надя, прожигая глазами Марко, словно изобличая кого-то.

— Это правда? — спросил следователь у бледного Марко.

— К сожалению, я не настолько тонко посвящен в процесс кулинарного искусства, поэтому не знаю… — ответил он несколько растерянно.

— Правда-матка глаза колет? — продолжала бесноваться Надя.

— Я никогда не буду это есть, — тоже утвердилась в своей мысли Мила.

— А я буду! — с вызовом в голосе произнесла Вика. — Очень вкусный паштет, и мне все равно, что там происходит с глупыми гусями!

— Стерва!! — закричала Надя и попыталась кинуться на Вику. Мила остановила ее:

— Тише! Тише! Не связывайся…

— Всем успокоиться! — рявкнул следователь. — Митинг же не был санкционирован?!

— А кто бы разрешил? — вопросом на вопрос ответила Надя. — Конечно, нет! Мы подъехали к моим друзьям и присоединились к ним.

— Сколько вас было? Поймано только десять человек с вами, — спросил Григорий Степанович.

— Откуда я знаю? — пожала плечами Надя.

— Адреса и фамилии других участников? У вас же так много знакомых.

— Я не знаю.

— Вы, Ситцева, темните.

— Я не знаю.

— Понятно, — вздохнул следователь, — вот только зачем наносить физический вред человеку?

Надя стушевалась.

— Мы хотели забросать посетителей только яйцами.

— Ага, я уже слышал, даже и не тухлыми, а свежими.

— Мы купили их в супермаркете напротив, — пояснила Мила.

— А откуда у вас в руках оказался транспарант?

— Не знаю… кто-то дал…

— Кто из вас стукнул Марко Тозини по голове? С этого момента поподробнее, вам светит от двух до пяти лет, — напустил на себя очень строгий вид следователь.

— Товарищ следователь, отпустите мою подругу домой! — снова залепетала Надежда. На раскрасневшемся потном лице четче выступили веснушки. — Вы же видите, что она первый раз участвовала во всем этом, отпустите ее, пожалуйста, она больше не будет! Это я виновата, что притащила ее с собой. Мила за всю жизнь зла никому не сделала, а уж скольким животным она помогла безвозмездно. Отпустите ее, она даже в нашей партии не состоит.

— А вы не выгораживаете свою подружку, которая хочет выйти замуж за итальянца и чуть не пришибла одного из них? — спросил Григорий Степанович.

— Я одна во всем виновата! — заверила его Надежда.

— Я задал вопрос…

— Я! — Неожиданно громко и уверенно произнесла Мила. — Это я стукнула этого господина по голове, это я во всем виновата! Не знаю, что на меня нашло, наверное, неудачи в личной жизни плюс алкоголь, вот и получилось так… Я готова отвечать.

— И ответишь! — вскричала Вика. — Замуж она хочет! Посмотри на себя, неудачница! Врач-ветеринар! Бандитка! Будешь пять лет точно без итальянца!

Мила смотрела на эту молодую холеную женщину, и ей почему-то было ее жаль. Уж как она старалась, из кожи вон лезла, чтобы понравиться этому Марко, а он походил на каменное изваяние.

— Что ты говоришь?! Не смей! — затрясла ее руку Надежда. — Не слушайте ее, товарищ следователь, — это я.

— Это наговор! Замолчи!! Я сказала, что это сделала я, и точка!

— Так, все ясно! Виктория Алексеевна и господин Тозини, кто нанес вам удар? — обратился к потерпевшим Григорий Степанович, которому тоже не нравилось, если честно, все это дело, но он находился на работе и пострадал иностранный гражданин.

«Он же видел, что его стукнула Надя, — похолодела Мила и встретилась взглядом с темными, ничего не выражающими глазами итальянца, — ну дорогой, ну миленький, скажи, что это я, прошу, умоляю тебя», — молила Мила, и вся напряженная работа мысли отразилась у нее на лице.

— Я не видела, кто именно, Марк закрыл меня своим телом, но что кто-то из них двоих, это точно, — сказала Вика, — они вдвоем были рядом с нами, другие бы не успели подбежать. Я очень хорошо запомнила эту худую дылду и эту рыжую коротышку. Может быть, они сделали это вдвоем? — предположила Виктория, настолько ей хотелось засадить обеих женщин.

— Стукнула вот эта высокая девушка, — медленно сказал Марко, не отводя от Милы взгляда.

«Спасибо», — мысленно поблагодарила его Мила и вздохнула полной грудью, явственно чувствуя тошноту.

— Да он врет! Это я! — закричала Надя, ничего не понимая.

— Разговорчики! — прикрикнул следователь. — Спасибо вам, господин Тозини, за показания. Так я и знал, Ситцева, что вы выгораживаете свою подругу. Да она фанатична еще больше вашего. Надо бы психиатрическую экспертизу провести! Лечит кошек бесплатно, пьет вино с женой своего любовника, хочет замуж почему-то именно за итальянца и тут же из-за гусей готова убить, как ни парадоксально, но именно итальянца. Я сегодня с ума сойду! У вас, гражданка, есть адвокат?

— Нет.

— Значит, будет государственный, — вздохнул Григорий Степанович.

— Я не буду подавать заявление, — вдруг произнес Марко.

— Как? — на него уставились четыре пары удивленных глаз.

— Не буду, я их прощаю, и все улажено.

— У вас пробита голова! — напомнил ему следователь.

— Ерунда! Всего лишь какая-то фанера, она не могла нанести серьезный вред здоровью. Думаю, что девушки не хотели нас бить ею, просто сильный порыв ветра выхватил этот плакат из их рук и опустил мне на голову.

— Что ты говоришь? — недоуменно уставилась на него Виктория. — Да они стукнули тебя! Ты потерял сознание от удара.

— Господин Тозини, вы подумайте хорошо, — постучал карандашом по столу следователь, — она может быть опасна. Вдруг она огреет плакатом потяжелее еще кого-нибудь?

— Вот пусть другой и решает ее судьбу, я заявлять не буду, — пожал Марко плечами.

— А я буду! — сказала Виктория. — Моей жизни была угроза? Была! Вот и примите от меня заявление. Кроме того, испорчен мой костюм за тысячу долларов и блузка за пятьсот евро. Я требую компенсацию!

Мила открыла рот — у нее отродясь не было таких денег.

— А вы, господин Тозини, будете подавать иск на возмещение ущерба в одежде? Костюмчик-то дорогой.

— Я в состоянии купить себе одежду, — улыбнулся Марко.

Мила невольно отметила, что его лицо при этом озарилось, словно лучами солнца.

— Ну хорошо… Если уголовного дела заводить не придется, а имущественный вред вы будете взыскивать с этих гражданок через гражданский иск, тогда я не смею вас больше задерживать… — растерялся следователь и приказал своему помощнику снять с задержанных наручники.

— Полный произвол! — прокомментировала Вика и села строчить заявление.

— Я вас вызову, а сейчас можете быть свободны, — сказал Григорий Степанович подругам, еще раз проверив, что у него есть все их данные и контактные телефоны.

Мила выскочила вслед за подругой, так и не найдя в себе сил напоследок посмотреть на Марка, понимая, что где-то в душе она этого очень хотела.

— Зачем ты брала на себя вину? — зашипела Надя. — Ведь это я огрела их плакатом.

— Зачем… Зачем… А ты тоже хороша! Действительно, гуси — гусями, а людей-то калечить не надо!

— Да фанера легкая, я думала, испугаю их, а тут этот тип сам нарвался со своей дурой, — пояснила Надя.

— Завязывай ты со своими «зелеными», добром это не кончится, — строго сказала ей Мила, поглаживая область желудка.

— Ты что? Перепила?

— Может быть…

Они отдали выписанные следователем пропуска и вышли на улицу.

— Вот она — свобода! — прокричала Надя. — А мужик-то этот молодец!

— Что?

— Ну, что-что. Не стал заяву катать, джентльмен, вернее, синьор. Слышь, Милка, видела, какой красавец? Не зря я тебя на итальянца агитировала, вот бы и тебе такого! Прямо судьба, сегодня решили выдать тебя замуж и сразу же пометили одного.

— Ага, и он, закиданный яйцами и огретый тобою фанерой по голове, сразу же влюбился в меня! — съязвила Камилла. — Я исподтишка наблюдала за ним и могу поклясться, что этот Марко еле сдерживался, чтобы не рассмеяться над нами. Две воительницы в мятой одежде с яйцами в карманах. Жуть! А эта Виктория, как она нас унижала? Не всем же дается такая внешность, как у нее… — задумчиво сказала Камилла.

— Ты это брось! Ты у нас не хуже! У тебя тоже фигура модели!

— Эх, Надя! Худая корова еще не горная лань.

— Извините, синьориты, могу я поговорить с вами, — раздался рядом голос с легким акцентом, — а то вы опять о каких-то животных…

Надя с Милой вздрогнули и обернулись. Перед ними стоял все тот же итальянец. Мила растерялась, а Надя быстро ретировалась со словами:

— Что, вышли перекурить, пока ваша дама заяву строчит? Пусть особо не старается, у нас таких денег нету, вернее, у нас вообще денег нет. Ладно, Милка, ты тут потолкуй с иностранным товарищем, расскажи ему, где у нас тут Красная площадь, гостиница «Космос» и Выставка достижений народного хозяйства, а я пойду машину поймаю, домой ехать. Долго, наверное, ловить буду, какой дурак повезет за сто рублей, оставшихся у меня в сумке? — посмотрела она на Марко и удалилась.

— Она всегда такая? — спросил он.

— Всегда, — улыбнулась Камилла, ощущая запах его туалетной воды. — Зачем вышли за нами? Передумали? Будете заявлять?

— Боитесь? — изучал ее своими пронизывающими глазами Марко.

— Мне неудобно перед вами, мы виноваты, простите, если сможете. Это было глупо…

— Я не думаю, что вы должны извиняться. И вы, и я знаем, что стукнули меня транспарантом не вы, а ваша подруга. Я не был пьян и был в своем уме, — сказал Марко, — зачем вы настаивали на том, что это сделали вы?

— Вам это интересно? — Мила была просто не в состоянии смотреть Марко в лицо и поэтому перевела взгляд куда-то в область груди, на засохшее пятнышко крови на белоснежной водолазке, выгодно оттеняющей его слегка смуглую кожу.

— Если честно, то очень.

— Вы действительно гражданин Италии? — зачем-то спросила она.

— Да.

— А в Москве вы давно?

— Лет пять наездами.

— Вы прекрасно говорите по-русски, — она вздохнула.

— Спасибо. Я влюблен в ваш язык и вашу литературу.

— Есть во что. — Внезапно Камилла испытала гордость за русских великих поэтов и писателей, за их произведения, которые из-под палки заставляли читать по школьной программе. — Следователь ясно сказал, что тому, кто вас ударил, грозит от двух до пяти лет.

— Я слышал. И вы готовы были сидеть такой срок за подругу? — удивился он.

— Не считайте это загадкой русской души… Я готова была сидеть не за Надю, а за ее трехлетнюю дочь Настю… Отец у нее алкоголик, а мама будет в тюрьме… Кому нужна будет малышка? А я одинока, детей у меня нет, следовательно, важнее, чтобы Надежда осталась на свободе, — ответила Мила и вдруг почувствовала дикий прилив тошноты. Наверное, она еще больше разнервничалась при разговоре с Марко… Камилла перегнулась через ограду, и ее вырвало, подавить этот позыв она никак не могла.

Марко растерялся, по всей видимости, женщину при разговоре с ним рвало первый раз, и итальянец лихорадочно соображал, чем он вызвал у девушки такой эффект.

— Вам плохо? — участливо спросил Марк.

— Нет… ничего… извините… Уже хорошо. — Мила выпрямилась и вытерлась чистым носовым платком, который он ей протянул.

— Точно ничего? — уточнил Марк.

— Ерунда… перепила… — бодрясь, ответила Мила. — Знаете, недавно мне одна женщина сказала, что если я встречу мужчину своей мечты, то почувствую боль в животе и сладкую негу… Надеюсь, что это не то, — коряво сказала она, пытаясь обратить все в шутку и думая, что еще хорошо, что не описалась в его присутствии.

— Кстати, о приметах… — подхватил ее мысль Марко, — сегодня я попросил, чтобы Господь дал мне какой-нибудь знак, ну что-нибудь такое, чего еще со мной не было, чтобы я принял важное для себя решение. Я встречался с этой женщиной Викторией в ресторане, думая, жениться на ней или нет… И тут вы со своими яйцами и транспарантами… Вы подали мне знак.

— Я ничего не подавала, — испугалась Мила, — я просто в каком-то общем ажиотаже забрасывала вас яйцами! Простите… Могу почистить костюм.

— И все-таки это знак! Почему это нелепое происшествие произошло именно тогда, когда я о нем подумал?

— И что значит этот знак? — поинтересовалась Мила, которая почувствовала себя значительно лучше после того, как ее вырвало.

— Значит, Вика тот человек, что мне нужен, на ней и остановлюсь. Я женюсь на ней, спасибо вам!

— За что?

— Вы осчастливили мою маму.

«Да этот парень не в себе, правы люди, говоря о том, что свободные мужчины за тридцать содержат в себе какой-нибудь дефект».

— Послушайте, это, конечно, не мое дело, но, если бы я знала, что забрасывание яйцами вы воспримете как знак жениться на этой мегере, я бы забросала вас тухлыми яйцами, — сказала она.

— Вика заберет свое заявление, — улыбнулся Марко, — можете не беспокоиться, я позабочусь об этом. Я не женюсь на ней, пока она не смирится с потерей своего дорогого костюма, а еще лучше куплю ей таких костюмов штук десять…

— Что вы, я не стою таких жертв, — ответила Камилла.

Тут к ним приблизилась решительным шагом Надежда.

— Он не обижает тебя, Мила?

— Что ты! Он наш друг! — заверила ее Камилла.

— Идем, я поймала машину, — потянула ее за руку Надежда.

— До свиданья, — попрощался Марко и, развернувшись, пошел обратно в отделение.

— Счастья в личной жизни! — крикнула ему вслед Мила.

— Что это ты ему желаешь счастья? О чем вы говорили? — встрепенулась Надя.

— Ни о чем серьезном… у него скоро свадьба, — вяло ответила Камилла, залезая в старенькую «Вольво», — угадай с первого раза, на ком он женится?

— Неужели на этой змее с крашеными волосами?! Вот черт! Почему таким стервам всегда везет?

— Потому что она молода, красива и бывает там, где такие мужчины и обитают. Их дороги пересекаются, понимаешь? Я теперь понимаю, о чем нам говорила твоя подруга Пелагея.

— Что это ты какая-то грустная? Он понравился тебе?

— Мой ответ ничего не решает…

— Вот черт! Значит, понравился! Ну, у тебя губа не дура! Не думай, ты тоже могла бы ему понравиться, если бы вы встречались каждый день… Плохо, что ты не можешь мозолить ему глаза постоянно, а то итальяшка точно был бы наш! Я видела, какими глазами он напоследок посмотрел на тебя!

— Еще бы! Сначала я закидала его яйцами, потом меня вырвало при разговоре с ним. Такое забудешь… — протянула Мила, с тоской смотря в окно.

— Что ты сделала? — не поняла Надежда.

— Меня вырвало, и Марк дал мне свой платочек, вот видишь! — помахала она носовым платком перед лицом Надежды. — Он останется на память.

— Ну ты даешь! — с уважением протянула Надежда. — Встретила мужчину своей мечты, и тебя рвет! Класс! Хуже не придумаешь!

— Вот именно, — буркнула Камилла.

Водитель «Вольво» покосился на них.

— Вы там это… если надумаете чего, скажите, я остановлю. Не надо пачкать мне салон.

— Не беспокойтесь, мне уже лучше, — ответила Мила и толкнула подругу локтем, чтобы она перестала говорить обо всем подряд при посторонних людях.

Глава 5

После этого неприятного эпизода, впрочем, для самой Камиллы самого запоминающего эпизода, жизнь ее вернулась в обычное русло; правда, Мила стала какая-то отрешенная, постоянно думала о чем-то своем. Перед глазами стояли сногсшибательные глаза и открытая улыбка итальянца. Она смотрела на других людей и не видела их.

«Что это со мной? Чем это он так задел меня? Словно заворожил. Мы ведь даже не общались, а я серьезная женщина и не могу страдать только по красивым глазам», — кляла себя Мила, но все валилось из рук.

Проведя на работе восемь часов, хотя рабочий день у нее, как у врача-ветеринара, был всего шесть часов, Мила, уставшая, пришла в кабинет, который она делила со своим шефом Игорем Ениным, чтобы выпить очередную чашку растворимого кофе. Шеф сидел за своим столом за изучением каких-то бумаг. Кабинет был очень маленьким, столы стояли впритык друг к другу. Чтобы пройти к окну, надо было передвигаться боком. Окно в кабинете было распахнуто настежь, но это не давало желаемого эффекта, воздух стоял душной стеной — что на улице, что в помещении. Мила щелкнула кнопкой электрочайника, уже дышавшего на ладан, даже пластмасса на носике стала отламываться, и насыпала в чашку две ложки кофе.

Игорь поднял на нее глаза поверх сильно увеличивающих очков.

— Сколько ты уже за сегодняшний день кофе выпила?

— Не знаю, много, что-то усталость какая-то…

— Но бодрости у тебя тоже не прибавилось. Сердце посадишь, столько кофе в жару пить.

— Ничего со мной не случится, все, что могло случиться плохого, уже случилось.

— Неприятности? — участливо поинтересовался шеф.

— Личное, — махнула рукой Мила, отскакивая от горячих брызг кипятка, вылетавших во все стороны из сломанного носика чайника.

— Устала… Сколько у тебя еще пациентов? — спросил Игорь.

— Еще один.

— Нельзя столько работать. Я, конечно, понимаю, что у тебя большая клиентура и за шесть часов ты не успеваешь их всех принять, но себя-то гробить тоже не следует. Отдохнуть тебе надо. Давай в отпуск? — предложил Игорь.

— Что это вы меня гоните? — надулась Мила, заливая кофе кипятком.

— Вот дает! Другие плачут, что их в отпуск не отпускают, а тут предлагаешь — обижается и не идет.

— Ехать мне некуда… Надумаю — возьму, — поблагодарила шефа Мила, протискиваясь на свое место с трудом, несмотря на то что была не крупных габаритов, и стала, обжигаясь, пить кофе.

Игорь задумчиво посмотрел на свою любимую сотрудницу.

— Знаешь, я сейчас тебе подниму настроение.

— Это вряд ли…

— А вот посмотрим! Так как твои старания и каждодневные задержки на работе сверхурочно приносят клинике неплохой доход, я выплачу тебе премию.

Грузный шеф, кряхтя, поднялся с места и просунулся к небольшому старому сейфу с всегда торчащим из замочной скважины ключом. Смысла в таком сейфе Мила не видела никакого, но на более дорогой и современный вариант у Игоря денег не было. Он открыл сейф, и взору Камиллы предстала знакомая картина: какие-то документы, которые и даром были никому не нужны, несколько ампул наркотического препарата для ветеринарной практики, жидкая пачка денег и бутылка дорогой водки, стоявшая здесь с прошлого года. Кто-то подарил Игорю, а он был абсолютно непьющим человеком.

— Может, выпьем? — вдруг предложил шеф, и Камилла чуть не поперхнулась кофе, настолько это неожиданно прозвучало.

— Спасибо, не хочется.

— А то пропадет еще…

— Водка может стоять годами, не беспокойтесь, не испортится, — заверила она Игоря.

Он толстыми пальцами отсчитал десять купюр по тысяче рублей и положил перед Милой.

— Вот… премия.

— Спасибо, — улыбнулась она, в руках у шефа осталось примерно столько же.

А если учесть, что человек он был прижимистый, то такой поступок надо было ценить на вес золота.

— Купи себе что-нибудь, сходи куда-нибудь, молодая же женщина! Не мне тебя учить! Взбодрись! Съезди в отпуск, заведи роман!

— Игорь Викторович, чему вы меня учите?

— Жизни! Я старше тебя на двенадцать лет. Вот больше и знаю! Ходишь как в воду опущенная.

— Я давно хотела спросить: а почему вы живете один? — спросила Мила.

— Ну, теперь и по мою душу добрались, — начал суетливо раскладывать на поверхности стола бумаги Игорь Викторович. — Не сложилось у меня… Когда-то, когда еще ходил боцманом на судне и жил в Калининграде, была жена, как в анекдоте, неверная. Я в плавание, а она… Ну, в общем, расстались мы, переживал я сильно, а потом так и остался один.

— Так еще не поздно… Сорок четыре года, вы еще и ребенка родить успеете.

— Боже упаси! Я стал одиноким волком, старой брюзгой, и мне больше никто не нужен, — отмахнулся Игорь.

— Это нечестно. Вам попалась одна непорядочная женщина, и вы решили больше не давать шанс ни одной из представительниц женского рода. Среди нас так много одиноких и хороших женщин, способных отогреть на берегу сердце бывшего боцмана, — поэтично заговорила Мила.

Игорь покосился на нее.

— Красиво ты ругаешь меня, а я тебя насильно отправляю отдыхать.

— Камилла Константиновна, к вам пришли, — заглянула в кабинет молоденькая медсестра.

— Иду! — Мила вытерла губы бумажной салфеткой и отправилась принимать своего последнего пациента.

Им оказалась крыса двух лет по имени Лариска, белого цвета с розовыми глазками и шевелящимся все время розовым носиком.

«Альбинос», — про себя подумала Камилла и спросила у хозяйки:

— Что беспокоит?

— Мне кажется, она заболела. Знаете, что-то плохо ест, какая-то неактивная, не играет, не такая, как всегда, в общем, — ответила девочка лет пятнадцати, искренне переживающая за свою питомицу.

— Выделения из глаз, носа?

— Нет.

— Чихает?

— Нет.

— Понос, запор?

— Нет, — отвечала девочка.

Мила приступила к осмотру крысы: она ее слушала, считала пульс, пальпировала живот и даже измерила температуру.

— Ваша крыса была возбуждена и дергана в последнее время? — спросила Камилла.

— Да, по весне ее тоже было не узнать, она даже укусила меня первый раз в жизни, — ответила девочка.

Мила вздохнула:

— Твоя Лариска совершенно здорова, она просто одинока.

Девочка непонимающе хлопала глазами.

— Ей нужен друг, крыс, мальчик, бойфренд, муж, понятно?

— А… — заулыбалась девочка, — понятно, то есть надо… а будут же дети?

— От крысят ты никуда не денешься, — кивнула Мила, — но зато Лариса будет опять бодрой и здоровой.

Девочка заплатила за прием и ушла, весьма озабоченная мыслью, где ей найти крыса для ее крысы.

«Какой кошмар… — подумала Мила, снимая белый халат, — даже крысам нужна пара… Нет, я, наверное, схожу с ума, но я не знаю, что мне делать, вернее, знаю, кажется…»

С работы Мила выскочила как ошпаренная, села в свои «Жигули» и поехала к своему парикмахеру Диме, у которого регулярно подстригала концы длинных волос и подкрашивала корни в светлый, натуральный цвет. Диму она застала за укладкой какой-то пышной дамы. Это был молодой темноволосый человек, всегда с экстравагантной стрижкой, со множеством цепей и браслетов и в рваной одежде. Мила понимала, что эти драные джинсы и майки — дань моде, но выглядели они так, словно Диму постоянно рвали стаи диких собак.

— Привет, Камилла! — Дима улыбнулся ей, он страшно дорожил своим йоркширским терьером, которого Мила, можно сказать, вытащила с того света.

— Дима, извини, что без записи. Выручишь? Вот так надо! — Мила чиркнула ребром ладони по горлу.

Дима усмехнулся:

— Свидание?

— Почти… — уклончиво ответила Мила.

— Внезапно?

Страницы: «« « 12345678 » ... »»