Мы – силы Еловенко Вадим
– Честно говоря, я пришел показать вам проект следующей глубокой экспедиции. И… да. Мне понадобятся еще люди. Или из других отрядов, или из вашей гвардии, или придется набрать народ в мой отряд. Вот, со мной список людей, мною лично проверенных, кого бы я хотел видеть в экспедиции.
– Ну, покажите, покажите… – попросил секретарь по безопасности.
Ханин протянул список. Секретарь, не глядя в него, сунул в стопку листов перед собой и сказал:
– И куда же вы собрались?
Ханин развернул карту и показал точку на ней:
– Сюда. Я хотел бы направиться за пополнением провианта.
Секретарь внимательно, или делая вид, изучил карту и воскликнул:
– Но это же далеко!
– Да. Это более двухсот километров, и пешая прогулка только в один конец затянется на две недели, если идти осторожно… с авангардом и арьергардом, и тщательно изучать этот городок. Поэтому я хотел бы получить в экспедицию два грузовика из ваших гаражей, господин мэр. А также топлива на дорогу, туда и обратно. Тогда со всей разведкой, сбором провианта и отходом назад в город это будет меньше недели.
– Немыслимо, еще и грузовики. А вы знаете, на что необходимо топливо? На зиму! У нас каждая капля на счету. Или вы предлагаете, – возмущалась секретарша, – чтобы дети зимой замерзали.
– Хорошо, – спокойно сказал Ханин, – дайте мне на дорогу туда. Там я найду топлива, и коли оно вам так необходимо в эту теплую зиму, то привезу еще и вам.
– Почему вы считаете, что этот город не разграблен, как другие? – спросил сдержанно мэр.
– Он лежит в стороне от основных путей миграции. Псковские прошли ниже, питерские прошли выше. Остальные придерживались главных магистралей. А они в стороне.
– И это все, на что вы рассчитываете, собираясь в такую опасную экспедицию и тем более желая вооружить еще людей? Кстати, сколько вам надо народа?
– Взвод.
– А не много?
– Это именно столько, сколько надо. Поверьте, я посчитал, – уверенно сказал Ханин, рассматривая лица собравшихся.
– Нет, – сказал секретарь по безопасности, – я решительно против. Во-первых, многие сбегут с оружием в руках, это как пить дать. И не говорите, что берете все под вашу ответственность. Во-вторых, это далеко. Почему бы вам не пойти вот сюда. Насколько я знаю, другие группы отсюда вывезли ни много ни мало уже девять грузовиков.
– Да, это так, – согласился Ханин. – Назим и Полейщук уже неоднократно бывали в этом городе. Только по вашему приказу, господин секретарь. Вы забываете, что мы не перевозчики, а поисковики. Вы давно бы могли снарядить людей, чтобы они организовали непрерывную перевозку.
– Не каждого можно послать за пределы города, – возразила секретарша. – Тем более вооруженного.
– Отберите тех, кому доверяете.
– Мы непременно так и поступим, – поднял успокаивающе свои пухлые ладони мэр, – но со временем. У нас же есть еще насущные проблемы.
– Большие проблемы, чем накормить двадцатитысячный город? – притворно удивился Ханин.
– Давайте вернемся к вашей экспедиции… – нетерпеливо сказал секретарь. – Я высказался против. А вы, господин мэр?
– Я доверяю вашему мнению, господин секретарь…
…Ханин и Рухлов завалились в коморку старлея и, зло сорвав с себя плащи, засели на кухне. Ханин достал из отдушины бутылку водки и, раскупорив ее, налил по полному стакану себе и Рухлову. Выпили и закусили маринованными огурчиками из спецпайка Ханина.
– Скотины, – сказал Ханин, бросая вилку на стол.
Рухлов, пережевывая, несколько раз кивнул.
– Уроды.
Рухлов опять молча с ним согласился.
– Что делать? – спросил сам у себя старлей.
– Ничего… – ответил Рухлов, наливая в стаканы теперь уже по половине. – Давай еще… не хрен расстраиваться.
Выпили. Закусили. Закурили. Ханин закашлялся, но, победив резь в горле, затянулся еще.
В голове у малокурящего Антона как-то странно быстро зашумело. Тело расслабилось, а мозги, наоборот, вошли в ступор, не желая шевелить ни единой извилиной, кроме тех, которые отвечали за ненависть к мэру и его секретарям.
– А я все равно электричество протащу к себе, – заявил Рухлов, подцепляя вилкой огурец. – Я Алинке обещал. Я сделаю. Хочешь, и тебе соплю кину? Хоть воду можно будет кипятить дома, а не на балконе или во дворе.
– Давай, – пожал плечами Ханин. – Слушай, Антон… Сколько этих уродов терпеть можно?
– Мялова вспоминай при таких мыслях, – ответил, хмыкнув, Антон. – Его на площади перед управой расстреляли. Прямо под окнами мэра. Чтобы тому лучше было видно. Из его бригады только восемь выжило. Восемь из ста сорока. Остальных положили прямо при штурме. И где эти восемь? В штрафниках. Каналы отводные роют. Тоже скоро помрут. Там долго не выживают. На таком пайке никто долго не выживет, даже не работая. А они там как лошади пашут. Поверь, уж я-то их видел, когда карты составлял новых рек и озер.
Ханин молчал. Антон еще схрустел один огурчик и продолжил:
– Ну, что? Ну, не подписали твой поход. Ну и фиг с ним. Ты хоть за город выходишь. Ты себе там ни в чем не отказываешь. А другие? Как им? И ведь терпят.
– И зря…
– А что, под пули им лезть, что ли? – усмехнулся Рухлов.
– Не знаю, Антон… Ничего не знаю… Ты давай домой ползи. Алинка, наверное, совсем измучилась.
Ханин поднялся и достал из-за бесполезного холодильника промасленный бумажный сверток.
– На вот, передай ей… – сказал он, когда Антон уже оделся и обулся. – Тут свечи… Надолго хватит.
– Круто! – сказал Антон. – Заранее от нее спасибо. И конечно, на тебя не ссылаться, если что?
– Ну конечно… Понимаешь же, что контрабанда. Хотя мне уже все равно после тех твоих контакторов, – засмеялся Ханин.
2
Роман вошел к Улему и спросил:
– Звал?
– Да, заходи… Кто там с тобой? – Улем отвлекся от карты на столе и посмотрел за спину Романа в чуть приоткрытую дверь.
– А… Ринат.
– Что он хочет?
– Да, ни фига. Просто сейчас вместе поедем.
Улем подозвал Романа ближе и показал ему на карту:
– Короче… Бери сейчас своего Рината, и дуйте туда… Там Группа Артиста натолкнулась непонятно на кого. Вроде не менты. Держат оборону. Их там, как гонец сказал, человек восемь-десять. Но волки еще те. Наших уже троих положили. Артист до переговоров отошел и окружил их. Но на переговоры просил тебя поехать. Мол, морда у тебя располагающая. Молодая и располагающая.
– Он бы еще сказал «милая»…
Улем заржал и похлопал Романа по плечу:
– Давай, короче, гони туда. Чует Артист, как и я, что ты удачу приносишь… И вот что… Коли это аборигены там, в обороне, то пусть Артист сам решает, что с ними сделать. Ну а коли из нашей братии, то тут уж вынь да положь их мне. Понял?
– Ну, стандартно… – пожал плечами Роман. – Если они не согласны присоединиться, то выясняем главного… с Ринатом его того… а потом убеждаем еще раз. Потом вырежем всех, если не согласны они будут.
– Кажется мне, что там не будет у тебя проблем… – сказал доверяющий своему внутреннему голосу Улем.
– Ну, у тебя нюх… – сказал Роман, нисколько не издеваясь. Вообще, мистическая удача Улема завораживала всех, кто о ней задумывался. А под взглядом этих слегка бешеных глаз теряли волю и очень крепкие мужики. Казалось, Улема окружает вполне осязаемая аура чего-то сверхъестественного. В общем, учитывая это и многие факты, никто не удивлялся особо, что Улем, не зная всей картины целиком, мог давать дельные советы своим помощникам. Нюх, как говорил он сам, был его неотъемлемой частью.
– Да… – согласился Улем. – Он меня еще ни разу не подводил. И не подведет.
Свернув карту, он убрал ее в стол и спросил:
– А у тебя убеждать – это тоже дар? Как везение?
– Нет, Улем… Это не дар. Это так.
– Ну ладно тебе… говори, – лукаво улыбнулся Улем.
– Да я серьезно…
– Ага… – усмехнулся Улем и, похлопав на прощание Романа по плечу, выпроводил того за порог.
За дверью Ринат о чем-то перетирал с охраной Улема.
– Пошли, – коротко сказал Роман, и Ринат, попрощавшись, присоединился к нему.
– Ну? – спросил, садясь в седло своего мотоцикла. – Куда?
Роман, заводя с ключа «Ямаху», ответил, перекрывая взревевший мотор:
– К корешу к твоему! К Артисту!
– Тоже не плохо! – громко ответил Ринат, заводя своего «коня».
– У него там проблемы! – сказал Роман, давая понять товарищу, что не на прогулку едут.
– Решим! – уверенно крикнул Ринат, перекрывая взревевшие моторы.
Оставляя за собой густой сизый след в воздухе, мотоциклы отвалили со двора командира.
В дороге Роман чувствовал себя превосходно. Ветер, рвавший его отросшие волосы, выдувал вместе с дурью и всякие мысли, что так и не оставляли его, несмотря на то, что вот уже три месяца он жил почти как человек. Ринат предусмотрительно держался чуть поодаль. Запомнив с первого раза карту, Роман больше в ней не нуждался. Казалось, его ведет внутренний компас к цели, указанной командиром. Точно так же, говорят, тренировали голубей-наводчиков нацисты во время Второй мировой войны. А может, это и байки, что голубь, проведенный по карте, запоминал схему полета. Но вот Роман запоминал ее точно. До последней детали. Лишь бы карта была точная. Но карты у командира были наиточнейшие. Армейские, с грифом ДСП (для служебного пользования). С промерами глубин рек и высотой возвышенностей. Только сейчас приходилось делать поправку на углубление водоемов и выходы рек.
День выдался хоть и хмурый, но сухой. Это была первая передышка природы за почти что месяц. Было тепло, хотя на мотоцикле все равно пробирало до костей. Благо катить надо было недалеко, всего двести километров. На мотоциклах они проскакивали такие расстояния всего за часа два-два с половиной, если не было заторов. Хотя не должно их быть. Ведь именно по этой дороге прошла поисковая колонна Артура. Обычно поисковики расчищали дорогу хотя бы и для того, чтобы самим проползти и потом вернуться. Дорога была влажная и опасная, но тем не менее поприличнее проселочной, и двое на мотоциклах держали скорость около сотни в час. Они не останавливались, не разговаривали. Даже не потому, что тяжело на мотоцикле разговаривать, а просто потому, что и Ринат, и Ромка относились к людям неразговорчивым. Их поэтому вместе-то и направляли обычно, мало болтают и очень, даже чересчур, много делают. Именно они вдвоем тогда предотвратили убийство Улема одним из новоприбывших паханов. Тогда им пришлось на пару перерезать и всех подручных новенького.
В столовой это было. Улем принимал новых бойцов и хотел с ними поговорить. Однако после довольно непродолжительной беседы один пахан подал сигнал своим, и те, застрелив охрану Улема, уже хотели прикончить и его самого… Но Ринат, вошедший на шум с улицы, начал стрелять сам и отвлек путчистов. Роман тогда был еще в рабах. Работал на кухне, частенько бывал бит. Еще чаще бывал облит объедками. Но в тот момент он не только не растерялся, но и фактически спас Улема. Воткнув одному бандиту в глаз стальную вилку, а другого ударом ножа в шею отправив к праотцам еще быстрее первого, он скатился под стол к прыткому от испуга Улему и потащил его насильно к люку, в погреб. Но, правда, его не дотащил. Улем опомнился и, вытащив пистолет, докончил тех, с кем не разобрались Ринат и Роман.
Потом прибежал еще народ, и Улем смотрелся более чем внушительно, возвышаясь над семью трупами. Ринат, раненный вскользь в плечо, тоже выглядел завидным образом. Только Роман, сидевший на полу в сваленных в суматохе тарелках и бачках, казался жалким и обиженным. Улем, чтобы тот перестал его спасать, просто ткнул Романа в солнечное сплетение. От перехватившей все тело боли Роман пришел в себя. И временное помутнение сменилось ужасом от только что им содеянного. Роман сам не мог поверить, что только что убил двоих ничего ему не сделавших людей. Да еще ради чего?! Спасая того, кто руководит шайкой бандитов, измывающихся над ним. Никакой благодарности от этого уголовника с бешеным взглядом Роман, конечно, не ждал. Он, постанывая, поднялся, отправился на кухню к раковине, чтобы сполоснуть лицо и прийти в себя. Никто его не задерживал. Бандиты громко шумели, увлеченные обсуждением случившегося. Кто-то помогал Ринату перетягивать не слишком чистым полотенцем плечо.
Роман сел на пол возле мойки и тихо заплакал от только что пережитого. Ему искренне было жаль тех, кого он убил. И неважно, что они тоже уголовники. Они же люди…
Правда, уже к вечеру на место успокоившегося Романа пригнали женщину, а его вызвали к Улему в дом.
Туда его гнали пинками и прикладами.
– …Ты теперь тоже убийца, – сказал Улем, вертя в пальцах вытащенную из глаза неудавшегося заговорщика вилку. – И мне нет смысла оставлять тебя рабом. Но кроме этого, за мной должок. Жизнь слишком хороший подарок, чтобы я тебя не отблагодарил. Ты свободен. Можешь идти на все четыре стороны. Но… Тебе теперь с ментами не жить. Да и с обыкновенными… тебе тоже скучно будет. Останься со мной. Мне, кровь из носу, нужны такие, как ты. Ты еще не умеешь предавать, но уже умеешь убивать. Будешь моим личным адъютантом. Да и нравишься ты мне. Ты по возрасту, как мой сын… Где он теперь, шалопай…
Роман молчал, не зная, что ответить. Сказать, что он уйдет? Тогда эта вилка в руках Улема может оказаться теперь в глазу Романа. Вот и не будет больше кредитора. Сказать, что он остается? Остается среди этих?!
Роман посмотрел в глаза Улему. Сначала робко. Потом все больше и больше набираясь наглости в этих глазах. Казалось, что Роман впитывал от Улема какую-то безбашенность. Какую-то злость.
И они поговорили…
От Улема он вышел в другой одежде и первым делом заехал в морду тому уроду, что гнал его сюда. Улем стоя на крыльце, поржал и похвалил Романа. А тот козел, валяясь на земле и утираясь кровью, тоже, вторя Улему, смеялся и мерзко так похрюкивал. Не козел, а свинья.
Вспомнив про свиней, он вспомнил и того подонка, который измывался над ним, как и до этого над Ильей, обещая зарезать, как свинью. В ту ночь, за полночь, они с ним, чтобы никто не видел, напились и скорешились, пообещав забыть старые обиды.
Первую неделю Роману, конечно, хотелось втихаря свалить от тех, кто над ним так глумился, но Улем не дремал. Несколько раз подсовывал ему потаскушек, живших почти вольно на территории лагеря и поселка, несколько раз закрывал глаза на его пьянки. Простил за избитого Романом одного охранника барака. Ну, тот просто не хотел пропускать бывшего раба внутрь. Да, там еще были приключения, но все сошло с рук бывшему курсанту, и вскоре он успокоился. Начал учиться стрелять и метать нож. Каждое утро с небольшим числом тех, кто желал поддерживать форму, бегал. Короче говоря, он нешуточно повзрослел за несколько месяцев. От неуверенности не осталось и следа. Но еще посещали его мысли о том, что все это бред и ему нечего делать среди бывших уголовников и отъявленных бандитов. Что где-то у него мать, сестра и отец, всю его жизнь боявшийся за сына и предостерегавший его от дурных знакомств. Мысли он выветривал на мотоцикле, лично им пригнанном из очередной поездки на вербовку.
Вербовка была основным делом как Романа, так и еще десятка преданных Улему людей. План Улема, ранее не очень понятный Роману, теперь уже обрисовался ему во всех подробностях. Чем больше народу, тем более велик шанс удержать власть в своих руках и не отдать ее государству, когда оно очухается и начнет наводить конституционный порядок на своей территории. Да и когда начнет, его-то первым шагом, конечно, будет не Улем с его братией. Хватало новообразованных Сибирской и Дальневосточной республик. А также горцев и беженцев.
У Улема уже сейчас было более двух тысяч штыков. И полтысячи душ рабов и условно свободных – шлюх, механиков, врачей, поваров, связистов… Три боевых командира решали практически все тактические задачи. А десяток командиров поисковых отрядов решал все проблемы с обеспечением пропитания, оружия и разведки. Один из них, Артист, с прошлых времен приходился корешем Ринату. Именно к нему, нарвавшемуся на отпор в одной из деревушек, так спешили посланники Улема.
Низкое, затянутое тучами небо стало совсем темным, когда Роман увидел перед собой хвост разведколонны. Три грузовика, крытых тентом, под защитой одного джипа с охраной, скрытые нависшими над дорогой деревьями, казались замершей гигантской гусеницей в темноте сумерек.
Роман остановился в сотне шагов и, достав из-за пояса рацию, сделал запрос на частоте приемников разведколонны. Вместо ответа из джипа вылезли одетые в пятнистую форму бойцы и замахали рукой. Осторожно Роман подъехал и, убедившись, что перед ним свои, махнул рукой Ринату.
– С утра их Артист окружил и теперь держит под прицелом. Мы бы, может, и прошли дальше, но дорога, как назло, идет насквозь через эту деревню… – докладывал старший охраны. – Не обойти никак. По полю мы не пройдем. А эти в деревни палят из чего ни попадя. Так что пока мы с ними не разберемся, дальше никак…
– Угу, – сказал Роман, всматриваясь в темные дома недалекой деревни. – А где сам Артист?
– Вон в том доме засел, – показал охранник. – Проводить?
– Обойдемся, – сказал он, запоминая дом. – Наших «коней» сторожите.
– О'кей.
Роман и Ринат спустились с обочины в поле и под прикрытием дорожной насыпи двинулись к деревне не спеша, но в то же время и не медля…
– Да они троих моих положили! Что с ними разговаривать? – возмущался Артист. – Если не этот начальник охранения, я бы давно минометы развернул.
– Зачем снаряды тратить?
– А зачем людей тратить? Ринат, ты-то хоть рассуди! Они троих… Троих! Убили. Да ты бы сам их за это закопал.
Ринат просто пожал плечами, и вместо него ответил Роман:
– Артур, короче, не напрягай нас… Улем сказал, чтобы мы посмотрели… мы посмотрим. Если там менты, аборигены или еще не весть кто, то тебе и карты в руки. Накрывай деревню и иди дальше. Нужен провиант. Скоро нас станет еще больше. А коли там реальные пацаны сидят, то мы постараемся их на нашу сторону перетянуть. Ты же знаешь, что люди нам необходимы не меньше провианта.
– Да на хрен они нужны… – слабо возмутился Артур. – И так за неделю на сотню увеличивается ртов.
– Нужны, – отрезал Роман. – Хочешь поспорить, иди к Улему. С ним и спорь.
– Ну, иди и бери их, – зло выругавшись, сказал Артист. – Только если вас там кильнут, я тут ни при чем. Я предлагал…
Роман с Ринатом вышли. Последний на прощание ухмыльнулся Артисту и поднял в воздух кулак.
…Роман по-пластунски полз вдоль забора, стремясь подкрасться к дому, из которого, по словам Артура, по ним работал снайпер. В то же время в обход, не меньше вжимаясь в землю, полз Ринат. И если задача Романа сводилась к тому, чтобы в нужный момент отвлечь стрелка, то именно Ринат должен был его обезвредить. Перекатившись под забором, Роман очутился во дворике дома, и теперь он должен был ждать, пока Ринат не подаст знак, что он готов. Сжавшись и спрятавшись за кустом сирени, Роман приготовился в любой момент совершить пробежку прямо под окнами, напугав своей близостью снайпера. Или всех, кто был в этом доме и наблюдал из окон.
Рация тихо исторгла: «Давай…»
С низкого старта бросился Роман через весь двор к поленнице, присмотренной им ранее. Несмотря на шум ветра в ушах, он услышал из дома чей-то удивленный возглас. Он уже был за поленницей, когда из окна первого этажа запоздало громыхнуло. Ну, все…
И точно, сразу за этим началась трескотня автомата и хлопки пистолетных выстрелов. Не теряя ни минуты, Роман бросился к окну, даже не опасаясь, что снайпер его заденет. Первым, кого вырубает Ринат, это снайпера. У него с ними какие-то давние счеты. Что-то он вроде рассказывал про деревню, где у него знакомца подстрелили.
Даже нечего было думать влезть в разбитое окно. Мало того что высоко, так еще же наверняка и осколки. Роман добрался до двери, дернул ее и, убедившись, что та закрыта, стал лихорадочно соображать, что же дальше-то делать.
Подумать ему не дали. Из дома напротив раздался выстрел, и тяжелая пуля, пробив фанеру двери рядом с головой Романа, ушла куда-то в дом. Ага, еще один, отметил про себя Роман и скатился в траву дворика. Он в безопасности, в темноте и ползком, обогнул дом и увидел место, откуда в него проник Ринат. К окну была приставлена бочка для дождевой воды. Вскочив на ее края, Роман чуть не соскользнул правой ногой. Соскользни он, и минимум ободрался бы. А может, и причинное место ушиб бы. Но устояв, он забрался на подоконник и скользнул в комнату. В полной темноте он пробрался в коридор, вслушиваясь в звуки возни, доносящейся из комнаты, где должен был быть снайпер.
Ринат зажался в уголке за торшером и, направив на вход пистолет, смог-таки не подстрелить появившегося как привидение, Романа. Мотнув стволом, Ринат указал на лежащие на полу тела. Двое были точно мертвы, один был просто стянут ремнем. Его перепуганные глаза смотрели на Романа и говорили больше, чем тихо мычащий и забитый кляпом рот. Быстро его скрутил Ринат. Что-то очень быстро. И где только научился?
Роман, пригибаясь, чтобы, не дай бог, его не заметили из дома напротив, добрался до связанного и, наклонившись к самому уху, тихо и жестко сказал тому:
– Щас, кляп выну… пикнешь, пику в глаз засуну, ясно, козел?
Он потянул кляп на себя. Это оказалась полоса материи. Она даже не выскочила изо рта, а появлялась из него словно лента фокусника из кармана. Блин, ну Ринат, ну садист… Это как же он столько запихал-то в него?
– Как зовут?
– Женёк я… Не убивайте тока! Я же в ваших не стрелял! Я маленький человек, начальник…
«Начальник», – ухмыльнулся про себя Роман. Свои. Вернее, Улемовы…
– Короче, ты, – как можно весомее, давя связанному на бедро своим коленом, сказал Роман. – Иди сейчас к своим. Кто там у вас старший, и говори ему, мол, честной народ желает говорить, а не биться. Коли захочет он говорить, пусть завтра поутру к этому дому выходит… Один выходит. Я только с одним говорить буду. А то начнете галдеть, шпана подзаборная… А коли не захочет, то к обеду ваши хладные тушки я показательно разложу на асфальте. И тебя лично… Не передашь если, вот он, – Роман показал на Рината, – он тебе правое яйцо отрежет и вместо этой тряпки вставит, чтобы не орал от боли. А коли слышно тебя будет, то и остальные причиндалы запихает. Усек? Отлично.
Роман еще раз взглянул на почти не верящего в свое счастье мужика и отполз к Ринату.
– Я пошел… – сказал он и направился к выходу. – Догоняй…
Когда они вернулись к Артисту, тот откровенно нервничал и пытался отвлечься хотя бы на еду.
– Ну что? – спросил Артур, ковыряя вилкой в банке с подогретой и растопленной тушенкой.
– Нормалек, – ответил Ринат, заполняя магазин новыми патронами. – Завтра поутру посмотрим. Скажи своим, чтобы не стреляли, коли увидят кого. И это… нас завтра, пока не появятся, не будить. О'кей?
– Ну, ладно, – ответил Артур. И, обращаясь к Роману, спросил: – Ну, а кто они все-таки?
Роман, развалившись на койке возле стены, ответил:
– А… Шпана… перезрелая.
Однако утром на окраину вышел старик далеко не шпанового вида…
Он выслушал Романа и ответил:
– Ну, добро… Тока я, молодежь, не главный. Короб у нас главный. Надо мне у него спросить, что он думает.
– Я же сказал, чтобы пришел старший! – зло проговорил Роман. – Или вы хотите, чтобы я сейчас эту деревню разнес?
– Да кто ж в своем уме-то сам пойдет сразу? Он вот меня послал.
– Хорошо… – сказал, щуря глаза, Роман. – Слушай меня, старик. Иди к своему коробу, кубу, параллелепипеду и говори ему следующее. Через час здесь должны стоять все из его кодлы… Иначе… сам понимаешь, старик, я минометами все здесь срою.
Старик ушел, а Роман и Ринат еще потоптались на неожиданно вышедшем из-за туч солнышке и только спустя минут двадцать вернулись к Артуру.
– Погода классная, а из-за этих козлов даже не погреться на солнышке, – ворчал Артист, настраивая прицел своего карабина.
– Да иди ты, грейся, – сказал Ринат, падая на кровать. – Они сейчас там муху боятся подстрелить. Тебя-то уж подавно не тронут. Он как про минометы услышал, так чуть в штаны не наделал, этот дедок, я имею в виду.
– Кстати, а сколько их у тебя? А то я так бодро расписал ему перспективу… – спросил Роман, отхлебывая из кружки свой уже с утра остывший чай.
Делая гордое выражение лица, Артист ответил:
– Один!
Сказать, что Ринат и Роман посмеялись, это не правда. Они замучили Артиста своим ржанием.
– Да я… Да всем… Да всех… Из минометов! – надрывался Роман. – Я… как разверну минометы…
Артист и сам тихонько посмеивался.
Не долго ждали, пока появятся обороняющиеся. Наконец они вышли. Все с оружием.
Появились и бойцы Артура. Они нагло шли к вооруженным людям, нисколько их не боясь. Когда их обыскали и отобрали все, включая бритвы и ножи, к ним вышли Артур и посланцы Улема. Они еще хохотали над артиллерией поискового отряда. Даже встав перед выстроенными защитниками деревни, продолжали улыбаться.
– Ну… кто у вас главный?! – рявкнул Артур.
Квадратного вида мужичок вышел к Артуру и, косясь на старика, сказал:
– Ну, это… типа, я буду…
Улыбка сошла с лица Артура. Он выкинул вперед руку с чем-то блеснувшим, и, заливая рубаху кровью, мужичок повалился к ногам командира.
– Нет, не будешь… – заявил опять, улыбнувшись, Артур. Обратившись к замершим в молчании остальным семерым, он рявкнул: – Теперь я у вас главный! Ясно?! Я и Улем! Ясно, я вас спрашиваю…
Ответил старик:
– Конечно, начальник! Как скажешь, начальник.
Оглядев стоящих, Артур сказал:
– В обоз их! Всех. Я потом с ними поговорю… И всех, кого в деревне найдете, тоже в обоз. Баб молодых особенно…
Больше не обращая на плененных никакого внимания, оставив без погребения тело Короба, Артур, Ринат и Роман ушли в дом. По дороге Роман сказал издевательски:
– Минометы, блин… – И, не сдержавшись, Артур и Ринат снова грохнули смехом.
…Старику, как и остальным, связали руки, но спереди. Повязав, их погнали прикладами в сторону далеких машин. По дороге впередиидущий все пытался разжалобить конвоиров, чтобы те ослабили веревки. Старик, устав слушать нытье, сказал тихо, но жестко:
– Заткнулся бы ты, Кондрат…
3
Алексей потер уставшие ладони и, посмотрев на надзирателя, тихонько выругался. Услышавший его ругань милиционер высказался насчет того, что парень, наверное, реально хочет сократить свое пребывание на этом свете. Алексей снова взялся за лопату, вогнал ее в жидкую глину под ногами. С напряжением подняв жижу, он перекинул ее в тележку и ударил в землю снова. Ему представлялось, что он вгрызается лопатой в тело охранника. Уже месяц он медленно умирал вместе со своими товарищами в этой траншее. А она как будто и не увеличивалась. Нет, в прошлом месяце они еще возле вон того дерева были. Алексей посмотрел на дерево и стоящего под ним еще одного охранника. Далеко все-таки прошли, даже для такой толпы заключенных, работающих исключительно лопатами.
Алексей, откровенно игнорируя охранника, осмотрелся. Все восемь осужденных за попытку вооруженного захвата власти держались вместе, и, наверное, это было хорошо. Алексей искренне радовался тому, что рядом с ним Петька и Стас. То, что Аркадий Викторович с ними, тоже было хорошо. А вот то, что Самсон тут, это не хорошо, но да фиг с ним… Именно Самсон подозревался в том, что сболтнул лишнего и не тому. Нет, конечно, специально он предать не мог, но проболтался, и почти все погибли. Остались только вот они, восемь… Остальных Алексей знал плохо. Они были из другого отряда. Кажется, именно они и должны были захватить мэра. Но захватили их. Хотя, что там… Что вспоминать… Что жаловаться… Им даровали жизнь, отправив рыть обводные каналы вокруг города и укреплять их. Наверное, лучше бы сразу расстреляли. Их отправили без срока. Ну да это ничего. Все умрем, и не важно когда. Вчера умерла вот Эльвирка. Нет, она не была подпольщицей и попала сюда за проституцию. Но девчонка была классная. Простудилась, работая в воде. Простудилась, и спустя три дня отек легких. А ведь ей всего пять месяцев дали… Хотя тут бы месяц на таком пайке прожить. Долго тут не живут. Поэтому и сроки маленькие дают. Работаешь в воде. Спишь в чистом поле за колючкой. Сбились в кучу и спим. Только так ночью еще тепло. Наверное, если бы кормили лучше, то и не холодно было бы. А так… Жалко Эльвиру. Маленькая ведь была. Всего восемнадцать или девятнадцать. Алексей вспомнил, как она в пропитанной глиной джинсе ворочала лопатой и катала по жиже невыносимо тяжелые тачки. Как она падала и вставала. Вставала и если видела, что кто-то на нее смотрит, то просто улыбалась тому. Кажется, у нее братишка мелкий в городе остался. Теперь он точно к шпане прибьется, а потом и в бандиты пойдет. И наверное, правильно делать будет, если господина мэра обувать начнет. Только вот обувать он, скорее всего, будет простых… До мэра и его секретарей, как до звезд, невидимых из-за облаков. И он тоже сюда попадет… И тоже, скорее всего, погибнет…
Эх, самому бы выжить.
– Ты что там возишься?! Копай резвее! – Это тот самый охранник. Ишь, за автомат хватается. Да по фигу на него.
«Как же ту девчонку звали в Питере? Нет, не помню, – отвлекался мыслями о прошлом Алексей. – Вот кого я, наверное, зря забыл. М-да. А ведь остались бы вместе, наверное, она бы и оттаяла. Может, и я бы здесь не оказался».
– …Ты что, не слышишь, баран!
«Да пошел он. Как же ее звали? Блин, а ведь красивая была».
– Да я тебя… – вскрикнул мент и спрыгнул в бурую жижу рядом с Алексеем.
Лопата взлетела и, описав полноценный круг, обрушилась на голову мента. Но не расколола ее, а лишь, скользнув по ней, вошла в плечо и, пропоров и одежду, и кожу, проломала ключицу. Алексей, как во сне, ничего не понимая и ни о чем не думая, резко дернул лопату на себя, и охранник, дико визжащий и дергающий курок поставленного на предохранитель автомата, повалился в грязь под ноги Алексея. Лопата совершила еще один круг и перебила шейные позвонки у барахтающегося в жиже милиционера.
Застрекотал автомат охранника, стоящего у далекого дерева. Фонтанчики грязи с шлепаньем запрыгали рядом с Алексеем. Стас упал. Упал и Петр. Красная краска уже подкрашивала бурый цвет жижи под ногами в еще более грязный и противный. А Алексей стоял с лопатой в руках, застрявшей в шее мертвого охранника. Наконец, когда упал на спину и Самсон, прошитый тремя пулями, Алексей нагнулся и потянул за ремень автомат, которым еще недавно ему угрожали. Медленно. Как все медленно… А быстрее не получается. Вот автомат в руках. Рычажок, как учил Мялов, на автоматическую стрельбу. Приклад в плечо.
Ствол задрало вверх, и ни одна пуля так и не задела стреляющего в него охранника. Да и не нужно это было. Из траншеи выкатился вал человеческого прилива и, накатив на охранника, накрыл его. Кажется, подобное происходило по всему фронту работ.
Никто никогда не считал штрафников, даже они сами себя с определенного момента не считали, но зато доподлинно известно, что сорок пять охранников были буквально изрублены лопатами. Спаслись только трое. Они успели добраться до города и сообщить о том, что заключенные подняли бунт.
Из гаражей мэра вырвались три «Урала» с тремя взводами милиции и с надрывным ревом помчались по свободным улицам к окраине. Когда они прибыли на место, там находились только те, кто никуда не хотел сбегать и, собственно, в расправе не участвовал. Только треть из них не была на месте расстреляна в горячке. Их загнали в загон и, оставив охрану, бросились в погоню за беглецами.
До самой ночи шла охота на заключенных. А наутро послали тех, кто не сбежал, собирать под конвоем трупы. Похоронили найденных быстро сами заключенные. Благо опыт по рытью канав они приобрели неплохой…
Подвал был не менее сырым, чем траншея. Алексей, голодный и промерзший, сидел, нахохлившись и завернувшись в тряпки, оставшиеся от бомжей из прошлой жизни, пытался согреться. Ночь позволила ему пробраться в город и не нарваться на патрули, по случаю бунта разъезжавшие до утра. К обеду голод стал невыносим. Адская боль резала желудок и заставляла корчиться, тяжело с перерывами дышать. Он не помнил, как смог подняться и выползти из подвала. Спотыкаясь и теряя намотанные на него тряпки, он проковылял почти квартал, не привлекая к себе внимание только слепых. Он почти дополз до пункта отоваривания карточек и там поник на асфальт безвольной плюшевой игрушкой.
С трудом перевернувшись на спину, он посмотрел в небо и начал молиться. Вместе с уносящейся к небу молитвой уходила и боль, и жизнь…
Кругозор превратился в маленькое пятнышко на темном фоне. Но оно вдруг резко тоже исчезло, и голос небес спросил:
– Дантес?
Приходил в себя Алексей тяжело. Он просыпался, когда его кормили, пил жижу и тут же, выблевывая ее, отрубался. Но снова его вырывали из небытия и, напоив, укладывали. Несколько раз его атрофировавшийся желудок удержал-таки влитое в него, и это дало толчок на поправку.
Однажды он проснулся и понял, что уже не уснет. Рядом никого не было, только из другой комнаты раздавался шум – глухое позвякивание и плеск.
Алексей оглядел комнату и удивился ее чистоте и нарядности. Занавески, растянутые по углам, открывали чистое окно с множеством цветов на подоконнике. На полу ковер, такой, как у него висел на стене в комнате. Там… в прошлой жизни… в Питере. Стенка была тоже словно из мебельного салона в его родном городе. Точно такую он видел когда-то. Непонятно, до чего могли довести его такие воспоминания, если бы он не закашлялся. Плеск где-то в квартире стих, словно прислушивались именно к его харкающим судорогам. Он успокоился, и вскоре плеск и позвякивание возобновились. Напрягая непослушные мышцы, Алексей сначала приподнялся на локте, а потом и сел, свесив ноги на нагретый солнцем ковер. Он смог подняться и, придерживаясь за мебель и стены, дошел до выхода из комнаты. Вышел в коридор и пошел на чуть слышимый из-за стука крови в висках шум. Попал он в кухню.
Она сидела перед ведром с парящей водой и перемывала в нем посуду. Споласкивая в другом ведре, ставила чистые тарелки и кружки на стол, а приборы – в большую вазу, для этого и предназначенную. Она сразу заметила его, но только улыбнулась, не прекращая мыть посуду.
– Оденься, – сказала она, ставя очередную тарелку в стопку. – Ты еще болеешь. Нечего стынуть.
Алексей стоял в одних плавках, причем совершенно теперь осознавший, что плавки не его.
– Там на стуле твоя одежда. И еще то, что Ханин тебе передал.
Продравшись сквозь очередной кашель, Алексей спросил:
– Ханин?
Она кивнула и пояснила:
– Друг. Мой и Антона.
– Антон? – не понимал Алексей.
– Мой близкий друг. Очень близкий… – пояснила она, опять улыбнувшись. – Иди оденься. Потом я тебе помогу выйти на улицу. Тебе надо ходить. А сегодня тепло.
Он непростительно долго одевался, запутавшись в вещах, не помня, где его, а где «новое». В конце концов он натянул свои джинсы, застиранную теплую тельняшку, а поверх рубашку из хлопка. Босой, он снова появился в кухне, и Алина, одобрив, пошла на балкон и принесла ему носки.
Вскоре они уже сидели на скамейке возле подъезда. В шагах пяти от них горел костер, на котором грела воду какая-то девочка лет десяти. Рядом с ней крутилась мелкая черная собачонка, забавно виляя хвостиком и все норовя попасть под ноги девочке.
Алексею было стыдно перед сидящей так близко к нему девушкой. Она его второй раз спасает, а он даже ее имени не помнит. Откинувшись на спинку, она смотрела на него, а он, согнувшись, страдая от своих мыслей и держа в руках железную кружку с бледным чаем без сахара, которым его угостила девочка, глядел на асфальт весь в трещинках, словно кожа старика. Он не знал, с чего начать разговор. Ну не спрашивать же ее, как зовут. Невольно горько улыбнувшись, он наконец спросил:
– Давно я у тебя?
– С того дня, как ты сбежал, – с мягкой улыбкой ответила она.
Алексей вздрогнул. Она и это знала. А если не только она?
Читать бесплатно другие книги:
