Мы – силы Еловенко Вадим

Виктор, не смотря на Саню, обозвал того и сказал:

– Ты слепой. Мы даже в городе, когда грузили железо для лагеря, видели, сколько хавки еще осталось в нем.

– Не… – сказал Саня. – Мародерствовать не по мне.

– По тебе как раз в загоне жить, – сказал Павленко, снова поднимаясь и разглядывая суету на берегу. – Ну и оставайся. Нам просто охрененно повезло, что в лагере не вспыхнула эпидемия или еще что… При такой скученности никто бы не вырвался, не заразившись. А в лагерь, что нас везут… он наверняка крупнее нашего… Кто его знает, что там будет.

– Ничего там такого не будет, – уверенно сказал Саня. – Там и лекарства, и медики получше наших коновалов.

Не комментируя слов Сани, Павленко сел снова на палубу и стал вглядываться в работающих полуголых матросов.

Александр оказался прав. Конвой поднялся на борт судна самым последним. Но конвоем его можно было назвать условно. Всего четыре человека при оружии и, кажется, безоружный офицер. И это на больше чем двести человек на одной барже.

Заняв места на трапах, ведущих к мостику, и пропуская только членов экипажа, конвой держал автоматы, готовые к стрельбе. Судя по их лицам, они были не в восторге, что их так мало, но вполне верили, что справятся с любой попыткой бунта.

Через какое-то время палуба под эвакуируемыми загудела, завибрировала и словно качнулась. Самоходная баржа начинала отход от берега. С черепашьей скоростью она выполнила маневр разворота и, набирая ход, пошла прочь, оставляя за кормой дымный от костров берег. Через некоторое время следующая баржа повторила маневр и последовала за первой. Скоро весь караван в кильватерном строю следовал к неизвестной пассажирам цели.

В течение часа ничего особенного не происходило. У всех без исключения поднялось настроение. Солнце и мелкая сияющая волна делали свое дело по вливанию в души надежды на лучшее. Но спустя час произошло событие, чуть не положившее конец путешествию к новому месту содержания.

На следующем за баржей с нашими героями судне раздалась стрельба. Молниеносный ропот пронесся по кораблю, и Павленко невольно подхватил его, вскочив и спросив: «Что это там?» Стрельба усилилась, и уже не один, а два… три автомата короткими очередями наполняли воздух стрекотней. Но они странно быстро смолкли. А каких-либо других звуков с идущего следом корабля из-за шума мотора и плеска волн о борт расслышать было нельзя. Но когда корабль стал менять курс, показывая наблюдателям вместо кормы и носа свой борт, сомнений не осталось. Новый шумок пронесся по барже, и, даже не напрягая слух, Саня разобрал слова «мятеж», «бунт», «захват».

Конвоиры, которые мгновенно на себя примерили возможность мятежа, сняли автоматы с предохранителей и навели стволы на собравшихся на верхней палубе людей.

– Всем сесть на палубу! – скомандовал вышедший с закрытого мостика командир конвоя. – Повторять не буду. Кто не сядет, будет расстрелян, как за попытку спровоцировать бунт.

Те, кто стоял, немедленно сели и не отрывали глаз от автоматчиков, которые в свою очередь напряженно рассматривали подконвойных.

Офицер скрылся на мостике, и Павленко тихо сквозь зубы процедил в его адрес ругательство.

Александр нахмурил лоб и о чем-то сильно задумался. Посмотрев на друга, Виктор сказал:

– Лоб не морщи. Все равно ничего неизвестно, что там произошло.

– Что ты докопался до меня? – выругался Саня. Чуть помедлив, он сказал: – Они же там стреляли. Наверняка убили кого-то.

– Угу. Убили, – согласно кивнул Виктор. – Сейчас везде убивают. Это только ты не слышишь и не видишь. Вон, сорок тел закопали на твоих глазах и забыли о них. А ты о какой-то там стрельбе думаешь. Ну, порешили сколько-то там охранения. При захвате десятка два погибло людей. И все. Зато они теперь свободны. Вон, на север идут. Думают, что там лучше.

– Но зачем?! – изумился Саня.

– Да потому что им надоело быть зэками! Они ни в чем не виновны. И когда их незаконно лишают возможности передвижения…

– Почему незаконно? Есть же правительство… Оно же постановило.

Покачивая головой, Виктор сказал:

– Ты какой-то не от мира сего. Кто и какое право дал этому правительству сажать меня за решетку… за колючку? Наводить на меня автоматы? Они идут лесом, это правительство, после таких вещей.

– Но ты представляешь, что будет, если вообще не контролировать такие вот толпы… Они же вооружаться… грабить начнут.

Чуть снова не обозвав друга, Виктор вдруг успокоился и спросил:

– Вот тебя выпустить на свободу сейчас… ты что… грабить пойдешь?

– Ну, я нет…

– Так чего ты тогда умничаешь?

Они отвернулись друг от друга, и Павленко закурил.

Через довольно большое время, за которое многие успели поспать, пригревшись на солнышке, сидящие на носу стали подниматься, всматриваясь вдаль. Их охрана не одергивала, сама тоже вглядываясь вперед по курсу корабля.

– Берег, – толкнул локтем Александра Виктор. – Скоро мы сойдем, и, вот увидишь, в какой гадюшник нас поселят.

Хмуро поднявшись, друзья всматривались в уже близкую береговую линию.

– Мы вроде все время на запад шли, – сказал Виктор. – Лодейнопольский район, значит. И куда нас тут? Такая глушь, я тебе скажу…

Александр рассматривал берег и думал, что, может, Виктор и прав. И насчет большого лагеря и его опасностей, и насчет того, что их, не виновных ни в чем, как скот перевозят в место следующего содержания. Из одного коровника в другой. Хорошо, что не на скотобойню.

Вскоре ему пришлось полностью признать правоту друга… да только вот сделать уже ничего было нельзя.

6

Интересный вопрос задал Павленко своему приятелю: «Ты пойдешь грабить?» Я могу задать по-другому вопрос: «Ты готов еще и убивать, чтобы выжить самому?» И как банально и просто прозвучал ответ Александра: «Я нет».

Как много людей, до этого думавших, что они не способны на преступление, что они выше низменных вещей, пришли к выводу, что они ничем не лучше тех… других… что шли на все, чтобы выжить в новых для них условиях.

Молодая мать из небольшого карельского села, полностью погрузившегося в воду, просидела неделю на чердаке своего дома. Своего грудного сына она пыталась кормить и скисшим коровьим молоком, от чего малыша постоянно рвало, и твердой пищей, которую он с криками выталкивал изо рта. У самой у нее на почве нервных переживаний уже несколько недель как пропало молоко, и подставляла она свою грудь жадному ротику, только когда становилось невмоготу от крика. Ребенок, давая матери пару минут передышки, снова начинал разочарованно кричать, не получая ни капли.

Сама мама тоже впроголодь существовала в полумраке чердака. Из пищи у нее были только сухари, запас дождевой воды в ведрах да засоленные в прошлом году огурцы с помидорами. Несколько банок, которые она успела спасти от прибывающей воды.

Оставшись одна, ее родители уехали за помощью на юг, да так и не смогли вернуться, а мужа у нее никогда и не было, девушка совершенно не знала, как ей выжить. Много страшных мыслей приходило ей на душном чердаке, наполненным хрипом кричащего младенца. Я не берусь говорить о ее рассудке, когда одной ночью крики младенца стали приглушенными, а вскоре и вовсе затихли.

Следующим утром молодая женщина спустилась с крыши в воду и поплыла, держась за пустое ведро, что плавало тут же во дворике. Пробыв в воде почти два часа, она выбралась, не чувствуя ни ног, ни рук, на пологий холм, еще не залитый водой, и без сил провалилась в беспамятство. Придя в себя, она долго терла глаза грязными руками, и, как следствие, уже к вечеру веки у нее распухли и из уголков глаз стал сочиться гной вперемешку с непрерывно идущими слезами. Почти ничего не видя, она кружила по небольшому островку, не зная, как избавиться от страшной головной боли и жжения в глазах. Непрерывно плача и постанывая, она несколько раз спускалась к воде, чтобы промыть раскаленные веки, приносящие адскую боль с каждым морганием.

К утру, после сна на земле, она уже кашляла тяжелым грудным кашлем и осознала, что заболела. Но мысли о болезни меньше всего идут в голову, когда все место там занимает голод. К вечеру девушка внезапно потеряла сознание от жара и еще спустя сутки умерла, так и не придя в себя.

Наверное, сидя на чердаке, она протянула бы дольше. Намного ли?..

Пожилой человек в одиночку брел по дорогам Псковщины. От поселка к поселку он передвигался без особых приключений. Но, на свою беду, на подходе к довольно большому городку встретился с командой подростков одного из детских домов, каким-то образом позабытого при эвакуации. Воспитатели давно покинули местность, предоставив детишкам выживать самим. Собственно, дети не особо расстроились. Превратив свой дом в своеобразную коммуну, где старшие мальчики добывали провизию, а старшие девочки выполняли роль воспитателей, они неплохо жили. Вот только в практику мальчишек вошел грабеж проходящих мимо их «разбойничьего логова» беженцев. Они не сильно распространялись об этом в детском доме. Это были их «взрослые игры», и девчонкам и мелюзге о них знать не надо было.

И конечно, повстречав на дороге одинокого пожилого человека, «шайка» направилась к нему, рассчитывая позабавиться и поживиться. Это был роковой день для всех.

Приблизившись и окружив тяжело дышащего мужчину, дети потребовали, чтобы он выворачивал карманы. Чтобы старик, как они его называли, поторапливался, его под общий хохот несколько раз пнули пониже спины.

Мужчина, у которого внуки были такого же возраста, попытался урезонить молодых людей. Видя, что старик не спешит и еще чересчур много разговаривает, один из бойких ребятишек подскочил и ударил ногой в голову. Все одобрительно загудели. Еще бы… какая растяжка. Какой красивый удар. А старик, лежа на пыльной дороге в своем старом темно-сером костюме, схватившись за голову, что-то еще говорил. Его стали избивать ногами, не давая тому даже шанса на спасение. Особенно детям нравилось бить по голове беззащитного человека.

В пыли и грязи мужчина уже почти не мог двигаться, когда мальчики отошли от него на несколько шагов, удовлетворенно осматривая свою работу. Минутной передышки хватило пришедшему в себя мужчине, чтобы чуть шевельнуться и потянуться к внутреннему карману пиджака.

Заметившие это движение подростки улыбались, думая, что старик решил выложить что-то ценное на дорогу.

Но старик, не поднимаясь, нашел, что искал, и удовлетворенно выдохнул, страдая от боли от поломанных старых ребер. Чуть повернув голову, он со странной горькой улыбкой посмотрел на довольно улыбающихся мальчиков.

Раздался выстрел, и сразу за ним вскрик боли. Пуля, пройдя сквозь ткань пиджака, впилась в живот ловкого прыгуна.

Еще один выстрел. Мальчик, что казался младше всех в этой группе, осел на землю, держась руками за пробитую грудь.

Бросившиеся бежать от старика дети надеялись на спасение за насыпью дороги. Но старик метко посылал пули в мальчишеские спины. Он не думал о «красивости» попаданий, он делал так, как его учили сорок пять лет назад. Стрелял, лишь бы попасть. По торсу.

Спасшаяся пара мальчуганов прибежала в свой «недетский» дом и, задыхаясь, рассказала девочкам, что произошло на дороге. Когда девушки пришли осмотреть место происшествия и помочь раненым, они нашли мертвого старика, захлебнувшегося собственной кровью, троих убитых и двоих тяжело раненных мальчиков.

Наверное, только с этого момента, побледневшие, они почувствовали себя такими беззащитными и нуждающимися в опеке взрослых.

Когда спустя пару дней тяжело раненные мальчики умерли без должной помощи на глазах у всего детского дома, девочки приняли решение уходить на восток в поисках людей и защиты…

А в это время отрезанные от людей жители затопленного северного поселка, уже съев даже собак, учились быть каннибалами. Самое странное, что пример есть погибших сородичей подала преподавательница поселковой школы. Именно она первой на костре пожарила и попробовала мясо своего умершего от простуды мужа. Противно? А выхода не было. Надо было кормить двоих заболевших детей. Мальчик и девочка никогда не узнают, откуда появилось в доме мясо. Их мама скоро погибла при обвале подмытого дома. Сами они спаслись и нашли приют в соседнем доме, до которого их мать никогда бы не подумала плыть в ледяной воде. На чердаке детьми были обнаружены ПЯТЬ МЕШКОВ засоленной рыбы. На ней они протянули очень долго, несколько месяцев. Вплоть до случайного их спасения военным катером. Никогда в жизни они больше не ели соленой рыбы…

Гибли люди, и не только прижатые в угол обстоятельствами.

В Псковской области двое подростков, покинув незатопленную деревню, где оставались их родители, направились к новому руслу Великой и пустились в плавание на самодельном плоту. Они казались себе разве что не первооткрывателями Америки.

В этот раз они довольно далеко спустились по течению, помогая себе длинными шестами. Причалив у незнакомой полузатопленной деревни, они сошли на берег, объявив его островом Ямайка, и пошли осматривать новую для себя территорию. На их беду они попались на глаза стае одичавших собак. Почти без рыка и лая стая бросилась на мальчиков. Клыки вгрызались, не разбирая, где кости, а где мясо. Зубы голодной стаи срывали кожу с черепов. В шоковом состоянии один из мальчиков смог забраться на невысокое деревце, откуда наблюдал, как стая дорывает остатки его друга. Сам он скончался от потери крови спустя всего час. Но его тело так и не свалилось к жадно ожидающей своре собак. Даже мертвый, мальчик не ослабил хватки, которой вцепился в это дерево, надеясь спастись…

В Абхазии в Гагрском районе пожилой абхаз, наблюдавший за затопленным курортным городом со смотровой площадки на склоне горы, вспоминал, каким красивым был раньше город в летние дни. Пестрые от наплыва туристов Гагры были его родным городом. Он только ненадолго покидал их, когда Грузия оккупировала прибрежный город. С оружием в руках он вернулся, чтобы выбить захватчиков. А вот нового оккупанта даже с танками не выпрешь. Ласковое Черное море, из нежно-голубого превратившееся серо-буро-зеленое, пришло надолго. Забавным было почти месяц наблюдать за крышей городского рынка, которая превратилась в перевалочную базу спасателей… Лестницы, спускавшиеся к воде, были, как оказалось, значительно прочнее самой крыши. Вчера она проломилась, утопив под своими обломками нескольких спасателей.

Непрерывно идущие холодные дожди мешали обзору, почти закрывая некоторые из стоящих особняком высоток. Но глаза у пожилого человека были хорошими, и он видел, что в девятиэтажках еще кто-то живет, несмотря ни на какие опасности обвала. То там, то там он замечал отблески света от свечей и фонариков.

Внезапно тяжелый гул сотряс гору и передался крепким ногам мужчины. Он повернулся и замер, видя, как, все набирая скорость, ломая деревья и кустарники, на него несется поток воды, камней и грязи.

Когда поток сошел, то ни мужчины, ни смотровой площадки больше не осталось на прекрасном когда-то склоне нависающей над Гаграми горы. Издалека место схода выглядело как серо-грязный язык, спустившийся к самой воде через густо стоящие дворики и дома. Вот уж и правда – языком слизано…

А в Приморском крае в это же время в пограничной зоне шел бой. Всего в нем участвовало чуть больше трех тысяч человек. Многие бы удивились, узнав, что ни на одной стороне не участвовали штатные вооруженные силы. Бой шел между ополченцами нескольких курортных деревушек возле Находки против… своих же селян. За власть в этих самых деревушках. За независимость от кого-либо. И это учитывая то, что почти весь Дальний Восток, за исключением Камчатки, объявил о своей независимости от России. Как давно известно, процесс дробления, если начался, очень сложно остановить. Вот и этот бой завершился только после того, как по участку столкновения пограничниками был открыт огонь из приданных им установок «Град». Количество погибших после такого ужаса осталось неизвестным.

После такой грандиозной своей единовременностью социальной драмы как-то незаметными становятся не тысячи, не десятки тысяч, а сотни тысяч погибших в одиночку или семьями. Сгоревшие в своих домах от упавших свечей. Ведь энергетический кризис ударил даже по тем областям, куда даже беженцы не дошли. Как-то перестали обращать внимание на участившиеся ночные набеги на одиноко стоящие дома. Только люди стали много осторожнее и недоверчивее к соседям. Сегодня он улыбается, а завтра ночью придет с топором, чтобы вырубить твою семью за пару лишних банок тушенки. В условиях погибшего сельского хозяйства голод и недопоставки продуктов очень быстро привели к упадку даже ОЧЕНЬ благополучные Краснодарский и Ставропольские края. По всем окраинам поднималась извечная головная боль Российской Империи – национальные бунты. Ингушетия, Чечня… Казачьи вольные сотни… Украина тоже хлебнула с черными отрядами крымских татар. Всем вошло… И не только у нас.

Правительство, которое никак не могло оправиться от шока, меняло премьеров, меняло министров. А толку-то… Один за другим они приходили и требовали ужесточения борьбы с бандами и мятежниками. Президент, который тоже себя неуютно чувствовал в условиях массового недовольства, объявлял своими указами амнистии тем, кто складывает оружие, приобретенное во время смуты. Народ, прильнувший к приемникам, а в некоторых счастливых местностях к телевизорам, только сочинял новые анекдоты, поглаживая свои законные и незаконные винтовки, карабины, автоматы… Некоторые поглаживали минометы, ПТУРСы и другую забавную смертельную технику.

В больших городах, наводненных беженцами, никто уже особо не обращал внимания на ночную стрельбу. И довольно спокойно воспринимали новости о ночных ограблениях соседей или магазинов. Так как грабителями частенько выступали милиционеры, единственные законные в это время обладатели оружия, то жаловаться на грабежи тоже особо никто не спешил. Жалобщиков грабили принципиально по два-три раза, с различными для них последствиями.

А что армия? О! Это отдельная песня. Командир спецобъекта номер, не скажу какой, в порыве заботы о близких покинул своих подчиненных, оставив заботу о них своему заместителю. Заместитель спустя сутки скрылся со своим помощником в неизвестном направлении. Солдаты, которым, как говорится, не надо было больше всех, разбрелись кто куда, оставив объект без какой-либо охраны. Две отсоединенные ядерные боеголовки остались в полном недоумении, как это так их оставили одних. Я бы на их месте подорвался из принципа.

Армия вообще проявила в дни кризиса как чудеса героизма, так и откровенный идиотизм. Саперные роты наводили мосты, а командиры других саперов взрывали переправы, чтобы направить поток беженцев в указанные для них районы. Одни пограничники впускали на свою территорию беженцев из Прибалтийских республик, а другие открывали огонь из орудий по дорогам, наполненным пострадавшими от потопов. Одни пограничники организовывали коридоры для выхода наших граждан в Финляндию, а потом их целыми взводами расстреливали за нарушение приказа, номера которого даже обвинители не всегда помнили, столько приказов выходило в последнее время. Летчики военной авиации, без сомнения, герои, сажали тяжелые самолеты на разбитые полосы, чтобы накормить население отрезанных районов, а другие герои… награжденные орденами и медалями, «мочили в сортире» восставшие деревни, не заботясь о том, сколько там мирных жителей, а сколько скотов, пришедших на штыках к власти. Одни командиры частей организованно выводили своих людей в новые пункты дислокации, а другие исчезали вместе с подразделениями в неизвестном направлении. Их, конечно, потом «находили… во главе небольших райончиков, которые они объявляли «своими» и доили их, как могли, ни в чем себе не отказывая.

В ситуации, когда хаос овладевал миром, разрушая старый порядок, медленно и, как положено, с болью нарождался Новый. Даже можно сказать, Новые… порядки. Их было так много, и все они были таким отличными друг от друга, что ни один социолог не смог бы пересчитать и классифицировать их все. Тысячи подвидов коммун. Сотни полувоенных обществ. Десятки ТАКИХ демократий, что греки, придумавшие это слово, в могилах переворачивались.

Ну и конечно, каждый в разрушенном мире знал, как сделать так, чтобы всем было хорошо…

Кондрово, зима-весна 2003 г.

Книга вторая

…Есть миры, где живут лучше, есть, где живут хуже, но поверь, нигде не живут глупее…

А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Обитаемый остров

– Я не готов к таким делам…

– А куда деваться-то?

Из диалога Рухлова и командира Ханина

И, невзирая на болезнь, поднялся с ложа и увидел…

Часть первая

1

Рухлов не мог просто так войти. Он просто обязан был с порога озадачить.

– Ты знаешь, что ты – гений?! – воскликнул Антон, вламываясь в коморку Ханина.

– Определенно и давно… – отозвался Ханин, не отвлекаясь, впрочем, от своих занятий. Перед ним была разложена карта района с линиями и графиками предполагаемых маршрутов.

– Нет! – заявил Антон, падая на кровать Ханина. – Ты даже не понимаешь почему!

– Просто потому, что я именно такой, – так же спокойно сказал Ханин и, отложив карандаш, посмотрел-таки на взволнованного Рухлова. – Ну, говори… что нового.

– Заработала!

– Да ну… – недоверчиво нахмурился Ханин.

– Да я серьезно… – сказал Рухлов, сделав витиеватый жест рукой в воздухе.

– И?..

– Да будет свет! – воскликнул довольный Антон.

– Когда? – коротко спросил Ханин.

– Уже проверяют проводку ближайших кварталов.

– А куда запитали?

– Подстанция под высоковольткой. Там твой Серов что-то перемаклачил, – сказал Рухлов, садясь и потирая царапину на руке.

– Мэру доложили? – спросил Ханин, наблюдая за соседом и приятелем.

– А… Ну его… – раздраженно сказал Антон. – Козел он редкий…

– Ну, это-то конечно. Но в электричестве он заинтересован больше всех. Надо бы ему сказать.

– Вот сам и иди, – буркнул Антон.

– А я-то тут при чем? Я, что ли, турбины таскал? Я плотину восстанавливал? Нет. Я даже у вас там не появлялся.

– Но идея-то твоя! – улыбаясь, сказал Рухлов.

– Ну и что! – воскликнул, усмехаясь, Ханин. – Если ты забыл, мы тогда с тобой изрядно нализавшиеся были. Я в этом состоянии и не такое толкну.

– Да прекрати ты, – отмахнувшись, сказал Рухлов. – Если бы не твои ребята, я бы это месяцев восемь мастерил.

– Они такие же мои, как и твои. Нас уже месяца три как расформировали по его, кстати, приказу. А отряд по своей воле у тебя пашет.

– Интересно, а зачем он вас тогда разогнал? – в который раз риторически спрашивал Антон.

– Не о том спрашиваешь… – перелистывая карты, сказал Ханин.

– Да брось ты… – вытягивал ответ Рухлов.

– Успокойся. Или хочешь за Мяловым последовать? – жестко спросил Ханин.

– Нет, не хочу, – поднял руки в жесте капитуляции Антон.

– Так и молчи.

– Ты же меня не сдашь?! – шутливо-напуганно спросил Рухлов.

Ханин серьезно ответил:

– Я – нет, но другие точно сдадут. Сейчас за премиальную пайку мать сдадут, – все таким же жестким голосом сказал Ханин.

– Ну, не все.

– Да, не все… – согласился Ханин, приглядываясь к карте и беря в руки карандаш, но тут же отбросив его, ткнул пальцем в карту и сказал: – Смотри, я сердцем чую, что тут есть чем поживиться.

Рухлов склонился над картой и, прочитав название городка, сказал с сомнением:

– А по-моему, ты просто оттуда лишние рты притащишь. Его наверняка уже объели как липку.

– Вряд ли, – уверенно сказал Ханин. – Направления эвакуации проходили вот здесь, здесь, здесь и здесь. Его ни одно даже близко не затрагивает.

– Ну, так в чем дело? Бери пехоту – и вперед, – отходя от стола, сказал Рухлов. Дела поисковиков его волновали постольку-поскольку…

– Так это ж к мэру надо за разрешением, – сказал Ханин, разглядывая соседа. – Это больше чем двести кэмэ. Туда экспедиция нужна. И не десять человек, а как минимум взвод. Да и транспорт нужен позарез.

– Не даст он тебе транспорт, – шутливо злорадствовал Антон.

– Не даст, – кивнул Ханин. – Да и взвод не позволит вооружить.

– Эт точно, – сочувственно сказал Рухлов. – Не видать тебе этих запасов…

– Да я-то тут при чем?! – раздраженно сказал Ханин. – Мне это, что ли, надо? Я, как командир поискового отряда, всегда свои карточки получу. А люди как же? Зима на носу.

– Ну-у-у-у-у, – протянул, усмехаясь, Антон. – Я тебе как бывший метеоролог говорю: не жди в этом году зимы. Гольфстрим изменил свое течение, да и вообще, ты раньше видел, чтобы в октябре плюс двадцать было?

– Я раньше и дождя длиною в месяц не видел, – сказал, шмыгнув носом, бывший старший лейтенант.

– Вот видишь… Да и мое ведомство говорит то же, что и я.

– Ну, жрать-то надо что-то народу!

– Наш народ, по словам, Великого Мэра, всегда готов к тяжестям, точнее, к трудностям! – сказал Рухлов, поднимая руку в давно всеми забытом приветствии пионеров.

– Но не к голоду.

– Думаю, что до января нам провианта на складах хватит, – сказал Антон, кивнув сам себе.

– А в январе? – спросил, еще больше раздражаясь, Ханин.

– До января отряды натаскают чего еще.

– Медленно. Очень медленно. У нас пять отрядов. Это те, кому мэр более-менее доверяет. Пятьдесят человек на двадцать тысяч народу. Это даже не смешно. И ладно бы нам транспорт давали, так нет… транспорт высылают только после обнаружения складов и запасов. Он что, не соображает, что мы быстрее будем работать с транспортом?

– А вдруг вы смоетесь!

– Он параноик. Если бы я захотел, я бы ушел и так.

– Ты – да… Но остальные?

– Слушай, когда ты ползал… ты что хотел: жить на необитаемом острове или с людьми? – чуть зло спросил Ханин.

– Ну, не забывай, у меня было приятное свадебное путешествие… – Рухлов откровенно улыбался. – Я же с Алиной добирался…

– Да… – протянул Ханин, сворачивая карту, – тебе не понять. Кстати, как она?

– Нормально. В новой квартире сейчас цветы рассаживает.

– Лучше бы редиску или, там, лук посадила, – заметил рациональный Ханин.

– Ты еще скажи, картошку, – усмехнулся Рухлов, поднимаясь вместе с Ханиным.

Оба надели плащи и, словно перекрестясь, спросили друг друга одновременно:

– Ну, к мэру?

Посмеялись, и Ханин, выгнав Рухлова на лестницу, закрыл за ними дверь.

Спустившись, они накинули капюшоны и торопливо двинули вдоль бывшей улицы Первомайской, а ныне по личному указу мэра переименованной в Патриотов. Мэр серьезно считал, что только патриотизм спасет общество от развала. Прошли мимо пункта отоваривания карточек – бывшего универмага. Такие пункты теперь были в каждом районе города. У раздачи стояла очередь, преимущественно пожилые женщины и дети. Время было около пяти, и все способные трудиться были на обязательных работах. Мэр поставил лозунгом: обязательный труд снижает преступность. Что ж, в чем-то он, может, был и прав – замученные на земляных и других работах люди вечером мало что могли, кроме того как спать. Да только вот закоренелые преступники плевали на обязательный труд. Причем с высокой колокольни. Как и раньше, на улицу нельзя было выйти уже в девять часов вечера. На кухне Ханин и Рухлов, да еще Серов, когда появлялся в центре города, обсуждали эту проблему. И приходили к выводу, что надо просто вооружить милицию и выпустить ее на улицы после комендантского часа. За ночь город избавится от девяноста процентов преступников. Эффективность же введенных мэром блокпостов на основных улицах была практически нулевая. Уроды, что ночью вламывались в квартиры и дома, легко обходили стационарные посты. Жители даже не могли подать сигнал бедствия. Нужно было вооружать новые подразделения. А мэр сказал, что количество оружия, выданного на руки, ограничено, дабы не возникали случаи краж или утери его. Да каждый бандит в этом городе и так при пушке, возмущался Ханин. Что толку от безоружных ментов? Но скоро все изменится, думал про себя Ханин, скоро Рухлов даст этому городу и свет, и связь. Тогда хотя бы можно будет создать отряды быстрого реагирования.

Городская управа, находившаяся совсем недалеко от дома Ханина, была ярко освещена как изнутри, так и снаружи. Дизель-генератор давал достаточно энергии для запитки и многих других приятностей, в частности котельной. Алина часто высказывала Рухлову, что мэра она готова удавить только за то, что тот каждый день имеет возможность, живя в управе, мыться, а она, чистюля и вообще… вынуждена греть воду во дворе на костре и таскать ее аж на третий этаж. Впрочем, так поступала не только она. Рухлов, шутя, говорил, что тогда ей придется удавить и весь персонал управы. Легко! – отвечала Алина и делала столь кровожадное лицо, что Антон еще долго ухахатывался, глядя на нее.

Подходы к управе и непосредственно вход охраняла милиция, полностью вооруженная и готовая отразить нападение кого бы то ни было. Да и на каждом этаже было не менее дюжины бойцов, рассредоточенных в ключевых местах. Начальника городского отдела внутренних дел сменил начальник безопасности мэра, и понеслось… Бойцы получали двойные пайки на себя и на каждого из членов семей. Они ходили в новенькой форме, притараненной по заказу мэра именно Ханиным и его группой. Ханин помнил тот поход и холодел при воспоминаниях о нем. Половину он оставил по дороге. Могилы исправно отметил на карте и пошел дальше. А потом на волокушах по асфальту и грязи они тащили триста килограмм «полезного» груза – обмундирования и оружия. Пять ребятишек он оставил там, чтобы эти зажравшиеся морды могли щеголять в новеньких кителях. Но безопасность власти превыше всего!

Несмотря на свою неприязнь, он отдал честь охране на входе. Его узнали и пропустили. У Рухлова потребовали документы. И хотя тот бывал в управе не реже самого Ханина, а может, и чаще, чем-то он не нравился господам милиционерам. Предъявив от руки написанный пропуск с печатью управы, Рухлов проскочил за Ханиным и нагнал его уже на лестнице.

– Ну, кто первый? – спросил он, догоняя.

– Ты. Наверняка обрадованный твоими успехами он подпишет экспедицию. Мне, лично, пофигу – не хочет он моих людей вооружать, пусть из своей охраны дает.

– Чего-то я сумлеваюсь, что он подпишет, даже после моих хороших новостей, – сказал Рухлов на полном серьезе.

– Попытка не пытка… – резонно рассудил Ханин.

На втором этаже повторилась процедура, как на входе. И опять Ханина пропустили, просто узнав его, а Рухлов копался в карманах, вытаскивая измочаленный листок пропуска.

На третьем этаже их обыскали и, забрав у Ханина револьвер, пропустили в приемную.

В приемной, обшитой пластиковыми панелями под дерево, с шикарными люстрами на потолке и с не менее шикарными коврами на полу, топтались человек двадцать.

Ханин и Рухлов подошли к секретарю и записались на прием, кратко изложив суть вопроса. Секретарь сказал, что их вызовут. Они отошли и встали возле хмурого, залитого дождем оконного стекла. Время от времени громко выкрикивали чье-то имя и приглашали войти. В это время от мэра выходили люди, кто довольные, кто разозленные, но чаще просто озадаченные. Спустя час или около того позвали Рухлова.

Антон вошел в сверкающий и поражающий своей роскошью кабинет мэра и поздоровался с присутствующими. Кроме тучного мэра, в кабинете был секретарь по безопасности – суховатый человек невысокого роста, раньше якобы бывший сотрудник ФСБ, и секретарша по социальным вопросам – девица, сколь молодая, столь и глупая на вид. Все они благосклонно кивнули вместо приветствия, и мэр лично предложил Рухлову доложить суть вопроса.

– Мы можем дать городу электричество! – гордо заявил он. – Все, что нам нужно для этого, – освободить всех электриков от обязательных работ и переподчинить их мне. Сегодня мы произвели запуск турбин и получили ток. Ближайший квартал будет подключен уже на днях. Своими силами мы не можем быстро электрифицировать город. Нам нужны электрики, монтажники для проверки сетей. Всего человек сорок-пятьдесят. Это минимум. Чем больше, тем лучше. Тем быстрее закончим мы проверки…

Антон еще долго распинался о том, что город получит в ближайшее время, только дайте ему еще людей. Наконец его прервал мэр и предложил высказаться секретарю по безопасности.

Тот, не вставая, сразу ошарашил Антона вопросом:

– Это правда, что в своих работах вы использовали труд бойцов поискового отряда бывшего старшего лейтенанта Ханина?

– Э-э-э-э… Да, но это было их добровольное волеизъявление, – сказал несколько взволнованно Антон.

– Так, это правда… – Секретарь пристально присмотрелся к Рухлову и спросил: – А при чем здесь волеизъявление? Вы понимаете, что эти парни рискуют жизнью, уходя на поиски так необходимого нам провианта? Вы осознаете, что, возвращаясь в город всего на пару-тройку дней, они должны отдохнуть перед новым, прошу заметить, связанным со смертельным риском, походом? А вместо этого вы их уговариваете работать на ваших турбинах. Что может уставший боец, кроме как погибнуть? Подумайте, что если из нового похода кто-то из них не вернется. Его смерть может быть на вашей совести. Ни одно из роскошеств цивилизации не стоит смерти человека! Мне кажется, что ваши уговоры поработать на монтаже вашего оборудования… несколько…

– Да не уговаривал я их! – возмутился Рухлов. – Они сами, узнав, чем я занимаюсь со своими двумя помощниками, пришли ко мне и предложили помощь.

– И не единожды, наверное? – попытался съязвить секретарь.

– Ну… мы несколько месяцев готовились к этому, и вот, наконец оно свершилось.

– Что свершилось? – показывая наигранное удивление, сказал секретарь по вопросам безопасности.

– Есть ток. Будет свет!

– А-а-а-а, понятно, – покивал серьезно секретарь. – А скажите, правда, что из похода люди Ханина провозили в город контрабанду деталей для ваших машин?

– Почему контрабанду?

– Ну, хотя бы потому, что эти детали, а также, – секретарь взял в руки листок с перечнем, – масла, контакторы, провода… не поступали на центральный распределительный склад… Сколько весит контактор с керамической оболочкой? Скажите, Рухлов?

Антон замялся:

– Около пятидесяти килограмм, господин секретарь.

– Значит, на пятьдесят килограмм полезного груза группа меньше приносила из похода? Да? А вы, сударь, знаете, что такое в наших условиях пятьдесят килограмм груза? Это пятьдесят килограмм провизии, лекарств и прочего… Это единовременно накормить сто пятьдесят детей, стариков, женщин. А знаете, что такое пятьдесят килограмм лекарств? Это сотни спасенных жизней. А вместо столь необходимых вещей вы провозите, нарушая закон, железо, которое никому, в сущности, и не нужно.

– Как? – не понял Антон. – Как не нужно?..

– Молчите… Вы знаете, что полагается за контрабанду? Три месяца штрафных работ! Вы собираетесь попасть на них?! – Секретарь повысил голос. – Забудьте о вашем токе, забудьте о вашем свете, ближайшие три месяца вы проведете на прокопке каналов и возведении плотин! На хлебе и воде!

Мэр знаком остановил разбушевавшегося секретаря по безопасности и дал слово секретарше.

Молодая поднялась, выправляя юбку, врезавшуюся ей между ягодиц, и сказала, обращаясь только к мэру:

– Я коротко. Я считаю, что подключать сейчас свет, – это опасно. Возможности пожаров возрастают в сумасшедшей прогрессии. А пожарные команды у нас не сформированы. Это грозит многим людям гибелью.

– Да, но мы же об этом и говорим… дайте мне людей для обследования сетей.

– Не перебивайте, пожалуйста, – сказала, даже не повернувшись к нему, секретарша. Антон умолк, а девушка продолжила: – Кроме того. Возьмем нынешнее положение вещей. После работы люди приходят домой и с наступлением темноты укладываются спать. Они хорошо высыпаются. Они не бодрствуют ночами, не устают в бесполезных разговорах на кухне за чаем или, того хуже, самогоном… А что мы получим, если будет свет? Конец нервам наших людей. Они перестанут высыпаться. Станут дергаными. Будут ошибаться на работе, и как следствие – частые травмы или даже гибели по неосторожности.

– Бред… Но как же так?! – не выдержал Антон. – А как же связь?

– Телефоны тоже до добра не доводят, – сказал, осаживая Антона, секретарь по безопасности.

Антон смотрел, широко раскрыв в изумлении глаза и переводя свой ставший мутноватым взор с одного человека на другого.

– Да, – сказал мэр, тяжело поднимаясь из кресла во главе стола. – Вот так, господин Рухлов. Так что сворачивайте-ка свои работы по электрификации. Живем же мы так уже полгода, значит, проживем и чуть больше. Для ваших идей еще не пришло время. Мы уважаем ваши заслуги. Вы запустили генератор в управе и сделали нашу работу гораздо эффективней, но с городом надо подождать… думаю, через месяцев пять мы вернемся к этому вопросу.

– Но зима? Господин мэр, а как же зима?

Секретарь по безопасности сказал со своего места:

– А не вы ли на каждом углу утверждали, что зиму в этом году отменили? Вот, пожалуйста. – Он взял еще один листок. – Вы неоднократно говорили это, ссылаясь на свое предыдущее место работы и информацию, якобы полученную из метеослужбы Российской Федерации.

– То есть как отменили? – не понял выражения Антон.

– Ну, что не будет ее. Говорили вы такое или нет?

– Но нельзя же быть до конца уверенными! Это же погода! Ей никто не верит никогда.

– То есть вы не уверены в том, что говорили насчет зимы? Тогда почему вы уверены в том, что говорите насчет света? Вы понимаете, что вдобавок ко всем вашим преступлениям, да, именно преступлениям, вы хотите подчинить себе не менее пятидесяти человек. Мы не можем такому неуверенному человеку доверить столько людей. Я думаю, вопрос исчерпан. Да, господин мэр?

В тихом, безмолвном шоке, с безумной озадаченностью в глазах Антона вывели из кабинета мэра. Он даже не заметил прошедшего мимо него Ханина.

Старлей немного испугался за состояние друга, но остановиться не посмел и, войдя в кабинет, поприветствовал все честное собрание. С ним сухо поздоровались, сухо, каждый по своим причинам. Секретарь по безопасности Ханина просто ненавидел, видел в нем человека решительного и полностью противоположного себе по качествам. Кроме того, даже люди секретаря, милиция и охрана штрафников, зная Ханина, были пропитаны уважением к нему. Ханин был для них чем-то вроде боевого командира, отрицающего штабистов. Да и жил город только благодаря таким, как Ханин, – поисковикам. Секретарь ревновал к нему даже свою жену, которая при встрече оказывала всяческие знаки внимания старшему лейтенанту. И конечно, секретарь ненавидел его за гордость. Ханин даже после настоятельных просьб не сменил свой черный китель на мышиного цвета мундир. Только в поиск он уходил в джинсе, когда все его надевали маскировочную форму, а по городу Ханин ходил исключительно в форме старшего лейтенанта ВМФ. Причем даже Рухлову он не открыл секрет, как сохранять у формы выглаженный вид, когда в городе работало только три утюга, да и те в управе. Вот и сейчас под черным плащом у него были видны отвороты кителя, так бесившего секретаря безопасности.

С мэром было все просто. Они поссорились тогда, когда Ханин высказался, что мэрская гвардия, а точнее, ее униформа не стоила пяти молодых людей, погибших в перестрелке с бандитами.

А секретарша по соцвопросам была наслышана об обоих конфликтах и решила вести себя согласно политической обстановке.

– Чем обязаны, господин Ханин? Мы глубоко вам признательны за то дело, которое вы делаете для всех нас. Но если вы собираетесь вооружить, как хотели, еще большее число людей, то я заведомо отвергаю эту идею. – Мэр махнул перед своим лицом пухлой ладонью, словно кто-то рядом с ним попортил воздух.

Страницы: «« ... 1011121314151617 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Сборник рассказов харизматичного московского фантаста Андрея Егорова по праву может считаться значит...
Сотрудник милиции Павел Курицын сразу понял, что его удалая маменька Василиса Олеговна снова вляпала...
И все-то в этом мире крутится вокруг мужчин! Никуда без них! Если ты девушка одинокая, так окружающи...
«Техника. Энциклопедия» – книга для самых любознательных и взыскательных читателей, для тех, кто хоч...
На протяжении истории человека вперед ведет один главный инстинкт — выжить. А что будет, если он пол...