Мы – силы Еловенко Вадим
– За счет наших раненых?
Испугу врача не было предела.
– Нет, что вы… У меня большой паек! Я сам… поверьте, я сам…
– Кому вы рассказываете про большой паек? – быстро успокоившись, спросил Роман. – Знаю я ваш паек…
Врач был ни жив ни мертв. Он, кажется, сам себя уже проклинал.
– Вы меня оперировали? – вдруг спросил Роман.
Врач тяжело кивнул.
– Хорошо… не уходите… – сказал Роман и крикнул: – Охрана!
Мгновенно, словно он зазвонил в колокольчик, в палату ворвался охранник и, на ходу вытащив пистолет, направил его на врача.
– Нет… Успокойся, боец… – сказал Роман и проследил, чтобы охранник убрал оружие. – Мне нужна связь с Улемом.
Парень задумался и ответил:
– Пять минут надо, если сюда в палату тащить, или вы сами до вестибюля… до рации дойдете?
– Тащи сюда…
– Есть…
Охранник выскочил, а врач в изумлении посмотрел на Романа:
– Вы будете говорить с НИМ?..
Роман откинулся на подушку, поморщившись от боли, и сказал:
– Только он может помочь вам… Со всеми он встречается сам. Вы же его помните?
– Да, да… конечно… но я думал, что вы…
– Что я? – разозлился вдруг из-за боли Роман. – Я-то что могу?
– Ну, как же…
– Вот так же… – оборвал Роман.
Вошел еще быстрее, чем обещал, охранник и протянул Роману рацию:
– Вы знаете позывной?
– Конечно… – ответил Роман и, настроив на нужную волну, позвал в рацию: – Ученый! Ученый, это Цветок…
Кто-то из штаба ответил ему, явно не узнавая. Он затребовал Улема, и только после повтора позывного раздалось молчание. Наконец уже знакомый голос бодро приветствовал:
– Здорово, Цветок. Как ты там? Мне передают, что поправляешься… Небось брешут все? И ты попрощаться перед смертью меня вызвал?
Голос порадовал Романа, и он, довольный, ответил, что не брешут и что правда идет на поправку. Потрепались о делах. Узнал, что Валун (Ринат) вместе с батальоном убыл на учения под руководством одного из командиров, что к его армии присоединилось еще около полутысячи бойцов. Командиров не хватает. А новых готовить – время нужно. Отменил сухой закон, но за пьянство на службе учредил расстрел. Были уже случаи. Короче, новости, сплетни узнал, словно говорил не с самим, САМИМ Улемом, а с каким-то приятелем. Наконец дошли до главного, и Роман сказал:
– Улем, я тут и правда на поправку иду…
– И молодец! Мы тебя ждем! Надеюсь, ты горишь жаждой мести?
– Горю, горю… сгораю весь. Но я не о том, – усмехаясь, сказал Роман.
– Ну, говори.
– Сколько тогда раненых вернулось?
– Тогда? Много тогда раненых было… – чуть злым голосом сказал Улем. – Больше сотни.
– А сколько выжило?
– Да, собственно, все, кого довезли до хирургов…
– И я о том… А они у тебя в рабах ходят…
Улем задумался на том конце канала…
– Я понял твою мысль… Что ж, наверное, давно пора… Да и в подразделениях медики нужны… Я подумаю, когда это объявить. Может, даже сегодня.
Улема торопить нельзя. Он никогда ничего не делал сразу, если это не была жизненно важная задача, но, смотря на белого как мел врача, Роман рискнул…
– Я это, честно говоря, затеял, чтобы своего спасителя отблагодарить.
Улем засмеялся и сказал:
– Тогда верю, что тебя на добро потянуло… – Отсмеявшись, он спросил: – Как его там? А к черту, дай мне охрану… Хотя подожди. Короче, я сейчас все передам насчет него, но ты сам там… держись, воин. Я к тебе непременно завтра заскочу. Что-то и во мне совесть заговорила. Не к добру… Ты там, я здесь… Ты подыхаешь, я здесь баб имею. Короче, жди меня завтра в гости. Все… Удачи… Давай охрану.
Боец взял рацию из рук довольного Романа и, доложившись, пулей вылетел искать своего командира…
– Сейчас идите к себе, – сказал, морщась от внезапной боли, Роман. – Сидите и ждите старшего охраны, или кого он там пришлет… Вам скажут, что вы теперь свободны. Обязательно, это порядок такой, вас спросят о родственниках, которые находятся в лагере. Их освобождают и находят работу на свободе. К распределителю отправят. Вам предоставят жилье и все необходимое… Идите… Я выполнил то, что вы просили…
Странно, но он даже не поблагодарил… Еще интереснее, что Роман этого не заметил.
5
Ринат склонился над картой и, водя по ней указательным пальцем, комментировал:
– Когда здесь авангард упирается в заслон, я вызываю бронетехнику, и она подавляет огневые точки противника. Причем технику по флангам и спереди окружают бойцы прикрытия. Чтобы ее не подорвали с ручного оружия. После того как сопротивление сломлено, вперед опять выдвигается авангард с идущей перед ним разведкой. Вот здесь…
– Ладно, – прервал командир и, указывая место на карте, дал вводную: – Вот ты доковылял до городка. Встретил там организованное сопротивление. Из вооружений у обороняющихся автоматическое оружие, противотанковые ружья и снаряды. Заминированные въезды в город. Хорошо эшелонированная оборона периметра. Твои действия?
Ринат попросил карту похожего города. Командир дал и стал наблюдать за Ринатом, пытаясь раскурить потухшую сигарету.
– Танкам в городе, понятно, делать нечего… – как бы думал вслух Ринат. – Это аксиома. Тогда выбираю себе направление прорыва в город. Напротив устанавливаю бронетехнику для артподготовки и дальнейшего прикрытия наступающих войск. Разворачиваю минометный взвод вот здесь. Второй – здесь. Подтягиваю пехоту. И после артподготовки начинаю наступление…
– Вот так ты и просрал почти батальон… – коротко заметил командир, прерывая мечты Рината.
– Ну и что я опять не так сделал? – спросил Ринат, злясь на то, что его постоянно тыкают носом в тот провал.
– Да все не так… Хорошо еще танки и бэтээры не угрохал…
Командир раскурил сигарету и начал пояснения:
– Первое и самое главное – сделать предположение, придет ли к ним подмога. В твоем случае – не придет. Время тебя не жмет. Сразу устанавливаешь сроки операции на двое суток. Плевать, что время потеряешь и скуришься, зато народу меньше потеряешь и авторитет заработаешь… Развернул минометы, и правильно… Начал отрабатывать направление на участке… Но не торопясь и экономя снаряды. Сразу, пока они еще не плюнули на все и не вылезли на бруствер, пускаешь разведку. Они тебе доложат, что они увидели… Основная их цель – выяснить именно то, что указано в вводной. Это тебе я сказал, какое у них вооружение, а в бою будешь узнавать по мере попадания по твоим или через разведку. На твой выбор.
Выкинув окурок за вход в палатку, командир продолжил:
– Минометный огонь на ночь усиливаешь. Пусть, к примеру, два миномета по позициям работают. Это не даст им ни спать, ни вернуться к периметру, если они отошли вглубь. Пусть помучаются неизвестностью. Может быть, твои уже их окопы занимают… Кстати, оставляешь взвод на охранение минометчиков. Мало ли что взбредет в голову обороняющимся. Наутро к их сооружениям подводишь бронетехнику на триста метров. Гранатометы на таком расстоянии теряют точность. Не забудь броню на танках усилить, а бэтээрам там еще делать нечего. Эти твои железяки нагонят страху больше, чем вся твоя армия. Когда танк стреляет, трясется земля и с него облаком слетает пыль… Эффектно. Пусть они начинают постреливать по открывшимся точкам или по разведанным целям. Минометы переводишь вразброс по городу. Чтобы неспавшие ночь не могли отоспаться и днем, отойдя вглубь. Хаотично стреляешь, короче. Главное – мимо города не промахнуться. Да не забудь, что танки пехотой надо прикрывать слегонца. Короче, к ночи у тебя выспавшиеся бойцы, а у них две трети состава в тряпки превратилось. Дальше на твой выбор: хочешь – обманный маневр с другой стороны делай. Подойди на бэтээрах с несколькими взводами пехоты и привлеки к ним внимание, например, отходом танков на полкилометра. Через полчаса, поверь, на твоих рубежах будет в два раза меньше народу – все бросятся туда, где хотя бы кого-то из твоих подстрелить реально. Танкам же, сам понимаешь, насрать на пули… Начинаешь штурм. Причем пускаешь народ маленькими порциями. Чуть ли не по отделению. Их задача банальна. Добежать до первого укрытия и, закрепившись за ним, стрелять по обнаруженным целям, привлекая к себе внимание. Дальше еще несколько отделений с той же задачей. Еще несколько… Еще… Чувствуешь, у тебя на месте прорыва даже с учетом потерь уже рота сидит? А эти докладывают в свой штаб, что ты пустил маленькие разрозненные группы. Это как покер… Дальше начинается самое серьезное. Концентрируешь огонь всего своего тяжелого на узком участке. Опрокидываешь несколько домов и так далее. Знаешь, сколько пыли и гари там будет? Лучше всякой дымовой завесы. Главное, чтобы ветер не подвел… Переведя огонь на соседние участки, бросаешь подошедшую вплотную пехоту на захват собственно того, что разрушили. Нет лучше окопа, чем раздолбанный к чертям дом…
Ринат слушал, раскрыв рот. А командир, не замечая, продолжал:
– Вот. Часть их периметра в твоих руках. Дальше опять выбор: можно расширить прорыв, что обычно рекомендуется. Это ресурсоемкая задача. Но можно той группой, что прорвалась, правдами и неправдами прорваться в центр и тупо занимать дома и квартиры. Группа становится отрезанной от твоего командования. Обычно место прорыва сразу затягивается. Но ты теперь имеешь в тылу у врага, так сказать, партизан, мешающих и переброске войск, и связи между частями. А главное, что на уничтожение их враг бросит немерено народу, снимая их не откуда-нибудь, а с периметра. Поверь, никому не нравится получать пулю в спину. Задача тех внутри простая: продержать в напряжении врага остаток ночи. Для этого они должны сами выспавшимися быть. Враг, не спавший эту и предыдущую ночь, это уже не враг… В два ночи пускаешь красные ракеты – знак, чтобы прорвавшиеся усилили огонь. В четыре утра парадными колоннами через тот же прорванный ранее участок вводишь войска в город и начинаешь зачищать… Ну, парадными я преувеличил… Но сопротивление должно быть минимальным из возможного.
– А если такового не произойдет и по моим колоннам пройдется шквальный огонь? – спросил Ринат.
– В четыре он шквальным не бывает даже при нормальной отдохнувшей силе. Но если таковое случилось, значит, действуешь, как и вначале. Протаскиваешь в город роту или больше на усиление тех, кто там еще живой. Поверь, живых будет больше, чем предполагаешь. Ведь каждая квартира, занятая стрелком, – это дот! И стрелка оттуда выкурить сложно. Особенно если того прикрывает друг на лестнице. Это, кстати, тебя ждет потом, когда выкуривать их будешь. Заняв как можно больше территорию, выпустив отделения на соседние территории, ты получил контроль над частью города уже к шести-семи часам утра. Вот тут многое зависит от командования врага. Если он придурок или они… То тогда ничего страшного нет. Они или он бросит силы на твое выкуривание из города, а ты спокойно будешь отстреливать своими бойцами все, что движется по улицам. Но если они окажутся не тупицами, тебя ждет сюрприз в виде ничего не делающего врага, который тоже отстреливает изредка все, что бродит по улицам.
– И что мне с ними делать тогда?
– Тогда у тебя есть преимущество. Правда, оно уже маленькое. Невыспавшиеся люди невнимательны. И ты, конечно, можешь бросить своих бойцов на зачистку, но почему бы не раствориться в этом городке? Твоя основная задача – выяснить командные пункты. На город он, скорее всего, один. А когда выяснил, то почему бы не накрыть его медным тазом. Невыспавшиеся, потерявшие командование бойцы врага теперь еще и сдаться спросонья могут. Ты им, главное, предложи. А еще лучше при штурме захватить командира. Который после определенной обработки прикажет своим сдавать оружие.
– Что-то как-то все просто… – с сомнением сказал Ринат.
– Война сложна знаешь когда?
– Ну?
– Когда ты не владеешь планом. Четким, разработанным грамотными людьми планом на основе не менее грамотных выводов разведки. А когда он у тебя на руках, все остальное – туфта. Твоя задача – всего лишь придерживаясь его, делать все необходимые мероприятия. Ну и конечно, в ходе выполнения корректировать его самому в случае ошибок разведки или подхода новых неприятельских сил. Смерть плану наступает тогда, когда ты отправляешь вместо предписанных им бэтээров, пехоту или танки. Понял? Если план велит посылать туда БТРы и если план до этого был верен, значит, надо посылать бэтээры и ни о чем не думать, конечно, если там вдруг не обнаружились только что подошедшие танки противника. Только ждать и поставить галочку в случае выполнения этого пункта плана. Ну, а в случае провала – крестик. Но на случай провала грамотные люди, которые тебе план писали, обычно запасной имеют план, и нет у тебя оснований считать себя умнее их. Вот когда проведешь десяток боев со своим личным планом в голове… Тогда и считай себя умнее, чем весь твой штаб.
– Но если я всегда действую согласно штабному плану, то когда я смогу действовать по-своему?
– А ты хочешь типа умным казаться? А зря. Ведь в случае провала, если это твой план, то полетишь ты один, а если штаба, то в компании. А в компании не скучно… Завтра, кстати, у тебя тренировки на кошечках…
– Это как?
– Разведка возле болота набрела на деревушку, из которой ее бесцеремонно обстреляли. Они доложили, а я запретил ее уничтожать. Так что завтра тебе и карты в руки. Попробуй повоюй… Только не как в тот раз!
Ринат сердито вышел из палатки. Шел десятый день глубокого пешего рейда на восток и десятый день натаскивания Рината как будущего командира.
Он посмотрел на трон Его и пнул ногою череп…
Часть шестая
1
Командир, приданный Назиму для проведения операции, с перевязанным плечом, одной рукой как-то неуклюже держал рацию и самодовольно повествовал:
– Взяли, Артем…
– Сколько потерял? – спросил Артем Наумович, узнанный сидевшим рядом с командиром Назимом.
– Восьмерых, – кажется, даже без сожаления сказал командир.
– Фигово. Сколько их хоть было?
– Штыков восемьдесят… Так что сам понимаешь. Мог и вообще все просрать…
– Как там Назим?
– Да здесь он, – ответил командир и передал рацию молодому человеку.
Назим поприветствовал Артема Наумовича и стал выслушивать инструкции.
– Ты зачищаешь город от остатков продовольствия. Грузишь их на одну или две машины моих бойцов. Чтобы они не пустыми вернулись. Сам, если загрузишься полностью, уходишь с ними. Машины свои на прицеп моим бойцам. Радиаторы заварим уже здесь. Если не загрузишься, то продолжай маршрут… карта у тебя на руках? Отлично. Смотри, выше городок… идешь к нему. Он пуст, как сказал Полейщук, основные магазины и склады, как он выяснил, разграблены, но еще вроде осталось чем поживиться. Он, по крайней мере, привел своих пешком, так как в машинах даже кабины были завалены. Понятно? Отлично. Сколько ты потерял?
– Ни одного. Кроме тех троих, что с самого начала… Нас в бой не пустили.
– Ну, радуйся! – сказал, явно одобряя действия своего посланца, Артем Наумович.
Назим ответил со сдерживаемой злостью:
– Мы нашли тех троих. Вернее, то, что от них осталось. Ребят я не смог сдержать…
– И что они натворили?
Командир выхватил рацию и, предостерегая, замахнулся кулаком. А сам сказал в передатчик:
– Да они тут пару домов спалили… Ничего особенного. Вернусь, доложу.
– Ну, ладно, – кажется, не поверив, сказал Артем Наумович. – Тогда жду тебя. Помоги поисковикам загрузить ваши тарантасы.
– О'кей. До связи.
– До связи…
Когда выключили рацию, командир сказал:
– Ты чего? Совсем с ума сошел?
– Да понял я… – вяло отмахнулся Назим.
– Понял он… Не дай бог, кто проболтается. Лично убью. Можешь поверить.
– Верю.
Назим вышел из дома на крыльцо и посмотрел на площадь.
…Всех пленных собрали на площади и согнали в большую кучу. Среди них виднелись и женщины. Назим не обманывался на их счет. Командир ему объяснил, что те тоже с оружием встречали его бойцов. В охранении стояли ребята Назима. Своим командир приказал отдыхать. Отдыхали там же, на площади. Невдалеке в тени огромного дуба лежали восемь его погибших ребят. Все старались не смотреть туда. Их было жалко до слез.
– Людоеды! – сказал командир и сплюнул в песок. Обращаясь к плененным, он зло спросил: – И как вы стали такой мразью? Нелюди!
Ему ответило молчание. Наконец решили разделить мужчин и женщин. Тех оказалось пятеро. Их усадили в тень и оставили рядом с ними троих в охране. Мужчин охраняли пятеро автоматчиков. Остальные ребята Назима искали по городку своих троих товарищей.
К женщинам обратился командир:
– Откуда вы?
Одна оказалась из Пскова, остальные были местными.
– И вы тоже людей ели?
Промолчали.
– Отвечайте! – потребовал командир.
– А ты бы что делал? – заявила та, что была приезжей. – Знаешь, сволочь, что я пережила, пока сюда добралась? Это вы, чистенькие и сытые, сидели по домам, а я пыталась кусок хлеба у таких, как вы, вымолить. Знаешь, скольким я дала за простую похлебку?
– Нашла чем гордиться… – сказал командир.
– Да пошел ты! Еще когда я в Пскове была… я, таких как ты, своими руками резала и убивала. А потом и ела их! Потому что нечего жрать было! И тут жрала, потому что именно такие, как вы, как саранча, все из города позабирали. Нас на смерть обрекли.
Командир, казалось, цинично забавлялся, слушая ее. Это потом Назим понял, что он пытался сам себя убедить, что делает правильное дело. И каждое слово этого кошмарного существа, бывшего когда-то женщиной, убеждало его больше, чем часовые лекции Артема Наумовича.
– Что ты лыбишься?! – заорала в бешенстве женщина. – Я через такое прошла! Меня чуть ли не каждый день убить пытались! И сосунки всякие, и менты, и бандиты! Я пыталась выжить! Что тебе смешного в этом?!
В тот момент на площадь вышли бойцы Назима, по трое и четверо неся в руках какой-то груз…
Их уложили на асфальт, встали даже погранцы, до этого лениво смолящие в сторонке. Назим крепился…
Это они. Его ребята. Им отобранные и проверенные. С ним не единожды делившие последнюю пищу. Вот они… Изуродованные, искалеченные, мертвые. Без ног. Без рук. Обмотанные какими-то тряпками… Назим крепился, а вот многих из его ребят выворачивало. Погранцы, тоже бледные, смотрели и не верили своим глазам.
– Там их больше дюжины таких было. Остальных мы убили. Никто не выжил бы… Наши мертвы. Не выдержали. Скорее всего, им без наркоза руки-ноги резали…
В это время, воспользовавшись тем, что охранники отвлеклись, несколько людоедов попытались бежать. Наверное, командир только этого и ждал для очистки совести. Он первым начал стрелять. Потом уже и ребята Назима открыли огонь из автоматов. Когда Назим пришел в себя и убрал от плеча АКС, он посмотрел на командира. Тот стоял и спокойно менял обойму над пятью телами женщин. Заметив взгляд Назима, он сказал:
– Они попытались на меня напасть.
Назим даже не кивнул. Он понял, и это понимание у него отразилось в глазах…
…Назим вышел из дома на крыльцо и посмотрел на площадь.
Там уже никого не было. Людоедов похоронили в той выгребной яме с костями ими съеденных людей. А восьмерых погранцов и троих Назимовых ребят – на кладбище. И командир, и Назим вывели на своих картах крестики и поставили номера. Снизу, на белом когда-то поле, вместо расшифровки номера шли фамилии погибших…
2
– Ринат… все хорошо. Но не тормози.
Он только отмахнулся от командира. Деревню, бодро занятую, уже проверили с ног до головы, от чердаков до подвалов. Стрелков нигде не нашлось. Его бойцы, стреляя на каждый шорох, нечаянно умертвили старичка – единственного найденного жителя деревни… Где теперь искать этих призраков, Ринат откровенно не знал. Он сам уже хотел сворачиваться по рекомендации командира, но что-то его напрягало внутри.
– Это какие-то партизаны! – в сердцах воскликнул он, когда очередной взводный доложил о том, что ничего не обнаружено.
Весь вечер в деревне пополняли провизией обоз батальона и на рассвете покинули ее.
Командиру и Ринату доложили, что ночью их обстреляли из леса, что подступал прямо к самой деревне. Ответив из автоматов, они заставили стрелков скрыться. Начальник караула получил нагоняй за то, что не разбудил командира. Но такой… слабенький нагоняй. Скорее для проформы. Ну не разворачивать же ночью батальон на поиски этих партизан. А для другого проснувшийся командир был не нужен.
Ринат посмотрел на своего учителя, небрежно сбрасывающего пепел за приоткрытое стекло, и сам себя спросил: зачем он, Ринат, им нужен в качестве командира? Он неплохо выполнял другие задачи. Он не понимал, о чем думал Улем, отправляя его на обучение к командиру.
В самом походе Ринат откровенно скучал. Ну, тащатся они по этой безлюдной земле без цели и проку. Причем тащатся медленно и без приключений, если не считать вчерашнюю тренировку по захвату поселка. Занятия с командиром по тактике лишь слегка убивали время и давали пищу для мозгов. Но сам темп перехода сводил на нет все положительные стороны этого сомнительного предприятия. Шли в сутки максимум по тридцать-сорок километров. С двумя привалами в день, на которых, вместо того чтобы отдыхать от нудной тряски машины, Ринат слушал лекции. Командир, конечно, говорил, что медленное ползание входит в программу обучения, мол, такое среднее продвижение армии по незанятым противником территориям. Мол, вырабатывается темп наступления разрозненных отрядов и т. д. Но Ринат про себя решил, что все их приключение Улем для себя обозначил патрульным обходом территории, а командир просто совмещает обучение войск и его обучение.
На привале командир снова склонился над картой, отмечая пройденное расстояние и подкалывая к стопке листков очередное донесение интенданта: воды столько-то, провизии столько-то, патронов, снарядов, больных и раненых и так далее. Ничего не ускользало от взора командира. Он и Рината заставлял просматривать эти донесения.
– Что в них такого нужного? – спрашивал тот, уклоняясь.
– Все! – веско заявлял командир. – Провиант особенно. У солдата мало радостей. Так, каждый прием пищи превращается в своеобразный праздник посреди дня. А сколько осталось провианта, понимаешь тогда, когда надо давать указание снижать пайки. Минимум запаса должно быть на неделю действий. Больше уже тяжело для обоза, меньше критично для армии. Ты можешь попасть и в окружение, и в другую ситуацию, когда тебе не смогут перекинуть провиант. Так что вот так… А больные и раненые… больше трети тех или других – и твоя армия начнет разлагаться… Надо становиться лагерем и требовать отправки их на базу. Только после этого можешь двигаться дальше. Совсем хорошо, если тебе придет пополнение… Про патроны и другое в арсенале, думаю, даже говорить не стоит.
– О'кей, – согласился Ринат и спросил: – Но почему не поручить анализ этого штабу?
– А они получают те же самые сведения, – пояснил командир. – Им это необходимо для планирования, а тебе – для того, чтобы не потерять связь с армией. Для этой же цели нужны и те, кто в среде солдат выясняет их настроение.
– Стукачи?
– Ты не в зоне… нет. Это люди, без которых не может обойтись ни один командир. Надо, чтобы тебя успели предупредить в случае массового неудовольствия, пока оно не превратилось в открытый бунт. Солдат – терпеливое существо, но и у него есть предел терпения. А бунт солдатский – это страшная вещь. Потом, когда их спросят, зачем они полезли в эту кашу, они не смогут ответить. Нет, они, конечно, объяснят, чем были недовольны, но только не смогут сказать, а стоило ли отпиливать на живую офицерам головы.
– Что, и такое бывало?
– В истории? Бывало… Чаще, конечно, просто из-за угла стреляли в спину, но бывало и головы рубили, и на снег обнаженными выгоняли, и еще кое-что почище делали. Так что из чувства самосохранения командир должен владеть информацией от, как ты их назвал, стукачей. И конечно, награждать их за это. Кто будет рисковать репутацией в армейской среде просто так? И вот в числе награждаемых за взятие штурмом укрепления проходит и тот, кто там и не был…
– Забавно.
– Все банально. Не уделяй этому много мозгов. Штаб обычно сам в состоянии позаботиться о таких вещах.
– Так зачем тогда нужен командир?
Он задумался и только спустя мгновение ответил с улыбкой:
– Командир – это имя… Это лицо… это вдохновитель… это высшая инстанция для разрешения споров между офицерами. Это координатор действий. В штабе много людей, а приказ должен отдать один. Этот один и есть командир. Это верхушка иерархии в отряде. На нем держится вся дисциплина. Можно много говорить, кто такой командир и для чего он нужен, но…
Он замолк. Пауза затянулась. В нетерпении Ринат спросил:
– Что, но?
– Но? Ах, но… Но самое, наверное, правильное это старое определение. Командир – отец. Строгий, требовательный, справедливый. А самое главное – добрый издалека…
– Но вы сами говорили, что не имеет права командир быть добрым. Что, когда командир превращается в своего парня, он перестает быть командиром.
– Это так. Каждый проводник воли командира должен быть строгим. И ты строг со своими офицерами. Но для солдата, для того, кому ты не отдаешь непосредственно приказа, для кого ты далек и на пути к тебе стоит такое количество взводных ротных и батальонных и так далее… Ты должен быть как добрый царь-батюшка. Отец, которого любят солдаты. А любят-то, наверное, знаешь за что? За то, что никогда не видят твоего лица, когда ты спокойно посылаешь на верную смерть роты и батальоны. Увидели бы хоть раз, и фиг его знает, какие бы чувства их обкрутили. Они видят только своих непосредственных командиров… Которые их и гонят на «высоты». Нет, они, конечно, знают, что это твой приказ, но не верят в твою бесчеловечность. Они думают, что ты заботишься о них и страдаешь о каждом потерянном воине.
– Как все это…
– Что?
Ринат вспомнил, как Улем посылал их на вербовку, и подумал про себя, что тот не желал их смерти. Что он, наоборот, всегда ждал их возвращения. Так что? Он плохой командир? Поделившись мыслями с собеседником, он увидел эту ненавистную ухмылку и услышал:
– Знаешь, почему тебя начали обучать?
– Ну?
– Наверное, не из-за того, что ты завалил ту операцию и положил столько народу…
– Догадываюсь, что не за это, – сказал в который раз ущемленный Ринат.
– За то, что ты так флегматично к этому отнесся. Мол, бывает, и гибнут…
– Только за это?
– Еще и за то, что тебя и этого Романа он и правда ценит и, кажется, любит. Есть за что. Но тебе я не скажу. Загордишься. И не хочет он вашей гибели. В случае поражения я всегда успею отступить со своим штабом для пополнения личного состава. А все остальные погибнут. Вот и Улем тоже хочет, чтобы ты всегда мог отступить…
Ринат, стоявший со скрещенными на груди руками, выглядел несколько озадаченным. Наконец он решился и спросил:
– Вы сами-то верите, что из меня получится командир?
В ответ он услышал язвительный смех.
– Ты уже командир. Ты уже водишь отряды. Я при тебе лишь как советник по тактике. Или комиссар. Как тебе приятнее меня видеть?
– Но я же даже не знаю цели нашего похода!
– А я? Я что знаю? – с усмешкой спросил командир. – Это еще одна фишка армии. Ты часто не будешь знать, зачем тебя ставят на участок фронта без врагов впереди. Ты часто будешь не понимать многих тупостей, на твой взгляд. Но там, наверху, все очень просто выглядит. Отдыхающая армия начинает умственно разлагаться. Вот и гоняют нас по пустякам, чтобы не думали и служба медом не казалась. Заодно и солдаты сплоченнее становятся, и командиры начинают лучше чувствовать свои подразделения. Понял, что я сказал заодно? Что это не главная задача. А главная – чтобы вы всегда готовы были выполнить приказ. Если ты выполняешь глупые и ненужный приказы, значит, в страшный момент ты непременно выполнишь и самый главный в своей жизни приказ. Только ради него ты тренируешься и выполняешь глупости.
– А если я откажусь делать глупости?
– По законам военного времени – расстрел. По законам мирного – трибунал и там, что он решит. А на твое место ставят другого. Чаще всего из твоих заместителей. Так что твои заместители всегда готовы спровоцировать тебя на невыполнение приказа. Они будут бузить и говорить, что те, там наверху, рехнулись и что эти в главном штабе тупицы и никогда пороха не нюхали, но… Это только для того, чтобы ты оступился. Тот, кто подбивает тебя на нарушения устава, суть враг. Страшный враг, с которым ты долго не сможешь сладить. Разве что не попросишь своего преданного взводного пустить тому пулю в спину. Но тебе пришлют другого, который будет знать, как погиб предыдущий. И будет коварнее и страшнее все делать для занятия твоего места. Так что лучше оставлять своих заместителей живыми до последнего. Тем более что от них частенько польза бывает.
– И вы так живете? – изумился Ринат.
– И ты так будешь! – засмеялся командир.
– То-то я думаю, что вы близко замов не подпускаете…
– Не всех. Я очень люблю командира своей артиллерии. И мы с ним на базе проводим все время семьями. Но не в походе. Здесь моя привязанность к нему может погубить и его, и меня. Вот так…
Ночью его разбудили. Они вместе с командиром вышли из палатки, и дежурный караула доложил, что их только что обстреляли. Погиб один солдат из охранения. Еще один ранен. После открытия огня охраной стрелки скрылись.
Только странно улыбнулся командир в ответ на эти слова.
– Что тут веселого? – спросил Ринат, когда начальник караула получил приказ вернуться к своим обязанностям.
– Спорим, что это те же, что обстреляли нас из деревни? Спорим на… ну хотя бы на наши стволы! И у тебя, и у меня их два! Давай!
Эта детскость в командире раздражала Рината. Он наконец кивнул и спросил:
– Но как мы узнаем?
– Завтра будем отрабатывать прочесывание. Это из тактики борьбы с партизанскими отрядами. Думаю, что уже к вечеру мы с ними поговорим. Если, конечно, наши их не грохнут.
– Можно дать приказ: брать живыми, – предложил Ринат.
Усмехнувшись, командир ответил едко:
– Это самый тупой приказ из всех, которые я знаю. Брать живыми должна только разведка. А она завтра будет отдыхать. И так они впереди колонны идут уже две недели.
Ринат, переварив сказанное, только кивнул.
– Но тогда, я думаю, вам уже сейчас можно мне отдать ваш пистолет! Убитые не скажут, откуда они…
Командир, усмехаясь, вытащил его из-за пояса и сказал:
– Бери. Но завтра, чувствую, ты мне его вернешь.
3
Ханин обратился к народу, зачитывая ранее набросанный им текст:
– Здравствуйте, жители города! – Он сделал паузу. – Я не в первый раз обращаюсь к вам. Раньше я говорил, что мы, комиссия, намереваемся сделать, и потом мы это делали. Мы выполнили практически все, что обещали. Но теперь настало время и нам обратиться к вам.
Ханин посмотрел на нервно курящего Дантеса и продолжил:
– Продовольствие в городе заканчивается. Поисковые отряды уже не в состоянии наполнить город пропитанием. Точнее, скоро будут не в состоянии. Наших запасов надолго не хватит. Я знаю, что это страшная информация. Я представляю вас, слушающих и спрашивающих: зачем было делать все, что сделано, если город вымрет от голода? Это справедливый вопрос. Зачем свет человеку, у которого сводит живот? Или зачем каннибалу водопровод? Или маленькому ребенку телефон, если у него уже три дня крошки во рту не было?
Командир откашлялся и почувствовал, как успокаивающе на его плечи легли руки Алины. Антон тоже подошел ближе и оперся на стол, смотря в текст. Он его еще не читал.
– Я мог бы сейчас вас убедить, что мы, комиссия, обязательно найдем выход из положения. И вы бы поверили нам. Но я не буду ничего обещать, пока не пойму, что вы сами готовы побороться за свою жизнь. А борьба эта будет не самой легкой. Вот какие действия наметила для себя наша комиссия. Первое. Надо, наконец, установить связь с законным правительством. Наших передатчиков не хватает для этой цели, и потому уже завтра в поход отправится отряд, который должен пройти и проплыть расстояние до населенных пунктов, находящихся под контролем федеральных войск. Возглавит отряд многим известный, в прошлом мичман, мой боевой товарищ, а ныне тот, кто вам дал и свет, и связь, Серов. Он дойдет. Я в него верю. Он приведет помощь. Второе. Мы решили организовать загородные поселения сельскохозяйственного назначения. Уже сейчас всем известная Крепость готова принять около тысячи тех, кто решит переехать. Там есть все: и вода, и свет, и связь. Нормальный поселок. Задача тех, кто туда поедет, – взять на себя бремя пропитания не только себя, но и города. Первое время поисковики смогут поставлять питание и медикаменты. Тем более что в Крепости находится первичный пункт разгрузки наших добытчиков. Само собой, охрана там еще сильнее, чем в городе. Еще два поселка недалеко от города будут готовы к приему жителей уже через одну, максимум две недели. И их можно будет заселять. Само собой разумеется, что решившие переехать будут обеспечены семенным запасом для посева. Как заверил меня мой друг и товарищ по комиссии Рухлов, зима в этом году так и не посетит наши широты. Так что по прибытии люди смогут сразу приступить к посадкам, а уже через три месяца снять первый урожай. Поисковики обеспечат вас и животными, и кормом для них. Помните, что на вольных поселениях вам меньше грозит предстоящий голод.
Ханин опять закашлялся. Наконец он справился с собой и продолжил, пропустив знатный участок речи:
– Но все это станет возможным, только если вы, именно вы, примете непосредственное участие во всех мероприятиях комиссии. Нам нужны люди. С завтрашнего утра в мэрии откроется пункт записи добровольцев в отряд Серова, идущий на Большую землю, и в число переселяющихся за пределы города.
…Когда они все вчетвером вышли из радиоузла, Дантес заметил:
– С такими вот речами нас могут и не выбрать.
Читать бесплатно другие книги:
