Мы – силы Еловенко Вадим

5

Алина разбудила Антона без пятнадцати пять и с испуганными глазами рассказала, что произошло в интернате. Ей позвонила дежурная и попросила помочь в поимке сбежавшей девочки и мальчика, неведомо каким путем ставшего убийцей. Антон, еще не соображая, позвонил в казармы и просил выслать к нему машину, а в детдом – оперативную группу.

Через полтора часа выяснили, что же все-таки произошло – не то, что выдумала вначале девочка и раненый мальчик, – а правду, изложенную другими детьми и потом все-таки давшими показания истинными виновниками. Выяснил Антон и то, куда могли направиться дети. Один славный мальчуган поведал ему то, что раньше дети жили к северу от города в каком-то особняке. Оперативники с ним во главе, оставив Алину в интернате, чтобы потом она могла доложить Ханину и Дантесу, ринулись за детьми. К обеду они их настигли в десяти километрах от города. Причем у пацана, державшего за руку девочку, в другой руке, без сомнения, угадывался ствол.

Заслышав автомобиль, дети бросились в лес. Антон велел группе следовать за ним. Развернувшись в цепь, пятеро оперативников и Рухлов начали движение к лесу. Они не сделали и пятидесяти шагов, как из леса по ним шарахнуло. Один оперативник свалился, хватаясь за живот. Остальные присели.

Скорбя о раненом, Антон крикнул:

– Не стреляйте, я иду один. Дети, давайте поговорим. Я уже все узнал и о том, как над вами издевались, и об остальном. И мне искренне жаль вас. Но нам надо поговорить. Вы слишком многое натворили…

Он встал и, рассчитывая, что по нему не будут стрелять, направился к лесу, оставив оперативников в траве. Но не тут-то было. Еще один дымок из леса и последовавший грохот. Антону почудилось, что сама смерть его коснулось холодной рукой. Он не стал пригибаться, а просто повернулся и пошел к своим. Что толку говорить с теми, кто не говорит, а стреляет? И что толку стрелять по тем, на кого все равно рука не поднимется? Раненого погрузили в машину и поспешили обратно в город.

…После доклада Ханину Антон был в тихой скорби. А Ханин, казалось, вообще страдал:

– Значит, они весь свой путь проделали, чтобы над ними тут поиздевались?

Антон посмотрел на Алину и пожал плечами.

– Слышь, Алин, расскажи мне… – начал Ханин, – как такое могло произойти в доме, который создавался для детей. Для любви, для нежности. Для тех, кто потерял родителей. А? Куда смотрели твои воспитатели? Как они допустили такое…

Алина, сдерживаясь, попыталась объяснить:

– Такое случается в детской среде. И иногда воспитатели просто бессильны.

– Но, насколько я понял, для этого были созданы предпосылки. Ночью дежурные спали. А детей в это время… Я даже не знаю слова… Наверное, насиловали? Да? Ведь ЭТО насилие? Да?

– Да, это насилие… Да, за них никто не заступился… Кроме других маленьких детей.

– И что мне делать с тобой, твоим интернатом, твоими отмороженными бабищами, которые это… скажем, они соучастники этого насилия.

– Не знаю, – коротко ответила Алина.

Ханин, тяжело опираясь на палку, поднялся и подошел к окну.

– Детей не преследовать… – сказал он наконец. – Пусть уходят. Этот город не принес им ничего, кроме боли и страдания. Может, в том особняке они успокоятся и простят людей. Пацана того… урода… похоронить и забыть. Остальных детей, кто в этом участвовал… Что с ними делать?

– Ничего… Именно они, поглядевшие на смерть, больше ничего никогда не сделают… – сказал Антон.

– Нет. Я требую наказания, – сказал Ханин. – Если бы они просто нечаянно убили тех двоих, я бы, может, и подумал простить. Но они глумились и насиловали их целую неделю. Девочку отправить на казарменные кухни работать. Раз она уже может так издеваться, значит, уже взрослая. Даже чересчур. Выделить ей квартиру. Пацана, когда из госпиталя выпишут, в поисковики. Разведчиком. Пусть тоже пользу приносит, а не гадит, где живет. Дальше… Воспитательниц, которые в тот день продрыхли, выгнать к чертовой матери.

– Это было в течение недели… – напомнил Антон. – Придется весь интернат сменить.

– Значит, смените. Неделя вам на это. С запретом тем работать с детьми. Ни в школу, ни в новый садик их не брать. Как хотят, пусть так пайку и зарабатывают. Пусть хоть на панель идут.

– Это бесчеловечно, – сказала Алина.

– Это справедливо, – отрезал Ханин.

Через часа два, когда он отошел от этого неприятного разговора, позвонили из Крепости, и он вообще почернел от злости и горя.

– Назим, теперь это точно известно, и другие сорок ребят убиты… – сказал он, когда положил трубку. – Вернулись двое разведчиков, посланные по следу с рацией. Думали же, что у них приемник накрылся. Нашли непогребенные тела и следы боя. Их, как и тебя, Антон, накрывали минометами. Сам помнишь, какой вид после этого у тел… Ребята всех похоронили. Другая страшная новость – к городу приближается батальон этих отморозков-убийц с запада. Крепость перевелась в боевой режим. Но даже если и мы будем сопротивляться, у нас получается рота погранцов, рота в казармах. Около роты поисковиков, если они успеют вернуться. Вот так…

Рухлов обомлел от этой новости. Да, теперь уж точно не до этих детишек.

– Мобилизацию объявлять надо, – сказал подошедший Дантес. – Отменять выборы надо. Создавать укрепления надо.

– Время… – сказал Ханин. – Даже если сейчас из Крепости послать погранцов вскрывать схроны наши и после этого вооружать людей, уйдет не меньше двух суток. Мы же близко к городу схронов не делали… Арсенала хватит на сотню-другую добровольцев.

– Надо посылать за оружием и одновременно вооружать хотя бы этих, – сказал Дантес.

Алина, напрягшаяся и с ужасом глядящая на мужчин, сказала:

– Это так мало! И они не обучены!

– Тех тоже не так уж много. И не думаю, что они сразу полезут на штурм, – криво ухмыляясь, сказал Дантес.

– Разведчики Крепости, это Денис наш и Мишка, ездили, хотели Назима увидеть… Сказали, что те уничтожают все на своем пути, – хмуро сказал Ханин.

– Но нас тоже не сразу возьмешь… Сначала с Крепостью сцепятся. А там еще и арсенал и тысяча поселенцев… Так что им мало не покажется… – Антон почесал затылок и сказал сам себе: – Правда, если они с минометов начнут…

– А они с них и начнут, не сомневайся, – сказал Ханин горько. – Они всегда с них начинают.

– Сколько всего в ружье поставить сможем? – спросил Дантес.

– Тысячи три… – с сомнением сказал Антон. – Если, конечно, будет во что ставить. Если, короче, схроны успеют вскрыть и сюда дотащить.

– Успеют, – сказал Ханин и набрал номер Крепости. Он долго говорил с Артемом Наумовичем. Договорились, что уже сегодня они постараются на своих машинах добраться до точек складирования и ночью вернуться обратно.

– Оружие будет, если без приключений, то уже завтра к обеду. Теперь давайте думать дальше.

– Агитаторше позвони, – сказал Антон.

– Рано еще. Все равно мне ехать объявлять о нашествии, – сказал Ханин.

– Все равно позвони, чтобы домой не смылась… – Антон настаивал.

– Потом… Выборы мы не отменяем, – жестко сказал он.

– Почему? – удивился Дантес.

– Некий Кондрат пользуется большей популярностью, чем мы думали. Только мы объявим, можешь точно рассчитывать, после вооружения за ним окажется около сотни штыков. А мы власть взяли вполовину меньшей силой.

– Логично… – согласился Дантес. – Тогда у нас есть время до конца недели, чтобы решить проблему. Или у вас есть право, и я устраню проблему сам.

– Прекрати, – сказала Алина.

– Как хотите… – ответил Дантес и продолжил по теме: – Нужно послать разведчиков, чтобы постоянно наблюдали за этими…

– Сделано… – сказал Ханин. – Артем сказал, что только узнал об этом и послал навстречу десять стрелков, они все с рациями и, если что, предупредят.

– Главное, чтобы они не забыли, для чего их туда послали, – съязвил Дантес.

– Вроде грамотные ребята…

Они еще час обсуждали первоочередные действия. Много звонили, еще больше спорили. Наконец, накидав речь, Антон и Ханин убыли на радиоузел, а Алина и Дантес остались на связи – координировать происходящее.

6

– Поздравляю, – сказал командир весело. – У нас четкий и однозначный приказ – занять город. На наше усиление уже идут. Добавится в твое подчинение: только сформированная рота снайперов, три бэтээра, один танк. Было бы больше, но решили на платформе тащить, а там только он один и поместится. Своим бы ходом отправили, может, и больше бы дали. На случай недохода… Также нам дали три роты пехоты. Будет в поддержке вертолет. Его, скорее всего, Улем для тебя, Ринат, прислал. И конечно, обоз с провиантом и арсеналом. Итого сорок две единицы техники. Нам приказано выйти на атакующую позицию и стоять там, ожидая подкрепления. После подхода срок неделя на всю операцию. Вопросы?

Начальник штаба спросил, покачав головой:

– Кто командует операцией?

– Он, – сказал командир, указывая на Рината и добавляя: – Я советник. Остальные на своих должностях. Проработать план вам поручаю.

Начальник штаба кивнул, с сомнением глядя на Рината, и спросил:

– Грамотных командиров дали? Или новичков?

Командир посмеялся этой провокации и сказал:

– Ротный у снайперов его кореш. Роман. Да знаете вы… любимчик Улема. А остальные – ребята, проверенные в стычках с федералами на юге. Чтобы вас позабавить, этот Ромка тащит сюда и свою подружку. Улем в бешенстве. Мол, бардак с собой возите! Вы еще, мол, бараки прихватите, чтобы не скучно было. А чтобы понять, что нам будет не скучно, нам послали взвод медиков. Хирурги в основном. По прибытии их надо развести по ротам, теперь они входят в состав боевой единицы.

– Сколько нам противостоит?

– Они там, в штабе, знают лишь численность города. Ну, по допросам пленных и вернувшихся разведчиков. Тысяч двадцать населения. Давайте считать. Около полутысячи штыков ополчения уже под ружьем. Мобилизация нам даст плюс две-три тысячи. Это если они найдут, чем их вооружить. У нас на пути есть укрепрайон. Но он фиктивно укрепленный. Там база их ополчения и продовольственные склады. Обыкновенная деревня: на въездах блокпосты, по периметру колючка и пулеметные гнезда. Погасим с ходу, не напрягаясь. Вопрос только в том, а штурмовать ли нам ее? У нас задача – взять город и загрузить набранным обоз. Про эту деревушку нам ничего не сказано. Есть маршрут обхода. Так что давайте, говорите. Будем рыть под их крепостушку?

– Нет, – категорично сказал Ринат. – У них в городе нас будет толпа ждать, а мы еще народ на их деревне потеряем.

– Но оставлять в тылу врага – это глупость, – воспротивился начальник штаба.

– Согласен, – сказал командир. – Ринат, деревню, наверное, придется брать.

– Не сразу, – сказал Ринат. – Сначала проводим батальон почти к городу. Отвлечем из Крепости народ. Потом Ромка со снайперами прикроет нашу пехоту, которая пойдет на соединение с первым батальоном. Таким образом никто не сможет перебраться из этой деревни в город и тем самым укрепить его. Или никто не сможет из города прийти на помощь деревне.

Начальник штаба сказал:

– Это реально, но слишком натянуто… Мне надо со своими проработать.

– Проработайте, – сказал командир. – Учитывайте вооруженный вертолет. Я думаю, что он нам ой как понадобится. Дальше?

– А не мало помощи послали? – спросил Ринат.

Командир пожал плечами и сказал:

– Там ополчение. А у нас регулярные войска. Их может там и пять тысяч быть, но мы с одной тысячей не имеем права проиграть… Засмеют. Кроме того, мы существенно лучше их вооружены. А рота снайперов им покажет кузькину мать и новогоднюю елочку. Дальше давайте… Времени мало. Потом все по делам побежим…

– Обозы?

– Отводим.

– Госпиталь?

– На три кэмэ в тылу. Выделим им три машины.

– Въезды в город?

– Разведка еще не вернулась. Но то, что там все окопано, – это факт. Придется прорываться всего по двум-трем направлениям.

– Сделаем тандеры и взорвем их, подкатив к блокпостам.

– Не дойдут. Наверняка там все продумано. Рассчитывайте, что у них грамотный командир. Наше преимущество только в неграмотности ополчения.

– Артиллерийская подготовка?

– Ринат?

– Вечер, ночь и утро… по пятнадцать-двадцать минут с разведкой целей перед ними, в обед на штурм.

– Во б…я, народу положим. При двадцатитысячной концентрации они там пачками от одного попадания помирать будут.

– У нас нет приказа брать живых… – резонно заметил Ринат.

– Придется… На всех патронов не хватит, – развел руками начальник штаба.

Посмеялись слегка и продолжили:

– В городе? Что, в городе начинаем?

– Прорыв до мэрии или что у них там. И на месте смотрим.

– Бэтээры и танк?

– В задницу их… Хотя нет, бэтээры пустим по улицам, когда периметр знатно проломаем.

– Химию пускаем?

– Смотря ветер какой… Хотя к черту. Минометы ее на центр пошлют, а там хоть уветритесь. Только в самом начале.

– О'кей.

– Все! Ринат – отдыхать, я на связь с Улемом. Штаб, начинайте прорабатывать план. И глядите, вы эту симфонию пишете для пока еще дилетанта в музыке… Не обижайся, Ринат. Вот и молодец…

Ринат не обижался. Выйдя из штабной машины, он только встряхнул головой. Азарт предстоящего НАСТОЯЩЕГО дела бурлил в нем и, казалось, сейчас прорвется наружу в виде восторженных возгласов не по делу. Он оглядел стоящих неподалеку солдат, охраняющих штаб, и весело им улыбнулся. Те тоже, невольно заразившись этой улыбкой, кривили губы, не догадываясь от чего радость.

Добравшись до радиоузла, он связался с Ромкой и пожелал ему скорейшего прибытия, а то без него все начнут и закончат. Посмеялись. Ринат попенял Романа за то, что свою девку дома не оставил, и Роман, которому уже влетело от Улема, сказал, что по прибытии все расскажет. И что ему будет нужна его, Рината, помощь в одном маленьком дельце.

Ринат пообещал на радостях другу все вплоть до луны его красотке. Подозрительно горько усмехнувшись, Роман пожелал Ринату не спешить и дождаться его и отключился.

До отбоя Ринат сам пытался прикинуть план операции, чтобы сравнить его потом с планом своего штаба. После отбоя к нему заглянул командир и сказал, рассматривая наброски:

– Ну да. Они так же хотят. Я уже поглядел.

– Значит, я уже чему-то научился? – с усмешкой спросил Ринат.

– Нет, – уверенно заявил командир. – Это значит, что у дураков просто мысли сходятся.

Посмеялись, и Ринату указали на откровенные его ошибки. Карту испещряли все новые линии, направления, очаги, и Ринат действительно понимал, как он мало еще знает. Он учился. Так уж сложилось, что теорию он осваивал не в классах, а в полевых условиях в приложении к практике.

Когда командир уже пожалел Рината и собирался покинуть его, ему вдруг пришла на ум мысль.

– Мне кажется, что Улем не просто так этот городишко хочет разнести. Нам ведь эти недоедки, в сущности не мешают.

– В смысле? – не понял Ринат.

– Мне кажется, его опять клинит на всякой мистификации. Ведь именно здесь, как он говорил, есть люди, которые могут его остановить.

– А-а-а-а, – вспомнил Ринат, – талисманы? Или что-то вроде этого?

– Да при чем тут это… его теории бредовы, но задумайся… именно здесь они создают что-то типа нашего общества. Хотя бы по внешним признакам. Защищенность от внешних посягательств. Локальность проживания. Даже эти поисковые группы. Они хуже подготовлены и хуже вооружены, но это временное явление. Рано или поздно они окрепнут и станут нам конкурентами. Так что Улем, чем бы ни руководствовался, действует, наверное, правильно.

– Они не станут нам конкурентами, – уверенно заявил Ринат. – Я видел их. Ну некоторых из них. Они же гуманисты. Они всерьез думают, что потоп – это временная неприятность. Они не понимают, что это лишь толчок к полной смене миропорядка. И стараются жить как раньше. Глупцы. Сейчас время сильных. Тех, кто умеет не жалеть ни себя, ни других. Сейчас время судного дня, когда зерна отсеют от плевел. Выживет и обновится народ. Останутся только те, кто достоин продолжать род.

Неопределенно хмыкнув непривычной разговорчивости Рината, командир слушал дальше. А Ринат, как-то уйдя в себя и в то же время смотря на собеседника, говорил:

– Ты командир старого порядка. Ты многое знаешь и умеешь. Но ты тоже стараешься беречь людей – и своих, и чужих. Как ты с теми девками поступил? Да я бы их просто расстрелять приказал или сам пристрелил. Зачем ты их пожалел?

– Чтобы тебе было куда бегать после отбоя, – посмеялся командир, но глаза его недобро сверкнули.

Не заметив этого, Ринат сказал:

– Нет, тебе просто стало их жалко, дур, что влезли в эту кашу, не думая о последствиях.

Покачав головой, мол, может быть, командир внимательно слушал дальше.

– Ты пожалел их, а я бы не стал, – продолжал Ринат. – Теперь и я понимаю, почему из нас, идиотов, с Ромкой делают командиров такие, как вы. Он, Улем, хочет совместить вашу науку воевать, вашу интуицию, ваши навыки… с нашим холодным расчетом. С нашей безжалостностью, что ли…

Взгляд Рината прояснился, и теперь, разглядывая командира, он сказал:

– Такое уже когда-то было. В Гражданскую войну. Когда за каждым красным командиром стоял бывший офицер царской армии… Все вернулось на круги своя. Новый виток.

Они замолчали, смотря друг на друга. И командир странно весело сказал:

– Диалектика? – Казалось, он был удивлен выводами Рината. – Я помню, чем все кончилось для тех офицеров царской армии. Думаешь, с нами поступят так же?

– Уверен, – кивнул Ринат. – Когда вы подготовите из таких, как мы, пусть плохих, но годных командиров. Или когда закончится этот период.

Вздохнув, командир сказал:

– Когда закончится этот период, то с армией Улема поступят, как с армией Махно…

– Нет… – резко оборвал Ринат. – Мы – другое. Я чувствую, что мы пришли надолго. Что все идет по какому-то странному и правильному плану. Словно Улем – командир, за которым стоит сверхштаб. Ты сам мне говорил, что не надо отступать от плана никогда. Вот Улем тоже не отступает от кем-то для него написанного плана, в котором сейчас стоит пункт избавиться от конкурентов Нового, его, порядка.

Ринат потер лоб и сказал озадаченному командиру:

– Оттого нам все и кажется мистикой, что мы просто не понимаем, что этот план в силе и выполняется. Нам кажется, нам просто везет иногда, а на самом деле все так и должно быть, если следовать правильному разноуровневому плану.

– Это называется вера в начальство… – усмехнулся командир.

– Это называется просто вера, – поправил Ринат.

– Лучше бы вы все верили в Бога.

– А мы в него и верим. Без него мы бы ничего не сделали. Ничего не сделал бы и Улем.

– Я представляю, что вы построите с вашей мистикой, вашей верой в Бога и вашей жестокостью. Кажется, нацисты что-то подобное строили.

Ринат смутился от такого сравнения и сказал твердо:

– Не знаю. Может быть, все это… и нацисты, и гражданские воины… и коммунисты… может, все они чувствовали, что надо строить, но не могли выбрать правильную форму для этого…

– Военный коммунизм? – уже смеялся командир. – Троцкий достаточно полно изложил эту идею.

Ринату пришлось признать, что он не знает, о чем речь.

– Ну и неважно, – сказал командир. – Значит, что бы мы ни сделали, все это учтено в плане? И если я сейчас пристрелю тебя, а потом пущу пулю себе в лоб, на твое место встанет Ромка, а на мое его наставник? Для этого их подтягивают?

Неуверенно кивнув, Ринат смотрел в глаза командиру.

– Ну что ж, – подвел итог командир, – тогда нам просто надо делать хорошо свою работу, чтобы нас на них не заменили. А для этого надо хорошо выспаться. Спи и не думай ни о чем. Сейчас не гражданская, а я не офицер царской армии. И ты не красный командир. А мы все, – он образно обвел руками мир, – не участники борьбы Бога и дьявола. Мы просто хотим жить, так как… хотим. И живем… так как живем.

7

Павленко поздоровался со здоровым майором морской пехоты. Его рука прямо-таки утонула в лапище этого медведя.

– Слушаю, господин майор? – спросил Павленко.

Склонившись над картой, майор очертил участок и, бросив карандаш сверху, сказал:

– Этот район мы зачистили. Тебе, лейтенант, с твоим взводом надо проверить его на «грязь» и химию. Очень быстро. Можете даже не особо стараться. Как закончите, ваши эмчеэсовцы будут там ставить лагерь для задержанных. Ну а мы двинем дальше, как прибудет охрана для лагеря. Понятно?

Павленко, ответив «так точно», достал свой планшет и перерисовал себе на карту участок. К его радости, при более пристальном изучении райончик оказался маленьким. Не придется ему с его взводом месяц торчать и делать замеры. Да и в лаборатории не будут материться, путая замеры и результаты разных проб.

– Лейтенант? – спросил майор, наливая себе кипятка в кружку. – Ты же сам лагеря прошел?

Павленко выпрямился и, не зная, к чему такой вопрос, только кивнул.

– Наверное, тебя с оружием поймали?

– Никак нет, господин майор. Самостоятельно добрались до лагеря и были размещены одними из первых, – четко сказал Павленко.

– А чего так? – хмыкнул майор. – Неужели погулять не хотелось. И бабы там, и золотишко халявное. Неужели не думал о таком…

– Никак нет, господин майор. По приказу старшего метеопоста Рухлова убыл вместе с коллегой. Пост спустя сутки должен был скрыться под водой.

– Ага. Рухлов, – сказал, присаживаясь, майор. – А вот твой Рухлов умнее тебя оказался. Он порезвился на славу. Сейчас он один из узурпаторов власти там… за большой водой.

– Не понял? – признался Павленко.

– Чего ты не понял, лейтенант? – сказал, отхлебывая чай, майор. – Твой Рухлов – один из главарей бандитов.

Замотав головой и борясь с наваждением, Павленко проговорил:

– Этого не может быть, господин майор. Это ошибка. Антон – честный человек… Даже чересчур. Это он оставался до последнего там… на посту.

– Ага, – кивнул майор. – Был честным… Был чересчур… а сегодня мне приказ поступил. Заканчивать с устройством лагерей, дожидаться охранений и, форсировав большую воду, навести конституционный порядок там, где орудует твой бывший начальничек. Точнее, он там даже не главный, но один из… Живыми, как сам понимаешь, таких обычно не получается брать.

Глаза у Павленко затуманились, он мотал головой и говорил, что этого не может быть. Майору надоело это, и он сказал:

– Слушай, лейтенант… ты срисовал? Ну и вали отсюда. Мне еще твоих соплей тут не хватало.

– Есть, – ответил Павленко и вышел из комнаты майора.

Пройдя по коридору школы, в которой размещался штаб морпехов, он зашел к штабистам и обратился к своему знакомому:

– Там, говорят, вас за большую воду перебрасывают?

– Ага. Ну, пошли покурим, потрещим, а то мы тут весь день балду гоняем, пока разведка вернется.

Стоя в курилке, штабист спросил закуривая, а чего Павленко-то понадобилось за большой водой. Павленко рассказал про Рухлова.

– Есть такой. У нас его подручный сидит. Бывший мичман. Может, ты и этого… Ханина… знаешь? Нам надо его бы портрет достоверный…

– Понятия не имею, кто это, – честно признался Павленко. – А с Антоном ошибка какая-то.

– Если ошибка, разберутся, – уверенно сказал приятель. – Но тут вопрос такой… политический. Суд же был. Заочно признали режим этого Ханина преступным. Его мичмана нам передали. Он согласился сотрудничать. Мы должны войти в город, арестовать всю их верхушку. И проследить, чтобы там на месте прошел нормальный суд над ними. Они мэра местного мочканули и город целый себе подчинили.

– Я не верю, – сказал Павленко, сбрасывая пепел.

Штабист затянулся и сказал:

– А хочешь сам с этим мичманом потрепаться? Он месяц назад эти районы со своими партизанами проходил. Скажем, что ты нуждаешься в его информации.

– А можно?

Засмеявшись, штабист сказал, что сейчас время такое, что все можно…

И наконец он оглянулся и оценил дела свои…

Часть восьмая