Наша служба Товстонос Евгений

– Вот сделай так, чтоб твой сержант её тоже узнавал! – заорал Рыков.

Прокофьев втянул голову в плечи и потупил взгляд.

– Ну я вам покажу! – заявил полковник. – Всё! Доигрались! Теперь держитесь!

Экран погас.

– Так и не понял, – задумчиво проговорил Семёныч. – Что ему не понравилось-то?

После полученного нагоняя Прокофьев поклялся себе сделать всё возможное, чтобы подобное не повторилось. Если понадобится, он будет работать за двоих! Впрочем, можно сказать, он и так работал за двоих. Старшина считал ежедневные обязанности скучными и однообразными, воспринимал их как нечто неизбежное и на редкость неприятное, потому относился к своим сменам так же, как, например, к насморку. То есть нужно его перетерпеть, а потом снова наслаждаться жизнью. Хотя Прокофьев признавал, что знания и опыт Семёныча были воистину безмерны. Сержант за последний месяц узнал от старшины больше, чем за пять лет в академии.

Сейчас Антон сидел за пультом, всматриваясь в экран. Работы в этот день было больше обычного. В соседнем секторе образовалась пробка, и часть транспортного потока перебросили на участок, контролируемый Прокофьевым и Семёнычем. Не то чтобы кораблей было слишком много, два-три в час, однако в секторе 376 это приравнивалось к аншлагу.

Гиперпространственные врата засияли, и из них с двукратным превышением скорости вылетел корабль, резко ушёл вверх, сделал мёртвую петлю, при этом виляя из стороны в сторону, после чего заложил вираж и принялся выписывать такие фортели, что у Прокофьева зарябило в глазах. Приборная панель замигала, словно гирлянда. Лампочки сигнализировали обо всех возможных нарушениях правил движения.

Сержант потянулся было к кнопке захвата, но потом отдёрнул руку и, вызвав на экран информацию о пилоте, схватился за лежащий рядом фотоальбом, в котором были собраны снимки всех родственников полковника Рыкова и другого начальства ГАИ. Семёныч не сказал, откуда у него такая картотека, лишь скомандовал Прокофьеву выучить её наизусть. Перебросив пару страниц, Антон понял, что сейчас не до этого, и вдавил кнопку в пульт. Силовой луч поймал корабль и потащил его к посту.

Прокофьев поднялся и, поправив фуражку, направился к стыковочному отсеку. Здесь царила невесомость, ведь некоторые из инопланетных пилотов не были приспособлены к земной гравитации. Магнитные подошвы ботинок цепко держали сержанта на палубе, но никак не помогали фуражке, которая всё норовила оставить голову Прокофьева и отправиться в свободное путешествие.

Открылся шлюз, и в коридор влетел пилот. Он кувыркнулся в воздухе, зацепил плечом перегородку, потом сообразил-таки включить магнитные ботинки и укрепился на потолке вверх ногами. От него во все стороны распространялся мощный перегар.

– Сержант Антон Прокофьев. – Инспектор козырнул. Он пытался глядеть прямо в глаза пилоту, но это ему не удавалось. Мало того что задержанный висел вверх ногами, так его глаза ещё и косили в разные стороны. – Предъявите ваши документы.

– Я не-а в… ничём… не винват, начльник, – промычал пилот.

Прокофьев поморщился и указал рукой на коридор между ними.

– Пройдитесь, пожалуйста, по кривой.

На планетах обычно используется обратная методика. Нужно пройти по прямой. Но в невесомости она не работает. Поэтому задержанным приходилось преодолевать коридор, отталкиваясь от пометок на стенах.

Под пристальным взором инспектора пилоту удалось отключить магниты на обуви и пройти тестовый участок, правда, от некоторых пометок он отталкивался спиной или задом, а от парочки и вовсе головой.

– Вы задержаны за вождение корабля в нетрезвом виде.

Прокофьев отвёл погрустневшего пилота в тюремный отсек. Это было большое помещение, с четырьмя универсальными камерами и узким проходом, пролегающим вдоль них. Гаишникам по долгу службы приходилось сталкиваться с сотнями представителей самых разнообразных рас. У каждой из них свои особенности и требования к содержанию. Атмосферные условия, гравитация, размеры помещения – обеспечение всех этих условий ложилось на плечи гаишников. А как удержать за решёткой инопланетянина, выросшего при силе тяжести в 10g и способного пальцем проткнуть трёхдюймовую стальную плиту? Или расу, питающуюся металлом? В общем, все эти нюансы доставляли множество проблем до изобретения универсальных камер. Содержание воздуха, давление, освещение, влажность, а также стены, решётки и замки подстраивались под любые требования, стоило на пульте указать расу, к которой принадлежит заключённый.

Прокофьев отправил пьяного пилота в камеру, предназначенную для выходцев с Земли и земных колоний, и закрыл дверь. Здесь задержанный проведёт сутки, пока не протрезвеет, и лишь потом отправится дальше с записью в правах.

Справившись с этой, оказавшейся непростой обязанностью (пьяный пилот постоянно шатался, спотыкался и падал, при этом не переставая мычать нечто уж вовсе неразборчивое), сержант направился в рубку управления. Он нажал на кнопку, открывающую двери, створки тихо зашуршали, расходясь в стороны.

– Заключённый в камере… – начал было Прокофьев, но вынужден был прерваться, увидев летящую ему в голову книгу.

Антон умудрился поймать её, не скатившись при этом с лестницы.

– Семёныч, вы чего? – спросил Прокофьев, не слишком интересуясь ответом. Он уже привык к подобным выходкам старшины и знал, что объяснения всё равно не будет.

– Учи, – скомандовал старшина.

Сержант поглядел на обложку.

– Словарь ненормативной лексики галактических рас и цивилизаций, – прочёл он. – Да я и на нашем могу, – улыбнулся Антон.

– Ты знаешь, что наш заключённый говорил?

– Да что он мог говорить? Он же настолько пьян, что два слова связать не может!

– На земном – не может. А вот на нецензурном тарабарском – ещё как смог. Переведи, много нового о себе узнаешь.

Вызов из штаба прозвучал через несколько минут после отправки рапорта о задержании. Прокофьев испуганно подскочил и принялся соображать, чьим родственником мог оказаться пьяный водитель.

– Не боись, это меня, – успокоил сержанта старшина и повернулся к экрану. – Здорово, Санёк. Где пропадал?

Гаишник с погонами прапорщика огляделся по сторонам и зашептал:

– Короче, Семёныч, вам тут светит большая и глубокая ноздря корелианского слоноскунса. Рыков на вас обозлился не на шутку. С самого утра рвёт и мечет.

– Колодин, наверное, страдает… – задумчиво протянул Семёныч.

– Не то слово. Рыков его уже до «духа» понизил. – Прапорщик злорадно хохотнул, потом посерьёзнел. – В общем, так: деталей не знаю, но краем уха слышал, что полковник планирует нагрянуть к вам с проверкой. И это ещё не самая плохая новость. Он связывался с Блекнатом.

Семёныч присвистнул.

– Да уж. Сколько у нас времени есть?

– Точно не знаю. Но Рыков сказал подготовить корабль к пяти вечера. Думаю, собирается лететь к вам. Так что у вас есть часов восемь. Не больше.

– Спасибо, Санёк. С меня бутылка лучшей выпивки, которую я смогу конфисковать в этом месяце.

– Нормально. Сочтёмся.

Семёныч отключил связь и нахмурился.

– А кто этот Блекнат? – спросил Прокофьев. Он обратил внимание на то, что Семёныча расстроила не весть о грядущей проверке, а именно это имя.

– Самый дотошный инспектор, который только может существовать. Говорят, после его проверок звёзды слетают не только с погон, а даже с неба. Некоторые считают, что он телепат. Другие – что у него рентгеновское зрение. Но факт остаётся фактом – ещё никому ничего не удалось утаить от Блекната.

Семёныч вызвал на экран снимок инспектора. Высокий синекожий кардианец с витиеватой гравировкой на висках смотрел со снимка своими тремя глазами так пронзительно, что Прокофьев невольно оправил рубаху и затянул ремень.

Старшина окинул взглядом их пост, оценивая фронт работы, и повернулся к Прокофьеву:

– Ну что, Антоха, давай-ка займёмся уборкой.

Прокофьев застыл посреди каюты, вскинув голову, сжав руки в кулаки, сверкая глазами и всеми другими способами выражая непоколебимую решимость не только зарисоваться перед начальством, а как минимум завязать в узел ленту Млечного Пути или заткнуть ближайшую чёрную дыру пробкой от шампанского. Его выражение лица, осанка обещали любому, кто станет на его пути, как минимум смерть.

Семёныч некоторое время удивлённо глядел на сержанта, потом, видимо не впечатлившись, изрёк: «Ну-ну».

Прокофьев завертел головой, решая, с чего бы начать. Его взгляд остановился на стене со снимками разыскиваемых преступников. Портретов скопилось так много, что они заполняли стену сверху донизу.

Прокофьев подскочил к этой стене почёта и принялся срывать снимки и бросать их на пол.

Семёныч снова повернулся к Антону:

– И что ты делаешь?

– Я вот подумал, если проверяющий увидит, сколько людей у нас в розыске, он же решит, что мы вообще никого не ловим! Скандал.

– Понятно. Будь добр, верни последние восемь снимков на стену.

– Они чем-то отличаются?

– Нет. Это фотографии моей семьи.

– А они преступники?

– Нет. Просто больше некуда было повесить.

Прокофьев пробурчал что-то вроде: «А раньше нельзя было сказать?» – и принялся снова крепить на стену семейные снимки Семёныча.

Тем временем старшина, пробурчав что-то вроде: «Без кофе нет работы», – отправился на кухню.

Закончив со снимками, сержант уставился на пыльный плакат с абстрактным узором. Он уже был здесь, когда Семёныча с Прокофьевым перевели на этот пост. Кто, когда и, главное, зачем «украсил» стену этой безвкусицей, Антон не знал, да и не интересовался. Он снял плакат со стены и, скомкав его, бросил в мусорку.

В этот момент вернулся Семёныч и, опершись спиной на дверной косяк, ухмыльнулся.

– Ты решил зарисоваться перед проверяющим жестоким обращением с заключёнными?

Прокофьев недоуменно поглядел на старшину.

– Арест происходил соответственно уставу!

– Я о другом заключённом. Ты его только что выбросил в мусорку.

– Что? Вот этот плакат?

– Не плакат, а тразианец. Это живая ткань. Только вот беда: когда его арестовали, он впал в спячку. А она у тразианцев длится от ста до двухсот лет. В камере его, естественно, держать не было смысла, отпустить арестованного до предъявления ему обвинения тоже нельзя. Вот и решили, чтобы меньше места занимал, на стене устроить, пока не проснётся. А случится это лет через сорок. Так что верни беднягу на место ночлега.

Прокофьев медленно вдохнул и так же медленно выдохнул.

– Что у нас дальше… Ага. Проверка оборудования. Пульт – со штабом связывались, значит, работает. Захват – тоже работает. Система жизнеобеспечения…

– Её можешь не проверять, – заметил Семёныч.

– Почему это?

– Поверь, если она выйдет из строя, мы это сразу заметим. И лететь сюда будет тогда не инспектор, а катафалк.

– Ага… Логично. Дальше у нас… – Прокофьев пробежался по списку. – Система содержания заключённых.

– Вот пустые камеры проверь, – заметил Семёныч.

Прокофьев вышел из рубки и вернулся меньше чем через минуту. Он влетел в рубку с выпученными глазами и торчащими дыбом волосами.

– Сбежал! – заорал сержант. – Наш заключённый сбежал!

Семёныч медленно развернулся в кресле и пристально поглядел на сержанта.

– Прокофьев, ты что, не закрыл дверь?

– Закрыл, конечно! Прижать до щелчка, переключить рукоять, дождаться сигнала зуммера, провернуть вентиль до упора, дожать, дождаться, пока засветится зелёная лампочка. Камера закрыта! – отчеканил Прокофьев строки из устава.

– Там ещё мелким шрифтом приписано: придвинуть к двери тяжёлый шкаф, а стыки прихватить сваркой.

Сержант побледнел и принялся листать устав.

– Да шучу я, Антоха! Не суетись. Его корабль на месте, значит, и он здесь.

– И что делать? Как быть? А если инспектор сейчас приедет? Это ж скандал!

В голове Прокофьева мелькнул образ синекожего проверяющего, испепеляющего сержанта взглядом трёх своих глаз.

– Знач, так, Антоха. Панику отставить. Берёшь оружие и отправляешься на поиски.

– А вы?

– А я засаду устрою. Ему всё равно некуда деваться, будет пробиваться на свой корабль. Пешком же он со станции не уйдёт. Там-то он и попадётся.

– Логично, – кивнул Прокофьев. И, схватив стазис-пистолет, выскочил из рубки. Потом вернулся и некоторое время глядел на старшину, продолжающего сортировать свои головоломки.

– Вы же в засаду собирались.

– А я и отсюда его корабль отлично вижу. – Семёныч кивнул в сторону экрана, на котором отображался ангар. – Как только беглец появится, я тебе сообщу, и ты его схватишь.

Прокофьев недовольно покачал головой и вышел из рубки.

Он продвигался по коридору медленно, вскинув пистолет к плечу. Антон надеялся, что пьяный заключённый не начнёт геройствовать и спокойно вернётся в камеру. Иначе проблем не оберёшься. Да ещё и накануне проверки!

Вдруг Прокофьев услышал какой-то шум и осторожно направился туда. Звуки доносились с кухни. Прокофьев похолодел. Вот ведь чёрт! Там беглец без проблем может вооружиться холодным оружием! Ножи, вилки… Сковородка, в конце концов! А то, что обычная сковородка может стать смертельно опасным оружием, доказано тысячами домохозяек, встречающих пьяного мужа с работы.

Прокофьев аккуратно выглянул из-за угла, держа пистолет наготове, и увидел беглеца. Тот сидел на кухне и грустно глядел на пустой холодильник.

– А у вас чё, жрать с-с-свсем нечё? – спросил он, повернувшись к сержанту и пытаясь сфокусировать на нём взгляд. Зрачки, судя по всему, решившие поиграть в салочки, этому упорно сопротивлялись и разбегались в стороны.

– Ты как из камеры выбрался? – спросил Прокофьев.

– Вышл. Я ку-у-у-ушть захотел.

Судя по всему, пьяница был абсолютно безобиден, поэтому Прокофьев облегчённо сунул пистолет в кобуру и подошёл к беглецу. Взял его за локоть и скомандовал:

– Вперёд.

Фокусник послушно встал, сделал пару шагов, а потом остановился.

– Нач-чаальник! А гд-де твоё ор-ружье?

Рука сержанта дёрнулась к кобуре. Пустой.

– Что за… – начал было сержант, но фокусник его перебил:

– Си-и-икундчку… – Он сделал быстрое движение рукой и достал из-за уха Прокофьева его стазис-пистолет. – А во-о-от он!

Сержант медленно поднял руки вверх.

– Но-но! Ты не балуй!

Заключённый скорчил наибезобиднейшее выражение лица, которое видел Прокофьев, и бросил пистолет сержанту. Антон поймал ствол и, решив, что больше испытывать судьбу не стоит, мало ли чего ждать от этого пьяницы, выстрелил в фокусника.

Из ствола полетели мыльные пузыри. Отделившись от ствола, они принимали форму различных зверушек и поднимались к потолку.

Прокофьев ошарашенно переводил взгляд с пистолета на фокусника и обратно.

Со стороны двери раздались аплодисменты и донёсся голос Семёныча:

– Браво, маэстро! Вы не теряете квалификацию!

Фокусник грациозно поклонился, но его повело, и он ткнулся лбом в пол.

– Вы его знаете? – спросил старшину Прокофьев.

– Знаю. Маэстро Римбальди Великолепный. Лет десять назад считался одним из лучших фокусников галактики, но потом ушёл со сцены.

– Приятно встретить истинного ценителя искусства! – радостно заявил фокусник.

– А хотите, и я вам фокус покажу? – спросил Семёныч.

– Кнешна! – обрадованно заявил Римбальди.

Семёныч достал из кармана колоду карт, извлёк одну, остальные вернул на место. Прокофьев глядел на манипуляции старшины с возрастающим недоумением.

Семёныч продемонстрировал им пиковый туз, потом взмахнул рукой, и карта исчезла. После этого старшина потянулся к уху фокусника; Римбальди смотрел на Семёныча со снисхождением, словно боксёр-тяжеловес на младенца, впервые надевшего перчатки.

Прокофьев же с замиранием сердца следил за пальцами Семёныча, ожидая увидеть, как тот достанет пропавшую карту из-за уха фокусника.

И вот пальцы Семёныча приблизились к голове Римбальди и… Старшина вцепился пятернёй в ухо фокусника и крутанул его так, что Римбальди завыл.

– Пошли, шаман хренов, – усмехаясь, заявил Семёныч. – В камере фокусы свои показывать будешь.

Семёныч запихнул фокусника в камеру.

– Ну мужики! Ну ск-кучно тут! – нудил Римбальди. – Н-н-не закрывайте меня! Давайте лучше по пятьдесят!

Когда за ним захлопнулась металлическая решётка, фокусник повернулся к Семёнычу:

– Ты меня уважаешь?

– Нет.

– У-у-у-у, какой ты прдсказуемый. – Римбальди уселся на скамейку и промямлил: – Н-ну и ладн. Ну и п-пусть. Захочу – сам выберусь.

– Ага, как же, – улыбнулся Семёныч. – Фокус-покус.

Старшина достал из кармана отмычку и бросил её на стол. Фокусник разочарованно ощупал свой рукав.

Прокофьев потупил взгляд. Как он умудрился прозевать отмычку при обыске? И, главное, когда её успел вытянуть Семёныч? Видимо, когда вёл Римбальди в камеру. Сержант в очередной раз убедился, что его начальник ещё полон сюрпризов.

Фокусник поднялся со скамейки, пошатнулся и, вскинул голову, провозгласил:

– Я ж Ве-е-ели-и-и-икй Ри-и-имбальдь! Мн-н-не не нужна о-отмычка!

Семёныч, всё еще ухмыляясь, бросил на стол ещё пару отмычек, скрепку, заколку и электронную универсальную карту.

Фокусник недовольно следил за всем этим, потом заявил:

– З-зачем Ве-е-ели-и-икому Римбльди тки-ие п-примитивные ор-рудия трда? Римбальди умеет пр-рходить сквозь с-стены.

Всё так же не говоря ни слова, Семёныч бросил на стол связку ключей Прокофьева. Сержант ошеломлённо зашарил по карманам и, покраснев, показал кулак фокуснику.

Фокусник тяжело вздохнул и уселся на койку.

– Ну честно, мужики. Скучно тут.

Вдобавок ко всему Семёныч приблизился к пульту управления камерой. Несколько нажатий клавиш – и по стальным прутьям решётки запрыгали искорки. От камеры пошёл лёгкий запах озона. Это старшина пустил по решётке ток.

– Приятного отдыха, – пожелал Семёныч и, махнув сержанту рукой, покинул тюремный отсек.

– Эх, а ведь был знаменит. И что теперь?

– А вы, гляжу, немало о нём знаете.

– Ага. Интересовался в своё время. Римбальди вытворял чудеса! Заставлял вещи исчезать и появляться, выбирался из резервуаров с водой, выходил из огня без единого ожога, переплывал бассейн с робопираньями. Мне всегда было интересно, как он это делает. Но смог разгадать лишь парочку самых простых трюков.

– А чего же он со сцены ушёл?

– Римбальди замахнулся на трюк тысячелетия! «Исчезающая луна» – так он должен был называться. Фокус заключался в том, чтобы заставить исчезнуть одну из лун планеты Кравия, а потом вернуть её на место.

– Конечно же, это ему не удалось.

Семёныч хмыкнул:

– Наполовину. Римбальди заставил луну исчезнуть, но не смог её вернуть на место.

Прокофьев носился по посту с распечаткой формы № 29П, в которой указывался перечень того, что обязано присутствовать на любом посту ГАИ. Семёныч тем временем сортировал громадную кипу кроссвордов, раскладывая их в две стопки. Решённые и нерешённые. Иногда его взгляд падал на задания, и старшина отключался от уборки на пару минут.

– Так, что у нас дальше? – Прокофьев сверился со списком. – Портрет президента планеты, за которой закреплён пост.

Антон осмотрел стены рубки. На всякий случай ещё раз осмотрел стену со снимками разыскиваемых преступников. Семёныч вполне мог повесить портрет президента именно там. Но нет. Кроме плакатов «Разыскивается» и спящего на стене тразианца, стены украшала лишь одна вещь: над пультом, на самом видном месте, висел перекидной календарь, на первой странице которого красовалась обнажённая мадемуазель с пышными формами.

– А это придётся убрать, – сказал Антон с сожалением.

Семёныч недовольно поглядел на него, снял перекидной календарь с магнитного держателя и принялся его перелистывать.

Прокофьев снова сверился со списком и задумчиво произнёс:

– И где же нам взять портрет президента?

Он перевёл взгляд на Семёныча, который как раз возвращал календарь на прежнее место. Сержант хотел было возмутиться, но осёкся, когда увидел портрет президента Земли.

– А… Откуда он взялся? – недоуменно спросил Прокофьев.

– Что значит откуда? Это сборник портретов президентов галактического содружества.

– А откуда там взялась мадемуазель из Playalien?

– Ты хоть при инспекторе такого не ляпни, – ухмыляясь, сказал Семёныч. – Вряд ли он похвалит тебя за оскорбление президента планеты нудистов.

Прокофьев смущённо прокашлялся и вернулся к списку.

– Та-а-а-ак. Аптечка… – Сержант задумчиво поглядел в потолок, вспоминая, где у них хранятся медикаменты, и повернулся к старшине: – Семёныч, где у нас аптечка?

Старшина ткнул пальцем через плечо на небольшой ящик. Прокофьев недоуменно поглядел туда.

– И всё? А как же лекарства для разных рас? Антиэпидемические и антипандемические препараты? А также…

– Антоха, ты видел когда-нибудь полную аптечку?

– Ну… Нет…

– Это ангар размером с наш пост. А у нас есть всё необходимое. На любой случай.

– Да? – Прокофьев недоверчиво подошёл к ящичку и открыл его. – Аспирин. Антипохмелин. Тест на беременность?

Сержант удивлённо уставился на старшину.

– Вообще-то это тест на воинское звание. Милираанцы не носят знаков отличия, а кодируют их в своём генотипе. Сколько полосок на тесте – такое и звание.

Прокофьев вернул тест в аптечку и снова заглянул внутрь.

– О! А что это за кнопка, на дне?

– Самоуничтожение нашего поста.

Прокофьев отдёрнул палец, готовый уже нажать кнопку и проверить её действие.

– Вы шутите?

– Не-а. Это на случай неизвестной эпидемии, чтобы не разнести инфекцию по всей галактике.

Прокофьев сглотнул, представив такую перспективу, потом вспомнил о грядущей инспекции и сглотнул ещё раз.

– Муж-жики! – раздался голос фокусника. – Сфотографируйте на память!

Гаишники недоумённо воззрились на стоящего у двери фокусника. Римбальди переоделся. Сейчас на нём красовалась парадная форма ГАИ с сержантскими нашивками. Форма Прокофьева.

– Ты что, копался у меня в комнате? – проскрежетал Прокофьев.

Фокусник довольно осмотрел себя и заявил:

– Мне идёт, правда? Кстати, может, вы мне ещё оружие дадите? Так вообще солидно выглядеть будет!

Прокофьев потянулся к стазис-пистолету, потом вспомнил о вылетающих из дула мыльных пузырях и взялся за лом.

– Ты что надумал? – спросил его старшина.

– Введу в стазис древним способом, – проскрежетал сержант.

– Постой-ка, – остановил разбушевавшегося Прокофьева Семёныч. – Прелюбопытнейшая вещь получается. Как он выбрался?

– Вы камеру забыли закрыть! Как же ещё? – съязвил Антон.

– Нет. Камеру я закрыл, – проигнорировал сарказм сержанта Семёныч. – Электрический щит тоже активировал. Значит, он прошёл сквозь него… Интересная загадочка вырисовывается…

– Да какая загадка! У нас проверка на носу!

– Так сфотографируете или нет? – вклинился в разговор Римбальди.

– Нет! – рыкнул Прокофьев.

– Ну, может, хоть нарисуете? Среди вас художника нет? Хоть плохонького! – Гаишники покачали головой.

Фокусник с грустью вздохнул. Потом снял с головы фуражку и, задумчиво в ней покопавшись, выудил похожее на кролика существо.

– Антоха, – заявил Семёныч, вставая. – Постирай свою старую форму. Гляди, какая хрень там уже завелась.

– А вы куда?

– За фотоаппаратом.

Семёныч вскоре вернулся, держа что-то за спиной.