Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы Сутер Мартин

7

Персонал «Шапароа» был одет, как экипаж космического корабля «Энтерпрайз». Комбинезоны из блестящего искусственного хайтек-волокна со стоячими воротниками и застежками «молния», для каждой ступени иерархии и для каждой функции — своего цвета, — и подходящая по цвету обувь. У каждого на голове имелось переговорное устройство для связи с кухней и с шефом сервиса.

Последний оказался рослым, бритым наголо мужчиной, под тесно прилегающим комбинезоном которого с большой долей эластана хорошо прорисовывалось его тело, и было видно, что он по многу часов терзает себя в тренажерном зале. Его брови были тщательно подщипаны и взлетали стрелками вверх, и Альмена не удивило бы, если бы даже его ушные раковины заострялись кверху.

Он встретил Жоэль как старую знакомую и называл ее Жожо. Она называла его Вито, а Альмена представила как Джона.

— Почти как я, только «Жо» всего один раз.

При этом она по-хозяйски обняла Альмена.

В «Шапароа» на каждую перемену блюд надо было переходить в другое помещение, что их реклама обозначала как «революционный гастрономический концепт». Вито проводил их в зал аперитива.

Помещение было декорировано игрушками, маленькими фигурками клоунов, музыкальными шкатулками, карикатурами. Воздушные шары парили под потолком, а подушки на стульях изображали лица с веселым выражением.

— Как всегда? — осведомился Вито.

Жоэль бросила взгляд на Альмена:

— А можно?

Тот кивнул, и вскоре сомелье откупорил бутылку розового шампанского «Тэтэнже» урожая две тысячи второго года — четыреста десять франков за бутылку.

Голова у Альмена болела не из-за еды — кулинарное странствие через девять тематически декорированных залов стоило ему ровно по триста пятьдесят франков на человека, — а из-за напитков. Она — как будто хотела испытать на платежеспособность приглашающую сторону — заказывала только самое лучшее, что было в винной карте. Еще до того, как они покинули комнату аперитива, она попросила принести вторую бутылку шампанского, которую они оставили едва початой.

В зале «Море» — помещении, с трех сторон окруженном аквариумами, полными декоративных рыбок, она велела принести уже вторую бутылку Chevalier-Montrachet, Grand Cru «Les Demoiselles», Louis Latour тысяча девятьсот девяносто седьмого года за шестьсот восемьдесят франков.

Через другие залы ее сопровождало бургундское, La Tche, Domaine de la Romane-Conti тысяча девятьсот девяносто пятого года за тысячу четыреста франков бутылка.

Когда они, насытившись, а что касалось Жоэли, то очень напившись, попросили счет в кондитерском зале — салоне, выдержанном в розовом, бирюзовом и серебряном цветах, — этот счет потянул на пять тысяч шестьсот семьдесят три франка.

— Упс! — сказала Жоэль и плутовски улыбнулась Альмену.

Его здесь не знали, поэтому на кредит он рассчитывать не мог. Ему не оставалось ничего другого, как небрежно залезть в карман и отсчитать на розовую скатерть всю сумму плюс пятьсот франков чаевых.

Жоэль провела по его волосам уже не очень уверенной рукой и промурлыкала:

— Мужчины, которые еще и платят настоящими деньгами, ну очень сексуальны.

8

У шофера теперь появилось имя: Борис. Он был хорошо натренирован на обращение со своей хозяйкой в такой стадии и мягко и заботливо погрузил ее на заднее сиденье. Затем открыл Альмену другую дверцу и кивком велел ему сесть в машину. Он сделал это укоризненно, как будто сопровождающий хозяйку был виноват в ее состоянии.

Результата дискуссии о том, куда ехать — Жоэль хотела «к тебе», а Альмен, естественно, не хотел, — Борис ждать не стал. Он без колебаний поехал в сторону виллы на берегу озера.

Жоэль на сей раз вела себя в поездке сдержанно. Может, причина крылась в уровне промилле, но, может быть, и в том, что теперь она рассматривала Альмена как нечто прочное, которым не обазательно лакомиться в одну ночь. Она прильнула к нему, но не заснула.

Дом был ярко освещен. Перед въездом припаркованы несколько машин класса люкс, все модного цвета этой осени: черного.

— Но ведь ты говорила, что одна в доме? — голос Альмена звучал встревоженно.

— Я только сказала, что отца нет.

— А кто все эти люди?

Жоэль пожала плечами:

— Понятия не имею.

— Дом полон народу, а ты не знаешь, кто они?

— Друзья моего брата.

— Ах, вон что, твой брат тоже здесь живет?

Она отрицательно помотала головой:

— Он только устраивает здесь иногда вечеринки.

Борис проводил их в вестибюль. Весь гардероб был увешан пальто, а из широкого коридора, ведущего в большой салон, слышались шум разговоров и смех. Жоэль держалась на ногах очень неуверенно, и Альмен надеялся, что Борис ему поможет.

Тот повел их мимо лестницы к двери орехового дерева, за которой скрывался лифт.

— Второй этаж, — скучающе сказал он и закрыл дверь.

9

В спальне слабым светом горели две настольные лампы с тяжелыми шелковыми абажурами. Одеяло было откинуто с обеих сторон, на стороне Жоэли лежало что-то шелковое, кружевное. Комната выглядела как приготовленный к ночлегу номер пятизвездочного отеля.

Обычный любовный голод Жоэли до сих пор ни в чем не проявился Она помахала Альмену, как малое дитя, и исчезла в ванной.

— Я сейчас, — сказала она, прежде чем закрыть за собой дверь. Он слышал, как она заперлась на ключ.

Альмен уселся в мягкое кресло, напомнившее ему мебель кондитерского зала в «Шапароа». Он устал и слишком много выпил. К тому же за последние несколько часов — эта мысль вспыхивала в его мозгу то и дело, как бы решительно он ее ни вытеснял — он промотал приблизительно половину тех денег, что должен был Деригу. Хуже того: дал промотать.

Эта мысль выныривала из потока самых разнообразных мыслей, которые должны были сделать его голову недоступной для Дерига. Неотесанный, короткошеий, краснорукий Дериг протискивался между ними, словно хам в битком набитый лифт.

Может, кредитор удовольствуется половиной суммы?

Если у Альмена еще осталась эта половина.

Пересчитывать он не хотел, ведь тем самым он прямо-таки пригласил бы это чудовище удобно расположиться в своем мозгу.

От таких примитивных существ, как Дериг, отделаться в принципе можно. И половиной, и третьей частью. Когда они видят деньги, у них не находится сил сказать нет. Лучше синица в руке. Такие это люди.

Одно плохо: придется с ним разговаривать. Более того: вести переговоры. Теперь не получалось просто сунуть ему в руки купюры и отмахнуться от него как от назойливой мухи.

Но до применения силы дело не дойдет. Такие типы не применяют силу против того, кто дал им деньги и должен дать еще. Даже если эти деньги — возвращение долга. Силу не применят.

Или все-таки применят?

Альмен должен был признаться себе, что с такого сорта людьми у него нет опыта.

За дверью ванной он слышал шумы. Звук льющейся воды, звон склянок, шаги, жужжание электрической зубной щетки. И время от времени через спальню прокатывались снизу далекие волны смеха.

Что она там делает так долго? Освежается? Прихорашивается? Наряжается во что-нибудь соблазнительное? Это было то, к чему Альмен не был вполне нечувствителен. Не возбуждающее белье, нет, это было бы для него слишком ординарно. Но вот тонкое дессу — другое дело. Тут уж он бы не отвернулся. Даже если бы его носила женщина, которая действует на нервы.

А разве она действует ему на нервы? Но ведь не только. Ведь есть что-то еще.

Он уже снова приступил к тому, чтобы вызвать в себе симпатию к ней. Или сделать ее хотя бы приемлемой для себя.

Дверь распахнулась, и Жоэль вышла. На ней была не по размеру большая мужская пижама, а вся косметика смыта с лица. Она вяло улыбнулась ему, легла в постель и похлопала по подушке рядом с собой:

— Приходи скорее.

И выключила свет на своей половине.

10

В черной ванной комнате царил тот же кавардак, что и в предыдущий раз. Одежда, раскидана по полу, на табуретах и в джакузи, в обнимку с мокрыми махровыми полотенцами и губками. Корзинка для мусора окружена использованными салфетками для снятия грима, не попавшими в цель. Электрическая зубная щетка лежала в раковине, открытый тюбик с зубной пастой валялся на стеклянной полочке, из него свисал длинный червячок пасты.

Альмен поискал другую насадку зубной щетки — все-таки ему не удалось сделать Жоэль в своем представлении настолько милой, чтобы воспользоваться ее зубной щеткой — и нашел-таки одну в зарядном устройстве.

Когда он стоял у раковины с вибрирующей зубной щеткой во рту, отвернувшись от зеркала, чтобы не видеть свое отражение, взгляд его упал на плоскую упаковку с пилюлями, в которой два углубления были пустыми. Альмен взял ее с края раковины и повертел в руках. «Рогипнол, 1 мг», значилось на упаковке.

Там, где лежало снотворное, стоял и стакан с остатками воды. На краю стакана остался след губной помады. Вишнево-красной, какая и была на ней сегодня вечером. Судя по всему, у Жожо больше не имелось планов на сегодняшнюю ночь.

11

И опять Альмен лежал в чужой кровати рядом с чужой женщиной. Поднялась осенняя буря и бушевала в тополях, окаймляющих берег озера. Ветер чисто размел небо, и почти полная луна проложила через щель между шторами бледную полосу на ковре.

Время от времени снизу по-прежнему доносился шум веселья.

Альмену снился отец. Он ехал, сигналя, в облаке пыли по проселочной дороге, ведущей к крестьянскому дому. Альмен знал эту машину: то был почти новый «Опель Капитан» кремового цвета, купленный отцом в тот день, когда он подписал договор на продажу Шварцаккера.

Отец рулил левой рукой, а правой сигналил или махал через открытое окно. Альмен — маленький мальчик — стоял перед дверью дома и смотрел, как машина подъезжает все ближе. Потом он вдруг оказывался на пассажирском сиденье рядом со своим смеющимся отцом. А потом сам за рулем и подъезжал к отцу, который, смеясь, стоял у ворот.

Альмен хотел затормозить, но тормозов не было. И он сигналил.

Он резко проснулся. Но гудки автомобиля не прекращались. Звуки исходили снизу, с земли.

От Жоэли до его слуха доносились ритмичные шумы хриплого дыхания. Он включил лампу на ночном столике. Жожо лежала в той же позе, в которой заснула: рот приоткрыт, веки тоже прикрыты неплотно. Автомобиль продолжал сигналить.

— Жоэль, — шепотом позвал он. Потом в полный голос: — Жоэль!

Она не реагировала.

Альмен потряс ее за правое плечо. Никакой реакции.

Гудки автомобиля продолжались. Теперь уже другой высоты звука. Альмен встал, пошел к двери, ведущей в коридор, и тихо открыл ее.

Закрыл за собой, осторожно подошел к лестнице и глянул вниз, в вестибюль. Мужчина лет сорока стоял в открытых дверях и махал кому-то. Ему отвечали гудки автомобиля. Потом другого, другой высоты.

Альмен слышал, как двигатели машин становились тише. Потом снова громче — как только оставляли позади ворота усадьбы и ускорялись на улице.

Наконец стало тихо. Мужчина — брат, как предположил Альмен — закрыл входную дверь и повернулся. На лице еще не погасла улыбка, которая теперь перешла прямиком в зевок.

Альмен отступил от лестницы назад, но в спальню не вернулся. Он слышал, как брат напевал себе под нос. Открылась дверь. Видимо, гостевого туалета, судя по звуку льющейся струи, который вскоре вырвался через открытую дверь. Заработал смыв унитаза, дверь закрылась, и потом он услышал стук плечиков для одежды у гардероба.

Альмен снова сделал два шага вперед и увидел, как брат выходит из дома в пальто, и потом стало темно.

Входная дверь захлопнулась. Глаза Альмена постепенно привыкали к внезапной темноте. Теперь он увидел, что в холле светилось несколько сигнальных лампочек, расположенных близко к полу, а также рядом с каждой второй ступенью лестницы.

Завелся мотор автомобиля, стал громче, потом тише, снова громче и удалился.

Альмен мерз в майке и трусах. Он вернулся в спальню и нырнул под одеяло к Жоэли.

Спасть совсем не хотелось.

12

Прошел час, а он все еще бодрствовал. Ветер снаружи утих так же внезапно, как и начался. Жоэль так и не пошевелилась ни разу. А у Альмена голова была полна стрекоз.

«Если у тебя, — сказал ему Джек Таннер, — в твоей маленькой коллекции найдется еще такая стрекоза, я заинтересован».

Там их стояло пять, одна лучше другой.

Они остались в доме одни. И Жоэль спала как убитая.

И дом был сегодня полон гостей. Каждый в случае чего попадал под подозрение.

Кроме него. Он-то покинет дом при свидетелях с пустыми руками. Как уже было.

И на следующий вечер вернется на место преступления. Как уже было.

Двадцать тысяч.

Это решило бы проблему Дерига. В которой, если быть точным, виновата была Жоэль.

Кто бы мог подумать, что двадцать тысяч однажды станут суммой для Йоханна Фридриха ф. Альмена.

Он тихо встал и оделся.

13

В выставочной комнате висел запах холодного сигарного дыма. Альмен протиснулся мимо мебели, перекрывающей дверь. В витринах зажегся свет. На стеклянном столике перед одиноким кожаным креслом стояла пепельница с окурком сигары и тремя уцелевшими столбиками пепла почти одинаковой длины, оставшимися от очень осторожного задумчивого курильщика.

Альмен шагнул к витрине со стрекозами. На том месте, откуда он забрал вазочку, опять стояла точно такая же.

Если бы он не знал этого лучше, он бы поклялся, что это та же самая.

Но поскольку он знал, то пришел к выводу, что вазочка, которую он унес, просто не была единственным экземпляром, поэтому Таннер и заплатил ему такую плохую цену.

Он открыл витрину, вынул вазочку и тщательно завернул ее в полотенце.

Так же он поступил и с остальными четырьмя. Вопреки своему первоначальному намерению. Но если одна не была уникальной, то и остальные тоже.

14

С бесформенным черным махровым комком под мышкой он тихо спустился по лестнице. В холле все еще пахло гостями, покинувшими дом добрый час назад. Духи, никотин и испарения долгого вечера.

Дверь можно было открыть только изнутри. Альмен застопорил ее плечиками для одежды, чтобы она не захлопнулась невзначай и не оставила его снаружи.

Перед ним лежала подъездная дорога, ярко освещенная луной. Он выбрал окольный путь и прошел вдоль фасада до угла дома, а оттуда под укрытием деревьев до живой изгороди, вдоль которой добрался до ворот. Там он погрузил свою добычу на то же самое место в ветках туи, где и в первый раз.

В дом он вернулся тем же путем. Когда дошел до коридора первого этажа, ему показалось, что он слышит шаги. Но, войдя в спальню, Альмен убедился, что Жоэль лежит так же, как он ее покинул.

Он тихо разделся и скользнул под одеяло. Только теперь он заметил, что дрожит. Он приписал эту дрожь холодной осенней ночи.

15

Альмена разбудило завывание пылесоса. На мгновение ему почудилось, что он в отеле.

Но потом он вспомнил прошедшую ночь. Пафосный ресторан, изысканные вина, запредельный счет. И глупость, бездонную глупость, которую он совершил.

Он зажал ладонями глаза, как будто мог тем самым обратить происшедшее вспять. Какой черт в него вселился украсть сразу все пять вазочек? Совершенно явно после его предыдущего посещения кто-то был в выставочной комнате и в полном покое выкурил сигару. Почему, ради всего святого, это осознание не удержало его от того, чтобы учинить такую глупость? Алкоголь. Причина, видимо, крылась в невероятно дорогом алкоголе. Он был в некоторой степени трезв разве что по сравнению с Жоэлью. А по сравнению с собственными обыкновениями питья вышел далеко за пределы лимита.

В большинстве случаев Альмену удавалось до тех пор закрывать глаза на неприятные факты, пока они не исчезнут из его сознания. Не навсегда, но достаточно надолго, чтобы дать ему время обставить их приятными фактами. Но на сей раз ему это не удалось. Ему пришлось применять второй по эффективности метод: открыть глаза и действовать. Не думать ни о чем другом, кроме как, например: вот я откидываю одеяло, вот поворачиваюсь на бок, вот ставлю левую ступню на пол, вот я выпрямляюсь, одновременно ставя на пол правую ступню, и вот я сижу на краю кровати.

Он открыл глаза. Полоса лунного света на ковре давно уступила место яркой полосе солнца. Перламутровый будуар ночи превратился в отрезвляюще безвкусно обставленную спальню.

Все еще спящая Жоэль претерпела такое же преображение. Лицо ее было слегка одутловатым, на нем тут и там поблескивали остатки слишком густо нанесенного ночного крема, а на нижней губе обозначилась тонкая корочка от красного вина, устоявшая против снятия косметики.

Альмен встал и пошел в ванную. В шкафчике он нашел полотенца и взял их больше, чем требовалось. Он принял душ и часть полотенец разбросал по ванной, чтобы не была заметной нехватка тех, которые сейчас покоились в ветвях туи.

Он побрился дамской бритвой, которую нашел в зеркальном шкафчике, и оделся.

Жоэль все еще спала, когда он вернулся в комнату. У него не было другого выхода, ему оставалось только ждать, когда она проснется. Она ему нужна как свидетельница, что он ушел из дома с пустыми руками.

Было чуть больше половины одиннадцатого. Ему необходимо было что-то предпринять, чтобы ускорить процесс ее пробуждения.

Альмен шагнул к окну и осторожно раздвинул шторы. Солнечный свет немилосердно залил комнату. Но Жоэль не сделала никакой попытки проснуться.

Может быть, принести ей завтрак? Это всегда приемлемый повод разбудить кого-то.

Он вышел в коридор. Пылесос умолк уже некоторое время назад, но с первого этажа доносились шумы. Он спустился по лестнице.

Холл был прибран и проветрен. В коридоре, который вел к комнатам для общества, стояла уборочная тележка и пылесос. Альмен направился к двери в конце коридора, где, по его представлениям, должна была находиться кухня.

То было служебное помещение. Отсюда подавали еду, поступившую на продуктовом лифте из кухни.

Комната была пуста. Но дверь в столовую открыта. Альмен вошел в нее.

Стол накрыт для завтрака на двоих. Третий прибор был уже использован. Та же прислуга, что и в прошлый раз, женщина средних лет в рабочем халате в серо-белую полоску, убирала тарелки, приборы и остатки еды их на поднос. Теперь она остановилась и посмотрела на него.

— Доброе утро, — сказал Альмен.

Женщина кивнула и слегка улыбнулась.

— Как вы думаете… Я бы отнес госпоже Хирт в комнату завтрак. Как вы думаете, могли бы мы собрать кое-что, что она ест с удовольствием?

Прислуга снова кивнула и продолжала убирать посуду. Она понесла поднос в подсобку. Альмен последовал за ней. Она взяла с подставки свежий, вернулась к столу и собрала столовым валиком крошки с поверхности. Альмен опять следовал за ней и теперь смотрел, как она ставит на поднос кое-что из того, что было накрыто для завтрака.

— Кофе? — спросила она. У нее был акцент, который Альмен по одному слову определить не мог. Он медлил с ответом. — Пока я приготовлю завтрак для госпожи Хирт?

Полька, чешка, из этих краев.

— А есть у вас эспрессо?

— Двойной?

— Двойной. — Что, неужели он выглядел таким измотанным?

Она указала ему на стул перед оставшимся прибором. Он сел и стал ждать. Вскоре она принесла эспрессо и ежедневную газету.

Только по запаху в столовой можно было определить, что несколько часов назад здесь собиралась большая компания. Слабый аромат сигары висел в воздухе. Смешанный с терпкой, дубленой туалетной водой.

Альмен пробежал глазами заголовки газеты и перелистнул на третью страницу, к статье, объявленной в заголовке.

Со своего места он мог видеть коридор сквозь открытую двустворчатую дверь. И теперь боковым зрением уловил, что там кто-то проходит мимо.

Когда он поднял взгляд, фигура уже скрылась, но еще до того, как он снова обратился к газете, она вернулась, попятившись назад. Как будто она тоже, проходя мимо столовой, заметила мужчину за столом и хотела удостовериться, что не ошиблась.

Этой фигурой был Клаус Хирт. Он стоял в профиль, наполовину скрытый косяком двери, повернул голову к Альмену и пробормотал что-то, звучавшее наподобие приветствия.

И исчез. Теперь аромат сигары ощущался сильнее.

С опозданием Альмен ответил. Если то испуганное откашливание, которое он послал в сторону открытой двери, можно было обозначить как приветствие.

Так, значит, Хирт здесь! То был Хирт, он и выкурил в комнате с коллекцией стекла ту сигару. Это его шаги Альмен слышал ночью в якобы пустом доме. Как легко он мог столкнуться с Хиртом еще раньше. Как легко мог попасться ему в руки в комнате с коллекцией. Как легко мог застукать его на месте преступления.

По крайней мере, от свертка из полотенец Альмену теперь следует держаться подальше.

Прислуга вернулась с подносом. На нем стояли: два кофе эспрессо, стакан с зеленой жидкостью, стакан воды на подставке с двумя таблетками алькозельцера и маленькая бутылка шампанского.

— Завтрак для госпожи Хирт, — непроницаемо сказала женщина так, что в ее словах нельзя было уловить какой-то дополнительный смысл.

Альмен постарался взять поднос с точно такой же естественностью.

16

Когда он вошел в комнату, постель была пуста. Из-за приотворенной двери ванной слышались шумы, неприятные шумы: кашель, отфыркивание, отхаркивание, стоны, ругательства.

Альмен поставил поднос на ночной столик и размышлял, как бы дать ей знать о своем присутствии.

В этот момент дверь ванной распахнулась, и оттуда вышла Жоэль. Она была голая, что ей — пронеслось у него в голове — в приглушенном шелковом свете той ночи шло больше, чем в ярком освещении этого сухого ветреного утра.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы заметить его.

— Shit! Я думала, ты ушел.

Она глянула на себя сверху, метнула в его сторону полный ненависти взгляд и поспешила назад, в ванную.

Когда она вернулась минут через десять, на ней уже была губная помада, подводка для век, немного косметики, одно черное полотенце в качестве тюрбана и второе в качестве саронга.

Только теперь она заметила поднос. Направилась прямиком к нему и вылущила таблетки в стакан с водой. Оба зачарованно наблюдали, как таблетки прыгали в волнении углекислоты.

— Ты спас мне жизнь, — пробормотала она и похлопала его по щеке.

Средство растворилось вплоть до маленького осадка из белых крошек на дне. Она поднесла стакан ко рту и привычно осушила его залпом. Потом взяла стакан с травянисто-зеленой жидкостью, выпила половину и сказала:

— Сок дикого ячменя. Очищает организм от ядов и укрепляет иммунную систему.

Жоэль села на край кровати и приступила к первому эспрессо.

— Я видел твоего отца.

— Ах, он здесь? — В ее словах звучало равнодушное удивление.

— А ты не знала?

— Про моего отца никогда не знаешь, где он сейчас находится. Иди сюда, сядь. Жертвую тебе мой второй эспрессо.

— Спасибо, я свой уже выпил. — Альмен сел рядом с ней. — Мне уже скоро надо идти.

— Откроешь мне перед уходом эту чекушку? — Это было все, что она хотела сказать на его сообщение.

Альмен открыл маленькую бутылку шампанского и наполнил бокал.

— Сначала второй эспрессо. — Она подала ему свою пустую чашку, будто кельнеру.

Он заменил ее на полную, коричневая пена которой уже полопалась и освободила кружок черной жидкости.

Она осушила чашку, скривилась и снова протянула пустую чашку ему. Он взял у нее грязную посуду, а ей сунул во все еще протянутую руку бокал шампанского.

Жоэль выпила половину и поставила бокал на ночной столик. Потом вытянула руки и, зевая, потянулась.

— Борис тебя отвезет. Когда захочешь.

— Тогда прямо сейчас, — коротко ответил Альмен.

Она пошла к телефону, набрала короткий номер и сказала:

— Да, Борис, господин фон Альмен вроде как готов. Спасибо. — Она положила трубку и улыбнулась ему: — Он ждет тебя у подъезда.

Жоэль подставила левую щеку и положила ладонь ему на затылок. Второй ладонью снова потрепала его по щеке так же покровительственно.

— Спасибо, — шепнула она, — было хорошо.

Альмен спустился по лестнице и спросил себя, почему она без звука дала ему отставку. Он удовлетворился тем объяснением, что увидел много лишнего. Слишком много правды в слишком ярком свете.

Борис ждал его с плохо скрываемой насмешкой. Когда они выехали за ворота, Альмен беззвучно шепнул:

— Прощай, Жожо.

17

Когда Альмен нажал кнопку звонка на входной двери своего дома, было уже полуденное время.

— Да? — ответил недоверчивый голос Карлоса.

— Это я, — сказал Альмен.

— Дон Джон… — начал было Карлос, но связь оборвалась, и зажужжал зуммер запорного устройства.

Альмен прошел часть дороги, ведущей к вилле, и свернул на дорожку к дому садовника.

Дверь, как обычно, была открыта, и Карлос ждал его в прихожей. Альмен сразу увидел по нему, что не все в порядке. Не дожидаясь приветствия, Карлос сказал:

— Дон Джон, le esperan, вас ожидают.

— Кто?

— Un seor. — Он указал подбородком в сторону гостиной.

Еще до того, как Альмен увидел, он уже знал, кто его дожидается. Гость стоял в полуоткрытых дверях и теперь распахнул их полностью. Не говоря ни слова, он протянул Альмену раскрытую ладонь. Поскольку Альмен не среагировал, гость требовательно покачал ею.

Альмен освободился с помощью Карлоса от пальто, прежде чем полезть в карман, чтобы выудить оттуда оставшиеся купюры. Он отсчитал на лапу Деригу пять тысячных.

Дериг стоял не шевелясь, как соляной столб, и ждал остальное.

Альмен обыскал свои карманы, нашел еще две сотенные и одну пятидесятку и положил все это поверх крупных купюр.

Дериг сказал:

— Двенадцать тысяч четыреста пятьдесят пять.