Физиогномика и выражение чувств Мантегацца Паоло
Сочувственная связь психических актов между собою зависит, может быть, от аналогии их внутренней природы и вероятно также от тождества или сродства мимических центров, которые их воспроизводят. Интеллектуальный акт вызывает мысль; одно волнение вызывает другое; одно автоматическое движение сопровождается другим, таким же движением.
Если от индивидуальных фактов мы перейдем к великим фактам социальной и народной жизни (этническим), мы увидим, что везде оправдывается тот же закон. Чем ярче какой-либо народ воспринимает впечатления, тем богаче и выразительнее его мимика. Можно убедиться в этом, присмотревшись в галерее картин и статуй, – как люди различного характера и различных рас относятся к какому-нибудь потрясающему сердца художественному произведению.
Однако же, эта столь интересная сцена сравнительной мимики, вместо того, чтобы вызвать аналитическое, глубокое изучение особенностей психического строя различных семейств человеческих, по большей части дает только повод к международным остротам. Мы, напр., люди с живою мимикою, говорим про англичан, что ои ничего не чувствуют! А они о нас говорят: «Это шуты какие-то!» Между тем и та и другая насмешка одинаково неосновательны. Нервная клетка итальянца моментально разряжается от накопившейся в ней энергии в центробежном направлении, и беда ей, если бы тысячи телеграфических нитей мимики не образовали собою предохранительного клапана! А нервная клетка англичанина заряжается глубоко и медленно, она сдерживает лучше нарастающую силу. Но люди, должно быть, до конца веков, вместо того, чтобы взаимно изучать друг друга для лучшего понимания, чтобы лучше любить и уважать друг друга, будут продолжать бросать друг другу в лицо эти международные оскорбления, которые резюмируются в таких более вульгарных выражениях: «Это гений, но он сумасшедший», или «Это человек счастливый, но он глупец!»
В мимике есть явления, не относящиеся прямо к условиям защиты, а относящиеся к разряду тех многочисленных сочувственных актов, какие встречаются в различных сферах нервной системы. Если не иметь постоянно в виду сочувственного автоматизма многих жестов, то половина всей мимики останется непонятною. Точно также, не изучив контраста между нашей волей и автоматизмом, невозможно понять всех оттенков, видоизмененных результатов выражения.
Вот четыре различных явления, как примеры того, что мы утверждаем:
– собака, видя вкусный кусок мяса, тотчас наставляет уши в направлении к желанному куску;
– играющий на бильярде, следя за шаром, пущенным им не по надлежащему направлению, показывает глазом, губами, часто всем телом, направление, по какому он должен бы идти;
– портной, прилагая все свое внимание к разрезыванию дорогой материи, сопровождает движение своих ножниц синхронным движением челюстей;
– гребец в лодке часто сопровождает каждый удар весла движением губ.
Когда обращают внимание на какой-нибудь мимический акт, чтобы изучить его, он почти всегда уклоняется от своего самородного, естественного проявления; это можно видеть почти ежедневно на зевоте, которую докучливый наблюдатель сразу останавливает.
Окинув одним взглядом весь мир живых существ, можно сказать, что мимика является тем более интенсивною и тем более разнообразною, чем выше и чем развитее животное в социальном отношении. И устрица имеет свое мимическое выражение боли, но отсюда еще очень далеко до мимики Ниобы и Лаокоона.
Богатству мимики всегда соответствует известное совершенство анатомического строения. Мимика белого человека выше мимики негра, а мимика последнего выше мимики обезьяны, и потому именно, что мышцы лица оказываются более и более развитыми по мере перехода от человекоподобной обезьяны к человеку арийского племени. Весьма вероятно, что у некоторых великих драматических актеров и вообще у людей, умеющих мимикою лица подражать гримасам животных и самым разнообразным волнениям, существует более тонкое и более совершенное распределение работы, благодаря анатомическому устройству лицевых мышц. Вот что об этом пишет Бишоф:
У моей молодой шимпанзе, также как у орангутанга и гиббона, вокруг всей круговой мышцы век, мышц круговой рта и ланитной есть особые мышечные волокна, которым можно было бы дать такие же названия, как и соответствующим мышцам человеческого лица. Но такое тождество трудно доказать, так как упомянутые мышечные волокна вовсе не изолированы от прочих волокон названных мышц. То же самое замечается и у других обезьян, – и я полагаю, что это обстоятельство согласуется с прежним мнением, что человек отличается от всех животных, включая сюда и наиболее развитых обезьян, именно большим развитием и более совершенным обособлением лицевых мышц. Правда, обезьяны сильно гримасничают и выражают энергично на своем лице низшие страсти сильного желания и гнева; но мимика нашего лица, передающая верно и характерно все волнения и страсти, стоит настолько выше, насколько у нас развитие лицевых мышц совершеннее, чем у обезьян[48].
У наших домашних животных мимика также пропорциональна степени их смышлености: боров и осел имеют скудную мимику, а лошадь и собака – более развитую. Мы тем легче понимаем животных, а они нас, чем ближе они стоят к нам в анатомическом отношении. И это происходит с тех пор, как человек и звери стали жить вместе, потому что за много веков раньше, чем Дарвин признал нас собратьями их во имя морфологии, природа уже соединила нас в обширное биологическое и психологическое братство.
Глава VII. Дарвиновы законы выражения
В предыдущей главе я старался привести к простейшим выражениям законы, управляющее мимикой, и начертать как бы азбуку мимики. Я, конечно, и не рассчитывал на то, чтобы определить все законы выражения; в остальной части этой книги я постараюсь только очертить главнейшими штрихами наиболее важные частности. Здесь же я желал бы кратко рассмотреть те три основных принципа, на которых основывается мимика по Дарвину. Эти три закона его, по моему мнению, не могут служить наивысшим показателем славы великого английского натуралиста. Но так как они изложены в бессмертной книге, подвинувшей значительно вперед исследования этого рода, то мы должны с ними ознакомиться и рассмотреть – в какой мере и каким образом они согласуются с естественными явлениями.
1. Первый закон Дарвина я выражу так: закон сочетания полезных положений. Некоторые сложные мимические выражения прямо или косвенно выгодны для известных состояний нервных центров. Когда такие же условия (со стороны нервных центров) возникают вновь, хотя бы и в слабой степени, повторяется та же самая мимика, хотя бы она в данном случае была и вовсе бесполезна.
2. Закон противоположности. Некоторые психические состояния сопровождаются известными привычными действиями, которые полезны. Когда нервные центры находятся в противоположном состоянии, является невольное стремление и к движениям прямо противоположным.
3. Закон действий, обусловленных самим устройством нервных центров, независимо от воли, а также, до известной степени, и от привычки.
При всем моем уважении к одному из великих наблюдателей и мыслителей нашего столетия, я нахожу эти три закона неудачно сформулированными и очень неясными. В этом случае Дарвин более чем где-либо обнаружил недостатки своего чересчур аналитического ума. Между тем, сколько людей полагают, что он был склонен к слишком обширному синтезу! Он и обширен, если угодно, но также обширен, как природа, для которой он был таким замечательным толкователем. Первый закон неясно сформулирован: мысль в нем сглажена, не резко очерчена. Что касается второго закона, то было бы проще сказать, что противоположные причины производят и противоположные действия, так как случаи кажущейся противоположности относятся к явлениям симпатическим. Третье же положение, если я не ошибаюсь, вовсе и не заслуживает названия закона. Сказать, что некоторые нервные токи идут в одном, а другие в другом направлении, – значит, ничего не объяснить. Утверждать, что удовольствие вызывает смех, а скорбь – слезы, значит утверждать очевидный факт, а не объяснять его.
Если бы мне позволено было эти три закона, сформулированные Дарвином в готическом стиле, перевести в форму более симметрическую и более приспособленную к способу мышления латинских рас, я выразил бы эти законы так:
1. Существует мимика полезная, оборонительная.
2. Существуют мимические движения сочувственные (симпатические).
Обращаясь после этой краткой критики к деталям работы Дарвина; мы находим настоящие открытия в этой области, предоставленной прежде эмпиризму и гаданию; находим также чрезвычайное богатство частностей. Вот некоторые из них:
Закрытие век защищает глаз; но мы часто закрываем глаза и тогда, когда нам не угрожает никакая опасность: мы их закрываем, например, когда слышим очень сильный и внезапный шум.
Не принимая в расчет такого рода автоматического стремления к самозащите, невозможно было бы понять целую половину мимических движений.
Я часто замечал, что одна и та же или, по крайней мере, сходная мимика сопровождает весьма различные ощущения и волнения. Но это приводит меня прямо к предположению, что между этими двумя различными ощущениями или волнениями есть какие-нибудь общие черты в сопровождающем их центральном акте. Мы еще возвратимся к этому впоследствии, но можем рассмотреть и сейчас некоторые из подобных явлений.
Обыкновенно мы почесываем голову, когда чувствуем какой-либо зуд; но мы делаем тот же самый жест, задумываясь, вспоминая ускользающее слово, или когда желаем выйти из затруднительного положения.
Мы поднимаем верхнюю губу и сморщиваем ноздри, защищаясь от зловония, проникающего вместе с вдыхаемым воздухом до слизистой оболочки; и тот же самый жест у нас выражает презрение к кому-нибудь или отвращение от какого-либо предмета, оскорбляющего наше достоинство или нравственное чувство.
Мы трем себе глаза, чтобы удалить песчинку или мошку, попавшую в глаз и беспокоящую нас; но и желая прогнать какую-либо тягостную мысль, прибегаем к той же мимике.
Кашляют, чтобы удалить слизь, накопившуюся в глотки, гортани и дыхательном горле; но кашляют также и тогда, когда стараются разъяснить свои мысли, найти подходящее слово или выражение, выйти из затруднительного положения, выиграть время. Великий Кавур постоянно покашливал при своих парламентских речах.
При падении протягивают руки вперед (если успеваем); но тоже самое делают, падая в шутку на подушку или на постель, при этом нельзя, конечно, ушибиться.
Мы отклоняем голову от горящего факела или от рук очень возбужденного собеседника; но мы делаем такой же жест, когда хотим выразить, что мы далеки от предложения, которого принять не можем.
Мы закрываем глаза перед какою-либо ужасной сценой; но то же самое делаем и в темноте, когда наше воображение рисует нам какую-либо ужасную картину.
Анализируйте внимательно эти факты, и вы сможете их истолковать все: это или мимика чисто оборонительная, или мнимо-оборонительная от воображаемой опасности, или же– симпатическая, зависящая от волнения, аналогичного с тем, которое вызывает оборонительные жесты.
Многие мимические движения мы не относим к оборонительным только по своему незнанию биологии. Так, Дарвин удачно объяснил, что при плаче сокращение круговой мышцы век защищает деликатный орган зрения от прилива крови. Когда кусают себе губы или какие-либо другие части тела, раздирают тело, вырывают себе волосы, то, по-видимому, в вульгарном смысле, только прибавляют себе к одной боли другую; между тем как, на самом деле, такие самоистязания служат отвлечением для важнейших нервных центров и предохраняют мозг от серьёзной опасности при очень сильных скорбных душевных волнениях и переживаниях.
Дарвин сознается, что он не усматривает полезности дрожания при страхе. По моим же экспериментальным исследованиям боли, я нахожу это дрожание чрезвычайно полезным, так как оно ведет к развитию тепла и согревает кровь, которая под влиянием страха может слишком охладиться. Я полагаю, что можно объяснить и то, почему при сильной боли от прикосновения или при общей повышенной чувствительности мы перестаем дышать, или дыхание делается спазмолическим: мы таким образом вызываем легкую анестезию нервных центров, отчего боль и делается более сносною.
Наконец, рыдания, шумное выражение скорби, различные стоны могут быть полезны в том отношении, что вызывают сочувствие в окружающих, которое может принести нам помощь. Это бывает также и у животных, как я в этом убедился по собственному опыту в Америки, относительно быка и одного маленького попугая (Canurus monachus).
Оборона и симпатия, управляющая всей мимикой, у животных всегда более автоматичны, чем у человека, и более автоматичны у ребенка, нежели у взрослого. Эта разница присуща не только мимики, но и всем вообще актам психической жизни. Sphynx macroglossa едва только вылупится из куколки, как уже летает над цветами и в совершенстве выполняет все движения, необходимые для того, чтобы держаться на воздухе и собирать мед с цветов. Наоборот, нам, сынам Прометея, сколько нужно труда, изучения, опытов, – хоть бы для того, чтобы научиться прямо подносить ложку ко рту! Жеребенок тотчас при рождении бегает и скачет, а для нас нужны месяцы и годы, чтобы научиться ловко надеть себе пару перчаток.
Однако же, у животных мы находим и такого рода мимику, которая не может быть отнесена прямо к оборонительной и зависит от атавизма, а, следовательно, относится к симпатической мимике.
Дарвину принадлежит заслуга собрания и истолкования фактов подобного рода. Собака, прежде чем уляжется на ковре, поворачивается нисколько раз и топчется своими передними лапами, как бы для того, чтобы примять траву и приготовить для себя удобное место. Точно также, кошки боятся замочить свои лапы, может быть потому, что прародители их произошли на сухой почве Египта, и оттого они имеют стремление присыпать песком или землею всякое влажное место. Дочерям Дарвина удавалось заставить котенка делать такого рода движения посредством добавления воды в стакан, находящейся за его головою.
По автоматичности мимики, дети занимают среднее место между животными и взрослыми людьми. Часто школьный учитель наказывает целый класс за то, что все ученики начинают кашлять и чихать только потому, что один из них кашлянул или чихнул непроизвольно. Учитель наивно убежден, что все они кашляют и чихают нарочно. Между тем, если не всегда, то почти всегда, только непреодолимый автоматизм побуждает детей подражать тому, что один из них сделал по действительной надобности. Того же разряда вечная история с овцами, выбегающими из овчарни потому, что одна из них побежала, и возвращающимися назад потому, что одна из них вбежала обратно в овчарню. Клакеры (наемные хлопальщики) и кабалёры (наемные шикальщики) хорошо понимают это: им часто удается решить успех или неудачу комедии, организуя или аплодисменты, или шиканье, чтобы вызвать толпу на автоматические аплодисменты или шиканье. Генералы, командовавшие в больших сражениях, могут рассказать о многих трагических случаях, происшедших при различных обстоятельствах, но зависящих от причины подобного же рода.
Проявления симпатической мимики объяснить труднее, чем мимику оборонительную, но при терпеливом и глубоком анализе они так же в конце концов объясняются.
Я разделил бы их на следующие категории:
Симпатии подражания – самые обыкновенные и понятные. Многие зевают, бегают, смотрят на небо, потому что другие зевают, бегают или смотрят на небо.
Симпатии мышечные или механические. Выражают отрицание (нет) движением головы, затем рукою и даже, если есть повод к тому, – туловищем. Угрожают, открывая рот, посматривая искоса, сжимая кулак, а иногда даже поднимая ногу.
Симпатии функциональные. Самая элементарная мимика любви группируется в области таза, заключающей в себе половые органы, потом она распространяется на ласкающую руку и на губы, играющие столь важную роль в деле любви.
Непонятные симпатии нервных центров. Это самые темные явления в области животной мимики и объяснятся, может быть, впоследствии будущими успехами гистологии. Сюда относятся, например, почесывание головы, закрывание глаз при выражении смущения, неизвестности, робости, а также презрительная гримаса.
Общая для всех симпатических мимических движений физиологическая схема может быть выражена такою диаграммою:
При данном центральном ощущении х требуется найти, почему оно распространяется на симпатические центры а, b, с, d, e, f, g, h. После решения этого главного вопроса необходимо решить еще следующие второстепенные:
Что именно выражает данное мимическое движение?
Какую степень напряженности волнения оно выражает?
Какого оно характера: эстетического, нравственного или же умственного?
Есть ли оно на самом деле оборонительное, или только имеет вид оборонительного, или же оно только симпатическое?
Служит ли оно точным выражением данного возбуждения, или же это последнее вполне или отчасти является лишь притворным поводом, или заменено другими возбуждающими элементами?
Когда таким образом мы будем в состоянии ответить на все эти вопросы относительно каждого мимического движения, тогда будем вправе сказать, что мы его знаем вполне, – знаем его начало, его ход, сущность и все подробности.
В естествознании часто бывает труднее поставить вопросы, чем отвечать на них, а хорошо поставленный вопрос уже сам собою и легко приводить к ответу.
Глава VIII. Классификация выражений. Общий очерк всех мимических явлений
Рассматривая какое-нибудь явление природы в качестве наблюдателей или художников, мы можем гордиться своим уменьем подмечать в нем существенные черты, тени и полутени, и в особенности – возможностью верно воспроизвести его на страницах книги, на полотне картины или в мраморе. Но гордость наша должна смириться, лишь только мы захотим включить это явление в нашу систему и отвести ему здесь надлежащее место, сделать его одним из звеньев великой цепи предыдущих и последующих причин и действий, морфологических гармоний и диссонансов. Вот тут-то наше невежество и обнаруживается во всей своей обидной наготе; мы чувствуем себя лишь скромными толкователями внешней стороны явлений, и сеть наших классификаций оказывается весьма непрочной. Тем не менее, для нас всегда необходимо обращаться к этому суровому суду сознания, перед которым наука со скромной откровенностью признает неточность своих выводов, а искусство черпает новые силы в чистых источниках истины.
Таблица 1
Различные выражения: а – свирепость, б – обожание, в – цинизм, г – ирония, д – надменность, ж – скромность.
Такому исследованию мы хотим подвергнуть и явления мимики с тем, чтобы точно знать действительные пределы науки в данном случае и чтобы труд наш представил потомству точный отчет наших наличных знаний по тому предмету, который мы намерены рассматривать.
Займемся же предварительным анализом, который поможет нам потом подняться выше и сделать некоторые общие выводы. Изучая каждое мимическое явление, необходимо иметь в виду природу того волнения, которым оно вызвано, степень этого волнения, его развитие и те влияния, которые могут сопровождать и изменять произвольные выражения данного выражения.
Природа волнения является самым главным и характерным элементом мимического эффекта. Сделаем теперь общий очерк важнейших мимических выражений, свойственных человеку, разделивши их на три большие категории:
Выражения чувственные.
Выражения страстей.
Выражения умственные.
ВЫРАЖЕНИЯ ЧУВСТВЕННЫЕ
Типы желания, удовольствия и страдания.
Потребности питания:
голод,
жажда
Общие органические
потребности:
Мышечная деятельность
Мышечный покой
Сон
Холод
Тепло
Потребность в кислороде
Наслаждение жизнью
Отвращение к жизни
Жажда смерти
Страх смерти
Различные потребности чувственные и выделительные
Потребности специфических чувств:
Выражения, относящиеся
к осязанию
к вкусу
к обонянию
к слуху
к зрению
Потребности воспроизведения:
Оплодотворять
Быть оплодотворенной
Рождать
Кормить грудью
Особое видоизменение (выражение целомудрия)
ВЫРАЖЕНИЯ СТРАСТЕЙ
Типы желания, удовольствия и страдания.
Чувства, относящиеся к собственной личности:
Любовь к самому себе
Ненависть к самому себе
Страх
Мужество
Самолюбие
Тщеславие
Смирение
Чувство собственности
Чувства, относящиеся к другим:
Любовь половая
Любовь материнская
Любовь отцовская
Любовь детская
Любовь братская
Любовь к человечеству
Сострадание
Уважение
Религиозное чувство
Ненависть
Гнев
Жестокость
Презрение
Ирония
ВЫРАЖЕНИЯ УМСТВЕННЫЕ
Типы желания, удовольствия и страдания.
Внимание
Размышление
Мимика труда механического
Мимика труда артистического
Мимика труда научного
Мимика литературного творчества
Мимика поэтического вдохновения
Мимика наблюдательной работы
Мимика речи
Мимика спора
Мимика труда гармоничного
Страдание сомнения
Радость открытия
Радости и печали эстетические
Радости и печали от несправедливости
Изумление
Эти наброски представляют почти полный элементарный анализ мимики, так как я старался составлять естественные группы из простых и наиболее обычных выражений, которыми сопровождается жизнь чувств, душевных волнений и мысли. Но редко какое-нибудь мимическое явление представляется в простом виде; чаще всего оно осложняется другими, и таким образом возникают двойные и даже тройные сочетания. Вот краткий обзор самых обычных сложных выражений:
ПЕРЕЧЕНЬ ГЛАВНЕЙШИХ СЛОЖНЫХ ВЫРАЖЕНИЙ
Наслаждение и страдание:
при лишении девственности.
при родах.
при кормлении грудью.
при щекотании.
при быстром переходе от холода к теплу и обратно.
Утомление и сластолюбие:
Меланхолия.
Жестокость и сладострастие.
Гордость и насмешка
Смирение и насмешка.
Любовь и вдохновение.
Отвращение и сострадание.
Страх и смелость.
Тщеславие и скромность.
Алчность обладания и жестокость.
Любовь и гнев.
Гнев и ирония.
Благоговение и изумление.
Презрение и гнев.
Жестокосердие и надменность.
Физическая боль и мужество.
Борьба и жестокость.
Покорность и радость.
Меланхолия.
Восторг и механические движения.
Упражнение мысли и танцы.
Труд воспитания и презрение.
– и привязанность.
– и ненависть.
– и печаль.
Работа речи и гордость.
– и смирение.
– и борьба.
– и ненависть.
– и любовь.
Художественный труд и сладострастие.
Мимолетное волнение выражается беглой мимикой, не оставляющей никакого следа; но если оно повторяется несколько раз, то оставляет на лице и других частях тела неизгладимые впечатления, которые могут открыть нам страничку истории известного человека.
Постоянные выражения могут быть представлены по группам в нижеследующей таблице:
ВЫРАЖЕНИЯ ПОСТОЯННЫЕ
Выражение, вызванные излишествами какого-нибудь отправления или известными нервными возбудителями:
Физиономия гастронома.
– голодного.
– развратника.
– выражающее мышечное расслабление.
– пьяницы.
– привычного потребителя кокаина, опия или гашиша.
Выражения, вызванные стойкими изменениями организма:
Физиономия чахоточного:
– больного водянкой.
– каменной болезнью.
– раком.
– невралгией.
– ипохондрией.
– маньяка
– меланхолика.
Читать бесплатно другие книги:
