Классная дама Дышев Андрей

Я кинул взгляд на Рябцева. Парень сидел на краю стола, шмыгал носом, но вся его агрессивность словно вместе с кровью смылась. Теперь он смотрел на меня, как на авиационную бомбу, которую откопал в своем огороде.

– Я повторяю свой вопрос!

Рябцев затравленно взглянул на ампулу в моей руке и кинул вопросительный взгляд на учительницу. Ольга Андреевна смотрела на ученика мягко и доброжелательно.

– Саша! Ну скажи этому… частному детективу, что в этой ампуле? Говори правду, не бойся!

Рябцев снова сверкнул взглядом в сторону учительницы, как бы желая получить подтверждение, что он ее правильно понимает.

– Новокаин, – ответил он, потупив взгляд.

– А вы как думаете? – спросил я у Ольги Андреевны.

– Я ведь вам уже сказала: понятия не имею! – с улыбкой ответила она. – Эту ампулу я вижу первый раз в жизни.

– И вы не знаете, чем ваш ученик занимался в школьной лаборатории в два часа ночи?

– Почему же! Конечно, знаю! Я попросила его провести кое-какие опыты и записать результаты. Видите ли, я сейчас работаю над кандидатской диссертацией, и Саша, ради углубления своих знаний, добровольно вызвался мне помочь. Так ведь, Саша?..

Рябцев кивнул и вытер липкие от крови губы рукавом халата.

– Разве это нормально, что ученик работает ночью?

– Каюсь, это совсем не нормально! – нахмурив брови, ответила Ольга Андреевна и приложила к груди ладонь. – Но сейчас, уважаемый господин детектив, без упорного труда в институт не поступишь, а знания, которые я даю моему ученику, очень пригодятся ему при поступлении.

– Значит, вы заключили сделку? Он вам – диссертацию, а вы ему – золотую медаль и институт?

– Да. Пусть будет так грубо и прямолинейно: мы заключили сделку. А что, в этом есть какой-то криминал?

– Я думаю, что криминал есть в этой ампуле, – ответил я. – В подобных штуках с такой кустарной пайкой обычно содержится наркотик.

– Что? Наркотик? – наигранно ахнула Ольга Андреевна. – Саша! Неужели ты посмел кустарно запаять в эту ампулу наркотик?

Она издевалась надо мной. Рябцев, чувствуя мощную поддержку учительницы, усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Вот видите, – кивнула на ученика Ольга Андреевна. – Саша не мог этого сделать! Он работал только с хорошими химикатами и пользовался непорочными формулами!

– Какими химикатами пользовался Саша и что он из них производил, выяснит судебная экспертиза, – заверил я.

– А зачем нам ждать экспертизы? – пожала плечами Ольга Андреевна. – Я хоть сейчас могу все по памяти перечислить. В холодильнике стоит колба с этонитазеном, органическим веществом, формула которого опубликована в журнале «Гельветика». В шкафу, рядом с вытяжкой, лежит коробочка с метадоном, методика изготовления которого опубликована в журнале «Медицинская промышленность СССР». В одной из пробирок, которую вы разбили, был дифенилацетонитрил. В нижнем шкафу должна стоять колба с метилфентанилом, описание и формулу которого вы можете найти в широко распространенной книге Лейстнера и Буйтоша «Химия в криминалистике». Этой ночью Саша должен был провести ряд химических операций: изготовить дифенилацетонитрил, произвести разгонку под вакуумом продуктов взаимодействия окиси пропилена с морфолином, а также засыпать лактозой для кристаллизации несколько капель концентрата амина. Помимо этого, ему предстоит химическим путем получить метадон и фенадоксон… Еще вопросы есть?

Рябцев победно смотрел на меня и улыбался распухшими губами.

– Конечно, я не могу так складно произносить такие трудные и непонятные слова, – уважительно произнес я. – И вообще, если говорить честно, то я в химии – полный дуб. (При этих словах Рябцев презрительно усмехнулся.) Мне больше по душе Уголовный кодекс. Например, я хорошо знаю, что очень скоро гордость вашей школы Саша Рябцев будет сидеть на скамье подсудимых за соучастие в убийстве.

От этих слов ухмылка моментально сошла с разбитых губ Рябцева. Он вздрогнул и, резко вскинув голову, испуганными глазами посмотрел на меня.

– Что?! За какое еще соучастие?! – вызывающе произнес он.

– За обыкновенное! – рявкнул я, тоже перейдя на резкий тон. – Мой коллега Алексей Гусев позавчера разбился на Мокром Перевале! Экспертиза установила, что в двигатель его машины был залит какой-то углеродный химикат и на скользкой дороге заклинило поршни! Это преднамеренное, хорошо спланированное убийство, мальчик! И ты будешь за это отвечать перед законом!

– А при чем здесь Рябцев? – ринулась на защиту ученика Ольга Андреевна.

– При том, что Рябцев только что провел такую же реакцию, какая произошла в цилиндре двигателя «Нивы»!

– Вы дилетант в химии! – с презрительной усмешкой ответила Ольга Андреевна. – Вы не можете судить о том, какую реакцию провел Рябцев.

– Да, я могу только предположить! А окончательный вывод сделают эксперты! И с этой ампулой они разберутся, даю вам гарантию! До прихода милиции никто в лабораторию не зайдет!

Рябцев в порыве эмоций вскочил на ноги. Табурет с грохотом упал на пол.

– Что вы врете?! – дрожащим и плаксивым голосом крикнул он. – Я никого не убивал! Я…

– Не надо мне это говорить! – оборвал его я и хлопнул ладонью по учительскому столу, от чего Рябцев вздрогнул. – Все это будешь рассказывать под протокол следователю!

Рябцев торопливо провел ладонью по взопревшему лбу и с мольбой в глазах посмотрел на учительницу. Ольга Андреевна, сохраняя завидное хладнокровие, ровным голосом произнесла:

– Я ничего не знаю.

Рябцев повернул голову в мою сторону и облизнул распухшие губы.

– Я его не убивал… – повторил он. – Я его предупредил…

– О чем? – крикнул я, опершись о стол двумя руками и подав плечи вперед. – О чем ты его предупредил?

– О том, что залил ему в движок диоксид…

– Ты лжешь, пацан! – рявкнул я. – Ты хочешь уйти от ответственности, но этот номер у тебя не пройдет!

– Я говорю правду… – произнес Рябцев и всхлипнул.

– Кто тебя заставил это сделать?

Рябцев снова кинул молящий о помощи взгляд на учительницу, но ее лицо оставалось невозмутимым, как маска.

– Что ты на меня так смотришь, Сашенька? – нежным голосом спросила она и обворожительно улыбнулась. – Это твои дела. Отвечай на вопросы так, как считаешь нужным.

Это была откровенная подсказка. Ольга Андреевна переложила всю ответственность на плечи Рябцева. Парень повернул лицо в мою сторону. Губы его дрожали.

– Белоносов, – едва слышно произнес он.

Учительница по-прежнему оставалась спокойной. Вот это выдержка!

– Ты не спросил, почему он хочет убить журналиста?

– Потому что… – Рябцеву не хватало воздуха. – Потому что журналист пронюхал про метанофентанил.

– Про это? – уточнил я, подняв над головой ампулу.

Рябцев кивнул. Ольга Андреевна ахнула.

– Какой ужас! – произнесла она и потрогала свои порозовевшие щеки. – Боже мой, Саша! Значит, ты разлил по ампулам метанофентанил? Тебя заставил это сделать Белоносов?

Я круто повернулся к учительнице и с опозданием взмахнул рукой.

– Ольга Андреевна! Вопросы задаю я! Вы же подсказываете Рябцеву ответы!

– Ничего подобного! – с независимым видом ответила учительница. – Рябцев уже большой мальчик и вполне способен ответить так, как считает нужным. Я бы вообще вышла отсюда, но дело в том, что я – его классный руководитель и несу за него ответственность!

– Позвольте уточнить, какую ответственность?

– Моральную! – ядовито ответила Ольга Андреевна. – Да, я дала Рябцеву ключи от школы и лаборатории. Я попросила его провести несколько опытов для моей диссертации. Но я же не знала, что мальчик попадет под влияние Белоносова и станет синтезировать метанофентанил! Если бы я узнала об этом раньше, то, уж поверьте, не допустила бы изготовление наркотика в школьной лаборатории!

– Значит, вы подтверждаете, что в ампуле наркотик?

– Было бы странно, если бы я, химик, не знала, что такое метанофентанил, – ответила Ольга Андреевна и поменяла местами ноги. – Разумеется, я в курсе, что это вещество занесено в список запрещенных к производству.

– А ты знал, что производишь наркотик? – спросил я у Рябцева.

Тот, подперев руками голову, смотрел себе под ноги.

– Нет, – произнес он. – Белоносов дал мне только формулу и методику приготовления.

– Хорошо! Ты работал на Ольгу Андреевну, потому что она пообещала тебе «золото» и институт. Но что тебе пообещал Белоносов?

– Он мне платил деньги.

– Большие деньги?

Рябцев шмыгнул носом, опять вытер рукавом губы и невнятно произнес:

– По сто баксов за ампулу…

Ольга Андреевна опять ахнула и покачала головой.

– Теперь я понимаю, откуда у сироты появились деньги на мотоцикл, компьютер, игровую приставку… А сколько же заработал сам Белоносов? Какой негодяй! А я понять не могла, почему физрук так часто спрашивал меня про ювелирные магазины!

Ольга Андреевна вновь попыталась перевести стрелки на Белоносова, и уже Рябцев начал поддакивать ей, но я вернул разговор в прежнее русло.

– Насколько я понимаю, необходимые химикаты ты таскал из института? – спросил я.

– Кое-что из института… – сознался Рябцев. – Кое-что мне приносил Белоносов.

– Почему же ты не рассказал мне обо всем этом, милый мой мальчик! – в сердцах воскликнула Ольга Андреевна. – Хорошо, что хоть сейчас ты во всем признался. Это ты правильно сделал. Ты поступил как настоящий мужчина…

Ох, как не нравились мне ее слова!

– Куда Белоносов девал ампулы? – спросил я, не позволяя Рябцеву расслабляться, потому как тот уже был готов на коленях приползти к учительнице и уткнуться мокрым носом ей в колени.

– К нему приезжали какие-то люди на джипе… Но иногда он сам отвозил их на Побережье.

Вряд ли Рябцев сейчас лгал мне. Все, что он рассказывал, было очень похоже на правду. За исключением лишь одного. Хоть убейте, я не мог поверить, будто Ольга Андреевна не знала, что Рябцев синтезирует наркотик. Это меня можно было бы обвести вокруг пальца, так как я в химии ни в зуб ногой, но только не профессионального химика. А чем еще объяснить ее отчаянные попытки удержать меня, когда я хотел догнать Рябцева на лестнице в институте? Наверняка парень выносил в канистре какой-то химикат для синтезирования наркоты. Но почему химица не вмешивалась в темные делишки Белоносова и Рябцева? На этот вопрос я пока не мог ответить, и у меня не выходила из головы ее странная реакция, когда она увидела сожженный джип.

– Где Белоносов? – продолжал допрашивать я.

– Не знаю! Я его уже два дня не вижу.

– А не догадываешься, где он может быть?

– Нет…

Я вынул из кармана алюминиевую медаль.

– Может быть, это тебе о чем-нибудь говорит?

Рябцев искоса глянул на медаль и покачал головой.

– Ни о чем.

– Не ври, парень! – начал заводиться я, потому что вдруг признания Рябцева стали давать пробуксовку. – Эту медаль ты забил в замок ремня безопасности «Нивы», чтобы кинуть подозрение на Белоносова!

– Что?! – вскрикнул он. – Ничего я туда не забивал! Не надо на меня все подряд валить!

– А плоскогубцы Белоносова кто подкинул в «Ниву»? Тоже не знаешь?

– Не знаю! – на высокой ноте завопил Рябцев. – Ольга Андреевна! Чего он на меня наезжает! Никаких плоскогубцев я не подбрасывал!

Он уронил голову на ладони и заплакал.

– Все! – решительно сказала учительница и хлопнула ладонями по коленкам. – Хватит издеваться над ребенком! Вам мало его признаний? Хотите, чтобы он взял на себя чужую вину?

Она быстро подошла к Рябцеву, и случилось то, чего я ожидал: Рябцев упал перед ней на колени и, обнимая ее ноги, заплакал навзрыд.

– Ольга Андреевна, – бормотал он ломающимся голосом. – Любимая моя… Ольга Андреевна… я такой… я такой несчастный…

Второй раз смотреть на эту сцену у меня уже не было сил. Я зашел в лабораторию, выключил свет и запер дверь за ключ, который торчал в замке.

– Никому не советую пытаться открыть эту дверь, – строго предупредил я. – Это будет расцениваться как серьезная улика, играющая против вас.

Я нарочно сказал «против вас», но Ольга Андреевна вроде как не обратила на это внимания. Она гладила плачущего школьника по голове и с упреком смотрела на меня.

– Рябцев, ты готовься повторить все это под протокол, – напомнил я.

– Я не убивал журналиста! – истерично крикнул он, оторвавшись от ног учительницы и глядя на меня мутными глазами. – Я влил диоксид и сразу же сказал ему об этом! И никаких медалей я не забивал! На фиг мне это надо было делать?!

Тут я сам понял, что в моем обвинении появилась несостыковка. Если Рябцев хотел подставить Белоносова, чтобы того арестовала милиция, то для кого же он приготовил новую партию наркоты? Трудно поверить, чтобы мальчишка намеревался сбыть ее где-нибудь на Побережье самостоятельно. А впрочем… А впрочем, не собирался ли он преподнести подарок в виде партии метанофентанила своей дорогой и горячо любимой классной даме?

Над этим вопросом я не стал ломать голову, чтобы не отобрать у Сергеича последний кусок хлеба, и смял трогательную сцену с участием учителя и ученика:

– Освободите кабинет! Я должен его закрыть и опечатать.

Никакой печати у меня, разумеется, не было, да и прав опечатывать что-либо тоже не было, но фраза прозвучала веско, и в серьезность моих намерений поверила, кажется, даже Ольга Андреевна. Она заботливо, как мама сыночка, подняла Рябцева с колен, протянула ему носовой платок и вывела в коридор.

Глава 20

В газовой камере

Картина преступления становилась мне все более ясной. Безусловно, именно Рябцев залил диоксид в двигатель «Нивы». Но он вовсе не предупредил об этом Лешку, иначе Лешка попросту не сел бы за руль своей машины, а вернулся на Побережье автобусом. Конечно, Рябцев будет упорно долдонить, что предупредил журналиста, что никакого злого умысла не было. Он понимает, что ему светит статья за умышленное убийство, и отступать ему некуда.

Но вот некоторые другие оправдания Рябцева показались мне достаточно убедительными. В самом деле, Рябцеву вовсе ни к чему было забивать медаль в замок ремня безопасности «Нивы». Зачем парню надо было кидать тень на Белоносова, то есть резать курицу, которая несла ему золотые яйца? Белоносов исправно платил по сто баксов за ампулу, и последнюю партию метанофентанила Рябцев, скорее всего, тоже приготовил для Белоносова. А кто ж еще был связан с наркоторговцами и умел сбывать наркоту, как не физрук?

Я вспомнил, как Рябцев сболтнул, что химикаты ему иногда поставлял Белоносов. Не говорит ли это о том, что канистру, с которой я видел Рябцева на территории института, дал ему физрук? Вполне может быть. Следовательно, Рябцев встречался с ним сегодня вечером и знает, где физрука можно найти.

Кажется, у меня появился шанс в самое ближайшее время схватить за руку Белоносова. На месте Рябцева я бы сломя голову помчался в институт, чтобы сообщить физруку о частном сыщике и яме, которую тот старательно роет для него.

Я выскочил в коридор и на лестнице догнал Ольгу Андреевну с Рябцевым. Юный химик успел переодеться. Он был уже в роскошной дубленке с белыми меховыми отворотами. Белый длинный шарф из ангорской шерсти, многократно намотанный на шею, прикрывал его разбитые губы. Учительница держала объект своей моральной ответственности под руку. Оба сохраняли гордое молчание.

Я проводил их до входных дверей и открыл ключом замок.

– До приезда милиции я останусь в школе, – известил я учительницу, на что она даже не повела бровью.

Когда они вышли, я опять запер замок и побежал по коридору в класс, через который час назад проник в школу. Перелез через подоконник и бесшумно спрыгнул на пожухлый газон. Туман заметно рассеялся и все же еще позволял незаметно следить за парочкой, которая быстро шла в сторону центральной площади.

Чуть пригнувшись, я перебегал от куста к кусту, от дерева к дереву, сохраняя такую дистанцию, чтобы не потерять учительницу и ученика из виду. У памятника они остановились. О чем они говорили, я не мог расслышать, лишь несколько фраз Ольги Андреевны долетели до моего слуха:

– … это обязательно, обязательно!.. самая серьезная улика… просто невозможно будет доказать…

Как я ни старался, так и не смог расслышать, о какой улике шла речь. Потом они застыли на долгое время, и я понял, что Ольга Андреевна позволила Рябцеву целовать себя. Юное дарование никак не могло насытиться, и, в конце концов, учительница оттолкнула его от себя.

– Потом, милый мой, потом! – услышал я ее грудной, немного хриплый голос.

Повернувшись, Ольга Андреевна быстро зашагала в сторону своего дома, а Рябцев, будто примерзнув к асфальту, еще некоторое время провожал ее взглядом.

– Я люблю вас! – крикнул он, и я снова уловил в его голосе слезы. – Я очень вас люблю, Ольга Андреевна, родная, дорогая, милая моя!

Наконец, он тоже повернулся и побежал в противоположную сторону, к водонапорной башне.

Наступил ответственный момент. Я не сомневался, что Рябцев бежит в институт, чтобы встретиться с Белоносовым и предупредить его о надвигающейся опасности. Видимо, Ольга Андреевна убедила его сделать это. Я не должен был ни спугнуть Рябцева, ни потерять его из виду, и мне ничего не оставалось, как побежать за ним следом.

Рябцев бежал по прямой, легко и быстро. Мне же приходилось трусить за ним на цыпочках, да все время держать его в поле зрения, да еще вилять из стороны в сторону, прячась за кустами. У водонапорной башни я его ненадолго потерял. Рябцев быстро юркнул в проем ворот, и тогда я, уже не таясь, помчался к воротам со спринтерской скоростью. Перед ними остановился и, с трудом сдерживая дыхание, осторожно заглянул в проем. Рябцев быстро шел к крыльцу трехэтажного корпуса, из окна которого я изучал территорию института. Приблизившись к двери, висящей на одной петле, он присел и нырнул в темноту.

Я добежал до крыльца и остановился. Неужели Рябцев надеется найти Белоносова здесь, в этом полуразрушенном корпусе, где не сохранилось ни одного мало-мальски приличного помещения? Странно, что он не пошел сразу к дому за прудом. Как быть? Идти за ним по темной лестнице, где под ногами будут хрустеть куски мела? Или ждать здесь?

Не придя ни к какому выводу, я сделал шаг внутрь и тотчас услышал тяжелые шаги. Похоже, кто-то спускался по лестнице. Я присел под ней, в полной темноте, где увидеть меня было невозможно. Через минуту буквально в метре от меня прошел Рябцев. Парень нес в обеих руках по канистре, вдобавок держал под мышкой тугой полиэтиленовый пакет. Судя по его напряженной походке, канистры были заполнены по горловину.

Вот те раз! Неужели встреча с Белоносовым уже состоялась, и Рябцев получил новую партию химикатов? Но нет! Парень не пошел к выходу из института, а свернул в сторону пруда. Я беззвучной тенью последовал за ним. Дойдя до угла главного корпуса, Рябцев остановился передохнуть. Я замер за стволом дерева. Парень повернулся ко мне лицом. Неужели он услышал мои шаги? Я вжался в ствол и затаил дыхание. Похоже, Рябцев тоже замер, прислушиваясь. Тишина вокруг стояла гробовая. Я не шевелился, опасаясь, что моя куртка заскрипит, задев шершавый ствол.

Прошла минута, вторая. Ничто не нарушило тишины. Кажется, Рябцев испытывал мое терпение. Я осторожно выглянул из-за дерева, и сердце мое упало. Рябцев исчез вместе со своими канистрами! Ах, какой же я глупец! Мальчишка обвел меня вокруг пальца! Он запросто отвязался от меня!

Я кинулся к главному корпусу, забежал за угол, но не увидел ничего, что напоминало бы человека с канистрами. Мне хотелось завыть от досады. Я свернул к пруду. На его поверхности, словно в черном зеркале, отражались прибрежные кусты и деревья. Я взбежал на пригорок. Никого! Пришлось вернуться обратно. С тяжелыми канистрами Рябцев не мог уйти далеко. Может быть, он залег где-нибудь в кустах и оттуда наблюдает за мной?

Неторопливой походкой я пошел в сторону главного корпуса и резко кинулся в тень кустов. Там сразу залег и замер. Отсюда я хорошо видел пруд, пригорок и стоящие на его склоне, словно ульи, «трансформаторные будки».

Минут пять я лежал на холодной земле, слушая тишину и глядя по сторонам. Когда холод пробрал меня до самых костей и я уже почти признал свое поражение, до моего слуха донесся страшный, леденящий душу вопль.

Я немедленно вскочил на ноги. Крик был приглушенный, словно шел из-под земли. Я не сразу определил, что он идет от «трансформаторных будок». Потом к нему добавились глухие удары. И снова крик…

Как я бежал в эту ночь! Мои ноги толкали землю с такой силой, словно я собирался взлететь. Легкие горели от ледяного воздуха. Ветер свистел в моих ушах. Я мчался на крик, еще не зная, кто кричит, но понимая, что сейчас происходит что-то страшное. Когда я пулей взлетел на пригорок, крик оборвался. Я остановился среди раскиданных по склону пирамидальных построек. Невысокие, в рост человека, они были окружены густыми колючими кустами.

И тут снова я услышал тот же жуткий крик. На этот раз он был значительно тише и больше напоминал предсмертный хрип животного. Я метнулся к ближайшей «трансформаторной будке» – именно оттуда доносился звук. Продравшись через кусты, я приблизился к ней. Оказывается, это был вход в подвал. Ржавая металлическая дверь была плотно прижата к раме, обложенной старой кирпичной кладкой. Я ощупал ее. Мои пальцы наткнулись на металлический засов. Без усилий сдвинув его, я распахнул дверь и тотчас отпрянул от нее.

Из черной утробы подвала вместе с тусклым светом шел нестерпимо едкий запах, который мгновенно заставил мои глаза залиться слезами. Плюясь и тряся головой, я забрался в кусты и там немного пришел в себя. Размазав по щекам слезы, я вернулся к дверному проему. Стараясь не дышать, опустился перед проемом на корточки. На ступенях, уходящих вниз, лежал включенный фонарик. Он светил слабо и все же достаточно для того, чтобы я мог увидеть человека, лежащего навзничь у самого порога. Схватив его за рукав, я отволок его подальше от подвала, наполненного ядовитой вонью.

Собственно, я мог даже не смотреть на лицо несчастного. Кто это еще мог быть, как не Рябцев? Я опустился перед неподвижным телом на колени и приложил пальцы к сонной артерии. Парень был мертв. В его широко раскрытых глазах застыло выражение ужаса. Я глянул на его руки. Костяшки пальцев были разбиты в кровь, а ногти поломаны и содраны. Наверное, бедняга начал задыхаться в подвале и пытался выйти наружу. Но дверь оказалась запертой на засов.

Я вдохнул побольше воздуха и еще раз подошел к входу в подвал. Прикрыл дверь, поиграл засовом. Нет, сомнений быть не должно. Засов никак не мог закрыться сам. Это сделал кто-то, когда парень спустился в подвал. Кто-то по фамилии Белоносов.

Я смотрел на фонарик, лежащий на пятой или шестой ступеньке ниже входа. Идея пришла в голову сразу. Она была безумной, но я старался ни о чем не думать. Мне стало страшно лишь тогда, когда я спустился, поднял фонарик и обернулся на едва заметный и ужасно далекий дверной проем. Переборов себя, я кинулся по ступеням еще ниже, словно нырнул без акваланга на большую глубину. Я легко сдерживал дыхание, но глаза опять начало нестерпимо жечь. Я подумал, что если кто-то наверху закроет сейчас дверь на засов, то ни один, даже самый гениальный сыщик, никогда не раскроет это преступление… Но вот и бетонный пол подвала. Слезы ручьем текли по моим щекам. Слабый луч фонарика скользил по серым стенам… Вот валяются пустые канистры. Вот обрывки полиэтиленового мешка… А это что? Глаза слепли, отказывались работать. Все вокруг в самом деле виделось как под водой… В углу пузырилась и шипела огромная грязно-зеленая лужа. Едкое зловоние наверняка исходило от нее…

Чувствуя, что сейчас либо ослепну, либо задохнусь, я кинулся наверх. На пределе сил я добежал до дверного проема и мешком повалился в кусты. Я хрипел, кашлял и плевался. Сопли и слезы залили мое лицо. Что это за газ? Я сейчас сдохну или же смогу рассказать кому-нибудь об этом ужасном подвале?

В чувство меня привел писк мобильного телефона. Этот звук показался мне каким-то нереальным, почти фантастическим. Это был сигнал, дошедший до меня из какого-то далекого и прекрасного мира, где всегда было светлое и чистое небо, чистый воздух, чистое голубое море, добрые и веселые люди…

– Алло, – прохрипел я.

– А мне нужен Кирилл Вацура, – услышал я, как и представлял себе, веселый и добрый голос девушки.

Правильнее было бы ответить, что Кирилл Вацура в настоящий момент пребывает в агонии, отравившись каким-то смердящим газом в подвале заброшенного химического института на окраине поселка Кажма. Но я нашел в себе силы произнести:

– Я слушаю…

Девушка стала жизнерадостно о чем-то тараторить, и я не сразу понял, что это продавщица ювелирного магазина «Жемчуг», и она звонит мне по поручению милиции. Она говорила слишком быстро, и мой заторможенный мозг с трудом вникал в смысл ее слов… Ей поручено составить словесный портрет гражданина, который пятнадцатого ноября в двенадцать часов двадцать минут оплатил наличными несколько колец с бриллиантами и сапфирами… Она очень извиняется, что звонит в столь поздний час, и господин Вацура, наверное, уже крепко спал, но дежурный милиционер предупредил, что это срочно, и ей уже два раза звонила директор из магазина, которая подняла все кассовые ленты за последние десять дней…

– Короче… – прошептал я.

Да, конечно, она извиняется, что занимает его драгоценное время, и постарается обрисовать лицо человека коротко и точно… Она помнит его как сейчас: чернобровый, с короткой спортивной стрижкой, лет тридцати, очень обаятельный и неторопливый, рот у него большой, губы чувственные, зубы редкие, зато крупные, ну просто вылитый артист Караченцев! Влюбиться можно прямо за кассой!..

– Спасибо, – произнес я и отключил телефон.

Все. Можно ставить точку. Девушка на удивление точно описала внешность Белоносова. Значит, это действительно он покупал в «Жемчуге» драгоценности. Вкладывал деньги, полученные от продажи наркотиков, в брюлики. Что ж, выгодное вложение.

Я поднялся на ноги и посмотрел на темный контур постройки с опутывающей ее лестницей. Ну, ублюдок, подумал я, последний раз сплюнув под ноги, сейчас я из тебя буду мыло делать!

Глава 21

Умственное несварение

Я не стал идти к логову Белоносова по прямой, словно герой на амбразуру. Если он раньше времени заметит меня из окна, то может сбежать в руины, откуда его потом только объемными бомбами можно будет выкурить. Я сделал большой круг, обойдя постройку с противоположной стороны, которая была надежно укрыта кустами. Я продирался через колючие ветки и шуршал, как мышь в соломе, зато увидеть меня было невозможно.

Когда я, согнувшись, как вопросительный знак, подкрался к башне, то увидел, что отбрасываю слабую тень на ее кирпичную стену. Вот это невидаль! Оказывается, туман развеялся настолько, что к земле пробился лунный свет. Мертвенное сияние освещало выщербленную стену, глубокие оконные проемы, узкий карниз под ржавой крышей, и все это отбрасывало жесткие тени.

Проклятая лестница задрожала подо мной, как только я начал подниматься, и тогда я побежал по ней вверх, перепрыгивая через ступени. Вся железная конструкция стала ходить ходуном, скрипеть и визжать. Оконный проем, завешенный тряпкой, надвигался на меня вместе со стылым звездным небом. «Дрожи, Белоносов! – думал я. – Идет твой судья и палач!»

Не останавливаясь, я протаранил металлическую дверь плечом, но она оказалась заперта. Сделав свое черное дело, Белоносов трусливо ушел в глухую оборону. Наверное, вся Кажма вздрогнула, и проснулись все ее жители, когда я изо всех ударил в дверь ногой.

– Белоносов! Открывай! Иначе я войду внутрь вместе с дверью!

Возможно, я преувеличил свои возможности выламывать металлические двери, но это не мешало делу. Я уже был готов перелезть через перила и забраться внутрь сквозь оконный проем, как услышал за дверью тихие шаги. Неужели откроет? Я отошел на шаг в сторону на тот случай, если Белоносов вооружен. Если пистолета у него не окажется, я вломлю ему в челюсть прямо с порога. Если у него будет в руках нож или монтировка, я подожду, когда он атакует меня первым, уйду от удара и тогда уже вломлю ему по полной программе…

Лязгнул засов. Никогда еще я не был подготовлен к драке на таком высоком моральном уровне. Мое тело было налито силой и праведным гневом. Крепко сжатые кулаки дрожали, как самолет, стоящий на старте и уже врубивший форсаж. Зубы стиснуты, губы напряжены.

Дверь широко распахнулась.

Я продолжал стоять на пороге, мой человеческий мотор перегревался, мышцы орали от усердия, кулаки предвкушали кайф от встречи с чужой челюстью, но… но я не мог поверить тому, что видел.

Хлопая виноватыми глазками, затягивая под горло «молнию» оливкового спортивного костюма, передо мной стояла Ирэн.

– Ой! – сказала она, с опаской глядя на мой приподнятый кулак. – Только не попади в меня…

Говорят, что, если война началась, остановить ее практически невозможно. Я оттолкнул Ирэн в сторону, вовсе не интересуясь, как она здесь оказалась, и вошел в помещение.

– Где он? – крикнул я.

– Кто?

– Белоносов!

– Знать не знаю, – ответила Ирэн. – Это для меня тоже загадка.

– Ты мне не ври! – пригрозил я, носясь кругами по комнате, словно шмель в банке, и попутно заглядывая куда только можно.

– Успокойся, Кирилл! Его здесь никогда не было.

– Что значит не было?! – орал я. – А кто здесь живет, по-твоему?

– Я, – ответила Ирэн и на всякий случай убрала с импровизированного стола какую-то бутылку.

– Как это ты? – Я наконец остановился и дурными глазами посмотрел на Ирэн.

Ирэн в свою очередь посмотрела на меня, как Коперфилд, который без помощи рук только что выбрался из дамской туфельки и теперь кланяется шокированным зрителям.

– Да, – подтвердила она. – Я живу здесь уже вторую ночь… Кофе хочешь?

– Хочу, – буркнул я, садясь на топчан.

– С коньяком?

– Нет! Только коньяк, кофе не надо!

Ирэн выдернула пробку из бутылки, которую держала в руках, и налила в никелированную кружку с двойными стенками.

– Это же кружка Белоносова! – крикнул я.

– Кирилл, – терпеливо произнесла Ирэн. – Все вещи здесь мои. Белоносова здесь никогда не было.

– Ни хрена не понимаю, – признался я и залпом выпил коньяк, словно воду. Затем я минуту сидел, глядя на донышко кружки, и чувствовал, как мои мысли постепенно приходят в порядок.

– Я, вообще-то, просил тебя подежурить в агентстве, а не здесь, – сказал я. – Ты меня неправильно поняла.

– Кирюша, – промурлыкала Ирэн и с виноватым видом присела на край топчана. – Ты только не убивай меня. Подумай сам: как я могла остаться в стороне от такого важного дела? Сотрудники у нас погибают не каждый день. Я просто обязана была тоже подключиться к расследованию.

– И как? Подключилась? – спросил я, со стуком опуская кружку на ящик, тем самым давая понять, что не прочь снова увидеть в ней коньяк.

– Подключилась, – радостно кивнула Ирэн и долила мне все, что осталось в бутылке.

– А почему меня не предупредила?

Ирэн прижала ладони к своей плоской груди, приняла вид бездомной голодной кошки и промурлыкала:

– Ты только не сердись, Кирюша! Я хотела распутать это дело сама, без тебя. Так сказать, проверить свои силы. Мне уже невмоготу проверять коммерческие сделки. Я очень хочу вести криминал. А ты мне не доверяешь! Сам виноват, что я вынуждена была делать это скрытно от тебя!

Я засопел от негодования, но все-таки коньяк допил.

– Ты уволена, – сказал я, ставя кружку на стол. – То, что ты сделала, у меня просто в голове не укладывается! – Я встал с топчана. – Ты держала меня за идиота! Я, считай, двое суток гоняюсь за этим Белоносовым, а выходит, что гонялся за тобой…

– Кирюша…

– Молчать! – Я принялся расхаживать по комнате, испытывая огромное желание врезать ногой по какому-нибудь предмету, но пока ничего не попадалось. – Ты меня водила за нос! Боже, какой позор! Ты же просто издевалась надо мной! Ты хихикала исподтишка!

– Кирилл!

– Выйди из кабинета! – рявкнул я, показывая ей рукой на дверь.

– Ну куда я сейчас пойду?! – захныкала Ирэн.

– Выходит, это ты приехала сюда на такси в женской одежде?

– А в какой же мне еще приезжать? В мужской?

Я схватился за голову.

– Господи, какой же я идиот! Распустил сотрудников… Столько времени коту под хвост! Все, агентство закрываю к едрене фене!.. Значит, около пивной ты за мной следила?

– Да… И еще в школе, когда ты ночевал в комнате славы…

– У-у-у! – завыл я. – Пригрел шпионку на груди!

– Я не шпионка! – жалобно скулила Ирэн. – Я хотела узнать индуктивную и дедуктивную цепочку твоих логических ходов, чтобы скоординировать свои действия…

Страницы: «« 345678910 »»