Классная дама Дышев Андрей
– Он скажет вам спасибо, когда вы приведете меня к нему, – заверил я. – Я его только успокою! И у него отпадет необходимость прятаться. Он снова начнет радоваться жизни и открыто волочиться за вами.
– А вы, оказывается, хам, – произнесла Ольга Андреевна, глядя на меня, как мне показалось, с обнадеживающим интересом.
– Значит, вы не хотите проводить меня к Белоносову? – уточнил я.
– Скажите, а вы случайно не страдаете синдромом навязчивых идей?
Я улыбнулся. У Ольги Андреевны было хорошее чувство юмора, она замечательно владела собой, и вообще она была конфетка. Но я, как Сергеич, не мог избавиться от набившего оскомину чувства долга и не стал предлагать химице провести вечер в ресторане на берегу моря. Я должен был довести дело до конца. Как любят говорить журналисты, расставить все точки над «i».
Повернувшись, я вышел из тренерской и с силой захлопнул за собой дверь.
Глава 12
Добился своего!
Чтобы ненароком не придавить кого-нибудь в тумане, я пошел к дому Белоносова пешком. На центральной улице я уже неплохо ориентировался, несмотря на то что видимость по-прежнему сохранялась на расстоянии метров десяти, вдобавок сгущались сумерки.
Как к себе домой, я зашел во двор Белоносова, поднялся по ступенькам к двери с латунной табличкой и надавил кнопку звонка. Постоял полминуты и позвонил еще раз.
– Белоносов! – крикнул я. – Я к вам с доброй вестью! Не надо прятаться, я знаю, что вы дома!
Несмотря на данный мне природой талант убеждения, дверь никто не открыл, из дома не донеслось ни звука, а в темных окнах по-прежнему не горел свет. Зато я опять заметил, как на втором этаже дрогнули жалюзи, словно кто-то наблюдал за мной, чуть оттянув книзу рейку.
– Первый раз встречаюсь с таким тупым учителем! – пробормотал я и обошел дом по периметру, глядя на окна и крышу. Вывод, который я сделал, был необыкновенно прост и однозначен: проникнуть внутрь без автогена или тротиловой шашки невозможно. Но отступление не входило в мои планы.
Я встал у торца и внимательно посмотрел на крышу. Нет, через печную трубу, уподобляясь волку из «Трех поросенков», я забираться в дом категорически отказываюсь. А вот через чердак можно попробовать. Чердак, конечно, здесь символический, так как крыша образует весьма тупой угол. Зато есть маленькое треугольное окошко – единственное во всем доме, не закрытое решеткой.
Я поплевал на ладони, подошел к стене и, подпрыгнув, ухватился за чугунный завиток решетки первого этажа. Подтянулся, закинул на завиток ногу, выпрямился во весь рост и опять прыгнул вверх, ухватившись за решетку второго этажа.
– Белоносов, поднимите хотя бы жалюзи! – крикнул я и, просунув руку между чугунных прутьев, постучал в стекло. Готов подтвердить под присягой, что жалюзи опять дрогнули.
Я начал злиться. В то же время мне хотелось смеяться. Удивительно трусливый попался мне учитель! Я еще раз – значительно сильнее – постучал в стекло.
– Белоносов! Я частный детектив Кирилл Вацура! Мне известно имя настоящего убийцы. Вам нечего бояться, у меня есть все доказательства вашей невиновности! Давайте нормально поговорим, я не могу долго висеть на решетке, как сосулька!
Черт бы его подрал! Физрук продолжал прикидываться пустотой, хотя я отчетливо услышал, как где-то в глубине дома скрипнула дверь. Допускаю, что это могла быть кошка или собака. Но кто же, в таком случае, теребил жалюзи на уровне человеческого лица?
Что ж, пеняй на себя! Призвав в помощники данное мне природой упрямство, я ухватился за водосточный желоб, идущий по краю крыши. К счастью, он выдержал все девяносто килограммов моего тренированного тела, которое я благополучно закинул на крышу. Уподобляясь обезьяне, на четвереньках добрался до торца крыши, где торчал жестяной петушок, и свесился с него, словно язык колокола. Мои колени как раз оказались на уровне треугольного окошка. Я качнулся, и стекло, лопнув, вместе с рамой влетело внутрь чердака. Я качнулся еще раз и прыгнул ногами вперед в проем.
Проем оказался несколько маловат для меня, и я здорово ободрал руки и щеку о ржавые гвозди. Растирая по ладоням кровь, я сидел на деревянном настиле и озирался по сторонам. Чердак действительно был очень низкий – в полный рост не встанешь. Его дальний угол был завален старым сеном, пыльным и уже лишенным аромата. По бокам, на стропилах, висели мотки веревок, удочки со спутанной леской, рама от детского велосипеда и помятые ведра. Не через окно же заносили все эти вещи?
Согнувшись в три погибели, я прошел к середине чердака и увидел под ногами квадрат люка. На ощупь нашел большое кованое кольцо и потянул на себя. Снизу, из сумеречной утробы дома, сразу потянуло несвежим специфическим запахом, какой иногда бывает в спальне детского сада, если там долго не проветривать. Впрочем, мне это, возможно, лишь показалось.
Опустив голову в проем, я увидел лестницу, ведущую на первый этаж, и серые стены, испачканные красной краской. Две глухие двери были закрыты.
Я спустился на площадку и на цыпочках сошел по лестнице вниз. С какой-то стати я решил, что Белоносов, продолжая играть со мной в прятки, спустился на первый этаж.
Лестница упиралась в обширную прихожую, заваленную мешками с цементом и штабелями досок. Я стоял посреди прихожей, с неприятным удивлением озираясь по сторонам. Внутри дом выглядел намного хуже, чем снаружи. Создавалось впечатление, что еще при профессоре Мераковском здесь начался ремонт да так и не закончился.
Я стал открывать все двери подряд. Вот кухня, на которой что-то готовила Ольга Андреевна. Плита грязная до черноты. Все, что когда-то выливалось из кастрюль, засохло между конфорками темной жирной смолой. Холодильник оказался пустым, за исключением нескольких вскрытых пакетов с прокисшим молоком. В мойке стояла горка грязной посуды: тарелки с остатками каши, сковорода, на которой что-то сгорело, и кастрюли, наполненные жирными помоями. На подоконнике, в глиняном горшке, увядал одинокий цветок.
Тошнота стремительно подкатывала к горлу. Очень неприятный, тяжелый запах стоял во всем доме. Я вышел из кухни, заглянул в туалет и умывальник, где в ванне отмокали желтоватые простыни. Еще две комнаты на первом этаже были совершенно пусты, на стенах не было даже обоев.
Я стал подниматься на второй этаж. Желание разговаривать с Белоносовым в этом доме стремительно угасало. Мне очень хотелось выйти отсюда и полной грудью вдохнуть сырой свежий воздух. Жуткая тишина вынуждала меня ступать очень тихо и сдерживать дыхание. Запах застарелой мочи снова шибанул мне в нос, когда я поднялся на верхнюю площадку.
Три двери. Самая крайняя приоткрыта. Я толкнул ее. Тоже пустая комната, без обоев, без карнизов и люстры. Голые стены забрызганы известью.
Я надавил на ручку второй двери. Наконец-то я увидел нечто похожее на жилое помещение! Диван, платяной шкаф, на котором пылились многочисленные кубки, письменный стол, гора чемоданов, поставленных друг на друга. Прямо на стены были наклеены фотографии парней в борцовском кимоно, какие-то афиши, извещающие о соревнованиях по дзюдо и карате, на гвоздях висели разнокалиберные медали с алыми лентами.
Здесь Белоносова тоже не было.
Я подошел к последней двери, за которой он мог быть. Какое-то тревожное чувство наполнило мое сердце, когда я взялся за ручку. Не наткнуться бы на его труп, подумал я, совершенно не понимая, с чего вдруг мне пришла в голову такая мысль.
Я надавил на ручку и открыл дверь.
В первое мгновение мне показалось, что я попал в маленький борцовский зал. Комната, почти лишенная мебели, была застлана матрацами, поверх которых была натянута прозрачная полиэтиленовая пленка. Запах, преследовавший меня по всему дому, здесь был особенно сильным. Я едва сдержался, чтобы не зажать пальцами нос.
– Белоносов? – едва слышно произнес я, с каким-то брезгливым ужасом глядя на раскиданные повсюду резиновые мячи, голые куклы с вывернутыми ногами и пластиковые кубики.
Я ступил на пленку и почувствовал, что она липнет к моей подошве. Удивляюсь, как меня не стошнило.
Я подошел к столу, засыпанному обломками цветных карандашей. Перешагнул через огромный, как мне показалось, памперс, присохший одним краем к ножке стула. И кинул взгляд на шифоньер с ручкой, болтающейся на одном шурупе.
В нем что-то глухо стукнуло. Нервы мои были натянуты до предела. Готовясь увидеть нечто жуткое, я приблизился к шифоньеру и рванул дверку на себя.
Дикий вопль ужаса заполнил комнату. Мое сердце словно ошпарили кипятком. Я подумал, что это я кричу. Из шкафа прямо на меня смотрели два безумных, широко расставленных глаза какого-то отвратительного зловонного существа. Раскрыв рот с рваными заячьими губами, оно пронзительно кричало.
Я отшатнулся. В глазах у меня потемнело.
– Ну что? Добились своего? – услышал я за своей спиной и, обернувшись, увидел Ольгу Андреевну.
Глава 13
Мальчики туда не ходят
Учительница решительно подошла к шифоньеру и, взмахнув рукой на орущее существо, твердо сказала:
– А ну, замолчи! Немедленно замолчи! И вылезай отсюда!
Вопль прекратился. В комнате сразу стало тихо. Кажется, я начал приходить в себя и с брезгливым ужасом смотрел, как из шифоньера неуклюже выбирается рослая девочка с непропорционально крупной, остриженной наголо головой. Она была то ли в простеньком длинном сарафане, то ли в ночной рубашке, покрытой подозрительными пятнами, босоногая, с натертыми до малиновой красноты коленками. Медленно, поглядывая на меня безумными глазами, она на четвереньках поползла по матрацу, остановилась перед учительницей и, глядя на нее снизу вверх, издала протяжный булькающий звук.
– Что это? – произнес я, с большим трудом возвращая себе самообладание.
– Это дочь Белоносова, – ответила Ольга Андреевна, глядя на меня с хорошо заметным мстительным огоньком в глазах. – Ее породила на свет наркоманка и алкоголичка. И вот результат: олигофрения, болезнь Дауна, церебральный паралич… словом, полный букет… Тихо! Не вой! Сейчас покормлю!
В комнате было не только нечем дышать, но и достаточно темно. Я быстро подошел к окну, поднял жалюзи и раскрыл оконные створки.
– А вы что же… ее кормите? – спросил я, жадно вдыхая свежий сырой воздух.
– Да, когда у Белоносова занятия в «Юнге» или соревнования, я кормлю, и мою, и делаю ей уколы.
Девочка уже успокоилась и забыла обо мне. Пуская слюни, она негромко мычала и пыталась укусить резиновый мячик.
– Вы можете спуститься на кухню? – спросил я, чувствуя, что наступает предел моей выдержки.
– Конечно, – кивнула Ольга Андреевна. – Все равно я должна приготовить овсянку.
Я первым вышел из комнаты и, прыгая через ступени, спустился вниз. Теперь мне казалось, что в кухне пахнет так, как в лучших европейских ресторанах.
Мы сели за стол и некоторое время молчали.
– Грустное зрелище, – произнес я. – Давить таких матерей надо асфальтовым катком. А Белоносов куда смотрел?
– Он никуда не смотрел. Он ездил на соревнования… У вас руки в крови. Положите их на стол.
Она открыла шкафчик, достала оттуда коробку с медикаментами и стала выставлять зеленку, вату и пластырь. Потом она старательно, низко склонив голову над моими ладонями, смазала царапины зеленкой.
– О девочке никто в Кажме не знает? – спросил я.
Она дула на царапины, чтобы не так жгло. Волосы падали ей на лоб, закрывали глаза и щекотали мне руку. Мне были приятны ее прикосновения.
– Никто. И никто не должен узнать. – Ольга Андреевна подняла голову и выразительно взглянула на меня. – Я прошу вас понять меня правильно: это не моя тайна. Это личное дело Белоносова, его несчастье, его боль. И я надеюсь, что вы будете достаточно благородным и милосердным и никакой статьи об этой несчастной девочке не напишете…
– Ольга Андреевна, – перебил я ее. – Вы напрасно меня предупреждаете. Разумеется, никакой статьи я писать не стану. Я просто по-человечески пытаюсь понять: зачем Белоносов так тщательно скрывает ее существование? Почему он внушает всем мысль, что у него нет и не было никакой дочери? Вам не показалось это странным?
Учительница пожала плечами и положила коробку с медикаментами в шкаф.
– Я не задумывалась об этом, – сказала она. – А почему вам это показалось странным?
– Я не знаю Белоносова. Не знаю, что он за человек… Но если бы он не скрывал от всех свою дочь, то ему было бы намного легче. Он мог бы рассчитывать на помощь врачей, каких-нибудь благотворительных организаций. Да и директриса относилась бы к нему более снисходительно. Вы так не думаете?
– Это личное дело Белоносова, – ответила Ольга Андреевна и встала у плиты ко мне спиной. – И потому мне не хочется обсуждать эту тему.
Она зажгла газ, налила в кастрюлю воды и засыпала крупу.
– Вам памятник при жизни поставить надо, – сказал я уважительно. – И долго вы собираетесь тайно приходить сюда и кормить эту несчастную девочку?
Ольга Андреевна с грохотом швырнула ложку в кастрюлю, села на стул и закрыла лицо ладонями.
– Не знаю, – произнесла она. – Не мучайте меня этим вопросом. Я бы очень хотела, чтобы Белоносов вернулся. Куда он мог деться? И что теперь мне делать? Бросить больного ребенка на произвол судьбы? Вы же видели, в каком она состоянии!
Она теряла над собой контроль. Плечи ее начали вздрагивать. Я схватил ее за руку и крепко сжал.
– Ольга Андреевна, – горячо зашептал я. – Помогите мне, и я не оставлю вас в беде. Надо во что бы то ни стало разыскать Белоносова!
– Как его разыскать, – со слезами в голосе воскликнула учительница, – если он вторые сутки не появляется в Кажме? Может, он попал в аварию? Может, его уже давно прибили и он валяется где-нибудь под забором!
– Прошу вас, успокойтесь! – произнес я. – Он жив. Нет никаких сведений о его смерти.
Она оторвала лицо от ладоней и недоверчиво взглянула на меня.
– Откуда вы знаете?
– Я звонил знакомому милиционеру, – признался я.
– Правда? – Она схватила меня за руку. В ее глазах вспыхнула надежда. – Он жив? Слава богу! Но где же тогда он?! Почему он не едет домой?! Он думает, мне легко заниматься этим делом?! А я устала от всего этого! У меня уже нет сил варить эту мерзкую кашу!
Мерзкая каша разбухла и стала перелезать через край кастрюли. Запахло горелым. Я вскочил со стула, сделал поменьше огонь и принялся помешивать в кастрюле ложкой. Всего на мгновение я представил, что отныне буду с утра до вечера только и делать, что стоять у плиты и стирать простыни.
– Мы найдем его, – с твердой решимостью произнес я. – У нас просто нет другого выхода… Только вы должны мне помочь. Вы должны рассказать мне всю правду о Белоносове…
Ольга Андреевна согласно кивала и вытирала нос платком. Мне стало мучительно жалко эту женщину. Я с ножом у горла допытывался у нее, где Белоносов, и не знал, что бью по ее самому больному месту. А она говорила мне правду: Белоносова в доме нет.
– Что вы хотите о нем узнать? – произнесла она и высморкалась.
– Я знаю причину, по которой он вынужден был скрыться, исчезнуть.
– Вы знаете причину? – воскликнула она и пытливо посмотрела мне в глаза.
– Да. Но я пока не могу вам ее назвать.
– У него появилась женщина? – попыталась угадать Ольга Андреевна.
– Нет. Не спрашивайте! Вам такое вряд ли даже могло прийти в голову. Скажите мне, пожалуйста, не замечали ли вы артистических способностей у Белоносова? Мог бы он сыграть какую-нибудь роль?
– Сыграть роль? – переспросила Ольга Андреевна. Мой вопрос показался ей очень странным, и все же она задумалась. – На каждую новогоднюю елку он надевает костюм Деда Мороза и очень неплохо играет. Школьникам нравится. У Белоносова богатое воображение и хорошее чувство юмора…
– А изобразить женщину он смог бы?
– Женщину?.. Насчет женщины я затрудняюсь сказать… А почему вы об этом спрашиваете?
– Еще вопрос, Ольга Андреевна: где находится водонапорная башня?
– Какая водонапорная башня?
– Где в Кажме находится водонапорная башня?
Мои вопросы сбили женщину с толку. Она неуверенно махнула рукой куда-то в сторону.
– Там!
– А что там есть еще, кроме башни? Гостиница? Общежитие? Домик лесника? Что там еще?
– Ничего там нет, – уверенно ответила учительница.
– Что – открытое поле?
– Нет, конечно, не поле. Там химический институт. Но он уже десять лет как не работает. Пустые корпуса, разграбленные лаборатории, какие-то жуткие склады, бочки, бутылки… Туда даже школьники не ходят. Боятся стать импотентами.
– Импотентами? А разве есть какая-то связь…
Ольга Андреевна натянуто усмехнулась.
– Понимаете, уже несколько лет по Кажме ходят слухи, что на территории института разлита какая-то ядовитая гадость, которая сильно влияет на мужскую потенцию. Наши мальчики, во всяком случае, этому верят.
– А вы?
– Я?.. – Ольга Андреевна едва заметно порозовела. – Насчет импотенции, конечно, мне судить трудно. Но, как химик, я считаю, что зона бывшего химического института – не самое лучшее место для прогулок. Там действительно могли остаться емкости с ядовитыми химикатами.
– Территория института охраняется?
– Нет. Он обнесен достаточно высоким забором с колючей проволокой. Но я вам уже сказала: не будь там забора, все равно нормальные люди туда не пойдут.
Я смотрел на дно кастрюли, где пыхтела, выдувая тягучие пузыри, грязно-серая субстанция.
– Ольга Андреевна, – сказал я спокойно и твердо. – Я знаю, где надо искать Белоносова… Каша готова. Покормите девочку и пойдемте. Чем быстрее мы его найдем, тем будет лучше и вам, и Белоносову, и мне.
Я обернулся и успел поймать скептический взгляд учительницы. Она не верила мне.
Глава 14
Джип на обочине
– Так куда вы хотите, чтобы я вас отвела? – спросила Ольга Андреевна, когда мы вышли из школы и остановились под козырьком, нависающим над входной дверью.
– К водонапорной башне.
– По-моему, это попахивает авантюрой. Уже темно, а до башни достаточно далеко.
Мы стояли под тусклой лампочкой. Ольга Андреевна закрыла входную дверь своим ключом. Потом опечатала ее, оставив на пластилиновой пломбе круговую надпись «Школа № 1 г. Кажма». Интересно, а как я теперь попаду в близкую моему сердцу комнату славы, не повредив печать? Или Ольга Андреевна предложит мне новое место для ночлега?
– Мы поедем к башне на машине, – сказал я.
Красный плащ ей очень шел, но совершенно был неприемлем для создавшихся условий. Этот плащ Рябцев может увидеть за километр, что немедленно вызовет в нем очередной гормональный взрыв. Я не боялся взрыва, но все же предпочел бы, чтобы Ольга Андреевна сидела в моей машине в маскировочном халате и в маске.
Такие мысли занимали мое сознание в то время, когда учительница садилась в «жигуль».
– Давайте поедем по Объездной, – сказала она, как только я завел мотор. – Так будет короче.
Похоже, мы думали с ней об одном и том же. Вряд ли по Объездной будет короче, но вот то, что мы не встретим на этой лесной дороге Рябцева, – это уж точно.
Противотуманные фары оказались бесполезными в облаке, которым укрылась Кажма: желтые лучи пробивали лишь на два-три метра и увязали, как клубника в сметане. Я ехал с черепашьей скоростью.
– Скажите, а этот ваш знакомый милиционер… Он не мог ошибиться?
Ольга Андреевна никак не могла отказаться от своей версии исчезновения Белоносова.
– Мне не хочется произносить слово «исключено», которое вам так не нравится. Но на этот момент Белоносова милиция не задерживала.
– Мне нравится ваша уверенность. И все же я привыкла настороженно относиться к слишком самоуверенным людям.
Я понял: ей хотелось узнать, на чем основана моя уверенность.
– Ольга Андреевна, – сказал я, аккуратно объезжая памятник на площади. – Если вы беспокоитесь, что письмо девочки попадет в милицию, то я вас заверяю, что его уже давно нет. Я сжег его. Следовательно, ни в милицию, ни в эфэсбэ, ни в прокуратуру оно попасть не может.
– Бог с ним, с письмом!.. Сейчас налево!.. Разве мало на свете причин и поводов, по которым человека может задержать милиция? Белоносов мог выпить лишнего. Мог подраться. Да мало ли!
Мы съехали с асфальта на грунтовку. Я еще сбавил скорость.
– Вы правы, поводов для задержания бывает неисчислимое количество, – согласился я. – Но я сейчас говорю не о них. Я говорю о том, что Белоносова нет ни в ивээсах, ни в сизо, ни просто в отделениях милиции. И в недавнем прошлом не было.
– Эта информация из надежного источника?
Почему ее волновали только отношения Белоносова с милицией? Почему она не спросила, насколько можно верить информации о том, что Белоносов не умер или не попал в больницу? Я едва сдержался, чтобы не положить ладонь на коленку учительнице и не сказать: «Потерпите. Очень скоро вы сами убедитесь, что Белоносов жив и здоров!»
Дорога пошла под уклон, и туман стал редеть. Свет фар выхватывал из темноты стволы деревьев и ветви, покрытые тонкой ледяной скорлупой.
– Остановитесь! – вдруг попросила Ольга Андреевна.
Я резко надавил на педаль тормоза, но машина, даже не дрогнув, продолжала двигаться вперед. Решив, что отказали тормоза, я схватился за ручник, но тут «жигуль» по своей воле плавно развернулся и остановился перпендикулярно дороге.
– Что с вами? – взволнованно спросила Ольга Андреевна. Она даже не заметила, что машина несколько метров шла юзом, и моя суета за рулем испугала ее.
– Гололедица, – ответил я как можно спокойнее, хотя сердце мое колотилось, как отбойный молоток. – А я уже подумал…
– Что вы подумали? – спросила учительница, повернув ко мне лицо. – Почему вы молчите?
Мотор заглох, и на приборной панели вспыхнули красные огоньки индикаторов. Я, конечно, паникер. Почему-то совсем забыл о том, что заморозки при тумане покрывают дороги тонким слоем льда, на котором нешипованная резина скользит, как лыжи «фишер» по трассе слалома. Выходит, я подсознательно ждал, что с моей машиной что-то случится. Или заклинит двигатель, или откажут тормоза, или днище отвалится к чертовой матери…
– Резину надо менять, – пробормотал я, запуская мотор. – Нам налево?
Мы стояли на развилке. Ольга Андреевна, чуть подавшись вперед, всматривалась в темное стекло.
– К башне надо ехать налево. А Объездная идет прямо… Я хотела вас спросить…
– О чем?
– Вы случайно не слышали, что произошло на Объездной несколько дней назад?
– Вы имеете в виду сожженный джип?
Ольга Андреевна молча кивнула.
– Странно, что вы спрашиваете об этом меня, – сказал я. – Это я должен спрашивать вас. Вы живете в Кажме, вы рядом…
– Это так, но ведь вы журналист, и у вас такие хорошие информаторы в милиции. И я подумала, что вы…
– Нет, об этом случае я никаких подробностей не знаю, – перебил я учительницу. – Слышал только, что в «Тревожном выезде» показали короткий эпизод: сожженная машина и два трупа.
– Два трупа? – быстро переспросила Ольга Андреевна. По-моему, она изо всех сил старалась сделать вид, будто ее совсем не интересуют трупы, да просто не о чем больше говорить. – А я только сегодня узнала от учеников, что в нашем лесу стоит сгоревший джип. И подумала: странно, откуда он мог здесь взяться…
Нет, не случайно она завела разговор о джипе. Что-то ее волновало, но она не хотела выказывать свой интерес к происшествию на Объездной. Может быть, она думает, что исчезновение Белоносова каким-то образом связано со сгоревшим джипом? Но какая может быть связь между этими двумя событиями, произошедшими в разное время?
Я уже взялся за рычаг передач, чтобы тронуться с места и вывернуть на дорогу к башне, как учительница опустила свою ладонь мне на руку.
– Подождите… Неужели вам не интересно?
Я вопросительно взглянул на нее.
– Неужели у вас не взыграло профессиональное любопытство? – повторила она. – Увидеть собственными глазами то, о чем пока ходят лишь неопределенные слухи!
Это у тебя взыграло любопытство, подумал я. И еще надо выяснить, почему оно взыграло.
– И что вы предлагаете?
Ольга Андреевна не совсем естественно рассмеялась и вновь коснулась моей руки.
– Нет, что вы, я ничего не предлагаю. Так просто… глупая мысль… Сама бы я ни за что не решилась пойти к этому джипу. А с вами… С вами я чувствую себя в полной безопасности. Вы внушаете доверие, вы сильный человек…
Так, в ход пошли комплименты. Интересно, она в самом деле так обо мне думает или же беззастенчиво лицемерит? Как бы то ни было, мне захотелось рвануть на себе рубашку и сказать: да, я сильный, я офигенно надежный, я вообще супермен, Рэмбо, Бэтмен! И все-таки необыкновенный поворот в развитии событий. Надо поддаться ей. Надо прикинуться кусочком пластилина в ее руках и посмотреть, что она попытается из меня вылепить.
– Так в чем же проблема! – воскликнул я. – Сейчас съездим и посмотрим на ваш джип. А вы знаете точно, где он находится?
– Где-то на Объездной.
– «Где-то»! – передразнил я. – Ладно, найдем!
Памятуя о гололедице, я осторожно тронулся с места. Вскоре мы проехали столб с табличкой «Продолжение дистанции». Справа от нее спутанной паутиной темнели кусты, в которых я сегодня днем валял Рябцева. Жаль, у меня еще нет всех оснований для его задержания, а то бы я немедленно вызвал Сергеича с группой омоновцев. Не спугнуть бы парня раньше времени, а то рванет в лес, и ищи его потом.
Тут я погрузился в размышления о том, как бы на завершающем этапе моей работы использовать такой мощный инструмент воздействия, как Ольга Андреевна. Сила ее влияния на Рябцева была столь велика, что она запросто могла бы убедить парня пойти в милицию с повинной и чистосердечно признаться в совершенном преступлении. А ничего более лучшего для мальчишки с его непомерными амбициями не придумаешь. Получит по минимуму. Может, даже условно.
Ольга Андреевна прервала мои размышления о судьбе школьника.
– Вот он! – взволнованно сказала она, тыча пальцем в боковое стекло.
На сей раз я не стал резко давить на педаль тормоза, а начал постепенно сбрасывать скорость, переходя на низшие передачи. В итоге мы отъехали от джипа на приличное расстояние. Пришлось давать задний ход.
– Не вижу, где он? – спросил я.
– Там, в кустах!
В темноте, меж стволов деревьев, словно черный парус, торчала поднятая вертикально крышка капота.
Я вывернул руль до упора и еще немного отъехал назад, чтобы свет фар падал прямо на джип. Теперь можно было увидеть обгоревший кузов без стекол с распахнутыми настежь дверцами.
– Наверное, милиция стащила его с дороги в лес, чтобы не загораживал проезд, – предположил я.
Ольга Андреевна молчала, со странным выражением на лице глядя на то, что осталось от машины. Я сказал, что, должно быть, взорвался бензобак, коль джип так сильно обгорел, но учительница, похоже, не услышала моих слов. Она открыла дверцу, вышла наружу и, не отрывая взгляда от черного кузова, пошла к нему через заросли. Я включил дальний свет, чтобы место драмы было лучше освещено, и тоже вышел из машины.
Учительница приблизилась к джипу и замерла перед ним, словно вдова у могилы мужа. Я заметил, как она непроизвольно провела ладонью по лицу, словно желая привести себя в чувство после потрясения. Я не ожидал, что она заинтересуется сгоревшей машиной, и уж тем более не мог предположить, что она так странно отреагирует, когда увидит ее.
Ступая по мокрой рыхлой земле, заваленной мшистыми гнилушками, я приблизился к учительнице. Она вдруг пошла вокруг машины, задев меня плечом, как если бы я был деревом. Похоже, зрелище настолько заворожило ее, что она забыла о моем существовании и перестала видеть меня.
Остановившись перед поднятой крышкой капота, она опустилась на корточки. Сильный боковой свет фар мешал ей, и она прикрыла глаза ладонью. Было похоже, что она отдает честь сгоревшей машине. Не знаю, что она увидела там, возможно, номерной знак, но учительница тотчас выпрямилась и тихо прошептала: «Господи, что же это…» Какое-то открытие сильно озаботило ее. Пребывая в глубокой задумчивости, она прошла мимо меня, встала рядом с «жигулем» и замерла, глядя в темный лес.
Надо быть полным идиотом, чтобы не понять одной истины: Ольге Андреевне эта машина была знакома. Во всяком случае, она когда-то слышала о ней.
Я тоже вернулся к «жигулю».
– Судя по его положению, он ехал из Кажмы, – сказал я и стал протирать тряпкой заляпанное стекло.
– Что? – вздрогнув, переспросила Ольга Андреевна и повернулась ко мне. – Вы что-то сказали?
– Наверное, этот джип вам знаком?
– Мне? – с излишним удивлением сказала она. – С чего вы взяли? Откуда мне может быть знаком этот джип? Я, как и вы, вижу его первый раз в жизни! У вас странные вопросы. Знаком ли мне этот джип… На свете тысячи джипов! Я просто… Просто на меня это произвело удручающее впечатление. Дорогая машина. Еще недавно водитель и пассажир сидели в теплом салоне, строили планы на вечер… А теперь обгоревшие останки этой машины лежат в мокром лесу, и скоро сквозь них прорастет трава…
Я старался поймать взгляд учительницы, но он все время ускользал от меня.
– А почему вы сказали, что они строили планы на вечер? Почему именно на вечер? Вы же не знаете, когда это произошло?
– Я сказала «на вечер»? – нахмурившись, произнесла Ольга Андреевна и пожала плечами. – Что на ум пришло, то и сказала. С таким же успехом я могла сказать «строили планы на утро» или «на всю оставшуюся жизнь». Чего вы цепляетесь к словам?
Я оставил ее замечание без ответа и, подняв голову, посмотрел на сверкающие тонким льдом ветви дерева, под которым покоился джип.
– Я ошибся, – произнес я. – Милиция не стаскивала его с дороги. Он сам съехал с нее и потом уже загорелся. Видите, как подкоптились сучья над ним?
– Какой вы наблюдательный, – сказала Ольга Андреевна, то ли желая похвалить, то ли с сарказмом. – Трудно поверить, что вы журналист.
– Журналист, к вашему сведению, должен быть наблюдательным, – возразил я.
Загудел вентилятор. «Жигуль» перегревался. Пора было ехать.
Мы сели. Весь недолгий путь до водонапорной башни Ольга Андреевна не проронила ни слова и, явно скрывая от меня свое встревоженное лицо, все время смотрела в боковое окошко.
Глава 15
Удовольствие для нормального мужика
Башня была похожа на фрагмент средневековой крепости. Это была массивная конструкция, устремленная в небо подобно межконтинентальной ракете. Могучие стены башни были сложены из больших темных булыжников; вверху они расширялись бутоном, образуя каменный полый цилиндр со множеством узких окошек, напоминающих бойницы. Сверху башня была прикрыта пологой круглой крышей с ребрами-лучами, похожей на японский зонтик.
Будь я богатым человеком, я бы сделал из этой башни экзотический ресторан.
– Она обслуживала институт и уже давно не работает, – сказала Ольга Андреевна. – Впечатляет, правда? Обратите внимание – северная часть башни покрыта мхом. На самый верх можно взобраться по металлическим скобам. Это, конечно, опасно, но наши мальчишки все равно лазают туда…
Учительница рассказывала про водонапорную башню с таким вдохновением, как если бы она была экскурсоводом, а перед нами возвышалась башня Эйфеля. Впрочем, меня больше интересовал мрачный бастион химического института, и я, напрягая глаза, всматривался в темный контур глухого кирпичного забора.
– Если не ошибаюсь, вот там, чуть правее дерева, ворота? – спросил я.