Я – телохранитель Гриньков Владимир

– Сплетни – это у бабушек, которые сидят на скамеечке, – отрезал Анатолий. – А в охранном деле это называется «сбор информации и анализ оперативной обстановки».

– Именно что «анализ»! – все больше серчал Богданов.

– Не сердись, Ильич. А лучше пришли-ка ко мне этого Серегу, когда он из леса вернется…

Телохранитель Китайгородцев:

«Телохранитель впитывает информацию, как губка. Проблема в том, что эту информацию необходимо фильтровать. Не по принципу «важная – не важная», а по принципу «правдивая – не правдивая». Показное радушие принимающей стороны не всегда означает, что твоему клиенту здесь действительно рады и ему ничто не угрожает. Улыбки тоже бывают лживые. Поэтому, когда ты получаешь информацию, первым делом ее препарируешь, пытаешься понять, что за этой информацией скрывается… Ты норовишь сначала увидеть оборотную сторону, изучить изнанку. Этакое профессионально вывернутое восприятие жизни. Но это – неизбежно. В противном случаеможно легко попасть впросак, купиться на лицемерие формы, не подозревая о неприглядности содержания. Когда я учился на курсах телохранителей, один из преподавателей рассказал нам байку о товарище Сталине. Тот сидел в президиуме, и его должна была поздравлять девчушка-пионерка. Она приехала из Средней Азии, где в свободное от учебы время – а скорее всего вместо учебы – собирала хлопокдля страны… И насобирала она его так много, что. ее даже наградили орденом. Как самой достойной пионерке, ей доверили поздравлять товарища Сталина. Она поднялась в президиум, отрапортовала о трудовых успехах пионеров Средней Азии, поблагодарила за счастливое детство… Все вокруг аплодировали, обстановка была самая добросердечная, и товарищ Сталин в знак особого расположения даже взял девочку на руки. Подержал ее недолго, по-отечески добро улыбаясь в усы, а потом, все так жеулыбаясь, передал ее товарищу Берии, который стоял рядом. При этом Сталин с улыбкойчто-то сказал Берии на мингрельском языке, которого девочка не знала. Но она запомнила эту фразу. И помнила ее всю жизнь. Эта фраза была ее путеводной звездой. Сколько жила, столько и хотела узнать, что же в тот раз с доброй улыбкой сказал великий Сталин? Фраза впечаталась в память намертво. И вот однажды этой женщине, тогда уже пожилой, встретился человек, который знал мингрельский. И ей, наконец, перевели слова, которые она с благоговением и благодарностью к своему кумиру носила в себе столько лет! В тот раз товарищ Сталин сказал товарищу Берии: «Забери от меня эту засранку, от нее козлом воняет…» Так что это очень важно, – сказал намв тот раз преподаватель, – с самого начала понимать, что происходит в действительности. Сразу продираться к сути вещей. А не ждать долго-долго, пока тебе переведут с мингрельского…»

Уже затемно прибыл автобус с охранниками из «Барбакана». Анатолий распорядился, чтобы автобус подъехал непосредственно к гостевому дому и прямо под окнами был разыгран настоящий спектакль! Из автобуса один за другим вываливались дюжие охранники совершенно невообразимой богатырской комплекции – так увеличивали их габариты пудового веса бронежилеты пятого класса защиты, способные уберечь даже от бронебойной пули, выпущенной с пятнадцати метров. Сферические шлемы на головах, карабины «сайга» на изготовку, гулкий топот тяжелых кованых ботинок, отрывистые команды Китайгородцева, и все это – в призрачном свете уличных фонарей, с длинными пляшущими тенями, с недалеким лаем сходящего с ума от бессильной злобы сторожевого пса, сидящего на цепи. Обитатели гостевого дома прилипли к окнам, с настороженным любопытством наблюдая за случившимся вдруг переполохом. Как раз для них Анатолий и разыгрывал этот спектакль. Среди этих обитателей дома, как он искренне верил, был враг. Настоящий враг. И этого врага Китайгородцев хотел напугать. Заставить затаиться, отказаться на время от исполнения своего плана, подарив таким образом телохранителю драгоценное время. Время, которого ему катастрофически не хватало.

Противника Анатолий хотел задавить массой. У него теперь было много людей, просто до неправдоподобия много, и он мог перекрыть оба дома – хозяйский и гостевой – и еще у него оставались люди для патрулирования территории. У него не осталось «слепых» зон, не было мест, где враг мог пройти незамеченным, и если теперь Тапаева какое-то время продержать на расстоянии от его гостей, просто никого к нему не подпускать – можно спокойно вычислить убийцу. Ведь тот все равно себя проявит – потому что неожиданно для него условия игры изменились, все теперь стало по-другому, лично для него задача неимоверно усложнилась, превратившись практически в невыполнимую… И он занервничает – он уже занервничал – и какую-то ошибку непременно совершит.

Китайгородцев лично распределил своих людей по постам, каждого проинструктировал. Нечеловеческое напряжение последних суток отпускало его. Так ныряльщик, заплутавший в подводном лабиринте и не надеющийся уже на благополучный исход, вдруг вырывается наверх и делает спасительный вдох – и у него теперь еще все впереди! Даже настроение у Анатолия улучшилось. Вот в таком приподнятом настроении он и наткнулся на мрачного начальника тапаевской охраны.

– Что с тобой, Ильич? – спросил Китайгородцев и хлопнул Богданова по плечу, демонстрируя свое к нему расположение.

– А Сергея ведь так и нет, – сказал тот, никак не желая заразиться хорошим настроением. – Охранника, которого я еще днем на проселок послал. Он из леса так и не вернулся.

Порядком нетрезвый Юра встретил Китайгородцева в коридоре гостевого дома. Покосился на входную дверь, за которой прохаживался вооруженный охранник из «Барбакана», и шепотом спросил:

– Что тут за военные действия затеваются?

– К празднику готовимся, – будничным голосом сообщил Анатолий. – Обычные мероприятия. Вам не о чем беспокоиться, поверьте, – улыбнулся ободряюще-доброжелательно и пошел дальше.

Костюков играл с Ритой в шахматы. Китайгородцеву девушка обрадовалась как родному.

– Привет! – сказала, просияв счастливой улыбкой. – А я жду, когда ты придешь и напоишь меня чаем…

– С коньяком?

– С коньяком.

– Сейчас, – пообещал Анатолий. – Мы только переговорим о делах.

Он вывел Костюкова в коридор.

– Я видел, что наши приехали, – сказал тот.

– Да.

– Ты чем-то недоволен? – обнаружил вдруг Костюков.

– У нас пропал человек.

– Кто?

– Тапаевский охранник.

– Сбежал, что ли?

– Непохоже. Это тот парень, которого мы отправили в лес, к проселочной дороге.

– Не вернулся?

– Нет.

– Но почему раньше не хватились?

– У него было задание: дойти до проселка, а потом по тому проселку пройти километров по десять в каждую сторону, чтобы посмотреть, что поблизости есть интересного. Там быстро не управишься. Но до темноты он должен был прийти.

– Версии есть?

– Версия одна: случилось несчастье.

– Ну, что ты сразу худшее предполагаешь! – попенял товарищу Костюков.

Китайгородцев покачал головой. Он знал, что в их работе события чаще всего развиваются именно по наихудшему варианту.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал он. – Из приехавших ребят выбери двоих на свое усмотрение. Главное, чтобы они на лыжах хорошо стояли. И завтра с первыми лучами солнца ты с ними пойдешь по следам этого пропавшего охранника.

– Будем ждать утра?

– Да. Ночь – не лучшее время для поисков.

– А может быть, попробовать?

– Год назад, например, здесь застрелили медведя-шатуна, – жестко произнес Анатолий, отметая любые возможные возражения.

– Хорошо, я понял.

– Но прежде чем ты займешься подготовкой к завтрашней вылазке, тебе еще одно задание. Тут Юра по коридору ходит. Шибко нетрезвый. Ты доведи его до кондиции, а? Он мне нужен совершенно пьяный, в полуобморочном состоянии. Пора его раскрутить на эту историю с подозрительной рубашкой. Очень уж мне хочется знать, почему он носил в кобуре оружие, но ни в какую не хочет в этом признаваться. Подготовишь клиента к разговору?

– Запросто!

– А я к нему загляну через часок. Вот только чаю с Ритой попью…

– Я вот тут подумал…

– Что ты подумал?

– Наши приехали! У нас теперь – силища, клиента можем прикрыть надежно и под этим прикрытием вывезти его отсюда.

– Это невозможно!

– Почему?

– Здесь – его близкие. Если против Тапаева что-то затевается, могут кого-нибудь из его родственников взять в заложники… Такой вариант тоже нельзя исключать. Захватят кого-нибудь из близких и будут диктовать клиенту условия.

– Давай и родственников его вывезем за компанию.

– Среди них может быть тот, кого мы боимся. Представляешь, если мы сами и вывезем вместе с Тапаевым его будущего убийцу? Знаешь не понаслышке, какая иногда бывает суета и спешка в ходе эвакуации клиента. Где-то чуть-чуть не досмотрим, и неприятности обеспечены.

– Ты уверен, что киллер уже здесь?

– Или киллер, или его сообщник. И пока я этого гада не вычислю, клиент будет оставаться в своем доме. Я не могу его вывезти. Слишком велик риск. Эвакуация невозможна.

Рита теплым живым комочком сжалась в кресле. Сам ее вид побуждал принести плед и укрыть девчонку.

– Мне этого так не хватало в Москве, – сказала она. – Чтобы двухметровые сугробы высились за окном, чтобы снег был ослепительно белый, чтобы был чай по вечерам, вот этот плед и непременно – чтобы кто-нибудь заботился обо мне.

– Ты живешь с мамой?

– Да.

– Значит, о тебе есть кому заботиться?

Рита в ответ печально мотнула головой:

– Знаешь, когда она меня любит? Когда делит с отцом. Когда они между собой решают, у кого из них на меня больше прав. Тогда она со мной сюсюкает, гладит по головке и даже не ругает, если я вдруг приду домой поздно. Потом у них с отцом наступает перемирие – и она про меня забывает до следующего раза.

– Может быть, я сказку тебе не то, что ты от меня хочешь услышать, – и если это так, то я заранее прошу прощения, – но в жизни так обычно и бывает, Рита. Человек очень одинок – и до него, как правило, никому нет дела.

– Это неправда! У тебя ведь хватает терпения возиться со мной? Да, мой отец заплатил тебе деньги, но он ведь не платил тебе за то, что ты принесешь мне вот этот плед, за то, что напоишь горячим чаем, за то, что вообще сидишь со мной вот так вечерами, в то время как ты, может быть, хотел бы отдохнуть… Ведь ты – тоже живой человек и тоже устаешь…

– Ты несколько преувеличиваешь.

– Ты заботливый, Толик, и это не купишь ни за какие деньги. У тебя – добрые глаза! Ты сколько угодно можешь изображать из себя крутого телохранителя – ты, может быть, и есть телохранитель, – но ты еще и нянька, бесподобная талантливая нянька, Толик!

– Я не хотел бы быть нянькой, – смутился Китайгородцев.

И Рита вдруг тоже смутилась. Обнаружила, что сказала больше, чем следовало бы, раскрылась… это было почти признание в любви. Ей было слишком неуютно и одиноко в этом мире, и даже от родителей она не получала душевного тепла. И когда рядом с нею оказался тот, кто просто по-человечески с ней обходился, кто, большой и сильный, прикрыл ее собой, пообещав защиту, – она потянулась к нему, благодарная и безрассудная одновременно.

– Я просто делаю свою работу, – сказал Анатолий.

Он намеренно упомянул о работе – весь в делах, служба есть служба, и никаких, соответственно, личных отношений… И Ритин отец ведь предупреждал – возраст такой у девчушки. Поиск своего героя. Ожидание близкой встречи. А еще ей здесь просто скучно. Даже пригласившая Риту подруга о ней позабыла, занятая своим бойфрендом…

– Ты сегодня с Аней виделась?

– Нет. Даже странно, что она не зашла.

– К ней приехал друг.

– Кто? – живо заинтересовалась девушка. – Это такой высокий и костлявый?

Наверное, Виктор ей не показался привлекательным.

– Да, – кивнул Китайгородцев.

– Что она в нем нашла? – пожала плечами Рита. В ее словах не угадывалось девичьей ревности, а было искреннее удивление. – Она могла найти себе кого-то и получше…

– Аня рассказывала тебе о своем парне?

– Нет. Но я догадывалась, что у нее кто-то есть.

– Почему догадывалась?

– Там, в Австрии, она по десять раз на дню названивала по телефону. И уж не отцу звонила, ясное дело. Родителям каждый час не звонят. И иногда после звонков она была такая… – Рита замялась, не сумев сразу подобрать нужное определение. – Расстроенная, что ли? Он с ней не очень-то церемонится, как мне кажется. Аня вообще такая девчонка – легко попадает под влияние. Знаешь, как она своего отца боится? Я бы на ее месте была посмелее. И с парнем этим… В конце концов он сядет ей на голову.

– Почему же?

– Потому что ему так будет удобно, – усмехнулась девушка. – Я его видела. Настоящий отморозок.

– Мне так не показалось, – признался Китайгородцев, несколько удивленный данной Ритой оценкой.

– Я сегодня шла по коридору, а он идет на встречу. Остановился и смотрит мне вслед. Я его взгляд чувствовала спиной! Представляешь? Со мной такого никогда прежде не было, – при этих словах она даже передернула плечами. – И у него был взгляд настоящего отморозка. Ну, просто стопроцентно ненормальный!

– Ты преувеличиваешь, – сказал Анатолий.

– Я тебя очень прошу, не оставляй меня, – попросила вдруг Рита. – Мне вообще здесь очень неуютно.

– С тобой же был мой товарищ.

– Он хороший дяденька. Но с тобой мне спокойнее.

– Рита, мы готовимся к проведению праздничного мероприятия, которое замыслил Тапаев. Тут много работы. И я иногда буду отлучаться. Все время, пока меня не будет рядом, кто-нибудь из моих товарищей будет с тобой. Ты – в полной безопасности, поверь.

Китайгородцев старался говорить как можно мягче, но она все равно обиделась. Явно ни с кем не хотела его делить! Это было похоже на неосознанную ревность ребенка.

– Не обижайся, – попросил Анатолий. – Мне сейчас действительно нелегко.

Юра Шалыгин клевал носом. Боролся со сном. Сон его, кажется, побеждал. Юра ронял голову на грудь, от этого приходил ненадолго в чувство, поднимал голову, смотрел прямо перед собой мало что видящим взглядом, и тут же его голова снова падала. Похоже, что он даже не заметил замены в команде соперника – то перед ним был Костюков, то, после очередного недолгого его отключения в кресле, напротив сидел уже Китайгородцев. Но Шалыгин то ли не рассмотрел толком, кто перед ним, то ли ему уже было все равно – на случившуюся метаморфозу он никак не прореагировал. Только и сказал:

– Ну, наливай, Сибирь!

Анатолий перечить не стал и налил Юре водки. Придвинул ближе, чтобы Шалыгину недалеко было тянуться.

– М-да, – пьяно сказал Юра, явно продолжая начатый ранее разговор, – и он мне тогда говорит: «Отдашь мне квартиру…» Понимаешь, мне эту квартиру не жалко! Мне просто обидно, что не я виноват, а все из-за козлов этих… Понимаешь?

– Понимаю, – легко согласился Китайгородцев.

Юра надолго задумался. Только когда он всхрапнул, телохранитель понял, что это не задумчивость, а сон. Анатолий бесцеремонно толкнул своего незадачливого собеседника. Шалыгин встрепенулся и посмотрел на телохранителя таким взглядом, будто видел его впервые.

– Значит, ты сейчас без квартиры, – стал перечислять Юрины беды Китайгородцев, – без машины, без денег…

– Деньги на билет я занял, – закручинился пьяный. – В один конец только! Больше не было. А мне и не надо. Я назад не поеду. А зачем? Тут жить можно, тут есть жратва, тут никто не наезжает…

– А где ты жил?

– Я жил в Москве.

– Я понимаю. Но квартиры у тебя уже нет. В гостинице жил, что ли? Или у друзей?

– «В гостинице»! – пьяно засмеялся Шалыгин. – Без денег кто ж пустит! Вот ты бы пустил?

– Нет.

– Ну и козел, – беззлобно сказал Юра, который, кажется, уже смирился с тем, что жизнь жестока и несправедлива, особенно почему-то по отношению к нему лично. – Остаются только друзья… Хотя какие друзья? Какие друзья могут быть у полного банкрота?!

Последнюю фразу он произнес с надрывом.

– Ты выпей! – подсказал ему Китайгородцев.

– Да, пожалуй, – выпил и не закусил. Развел руками. – В общем, то у одного поживу, то у другого… Но теперь уже все, кредита нет, лавочка закрылась.

– Почему?

– По кочану, – проявил Шалыгин способность логически мыслить. – Понял?

– Не совсем.

– Им тоже надоедает, ты пойми. Ну допустим, он холостяк, а все равно ведь девушек к себе приводит. Правильно? А тут – я. А я ведь не девушка. Правильно?

– Правильно, – признал очевидное Анатолий.

– Ну вот. Я бы тоже девушку привел, пред положим, но у меня ведь даже денег нет, чтобы вина купить. У меня – вот, посмотри… – Юра сбросил ботинок и продемонстрировал большой палец ноги, торчащий из рваного носка. И заныл: – Ты это видел? И кому я теперь нужен? Я куртку у мужика в самолете почему взял? Потому что пальто уже дрянное… У меня вот тут рукав порван, и туда все время задувает. Пальто мне дали. Понимаешь? Друзья подарили. А хорошее разве подарят?

А рубашка эта подозрительная еще в прошлый раз показалась Китайгородцеву великоватой для Юры.

– Послушай-ка! – сказал телохранитель. – Рубашечку вот эту тебе тоже подарили?

– Ну!

– Кто?

– Петруха. Я у него два дня ночевал. Перед отлетом. Он мне говорит – ну чего ты, мол, позориться будешь? А у меня рубашка действительно была никакая…

– Фамилия как?

– Чья фамилия?

– Петрухи этого.

– Тебе зачем?

– Это же он дал тебе деньги на билет? – наугад сказал Китайгородцев.

– Он.

– Понимаешь, мне Тапаев поручил деньги, которые ты взял на билет, отдать. Чтобы я расплатился, значит, с человеком, который тебе помог…

– Сука!

– Кто? – опешил Анатолий. – Братишка мой ненаглядный! Он по мелочи все норовит помочь. Копейки вот эти за билет отдать – это он согласен, а когда я криком кричал, просил его с моими долгами разобраться – так он мне фигу с маслом показал! Ну я-то ладно, я ему – сводный брат. А Людка вот, к примеру, ему – родная. И что? И ничего! Ей он тоже фигу с маслом показал!

– А что – просила денег? – заинтересовался телохранитель.

– Ну!

– Она тоже по бизнесу?

– Ну ты головой думай, Сибирь! По какому она бизнесу? Тут мужиков прессуют и колошматят как хотят, а ей-то с ее здоровьем куда соваться? Просто она загибается, совсем уже доходягой стала…

– Болеет, что ли?

– Вот я и говорю, здоровья у нее – никакого.

– А Тапаев, значит, денег на операцию не дает?

– Ей не нужна операция! Ей уже ничего не нужно. Только лекарства, чтобы протянуть еще немного. Год, два, вряд ли больше… Но это нужно постоянно – чтобы лекарства дорогие, чтобы врачи, а врачи там не абы какие… там нужны настоящие специалисты! А им ты заплати, тогда они тобой будут заниматься, а без денег – знаешь ведь как? Вот, мол, вам телефон вашего участкового врача, к нему и обращайтесь. Людка и обращается. Видел, на кого стала похожа? Вот тебе и все лечение!

– То-то я смотрю, что муж ее, дядя Саша,

к Тапаеву не очень-то относится.

– Ха! «Не очень»! Если бы твоя жена у тебя на глазах помирала, а кто-то отказался бы помочь! Ты женат, кстати?

– Нет.

– Правильно! – оценил Юра. – Без баб – оно спокойнее. Был бы ты женат – сидели бы мы вот так с тобой?

– Вряд ли.

– То-то и оно. Ладно, давай еще выпьем, да я спать пойду. Что-то меня развезло сегодня. Поверишь, я раньше по стольку не пил. Ну не лезло в меня! А сейчас – запросто!

Китайгородцев подлил Юре водки, уточняя:

– Так насчет Петрухи… Фамилия его как?

– Аносов.

– Первая буква А? Или О?

– А.

– Телефончик его подскажешь?

– Записан где-то. Не помню.

– Как же его отыскать? Где он работает?

– В ТАССе.

– Где-где?

– ИТАР-ТАСС. Знаешь?

– Телеграфное агентство?

– Ну! Он там в каком-то отделе. Ты знаешь, мы учились с ним вместе. И даже работали вместе. Потом он в это агентство пошел, а я занялся бизнесом. И я всегда думал, что ему сильно не повезло. Вот я, мол, в полном шоколаде, а он – неудачник. Даже жалел его. А потом я влип. И я думаю, что он по-своему, может быть, был и прав. Я уже нахлебался выше крыши, и мне – полный капут, а Петруха вот живет, никого не боится, зарплату получает регулярно, и вообще у него все путем…

Рюмка с водкой так и стояла перед Юрой. Он ее попросту не замечал. Вспомнился ему Петруха – и взгрустнулось. Так, грустя, он в очередной раз и уронил голову. Анатолий погасил свет и неслышно вышел из комнаты. В коридоре его дожидался Костюков.

– Сейчас же вызвони Хамзу, – распорядился Китайгородцев. – У них там еще вечер, так что он успеет навести справки. Итак: Петр Аносов, работает в ИТАР-ТАСС. Должность – неизвестна. В последнее время Юрий Шалыгин жил у него. Аносов якобы подарил ему свою рубашку. Проверить! На рубашке сохранились четко выраженные следы потертости от плечевой кобуры. Возможно, у Аносова есть разрешение на ношение оружия – скорее всего газового. Проверить! Если у Аносова есть оружие, необходимо знать, на месте ли оно в настоящий момент. Проверить!

Костюков пришел утром. За окном угадывалось серое небо. День будет без солнца.

– Только что позвонил Хамза, – сообщил Костюков. – Аносов Петр Аркадьевич. Работает в ИТАР-ТАСС. Восемь месяцев назад получил разрешение на ношение газового пистолета. Тогда же им был приобретен пистолет. Оружие носит в плечевой кобуре. В настоящее время пистолет у него дома. Он действительно подарил своему знакомому Юрию Шалыгину рубашку, бывшую в употреблении. Материал – хлопок. Цвет – синий, имеются продольные полосы голубого цвета. Из отличительных особенностей рубашки, по словам хозяина – пуговица на правом рукаве по своей конфигурации и оттенку отличается от остальных. Еще вопросы есть?

– Нет, – сказал Анатолий. – Все совпадает. И даже пуговицу эту перешитую я видел.

– Теперь про Шалыгина можно забыть?

– Не забыть, а не уделять ему повышенного внимания, – поправил Китайгородцев. – Что там слышно? Лыжник так и не вернулся?

– Нет.

– Твои ребята готовы?

– Готовы.

Анатолий посмотрел за окно. Уже светло, можно начинать.

– Тогда – вперед, – вздохнул он. – Максимум осторожности! И все время будь на связи.

Потом лично проводил своих товарищей до ворот. Сразу за ними начинался лыжный след – тот тянулся вдоль забора и пропадал где-то меж деревьев. Вчера тапаевский охранник обогнул территорию поместья, вышел где-то на противоположной стороне – там, где совсем недавно обнаружился вырытый кем-то лаз, – и от лаза он должен был уйти в лес, по направлению к проселку.

Богданов, когда его увидел Китайгородцев, выглядел неважно.

– Проблемы? – спросил телохранитель.

– Я вчера поздно вечером разговаривал с Тапаевым. Рассказал про Сергея.

– Ну, и как шеф?

– Выматерил меня. Обидно, Толик! Он пьяный был. Пьяный и я могу ругаться. Но я же себе не позволяю!

– Брось, не обижайся на него, – посоветовал Китайгородцев.

– Я уйду от него.

– Вот и правильно.

– Нет, ты сам посуди! Мне от него никакой особенной благодарности не надо, конечно. Но я ему все-таки не чужой человек!

– Это ты про тот случай, когда тебе предлагали устроить Тапаеву веселую жизнь?

– Именно! Я ему, можно сказать, жизнь спас. А он теперь на меня – матом.

– Может, он расстроился?

– Из-за Сереги? Это – вряд ли. Что ему Серега?

– Из-за сына.

– А, из-за прибабаханного этого? Да запрос то, Толик. Тут у кого хочешь крыша поедет. Расстроился он, ясное дело… Слушай, я вчера в гостевой дом этому пацану и его матери ужин приносил. Ну, ты бы на него посмотрел! В колпаке таком идиотском и ночной пижаме… Совершенно дурацкий вид. А знаешь, кстати, почему он папашу назвал летчиком?

– Почему?

– Мать его дурила все время. Ну, он-то дебил дебилом, конечно, а все же видел, что у других детишек отцы есть. Спрашивал мать, где отец? А она ему врала, что он – летчик, мол, что летает. Вот вчера и случился этот конфуз. Ты лицо Тапаева видел, когда сынуля его летчиком назвал? Я думал, что он сейчас пойдет и застрелится, честное слово.

Богданов невесело засмеялся. Он чертовски устал за последние дни, похоже. И это был нервный смех.

– А правда, что у шефа с его сестрой плохие отношения? – спросил Китайгородцев.

– И кто же тебе это все рассказывает? – вздохнул Андрей Ильич.

– Правда или нет?

– Бывают отношения и похуже.

– С мужем ее, дядей Сашей, Тапаев так и не встречался?

– Этого дядю Сашу я хоть сегодня выставил бы за ворота.

– Почему же?

– Злой он, – объяснил Богданов. – Злой и мстительный.

– А мстит за что?

– У него жена болеет. Тапаевская сестра, в смысле. И он думает, что тот должен все свои дела бросить и его женой заниматься…

– А шеф не хочет?

– Ну не может он, Толик! Не может он всем помогать!

…Они бы еще поговорили об этом, конечно, но в это время в руке у Китайгородцева ожило переговорное устройство. Это был Костюков: