Рудиарий Посняков Андрей

Глава 2

Ноябрь 225 г. Рим

Лудус Магнус

Мы должны сдерживать и успокаивать свои стремления и развивать в себе внимание и тщательность, дабы ничего не делать ни опрометчиво и случайно, ни необдуманно и беспечно.

Марк Туллий Цицерон. Об обязанностях

Лудус Магнус – так называлась школа. Римская школа. Школа гладиаторов, в которой в конце концов очутился Юний. Уж конечно, это было не то, что когда-то в Лугдунской Галлии, – трехэтажное здание, мощеная просторная арена для тренировок, а совсем рядом в прямой видимости – огромный, величайший в мире амфитеатр Флавиев. Или Колоссеум, как его еще называли из-за огромной, больше чем в двадцать человеческих ростов, статуи на площади перед амфитеатром. Золоченый колосс изображал Гелиоса – сияющего бога Солнце. Злые языки, впрочем, до сих пор утверждали, что в виде Гелиоса представлен Нерон, император, прославившийся своими необузданными страстями, которые вызывали справедливое негодование граждан. Но красивейший амфитеатр Флавиев не производил на Юния никакого впечатления. Не все ли равно, на какой арене убивать и быть убитым на потеху праздной толпе? В этом смысле Колоссеум ничем не отличался от провинциального цирка Ротомагуса.

Юний перевернулся на бок на своем жестком ложе. Маленькую убогую каморку он делил с напарниками Бриттом и Эфиопом – молодыми гладиаторами, совсем плохо понимавшими латынь. И не поговорить! Что поделать, здесь, в гладиаторской школе Рима, Ант Юний Рысь вновь должен был доказывать всем свое право на достойную жизнь, хотя б в рамках самой школы. И даже просто право на жизнь, без эпитета «достойная».

Снаружи, с арены, слышалось щелканье бичей и стоны – там наказывали провинившихся за день гладиаторов. Юний не попал в их число – он уже не был тем сопливым мальчишкой в Ротомагусе, он стал умнее и научился показному смирению. Зачем зря раздражать надсмотрщиков и ланисту, доказывая, что он свободный человек? Все равно никому ничего не докажешь, только лишь настроишь всех против себя да получишь плетей. Лучше смириться для вида, а для проявления своих амбиций выбрать подходящий момент или – что гораздо лучше – самому этот момент устроить. Рысь – хитрый зверь, и Юний постепенно оправдывал в собственных глазах свое детское прозвище. «Не доверяй никому» – эта фраза постепенно становилась его жизненным кредо, особенно после того случая с Арникой. Ну и девица! Впрочем, он и сам хорош. Это ж надо было так глупо попасться: растаял от любовной неги, развесил уши, нет, чтобы насторожиться, когда юная гетера начала подробно расспрашивать про родичей. А потом следила за каждым шагом и даже наняла легионеров – помочь попавшему в затруднительную ситуацию Юнию. Ну как же, он ведь был ей нужен живым. Интересно, сколько она получила за глупого гладиатора? Нечего сказать, насладился свободой. Ой, дурак, дурак. Хотя чего уж теперь горевать? Ну, сглупил, всякое в жизни бывает, значит, именно так распорядились боги. Может, и вовсе не следовало искать ободритов и Тварра, а нужно было попытаться вернуться на родину.

На родину… Рысь уже и забывать ее стал потихоньку. Да и кто его там ждет? Ободриты вырезали и продали весь род, на землях которого наверняка поселились чужие. И он, Ант Юний Рысь, вернувшись, будет для них чужаком, причем чужаком опасным – вряд ли можно будет сохранить в тайне мастерство владения мечом. Единственная жизнь, которую он может начать, – это жизнь изгоя, человека без роду и племени. Одному выжить трудно, практически невозможно. Да и нужно ли для этого возвращаться куда-то на край света?

А вот в Риме можно достичь многого. Для начала получить свободу: либо выкупиться, либо найти какие-то пути к Валерию с Луцием, а лучше – к самому Марку Луницию Арбеллу, наместнику Лугдунской Галлии, чье слово было достаточно веским также в Белгике и Аквитании. Эти три соседние провинции мало отличались друг от друга по своему развитию, их так и прозвали – Три Галлии. Не может такого быть, чтобы наместник вообще никогда не приезжал в Рим. Наезжает, и часто. Хотя вспомнит ли он молодого гладиатора? Должен, не так уж и много времени прошло. А не вспомнит, так можно напомнить. Главное – увидеться с ним, а для этого нужно знать городские новости и иметь возможность беспрепятственно передвигаться. Для чего, в свою очередь, нужно внушить доверие ланисте или, по крайней мере, всячески проявлять преданность, что Юнию пока вполне удавалось. Выйти на арену огромного амфитеатра Флавиев, показать все, на что способен, добиться обожания толпы и, как следствие, авторитета в школе. Вот тогда можно будет подрабатывать по вечерам охранником или еще кем – как делали в Ротомагусе. Тогда появятся и деньги, и относительная свобода. А пока стиснуть зубы и ждать.

С раннего утра гладиаторы, подкрепившись овсяной кашей, приступили к изнурительным тренировкам. Как и когда-то в Ротомагусе, Юний по-прежнему оставался секутором – тяжеловооруженным гладиатором с доспехом, прикрывавшим правую, «рабочую» руку до плеча и середины груди, с тяжелым «легионерским» щитом и коротким мечом-гладиусом. Голову закрывал сверкающий на солнце шлем с золотыми накладками в виде чешуи рыбы, увенчанный гладким гребнем. Соперником секутора чаще всего был ретиарий, вооруженный длинным трезубцем и сетью, так что всяческие украшения на шлеме типа перьев, как у мирмиллона, являли собой нешуточную обузу в бою – ретиарий вполне мог зацепить их сетью. Защищавшее от трезубца забрало шлема было глухим, с маленькими смотровыми дырочками, что резко ухудшало обзор. К удивлению Рыси, в Лудус Магнус частенько выставляли секуторов против «фракийцев» – эти были в шлеме с полями, с голой грудью, с маленьким круглым щитом и изогнутым мечом, или даже против провокаторов, своим вооружением мало чем отличающихся от секуторов или мирмиллонов. Ну разве что шлем у них был уж совсем гладкий, без полей и гребня, да грудь прикрывал небольшой нагрудник, державшийся на узеньких ремешках. Вообще же гладиаторы каждой категории обязательно имели свои уязвимые места, специально не прикрытые доспехами, обычно левую часть груди, бедра, спину. Их-то и следовало защищать прежде всего, что и демонстрировал Юний.

Как обычно, учебное оружие было куда тяжелее боевого, и к вечеру все тело юноши ныло – все ж таки он слишком давно не тренировался, и теперь приходилось наверстывать. В пару ему сначала поставили приземистого коротконогого сакса-гопломаха, экипировка которого напоминала вооружение греческих гоплитов – длинные поножи, шлем с перьями, щит и копье. Рысь довольно быстро обнаружил слабые места этого типа бойца – неповоротливость и слишком большую длину копья, рассчитывая на которое гопломах практически никогда не атаковал, а лишь выжидал удобного для резкого выпада момента. Конечно, сладить с таким воином, обладая лишь коротким мечом, было не так-то просто – и Юний прибег к тактике измора. Кружил вокруг сакса вороном, периодически срываясь в короткие атаки, а затем как бы подставился – чуть опустив щит, открыл правый бок. Ага! Копье гопломаха молнией метнулось в образовавшуюся брешь! Да только Рысь был начеку – ловко ударил по древку копья острым краем щита, окованным начищенной до солнечного блеска бронзой. Ударил как раз в тот момент, когда острие копья едва не коснулось кожи! Древко с треском переломилось, и гопломах со злобой вытащил из ножен кинжал. Ну уж кинжал-то против меча точно не поможет, что и продемонстрировал Юний, нанеся врагу ряд ударов.

– Неплохо, – довольно кивнул тренер – покрытый шрамами ветеран с поджарым, по-прежнему мускулистым телом. – А ты, Сакс, получишь сегодня десять ударов плетью.

Сняв шлем, Сакс – румяный круглолицый парень по виду чуть постарше Рыси – обиженно засопел:

– Я бился честно!

– Правильно, – усмехнулся тренер. – Честно, но глупо! На арене это был бы твой последний выход. И знаешь почему?

Юний тоже навострил уши – учиться чему-нибудь никогда не лишнее, особенно если от этого зависит жизнь.

– Ты совсем забыл про щит! – веско пояснил ветеран. – Он тяжел, но невелик – ты бы вполне мог действовать им не только как для защиты, но и в нападении.

– А еще можно было бы его метнуть, – осторожно подсказал Рысь.

Тренер повернулся к нему и засмеялся:

– Нет, парень. Метать щит можно только в двух случаях: если уверен, что потом его подберешь, и когда у тебя еще осталось действенное оружие, к которому, увы, кинжал не относится.

Пристыженный гопломах, волоча шлем, потащился к казарме – окружавшему весь двор трехэтажному зданию с тенистой галереей. Солнце уже спряталось за стенами школы, светло-голубое небо постепенно окрашивалось оранжевым пожаром заката. По всей арене звенели мечи тренирующихся гладиаторов.

– Так говоришь, он неплох? – К ветерану вальяжно подошел плотный, коротко подстриженный человек в белой далматике с двумя красными полосами и изящных открытых полусапожках-кальцеях. Грубое лицо его казалось вырубленным из камня – ноздри широкого носа вывернуты, серо-голубые глаза строго смотрят из-под густых, едва не сросшихся бровей, тонкие губы змеятся в холодной улыбке. Это и был ланиста, владелец римской гладиаторской школы, человек несомненно влиятельный и далеко не бедный. Звали его, как уже знал Юний, Квинт Септимий Марон.

– Эй, Сергий, – обернувшись, ланиста властным жестом подозвал одного из гладиаторов-«фракийцев» – в длинных поножах, с кривым мечом и голой грудью. «Фракиец», подняв с арены только что снятый шлем, подошел ближе и поклонился ланисте.

– Что угодно, Септимий?

Это был смазливый черноволосый парень лет двадцати, с худощавым лицом, узким, с небольшой горбинкой носом и хитрыми зеленовато-карими глазами. Покрытое потом смуглое тело его напоминало греческую статую.

– Сразись с ним, – ланиста кивнул на Юния. – Только не очень долго.

– Как скажешь. – «Фракиец» безразлично взглянул на соперника и презрительно усмехнулся. – Думаю, я успею уделать его до темноты. Но, Септимий, – он перевел взгляд на ланисту, – хотелось бы напомнить об оплате. Ведь тренировки на сегодня уже закончились.

Этот Сергий оказался наглым типом!

– Хорошо, – раздраженно отмахнулся ланиста. – Уложишь его – получишь сестерций… ладно – два.

«Фракиец» быстро надел шлем. В левой руке его был небольшой круглый щит, в правой – изогнутый меч, несколько длиннее гладиуса.

– Ну? – Септимий потер руки. – Готовы? Тогда вперед.

Юний едва успел взять меч, как «фракиец» налетел на него дикой сверкающей молнией. Несколько ударов изогнутого меча сразу же пришлись в щит, и, отбив их, Рысь сам перешел в атаку, стараясь ударить соперника в грудь. Хоть оружие было тупым, однако хороший удар вполне мог переломить «фракийцу» ребра – и тот, конечно же, прекрасно понимал это, а потому старался не подставляться. Рысь чуть уклонился назад, пропуская свистящий клинок, и сразу же нанес удар, который соперник парировал. Со скрежетом столкнулись мечи, выбив искры. Быстро собравшаяся вокруг сражающихся гладиаторов толпа одобрительно загудела. Да, «фракиец» был достойным соперником! Действовал уверенно и четко – выбрав момент, рисковал, но не слишком, не увлекался. Впрочем, и Юний не давал ему повода для безрассудной атаки. А может быть, следовало?

Опустив щит, Рысь немного отступил влево, замахнулся, якобы открывая грудь. Нет, опытный Сергий вовсе не кинулся сломя голову в эту ловушку. Наоборот, нанес удар совсем с другой стороны, стремясь выбить из рук соперника меч! Хитрый. И снова зазвенели клинки, и песок под ногами сражающихся поднялся вверх желтой искрящейся пылью. Звенели мечи, оставляя зазубрины на щитах, заключали пари зрители. В какой-то момент Рысь вдруг уловил, что «фракиец» будто бы стал уставать и действует мечом уже медленнее. Что-то было не так в его поведении, что-то… Отбивая очередной удар, Юний быстро сообразил что. Щит! Конечно же, щит. Соперник почему-то совсем не действовал им – лишь подставлял под удары. И ладно бы, это был большой прямоугольный щит, как у Рыси. Нет, щит «фракийца» – маленький, круглый… Очень удобный, чтобы метнуть! Вот откуда следует ожидать подвоха… Ну, давай же, давай…

И вот наконец Юний дождался-таки своего: почувствовав замысел Сергия, уклонился, нырнул ничком на песок, одновременно ударив краем щита по босым ногам «фракийца». Тот замычал от боли, замахнулся мечом, однако Рысь все же успел выпрямиться и нанести ему удар в грудь – не такой сильный, как хотелось бы, скользящий даже, но весьма чувствительный.

– Стоп! – хлопнул в ладоши ланиста.

Бой закончился, и соперники, тяжело дыша, принялись освобождаться от доспехов. Сняв шлем, Юний перехватил взгляд Сергия, наполненный ненавистью и злобой, и понял, что нажил себе нешуточного врага. То же подтвердил и Каллид – покрытый шрамами ветеран-тренер. Сергий занимал в школе особое положение: он был римлянином, сознательно отказавшимся от своих гражданских прав ради гладиаторской славы. Упорно тренируясь, он достиг и мастерства, и славы и теперь недаром считался одним из самых искусных бойцов. За время боев он скопил немалое количество денег, на которые, если верить Каллиду, уже успел открыть лупанарий. Тем не менее Сергий был достаточно скуп и считал каждый асс.

– Теперь он вдвойне возненавидит тебя, – предупредил Каллид. – Из-за своего проигрыша и из-за несчастных сестерциев, которые ему обещал ланиста. Теперь эти деньги получишь ты, только не сейчас, а после первого боя.

– А когда он будет?

– В сатурналии, на второй день после декабрьских ид. Устроитель игр – сам император, божественный Александр Север. – Каллид почесал затылок и неожиданно пригласил Юния в гости, а жил он тут же, в казарме, на третьем этаже.

– А стражники? – поднял глаза гладиатор. – Они разрешат? Ведь я тут пока что на положении новичка, хорошо хоть не «деревяхи».

Каллид засмеялся – «деревяхами» именовали совсем неопытных гладиаторов, во время тренировок сражавшихся деревянными мечами.

– Разрешат?! – ухмыльнулся он. – Это мне-то, Блистающему Каллиду, спрашивать разрешения? Идем, я предупрежу надсмотрщиков.

Комната ветерана оказалась небольшой, но опрятной – с жаровней и тремя узенькими, застланными мягкой тканью ложами, меж которых стоял столик и подставки для амфор с вином. Бедновато, конечно, но все же куда лучше, чем у многих римлян, к тому же Каллид вряд ли что-то платил за жилье ланисте. А в доходных домах квартиры обходились недешево, особенно просторные, на первых этажах.

– Ты здорово бьешься, – налив из кувшина вина в глиняные кружки, похвалил гостя тренер. – Сразу чувствуется – в провинциях еще остались настоящие бойцы, верные гладиаторскому искусству.

– Ты хочешь сказать, таких уже нет в Риме? – Поставив кружку на стол, Рысь недоверчиво посмотрел на собеседника.

Ветеран засмеялся:

– Не то чтобы совсем нет – вот, тот же Сергий неплохой боец, хоть и, между нами, человек нехороший, еще несколько имен – и все! Понимаешь, это уже не надо римлянам! У плебса нет охоты наблюдать красивые поединки, да их и не очень-то разглядишь с верхних ярусов. Кровь! Разорванное мясо и кровавые реки – вот что нужно толпе! Для того чтоб оценить хороший бой, надо кое в чем разбираться – в оружии, в тактике. Охлосу не нужно этого, он не привык и не хочет думать.

– Ты сказал «охлос»? – переспросил Юний.

– Да, у нас, в Греции – я ведь из Афин, – так называют лишенную всякого разума толпу, падкую на дешевые развлечения. Римская беднота – в большинстве своем развращенные государственными подачками твари – нищие духом бездельники и пьяницы, не способные заработать и асса. Где им! Лучше шататься по улицам, орать да требовать от государства бесплатного хлеба, зрелищ да всякого рода льгот. Любой труд считается презренным занятием, пригодным только для вольноотпущенников и рабов. До безобразия глупые в своей самонадеянности, римляне почему-то до сих пор полагают, что все дороги ведут в Рим, что жители провинций только и озабочены, как бы «покорить» Вечный город! Глупцы и тупицы! У меня много знакомых среди легионеров. Провинции давно уже самодостаточны и мечтают отделиться от Рима. Малейший толчок – и… Рим ведь ничего не производит, в нем нет ни мяса, ни хлеба, ни вина, ни даже оливок – все привозное. Как же они собираются жить? Ведь терпение провинций не беспредельно. Уже сейчас императоры и сенат стремятся заигрывать с провинциалами – недаром Каракалла дал всем им права римских граждан, недаром.

– Но есть же легионы, – возразил Юний.

– Легионы? А кто в них служит? Те же провинциалы, которым нет никакого дела до Рима. Это уже не говоря о том, что любой командир легиона мнит себя императором. И солдаты поддержат своего легата, а вовсе не цезаря. Они уже убили Элагабала, правда, этого развратника и стоило убить, а сейчас я не поручусь за долгое правление Александра.

– Даже так?! – Рысь удивился. Империя ему всегда казалась воплощением незыблемости и порядка.

– Да, так, – со вздохом кивнул Каллид. – И даже намного хуже. Хотя, с другой стороны, что мне до римского цезаря? Мне б выкупить из рабства внука… А, да что уж об этом…

Они расстались уже поздно ночью, и ветеран лично проводил засидевшегося гостя в казарму, благо и сам в ней же жил.

Войдя в свою каморку, Юний улегся на узкое ложе – хорошо хоть, не прямо на пол, имелись и такие «стойла», правда в основном лишь для провинившихся и новичков-«деревях». Рядом похрапывали соседи – Бритт с Эфиопом. Оба парня казались Рыси весьма недалекими и даже откровенно тупыми. И как их только не убили в первом же бою? Наверное, повезло.

Вытянувшись, юноша немного поерзал, – казалось, будто что-то давило в спину, – затем затих, заложив за голову руки, и задумался о прошедшем дне, в котором был большой минус – «фракиец» Сергий, но также имелся и плюс – Каллид. Юний долго не спал, обдумывая слова ветерана. Вот как, оказывается! Большинству зрителей уже не нужно изящество искусного боя, все гораздо грубее – кровь, кровь и кровь. Не качество, а количество. И в самом деле, теперь редко пишут на оградах, скажем, «Великолепный Рысь против Сергия-„фракийца“», нет, сейчас скорей так: «Сорок мирмиллонов против пятидесяти провокаторов», или еще лучше: «Сотня венаторов против стаи диких зверей».

Да, похоже, в Империи наступали дурные времена – развращенный государственными подачками народ не хотел работать и жаждал лишь развлечений, причем самых грубых. Групповой гладиаторский бой, тупой и кровавый, – что может быть лучше?

Юний улыбнулся. Во всем этом была и хорошая сторона – из чисто практических соображений ланиста вряд ли пошлет в групповую схватку лучших бойцов. А именно таким бойцом вполне справедливо считал себя Рысь, Ант Юний Рысь – мальчик с далеких берегов Нево-озера, где серебрится по берегам ольха и высокие сосны рвутся в затянутое облаками небо.

Нет, определенно что-то мешает спать! Юноша поднялся на ноги, пошарил в покрывающей ложе соломе. Ага, вот оно! Маленькая дощечка, скорей даже щепка. Однако на ней что-то написано!

Рысь подошел к маленькому решетчатому оконцу и, шевеля губами, прочел в зыбком свете луны: «Ты – труп».

Глава 3

Декабрь 225 г. Рим

Сатурналии

Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трешься. Каждый непременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо незаметно запачкает.

Сенека. Нравственные письма к Луцилию

Молодой император Александр Север по совету своей матери Юлии Маммеи назначил гладиаторские бои на второй день после декабрьских ид, в самом начале сатурналий. Праздник этот обычно отмечался не совсем пристойно, зато весело, и его с нетерпением ожидало большинство римских граждан, да и некоторые рабы. Во время праздничной процессии различия между людьми словно бы пропадали, и не было ничего зазорного в том, чтобы раб занимался любовью с госпожой, а господин – с первыми попавшимися гетерами. В преддверье праздника, несмотря на ненастную и довольно-таки прохладную для Рима погоду, настроение у жителей Вечного города было прекрасным – еще бы, предстояло не только веселье с угощением и вином за счет императора, но и гладиаторские бои, о которых давно уже извещали афиши.

«Рысь из Косматой Галлии против Сергия-„фракийца“» – кричали сделанные красной краской надписи на оградах. «Рысь – лучший боец Трех Галлий!» – крупными буквами утверждали объявления на стенах доходных домов. «Заключайте пари в конторе Лукреция Антонина».

Да, ланиста уж постарался, раздул интерес к новому гладиатору и теперь опасался, как бы тот не подвел, лично наблюдал за тренировками и питанием гладиатора. За Сергия он был спокоен: тот не раз уже доказывал свою состоятельность, а вот новичок… Конечно, как разузнал ланиста через доверенных лиц, Ант Юний Рысь неплохо показал себя в провинции, но Рим-то не провинция, и тут можно было только предполагать: справится ли?

– Справится! – утверждал покрытый шрамами ветеран Каллид. – Уж ты мне поверь, Септимий.

Каждый раз во время тренировок ланиста внимательно следил за всеми учебными поединками, в которых участвовал новичок, и чем больше он наблюдал, тем спокойнее становилось у него на сердце. Рысь проявлял себя вполне опытным и хватким бойцом, ему, пожалуй, недоставало лишь мышечной массы, так ланиста и не собирался ставить новенького в пару с гигантом Замбой или толстяком Ивариксом. Сергий-«фракиец» – вот самый подходящий партнер!

Так же считал и сам Сергий, мечтавший поскорей выйти на арену только лишь затем, чтобы убить несносного выскочку. Римлянин усиленно тренировался, на время бросив любовные похождения и вино: еще успеется после победы. Рысь догадывался, конечно, кто написал послание, но не показывал, что задет, вот еще! И тоже тренировался не покладая рук, а также до боли в суставах и звездочек в глазах бегал, отжимался, поднимал тяжести. В общем, готовился к ожесточенной схватке, с волнением отсчитывая оставшиеся до игр дни.

И вот наконец наступил день битвы! Уже с утра толпы людей собрались на широкой площади перед амфитеатром Флавиев, у золоченого колосса, ожидая бесплатных номерков-билетов, в каждом из которых были указаны ворота, ярус, трибуна. Первый ярус, рядом с императорской ложей, был предназначен для высшей знати – сенаторов и некоторых всадников, на втором уровне расселись правительственные чиновники, на третьем – все остальные горожане и легионеры, четвертый уровень предназначался бедноте, пятый, самый высокий, – женщинам.

Юний вместе со всеми гладиаторами прошел в подземные лабиринты амфитеатра по специальному ходу, ведущему прямо из Лудус Магнус. Бойцы шагали молча, лишь слышно было, как гремели цепи, – готовых на все гладиаторов вполне справедливо опасались, их расковывали и вооружали непосредственно перед самым сражением, которого они дожидались в клетках, словно дикие звери. Идущий впереди всех Юний с удивлением посматривал на подъемные механизмы и люки, уже зная от Каллида, каким образом появляются на арене звери и люди.

Разведя гладиаторов по клетушкам, стражники остались караулить, прислонив к стене копья.

Где-то совсем рядом рычали тигры и львы. Усевшись на солому, юноша обхватил колени руками и принялся ждать. Незаметно приблизился полдень, сквозь периодически открывающиеся люки сверху, с трибун, доносился глухой гул. Юнию на миг даже стало страшно – а ну, как вся эта громадина возьмет да и рухнет, заживо похоронив гладиаторов, зверей и всадников. Нет, только не это! Лучше уж смерть на арене – там, по крайней мере, хотя бы видно небо.

Рысь непроизвольно поежился и увидел, как сидевший в отдалении Сергий бросил на него насмешливый, презрительный взгляд и что-то прошептал прихлебателям, отчего все они вдруг зашлись приглушенным смехом. Видно, что-то обидное сказал, тварь, какую-то гадость. Впрочем, смеялись недолго: стражники открыли клетку и погнали к подъемнику всех молодых гладиаторов, кроме Рыси и Сергия, с ненавистью поглядывавших друг на друга. Юний предполагал, что здесь, так же как на любой арене, сначала сражаются неопытные гладиаторы, так сказать, для разогрева толпы. Вот уж где щедро льется кровь, ведь зеленая молодежь почти не умеет прикрывать в ходе боя жизненно важные места и гибнет десятками, а по большим праздникам – и сотнями. Так вот, сейчас будут сражаться молодые, сначала друг с другом, затем со зверями или, быть может, наоборот. Потом, ближе к обеду, появятся шуты-пенгиарии, повеселят народ, затем наступит обеденное время – знать покинет трибуны, а народец попроще так и останется, надеясь на принесенные с собою припасы или на мальчишек-разносчиков. Во время обеда обычно травят зверями каких-нибудь закоренелых преступников типа христиан – этой жуткой секты. По рассказам очевидцев, христиане поедают трупы младенцев и творят еще много разных гнусностей, а когда-то, еще при Нероне, они чуть было не сожгли Рим.

Размышляя таким образом, Юний и не заметил, как задремал, и проснулся лишь от толчка стражника.

– Эй, лежебока! Подъем!

– Как, уже? – Юноша спросонья захлопал глазами.

– Уже, уже, – хохотнул воин. – Твоего напарника мы уже подняли, теперь твоя очередь.

Помощники ланисты сноровисто надели на Юния доспехи, закрепили на голове шлем и, подведя к подъемнику, торжественно вручили гладиус и щит:

– Успеха тебе, парень.

– Спасибо. – Рысь улыбнулся: наконец-то хоть кто-то за последнее время пожелал ему успеха.

Служители повернули ворот, и клетушка с вооруженным гладиатором легко поехала вверх, к распахнутому люку арены. Яркий свет – именно яркий, как показалось Юнию, хотя в общем-то день выдался пасмурным – на миг ослепил глаза, и юноша прикрыл веки. А когда открыл, увидел перед собой желтый песок арены… и несколько пар гладиаторов, с десяток, а может, и побольше. Рысь поднял глаза – о, боги! Он никогда в жизни еще не видал такого скопища народ и был поражен. Да, Каллид, конечно, рассказывал, что амфитеатр Флавиев вмещает полсотни тысяч зрителей, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть воочию. Огромные, заполненные празднично одетыми людьми ярусы, казалось, поднимались прямо в небо, затянутое разноцветными облаками, желтыми, синими, красными… Нет, то не облака! Это навес от дождя, натянутый на высоких мачтах! Какое все огромное, а он, Ант Юний Рысь, здесь всего лишь песчинка, как и все прочие гладиаторы.

– Эй, деревенщина! – прокричал ему стражник. – Хватит пялить глаза, или могут подумать, будто ты никогда не видел людей. Иди за всеми и приветствуй императора!

Юний потряс головой и поспешно догнал выстроившихся в колонну бойцов, как раз проходивших мимо украшенной пурпурным занавесом императорской ложи. А вот и сам император – в тоге и мантии, с золотым венком на голове. Бледный, болезненного вида юноша, ровесник Рыси. Рядом с ним слуги и приближенные.

– Аве, цезарь! – проходя мимо, произнесли гладиаторы. – Идущие на смерть приветствуют тебя.

Распорядитель боя – высоченный чернявый мужчина в черном, с золотым шитьем греческом гиматии, – поклонившись императору, поднял руку и не торопясь, торжественно огласил список. Каждое имя гремело в воздухе над ареной, легко достигая ушей зрительниц последнего, пятого яруса. И каждое имя сопровождалось приветственным гулом, а некоторые – даже овациями.

– Гней Сергий Флос, – прогремел голос распорядителя, тут же подхваченный гулом, – против Анта Юния Рыси из Косматой Галлии!

Лишь жалкие хлопки! Ну, понятно, имя Рыси еще ничего не говорило зрителям. Это было, конечно, плохо – приходилось рассчитывать лишь на свои силы, не надеясь, что в случае проигрыша тебя спасут от смерти поклонники. Обычно судья и устроители игр не противились желаниям публики, но для Юния проигрыш означал смерть. Что ж, пусть будет как будет!

Рысь вытащил меч и по знаку судьи сделал несколько шагов в сторону своего соперника. Обнаженная грудь Сергия блестела от пота, а скорее была чем-то намазана, ведь на арене вовсе не было жарко. Высокие золоченые поножи «фракийца» поднимались чуть выше колен, широкий пояс надежно защищал живот.

– Давай, «фракиец»! Сделай этого юнца! – закричали с сенаторских трибун, видимо, поклонники Сергия, и тот, взмахнув мечом, немедленно бросился в атаку.

Рысь подставил под удар щит и, не уклоняясь, – он старался сейчас не уклоняться, зная, что это не нравится зрителям, – нанес ответный удар, пришедшийся сопернику в щит. От следующего удара Сергий отпрыгнул, затем и вообще метнулся в сторону, стараясь зайти сзади. Его прыжки не вызывали недовольства публики, но вот Юний мог применить их только лишь в самом крайнем случае. Что можно «фракийцу» или ретиарию, непростительно для секутора и мирмиллона.

Выставив левую ногу вперед, Рысь прикрылся щитом, отбивая наскок вновь бросившегося в атаку соперника. Помня учебную схватку, тот старался держался подальше от щита Юния, а собственный небольшой щит частенько использовал в качестве ударного оружия, каждый раз вызывая восторженные крики толпы.

– Сделай его, «фракиец»! Сделай! Помни, мы поставили на тебя!

Ах, вот оно в чем дело. А ведь это вовсе не плохо, если хорошенько подумать. Наверняка хоть кто-нибудь да поставил и на Рысь – не зря ведь ланиста превозносил его как «Неустрашимый меч Трех Галлий». Всегда найдутся люди, поступающие не так, как все. Нужно только не разочаровать их.

Опа! Немного задумавшись, юноша пропустил вражеский выпад, уже в последний момент расчетливо подставив под него не щит, а предплечье, так чтобы лезвие кривого меча «фракийца» лишь скользнуло по коже. Пусть будет неопасная, но хорошо заметная всем рана, это может вызвать сочувствие. А теперь пора атаковать самому! Прием «сома», грузного и неповоротливого, стрелой вылетающего из воды, чтобы схватить зазевавшуюся пичугу. Так же поступил сейчас и Рысь: сделав вид, что собирается обороняться, юноша неожиданно бросился на врага, введя того в явное замешательство. Сергий ведь и сам планировал атаку, и теперь ему приходилось перестраиваться, импровизировать на ходу, чем, конечно же, и воспользовался Юний, резким ударом меча пронзив противнику бедро! Красная дымящаяся кровь оросила мелкий песок арены, зрители взвыли, а Рысь, не прекращая атаки, дожимал раненого врага попеременными частыми ударами то меча, то щита. Удар щита в голову Сергия – ах, как славно и звонко звенел шлем! – довершил дело. Ослабевший «фракиец», выронив из руки меч, тяжело упал навзничь и, по обычаю, приподнявшись, подставил под удар грудь.

Зрители вопили так, будто их самих сейчас прикончат. Кто-то скандировал: «Сер-гий, Сер-гий!», кто-то, наоборот, требовал побыстрее прикончить «фракийца». Юний огляделся, насколько позволяло забрало. Похоже, они с Сергием оказались последней сражавшейся парой, больше на арене никого не было, лишь на дальнем краю ее служители оттаскивали крючьями трупы.

Подняв над головой меч, Рысь посмотрел на судью. Тот, четко улавливая настроение сенаторских трибун и императора, поднял сжатый кулак – жизнь!

Сняв шлем, Сергий усмехнулся. По указанию судьи Рысь тоже освободился от шлема, взял его под мышку и, подойдя к императорской ложе, низко склонил голову.

– А ты, гладиатор, и в самом деле – Меч Трех Галлий, – поощрительно улыбнулся император. – Сражайся так же и обретешь богатство и славу!

Трибуны ревели, женщины бросали сверху засушенные лепестки роз, позади, поникнув головою, грустно тащился Сергий.

Внизу, в коридорах под ареной, Юния восторженно поздравили остальные гладиаторы, и даже ланиста потрепал по плечу:

– Я не ошибся в тебе, парень! Сам цезарь обратил на тебя свой благосклонный взор. Эй, стража! Сопроводите нас к выходу пятого яруса.

Молодой победитель, в доспехах, но без щита, меча и шлема, с любопытством посматривая по сторонам, зашагал вслед за владельцем школы. На улице у ворот уже толпились спустившиеся со своих мест зрительницы – знатные, самоуверенные матроны и совсем молоденькие девушки.

– Ант Юний Рысь! – поклонившись им, произнес ланиста и, похоже, сразу пожалел о том, что сделал: толпа женщин тут же смела его с пути вместе с зазевавшейся стражей, со всех сторон обступила победителя, который тоже не знал, что и делать.

– Какой хорошенький! – экзальтированно кричали женщины. – Сколько ты стоишь, красавчик?

– Насчет стоимости – это ко мне, дамы, – потирая ушибленный бок, поднялся на ноги ланиста.

Он таки продал Юния сразу на несколько ночей вперед. Уже тем же вечером пригласив гладиатора в свои покои, выдал причитающуюся награду:

– Это от императора, это от меня – помнишь, это два сестерция? Это от Юлии Филии, одной, гм, женщины, а это от Гнеи Клавдии Росты, знатной матроны, которую ты и навестишь следующей ночью. Сегодня же – ночь Юлии Филии. – Ланиста азартно потер руки. – Видишь ли, на тебя теперь очередь!

Юний вскинул глаза:

– Не боишься, что убегу?

– Честно? Нисколько. – Владелец школы цинично расхохотался. – Какой же дурак убежит от славы, богатства и женщин? К тому же у тебя будут сопровождающие – ты же совсем не знаешь город, а с наступлением темноты передвигаться по нему довольно-таки опасно.

В город гладиатора сопровождали четверо дюжих стражников, вооруженных кинжалами и мечами, и четверо носильщиков. Собственно, в паланкине-то Рысь и передвигался, безуспешно пытаясь всмотреться в переплетение городских улиц сквозь плотную ткань, закрывающую носилки. Наконец, не выдержав, отдернул занавесь.

– Термы Траяна, – подбежавший к носилкам стражник с гордостью показал на какое-то красивое здание с башенками и садом. – Теперь уж недалеко – твоя пассия живет на виа Тибуртина, между Эксквилином и Виминалом.

Бесцеремонно расталкивая прохожих, воины быстро проложили дорогу носилкам, и вся процессия наконец остановилась возле уютного двухэтажного домика с расположенной на первом этаже закусочной и лавкой, в которой торговали зеленью и мясом.

Подойдя к воротам, один из стражников звонко забарабанил по створкам, и двери тут же открылись, словно посетителей здесь давно ждали. А ведь действительно – ждали!

Раб-привратник, еще крепкий седобородый старик, оттащил в сторону собаку, крупного черного кобеля, и, прикрикнув на него, показал стражникам вход в атриум:

– Хозяйка велела, чтобы вы подождали здесь, и скоро пришлет ужин.

– Желательно б еще и вина! – хохотнул один из воинов, добродушного вида толстяк.

– О, – привратник засмеялся. – Об этом не беспокойтесь!

Рабы-носильщики уселись на корточки на улице, возле входа в дом, Юния же слуга провел на второй этаж, в небольшую, забранную богатыми портьерами комнату, посреди которой, на мозаичном полу, стоял резной столик, подставка с серебряным кувшином и широкое ложе на ножах в виде позолоченных львиных лап. Горели два светильника на высоких треногах, откуда-то нещадно дуло, с кухни, рядом с которой располагался и туалет, пахло рыбой и нечистотами. Впрочем, гладиатор, как и все римляне, не обращал никакого внимания на подобные мелочи. Усевшись на ложе, он нахально плеснул себе вина в стоявшую на столике серебряную чашу и с удовольствием выпил.

– Раздевайся, любезнейший господин! – В комнату вошел юный раб с темными завитыми локонами, в добротной на вид, короткой, до половины бедер, тунике. В руках раб держал небольшую амфору и скребок для тела.

Освободившись от одежд, Юний улегся на ложе, чувствуя, как ловкие руки раба умело натирают его тело оливковым маслом, покрывая кожу тонким равномерным слоем. После того как все тело было умащено, в дело пошли скребки – таким образом вместе с маслом соскребалась и грязь. В конце всей не лишенной приятности процедуры раб тщательно вытер Юния куском мягкой ткани и, поклонившись, вышел.

Гладиатор снова потянулся к вину – пропотев на арене, он теперь все время хотел пить, а разбавленное солоноватой водой вино хорошо утоляло жажду.

– Нехорошо пить одному! – послышался вдруг нежный женский голос, и в комнату вошла – нет, впорхнула – молодая девушка в полупрозрачной, не скрывающей все прелести тела тунике. Темные, завитые в крупные локоны волосы ее были присыпаны серебристой пудрой, лицо нельзя было назвать очень уж красивым, скорее милым: изящный небольшой нос, ямочки на щеках, карие, с поволокой глаза.

Оценивающе взглянув на голого гладиатора, девушка уселась рядом и погладила юношу по плечу:

– Ты здорово сражался сегодня, Ант Юний Рысь! Посмотрим, каким ты будешь на ложе!

Ничуть не стесняясь своей наготы, – а чего стесняться-то, когда все и так предельно ясно? – юноша поставил чашу на стол и молча поцеловал девчонку в губы. Та встрепенулась, прижимаясь всем телом к груди гладиатора и, отпрянув, сняла тунику. Красивое молодое тело, белое, вовсе даже не смуглое, как у многих, маленькая грудь с острыми сосками, родинка у самого копчика. Девушка неожиданно оказалась искусной и в любовной игре – многое из того, что она просила, Рысь раньше никогда не пробовал, тем не менее, судя по сладострастным стонам, дело шло как надо.

– Как же мне тебя назвать? – наконец спросил Юний.

– Юлия Филия, – фыркнув, насмешливо поклонилась девушка. – Вдова.

– Вдова? – удивился Рысь. – Сколько ж тебе лет?

– Девятнадцать. Мой муж, всадник Авл Юлий Филс, погиб в прошлом году где-то в германских лимесах.

– Сочувствую.

– А мне так его нисколечко не жалко! – Юлия неожиданно расхохоталась. – Это ж был деспот! Тиран! И ревнивый – врагу не пожелаешь. К тому ж стар и ни на что не годился, если ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – усмехнулся гладиатор. – А я, значит, еще на что-то гожусь? – Он погладил девушку по бедрам. – А?

– Да, пожалуй, годишься. – Юлия облизала внезапно пересохшие губы. – А ну, покажи-ка еще разок, на что ты способен!

Закончив на некоторое время с любовью, Рысь вытянулся на ложе, поглаживая по спине приникшую к его груди девушку.

– Значит, этот дом оставил тебе в наследство погибший на германской границе муж? – от нечего делать осведомился юноша. – Ничего не скажешь, неплохой домик.

– Мой муж оставил мне в наследство лишь кучу долгов. – Юлия цинично усмехнулась. – И этот, как ты выразился, «неплохой домик» в любой момент могут отобрать кредиторы. Приходится крутиться. Часть денег я им не отдала, вложила в ремонт дорог и в египетские зерновозы.

– Верное дело, – одобрительно кивнул Юний, кое в чем уже подкованный благодаря частым беседам с Каллидом.

– Ага, верное. Я тоже так думала, покуда не пролетела с зерновозами – их, видите ли, разбило бурей. Плесни-ка мне вина… И себе налей тоже.

– Ну, с дорог-то должно что-нибудь перепасть, – отхлебнув вина, утешил девушку Рысь.

– Не знаю, не знаю, – Юлия озабоченно прикусила губу. – Видишь ли, я вложилась в ремонт Аврелиевой дороги, той самой, что ведет к побережью, но вчера узнала, что весь дорожный подряд перекупил какой-то богатый нувориш из провинции, который, говорят, даже выходец из вольноотпущенников.

Девушка брезгливо передернулась, и Рысь вдруг подумал, что эта измотанная финансовыми проблемами молодая вдовица вряд ли видит в нем, гладиаторе, человека. Скорее забавную игрушку, которой можно похвастать перед подругами.

– Видишь ли, этот собакин сын Памфилий, едва приобрел подряд, как тут же занизил проценты, тварь бешеная! – Юлия с раздражением сплюнула на пол и обняла себя руками за плечи. – Тут уже не о прибыли речь – свое бы вернуть.

– Как ты его назвала? – тихо переспросил Рысь.

– Кого?

– Ну, этого. Перекупщика.

– А, Памфилий Руф, кажется. Совсем недавно этот недалекий провинциал стал сенатором, вот повезло дураку.

– Памфилий Руф, – тихо повторил юноша. – Децим Памфилий Руф. Всадник, а ныне, выходит, сенатор. Значит, здесь, где-то рядом, и Флавия!

– Что ты там шепчешь? Лучше обними меня покрепче и наклони – так мы еще не пробовали.

– Иду, – усмехнулся Юний.

Весь остаток ночи перед глазами его маячил образ Флавии Сильвестры, девушки, которую он, кажется, любил. Эх, Флавия, Флавия, как бы увидеть тебя? И нужно ли увидеть? Флавия. Воспитанница и приемная дочь всадника… нет, сенатора Памфилия Руфа.

Глава 4

Зима – весна 226 г. Рим

Рысь из трех галлий

…Плотское наслаждение недостаточно достойно человека, стоящего выше животных, и наслаждение это надлежит презирать и отвергать.

Марк Туллий Цицерон. Об обязанностях

Ант Юний Рысь еще не раз появлялся на арене амфитеатра Флавиев – все время с неизменных успехом, чему способствовало как трудолюбие юноши, не щадившего себя в изнурительных тренировках, так и иные обстоятельства. В числе которых, кроме везения, можно было бы назвать и рассчитанную политику ланисты, пока что не выпускавшего молодого гладиатора в парный бой с опытнейшими бойцами, и весьма сильную моральную поддержку многочисленных поклонников (в большинстве – поклонниц). В общем-то, пока нельзя было сказать, что Юний имел основания быть недовольным жизнью. Да, парень ходил по краю, и смерть могла настигнуть его в любом из боев, но ведь так жили все гладиаторы! Тем более что популярнейший боец, обладая неплохой техникой и покладистым характером, имел все шансы дожить до обеспеченной старости, причем неплохо обеспеченной, если считать старостью возраст где-то после сорока лет. Популярность молодого гладиатора, как и многих его коллег, выглядела каким-то чудом, ведь гладиаторы – рабы и традиционно подвергались презрению. С этих позиций любовь и восхищение толпы казались весьма нелогичными. Римский народ – популюс романус, – с одной стороны, превозносил и восхищался такими, как Юний, а с другой – презирал их, как презирал рабов, ремесленников и проституток, вынужденных зарабатывать себе на жизнь физическим трудом либо торговлей собственным телом. Начиная с сатурналий толпы поклонников Юния, известного теперь каждому римскому мальчишке под псевдонимом «Рысь из Трех Галлий», в буквальном смысле слова не давали юноше шагу ступить, повсюду таскаясь за ним плотными толпами и выпрашивая на память то фибулу, то ремень от сандалий, то еще какую-нибудь ненужную безделушку, которыми теперь во множестве снабжал Рысь сметливый ланиста Квинт Септимий Марон.

– Никогда не отталкивай поклонников, даже если это самые распоследние бедняки или уличные мальчишки, – пригласив Юния в гости, философствовал по вечерам Септимий. – Думаешь, это благодаря твоему боевому искусству ты стал таким популярным? Отнюдь! Благодаря им, твоим поклонникам, чьим ожиданиям ты теперь должен соответствовать до конца своей карьеры. Ну, и благодаря мне, конечно, ведь признай, что я вложил в тебя многое – и искусство тренеров, и деньги на разжигание популярности.

– Похоже, мне теперь не придется свободно пройтись по городу, – усмехнулся Рысь.

– И хорошо! – Ланиста сдвинул брови, холодные серо-голубые глаза его горели ровным огнем всегдашней алчности. – Ты теперь каждый вечер после тренировок будешь выходить на прогулку рядом со школой и встречаться с поклонниками.

– Да уж. – Юний отпил из кубка. – Таскаются за мной повсюду, словно какие-то чокнутые!

– Это хорошо, что таскаются, – потер руки Септимий. – Куда хуже будет, если вдруг перестанут таскаться и забудут твое имя. Хуже для нас обоих, только я потеряю деньги, а ты, возможно, – жизнь. Ведь на арене некому станет выпросить тебе жизнь, если вдруг не повезет, а такое может случиться с каждым. Понимаешь, о чем я?

Юний кивнул. Поставив недопитый бокал на стол, ланиста вдруг поднялся с ложа и подмигнул юноше:

– Сейчас покажу тебе кое-что.

Выглянув в коридор – они с Юнием сидели в дальней, гостевой комнате школы, – Септимий позвал слугу, и тот, втащив в комнату большой деревянный сундук, поставил его перед входом.

– Смотри! – Отпустив слугу, ланиста откинул крышку сундука и вытащил оттуда… игрушечного гладиатора-секутора в тщательно выделанном из тонкой золотой фольги снаряжении. – Знаешь, кто это? – Септимий протянул юноше куклу. – Читай! Вон там, на спине.