Жемчужина императора Бенцони Жюльетта
– Надеюсь, – сладчайшим голосом произнес магараджа, обращаясь к князю, – что, если вам случится охотиться на тигра, вам больше не придет в голову злополучная мысль пытаться застрелить его с земли. Это очень, очень неосторожно...
Морозини погрузил взгляд своих потемневших глаз в зрачки наглеца:
– Я всегда слыл неосторожным... и даже отчаянно храбрым, Ваше Величество! Не будь у меня этого недостатка, я никогда бы сюда не приехал. Но, прибыв всего-навсего заключить сделку, я не предполагал, что мне окажут честь, пригласив на охоту, куда обычно приглашают лишь государей или других правителей.
– Каждый получает по заслугам, дорогой мой, и я очень сожалею о том, что вы уезжаете, но сэр Уильям, который был так добр, что лично привез мне письмо от Его Высочества вице-короля, не желает задерживаться. Поэтому я отдал приказ приготовить ваш багаж, и поверьте, сделал это не с легким сердцем...
– Надеюсь, Ваше Величество не сомневается в том, как мне жаль так скоро покинуть его? Я никогда не забуду столь щедрого гостеприимства!
Лица улыбались, но в желтых глазах горел свирепый огонь, а зеленые были полны презрения. Морозини с почти британской сухостью кивнул и вместе с Макинтиром и в сопровождении слуги вернулся в свои апартаменты.
Войдя в комнату, Дуглас на мгновение оцепенел, потом расхохотался:
– Вы здесь живете? Можно подумать, это спальня куртизанки!
– Да, не правда ли? На самом деле я думаю, что наш дорогой Джай Сингх рассчитывал, что ему удастся заставить меня сыграть эту роль. Дайте мне пару минут! Я сейчас переоденусь и пойду с вами, – прибавил князь, отправляясь в ванную, чтобы наскоро принять душ и одеться в чистое.
Выйдя оттуда, он увидел, что Макинтир уже не один: секретарь стоял рядом с ним и держал в руках футляр, который и протянул Морозини:
– Его Величество просит меня вернуть вам этот предмет, князь, – с поклоном произнес он. – Надо вам сказать, что по размышлении магараджа решил, что вещь его не интересует, и он надеется, что вы не против вернуть ему уже выплаченную сумму.
– Ни малейших возражений! – с холодной улыбкой ответил Морозини.
Достав чековую книжку, он написал на листке требуемую цифру, подписался и протянул чек секретарю.
– Я получил франки, но предпочитаю вернуть в фунтах стерлингов. Может быть, ваш хозяин предпочел бы рупии, но эта монета не имеет хождения на Западе...
Секретарь поджал губы, поклонился и вышел, а Альдо со вздохом открыл футляр: дерзкая в своем великолепии, «Регентша», подобно Аргусу, смотрела на него сотней бриллиантовых глаз... Макинтир восхищенно присвистнул:
– И она не интересует Альвара? Что же ему тогда надо? До чего хороша жемчужина! В нашей Лондонской Башне нет ни одной такой же большой! Вам, конечно, совсем нетрудно будет продать ее кому-нибудь еще!
– Зря вы так думаете! Это куда труднее, чем вам кажется! – вздохнул Морозини, засовывая в карман злополучную драгоценность, которая никак не хотела с ним расставаться.
На маленьком вокзале из розового песчаника ждал, под военной охраной, поезд вице-короля. Этот ослепительно белый, сверкающий лаком в солнечных лучах поезд с английским гербом был символом английского могущества на всем протяжении индийской сети железных дорог. Держась на почтительном расстоянии, пестрая, но, по большей части, жалкого вида толпа робко смотрела на больших бородатых сикхов с блистающим оружием, так мало походивших на обычных людей. В жилах каждого из них, – как правило, все они были шести футов ростом, – текла смешанная арабская, турецкая, персидская, афганская и татарская кровь, но ни капли индийской. Это были свирепые, гордые, великолепные воины, почти никогда не слезавшие с коней: самый прекрасный эскорт, какой может пожелать для себя любой государь... Они резко контрастировали с теми, кто сейчас пожирал их глазами. Морозини скользнул по ним взглядом, но его взгляд остановился на человеке, стоявшем рядом с одним из них, чуть позади. У этого человека было такое печальное, такое испуганное лицо, что Морозини не выдержал. Он направился к толпе, схватил Аму за руку и повел за собой, а сикху, который пытался этому воспротивиться, повелительно бросил:
– Этот человек – мой слуга. Я думал, что он потерялся, – и затем, обращаясь к индийцу, лицо которого при этих словах просияло, прибавил: – Иди туда, где багаж!
– Это ваш слуга? – удивился Макинтир, ни на шаг от него не отступавший. – Странно он выглядит!
– Видели бы вы меня сегодня на восходе солнца и на этом же самом месте, вы бы мой вид тоже нашли странным. Если Аму останется здесь, он погибнет. А я обязан ему жизнью, мы вместе пережили необычайное приключение.
– Надо, чтобы вы потом мне об этом рассказали. А пока...
Макинтир сделал Аму знак следовать за ним, отвел его к вагону, предназначенному для багажа и для слуг, коротко отдал несколько приказаний и оставил юношу там обезумевшим от радости и признательности.
Минутой позже красивый белый поезд тронулся с места и, провожаемый Диваном и офицерами Альвара, двинулся в сторону гор, чтобы позже перебраться на ветку, идущую от Бомбея к столице Индии...
Отель «Ашока», менее шумный и не такой огромный, как бомбейский «Тадж-Махал», был выстроен в прекрасном парке неподалеку от стен старого города Дели, что делало его более приятным и удобным для отдыха. Морозини нашел Видаль-Пеликорна на затененной зонтиками террасе. Адальбер, сидя перед полупустым стаканом, с видимым раздражением прислушивался к разговору между членами американской семьи, расположившейся под соседним зонтом, и торговцем якобы персидскими коврами, который весьма лирически, хотя и на довольно плохом английском, расхваливал свой великолепный товар, вышедший прямым ходом из машины, которая трудилась где-нибудь в окрестностях Манчестера.
При виде друга Адальбер издал восклицание, вскочил так резко, что опрокинул стакан и, не обращая на это ни малейшего внимания, схватил Альдо за руку и потащил в отель.
– Наконец-то ты появился! Я уже начал опасаться худшего.
– А худшее и в самом деле едва не произошло, старина! Еще чуть-чуть – и мною бы пообедал роскошный тигр. Если бы у майора Хопкинса рука оказалась не такой твердой...
– Неужели негодяй Альвар осмелился на такое?
– Он еще и не на то способен! Давай чего-нибудь выпьем, мне это просто необходимо!
Они устроились в баре, почти пустом в столь ранний час. Заказали ледяной мятный джулеп и принялись рассказывать друг другу о своих приключениях. Альдо со вздохом завершил свой рассказ такими словами:
– И ты еще не знаешь самого интересного!
– И без того уже неплохо. Что же там еще могло произойти?
– Вот это!
И Альдо выложил перед другом открытый футляр синей кожи, в котором нежилась «Регентша», кокетливо поглядывая из-под своей бриллиантовой «шапочки».
– Ты ее забрал? – выдохнул Адальбер.
– Как же – «забрал»! Он сам мне ее вернул. После того, как я отказался принять участие в его игре, жемчужина перестала интересовать этого негодяя. Она была только приманкой, необходимой для того, чтобы завлечь меня в его логово...
Археолог взял жемчужину, положил ее на ладонь и залюбовался:
– А ведь она очень красива... и история у нее интересная! Обычно все дерутся из-за королевских или императорских драгоценностей, а эта никак не может пристроиться! Никто ее не хочет. Даже ты!
– Ты забыл о нашем друге Наполеоне VI?.. Видишь ли, я думаю, что вернусь к своему первоначальному намерению: предложу ее Лувру. А участь маленького Лебре я уже обеспечил!
– Но ты забываешь про подопечных Юсупова!
– И они без помощи не останутся! Я достаточно богат для этого. И потом, может быть, музей даст мне денег за жемчужину...
– Мне нравится твой оптимизм! Стоит только подумать, что мы проделали весь этот путь, ты не раз рисковал жизнью, чтобы вернуться к тому, с чего начали! Просто плакать хочется!
Морозини беспечно пожал плечами:
– Будет что внукам рассказывать. А потом, может быть, в Капуртале на нее найдется покупатель, – прибавил наш неисправимый авантюрист. – Когда мы должны выезжать?
– Завтра. Как видишь, ты приехал вовремя.
– А пока что пойду-ка я к себе в номер. Поезд у вице-короля, может, и белый, а вот уголь по-прежнему остается черным!
Пока Альдо на лифте поднимался наверх к Аму, сияющему и облаченному в новую одежду, купленную на деньги, которые дал ему новый хозяин, Адальбер попросил портье вызвать машину и, убедившись в том, что Альдо добрался до номера, покинул гостиницу.
Встретились друзья за столом, и, не дав Альдо ни слова вставить, Адальбер сообщил ему, что он приглашен на чай к вице-королеве, что нисколько Морозини не обрадовало. Во-первых, он не любил этих женских болтливых светских мероприятий, а во-вторых, без труда догадался о том, чему был обязан этим лестным приглашением: он наверняка должен был играть там бесславную роль диковинного зверя и рассказывать свою историю толпе скучающих женщин.
– Я предпочел бы, – сказал князь, – встретиться с ее мужем. Прежде всего для того, чтобы его поблагодарить, а потом, мне есть что ему рассказать...
– Одно другому не мешает! Лорду Уиллингдону случается зайти на чашку чаю к жене. Ну-ну, не строй из себя медведя! Ты, по крайней мере, получишь удовольствие от встречи с Мэри Уинфилд! Портрет уже начат...
– И правда, совсем забыл. Я очень люблю Мэри. Она сейчас единственное, что связывает меня с Лизой. Для меня это так драгоценно!
– А узы брака ты позабыл? Их тоже не стоит сбрасывать со счетов... и потом, не падай духом! Иди принарядись! Там будет множество красивых женщин...
– Вот это меня и пугает! Ну, в конце концов...
Незадолго до пяти часов оба друга, одетые с иголочки, сели в машину, выбрались из города, двинулись вдоль берега притока Джамны, самой большой реки Раджпутаны... и тут же оказались в джунглях: если не считать самой дороги, по которой они ехали, здесь не было ни малейших признаков цивилизации. – Ты уверен, что мы едем в Резиденцию? – спросил Морозини.
– Совершенно уверен. Это кусочек священной земли, его оставили в таком виде, чтобы почтить память британских солдат, погибших во время знаменитого восстания сипаев. Но мы уже почти на месте.
И в самом деле, еще несколько оборотов колес – и заросли раздвинулись, открыв вход в до того английский парк с ярко-зелеными газонами и цветниками, что Морозини вскрикнул от удивления:
– Можно подумать, мы в Англии! До чего неожиданно!
– Но вполне понятно. Ты можешь в этом положиться на англичан: они будут избегать ностальгии, насколько возможно. По-моему, они и на Северном полюсе способны устроить английский сад!
Все было на месте: теннисные корты, площадка для крикета, футбольное поле. Повсюду виднелись беседки, коттеджи, предназначенные для персонала, а среди всего этого – большое здание в колониальном стиле, простое и приятное со своими верандами, покрытыми вьющимися растениями, где болтали группы женщин в светлых платьях и мужчин в летних костюмах. На могущество того, кто обитал в этом доме, указывали лишь часовые у подножия широкой лестницы.
– Англичане, – прибавил Адальбер, – находят эту Резиденцию слишком скромной и с нетерпением ждут окончания строительства огромного дворца в новой части Дели. Наверное, он больше будет соответствовать имперскому размаху, но мне кажется, что я предпочел бы жить здесь...
И в самом деле, атмосфера здесь была очень приятная, можно сказать, добродушная. До посетителей долетал шум разговоров на фоне английской музыки. Адальбер взял друга под руку.
– Пошли! – весело сказал он. – Пойдем поздороваемся... и не делай такое лицо! Ты похож на христианина, которого собираются скормить хищникам.
Войдя на половину вице-королевы, Альдо почувствовал себя так, словно его засунули в середину букета орхидей. Все здесь было сиреневым: занавеси, ковры, ситцевая обивка мебели, даже сама леди Уиллингдон была одета в муслин того же оттенка, а на плече у нее была приколота орхидея. Возраст ее было трудно угадать: аристократическое и высокомерное лицо обрамляла рыжая шевелюра, при виде которой Альдо вздохнул, склоняясь над рукой в аметистовых кольцах.
– Ах! – воскликнула леди Эмили. – Вот и наш путешественник, который забрел к этому коршуну Альвару. Дамы, – прибавила она, возвышая и без того звучный голос, – я обещала вам князя Морозини? Вот он! Вы можете задавать ему любые вопросы, какие пожелаете! Я рада видеть вас, князь! Здесь слишком редко бывают гости с Запада! Надеюсь, вы простите нам наше любопытство... но прежде мы напоим вас чаем!
Именно чаепития Альдо больше всего и боялся! Сидя рядом с вице-королевой, с чашкой в руке, он подвергался перекрестному огню вопросов дам, которые оказались доброжелательными и, к величайшему его облегчению, вскоре оставили тему злодеяний Джая Сингха Кашваллы, перейдя к драгоценностям, знаменитым и обычным, благодаря которым князь-антиквар приобрел свою почти всемирную репутацию. Собственно говоря, леди Эмили так плотно завладела им, что мало кто из дам осмеливался вмешаться в их диалог, и, когда она наконец оставила Морозини, чтобы встретить бельгийского посла и его жену, Альдо тотчас оказался во власти Мэри Уинфилд, давно подстерегавшей удобный случай.
– Наконец-то мы можем поболтать с вами, Альдо! – вздохнула она. – Стоит вам где-нибудь появиться, и все дамы тотчас липнут к вам, словно пчелы к сотам!
– Сжальтесь надо мной, Мэри! Вы ведь не станете просить меня рассказать обо всем, что было после Бомбея? Этим займется Адальбер. А я вам скажу только одно: вы были совершенно правы, когда отговаривали меня туда ехать. Вот и все!
– Согласна! Поговорим о другом... Но, если вы хотите избежать некоторых особ, повсюду вас подстерегающих, пойдемте смотреть набросок портрета леди Эмили! Я, в общем, им довольна, она, впрочем, тоже, но я хотела бы услышать мнение просвещенного любителя...
Она увела венецианца из большого салона в маленькую комнату окнами на север, выходившими прямо в огромные заросли сиреневого гибискуса. В этой комнате, на некотором расстоянии от помоста с креслом, стоял мольберт. На спинке кресла модель оставила сиреневый, расшитый золотом шарф…
Портрет уже был не только начат: на туманном фоне с удивительной силой выступало лицо, на котором художница любезно разгладила морщины, тогда как все остальное, тело, и роскошное – разумеется, сиреневое! – платье были лишь намечены, равно как и диадема на рыжих волосах.
– Великолепно! – сказал Альдо и со смехом прибавил: – Однако вы пошли на некоторые уступки, этой леди Уиллингдон лет тридцать!
– Не все ли равно, если главное здесь есть? Мэри чудесно схватила эту смесь гордости и простодушия, которая составляет самую суть характера леди Эмили. Что до меня, я искренне считаю, что этот портрет станет одной из лучших ее работ...
Ошеломленный Альдо повернулся на звук знакомого голоса и теперь смотрел, не в силах поверить своим глазам, на высокую молодую женщину в муслиновом платье цвета нильской воды и такой же зеленой легкой шляпке, из-под которой выбивались блестящие кудряшки. Она же на него и не глянула, спокойно продолжая разбирать творение подруги.
– Лиза! – выдохнул он. – Скажи мне, что я не сплю! Она повернулась к мужу, и он увидел, что она улыбается, что она красива, как никогда прежде, и его сердце растаяло от любви, хотя он все еще не решался к ней приблизиться.
– Нет, ты спишь, – возразила она. – Спишь и видишь сон. Мы оба видим сны, но зато кошмар уже кончился. О, любовь моя, мне было так страшно! И я так на себя сердилась...
Наконец-то она в его объятиях! Наконец он может вдыхать ее запах, обнимать ее, касаться губами нежной кожи! В течение бесконечно долгой минуты они молчали. И, может быть, продолжали бы целоваться, если бы Мэри Уинфилд покашливанием не предупредила их о том, что надвигается толпа любопытных дам с вице-королевой во главе.
– Вам лучше бы спуститься в сад, – посоветовала она. – Там сейчас чудесный воздух, и, если вы немного поищете, найдете кусты жасмина и роз, которые никто еще не сумел убедить перекраситься в сиреневый цвет...
Продолжая говорить, художница открыла перед ними застекленную дверь, за которой начиналась лестница в несколько ступенек. Лиза со смехом взяла мужа за руку.
– Ты всегда знаешь, что сказать, Мэри, и в какой момент это надо сказать... Надеюсь, твоя крестница будет на тебя похожа.
– Вот уж точно нет! Я – единственная в своем роде... и так оно даже лучше... Ну, бегите! Я слышу, что птичий двор уже почти что здесь.
Держась за руки, как дети, они спустились в прохладу сада, где их приняла каменная скамья под кустами жасмина... и в течение долгих минут ни один звук не нарушал тишины этого безмятежного уголка. Только легкая зеленая шляпка, лежащая на еще более зеленом и чудесно подстриженном газоне, указывала на то, что здесь кто-то есть...
Лиза опомнилась первой:
– Ты знаешь, что в британских садах запрещено заниматься любовью? Так решила королева Виктория!
– Пусть она катится ко всем чертям! Лиза, Лиза... я слишком тебя хочу!
– Я тебя тоже, – призналась молодая женщина, – но муслин – слишком нежная ткань, было бы неприлично вернуться в Резиденцию в лохмотьях!
– Тогда давай вернемся! Я увезу тебя в гостиницу!
– Надо все-таки немного выждать, любовь моя! Мы так долго ждали...
– Вот именно! Мне кажется, мы натерпелись достаточно, и объявляю тебе, что больше я с тобой не расстанусь! Даже если мне в один прекрасный день придется отправиться в Перу за сокровищами инков! Никогда, Лиза, никогда больше я с тобой не расстанусь дольше, чем на сутки!
Он снова прижал ее к себе, ища ее губы, но она со смехом его оттолкнула:
– Нет, Альдо! Не теперь!.. И вообще, ты недостойный отец: ты меня даже не спросил о близнецах.
– Думаю, с ними все в порядке, иначе ты бы мне уже об этом сказала. Что ты с ними сделала? Привезла с собой?
– Ты в своем уме? В эту страну, где на каждом углу можно что угодно подхватить? Они в Цюрихе, у моего отца. Знаешь, он не очень хорошо себя чувствует, – с грустью прибавила Лиза. – Он крепкий человек, но никак не может оправиться после смерти жены. В присутствии двух наших маленьких дьяволят ему лучше: он их обожает.
– И все равно мы за ними поедем и заберем, как только вернемся. Если так будет продолжаться, все будут знать, как они выглядят, кроме меня.
Лиза вытащила из висевшей у нее на запястье муслиновой; сумочки две фотографии.
– Вот! – сказала она. – Перед моим отъездом папа уж взял к ним здоровую девицу в помощь Труди. Без меня ей одной было бы не справиться, а мне не хотелось довести нашу помощницу до нервного срыва.
– С ними так сложно? – спросил Альдо, глядя на две живые мордашки с одинаковой плутовской улыбкой, и прибавил, уже начиная таять: – По-моему, они просто прелесть.
– Да! Да! Да! Они совершенная прелесть! – заверила его Лиза. – Но вся проблема в том, что они начинают сами это понимать и склонны этим пользоваться...
– Собственно говоря, – снова заговорил Альдо, потихоньку засовывая фотографию в карман, – давно ли ты сюда приехала?
– Одновременно с Мэри. Мы были на одном корабле, и...
– ...и, значит, ты была в «Тадж-Махале», когда я там жил? – понял Альдо и нахмурился.
На его жену это не произвело никакого впечатления.
– Вот именно! Я даже видела тебя из окна своего номера. Где ужасно скучала!
– Но почему же ты тогда?.. Ты считала, что я еще недостаточно наказан? О, Лиза! Когда ты поняла, что я никогда тебя не предавал? Что я никогда не любил эту женщину?
– Думаю, в глубине души я была в этом уверена всегда, и когда я тебя увидела, то чуть было не побежала к тебе. Но ведь уже решила не показываться до Капурталы... И потом, Мэри сказала мне, что у тебя дела с магараджей Альвара, и я подумала, что будет бесполезно и даже опасно обременять тебя присутствием женщины...
– Это было бы, главным образом, губительно для моего душевного покоя. Я бы не пережил, если бы знал, что ты в пределах досягаемости этого монстра...
– Нет, это я уже не жила, милый! Мы выехали в Дели первым же поездом, чтобы сообщить леди Уиллингдон о твоем неосторожном поступке. Она разделила наше беспокойство и предупредила мужа. Которому, правда, ты создал проблему, потому что – не британский подданный...
– Я заметил! – сердито отозвался Альдо. – Альвар умышленно хотел меня убить, а ему даже ни словечка упрека не досталось!.. Разве что по щечке не похлопали со словами: «Тсс! Тсс!.. Такой большой мальчик и так плохо себя ведет! Пора кончать с ребячеством!»
– Не преувеличивай! После приезда Адальбера и его рассказа, основанного на словах Дивана, лорд все-таки послал ближайшего советника... и лучшего стрелка во всей армии! На всякий случай.
– Это правда, и жаловаться мне не на что, поскольку я жив!.. И нашел тебя! Давай уйдем отсюда!
И все же им пришлось выждать подходящего момента, чтобы распрощаться. Вице-королева, разумеется, нашла вполне естественным, что княгиня Морозини уходит с мужем. Эта англичанка была сентиментальной, и встреча, произошедшая под кровом Резиденции, преисполнила ее радостью, она почувствовала себя доброй феей, – конечно, феей Сирени! – и это ей очень понравилось. Более практичная Мэри, целуя Лизу, шепнула ей, что сунула в машину, которая должна была увезти чету, маленький чемоданчик со всем необходимым на ночь.
– Остальной твой багаж поедет с нами в поезде до Капурталы, – прибавила она. – Что касается Адальбера, я оставляю его здесь. Он уже знает всех в Резиденции и поужинает с нами...
Об ужине Лиза и Альдо не могли даже и думать, сегодня вечером, в этой гостинице на краю света, они снова стали такими, какими были вечером после свадьбы на маленьком постоялом дворе на берегу Дуная, или в Иерусалиме, когда Лиза в невероятных тряпках вернулась в отель «Царь Давид» к мужу, Который уже отчаялся снова ее увидеть. Правда, в тот раз беременность молодой женщины заставляла их быть осторожными. Но женщина, которую сейчас держал в своих объятиях Альдо, была тонкой, словно лиана, и вовсе не просила быть поосторожнее, совсем наоборот...
Ближе к полуночи голод вернул их к действительности. Альдо заказал шампанское и сандвичи, и они поужинали посреди разоренной постели – достаточно большой, чтобы там поместилось куда более многочисленное семейство.
– Такое впечатление, что у нас пикник! – заметила Лиза, с явным удовольствием потягивая шампанское.
– А что, тебе уже случалось бывать на пикниках в костюме Евы? Надо мне поинтересоваться поближе твоими поездками в Австрию!
– В Австрии такого не делают. Пикник – английская особенность... и лучше одеваться потеплее. Но признаюсь, что здесь... на берегу реки...
Она потянулась со сладострастной грацией, от которой кровь у ее мужа закипела. Оттолкнув поднос, он набросился на нее:
– Согласен, при условии, что крокодилом буду я. Реки здесь кишат крокодилами, душенька, но, если сегодня тебя кто-нибудь съест, то это будет твой супруг.
Остаток ночи и часть дня протекли незаметно, Альдо и Лиза потеряли всякое представление о времени. Тем не менее приближался час, когда надо было отправляться на вокзал. Пока Альдо принимал душ, Лиза как хорошая жена приводила в порядок его багаж. Занимаясь этим, она наткнулась на замшевый мешочек и открыла его. «Регентша» сама собой скользнула в ее руку, и молодая женщина на мгновение залюбовалась драгоценностью.
– Так вот эта знаменитая жемчужина! – произнесла она. – Какое чудо! Я никогда еще не видела такой большой...
Альдо, вышедший из ванной с полотенцем вокруг бедер, нахмурился и осторожно взял жемчужину из рук жены.
– Я предпочел бы, чтобы ты к ней не прикасалась, ангел мой! С тех пор как это чудо, как ты ее называешь, вошло в мою жизнь... в нашу жизнь, все только и делало, что рушилось.
Лиза с удивлением взглянула на мужа:
– Да ты стал суеверным, как я погляжу? Ты и правда убежден, что такая прелестная вещь может иметь хоть какое-то влияние на жизнь человека... или нескольких? Я не думала, что ты до такой степени итальянец.
– Во-первых, я не итальянец, а венецианец! Во-вторых, я не знал, что ты до такой степени швейцарка! Спроси-ка у своего отца! Он тебе скажет, что нет такого коллекционера драгоценностей, который бы не знал, что некоторые камни приносят зло. Например, Большой Голубой Бриллиант Людовика XIV, который, даже в уменьшенном виде и совершенно неподходящим образом переименованный, продолжает источать злую энергию даже и в бронированной витрине Смитсоновского института. Я это знаю: на себе испытал... Но разве мы не говорили уже на эту тему в другое время и в другом месте? Правда, не с тобой, а с некоей Миной. Которая, впрочем, была не более понятливой. И ты отлично знаешь, что нам пришлось перенести, когда мы с Адальбером искали камни с пекторали, а потом – изумруды Пророка?
– Ваши неприятности шли от людей, а не от самих камней!
– Я никогда и не утверждал обратного. Опасными их делает алчность, которую они возбуждают...
– Как бы там ни было, похоже, эта красивая жемчужина не хочет с тобой расставаться? Что ты теперь собираешься с ней делать?
– Наверное, отдам в Лувр! – растерянно пожав плечами, ответил Альдо. – Я знаю, что в мире существуют и другие музеи, но, поскольку ей следовало бы называться «жемчужиной Наполеона», а сам я – наполовину француз, я думаю, что ее место во Франции...
И, чтобы закрыть тему, Альдо снова засунул «Регентшу» в свернутые носки...
На следующую ночь, в белом лаковом, похожем на шкатулку поезде, к которому прибавили много вагонов, они вместе со свитой вице-короля отправились в Капурталу.
Глава XV
ПРАЗДНИК В КАПУРТАЛЕ
Капуртала была одним из самых маленьких индийских государств, но при этом одним из самых процветающих. А до чего хорош был розовый город с его маленькими домиками и роскошными зданиями, казавшимися декорацией на фоне лиловых склонов Гималаев, их заснеженных вершин и чистого безоблачного неба над ними! Оказалось, что во владениях Джагада Джита Сингха нет нищих: для тех, кто был в нужде, предусмотрели просторное здание, где о них заботились. Для Индии это было удивительное явление.
Чета Морозини и Видаль-Пеликорн, хоть и прибыли вместе со свитой вице-короля, были тем не менее отделены от официального эскорта. В то время как все прочие рассаживались по традиционным «Роллс-Ройсам» и «Бентли», им была подана великолепная длинная серебристо-голубая машина, которая и доставила троицу во дворец. Здесь для почетных гостей были приготовлены апартаменты.
Дворец оказался поразительным! Вместо ожидаемого непомерного нагромождения башен, башенок, колоколенок, ажурных мраморных окон, дворов и садов путешественники увидели посреди парка, напоминавшего бессмертное творение Ленотра, типично французское строение. Первоначально предполагалось сделать дворец копией Версаля, но огромный центральный павильон, увенчанный плоским куполом, уводил слишком далеко от сооружения Мансара. Кроме всего прочего, он был розовым!
Альдо и Лиза получили в свое распоряжение большую спальню, маленькую гостиную и обычные «удобства». Все это было обставлено в стиле Людовика XVI. Кроме того, им, как выяснилось, полагалось некоторое количество из трех сотен дворцовых слуг: один был приставлен к ванной, другой должен был делать массаж, оказались среди них и специалисты по распаковке багажа, по цветам, лакомствам и сигаретам... Был даже и такой, в чьи обязанности входило объявлять программу на день и сообщать, который час.
– Торжество специализации! – весело констатировала Лиза. – Но, похоже, это не слишком нравится Аму, – прибавила она, глядя, с каким непреклонным видом тот завладел одеждой ее мужа и ее собственными платьями, намереваясь их погладить. – Но ведь он должен был к этому привыкнуть?
– Нет. Альвар не так щедр с гостями, там мне полагался всего один слуга. С чем я себя сегодня и поздравляю!
– Думаешь, он приживется в Венеции?
– Многие его собратья прижились в Англии и даже в Шотландии, а Венеция куда приятнее с точки зрения климата. Меня вообще-то больше смущает то, как встретит его Дзаккария...
– Ты ровным счетом ничего не понимаешь! Аму – такой милый, такой обаятельный мальчик! Кроме того, он тебя спас, так что наш дворецкий будет его попросту обожать... но поостережется это показывать! А пока давай позовем слугу, который ведает программой, и выясним, что мы должны делать...
Собственно говоря, делать им было ничего не надо, кроме того, чтобы поужинать и поприсутствовать, вместе с несколькими французскими друзьями магараджи, в числе которых был незнакомый Морозини писатель Франсис де Круассе, в качестве зрителей на фейерверке, военном параде и других церемониях, устроенных в честь вице-короля и иностранных послов в Дели. Милый принц Карам и его жена, прелестная Сита, особенно много занимались гостями, стараясь, чтобы они не чувствовали себя «декоративным элементом». Ведь день рождения магараджи еще не наступил...
В самом деле, два дня спустя белый поезд ушел, увозя с собой Мэри Уинфилд, опечаленную тем, что не сможет увидеть великолепное зрелище – прибытие других правителей. Какими бы роскошными ни были британские мундиры, особенно форма легендарных бенгальских улан, художница догадывалась о том, что все это ни в какое сравнение не идет со сказочным разнообразием красок и сокровищ, которые выплеснутся на Капурталу. Но она состояла при вице-королеве, в отличие от четы Морозини и Видаль-Пеликорна, которые были приглашены самим магараджей... Единственным утешением для Мэри служило то, что капитан Макинтир тоже уезжал.
И все же Альдо и Адальбер с легкой тревогой смотрели, как пустеют просторные и элегантные шелковые шатры, раскинувшиеся на два километра в дворцовом парке, а английский флаг сменяют эмблемы различных правителей. Их общую мысль облек в слова археолог. Когда они, покуривая сигары, прогуливались в затихших на время садах, он спросил:
– Думаешь, он посмеет явиться?
– Ты про Альвара?
– А про кого же еще? Ты ведь прекрасно знаешь: он приглашен, – и разве не предполагалось, что мы должны прибыть сюда в его собственном поезде?
– Да уж, не преминет явиться! Скажи, пожалуйста, а что могло бы этого негодяя остановить, если его преступления все еще не заставили британское правительство сместить такого магараджу?
Ни тот, ни другой в этом не сомневались, и еще того менее – Аму, прибежавший наутро с первой чашкой чая: он никому другому не позволял ее принести. Впрочем, Альдо и Лизу уже разбудила пушка, которая вот уже час как не переставала грохотать.
– Он приехал, князь сагиб! Хозяин страха только что приехал сюда! Ты слышал пушку?
– Да мы только ее и слышим, – ответила Лиза, не отрываясь от чашки с чаем. – Только не говори нам, что он имеет право на все эти почести!
– Нет. Только на семнадцать залпов[8], но поезда правителей прибывают на вокзал один за другим. Вот потому пушка почти не умолкает. Что до него самого, я только что его видел в этой машине с тигриными шкурами, с которой он не расстается. Что с нами со всеми теперь будет?
– Ничего, Аму! – ответил Морозини, пытаясь успокоить слугу своей обворожительной улыбкой. – Здесь Альвар не дома, а наш хозяин – не такой человек, который потерпит, чтобы притесняли кого-то из его гостей.
– Притесняли? – переспросил Аму, услышавший это слово впервые.
– Чтобы им причиняли зло. А что до тебя, то ты теперь не у него на службе, а у меня.
– О, за себя я не боюсь! Я слишком маленький человек, чтобы он помнил мое лицо, я боюсь за тебя, хозяин! Ты от него ускользнул, а он никогда не забывает...
– Не переживай. Здесь он уже ничего не может сделать.
Впрочем, на самом деле Морозини, знавший способность магараджи Альвара творить зло, был не так уж в этом уверен, но не хотел тревожить Лизу. И пообещал быть настороже. Что касается Адальбера, тот проявил себя оптимистом:
– Здесь будет столько народа, что этот чертов Альвар тебя даже и не увидит. Я провел все утро на вокзале, смотрел, как прибывают правители. Столько было разных красок и так сверкали драгоценности, что у меня глаза разболелись.
– Значит, ты его видел?
– Ну да. Розовый, как леденец, а вокруг целый кордебалет из эфебов с глазами испуганной лани, но, поскольку я демократично смешался с толпой, он меня не заметил...
– Бог его знает: заметил – не заметил... – вздохнул венецианец. – Глупо ты поступил. Толпа народу – еще не причина для того, чтобы проявлять неосторожность...
Несмотря на внешнюю безмятежность, Альдо чувствовал себя менее уверенно с тех пор, как знал, что Джай Сингх живет в тех же стенах, что и он. Конечно, князь к этому готовился, но, может быть, все-таки благоразумнее было бы увезти Лизу подальше от этого гадючника. Хотя так трудно было устоять перед великолепием готовящегося зрелища: фантастического скопления драгоценных камней, из которых иные считались прекраснейшими в мире и при этом почти никогда не покидали Индии. Такого случая больше не представится... Вот только Лиза, Лиза!.. Он не должен был позволять ей оставаться, зная, что сюда приедет Альвар! Этот демон ненавидел женщин, презирал их, и не было для него большего удовольствия, чем заставить их страдать. Когда злодей увидит Лизу, он сразу поймет, что перед ним – лучшее средство задеть самую чувствительную струну ускользнувшего от него пленника и отомстить ему...
– Мне надо было заставить Лизу уехать вместе с Мэри Уинфилд и леди Эмили! – подумал он вслух. – Вот только я – проклятый эгоист! И потом, сам же поклялся не расставаться с ней больше чем на двадцать четыре часа!
– Ты до такой степени боишься? – спросил Адальбер, о присутствии которого Альдо позабыл. – Но ты ведь не думаешь, что Альвар посмеет...
– Не заставляй меня без конца твердить, что он способен на все...
Венецианец явно не один так думал. В это мгновение показался секретарь магараджи, который пришел просить князя Морозини соблаговолить последовать за ним к его господину.
Альдо застал Джагада Джая Сингха в большом дворцовом вольере, огромной теплице, где среди пышно цветущих растений летали разноцветные попугайчики, гималайские синие птицы и большие бразильские попугаи, один из которых при виде хозяина закричал: «Да здравствует Франция!» Среди цветов были красиво расположенные бассейны с китайскими рыбками, гуляли розовые фламинго, черные ибисы, золотистые фазаны, плавали белые лебеди...
Магараджа Капурталы в малиновом тюрбане без всяких украшений, который очень шел к его кроткому и вместе с тем энергичному лицу с шелковистыми седыми усами, стоял у одного из бассейнов и бросал рыбкам хлебные крошки. Когда Морозини вошел, он взял его за руку и подвел к каменной скамье рядом с кустом сиреневых орхидей.
– С самого вашего приезда у меня не было времени поговорить с вами так, как хотелось, но я надеюсь, что вы на меня не сердитесь.
– Конечно, нет, монсеньор! Когда принимаешь столько народу, просто невозможно с кем-нибудь уединиться. Разве я не понимаю?
– И все же нам надо поговорить. Лорд Уиллингдон рассказал мне о некоторых... по меньшей мере, неприятных событиях, которые произошли с вами по вине Альвара. Меня это не удивило, потому что я уже давно не питаю никаких иллюзий на его счет. В течение многих веков Индия страдала от подобных деспотов, но, увы, лично у меня не было никаких оснований его не пригласить. Знаете, политика иногда требует...
– Надеюсь, вы не станете давать мне объяснений, а тем более – оправдываться или извиняться? – остановил его Морозини. – Ваш юбилей – очень большой праздник, на котором должны присутствовать все прочие правители. Что касается меня, не являющегося правящим государем, я без труда пойму, если вы пожелаете, чтобы... я удалился, если мое присутствие может хоть в какой-то мере нарушить ход подобного события.
– Да ничего подобного! Напротив, я непременно хочу, чтобы вы остались. Прежде всего – как друг. И потом, присутствие такого эксперта усилит блеск праздника. Более того, ходу подчеркнуть: я не боюсь за вас, я знаю, что вы способны защитить себя, равно как наш дорогой Видаль-Пеликорн.
– В таком случае не понимаю, к чему вы клоните, монсеньор!
– Я хотел поговорить о княгине Морозини... Вы знаете, с каким нежным восхищением я отношусь к красивым женщинам, – в отличие от Альвара! – а ваша жена удивительно хороша собой. И моя невестка Бринда, которую вы уже знаете и которая лишь мельком ее видела, хотела бы залучить ее к себе в покои... до тех пор, пока правители не разъедутся по своим государствам. Как вы думаете, княгиня Лиза – ведь ее так зовут? – согласится на это? Она, разумеется, не будет лишена ни одного из праздников, потому что Бринда принимает гостей вместе со мной и моим старшим сыном Тиккой, и я не признаю «пурда». Вот только княгиню не увидят рядом с вами. А Бринда уверена, что она будет носить сари грациозно и элегантно. Что вы об этом думаете?
– Что вы, монсеньор, лучший и деликатнейший из людей. Спасибо! Благодарю вас от всего сердца!
Лиза приняла приглашение с улыбкой, за которой скрывалось облегчение. С тех пор, как они начали ждать появления Альвара, Альдо сделался нервным, и почти так же нервничал Адальбер. Зная, что она надежно защищена, они оба почувствуют себя лучше, а главное – у них будут развязаны руки, они смогут встретить врага лицом к лицу, и встретить достойно.
– В конце концов, мы ведь на самом деле не расстаемся, а если это можно считать расставанием, то оно продлится всего несколько дней. И потом, может быть, окажется забавно пожить на женской половине... при условии, что ты не заведешь нечто подобное у нас...
– Ты смерти моей хочешь? – поинтересовался Альдо, целуя жену отнюдь не супружеским поцелуем. – По-моему, тебя, Амелии, Лидии и прочих наших преданных служанок более чем достаточно, хватит с меня и этих женщин!
– Мужлан!
И Лиза смеясь ушла вслед за слугами, которые пришли взять ее багаж.
Теперь, когда одной проблемой стало меньше, можно было более спокойно ждать неминуемого столкновения. Оно произошло в тот же вечер-Дворец этой ночью облекся в волшебное одеяние. Миллионы крохотных язычков пламени плясали в чашах из розового с золотом стекла, озаряя на индийский лад террасы, балконы, крыши и едва ли не каждую архитектурную деталь. Для того чтобы не разрушить чары, на этот раз золото и краски гостиных лишили электрического света, и теперь они отражали огоньки тысяч свечей в высоких канделябрах. Все это сияло среди буйства роз и жасмина. Наверное, все с той же целью – сберечь гармонию – и избежать черно-белых пятен среди этого праздника красок, Альдо и Адальбер в конце дня вместо своих западных костюмов получили от дворцового портного кафтаны из золотой парчи, узкие брюки из той же ткани и тюрбаны цвета красных пионов, какие принято было носить в этой стране. К нарядам была приложена записка от магараджи, который просил гостей сегодня вечером оказать ему такую любезность и одеться в национальные костюмы.
– Он, наверное, рассчитывает на то, что в этой одежде мы затеряемся в толпе, – решил Адальбер, принимая различные позы перед зеркалом. – Хорошо еще, что кожа у нас с тобой достаточно загорелая, – благодаря загару мы будем не слишком выделяться...
Конечно, европейцы были выше ростом большинства приглашенных, но, в общем, получилось неплохо! Пожалуй, за исключением тюрбанов.
– У меня такое ощущение, будто на моей голове раздавили клубничину, – пожаловался Адальбер.
– А по-моему, мы очень хороши собой, – с довольным видом отозвался Альдо. – И это куда приятнее носить, чем накрахмаленный пластрон и воротничок с отогнутыми уголками! Особенно в этих краях!
– О, ты-то, конечно, и в лохмотьях нищего выглядел бы отлично! Породу не спрячешь! А мне остается надеяться только на то, что никто не станет смеяться.
У входа в гостиные они встретили единственного француза, который остался в Капуртале. Присутствие господина де Круассе объяснялось его тесными связями с семьей магараджи и тем, что он начал долгое путешествие по Индии. На нем был в точности такой же золотистый костюм, как на них, но его длинное, бледное аристократическое лицо выглядело совсем неплохо под раджпутским тюрбаном со свисающим краем, выдержанным в тех же тонах, что и остальная одежда.
– Ваш тюрбан, – заметил Морозини, – выглядит куда естественнее наших! Сразу видно, что вы – привилегированный гость.
– Ничего подобного! Я тоже получил эту красную штуку, но, благодарение господу, второй сын магараджи Биканера спас мне жизнь, лично накрутив этот тюрбан, – со смехом объяснил француз. – Конечно, сохранилось ощущение, что на голову мне нахлобучили курочку фазана, но видели бы вы меня перед тем!
Продолжая говорить, он тревожно похлопывал себя по бокам.
– Вы что-то ищете? – спросил Адальбер.
– Сигареты! Я знаю, что они где-то здесь, но мне еще не удалось определить, в какой из внутренних карманов я их засунул... А что, княгини Морозини сегодня вечером нет с вами? Надеюсь, она не больна?
– Нет, благодарю вас. Лиза с принцессой Бриндой, которая хочет оставить ее при себе на все время праздников. Я думаю, моя жена тоже будет в национальном костюме...
– Только княгине удается его носить куда лучше, чем нам! Посмотрите! Вот же она!
И в самом деле, в эту минуту появились дамы, и Альдо от души улыбнулся, глядя на свою очаровательную жену, идущую рядом с принцессой Бриндой, которая по случаю праздника надела светло-коралловое сари, затканное золотом, и великолепный рубиновый гарнитур – в том числе и браслеты, в свое время украденные покойным Агаларом! А Лиза выглядела ослепительно в бирюзовом сари с ожерельем и тяжелыми серьгами из изумрудов и бриллиантов, идеально подходивших к обручальному кольцу, с которым она никогда не расставалась.
– Ну знаешь, – восхищенно присвистнув, заметил Адальбер. – Я и не знал, что ты на такое способен!