Жемчужина императора Бенцони Жюльетта

– А тебе она не нравится? – с невинным видом удивился археолог.

– О, она очень красива, не стану спорить, но ведь ты знаешь, что мне теперь ни одна женщина не сможет понравиться...

– До чего же это прекрасно – быть добродетельным!

– Ты мог бы вместо этого сказать «любить» – и не ошибся бы, – серьезно ответил Альдо. – Тем не менее завтра же я иду к ней, поскольку и ее тоже не было на ужине.

– Ты ее подозреваешь?

– Почему бы и нет? Таня боится д'Агалара, потому что она в его власти, но, с другой стороны, она едва ли не бредит теми драгоценностями, которые украли у нее большевики. Сама говорила мне об этих браслетах...

– Возможно, но ты видел, в какое состояние она пришла, когда увидела этого испанца? А для такой дерзкой кражи необходимы крепкие нервы. Потому что, пусть даже все гости сидели за столом, а вокруг них суетилось множество слуг, наверное, в личных покоях тоже могли встретиться какие-нибудь слуги?

– Да, я ведь и не говорю, что она это сделала, и искренне считаю, что кража – дело рук дона Хосе; но мне хотелось бы знать, читала ли она эту заметку, что она думает на этот счет и нет ли у нее случайно каких-нибудь новостей от ее милого дружка?..

– Поскольку речь зашла о нем, есть кое-что совершенно для меня непонятное: вот перед нами человек, который собирается жениться на миллиардерше и при этом зачем-то играет во взломщика, похищая драгоценности, которые его невеста вполне могла бы купить...

– Вполне справедливо, но тогда объясни мне, что он делал вчера вечером в Лоншанском замке, когда ему следовало бы держать за руку мисс Ван Кипперт в тиши маленькой гостиной ее отеля?

Ответить Альдо не успел. В дверь два раза коротко позвонили, а минутой позже наполовину встревоженный, наполовину почтительный Теобальд ввел в комнату комиссара Ланглуа...

Глава VII

БЕЗУМНАЯ НОЧЬ

– Мне очень жаль, что приходится вас беспокоить в момент, который вы, вероятно, сочтете неподходящим, – произнес полицейский с тонкой улыбкой, финал которой был обращен к Морозини. – Вы, кажется, собрались уходить? – Нет, я не ухожу, наоборот, только что пришел. Был приглашен к магарадже Альвара на обед, который затянулся несколько дольше, чем я предполагал.

– Что же до меня, я и вовсе с места не двигался, – подал голос Адальбер, домашняя одежда которого уж точно никак не подходила для светской жизни. – Но садитесь же, господин комиссар, и расскажите, что вас к нам привело. Выпьете что-нибудь?

На этот раз Ланглуа откровенно рассмеялся.

– В высшей степени уместный вопрос, господин Видаль-Пеликорн! Вы хотите знать, на службе я или нет? Что ж, я с удовольствием чего-нибудь выпью: денек выдался тот еще!

Получив стакан коньяка с водой, Ланглуа со вздохом облегчения уселся в одно из уютных старых кожаных кресел археолога.

– Приятно к вам приходить, – констатировал он. – Но вы, наверное, предпочли бы, чтобы это не превращалось в привычку...

– Почему? Я люблю, когда людям нравится ко мне приходить!

– Не искушайте меня! Я провел весь день в Лоншанском замке, допрашивал через переводчика слуг повелителя Капурталы. Но, увы, мало что узнал. А потом, изучая список вчерашних гостей, увидел там ваши имена и решил вас навестить в надежде на то, что, может быть, вам кое-что известно. Заметили ли вы вчера вечером что-нибудь особенное?

– Если не считать недомогания, жертвой которого внезапно сделался один из гостей, – сказал Адальбер, – ничего интересного там не происходило.

– О ком идет речь?

– Испанский дворянин, маркиз д'Агалар, если не ошибаюсь? Мы даже удивились, увидев его там, поскольку его невеста сейчас в трауре...

– Тут нечему удивляться: помолвка разорвана.

– Девушка поняла, что имеет дело с проходимцем? – поинтересовался Альдо, успевший сменить визитку на пиджак.

– А вы считаете его проходимцем?

– Допустим, это личное впечатление, не более того!

– В конце концов, почему бы и нет! Но помолвку разорвала не мисс Ван Кипперт, а он сам...

– Надо же! Вот неожиданность: он отказался от такого брака?

– Из завтрашних газет вы узнаете об этом больше. А я слышал от друга-журналиста, что из Нью-Йорка приехал дядюшка невесты, и маркиз хлопнул дверью.

– И это вы называете «разорвать помолвку»? – Альдо развеселился. – Скорее, этот самый дядюшка наговорил нашему идальго неприятных вещей, и его гордость не стерпела обиды. Но, может быть, он рассчитывал на то, что Мюриэль еще за ним побегает?

– Меня бы это удивило: послезавтра она отплывает из Шербура на «Иль-де-Франсе», сопровождая гроб с телом отца. Но давайте вернемся к нашим баранам: вам случайно не приходило в голову, что Агалар и наш Наполеон-взломщик – одно и то же лицо?

Вопрос был задан небрежным тоном, но пристальный взгляд Ланглуа противоречил внешней беспечности. Поняв это, Альдо избрал ту же манеру поведения.

– Трудно поверить: неужели найдется такой испанец, который не ненавидел бы Императора?

– Среди русских тоже трудно найти человека, который бы его любил. Я допускаю, что маркиз не слишком похож на потомка московской торговки, но, поскольку человеческому безумию пределов нет... Это все, что вы можете мне сообщить об Агаларе?

Морозини, разумеется, мог бы ему еще много чего поведать... Рассказать о Тане и о том, какой ужас внушал ей красавец маркиз... Но ему не хотелось, чтобы молодая женщина вступала в непосредственный контакт с полицией, пусть даже полицию представлял бы обходительный человек, сидевший сейчас напротив него. Кроме всего прочего, упомянуть о ней означало бы раскрыть пока еще, возможно, существующий секрет убежища, и потому он только плечами пожал:

– Если не считать ужина «У Максима», где я видел его в обществе Ван Киппертов, мы с ним не встречались до вчерашнего вечера.

Это была чистая правда, и тем не менее, Альдо не мог избавиться от чувства, что он нагло лжет. Комиссар, слава богу, вроде бы ничего не заметил, потому что в эту минуту выбирался из уютного кресла и благодарил Адальбера за гостеприимство, а тот с необычайной сердечностью приглашал Ланглуа пользоваться его гостеприимством, как только тому захочется. Этот обмен любезностями не помешал полицейскому уже на пороге задать Морозини последний вопрос:

– Вы – специалист по драгоценностям, и мне хотелось знать, не показался ли вам странным выбор вора, ограбившего принцессу? Почему он взял только эти два браслета, хотя там было много других украшений?

– Как я могу ответить на такой вопрос? Его мотивы мне совершенно чужды...

– Конечно-конечно! И все же принцесса Бринда сообщила мне, что только эти два браслета не индийские, а также не куплены у ювелиров с улицы Мира или Вандомской площади. Ее муж, зная страсть принцессы к рубинам, купил их для нее на русском аукционе. Любопытно, не правда ли?

Последние слова комиссар произнес до странности сурово, и, когда он вышел, Альдо повернулся к другу и с недоумением спросил:

– Что это ему в голову взбрело? Что я их украл?

– Нет, но я подумываю, не следует ли тебе рассказать ему все, что ты знаешь насчет прекрасной графини. Он из тех людей, которые умеют добывать сведения...

– А я подумываю, не сесть ли мне в первый же поезд, идущий в Венецию! Я уже сыт по горло этими историями!

– Увы, тебя посетила не самая лучшая мысль!.. Поверь мне, – прибавил Адальбер, наливая себе еще один стакан, – тебе следовало бы приглушить свои рыцарские чувства и сказать комиссару пару слов про Таню. В конце концов, ей, может быть, от этого будет только лучше, как знать!

– Может быть, ты и прав!.. Завтра утром схожу ее повидать, и тогда мы решим, что делать дальше. А сейчас пойдем ужинать, просто умираю с голоду!

Теобальд только что появился в дверях столовой и объявил, что ужин готов, но где-то в скрижалях у особенно злокозненного духа было записано, что Морозини не дадут спокойно его переварить, потому что, вернувшись в свою комнату с намерением подарить себе долгую ночь безмятежного сна, он внезапно увидел, что на руке позолоченной бронзовой Фортуны, раскинувшейся на каминных часах, висит нечто, от чего у него перехватило дыхание: оба рубиновых браслета принцессы Бринды!

Не решаясь к ним притронуться, Альдо недоверчиво рассматривал широкие золотые кольца, усыпанные великолепными камнями от двух до трех каратов каждый. Камни были прекрасны, чудесного оттенка «голубиной крови», но взирал он на них с запоздалым ужасом: а что, если бы Ланглуа пришло в голову заглянуть в его спальню...

Вторая мысль, явившаяся ему, была более практической: каким образом у него оказались эти чертовы драгоценности? Морозини открыл дверь, чтобы позвать Теобальда, который, скорее всего, еще не лег, когда его внимание привлек стук оконной створки, захлопнувшейся от легкого сквозняка у него за спиной. Но ведь Теобальд каждый вечер, когда приходит стелить постель, тщательно закрывает окна и задергивает занавески. Занавески-то и сейчас были задернуты, но вот окно было распахнуто!

Как и другие окна спален этого довольно старого дома, это выходило в маленький внутренний дворик с садом, в центре которого бил фонтан, летом приносивший приятную прохладу. И, поскольку квартира Адальбера была на втором этаже, не так уж трудно было догадаться, каким путем принесли опасный подарок: архитекторы барона Османа подчас особенно изощрялись, украшая свои «модерновые» строения архитектурными излишествами. Для мало-мальски ловкого квартирного вора влезть по такой стене было все равно что прогуляться по бульвару!

В следующее мгновение Альдо ворвался в спальню Адальбера, который тоже собирался лечь спать.

– Иди взгляни! – мрачно сказал он.

– На что взглянуть?

– Иди, сам увидишь!

Обнаружив перед собой роскошно украшенную Фортуну, потрясенный Адальбер только ахнул, а затем вытащил из кармана карандаш и воспользовался им для того, чтобы снять браслеты, не дотрагиваясь до них руками. Отнес их на секретер в стиле ампир, – один из самых красивых предметов мебели в этой комнате, – взял два конверта, сунул в них браслеты, заклеил конверты как можно лучше, после чего с довольным видом вздохнул: – Ну вот!.. Надеюсь, ты-то к ним не притрагивался?

– Я еще с ума не сошел.

– В таком случае завтра мы можем отнести это нашему другу Ланглуа, а ему останется лишь вручить их владелице. Только чего я понять никак не могу – зачем кому-то понадобилось приносить их тебе?

– Именно для того, чтобы сделать чуть более весомыми подозрения этого самого Ланглуа против меня. Я не сразу признался ему в том, что у меня была «Регентша». Он подумает, что я принес ему браслеты, потому что после его ухода на меня напал страх. Мне очень не понравились его последние слова сегодня вечером...

– Может быть, но умоляю тебя, давай не будем драматизировать ситуацию! Еще немного – и ты мне скажешь, что он принимает тебя за Наполеона?

– Поди знай!;. Я вот подумал, не пришло ли ему в голову устроить за мной слежку?

Адальбер некоторое время, нахмурившись, смотрел на друга. Потом круто развернулся, перешел в ту часть квартиры, окна которой выходили на фасад, остановился у окна своего рабочего кабинета и приподнял занавеску, стараясь оставаться незаметным. Улица была тиха и пустынна. Ни единой живой души! И даже ни одной кошки на мостовой, промокшей под моросившим весь вечер дождиком. Но у Видаль-Пеликорна был наметанный глаз археолога, способного в груде мусора разглядеть фрагмент бронзовой статуэтки или осколок глиняного горшка, указывающие на более крупные находки. Пристально вглядевшись, он различил в углублении ворот почти напротив окна очертания темной фигуры...

– Думаю, ты прав, – признал он. – Там кто-то есть...

Желая в этом убедиться, он тихонько приоткрыл окно, потом резко его распахнул, как будто от порыва ветра – так, что едва не вылетели стекла, – и результат оказался очень интересным: невольное движение выдало присутствие закутанного в непромокаемый плащ человека в мягкой шляпе с опущенными полями. Тогда Адальбер зажег настольную лампу и подчеркнуто отправился затворять окно усталым жестом человека, которого потревожили среди ночи. И в эту самую минуту зазвонил телефон...

Альдо, стоявший ближе к аппарату, снял трубку. И тотчас послышался женский испуганный голос.

– Алло!.. Алло! Пожалуйста, господина Морозини! Скорее!

– Я слушаю. Кто это?..

Но он уже знал, кто, прежде чем она назвалась:

– Это Таня! Умоляю вас, приходите! Скорее, скорее!.. Сейчас он явится сюда, и я боюсь! О, я так боюсь!

– Что происходит? Объясните!

– Не могу! У меня нет времени! Только вы можете меня спасти! Говорю вам, он идет сюда! Сам только что сказал мне об этом по телефону.

– Запритесь покрепче и велите вашей Тамаре никому не открывать!

– Ее здесь нет! Сегодня пасхальная ночь! Ничто не может помешать ей в эту ночь пойти в церковь!

– Надо же, до чего у вас хороший сторож! Послушайте...

В ответ раздался настоящий вой, и почти сразу же испуганный голос Тани сменился мужским голосом с легким акцентом, безошибочно указывавшим, на его обладателя:

– Надеюсь, сударь, – тон этого голоса был до странности любезным, – что вы не принимаете всерьез вопли этой безумной женщины! Я ничего плохого ей не сделал, просто вошел в квартиру, не дав себе труда позвонить. В этом не было необходимости, поскольку я предупредил о своем приходе.

– Никто не станет так кричать без причины. Что вы с ней сделали? Я слышу, что она плачет...

– Ровным счетом ничего, уверяю вас... разве что немножко вывернул руку, чтобы отнять телефон. Она чувствует себя как нельзя лучше, но...

– Но?

– Но дело может обернуться для нее плохо, если вы не исполните приказаний, которые я сейчас вам дам.

– Приказаний?! Мне?!

– А почему бы и нет?.. Разумеется, если вам безразлична участь этой несчастной дурочки, достаточно повесить трубку, и больше мы об этом говорить не будем; но, если вы хоть сколько-нибудь о ней беспокоитесь, вы сейчас присоединитесь к нам... не забыв прихватить жемчужину Наполеона. Она очень много значит для меня...

– Может быть, это фамильный сувенир? – Кто может знать наверняка?.. Так вот, я советую вам принести ее мне, и чем скорее, тем лучше. Я хочу сказать – для Тани!

– А если не принесу?

На том конце провода послышался металлический, невероятно жестокий смех, от которого у Альдо мороз пробежал по коже, а затем вполне логично прозвучавшие после этого слова:

– Я ее убью, но могу вас заверить, что умирать она будет очень долго... Видите ли, она предала меня, снюхавшись с вами, и заслуживает за это наказания...

– Она вас не предавала. Мы просто друзья... да и то вряд ли это можно назвать дружбой!

– Нехорошо вот так вот отрекаться от своей возлюбленной. Она ничего не утаила от меня, рассказала про все ваши... шалости! Готов признать, что у вас есть оправдание. Она ведь действительно красива, не правда ли, а я – художник, и кое-что могу извлечь из этой красоты, превратить ее в совершенно иное творение. Надо вам сказать, что когда-то я немного изучал хирургию и мастерски владею скальпелем. Впрочем, ей-то это известно. Вот послушайте!

Он, должно быть, отодвинул подальше трубку, чтобы Альдо мог услышать долгий стон, который угроза исторгла у несчастной, но ни единого слова Таня не произнесла.

– Я заткнул ей рот, – объяснил маркиз. – Не то она своими криками весь дом переполошила бы. Так вот, слушайте, дорогой мой! Я даю вам... ммм... три четверти часа на то, чтобы сюда добраться. Как только последняя минута истечет, примусь за дело. И не вздумайте обращаться в полицию. Я не одинок, и, если только заметят, что за вами кто-то идет, я могу и поторопиться. Как бы там ни было, меня не поймают. Так что пошевеливайтесь, милейший, если хотите, чтобы ваша прелестная подружка еще выглядела к вашему приходу... аппетитно!.. Ах да, чуть не забыл! Прихватите-ка с собой еще рубиновые браслеты и изумруд Ивана Грозного! С какой стати мне дарить их вам...

– Тогда зачем вы мне их принесли?

– Чтобы вы знали, что нет такого места, куда я не могу проникнуть, и что вы все равно у меня в руках. Так что вы решили?

– Сейчас иду!

Морозини повесил телефонную трубку, а Адальбер одновременно положил отводную.

– Сумасшедший! – тусклым голосом произнес Альдо.

– Больше всего я боюсь, что это ловушка, – сказал Адальбер. – Я даже не спрашиваю, идешь ли ты туда...

– У меня нет выбора. А ты мог бы выбирать?

– Нет. Иди собирайся, а я принесу эту чертову жемчужину. Я вот только насчет чего подумал: а как мы поступим с ангелом-хранителем, который мокнет по ту сторону улицы?

– Есть один выход. Мы с тобой примерно одного роста. Ты оденешься в мои вещи и выйдешь на улицу, чтобы избавить меня от полицейского.

– И куда я его отведу? На набережную Орфевр?

– Нет, – возразил Альдо, которого озарила внезапная мысль. – Ты пойдешь в редакцию «Утра». Спросишь там Мартина Уолкера... и расскажешь ему всю историю. Я не должен обращаться в полицию, но журналист может оказаться не менее полезным, чем полицейский, а этот парень просто мечтает встретиться со знаменитым Наполеоном VI...

– Договорились! Иду за твоей жемчужиной!

Видаль-Пеликорн давным-давно придумал хороший тайник для хранения своих личных сокровищ, таких, которым не требовалось много места – например, драгоценностей. В рабочем кабинете он установил сейф, вскрыв который возможный грабитель должен был бы почувствовать разочарование, поскольку нашел бы в нем всего лишь свитки папирусов, керамику и всякие мелочи, но ни грамма драгоценных металлов или камней. Зато главным украшением курительной комнаты была статуя Озириса в обличье фараона Среднего Царства. Вылепленное из глины божество с полинявшей раскраской было изображено сидящим на базальтовом цоколе и одето в белую тунику. Руки были скрещены на груди и выкрашены черной краской, как и ноги, и лицо с огромными глазами и бородкой. Голову венчала красная корона Нижнего Египта. Произведение было довольно впечатляющим, но подлинность его оставалась весьма сомнительной, хотя и могла обмануть недостаточно искушенного зрителя. Адальбер нашел ее в одной из каирских лавочек, где громоздились копии, среди которых порой попадались действительно старые вещи, и купил из-за того что статуя была снабжена изобретательным и практически невидимым механизмом, позволявшим ее открыть. Верхняя часть короны, представлявшей собой некий гибрид судейской шапочки с рулем, могла приподниматься, а вся внутренность головы представляла собой довольно вместительный тайник, где хранились мелкие золотые статуэтки, серьги и две золотые пекторали, украшенные эмалью, бирюзой, сердоликами и лазуритами. «Регентша», как и изумруд, присоединилась к ним.

Вручив Альдо кожаный мешочек с жемчужиной и изумрудом и оба конверта с браслетами, Адальбер молча добавил к этому небольшой револьвер, затем надел черное пальто из альпаки, шляпу и шарф друга.

– И все-таки мне бы очень хотелось пойти вместе с тобой! – произнес он, пожимая ему руку. – Пожалуйста, будь осторожен! По-моему, этот тип не менее опасен, чем гремучая змея!

– Можешь не сомневаться, я сделаю все, что в моих силах...

Спрятавшись, в свою очередь, за занавеской, Морозини проследил за Адальбером, который вышел из дома и направился к бульвару Малерб, стараясь как можно точнее подражать походке князя-антиквара. Не успел он пройти и десяти метров, как тень отделилась от ворот и молча скользнула следом за ним. Решив, что теперь дорога свободна, Альдо завернулся в старый плащ, натянул поглубже твидовую кепку и тоже вышел излома.

Теперь улица Жуффруа была совершенно пуста. Сунув руки в карманы, Альдо двинулся в направлении, противоположном тому, в каком ушел Адальбер, то есть к площади Терн. На то, чтобы добраться до дома Тани, у него оставалось около получаса. Его раздражало высказанное Агаларом требование прийти пешком. Из-за этого у него не оставалось времени сделать хоть что-нибудь: например, позвонить Карлову в его излюбленное бистро. Пересекая площадь Звезды, он подумал, что хорошо бы поймать такси и хотя бы подъехать поближе, но в это время ни одного такси ему не попалось, и пришлось прибавить шагу и продолжить путь пешком. Ночной Париж казался ему недружелюбным и даже опасным...

Свернув на улицу Греза, он под уличным фонарем взглянул на часы и убедился в том, что до назначенного срока остается еще четыре минуты.

Уже медленнее, с оглядками Морозини двинулся к дому Тани, стараясь не думать о тех, кого он любил, потому что шестое чувство подсказывало ему: он движется навстречу вполне реальной опасности. Зато предстоящее расставание с большой жемчужиной, причинившей ему столько хлопот, на самом деле его нисколько не печалило. Совсем напротив! Пусть даже Альдо не совсем таким способом рассчитывал от нее избавиться, все же он от нее избавится, и, может быть, неотделимый от нее злой рок оставит его в покое и переключится на нового владельца.

В окнах горел свет, а почти у самой двери стоял длинный лимузин. Шофер оставался на водительском месте, и Альдо подумал, что он, должно быть, тоже входит в шайку. Тем не менее венецианец продолжил путь и прошел мимо машины. Дверца резко распахнулась прямо перед ним и с размаху его ударила. В то же мгновение невидимая рука нанесла ему такой сильный удар по затылку, что он без чувств упал на землю.

Минутой позже два человека бросили князя на пол у заднего сиденья машины, потом сели сами, и, бесшумно отъехав, машина скрылась за деревьями авеню Анри-Мартен...

Окна Таниной квартиры были по-прежнему освещены...

Адальберу повезло больше, чем его другу. За углом улицы Жуффруа он нашел свободное такси и, не обращая внимания на пронзительный свист, на который, словно по волшебству, из тьмы вынырнула пара «ласточек»[6] с крепкими икрами, влез в машину. Впрочем, им не пришлось особенно сильно крутить педали, поскольку Адальбер, совершенно уверенный в своем праве поступать как ему заблагорассудится, и не пытался от них оторваться и делать вид, будто торопится. Но город был совершенно пуст, и у Видаль-Пеликорна ушло совсем немного времени на то, чтобы добраться до бульвара Пуассоньер, где на углу улицы, носившей то же название, возвышалось выкрашенное в чудесный красный цвет здание редакции газеты «Утро».

Как и рассчитывал археолог, Мартина он застал за работой: журналист, сидя перед высокой, словно аналой, конторкой, на которой стояла пишущая машинка, окруженный клубами дыма, безостановочно вылетавшими из его трубки, стряпал одну из тех скандальных статей, секрет изготовления которых был ему известен лучше всех. Время от времени он отрывался от работы, чтобы глотнуть пива прямо из горлышка бутылки, стоявшей рядом среди вороха бумаг. Затерявшиеся в обширном помещении, подобно отдалённым островкам, два собрата репортера по перу вроде бы составляли ему компанию, вот только один спал, положив ноги на стол, а второй, судя по его взгляду, охваченный экстазом, сочинял стихи...

На шумное появление Адальбера – поскольку, едва машина остановилась, он буквально ворвался в здание, приказав шоферу подождать, – Мартин ответил возмущенным взглядом:

– Мне надо закончить важную работу, и я не желаю, чтобы меня беспокоили!

– То, с чем я к вам пришел, еще важнее. Так что бросайте все и пошли со мной!

– Куда это?

Отпустив рукав журналиста, за который он поначалу ухватился, Адальбер устремил сверкающий голубой взгляд в не менее голубые, но обиженные глаза Мартина:

– Вам по-прежнему хочется встретиться с Наполеоном VI?

Глаза Уолкера тотчас обрели прежнюю живость:

– А с чего вы взяли, что это возможно?

– А с того, что просто знаю, где он сейчас. Да идемте же! У меня внизу машина; объясню по дороге.

– Куда мы едем-то?

– В сторону Трокадеро! Эй, потише!.. – крикнул он, потому что молодой человек, вскочив со стула, подхватил каскетку и уже несся к двери.

Обернувшись с порога, Мартин сурово ответил:

– Пошевеливайтесь! По-моему, вы очень спешили!

Пока они доехали до улицы Греза, Адальбер, для начала убедившись в том, что собеседнику известно все происшедшее во дворце магараджи; успел рассказать ему о том, как они с Морозини провели вечер, о появлении рубиновых браслетов и, наконец, о телефонном звонке перепуганной Тани и о том, что за ним последовало. Разумеется, ему пришлось кое-что рассказать и об отношениях Альдо с прекрасной черкешенкой.

– Ваш друг до такой степени ею дорожит? – спросил журналист. – Потому что нельзя не заметить, что от всего этого за километр тянет ловушкой, и он очень рискует.

– А если бы вы услышали, как совершенно чужая вам женщина кричит и умоляет вас помочь ей, вы повесили бы трубку и спокойно улеглись в постель? – проворчал Адальбер.

– Нет, – со смехом признал Мартин, – но для меня опасность была бы не так велика. Я – всего-навсего жалкий репортеришка, а никак не эксперт по историческим драгоценностям, плюс коллекционер, плюс князь и плюс чертовски привлекательный парень! Иными словами, я не обладаю всеми теми достоинствами, которые могут навлечь на человека множество неприятностей!..

– Да, плюсов набралось много, и насчет неприятностей я с вами согласен, тут вы правы.

– Значит, русский Наполеон на самом деле оказался испанцем? Интересно! Во всяком случае, кое-кому удалось вовремя из этой истории выпутаться – малышке Ван Кипперт! Я совершенно уверен в том, что, как только она вышла бы за него замуж, с ней сразу произошел бы какой-нибудь несчастный случай... Мне кажется, мы подъезжаем...

Такси и в самом деле остановилось перед домом Тани. Если не считать газовых рожков, все еще светившихся в этот самый темный предутренний час, все огни были погашены, и кругом царило безмолвие.

– На удивление спокойное местечко! – заметил Мартин, не двигаясь с места.

– А вы чего ждали? – проворчал Видаль-Пеликорн. – По-вашему, человек, который занимается такими делами, распахнет настежь окна, зажжет полный свет и начнет крутить граммофон?

– Нет, вы совершенно правы. Идем!

– А мне что делать? – поинтересовался шофер. – Вы хотите, чтобы я опять вас ждал?

– Да, я предпочел бы, чтобы вы подождали, – ответил Адальбер.

– А я предпочел бы этого не делать. Моя ночная смена закончилась, и я собираюсь вернуться к себе в Леваллуа-Перре! Так что если вы не против, давайте расплачивайтесь!

Ничего другого им не оставалось. Адальбер расплатился с водителем, а Мартин тем временем вцепился в звонок, а потом вступил в переговоры с консьержкой, требуя открыть дверь.

– Я врач! – выкрикнул он. – Мадам Абросимова здесь живет?

– Третий этаж направо! – ответил сонный голос. – И постарайтесь не так вопить, не то перебудите мне весь дом.

– Постараюсь.

Из-за сверкающей медью двери квартиры графини тоже не доносилось ни звука. Адальбер позвонил раз, другой, потом снова и снова, но никто не откликался.

– Может, верная служанка все еще празднует русскую Пасху? – проворчал он. – Но мне как-то тревожно оттого, что никто не отвечает. Надо бы выяснить, что произошло с графиней и, само собой, с Морозини!

Продолжая говорить, он взглядом примеривался к двери, определяя ее прочность. Как и все двери в богатых кварталах, она была сделана на совесть, высадить такую нелегко. Но он не успел со всех сторон обдумать эту проблему: Мартин, запустив руку в один из своих обширных карманов, вытащил оттуда ножик со множеством лезвий и принялся трудиться над замком. Адальбер, достаточно искушенный в деле открывания чужих дверей, как истинный знаток, залюбовался точными и мягкими движениями молодого человека. Всего за несколько минут тот добился желаемого результата, и они смогли проникнуть в прихожую, где сразу нашарили на правой стене выключатель. В двух бра из фальшивого хрусталя, висевших по обе стороны большого зеркала, возвышавшегося над позолоченным деревянным столиком с выгнутыми ножками, вспыхнул свет.

Упершись руками в бока, Мартин оглядывался кругом.

– До странности тихое местечко, если учесть, что совсем недавно здесь разыгралась драма! – заметил он.

– Кроме того, у меня такое впечатление, что здесь нет ни души! – откликнулся Адальбер, который, нахмурившись, уже шагнул в гостиную.

Когда он зажег свет, его взору представилась удручающе банальная реальность: ни малейших следов беспорядка. Даже ваза с ирисами на легком круглом одноногом столике была на месте, и ни капли воды из нее не вылилось. Часы на камине мирно и невозмутимо отсчитывали секунды.

– Или ваш парень – попросту дух, – сказал присоединившийся к нему Мартин, – или тут потрудился домовой. Вы вполне уверены, что здесь что-то вообще произошло?

– Я уверен только в том, что слышал по телефону, и уверен в месте – этом самом! – куда зазвали Морозини. Что вы хотите, чтобы я вам сказал еще? Давайте осмотрим остальные комнаты!

– Глянем, не валяется ли в ванной труп, не торчит ли из плиты обгоревшая нога или не валяется ли на столе в луже крови огромный нож?

– Вы слишком молоды для того, чтобы знать Ландрю, – буркнул Адальбер, – не то я подумал бы, что это одно из ваших главных увлечений. Надо же, какое воображение!

– В моем ремесле без этого не обойтись!.. О, идите скорее сюда! Смотрите!

Открывая двери одну за другой, журналист добрался до спальни, где даже не пришлось зажигать свет, потому что у изголовья горела лампочка под розовым шелковым абажуром, и в этом мягком освещении их взглядам явилась графиня Абросимова. Раскинувшись на белых шелковых простынях в нескромной кружевной сорочке, рассылав свои роскошные черные волосы, Таня крепко спала, и поза ее была до того грациозной, что Мартин невольно выругался сквозь зубы:

– Черт возьми! До чего хороша куколка!.. Похоже, я славно придумал, назвавшись доктором! Выслушивать и выстукивать такую пациентку – одно удовольствие! Эй, а вы что там делаете?

– Вы же видите: я ее бужу! Этой хорошенькой куколке, как вы изволили ее назвать, есть о чем нам порассказать!.. Вернее, я пробую ее разбудить...

В самом деле, для начала он осторожно положил руку на плечо молодой женщины, но, не добившись никакого результата, принялся довольно грубо ее трясти.

– Ничего не получается! – констатировал он, отпуская Таню, которая при этом безвольно откинулась вновь на шелковые подушки. – Она, должно быть, приняла снотворное...

– И, должно быть, сильное! – отозвался Мартин, склонившись над графиней и приподняв ее нежное веко. – Да она накачана наркотиками! – прибавил он, выпрямляясь. – И готов спорить на что угодно, что проснется еще не скоро! Что будем делать?

– Понятия не имею, но мне все-таки хотелось бы, чтобы она объяснила, куда подевался Морозини.

– В любом случае, здесь мы его не найдем!

– Тогда где же он? – спросил Адальбер, охваченный одновременно и гневом, и тревогой.

Журналист только плечами пожал:

– Мне-то откуда знать? Может быть, в Сене, как этот бедолага Васильев... Или еще где-нибудь. Кто знает?

– Легко вам высказывать такие дурацкие предположения! – бросил Адальбер, которого внезапно охватило непреодолимое желание поколотить журналиста. – Но это мой друг... и мне необходимо, слышите вы, необходимо выяснить, куда он мог подеваться!

– Успокойтесь! Я прекрасно вас понимаю, но нам совершенно незачем оставаться здесь. И даже больше того – нам лучше отсюда убраться. Завтра я под каким-нибудь предлогом начну расследование на этой улице, порасспрошу жильцов этого дома и дома напротив...

Адальбер устало провел по глазам рукой, потер переносицу, как делал всегда, когда его что-то смущало.

– Вы правы! Простите меня! – Мне нечего вам прощать...

Ради очистки совести они еще раз обошли всю квартиру, снова попытались разбудить Таню, но, как и сказал Мартин, просыпаться она в ближайшее время явно не собиралась. После чего вышли, старательно закрыв за собой дверь. И, оказавшись на площадке, застыли. Внизу кто-то вошел в лифт и сразу же стал подниматься. Этот кто-то явно хорошо знал дом, поскольку не стал включать свет на лестнице. Мартин схватил Адальбера за рукав.

– Это, наверное, служанка! – прошептал он. – Давайте поднимемся на один пролет!

Затаившись на следующей площадке, они и в самом деле увидели, что лифт остановился на четвертом этаже и оттуда вышла какая-то темная фигура. Это действительно оказалась Тамара, они разглядели ее при свете лампочки, которую женщине пришлось зажечь, чтобы попасть ключом в замочную скважину. Дверь за ней захлопнулась с глухим стуком.

– Теперь смываемся! – сказал Мартин Уолкер. – Завтра я приду снова и расспрошу ее.

– Интересно, как это у вас получится, если она только по-русски и говорит?

– Я достаточно хорошо знаю русский для того, чтобы с этим справиться. Иностранные языки – моя страсть. Идем!

Пренебрегая стоявшей на четвертом этаже стеклянной кабиной лифта, они бесшумно спустились по лестнице, покрытой ковром, заглушавшим их шаги, и через несколько минут уже стояли на тротуаре. Ночь близилась к концу, появились первые дворники с метлами. Мартин с Адальбером молча дошли до площади Трокадеро, где и расстались.

– Я возвращаюсь в редакцию, – произнес Уолкер. – Мне надо закончить работу, но, если я узнаю что-то новое, – позвоню. Дайте мне ваш номер телефона... и адрес тоже! И позвоните сами, если у вас будет что-то новенькое.

Адальбер нацарапал адрес и телефон на страничке из блокнота, выдрал ее и протянул молодому человеку.

– Договорились! Я весь день буду дома, никуда не уйду! Обменявшись рукопожатием, они подозвали такси и разъехались в разные стороны.

И, пока машина в серых рассветных сумерках катила к улице Жуффруа, Видаль-Пеликорн, верный своей оптимистической натуре, отдался надежде, которая зародилась в нем при виде спящей Тани. При свете ночника они не разглядели ни следов насилия на ее теле, ни слез на лице. Может быть, все это была лишь хорошо разыгранная комедия, задуманная для того, чтобы заставить Альдо, наконец, отдать псевдопотомку Императора вожделенную драгоценность? В этом случае Альдо вполне мог вернуться домой, и сейчас Адальбер застанет его просто-напросто сидящим в любимом кресле и курящим сигарету за сигаретой.

Внезапно заспешив, он постучал в стекло окошка, отделявшего его от шофера, и попросил прибавить газу. Тот только плечами пожал, но повиновался, и еще несколько минут спустя Адальбер был у своего дома. Небо уже порозовело, и распахнутые навстречу заре окна говорили о том, что Теобальд начал трудовой день. Адальбер рассчитывал не совсем на это. Он щедро расплатился с шофером, внезапно ставшим чрезвычайно любезным, и поспешно взбежал наверх.

Когда дверь за ним захлопнулась, Теобальд, который в глубине коридора нес в комнаты поднос с завтраком, вздрогнул от неожиданности. Тем не менее, привычный ко всему, он лишь мельком глянул на входящего.

– Доброе утро, князь. Я и не знал, что вы куда-то уходили...

Только тут Адальбер вспомнил, что на нем была одежда Альдо, и следом за слугой направился в столовую.

– Это я, Тео! – сказал он. – Сегодня ночью я переоделся в вещи князя, чтобы он мог выйти из дома без сопровождения часового, которым наградил нас комиссар Ланглуа. Он уже вернулся?

– Кто? Его сиятельство?

– А кто же еще, идиот?

– В высшей степени справедливо! – признал Теобальд, не смутившись. – Право же, понятия не имею... но могу пойти взглянуть.

– Не стоит! Я сам схожу...

К сожалению, комната Альдо была в точности в том виде, в каком он ее покинул. Адальбер, у которого подкашивались ноги, рухнул на постель, тщательно застеленную Теобальдом. Последний, войдя следом за ним, направился к окну и отдернул занавеску.

– А это еще что такое? – воскликнул он, обнаружив проделанное в стекле отверстие. – Нас что, ограбили? Но все вроде бы на местах, ничего не пропало...

– Нет. Напротив, нам кое-что принесли.

И Видаль-Пеликорн рассказал своему верному слуге о том, что произошло, когда он сам и Морозини собирались лечь спать. По мере того как он говорил, на лице Теобальда все ярче проступало живейшее недовольство.

– И вот к чему мы пришли, – заключил его хозяин. – Морозини исчез, и похоже на то, что он был похищен. И это еще не самое худшее, что можно предположить!

И тут Теобальд буквально взорвался:

– А я-то что делал все это время? Я спал там, наверху, в своей комнате, и вам даже в голову не пришло позвонить, чтобы я пришел вам на помощь! Я-то думал, вы мне доверяете! О, какая низость, как это недостойно!

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В наказание за школьные «подвиги» Дима и его брат Алешка вместе с папой едут в пустыню Казахстана: п...
Мало кому из мальчишек, читавших о приключениях знаменитого капитана Немо, удавалось не во сне, а на...
Неужели в тихом городке готовится ограбление века?! Ведь директор местного музея, где хранятся бесце...
Хочешь уберечь вещь от чужих глаз – положи ее на самое видное место. Так и поступил Ленин дедушка-ну...
Все началось с того, что на глазах Димы и его братишки Алешки угнали шикарный «мерс» Вадика-гадика, ...
Отправляясь в путешествие по Белому морю на парусной лодке, два брата Дима и Алешка даже и не предст...