Книга дракона (сборник) Новак Илья
Тем временем Главнокомандующий, по-военному развернувшись, скрылся в дверях ангара, напоследок пролаяв:
– Этих. Через полчаса. Ко мне.
Еще некоторое время пленники слушали короткие выкрикивания:
– Ферабарас… Тифон… Бафон… Гру… Бор… – а затем прозвучала команда: – Распределиться!
Гномы опять забегали и разбились на несколько групп. Четверо, взяв оружие наперевес, встали позади пленников и подтолкнули их к зданию.
Они прошли через короткий коридор с двумя дверями в конце. Из-за правой доносилось шипение и приглушенная музыка, а на левой был большой засов. Пленников втолкнули туда, после чего дверь захлопнулась. Щелкнул замок, лязгнул засов, и наступила тишина.
…Которая тут же сменилась донесшимся из-за двери громким оханьем, визгом и таким звуком, словно чем-то не слишком большим и довольно костлявым колотили о стену.
Дверь открылась, внутрь всунулся гном. На щеке его краснели царапины, одну руку он прижимал к груди, а второй за шкирку держал Кастеляна и что есть силы тряс его. Размахнувшись, гном швырнул магопса, после чего дверь опять захлопнулась.
Блюмкину вообще не пришлось нагибаться, он лишь вжал голову в плечи, Гагра пригнулся, вождь тоже, но Эбвин не успел – Кастелян сбил его с ног. Эб ударился затылком, однако пол оказался не очень-то и твердым, так что особой боли он не почувствовал. Скосив глаза, Эб рассмотрел лежащего на его груди магопса. Пасть того все еще стягивал фиолетовый шарф. Кастелян спрыгнул на пол, закрутился волчком, потом, опустив морду, наступил лапой на свисающий конец шарфа и замотал головой.
Глава 17
РАЗГОВОРЫ
Эб сел. В помещении был низкий потолок и только одно окошко, такое узкое, что наружу через него не протиснулся бы даже пес. Пол, стены – все состояло из пористого белого материала. У вождя и Гагры руки были связаны за спиной, они сидели в одинаковых позах, поджав ноги. Грюон Блюмкин привалился плечом к стене, ухитряясь даже в этом положении выглядеть элегантно и мужественно. Все трое смотрели на магопса.
– Фа! – громко выдохнул тот, освобождаясь от шарфа. – Солдафоны! Недомерки! Карлы! Военщина! – Покосившись на эльфов с гномом, потом на Эбвина, Кастелян спросил: – Чего уставились?
– Все мы были свидетелями, а ваш покорный слуга – так даже и участником того, как вы своими острыми клыками перекусили веревки. И теперь, думаю, не ошибусь, если скажу, что все присутствующие в комнате… во всяком случае, все присутствующие здесь двуногие надеются, что вы повторите этот подвиг, и даже, возможно, четырехкратно повторите его – ведь нас, как вы, без сомнения, успели заметить, здесь четверо, – пояснил Грюон Блюмкин.
– Да уж ясно, – откликнулся магопес, обходя гнома со спины. – Куда уж вам без меня…
Последнее замечание было довольно спорным, поскольку до сих пор – во всяком случае, по мнению Эба – Кастелян доставлял больше беспокойств, чем приносил пользы. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что именно магопес в конечном счете спас Блюмкина от расправы горных эльфов.
Освобожденный во второй раз Грюон пришел на подмогу Эбу, а Кастелян тем временем растерзал веревки Гагры. Но когда тот потянулся к вождю, магопес приказал:
– Стоп. Погоди, надо послушать. – Упершись передними лапами в грудь Мангула Гура, он вцепился зубами в фиолетовый шарф и оттянул его.
– Шатан тирибим кир-дых! – тут же полилось из разинувшегося рта, будто и не прекращалось с тех самых пор, как пленники стояли снаружи. – Кир-дых глюп шатан…
Кастелян разжал пасть, натянутый шарф тут же лег обратно, перекрыв поток слов.
– Пусть так сидит, – сказал магопес, в то время как вождь вращал глазами, продолжая глухо бубнить из-под шарфа. – Не хватало еще слушать эльфийские завывания. Ладно, хорошо. Так что мы имеем здесь? – Быстро семеня короткими кривыми лапами, Кастелян обошел помещение, колупнул когтями пол, задумчиво помолчал, после чего вынес свое решение: – Ерунда.
– О чем это вы? – вежливо осведомился Блюмкин, срывая с запястий Эба веревки.
– Пол, – коротко ответил магопес. Подойдя к стене, он поднял лапу, провел по белой поверхности когтем. – И стены. Это пеноснег. Мы легко проломим его.
– Что? – не понял Эб. – Что такое пеноснег?
– Материал, который делают гномы, – откликнулся Блюмкин. – Он настолько легок, что не тонет в воде. Хотя в определенных обстоятельствах он и прочен – но не слишком тверд. Увы-увы, мои любезные соратники по несчастью, мне доподлинно известно, что пеноснег этих стен вовсе не такой, как тот, что гномы используют для снегоходов. Это – специальный пеноснег, и если вы попытаетесь пробить в нем отверстие либо каким-то образом сломать его, то убедитесь, что это вам не под силу.
– Так эти штуки, на которых нас привезли сюда, – подал голос Эбвин. – Они тоже из пеноснега?
– Да, действительно, малые снегоходы. Ваша проницательность, юноша, не знает границ, – откликнулся Грюон, поощрительно кивнув Эбвину, и тому вновь показалось, что над ним подшучивают.
– И вправду… – согласился Кастелян, попытавшись вгрызться в пол и, в конце концов, признавая свое поражение. – Хорошо, ладно. Что теперь будем делать?
Они замолчали, только вождь что-то неразборчиво бубнил сквозь шарф. Из-за стены доносилась приглушенная музыка.
Эб выглянул в окно, но увидел лишь бок снегохода с закрытой стеклянным колпаком кабиной.
– Предвидя ваш вопрос, отвечу – это большой снегоход, – заметил Блюмкин, приподнимаясь на цыпочки возле окна. – Снегоход его превосходительства Главнокомандующего.
– Главнокомандующий… – проскрипел Кастелян, укладываясь на пол возле коленей вождя. – Кто он такой?
Блюмкин сел под стеной, достал из кармана зеркальце, изогнутый перламутровый гребень и принялся расчесывать свои льняные волосы.
– Начальник станции, начальник Драгоценной Дороги, начальник вооруженной охраны, директор рудника…
– Тут и рудник есть? – удивился Эб.
– Зев! – воскликнул Гагра. Вскочив, он возбужденно замахал руками. – Черный Зев – вот, как его называют свободные эльфы!
– Ну да, – подтвердил Кастелян. – Зев – его так все называют, рудник этот.
– А что там добывают?
– Человек спрашивает, что там добывают? – продолжал волноваться Гаргантюа. – Гагра ответит. Там разрабатывают магриловую руду, но главное не то, что там делают, главное – кто это делает!
– Постой… – начал Эб, вспоминая, как, уже достигнув озера, гномы разделились, и плененных эльфов повезли куда-то за станцию. – Ты хочешь сказать, гномы заставляют работать эльфов?
– Да!
– Но это… – начал Эб и надолго замолчал.
– Что? – спросил магопес.
– Это несправедливо!
– Справедливо? Слушай, Эбби, не тебе говорить о справедливости.
– Не называй меня Эбби, – ответил Эб, хмурясь. – Почему не мне?
– Потому что в устах того, кем ты на самом деле являешься, это звучит смешно.
– Почему?
Кастелян возвел глаза к потолку.
– Этот вопрос я слышал от тебя уже тысячу раз.
– Человек юн, пока он стремится стать старше, зрел, когда желает оставаться таковым, и стар, когда хочет помолодеть, – поведал Грюон Блюмкин, хлопая Эбвина по плечу. – Не переживайте, мой друг, юный возраст – благо, а не бедствие.
– Да, не робей, – сказал Кастелян. – Еще поймешь, кто ты такой на самом деле. Главное – держись меня. Ну и старый увалень тоже может кое-чему толковому научить.
– Гагра может, – откликнулся эльф, добродушно поглядывая на Эба. – Гагра такой.
– А вас почему гномы в плен взяли? – буркнул все еще красный Эбвин. – Грюон, вы ведь тоже гном. Да еще строили Драгоценную Дорогу. Я не пойму…
– Сведения, коими вы располагаете, увы, не совсем верны, – грустно сообщил Блюмкин. – Мне трудно будет разъяснить это вам, но, по сути, именно я был причиной появления Иглы. Да-да, не удивляйтесь, можно сказать, что я создал Иглу. После этого я отправился в путешествие по миру и путешествовал долго, а когда вернулся в горы, Дорога уже существовала. Под предводительством Бардо Тодола ее начали строить без моего участия. Не могу не вспомнить, как сильно я удивился, увидев этих существ, столь похожих на меня. Так или иначе, но поначалу я заинтересовался проектом и решил оказать посильную помощь. Мне казалось – Дорога благо и принесет пользу этому миру. Увы, выяснилось, что я жестоко ошибался. Только потом я понял, для чего на самом деле она нужна Тодолу. Помимо прочего, у меня с другими… будем называть их привычным словом, гномы… Так вот, у меня с гномами возникли определенные разногласия, вызванные несовпадением взглядов на взаимоотношения с дикими… – Грюон покосился на Гаргантюа… – то есть горными эльфами… В общем, меня изгнали.
– Хочешь сказать, из-за тебя и появилась Игла? – Кастелян так звонко клацнул зубами, что стало понятно – эта новость для него оказалось полной неожиданностью.
Брови Грюона слегка приподнялись.
– Любезный Кастелян, уместна ли подобная фамильярность? Быть может, обращение на «ты» несколько преждевременно, ведь мы не знакомы в достаточной мере для того…
– Да подожди ты! – перебил магопес, останавливаясь перед Блюмкиным и глядя ему в лицо. – То есть подождите вы! Гагра, а ты знал?
Эльф кивнул.
– Почему мне не сказал? И вообще, почему ты стал смотрителем, зачем работал на Тодола?
Гаргантюа горестно свесил голову и развел руками.
– И не стыдно?
Эльф все так же горестно отрицательно покачал головой.
– Гагра хотел держаться поближе к Кастеляну. Что же было делать старому эльфу, пока Кастелян спал?
– Эх вы! – Магопес проковылял в угол комнаты и улегся там. – Один создает Иглу и помогает Тодолу строить Дорогу, второй работает на ней смотрителем… А ведь с ее помощью Тодол свозит магрил к Игле со всего мира! Он же теперь всемогущий здесь, понимаете?
– Гагра думает, лучше быть скромным смотрителем станции, – подал голос эльф, – лучше, чтоб у тебя все отняли, чем получить в подарок лапы и хвост.
Кастелян, не ожидавший такого подвоха со стороны верного Гаргантюа, возмущенно глянул на него, отвернулся и опустил голову на лапы.
Воцарилась мрачная тишина, все сидели, думая о своем. Эб припоминал раскинувшийся на родных холмах городок, старое здание ратуши с облупившимися стенами, узкие мощеные улочки…
Вот ранним утром он топает по одной из них, сжимая поводок, на котором ковыляет Нобби, а по другой стороне от двери к двери бредет старенький молочник Вард с тележкой, полной пузатых бутылок. Эб подходит к дому, где прожил всю жизнь. На балконе второго этажа хлопает дверь, звяканье оконного стекла далеко разносится над черепичными крышами, и госпожа Шлап, облаченная в халат нежно-розовой расцветки, в чепце с кружавчиками, опираясь пухлыми локтями на витые чугунные перила, окидывает взглядом пустую улицу. «Нобби, малы-ыш!» – доносится сверху воркующий голосок хозяйки… И тогда Эб, отпустив поводок, вдруг поворачивается – да как наподдаст криволапому малышу носком сапога под хвост, так что Нобби, пронзительно визжа, взмывает в ясный утренний воздух, проносится над улицей и исчезает за крышами. Эб несколько мгновений смотрит на застывшую, как статуя, госпожу Шлап, затем поднимает большой камень и с разбойничьей улыбкой запускает им в окно над балконом. Госпожа Шлап с криком: «Кто-нибудь – сюда! Эбби сошел с ума!» – исчезает и…
– Вы производите впечатление довольно мечтательного юноши и, кажется, мыслями своими были сейчас далеко от этого узилища, – заметил Грюон Блюмкин с улыбкой. – Где вы обитали раньше? Далеко ли отсюда?
– Отвлекся немного, – пробормотал Эб. – Я жил в таком небольшом городке…
– Здравствуют ли еще ваши родители?
Эб помотал головой.
– Нет, я их вообще не помню…
– Ах да! – воскликнул Грюон. – Простите меня, юноша, я как-то не подумал… Но продолжайте, продолжайте!
– Меня воспитывала бабушка Снок. Она работала у мэра нашего города, господина Шлапа. Я всегда жил у Шлапов.
Бровь гнома приподнялась
– Шлап, говорите? Только сейчас я рассмотрел вас внимательно, и мне показалось, что вы не считаете всю предыдущую вашу жизнь разнообразной и веселой… я прав? Чем же вы занимались в доме этих, с позволения сказать, Шлапов?
– Ну… – протянул Эбвин. – Госпожа Шлап, она очень любила… то есть любит животных. У них в доме много животных – хомяки, морские свинки, кошки и вот… – он покосился на Кастеляна, прислушивающегося к их разговору… – пес. В доме Шлапов у меня было два занятия. Обычно я там все приводил в порядок, если что-то ломалось. А еще по приказу госпожи Шлап следил за животными. Хотя чинить мне больше нравилось, чем за ними следить…
– М-да, – произнес Блюмкин. – Голос ваш невесел, да и выражение лица таково, что закрадывается подозрение – вы были не слишком-то довольны уготованной вам судьбой.
– Да уж, – согласился Эб. – Не слишком-то.
– Что же в таком случае помешало вам порвать сковывающую вас постылую цепь однообразных будней и уйти от хозяина, господина, как вы выразились, Шлапа? Наняться юнгой на какой-нибудь проплывающий мимо корабль, чьи паруса вы по утрам с волнением наблюдали из окошка своей маленькой комнаты? Или податься в ученики к зеленщику? Поступить на военную службу или, быть может, еще что-нибудь такое же романтичное?
Глава 18
ТЕМНОЕ ПРОШЛОЕ
Стало очень тихо. Кастелян, Гаргантюа и Блюмкин по очереди взглянули друг на друга, а затем посмотрели на Эба.
Неожиданная догадка возникла в голове Эба, он, в свою очередь, окинул взглядом спутников и обратился к гному:
– Грюон, вы тоже из Цуката?
Блюмкин покосился на Кастеляна и отвел взгляд.
– Почему вы молчите? Что такое Цукат? Где он находится? – От негодования Эбвин застучал кулаком по полу. – Я считал, что Цукат – это сказка…
– Ха, сказка! – фыркнул магопес. – Конечно, нет.
– Кастелян, я хочу знать, из-за чего вы с Тодолом стали врагами. Вы постоянно что-то скрываете от меня.
– Это долгая история, – откликнулся магопес. – Рассказ займет много времени.
– Ну и что? Нам некуда спешить, мы все равно не можем выйти.
– Хорошо, тогда слушай, Эбби. Когда-то мы с Бардо Тодолом были друзьями. Близкими друзьями. Жили мы на окраине Цуката, в самом бедном районе, и все свои силы отдавали чароплетству. Чаро-плеты, – раздельно повторил он. – Так называют там магов.
– Да, мы были могущественными чароплетами, – продолжал Кастелян. – Могущественными… и бедными. Понимаешь, Эб, сама по себе магия не приносит доходов. Все свободное от сна и приема пищи время уходит на совершенствование умений, на то, чтобы добывать новые знания. Будучи могущественными чароплетами, мы ютились в бедном домишке. Поначалу это не имело никакого значения – мы были слишком поглощены своими занятиями, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как ветхая одежда, скудная пища, отсутствие удобств. Мы писали книги, каждый свою. Книгу всей своей жизни… и оба были счастливы. Однако с возрастом нищета стала тяготить нас. Почему, спрашивали мы себя, какой-нибудь набитый дурень, получивший богатство в наследство, купается в роскоши, ни разу в жизни пальцем о палец не ударив, чтобы эту роскошь заслужить, – в то время как мы, умнейшие из умнейших, бедны? Повторю, это тяготило нас обоих, хотя друга моего Бардо Тодола – гораздо сильнее. И однажды мы решили, что пора разбогатеть.
Гагрантюа и Грюон Блюмкин слушали магопса так же внимательно, как и Эб. Наверное, в подробностях эту историю до сих пор не знал никто, кроме Бардо Тодола и Кастеляна.
– Да, именно так, в один прекрасный момент мы просто решили, что пора стать богатыми, – неторопливо продолжал он, – и тогда возник вопрос, который задает себе каждый, решивший разбогатеть: как? Именно Тодолу пришла в голову эта мысль. Он вспомнил про одного нашего знакомого дракона. Этот старейшина крылатого племени прозывался Гулгор и жил в пещере на вершине большой горы. Он был последним представителем древнего рода, подарившего миру не маленьких безмозглых драконов, которых в Цукате используют для перевозок, но могучих, огромных, умных чудовищ.
Тут надобно заметить, что те древние драконы, в отличие от их нынешних собратьев, имели привычку к бессмысленному накопительству. Как сороки, стаскивающие в гнездо всякие блестящие штучки, они наполняли свои пещеры награбленными за века сокровищами. И вот Бардо Тодолу пришла в голову одна идея. Бардо обсудил ее со мной и, испытывая определенные сомнения, я все-таки поддержал его. – Кастелян обвел слушателей суровым взглядом. Эбу почудилось, что сквозь облик кривоногого пса проступают неявные, расплывчатые черты старика с кудрявой бородой, того, чья душа скрывалась в теле Нобби.
– Мы поднялись на гору, где обитал Гулгор, и нашли пещеру дракона. И предложили ему дать нам на время часть своих сокровищ, чтобы… – Кастелян посмотрел на завороженного рассказом Эба и своим обычным скрипучим голосом закончил: – Слишком долго обо всем этом рассказывать. В конечном счете, Гулгор предоставил нам то, что мы просили. Не отдал, но позволил воспользоваться на время. Мы разбогатели, затем поссорились, Тодол решил меня убить, я спрятался от него в таком месте, где, как думал, он никогда меня не найдет… но все же он совершил невозможное и разыскал меня.
От такого неожиданного окончания истории Эбвин растерялся.
– И все? Ну почему ты все время что-то скрываешь?
– Чтобы ты не сошел с ума, Эбби.
– Не называй меня Эбби!
Он вскочил и, кусая губы, стал ходить от стены к стене. В конце концов, Эбвин остановился перед дверью, нагнулся, рассматривая широкую замочную скважину, подергал ручку.
– Попробуй открыть, – предложил Кастелян, внимательно наблюдая за ним.
– Как же я ее открою?
– Не знаю. Просто попробуй.
Пожав плечами, Эб опять подергал ручку, а потом, недолго думая, сунул в скважину мизинец и повернул его.
Раздался щелчок.
– Ага! – произнес Кастелян довольно. – Вот именно…
Эб, сам не веря тому, что у него получилось, в третий раз потянул за ручку. Дверь осталась закрытой, но теперь ей мешал распахнуться только засов с наружной стороны.
– Но как?.. – начал он, пятясь от двери.
Кастелян молчал.
Засов лязгнул, в дверь просунулась голова и окинула комнату опасливым взглядом, задержавшимся на магопсе. Появилась перемотанная тряпицей рука и поманила пленников.
– Выходить по одному. Медленно.
Под пристальными взглядами четырех вооруженных гномов пленники прошли в соседнюю комнату, где их поджидал Главнокомандующий. Он сидел, выпрямив спину так, будто ружье проглотил, и слушал музыку, доносившуюся из раструба стоящего на белой тумбочке граммофона.
В музыке преобладали ударные и духовые, причем роль ударных исполняли исключительно тарелки, а роль духовых – горн. Похоже, это был какой-то марш, хотя старая пластинка шипела так, что граммофон чуть ли не подпрыгивал. В комнате все было белым – и стены, и мебель, и окошко, за которым виднелся все тот же большой снегоход – тоже белый.
На стене висело ружье, напоминающее оружие гномов, но больших размеров, с широким прикладом и множеством стволов. Эб насчитал их семь. На прикладе сидело существо, при виде которого Эбвин вздрогнул. Вроде летучей мыши, но только вместо обычной головы у этой мыши был продолговатый череп. К лапке ее была привязана черная ленточка. Еще Эб увидел жезл – тот лежал на расстеленном плаще в углу комнаты.
При их появлении Главнокомандующий отложил лист пергамента и встал. В отличие от обстановки, он, наоборот, был весь черный. Узкие высокие сапоги блестели полночным глянцем, брюки-галифе отливали вороненой чернотой, а похоронный цвет кителя нарушали лишь тонкие золотые каемки, тянувшиеся по краям иссиня-черных погон.
Гномы, которые привели пленников, замерли в дверях с оружием наперевес. Начальник станции перевел пронзительный взгляд с магопса на Гагру, с Гагры на Эба и, в конце концов, вперил его в Грюона Блюмкина.
– Что. Делали. У эльфов? – резко спросил он.
Гаргантюа набычился, сверху вниз рассматривая гнома, пошевелил губами и сказал:
– Туристы.
– Врешь, – откликнулся Главнокомандующий. Он стоял, не шевелясь, лишь носок правого сапога подрагивал в такт льющемуся из граммофона маршу.
– И что это. Разрази меня гром. За собака?
– Вы зря расходуете на нас свое красноречие, ваше превосходительство. Это просто песик… – заговорил Грюон надменно, но Главнокомандующий перебил его:
– А, Блюмкин! Якшаетесь с эльфами? Бардо Тодол недавно спрашивал о вас. Вы знаете, мы расширяем Дорогу. Хотим, чтобы она опутала весь мир. Тодол желает ускорить сбор магрила.
– Дорога и так уже опутала весь мир, – возразил Блюмкин. – Она как удавка стянула его.
Главнокомандующий впервые позволил себе краткий жест – поднял руку и прищелкнул пальцами.
– О! Великолепный проект. Прямой маршрут отсюда до самого побережья. Хорошо. Бардо сейчас на вершине Иглы, вас доставят к нему. Эльфа и мальчишку – в шахту, работать! – скомандовал он гномам, и тут снаружи включилась сирена – ее пронзительный вой проник в помещение, заглушив шипение старой пластинки и музыку.
Вой звучал несколько мгновений, а затем резко смолк, будто захлебнулся. Донеслись крики, гудение пропеллеров, потом раздался взрыв, здание дрогнуло и наступила тишина.
– Что такое? – спросил Главнокомандующий.
Ответом ему был треск пеноснега – стену за спиной гнома прочертила трещина. Левый угол комнаты с хрустом смялся и исчез в темно-красной пасти.
Глава 19
ТРЕЩИНА
Часть здания обрушилась, придавив протоволка. Опять прозвучал взрыв, за ним другой, и Эбвин припомнил ящики с изображением черепа и костей, сложенные под брезентовым шатром.
– Так он не погиб! – прокричал Эб.
Глухо завывая, тварь принялась ворочаться под обломками, вовсю работая челюстями и расчищая путь перед собой.
Первым сообразил что к чему Грюон Блюмкин, за ним – Гаргантюа. Гном одной рукой подхватил с пола магопса, второй вцепился в локоть Эбвина и поволок их к пролому, образовавшему в стене с окошком. Эб успел лишь схватить жезл.
Гагрантюа, потянув вождя, с громким «Хо!» последовал за ними.
Снова раздались взрывы. От комнаты остались лишь одна стена да пол. Под перевернутым столом с проклятиями ворочался Главнокомандующий.
Они выскочили наружу. Половина мачт исчезла, но оставшиеся фонари озаряли заснеженный лед озера и покатый бок большого снегохода с гостеприимно приоткрытым люком. В хвостовой части машины виднелись длинные лопасти пропеллера.
Со всех сторон раздавались вопли, хлопки выстрелов. Часть круглых домиков развалилась, в сетчатом ограждении зиял широкий пролом. По станции метались фигуры в фиолетовых плащах.
Черная трещина зигзагами протянулась по льду от того места, где когда-то стоял брезентовый шатер с ящиками.
Гагра, подтолкнув вождя к люку снегохода, ухватил за воротник пробегавшего мимо гнома, притянул его к себе и прорычал в лицо:
– Эй, карла! Что случилось?
Гном слабо трепыхался в руке эльфа, удерживающего его за воротник плаща.
– Говори! – рявкнул Гагра, и гном пискнул:
– Чудовище! Тит по нему… из ружья! Не попал… попал в склад. В склад!!! А там взрывчатка для рудника…
– Ясно. Тварь вернулась за нами. – Гаргантюа отшвырнул гнома и с такой силой толкнул Эбвина, что тот влетел в снегоход, быстро семеня ногами, пересек машину и упал на одно из кресел перед прозрачным колпаком кабины.
Протоволк почти выбрался из-под обломков здания. Стоящий на коленях Главнокомандующий что-то кричал гномам, бегающим вокруг малых снегоходов, и размахивал ружьем с семью стволами, до того висевшим на стене его комнаты.
В соседнее кресло упал Гагра, Блюмкин проскользнул вперед и схватился за руль. Вождь сел на пол между креслами – его глаза вращались, он мычал, жалобно ухал сквозь шарф. Эб протянул к нему руку и освободил рот Мангула Гура.
– Шатан кир-дых глюп тирибим!
– Это становится однообразным, – заметил Кастелян. – Ладно, сейчас перекушу его веревки. Чего стоите? А ну – вперед!
Тут только Эбвин обнаружил, что под его креслом имеется широкая педаль, такая же, как и у кресла Гаргантюа. Эб поставил на нее правую ногу, нажал. Педаль легко ушла вниз, исчезла в отверстии в полу вместе со ступней, а из соседнего отверстия поднялась вторая – Эбу ничего не оставалось, как, поставив на нее левую ногу, крутить дальше.
Позади раздалось гудение набирающего обороты пропеллера. Блюмкин налег на руль, снегоход стал разворачиваться. На груде уплывающих назад пеноснеговых обломков возник раскоряченный, нелепый и зловещий силуэт протоволка.
Трещина, пробежавшая от того места, где раньше стоял шатер с динамитом, становилась все шире. Она рассекла лед надвое, оставив снегоход по одну сторону, а прототварь и развалины по другую.
– Давай, давай! – неистовствовал Кастелян. В возбуждении он задом плюхнулся на пол, изогнувшись, принялся яростно чесать лапой за ухом, но тут же опомнился. Бросив в сторону Эба стыдливый взгляд, Кастелян рявкнул на вождя: – Да заткнись ты!
Вряд ли до сих пор могучему Мангулу Гуру доводилось выслушивать приказы маленьких криволапых песиков. Поток наполнявших кабину «тирибимов» и «кир-дыхов» прекратился, его сменил доносящийся сзади тяжелый рокот пропеллера.
Эб с Гагрой вращали педали, механизм, передающий их усилия на пропеллер, стрекотал под мягким пеноснеговым полом.
– Жми, жми! – подбадривал магопес, присаживаясь рядом с Грюоном и выглядывая сквозь колпак.
Трещина изогнулась, норовя поднырнуть под машину, гном резко налег на руль, поворачивая. Черная вода плескалась у самых полозьев. Рассекая лед, трещина росла зигзагами, не позволяя повернуть влево, где на склоне холма осталось разоренное эльфийское становище. Там, пока еще прилично отставая, длинными скачками бежал протоволк. А сзади, жужжа, как стая разозленных пчел, неслось с десяток маленьких снегоходов, и на каждом сидел гном. Преследователи растянулись длинным треугольником. Главнокомандующий был впереди.
Шерсть на загривке Кастеляна встала дыбом, вялые уши, в обычном состоянии похожие на две волосатые оладьи, поднялись.
– Налегай! – вопил он, скаля зубы.
Сквозь рокот пропеллера донеслись хлопки, пеноснег корпуса отозвался треском – преследователи стреляли в них. Несмотря на то, что в коленях его и так уже щелкало, Эб, вцепившись в подлокотники, закрутил ногами быстрее.
– Давай! – неистовствовал Кастелян. – Тварь догоняет!
Эб скосил глаза влево. Протоволк почти поравнялся со снегоходом, теперь их разделяла лишь расширяющаяся полоса черной воды.
– Почему он не прыгнет? – прокричал Эб.
– Вода! – откликнулся магопес. – Единственное, чего прототвари боятся. Для них она, как для нас – огонь. Может сжечь. Не отвлекайся, Эбби, – жми, жми!
Бешеный ритм погони нарушили слова Грюона Блюмкина, внимательно глядевшего на то, что открывалось впереди.
– К сожалению или к счастью, но обстоятельства таковы, что у нас почти не осталось возможностей для маневра, – как всегда неторопливо и обстоятельно заговорил он. – Мы не можем свернуть, а впереди склон и…
– Да, да, это Игла, – перебил магопес. – Там еще будка охранников, видите? Вы слышали, что сказал Главнокомандующий? Бардо Тодол сейчас на вершине Иглы! Но и мой Зубастик тоже там!
Ветер гнал по льду снежную пыль, за машинами она заворачивалась смерчем. Гномы приближались – Главнокомандующий почти поравнялся с большим снегоходом…
Как и протоволк, тварь бежала как-то странно, вихляя. Она то делала резкий нырок к трещине, то отшатывалась, все еще не решаясь перескочить на другую сторону.
Хотя фонари давно остались позади, подножие Иглы было отчетливо видно – настоящая баррикада покатых ледяных наростов. Дальше возвышался отвесный склон, в нем темнел круглый провал рудника. Вплотную к нему стоял домик, озаренный светом фонаря, рядом переминался с ноги на ногу охранник. Приложив ладонь ко лбу, он вглядывался, пытаясь сообразить, что за кутерьма поднялась на станции.
А станция уже исчезла. Эб не мог сейчас оглянуться, но, судя по тому, как расширялась трещина, половина озера теперь освободилась от ледяного панциря.
Снегоход не ехал, а почти летел, едва касаясь полозьями льда. Передающий механизм под полом уже не стрекотал – жалобно пищал. Рокот пропеллера превратился в вой.
Главнокомандующий слегка повернул руль, разворачивая свой снегоход к машине беглецов. На его коленях лежало семиствольное ружье.
– Поверните, – сказал магопес Блюмкину. – Вправо. Мы же тяжелее, сшибем его!
– При всем уважении к вашему хладнокровию, не могу сделать этого, – откликнулся Блюмкин. – Мы неминуемо перевернемся, а я хотел бы приберечь это для финала.
Обеими руками вцепившись в руль, будто слившись с ним, гном наклонился вперед, то впиваясь взглядом в склон Иглы, то поглядывая на трещину. По другую ее сторону, поблескивая саблями клыков, мчался вытянутый сгусток первозданного мрака.
– Эб, ты видишь его? – прокричал Блюмкин. – Если он прыгнет, сразу крикни мне!
Склон приближался. Он вытягивался в длину и ширину; казавшаяся издали ровной серебристая поверхность на глазах менялась, на ней вырастали извивы трещин, ложбины и выступы. Еще мгновение Эб видел полоску неба. Он успел заметить, что небо светлеет, а потом склон заслонил все.
Зев рудника оказался перед ними. От прохода в его глубину тянулись две цепочки тусклых желтых огоньков.
Но и снегоход Главнокомандующего нагонял. Гном поднял оружие, прицелился. Семь стволов закрутились так быстро, что слились в один, широкий, похожий на дуло пушки, и разом выстрелили. Правая половина стеклянного колпака осыпалась осколками, пули взвизгнули возле лица Эбвина – и тут же лопнула левая половина.
А протоволк наконец решился перемахнуть через трещину.
– Прыгает! – закричал Эб.
Грюон Блюмкин налег на руль, выворачивая его до упора.
Лыжи повернулись почти под прямым углом. Пропеллер взвыл, машина осела носом, ударилась в берег и встала на дыбы. Хвостовую часть приподняло и развернуло к трещине – навстречу протоволку. Захрустели, застонали лопасти, когда тварь обрушилась на них. Снегоход Главнокомандующего вильнул, проскользнул под днищем машины и упал в воду.
Всех, кто находился в кабине, швырнуло вперед сквозь разбитый колпак.
В этот миг утренний свет озарил вершины, бесшумной лавиной скатился по склонам и обрушился на озеро, разбрызгав во все стороны чернильные капли тьмы. И в ту же секунду трещина достигла Иглы.
Словно запущенное с нечеловеческой силой копье, она вонзилась в берег и прорубила баррикаду ледяных наростов. Взвихрился белый смерч, со звоном острые осколки полетели во все стороны, сверкая и искрясь. Протоволк взревел, будто дымная медуза растекаясь по задней части машины.
Мгновение снегоход стоял на продавленной кабине, а затем повалился на бок и рухнул в бурлящую воду. От прядей мглы, которые наматывались на все еще медленно вращающийся пропеллер, повалили дымные клубы. Кривые клыки торчали из корпуса машины, но один отломился, ушел под воду и тут же всплыл, покачиваясь, с шипением исходя густым паром.
Глава 20
СЕРЕБРЯНАЯ ИГЛА
Дневной свет преобразил пейзаж, оживил мрачные склоны и темные ущелья, заискрился в укромных долинах, заставил вершины гор сиять.
Упираясь ладонями в камень, Эб приподнялся и выплюнул набившийся в рот снег. Он лежал в начале широкого туннеля, тянувшегося наискось вниз. Под серебряным потолком висели фонари.
Охая, потирая бока, вокруг поднимались его спутники. Все, кроме Кастеляна, – тот, встав на все четыре лапы, уже осторожно выглядывал наружу.
– Эй, смотрите, – позвал он.