Шаг во тьму Тропов Иван
Гош невозмутимо кивнул, соглашаясь.
– Но… – Я еще раз поглядел на больницу. Потер бровь.
Больница… Никак у меня не складывались воедино чертова сука и больница.
Может быть, потому, что я ни разу не видел ни одной чертовой суки, которая была бы больна. Да что там больна – я их даже старыми не видел. Словно все они, когда достигают какого-то возраста, уезжают куда-то… Уходят?
Я поежился. Даже думать не хочется, куда они могут уходить.
– Подожди, Гош… Ты хочешь сказать, что она была здесь ради больницы?
– Ее машина стояла здесь. – Гош дернул подбородком назад. На обочину перед воротами больницы, мы чуть проехали их.
– А сама она? Ты видел, как она входила в больницу?
– Выходила, – поправил меня Гош.
Так… Значит, он нашел машину, когда она стояла здесь. А сука была в больнице…
– Бред какой-то… Зачем ей больница?
Больница… Какая ей, жабе, может быть нужна больница, когда ее не то что болезни – пули не берут! Подпиливаешь их, чтобы раскрывались в теле, чтобы рана была больше, но даже это не всегда помогает. Если в голову не попал, а жаба сильная, то даже подпиленные пули могут не спасти. Хоть всю обойму в нее всади… Старик уж сколько этих чертовых сук передавил, а спалился именно на жабе.
И вдруг вот такая же вот жаба, а то и не такая же, а еще покруче, чем наши, провинциальные, – и вдруг ей понадобилась больница? Это даже не смешно.
Но даже если и понадобилась. Почему она выбрала эту? Древняя развалюха у черта на куличках. С соответствующими врачами, можно не сомневаться. Почему ее выбрала?
Чертовы суки живут, как им нравится. Берут от жизни все, что хотят. Лучшее. У нее же в подружках паучиха! Ну, была в подружках… С помощью паучихи она могла бы без особого труда получить врачей из лучших столичных клиник. Или из каких-нибудь швейцарских. Паучихе какая разница, кого хомутать…
Могла бы. Но почему-то выбрала эту провинциальную развалюху.
Почему?
Я поглядел на Гоша. Гош невозмутимо наблюдал за больницей.
– Ты говорил, что мальчишка жив. Он был с ней?
Гош кивнул.
Та-ак… Час от часу не легче…
В конце концов, можно было бы предположить, что хотя пули их не сразу берут, но какие-то болезни им все же страшны… Но зачем ей мальчишку-то с собой сюда тащить?
Это он заболел? Допустим. Хотя ей он нужен ровно на две недели, до ритуала, а выглядели они с братом совершенно здоровыми, но – допустим. Вдруг простудился, воспаление легких, мало ли… Но почему, дьявол ее задери, из всех больниц она выбрала эту?! Какая тут, к черту, быстрая квалифицированная помощь?!
– А тот усатый? Был?
Гош кивнул.
– Да Гош, в самом деле! Где он был? В машине сидел или с ней ходил?
– С ней.
И он тоже в больницу ходил…
Хм… Может, она все свое с собой возит? Тогда это хоть что-то объясняет.
– И долго она здесь была?
– Сорок минут, – сказал Гош. Поглядел на меня, нахмурился и на всякий случай добавил: – При мне.
Мне снова захотелось врезать ему. И не обязательно в плечо. Но я сдержался.
Так… Он нашел ее машину здесь. Как именно – спрашивать бесполезно, я из него это и за сутки не выпытаю с его манерой отвечать на очевидные – для него очевидные! – вопросы. Но в принципе понятно. Их, когда он в конторе работал, этому учили.
Главное, нашел. Неделю искал, но все-таки нашел. Тут, у входа. Сорок минут машина стояла, потом из больницы вышла та жаба с тем усатым водителем, а может, и не только водитель он для нее, – и вторым близнецом. Села и уехала.
– Ты ее выследил?
Гош оторвался от больницы и уставился на меня. Скептически, чтобы не сказать подозрительно.
– Тот мужик? – сообразил я. – Из-за него? Думаешь, заметил бы?
Гош невесело покивал. Похоже, он того мужика высоко оценил.
– Думаешь, он тоже… из ваших?
Я был почти уверен, что Гош опять кивнет.
Но Гош мотнул головой. Сразу и уверенно. Нет, не из их.
Черт возьми… Все веселее и веселее!
– А тогда чего? – раздраженно спросил я. В самом деле перестал понимать Гоша. – Если тот мужик не из ваших, то чего ты его так боишься?
– Не боюсь, – сказал Гош. – Опасаюсь. Он не из наших, но… – Гош сморщился и замолчал.
– Повадки?
Гош, поморщившись, склонил голову к плечу. Прислушивался к чему-то в глубине себя, взвешивая.
– Ухваточки, – наконец нашел он ярлычок.
Мне показалось, что он еще что-то хотел сказать – была у него какая-то догадка. Но нет. Если и была, Гош не стал ею делиться.
Я умею ждать.
Но одно дело ждать, когда у гнезда, когда уверен, что рано или поздно она появится… А вот сюда, вернется ли…
Время тянулось невыносимо медленно. Дождик то сходил на нет, то припускал с новыми силами. Потемнели последние окна в двухэтажном доме сбоку от больницы.
Пару раз подъезжали «скорые», санитары утаскивали внутрь носилки. Вышла парочка – судя по специфическому виду, врач с медсестрой после дежурства, – погрузились в старенькую «девятку» и укатили.
Пришагала молоденькая тетка, спешным, но твердым шагом, совсем не больная. Подъехали новенькие «жигули». Выгрузился поджарый молодой человек, уверенно взбежал по ступеням и скрылся в больнице.
Ни чертовой суки, ни ее усатого, ни мальчишки.
Ни просто подозрительной машины.
Ни-че-го.
– Во сколько ты ее видел?
– С половины до часу.
Я покосился на приборную панель. Половина третьего. Поглядел на Гоша.
– Уже не приедет сегодня, думаешь?
Гош, конечно же, промолчал.
Я уставился на больницу. Сегодня… А что, если она вообще больше сюда не приедет? Что тогда?
Гош искал ее машину неделю, пока вышел на это место. Что теперь? Еще неделю?
Это будет уже после полнолуния. После жабьего ритуала. Он у паучих в новолуние, у жаб – в полную луну. После полнолуния мальчишка будет мертв.
Слева что-то двинулось, я обернулся, вгляделся, но по ту сторону забора никто не прятался. За кустами по дорожке задумчиво брел молодой человек, длинноволосый, в черном длиннющем кожаном плаще, лишь носки ботинок со стальными набивками поблескивали из-под пол. Рядом с ним грустно семенил розовомордый питбуль, в кожаной жилетке и в подобии строгого ошейника наизнанку – в темноте молочно светились хромированные шипы.
Погуляли и ушли.
«Скорые» больше не подъезжали.
Все замерло.
Белесые отсветы в холле за стеклянными дверями, робкий голубоватый из бойниц меж лестничных пролетов и три ярких желтых окна во втором этаже казались ошибкой. Просто забыли погасить свет, когда все уходили.
Еще одно окно горело за углом справа. Самого окна не видно, но вбок на землю падал длинный прямоугольник света. Облепил и пустую клумбу, и голый газон, и косой забор…
Дальше, за забором, когда-то была дорога в объезд больницы. Ныне такая же символическая, как и сам забор. От дороги остались лишь невнятные куски растрескавшегося асфальта да проплешины щебенки, занесенные землей и гнилой листвой. Не обновлялась с самого строительства больницы, наверно. Скоро кусты, наступающие со стороны леса, съедят и ее останки…
Я поглядел назад. Слева от больницы, между ней и домом, тоже шла дорога. Я думал, это ради дома – отгородить от больницы. Но если и справа от больничного здания была дорога, за него… Куда-то же она вела?
Если Гош не ошибается насчет усатого, может быть, это и есть ответ?
– Гош…
Гош молча покосился на меня. Я кивнул на дорожку.
– Может, они за больницей встали?
– А въехали как? – спросил Гош. – Мимо нас?
– Ну… С той стороны вроде не лес – так, полоса деревьев. Там вроде метров через сто шоссе проходит?
Если бы мы ехали прямо по той дороге, по которой въехали в этот городишко, выехали бы как раз куда-то туда. А если ехать в ту сторону еще дальше, то упрешься куда-то в северо-западные пригороды Москвы. Не самое плохое местечко, как я слышал. Может быть, чертова сука как раз оттуда и приезжала?
– Там нет съезда, – сказал Гош.
– По карте? – уточнил я. Карты, бывает, устаревают еще до момента составления, особенно у нас, особенно теперь.
– Ножками, – сказал Гош. – Вчера.
– А если…
– Посиди, – сказал Гош и вылез из машины.
– Ты куда?
Но он уже захлопнул дверцу, лишь дернул рукой, чтобы я не высовывался.
Обошел машину, протиснулся в решетку парка – возле столба, где литье то ли скололось, то ли лопнуло от зимних морозов. Пошел выгуляться до ближайших кустиков…
Но Гош прошел мимо кустика, прошел и мимо второго. Пересек дорожку и ушагал в глубину парка, потерялся в сплетении голых ветвей и темноты.
Чертов Гош! Весь он в этом – вот так вот взять и уйти, не предупредив! Ничего не объяснив. Ни куда пошел, ни когда вернется. А что, если эта сука прямо сейчас приедет?
Но она не приехала.
Гош вернулся, плюхнулся на сиденье и вздохнул.
– Ну и куда ты ходил?
– Подозрительный он был.
– Тот парень?
Гош не ответил. На очевидные вопросы он не отвечает, особенно когда в плохом настроении.
– И чего ты там нашел?
Гош вздохнул и завел мотор.
В зеркалах заднего вида светлело небо, уже подступал рассвет, когда мы добрались до Смоленска.
До дома он меня не довез. Приткнулся к обочине сразу на въезде в город, дернул головой, чтобы выматывался.
Может быть, и правильно, что решил выкинуть меня здесь.
Машина замерла, но я не спешил вылезать.
– Гош, ты это…
Я покосился на него. Он глядел на меня и терпеливо Ждал.
Ох, не хотелось мне ему говорить. Как бы не передумал Гош выслеживать эту тварь, если узнает, что здесь не просто запрет Старика, но еще и…
Гош выжидающе глядел на меня.
Я втянул побольше воздуха и выпалил:
– Виктор следит за мной. Звонит, даже заезжал.
Я ожидал хмурых бровей, я ожидал тяжелого вздоха. Мгновенного опасливого прищура, а потом убегающего от меня взгляда… Чего угодно, только не пренебрежительного хмыканья.
– Не понял… Так ты знал, что он за мной приглядывает?
– Мы, – сказал Гош.
– Мы?..
– Мы за тобой приглядываем, – сказал Гош.
Я потер лоб, пока в голове укладывалось.
Чувствуя, как накатывает волна облегчения – и надежды… Гош, Гош, мой надежный Гош! Все-таки обвел этого пижона вокруг пальца?!
– Так теперь ты за мной следишь?
Гош кивнул. Потом уточнил:
– Сегодня – я.
– А завтра? Вы через день за мной будете присматривать, или он тебя только на день попросил?
– Вместе, – сказал Гош таким тоном, будто опять поправлял меня.
– Вместе – это как получится, что ли? Гош, ты можешь его… ну, чтобы и завтра ты за мной приглядывал?
Гош подумал. Кивнул, не очень-то радостно.
– Но только так, чтобы он ничего не заподозрил…
Гош поглядел на меня, но ничего не сказал. Дернул подбородком на дверь.
Дрянная погода добралась и сюда. Моросил дождик, но я несся к дому, едва замечая его, – завтра я опять выберусь из города!
Из города – и вместе с Гошем!
Мы выследим тебя, тварь. Выследим. Скорее бы вечер.
Скорее бы ночь.
Глава 2
СВИРИСТЕЛЬ
Луна светила в окно, неотлучная подружка.
Несколько сладких минут я лежал, еще половинкой во сне, под поверхностью яви… Большей частью еще там. Доверчивый, купаясь в теплом ощущении, что все как надо, все правильно…
Потом спохватился и сел в кровати. Уставился на автоответчик. Красные огоньки, зеленые цифры. Уже глубокий вечер.
Выспался я отменно. Сны были, но теперь совсем другие – не было в них того мальчишки, что глядел на меня последнюю неделю… Только это аванс. Я еще ничего не сделал.
Если учитывать, что ехать туда три часа с хвостиком, как раз пора выезжать. А предусмотрительный Гош, с его-то привычками перестраховщика всегда и во всем, должен был разбудить меня час назад, чтобы я не забыл – будто я мог такое забыть! – и не спеша собрался. Чтобы уже был готов.
Или я так со вчерашнего дня и не включил его? Звонок не звенит, сообщения не принимаются?
Нет. Вон в ряду огоньков темный провал – значит, звонков вообще не было. Странно…
Сквозь приоткрытую фрамугу донесся шелест шин, какая-то машина разворачивалась возле дома. И я даже знаю, какая!
Пулей вылетел из кровати, дробью заметался по комнате, натягивая штаны, рубашку, носки. Подхватив охотничий рюкзак, высыпался в прихожую, влез в ботинки и как раз натягивал плащ, когда за дверью послышались шаги на лестнице.
Щелкнув замком, я вывалился навстречу Гошу… И встал.
Что-то я хотел у него спросить, но это вылетело из головы, да и не важно теперь. За дверью стоял Виктор, покручивая на пальце брелок с ключами.
Он глядел на меня, и по его лицу расплывалась ухмылка.
– Немая сцена, – прокомментировал он. – Свиристель, убитый влет подложной далью. Взятый в оборот…
Он поднял руку и ткнул меня пальцем в грудь, освобождая проход. Переступил порог, мягко прикрыл за собой дверь.
Покрутил головой, снова ткнул меня пальцем, отстраняя еще дальше, и прошелся по квартире, заглядывая в комнаты. Покручивая на пальце брелком, вернулся ко мне. Склонив голову к плечу, оглядел и меня.
– Великий заговор людей и книг скрыл истину, чтоб я в нее не вник… Далеко собрался?
– Погулять, – сказал я. – Можно?
– Погулять… – протянул Виктор, разглядывая мой рюкзак. Хмыкнул. – А это зачем?
– Перекусить, если проголодаюсь. Термос, бутерброды. Проверять будешь?
– Ах… Так гулять мы будем не вокруг дома? Дальняя прогулка у нас?
– Точно.
– За город, выходит… – Он покивал в притворном понимании. – Но и не очень далеко? Не до Московской области, я надеюсь?
– Опять в яблочко.
– Угу… – Виктор все разглядывал меня, буравил взглядом, но я держал каменную маску. Он вдруг ухмыльнулся. – Там дождик вообще-то, Храмовник.
Я пожал плечами. Если и вымокну, его какое собачье дело?
– Ну, что ж… В самом деле! Отчего бы двум благородным донам да и не прогуляться на ночь глядя? Ну, пошли! – Он развернулся, пальцем с брелком прочертив приглашающую дугу, и вышел. – Погуляем…
Он стоял за плечом, с ухмылкой глядя на меня, пока я запирал дверь. Пропустил вперед и, как конвоир потыкивая пальцем в спину, подгонял меня вниз по лестнице. Черт бы его побрал! Если сейчас Гош…
За дверью налетел ветер, полный ледяной мороси. Прямо с крыльца я бодро рванулся вбок, вдоль стены к углу дома… Цепкие пальцы поймали меня за плечо. Стиснули. Подтолкнули к черному «пежо» перед крыльцом.
– Залезай. Вместе покатаемся.
Черт бы его побрал! Если пока мы с ним будет кататься, за мной приедет Гош – станет он меня ждать, или…
Или он вообще не приедет? Собирался бы заехать, позвонил бы.
– Чего замер, Храмовник? – Виктор вопросительно глядел на меня из-за машины, облокотившись на крышу и все поигрывая ключами. – Или тебе еще и дверцу открыть? А ну лезь, я сказал! Гул-ляка…
Я вздохнул и полез в машину.
Мотор он не выключал, внутри было жарко, пахло каким-то восточным маслом – сандаловым? И музыка, как всегда. Очень тихо, чуть громче мотора, но великолепная система держала звук кристально-чистым и на таком низком уровне. Различимо все, до последней мелочи.
Какой-то меланхоличный дум. Сначала звуки сливалась в нудную невнятицу, но пока Виктор разворачивался, пока выезжал двориками к шоссе, мелодия раскрылась передо мной. Неспешная, грустная, но – чертовски красивая.
– Что это?
– The Sins of Thy Beloved… Я же тебе давал вроде?
Я пожал плечами. Он мне много чего давал. Все, что они издают и ему сколько-нибудь нравится, он мне дает. Из этого слушать можно максимум одну десятую. А так, чтобы зацепило, чтобы проникнуться, и того меньше.
– Это их первый, девяносто восьмого… Второй был Побыстрее, но… Нет, не то чтобы плохой. С изюминками, Хотя и иными. Кое-что даже очень-очень. Но что-то потерялось. А потом вразброд пошли и вообще заглохли… Но ты мне зубы не заговаривай, морда рыжая. Ты почему трубку не берешь?
– Кто соглядатаем вызвался, тому и дергаться.
– А-а, вот оно что… Твоя мстя будет ужасной?
Я отвернулся и стал глядеть в окно, на плывущие ночные улицы. Куда он меня везет, кстати?
Куда-то на запад. Не к дому Старика. И на том спасибо.
– А прошлой ночью трубку почему не брал?
Я уже открыл рот, да вовремя прикусил язык. Снова уставился за стекло.
Гош сказал, что прошлой ночью Виктор не обязан был следить… но ведь мог?
Мог заезжать. Мог узнать, что я не просто не брал трубку, а меня вообще не было дома. Для того и спрашивает, чтобы на явном вранье поймать?
– Ну так что? – спросил Виктор.
– Гулял.
– М-м! И прошлой ночью гулял! Это уже интересно… И что же, всю ночь гулял?
– Почти…
Я пытался сообразить, куда он меня везет. Не к Старику и не к себе. Уже окраины города, скоро выезд. Да, куда-то на запад… Но куда?
За городом он еще прибавил. Машина понеслась по пустынной ночной трассе на полутора сотнях.
– Ну и где же ты гулял почти всю ночь, Храмовник?
Краем глаза я видел его ухмылочку – всегдашнюю его ухмылочку всезнания, что каждый раз выводит меня из себя. Будто знает он что-то такое, чего мне в жизнь не узнать.
– В лесу, – сказал я.
– В лесу!
Он явно веселился, только я не мог понять, чему.
– А до леса ты как добирался, чудо? Если машина в гараже стояла…
Я глядел на него, пытаясь забраться под маску шута. Он в самом деле проверял гараж? Или блефует? Лучше не рисковать.
– Ножками.
– О, ножками! Так ты, выходит, всю округу тут исходил? М-м? Целыми ночами тут гулять… Поди каждую сосенку выучил?
Я неопределенно мотнул головой. Понимай как знаешь.
Он свернул с трассы – верст двадцать от города мы уже отмахали. Пока я крутил головой, пытаясь понять, что это за дорога такая темная с обеих сторон, он еще раз свернул.
Какая-то просека не просека… Машину затрясло. Швыряло из стороны в сторону по разбитой колее, но Виктор упрямо забирался в мокрую темноту, в выскакивающие под свет фар лапы молодых елочек и голые стволы берез.
– А куда мы едем?
– А мы уже приехали. Вылезай.
Я глянул по сторонам. Темнота да невнятные стволы деревьев, ни одного огонька, насколько хватает глаз. Я неуверенно взялся за ручку. Куда он меня привез?
– Эй-эй! – окликнул меня Виктор. – Рюкзачок-то прихватывай.
Я взял рюкзак и вылез, пытаясь разглядеть хоть что-то. Ветер шумел ветвями, дождь застучал по плащу. Я запахнулся покрепче.
– Дверь! – скомандовал Виктор.