Мысли и изречения древних с указанием источника Душенко Константин
(Диоген Лаэртский, II, 10) (49, с.106)
В конце концов, отказавшись от всего, он (Анаксагор) занялся умозрением природы, не тревожась ни о каких делах государственных. Его спросили: «И тебе нет дела до отечества?» Он ответил: «Отнюдь нет; мне очень даже есть дело до отечества!» – и указал на небо.
(Диоген Лаэртский, II, 7) (49, с.105)
Анаксагор, потеряв сына, сказал: «Я знал, что породил смертного».
(Плутарх. «О подавлении гнева», 16) (125, с.629)
(Анаксагор был изгнан из Афин.) Ему сказали: «Ты лишился общества афинян». Он ответил: «Нет, это они лишились моего общества».
(Диоген Лаэртский, II, 10) (49, с.106)
Кто-то сокрушался, что умирает на чужбине; Анаксагор сказал ему: «Спуск в Аид отовсюду одинаков».
(Диоген Лаэртский, II, 11) (49, с.106)
Антисфен
Антисфен из Афин (ок. 455 – ок. 360 до н. э.), ученик Горгия и Сократа, основатель философской школы киников, учитель Диогена Синопского.
Человека можно научить добродетели.
«Геракл» (фрагмент) (Диоген Лаэртский, VI, 12) (49, с.237)
Характерным для мудрости является умение найти для каждого свой род мудрости, а невежеству свойственно к разным людям обращаться с однообразной речью.
Из сочинений о Гомере (16, с.86)
Влюбленные часто обманывают и обещают невозможное.
Из сочинений о Гомере (16, с.87)
Начало образования состоит в исследовании слов.
«О воспитании, или О словах» (фрагмент) (16, с.89)
(О платоновских «идеях»:) Человека и лошадь я вижу, а человечности и лошадности не вижу.
«Сатон» (фрагмент) (16, с.90)
Глазами его (бога) нельзя увидеть, он ни на что не похож.
«Физика» (фрагмент) (16, с.85)
Безвестность есть благо.
(Диоген Лаэртский, VI, 12) (49, с.237)
Не пренебрегай врагами: они первыми замечают твои погрешности.
(Диоген Лаэртский, VI, 12) (49, с.237)
Образо и умного человека трудно переносить, так как неразумие – вещь легкая и необременительная, а разум непреклонен, непоколебим, тяжесть его неодолима.
(Филон Александрийский. «О том, что всякий добродетельный человек свободен») (16, с.95)
Добродетель и для мужчины, и для женщины одна.
(Диоген Лаэртский, VI, 12) (49, с.237)
Удовольствие – благо, но (только) когда оно не вызывает раскаяния.
(Афиней. «Пирующие софисты», ХII, 513а) (16, с.94)
Львы взяли слово, когда, собравшись на совет, зайцы потребовали для всех равноправия.
(Аристотель. «Политика», III, 13, 1284а) (16, с.94)
Праздник – это повод для обжорства.
(Антоний и Максим. «Беседа о невоздержанности...») (16, с.95)
Следует домогаться удовольствий, которые идут за трудами, а не перед трудами.
(Стобей, 29, 65) (16, с.97)
* С политикой следует обращаться как с огнем: не подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть.
(Стобей, 15, 28) (16, с.97)
Не замечай ошибки старца: старое дерево бесполезно пересаживать.
(Антоний. «Беседы», ХХХIII) (16, с.108)
Невежественные люди похожи на бодрствующих в состоянии сна.
(«Ватиканский гномолог», 3) (16, с.108)
На вопрос, какую женщину лучше брать в жены, он (Антисфен) ответил: «Красивая будет общим достоянием, некрасивая – твоим наказанием».
(Диоген Лаэртский, VI, 3) (49, с.235)
На вопрос, что блаженнее всего для человека, он (Антисфен) сказал: «Умереть счастливым».
(Диоген Лаэртский, VI, 5) (49, с.235)
На вопрос, что дала ему философия, он (Антисфен) ответил: «Умение беседовать с самим собой».
(Диоген Лаэртский, VI, 6) (49, с.236)
На вопрос, какая наука самая необходимая, он (Антисфен) сказал: «Наука забывать ненужное».
(Диоген Лаэртский, VI, 7) (49, с.236)
Узнав однажды, что Платон дурно отзывается о нем, он (Антисфен) сказал: «Это удел царей: делать хорошее и слышать дурное».
(Диоген Лаэртский, VI, 3) (49, с.235)
Кто-то сказал, что война уничтожает бедняков; (...) Антисфен заметил: «Напротив, она их рождает во множестве».
(Стобей, 50, 11) (16, с.97)
Когда его однажды хвалили дурные люди, он (Антисфен) сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?»
(Диоген Лаэртский, VI, 5) (49, с.235)
Когда Платон в своей школе о чем-то долго рассуждал, Антисфен заметил: «Не оратор является мерой слушателя, а слушатель – мерой оратора».
(«Ватиканский гномолог», 13) (16, с.112)
Когда какой-то человек спросил Антисфена, чему надо учить сына, он ответил: «Если он собирается общаться с богами, то философии, если же с людьми, то риторике».
(Стобей. «Эклоги») (16, с.99)
Умер он от чахотки. (...) Однажды, когда он воскликнул: «Ах, кто избавит меня от страданий!», Диоген показал ему кинжал и произнес: «Вот кто». – «Я сказал: от страданий, а не от жизни!» – возразил Антисфен.
(Диоген Лаэртский, VI, 18) (49, с.239)
Аристипп
Аристипп Киренский (ок. 435 – после 366 до н. э.), философ, основатель школы киренаиков; работал в Афинах, Сиракузах и Кирене (Северная Африка). Его сочинения не сохранились; возможно, он вообще ничего не писал.
Я везде чужеземец.
(Ксенофонт. «Воспоминания о Сократе», II, 1, 13) (83, с.75)
Ни в коем случае я не ставлю себя в число тех, которые хотят властвовать. Трудное дело – добывать для себя самого что нужно; но лишь совершенный безумец (...) может, не довольствуясь этим, налагать на себя еще новое бремя – доставлять всем гражданам что им нужно.
(Ксенофонт. «Воспоминания о Сократе», II, 1, 8) (83, с.74)
На вопрос, чем философы превосходят остальных людей, он (Аристипп) ответил: «Если все законы уничтожатся, мы одни будем жить по-прежнему».
(Диоген Лаэртский, II, 68) (49, с.125)
На вопрос Дионисия, почему философы ходят к дверям богачей, а не богачи – к дверям философов, он (Аристипп) ответил: «Потому что одни знают, что им нужно, а другие не знают».
(Диоген Лаэртский, II, 69) (49, с.125)
Кто-то привел к нему в обучение сына; Аристипп запросил пятьсот драхм. Отец сказал: «За эти деньги я могу купить раба!» – «Купи, – сказал Аристипп, – и у тебя будут целых два раба».
(Диоген Лаэртский, II, 72) (49, с.126)
Человека, который порицал роскошь его стола, он (Аристипп) спросил: «А разве ты отказался бы купить все это за три обола?» – «Конечно, нет», – ответил тот. «Значит, просто тебе дороже деньги, чем мне наслаждение».
(Диоген Лаэртский, II, 75) (49, с.127)
Заметив (...) Аристиппа, входящего вместе с сицилийским тираном Дионисием, (Антисфен) сказал: «Аристипп, если бы ты довольствовался такой пищей, как я, то тебе не пришлось бы следовать по пятам за тираном». (...) Аристипп возразил: «А если бы ты мог запросто беседовать с тираном, то не довольствовался бы такой пищей».
(«Латинская грамматика», VI) (16, с.113)
Дионисий дал ему (Аристиппу) денег, а Платону – книгу; в ответ на упреки Аристипп сказал: «Значит, мне нужнее деньги, а Платону – книга».
(Диоген Лаэртский, II, 81) (49, с.129)
Право же, щедрость никогда не разорит Дионисия (правителя Сиракуз): нам, которые просят много, он дает мало, а Платону, который ничего не берет, – много.
(Плутарх. «Дион», 19) (128, с.454)
Когда преподавание принесло ему (Аристиппу) много денег, Сократ спросил его: «За что тебе так много?» А он ответил: «За то же, за что тебе так мало».
(Диоген Лаэртский, II, 80) (49, с.129)
Однажды Аристипп плыл на корабле; захваченный бурей, он сильно перепугался. Один из спутников спросил его: «И ты, Аристипп, трусишь, как все?» А он: «И с полным правом: вас эта опасность заставляет тревожиться за вашу бедственную жизнь, а меня – за мою блаженную».
(Элиан. «Пестрые рассказы», IХ, 20) (178, с.280)
Аристотель
Аристотель из Стагиры (п-ов Халкидика) (384–322 до н. э.), ученик Платона, воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков. Его сочинения охватывают все области тогдашнего знания.
Об избрании (на государственные посты) всегда хлопочут не столько порядочные, сколько случайные.
«Афинская полития», 27, 4 (17, с.39–40)
Добродетель (...) есть некая середина между противоположными страстями. (...) Оттого и трудно быть достойным человеком, ведь в любом деле трудно держаться середины.
«Большая этика», I, 9, 1186b (22, с.308)
Человек с чувством юмора – это и тот, кто умеет отпустить меткую шутку, и тот, кто переносит насмешки.
«Большая этика», I, 30, 1193a (22, с.323)
Бог выше всякой добродетели, и не добродетелью определяется его достоинство, потому что в таком случае добродетель будет выше бога.
«Большая этика», II, 5, 1200b (22, с.342)
Вопреки мнению некоторых, не разум – начало и руководитель добродетели, а, скорее, движения чувств.
«Большая этика», II, 7, 1206b (22, с.357)
Самому любить лучше, чем быть любимым: любить – это некое действие, доставляющее наслаждение, и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности. (...) Тем не менее люди из честолюбия предпочитают быть любимцами, а не сами любить, поскольку быть любимцем связано с каким-то превосходством.
«Большая этика», II, 11, 1210b (22, с.366–367)
Дурной (...) (человек) никогда не бывает себе другом, он всегда во вражде с самим собой.
«Большая этика», II, 11, 1211a (22, с.269)
Почему отец любит сына сильнее, чем сын отца? (...) Потому что сын – его создание. (...) Все бывают благосклонны к тому, что они сами создали.
«Большая этика», II, 12, 1211b (22, с.369–370)
Узнать самого себя – это и самое трудное, (...) и самое радостное, (...) но самих себя своими силами мы не можем видеть (...); при желании видеть свое лицо мы смотримся в зеркало (...), при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга. Ведь друг, как мы говорим, это «второе я». (...) Знать себя невозможно без помощи друга.
«Большая этика», II, 15, 1212a (22, с.373)
Ярость выводит человека из себя. Вот почему и поведение кабанов имеет вид смелости, хотя это и не настоящая смелость.
«Евдемова этика», III, 1, 1229a (18, с.154)
Кто не принимает во внимание ничье мнение, тот бесстыжий, кто принимает к сердцу все мнения без разбора, тот робок.
«Евдемова этика», III, 7, 1233b (18, с.161)
Имеющие опыт преуспевают больше, нежели те, кто обладает отвлеченным знанием.
«Метафизика», I, 2, 981a (19, с.66)
Опыт есть знание единичного, а искусство – знание общего.
«Метафизика», I, 2, 981a (19, с.66)
Признак знатока – способность научить.
«Метафизика», I, 2, 981b (19, с.66)
Владеющие искусством способны научить, а имеющие опыт не способны.
«Метафизика», I, 2, 981b (19, с.67)
Одни (искусства) – для удовлетворения необходимых потребностей, другие – для времяпрепровождения; изобретателей последних мы всегда считаем более мудрыми, нежели изобретателей первых, так как их знания были обращены не на получение выгоды.
«Метафизика», I, 2, 981b (19, с.67)
Мудрость (...) занимается причинами и началами.
«Метафизика», I, 2, 981b (19, с.67)
Более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин.
«Метафизика», I, 2, 982a (19, с.68)
Удивление побуждает людей философствовать.
«Метафизика», I, 2, 982b (19, с.69)
Знание о чем бы то ни было есть знание общего.
«Метафизика», III, 6, 1003a (19, с.118)
Для счастья (...) нужна и полнота добродетели, и полнота жизни.
«Никомахова этика», I, 10, 1100a (22, с.69)
Может быть, (...) вообще никого не следует считать счастливым, покуда он жив (...)? Если в самом деле признать такое, то не будет ли человек счастлив лишь тогда, когда он умер?
«Никомахова этика», I, 10, 1100a (22, с.69)
Камень, который по природе падает вниз, не приучишь подниматься вверх, приучай его, подбрасывая вверх хоть тысячу раз.
«Никомахова этика», II, 1, 1103a (22, с.78)
Добродетель мы обретаем, прежде что-нибудь осуществив, так же как и в других искусствах. (...) Строя дома, становятся зодчими, а играя на кифаре – кифаристами. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно – благоразумными, действуя мужественно – мужественными. (...) Короче говоря, повторение одинаковых поступков порождает соответствующие нравственные устои.
«Никомахова этика», II, 1, 1103a —1103b (22, с.78–79)
Искусство и добродетель всегда рождаются там, где труднее.
«Никомахова этика», II, 2, 1105a (22, с.82)
Совершать проступок можно по-разному (...), между тем как поступать правильно можно только одним-единственным способом (недаром первое легко, а второе трудно, ведь легко промахнуться, трудно попасть в цель).
«Никомахова этика», II, 5, 1106b (22, с.86)
Мужественные совершают поступки во имя прекрасного. (...) В противном случае мужественными, пожалуй, окажутся даже голодные ослы, ведь они и под ударами не перестают пастись.
«Никомахова этика», III, 11, 1116b (22, с.113)
Скупость (...) неизлечима (...); она теснее срослась с природой человека, чем мотовство. Большинство ведь, скорее, стяжатели, чем раздаватели.
«Никомахова этика», IV, 3, 1121b (22, с.125)
Порок уничтожает сам себя, и если он достигает полноты, то становится невыносимым для самого его обладателя.
«Никомахова этика», IV, 11, 1126a (22, с.136)
Какие насмешки не стесняются выслушивать, такие и сами говорят.
«Никомахова этика», IV, 14, 1128a (22, с.142)
Человек (...) свободнорожденный будет вести себя так, словно он сам себе закон.
«Никомахова этика», IV, 14, 1128a (22, с.142)
Молодые люди становятся геометрами и математиками (...), но (...) не бывают рассудительными. Причина этому в том, что рассудительность проявляется в частных случаях, с которыми знакомятся на опыте, а (...) опытность дается за долгий срок.
«Никомахова этика», VI, 9, 1142a (22, с.181)
Как зверю не свойственны ни порочность, ни добродетель, так не свойственны они и богу, но у него есть нечто, ценимое выше добродетели.
«Никомахова этика», VII, 1, 1, 1145a (22, с.191)
Не способный к раскаянию неисцелим.
«Никомахова этика», VII, 8, 7, 1150a (22, с.205)
Те, что твердят, будто под пыткой (...) человек счастлив, если он добродетелен, вольно или невольно говорят вздор. (Возражение эпикурейцам.)
«Никомахова этика», VII, 14, 1153b (22, с.215)
Для ищущего чрезмерных удовольствий страданием будет уже отсутствие чрезмерности.
«Никомахова этика», VII, 14, 1154a (22, с.217)
При чрезмерных страданиях люди ищут чрезмерного удовольствия, (...) полагая, что оно исцеляет.
«Никомахова этика», VII, 15, 1154a (22, с.217)
Телесных удовольствий, как сильнодействующих, ищут те, кто не способен наслаждаться иными: эти люди, конечно, сами создают себе своего рода жажду.
«Никомахова этика», VII, 15, 1154b (22, с.217)
Юноши быстро становятся друзьями, а старики – нет: не становятся друзьями тем, от кого не получают наслаждения.
«Никомахова этика», VIII, 7, 6, 1158a (22, с.227)
Быть другом для многих при совершенной дружбе невозможно, так же как быть влюбленным во многих одновременно. (...) А нравиться многим (...) можно.
«Никомахова этика», VIII, 7, 6, 1158a (22, с.227, 228)
Люди, наделенные могуществом, используют друзей (...) с разбором: одни друзья приносят им пользу, а другие доставляют удовольствие, но едва ли одни и те же – и то и другое.
«Никомахова этика», VIII, 7, 6, 1158a (22, с.228)
Большинство – друзья подхалимов, так как подхалим – это друг, над которым обладают превосходством, или человек, который прикидывается, что он таков.
«Никомахова этика», VIII, 9, 8, 1159a (22, с.230)
Раб – одушевленное орудие, а орудие – неодушевленный раб.
«Никомахова этика», VIII, 13, 1161b (22, с.236)
От природы человек склонен образовывать, скорее, пары, а не государства – настолько же, насколько семья первичнее и необходимее государства.
«Никомахова этика», VIII, 14, 1162a (22, с.238)
Бездетные скорее разводятся: дети – это общее обоим благо, а общее благо объединяет.
«Никомахова этика», VIII, 14, 1162a (22, с.239)
Большинство (...) желает получать благодеяния, а делать добро избегает, как невыгодного занятия.
«Никомахова этика», VIII, 16, 1163b (22, с.243)
Благодетели больше питают дружбу к облагодетельствованным, нежели принявшие благодеяние – к оказавшим его.
«Никомахова этика», IХ, 7, 1167b (22, с.254)
Все больше дорожат доставшимся с трудом. (...) Не случайно матери (...) любят детей сильнее, чем отцы, ведь рождение ребенка требует от них больших усилий и они лучше отцов знают, что это их собственное создание.
«Никомахова этика», IХ, 7, 1168a (22, с.256)
У кого много друзей (...), (те) ни для кого (...) не друзья.
«Никомахова этика», IХ, 10, 1171a (22, с.263)
Отдых (...) существует ради деятельности.
«Никомахова этика», Х, 6, 1177a (22, с.280)
Мы лишаемся досуга, чтобы иметь досуг, и войну ведем, чтобы жить в мире.
«Никомахова этика», Х, 7, 1177b (22, с.282)
Нет, не нужно следовать увещеваниям «человеку разуметь человеческое» и «смертному – смертное»; напротив, насколько возможно, надо возвышаться до бессмертия и делать все ради жизни, соответствующей наивысшему в самом себе; право, если по объему это малая часть, то по силе и ценности она все далеко превосходит.
«Никомахова этика», Х, 7, 1177b – 1178a (22, с.283)
Обратить к нравственному совершенству большинство рассуждения не способны, потому что большинству людей по природе свойственно подчиняться не чувству стыда, а страху и воздерживаться от дурного не потому, что это позорно, но опасаясь мести.
«Никомахова этика», Х, 10, 1179b (22, с.287)
Страсть (...) уступает не рассуждениям, а насилию.
«Никомахова этика», Х, 10, 1179b (22, с.288)
Врачами становятся не по руководствам.
Читать бесплатно другие книги:
