Бессознательный брендинг. Использование в маркетинге новейших достижений нейробиологии Прает Дуглас

У всех нас одна и та же биология, независимо от идеологии.

Стинг

Недавно после напряженного рабочего дня я зашел в ближайший ресторан сети Rotisserie Chicken. Он находится в нескольких шагах от моего дома, в Большом Лос-Анджелесе. Я на секунду задержался у выходящей в переулок стены здания, чтобы взглянуть на новенькую, яркую и притягивающую взгляд рекламу, нарисованную прямо на стеклянной витрине. Она гласила: «Есть цыплята?» Удивленный и несколько раздраженный, я подумал: «Правда? Неужели нельзя было придумать что-то пооригинальнее?» Но, несмотря на мои (и не только мои) возражения, действенность этой эгоистичной адаптации популярного выражения нисколько не ослабела за те два десятилетия, что минули после знаменитой рекламной кампании «Есть молоко?», придуманной талантливыми сотрудниками фирмы Goodby Silverstein & Partners из Сан-Франциско.

В своей книге «О выражении эмоций у человека и животных»[105] Чарлз Дарвин утверждал, что мозг увеличивался и эволюционировал постепенно, когда новые системы нейронов добавлялись к уже существующим, формируя единый, целый орган. Чтобы понять мозг человека, необходимо взглянуть на него с точки зрения эволюции, признав, что мозг – это единственный орган нашего тела, существующий в виде эволюционных слоев. Дарвин сравнивал мозг с местом археологических раскопок, где представлено множество слоев, от древних до самых современных, требующих тщательных раскопок и проникновения на глубину, чтобы понять истинную суть человека[106].

В 1960-х годах нейробиолог Пол Маклин, впоследствии возглавивший лабораторию эволюции мозга и поведения в Национальном институте психического здоровья США, популяризировал эту точку зрения, предложив пользующуюся большим авторитетом триединую теорию мозга, суть которой заключается в том, что мозг человека состоит из трех частей (или слоев), возникших в результате эволюции. Эти слои формировались так, что оказались наложенными один на другой, и у каждого своя природа. Нервные волокна соединяют все три мозга, работающие как три независимых биологических компьютера, одновременно сотрудничая и конфликтуя друг с другом. Три мозга формируют и три уровня сознания, воспринимающих окружающий мир: физический, эмоциональный и рациональный. Разумеется, теория Маклина о трех составных частях мозга является упрощением, однако она остается полезной моделью для применения в маркетинге.

Мозг рептилии, или физический

Физический мозг, сформировавшийся первым, расположен в самой глубине, у основания черепа, откуда отходит спинной мозг. Эта часть мозга – самый старый и маленький остаток доисторического прошлого, он похож на мозг рептилии, которые появились приблизительно на 200 млн лет раньше млекопитающих[107].

Физический мозг, используя сигналы, идущие от органов чувств, помогает следить за окружающим миром и реагировать на него, обеспечивая самосохранение и мобилизуя тело при стрессовой реакции «сражаться или бежать»[108]. Это хранилище наших врожденных инстинктов (самой глубокой памяти предков), управляющее основными жизненными функциями, в том числе многими схемами автоматического поведения. Сюда относятся привычки и рутинные действия для поддержания жизни: дыхание, кровообращение, пищеварение, сон, бодрствование, прием пищи, половое размножение, добыча и запасание еды. Они не подвержены изменениям, поскольку критически важны для выживания и поддержания функций организма. Физический мозг предназначен для действий, которыми управляет отдел под названием «мозжечок», то есть «маленький мозг»[109]. По всей видимости, эта отдельная структура в самом низу мозга, под полушариями, отвечает за координацию движений, используя обратную связь от органов чувств и регулируя эмоции[110]. Из-за отсутствия рационального мышления и интеллекта физический мозг не способен учиться на опыте, часто повторяет одни и те же автоматические схемы, не изменяя их. Мозжечок генерирует импульсивное, негибкое, навязчивое и ритуализированное поведение.

Движимый в основном страхом и гневом, физический мозг обусловливает тревожный, параноидальный и зачастую мрачный темперамент, что иногда приводит к агрессивному поведению и проявлениям насилия. Этот стандартный набор реакций включает: территориальность, обман, предубежденность, доминирование в сообществе, стремление подняться по иерархической лестнице, поддержание статуса, преклонение перед авторитетом и склонность следовать прецеденту[111]. Поскольку этот отдел расположен в основании мозга и полностью бессознателен, то по-прежнему находится выше мотивационной иерархии, управляя самыми сильными, основными инстинктами и первичными побуждениями. Чтобы помочь участникам рынка, стремящимся понять и использовать эти мощные мотивы, я выделяю среди них шесть групп: выживание, безопасность, защита, средства к существованию, секс и статус. Иногда специалисты по эволюционной биологии формулируют эти категории иначе: сражение, бегство, питание, секс. Если вы отвоевываете место в переполненном лифте, увлекаетесь дружеской игрой или спортивным состязанием, злитесь на неосторожного водителя, вытягиваете шею, чтобы лучше рассмотреть жуткую автомобильную аварию, или просто изнемогаете от желания съесть пончик Krispy Kreme, значит, вашим телом управляют инстинкты выживания, заложенные в физическом мозгу, или мозгу рептилии.

Поскольку данная часть управляет подсознательными потребностями в выживании и добыче средств к существованию, в маркетинге это часто приводит к навязчивому или повторяющемуся стремлению использовать запоминающиеся фразы, такие как «Есть молоко?». В 1980-х годах рекламное агентство Lowe and Partners обнаружило, что доступность еды в сочетании с сообщением об экономическом статусе способна принести бренду широкую известность и вызвать интерес с точки зрения культуры. Рекламная кампания привлекла внимание всей страны. Два британских аристократа на шикарных автомобилях с личными шоферами передавали друг другу баночку горчицы со словами: «Прошу прощения, у вас не найдется Grey Poupon?» На экране появлялась надпись: «Одно из самых сильных наслаждений в жизни». Эти побудительные мотивы лежат в основе живучести других рекламных слоганов. Например, слоган «Ммм… ммм… вкусно» (Mmm… mmm… good), который помог компании Campbell стать одним из крупнейших в мире производителей продуктов питания, или знаменитая реклама каши Life: «Мики, ему нравится!» (Mikey, he likes it!).

Физический мозг также привлекает наше внимание к сообщениям, связанным с безопасностью, и именно поэтому так запоминается легендарная реклама пластиковых карт American Express «Без нее не выходи из дома» (Don’t leave home without it) или утверждение о надежности и безопасности страховой компании Allstate Insurance, подчеркнутое слоганом: «C Allstate вы в надежных руках» (You’re in good hands with Allstate). А всякий, кто жил в 1980-е годы, скорее всего, вспомнит рекламный ролик какого-то бренда со знаменитым криком: «Я упала, и мне не встать» (I’ve fallen and I can’t get up), прочно вошедший в разговорную речь современных американцев. В этой рекламе пожилая дама получила травму и беспомощно лежала на полу в собственном доме, но ее спасло устройство подачи сигнала тревоги Life Alert. Данного подхода бренд придерживается и по сей день.

Лимбическая система – эмоциональный мозг

Следующий слой нейронов, появившийся в результате эволюции, Маклин назвал лимбической системой, или эмоциональным мозгом; его также называют древним мозгом млекопитающих. Эмоциональный мозг устанавливает связи между людьми, племенами, группами и брендами, управляет нашими эмоциями, памятью, социальными контактами и привязанностями. Он включает такие структуры, как мозжечковая миндалина, гиппокамп и гипоталамус. Эмоциональный мозг отвечает за функции вегетативной нервной системы, лежащие вне сознания, и действует как система управления, регулирующая гомеостаз и биологические процессы, которые поддерживают постоянство внутреннего состояния, в том числе температуру тела и кровяное давление.

Центром лимбической системы является мозжечковая миндалина, состоящая из двух миндалевидных структур, служащих шлюзом для наших эмоций. Мозжечковая миндалина находится в глубине мозга и играет роль тревожной кнопки, которая за долю секунды активизирует программы действий (например, реакцию «сражаться или бежать»), если в этом возникает необходимость. Перед лицом угрозы или враждебности мозжечковая миндалина подает сигнал тревоги гипоталамусу, отделу мозга, управляющему непроизвольными функциями, и тот, в свою очередь, передает команду к действию стволу головного мозга в физическом мозгу.

Слова «эмоция» и «мотивация» имеют один и тот же латинский корень movere, означающий «двигаться», и это предполагает, что в любой эмоции и мотивации заложено действие[112]. Например, прикосновение к горячей плите связывает боль и эмоции с условным рефлексом держаться подальше от горячих плит. Аналогичным образом именно мозжечковая миндалина предупреждает людей, которые «обожглись» на рекламодателях, заманивающих ложными обещаниями и не оправдывающих ожиданий. Этот «эмоциональный ожог» вызывает отток потребителей от данного бренда, и в некоторых случаях они отвечают ударом на удар – в блогосфере или на рынке. Однако сильные эмоции рекламодатели могут применять в своих интересах при помощи формата проб и ошибок, который использует эффективная реклама, предлагающая средства перейти от «боли» к удовольствию, связанному с данным брендом.

Совместно с примыкающим гиппокампом мозговая миндалина отвечает за обучение посредством процесса, получившего название «ассоциативная память»[113]. Сначала гиппокамп кодирует подробности и факты нашего опыта, помещая информацию в долговременную память, а затем помечает это событие определенной эмоцией. Известный нейробиолог Джозеф Леду так иллюстрирует это: «Гиппокамп играет главную роль, например, в узнавании лица двоюродной сестры. Но именно мозжечковая миндалина прибавляет, что вы ее не любите»[114]. Это двухступенчатый процесс запоминания, в котором гиппокамп дает начало когнитивному представлению, а мозжечковая миндалина – эмоциональной реакции, видимо, являющейся неосознанной. Леду отмечает: «Эти две вещи происходят одновременно, и память мозжечковой миндалины активизируется бессознательно – вам не обязательно осознавать стимул, запустивший реакцию. Память гиппокампа, вероятно, тоже активизируется бессознательно, но затем вы осознаете воспоминание, потому что именно этим и занимается гиппокамп – формирует представление сознательного опыта»[115].

Такой процесс обучения демонстрирует, почему одного лишь воспоминания о бренде или рекламе недостаточно, чтобы изменить поведение. Рекламодатели должны не только обращаться к гиппокампу, который закодирует и запомнит информацию о бренде, его характеристики и рекламное сообщение, но и установить связь с эмоцией, чтобы определить полезность и ценность бренда. Рекламодателям необходимо не только зафиксировать зрительные образы, но и пробудить эмоции, что еще важнее. Лимбическая система присваивает ценность на основе воспоминаний, распределяя события на приятные, неприятные и безразличные. Например, гиппокамп распознает товар как кока-колу по характерной форме бутылки, красно-белой этикетке, округлому шрифту и классическому логотипу, но именно мозжечковая миндалина говорит: «Я люблю кока-колу», – генерируя поведение, заставляющее выбрать этот бренд. Лимбическая система присваивает ценность объектам, событиям и опыту, связывая их с эмоциями, памятью о прошлом, выявляя закономерности нашей жизни. Эта часть мышления является непроизвольной и неосознанной, но иногда мы можем получить доступ к эмоциям через чувства и физические ощущения.

Эмоциональный мозг также определяет, на что нам обращать внимание. Чем выше эмоциональный заряд, тем вероятнее, что данный бренд будет замечен или пробьется сквозь шум, заставив людей воспринять сообщение. Эмоциональное возбуждение возникает в тех случаях, когда в мозгу появляются яркие воспоминания о прошлом опыте, посредством которых устанавливается значимость внешних стимулов, и мы обращаем на них внимание[116].

Если фильм «Титаник» заставляет вас плакать, если вы испытываете радость от встречи с родственниками и друзьями, если вас трогает старая песня, если вы восхищаетесь необыкновенной красотой произведения искусства, а также если вы просто ощущаете комфорт, выбирая знакомый бренд, или волнение, пробуя новый, – во всех этих случаях активизируется эмоциональный мозг, расположенный в глубине центральной нервной системы. В маркетинге обращение к лимбической системе приводит к появлению самых эффективных и запоминающихся рекламных кампаний. В исследовании, проведенном Институтом рекламных агентств Великобритании, была проанализирована эффективность рекламных кампаний, выбранных из большого количества претендентов на разнообразные премии. В результате выяснилось, что кампании с преимущественно эмоциональным контентом были в два раза эффективнее тех, которые основное внимание уделяли рациональному контенту[117].

Покупать людей заставляют эмоции. Будь то туалетная бумага Andrex Puppy, которую британские рекламщики связали с общей для всех людей любовью к собакам, или фотопленка, фиксирующая особенные, ускользающие моменты, Kodak moments, или один из самых известных и убедительных рекламных слоганов: «Когда вы заботитесь о том, чтобы послать самое лучшее» (When you care enough to send the very best), который помог компании Hallmark стать одним из крупнейших производителей поздравительных открыток, – во всех случаях, если вы следуете за эмоцией, она зачастую приводит вас на рынок.

Неокортекс – рациональный мозг

Самый новый внешний отдел головного мозга – это неокортекс, или рациональный мозг. Это вершина эволюции мозга, а также вместилище свободной воли и сознательного понимания. Он отвечает за наши высшие когнитивные функции (речь, письмо, решение задач), а также управляет аналитическим и математическим мышлением. Неокортекс, который также называют новой корой головного мозга, или, для краткости, просто корой, состоит из многочисленных складок и борозд, разделенных на правое и левое полушария. Правое полушарие отвечает за пространственное воображение, творчество и абстрактное мышление, а левое мыслит более линейно, рационально, при помощи слов. Эмоциональный мозг определяет значимость, а неокортекс придает рациональный смысл чувствам и эмоциям, генерируемым более глубокими, подсознательными отделами мозга, пытаясь объяснить причины и последствия наших ощущений[118].

Маклин называл кору головного мозга «матерью творчества и отцом абстрактного мышления»[119]. Этот отдел мозга включает префронтальную кору, самую развитую и сложную часть мозга, определяющую отличие человека от прочих живых существ. Префронтальная кора дает нам возможность планировать поведение или создавать новые возможности, функционируя как мысленный стимулятор различных реальностей, благодаря чему мы можем представить и предвидеть последствия своих действий. Префронтальная кора позволяет нам понять, не проверяя на опыте, что аппарат тяжелее воздуха способен летать, а мороженое со вкусом печенки – это неудачная идея.

Префронтальная кора также отвечает за логику и сравнительный анализ, что иллюстрируется диалогом у нас в голове. Когда мы идем мимо полок в магазине, внутренний голос рассуждает: «Взять это или это?» Способность предвидеть позитивные и негативные результаты обеспечивает возможность сознательных действий и разумного выбора, направляет моральный выбор, например когда мы подавляем неуместные физические потребности. Префронтальная кора также позволяет нам сначала думать, а потом действовать, например когда срабатывают рациональные тормоза, не позволяя нам купить кабриолет BMW, сумочку Gucci за 2500 долл. или съесть еще одну шоколадку Godiva.

Кроме того, эта часть мозга формирует ощущение собственного «я», личности, осознанное представление о самом себе. Она дает возможность узнать, что отражение в зеркале – это действительно вы, и, будучи хранилищем личности, определяет наше место в общественной иерархии и то, как мы преподносим себя окружающему миру[120].

В процессе эволюции рациональный мозг появился последним, в мышлении высшего порядка он играет главную роль. Он осмысляет и упорядочивает мир, рационально интерпретирует объекты, придает осознанный, субъективный смысл чувствам и бессознательным реакциям. Тем не менее эта вершина эволюции мозга оказывает минимальное влияние на наше поведение и далеко не всегда привлекается и необходима для действия.

Когда вы разгадываете кроссворд, сравниваете информацию на этикетках товаров, учите иностранный язык при помощи программы Rosetta Stone или решаете съездить на недельку в Лас-Вегас, то активно используете свой неокортекс, или рациональный мозг[121]. Мы часто обращаемся к рациональному мозгу в маркетинге, когда сообщаем аудитории цифры и факты, например для сравнения брендов. Несмотря на то что сами по себе эти логические факты не являются первичными причинами мотивации, они играют важную роль в выдаче разрешения руководствоваться в своих действиях эмоциями или физическими потребностями. Таким образом, в рекламе и маркетинге рациональная информация играет вторичную, но тем не менее важную роль. Однако в некоторых случаях рациональный подход, например упорное подчеркивание экономности, может творить чудеса для новых брендов, не обладающих высоким эмоциональным зарядом конкурентов, занимающих прочные позиции на рынке. Несколько лет назад, когда в нью-йоркском отделении Euro RSCG я занимался стратегическим планированием для телекоммуникационной компании MCI (в настоящее время – Verizon), то в первую очередь обратил внимание на то, каким образом разумные, рациональные средства (такие как тарифные планы «Пять центов по воскресеньям» или «Друзья и семья», предложения скидки тем, кто звонит часто) эффективно бросили вызов монополии AT&T, подрывая ее позиции. Компания AT&T существовала комфортно, позиционируя себя ведущим, известным брендом, помогающим поддерживать социальные связи, однако MCI сделала ставку на экономичность.

Чувство определяет поведение

Своей книгой, а также более ранней гипотезой о том, какую роль играет триединый мозг в познавательной способности и действиях человека, Маклин коренным образом изменил наше представление о функциях мозга. До появления его модели считалось, что нейрокортекс, самая новая, рациональная часть головного мозга, управляет более древними участками по нисходящей. Но Маклин предположил, что на самом деле все наоборот. Нередко примитивные системы (физическая и эмоциональная) подавляют более совершенный рациональный мозг. В сущности, наш чувствующий мозг служит первичным мотиватором поведения и местом, где выносится оценочное суждение. Рациональный мозг выступает в качестве стороннего наблюдателя, очень часто отстраняющегося от участия в делах[122]. Люди обладают не свободой воли, а скорее свободой ограничений. Мы способны нажать на тормоз и не дать воли чувствам, но вовремя остановиться у нас получается не всегда.

Вам не приходилось принимать решение в ситуации, когда вы разрываетесь между двумя противоречивыми желаниями? Например, когда вам очень хочется побаловать себя громадным куском красивого торта с ласкающим слух названием, наполненного жирным кремом? В вашем триедином мозгу разворачивался конфликт между физическим мозгом, любящим еду, потому что без нее человеку не выжить, эмоциональным мозгом, в котором хранится много приятных воспоминаний, связанных с тортами, и рациональным мозгом, у которого есть причины сопротивляться, но он часто уступает побуждениям и желаниям остальных частей. Даже если рациональный мозг понимает последствия выбора (слишком большое количество сахара, жиров и калорий вредно для здоровья), значение имеет лишь то, что торт является самым быстрым способом получить удовольствие. Чувство побеждает логику. Два из трех отделов берут верх над рациональным мозгом. Вспомните, вы когда-нибудь покупали слишком дорогую для себя вещь: автомобиль, сумочку, новые часы, пару кроссовок? Решение было принято задолго до того, как вы логически обосновали непомерную цену товара.

Изречение «жизнь коротка, поэтому начинайте с десерта», кажется разумным, поскольку наш мозг устроен так, что стремится к краткосрочной прибыли. В эпоху плейстоцена жизнь действительно была короче, причем в значительной степени из-за каждодневных трудностей и угроз. Краткосрочные стратегии уберегали от опасности, спасали от голода, обеспечивали выживание отдельных людей и сохранение их генов. Мы шарахались от хищников точно так же, как сегодня – от брендов, которым не доверяем. И, как в далеком прошлом, не упускаем возможности побаловать себя едой или сексом. Возможно, автоматическая реакция спасала жизнь древним охотникам и собирателям, но теперь она может стать (и становится!) источником серьезных неприятностей. Масштабный кредитный кризис, широкое распространение продуктов, которыми перекусывают на ходу, процветающая порноиндустрия и растущее число подростковых беременностей – все это прямой результат способности «чувствующего мозга» (физического и рационального) управлять нашим поведением.

В настоящее время нейробиологи приходят к пониманию, что наш мозг еще сложнее, запутаннее и противоречивее, чем предполагает теория триединого мозга. Так, например, некоторые специалисты убеждены, что понятие лимбической системы устарело, поскольку методы сканирования мозга позволили доказать, что эмоции не концентрируются в каком-то одном отделе, а скорее распределены по всему мозгу. Кроме того, теперь мы знаем, что линейная схема эволюции мозга, описанная выше, выглядит не очень правдоподобно. В действительности силы эволюции не просто накладывали один слой на другой. Естественный отбор не только модифицирует новое, но и видоизменяет уже существующее[123].

Однако, несмотря на эти сложные и многоуровневые процессы, мышление остается примитивной серией спонтанных решений, наложенных друг на друга, как слои мороженого, за миллионы лет эволюционных изменений. Эта пестрая смесь имеет свои недостатки, но каким-то образом умудряется работать, причем на удивление хорошо[124]. Теория триединого мозга Маклина остается мощным инструментом, позволяющим нарисовать упрощенную картину мозга, а также полезной моделью с многочисленными практическими применениями в условиях рынка. Подобно предположению Фрейда о трех составных частях человеческой психики (ид, эго и суперэго), которое оказало огромное влияние на культуру и атмосферу того времени, гипотеза Маклина о трех соперничающих биологических структурах мозга вдохновила и ученых, и обычных людей. Теперь она помогает участникам рынка лучше понять, как мы совершаем покупки.

Весь человеческий опыт, поведение и функции мозга можно распределить по этим упрощенным неврологическим корзинам. На самых глубоких слоях находится низший уровень системы, базальное ядро и мозжечок, то есть физический мозг. В середине расположена лимбическая, или эмоциональная, система. И самый верхний слой – это неокортекс, магистраль рационального, логического мышления. Такая трехслойная модель также служит полезной метафорой и мнемонической схемой для отделения неосознанного поведения от осознанного.

Наши убеждения формируются в основном на основе прошлого опыта, и поэтому мы можем распределять его по трем отсекам. Другими словами, наши решения, принимаемые на основе убеждений, базируются на: 1) физическом опыте тела; 2) эмоциях и чувствах сердца; 3) логике головы. В соответствии с этими тремя планами человеческого мышления мы можем расставлять приоритеты и разрабатывать более эффективные маркетинговые стратегии, которые обращаются ко всему диапазону человеческого существования. Короче говоря, необходимо создать эмоционально вовлекающие и физически стимулирующие бренды, также удовлетворяющие наш рациональный скептицизм.

Маркетинговые достоинства физического мозга

Поскольку примитивные эмоции, чувства и мотивации, особенно связанные с мозгом рептилии, служат главными побудительными причинами действий, то использование этих первичных спусковых механизмов позволяет сформировать сильные и устойчивые поведенческие реакции. Данное наблюдение способно объяснить, почему некоторые маркетинговые ходы оказываются более плодотворными и заразительными, чем другие. Анализируя побудительные мотивы физического мозга, рекламодатели могут развивать идеи, которые будут распространяться и изменять поведение, вырабатывая повторяющуюся связь с брендом и навязчивую лояльность, обожаемую всеми производителями.

В своей знаменитой революционной работе «Эгоистичный ген» (The Selfish Gene)[125] известный британский этолог и специалист в области эволюционной биологии Ричард Докинз ввел термин «мим» – единица культурной информации, которая передается от разума к разуму путем имитации и повторения, подобно тому как биологическая информация передается генами[126]. К мимам относятся мелодии, слоганы, популярные выражения, мода, стили и ритуалы, которые распространяются в различных культурах, словно обладают разумом и волей. Я продемонстрирую, что большинство мимов в нашей культуре отражают самые глубокие, неосознанные биологические побудительные мотивы: выживание, безопасность, защита, средства к существованию, секс и статус, которые упоминались выше. Они лежат в основе многих самых плодотворных мимов, поскольку полностью бессознательны и одновременно очень важны для выживания.

Сила пищи

Наш мозг в буквальном смысле является «органом выживания». Невозможно назвать совпадением, что два самых известных маркетинговых мима всех времен опирались на одну из первичных потребностей человека, связанных с выживанием, – иметь достаточно пищи. Оба этих мима своими простыми слоганами предупреждали людей об ограниченности запасов основных продуктов питания. Я имею в виду рекламу «А где же говядина?» сети ресторанов быстрого питания Wendy’s и «Есть молоко?» ассоциации производителей молока California Milk Processor Board. Две эти фразы имеют одинаковую структуру и оказывают равное воздействие.

В 1980-х годах популярное выражение «А где же говядина?» быстро проникло во все слои американской культуры, поскольку отражало атмосферу того времени и особенность бренда. Слоган звучал везде – от разговоров у кулера до президентских дебатов, так что маленькая 80-летняя Клара Пеллер, снявшаяся в рекламном ролике, превратилась в национальный символ. Сегодня, когда прошло двадцать лет, классический слоган вернулся на телевизионные экраны, сопровождая новые, улучшенные гамбургеры Wendy’s. По масштабу распространения слогана и его влиянию на рекламное дело и культуру с ним можно сравнить только еще одну рекламную кампанию продукта питания с похожим вопросом: «Есть молоко?» Эта запоминающаяся фраза появилась в начале 1990-х годов и до сих пор остается активным мимом и международным символом, превратившись (с этим вряд ли кто-то будет спорить) в самый имитируемый и пародируемый слоган в истории американской рекламы.

Подобно эгоистичным генам, единственная цель которых состоит в воспроизведении себя, мимы, похоже, тоже имеют характер вируса, естественным образом эволюционируя посредством удачных и не очень вариантов. Фраза «Есть молоко?» продолжает распространяться в бесчисленных мутациях – люди и компании заменяют «молоко» практически на любой товар, услугу или идею, приспосабливая мим для своих целей. Фразы «Есть молоко?» и «Где говядина?» представляли собой образцы рекламы, превосходно выполненные сами по себе, но, поскольку они стратегически опирались на первичные потребности человека, это способствовало их естественному распространению и сделало частью культуры. Навязчивые склонности нашего физического мозга помогли этим мимам выжить без всякой связи с рациональностью. Как формулирует Докинз, люди – всего лишь «неуклюжие роботы», запрограммированные на воспроизведение наших эгоистичных генов, или, в данном случае, эгоистичных мимов[127].

Возможно, все это выглядит как одно большое совпадение, но не стоит торопиться с выводами. Если вам требуются дополнительные доказательства силы пищевых мимов, задайте себе вопрос, как делают многие: «Какого черта мы фотографируем еду и выкладываем снимки в Сеть?» Зайдя в следующий раз на свою страничку в Facebook, просмотрите список постов. Велика вероятность, что вам попадется как минимум одна фотография какой-нибудь закуски или десерта. И это явление не ограничено только Facebook. Одна из самых больших и популярных групп обмена фотографиями сетевого сервиса Flickr называется «Я это ел», и подобные тенденции можно обнаружить в таких сервисах, как Twitter, MySpace, Foodspotting, Shutterfly, FoodCandy, Chowhound[128]. Демонстрация того, что мы едим, своему цифровому племени обусловлена неосознанной, иррациональной частью мозга, не имеющей отношения к логике и связанной с одним из основных инстинктов человека – потребностью питаться, чтобы выжить.

Занимаясь стратегическим планированием рекламных кампаний, я долго терпел жалобы копирайтеров и арт-директоров, работавших над рекламой для ресторанов. Творческие коллективы были недовольны шаблонами с обязательным присутствием набивших оскомину красивых кадров с едой, которые требовали клиенты: дымящаяся пицца с сыром, огромная порция необыкновенно вкусных сэндвичей, стейки с полосками от гриля. Несмотря на возражения копирайтеров, в данном случае клиенты были правы. Видя пищу во всем ее великолепии, мы ее запоминаем. Эмоционально окрашенные инстинкты мозжечка побуждают нас встать с дивана и отправиться в ближайший ресторан Burger King, Pizza Hut или Taco Bell.

Репродуктивные клетки

Сила секса известна всем. Но его значение не ограничивается физической привлекательностью потенциальных партнеров, а охватывает последствия половых отношений – рождение следующего поколения. Свидетельством тому служит наше умиление и восхищение маленькими детьми. Но разве может быть иначе? С точки зрения эволюции смысл секса состоит в рождении детей и сохранении генов. Это объясняет повсеместное присутствие маленьких детей – от шумных ребятишек в рекламе финансовой компании E*trade[129] до компьютерных изображений младенцев на роликовых коньках в рекламе минеральной воды Evian. Танцующие брейк и делающие сальто дети проложили дорогу в Книгу рекордов Гиннесса, где клип назван самым популярным в Сети рекламным видео[130]. И это дети, которых мы даже не знаем. В социальной сети Facebook фотографии детей встречаются чаще, чем тарелок пасты или мисок мяса. Некоторые родители помещают изображение ребенка в качестве фотографии профиля. Люди выкладывают фото своих детей потому, что это вызывает глубокие чувства, передавая статус, а также гордость за то, что является самым важным – воспроизведение генов. По мнению известного нейробиолога Антонио Дамасио, социальные эмоции, такие как гордость и восхищение, «существуют в виде подготовленных схем в биологии вашего мозга»[131]. Эти эмоции служат биологическими предпосылками эволюционных возможностей. Другими словами, мы с ними рождаемся.

Использование первичных спусковых механизмов

Математика тут простая: когда вы используете несколько первичных спусковых механизмов, эффект мультиплицируется. Вот почему беременность какой-нибудь знаменитости сразу же делает ее лидером по числу запросов в интернете. Сообщение о беременности не только передает информацию о половом размножении, но также обращается к нашей врожденной озабоченности статусом. Соревновательное шоу «Лучший повар Америки» (America’s Top Chef), транслируемое по кабельной сети Bravo, продержалось девять сезонов, от него отпочковались два других шоу – «Лучший повар: мастера» (Top Chef: Masters) и «Лучший повар: только десерты» (Top Chef: Just Desserts), потому что в нем сочетаются спусковые механизмы для статуса и средств к существованию. Реалити-шоу «Смертельный улов» (World’s Deadliest Catch) сочетает спусковые механизмы для средств к существованию, безопасности, защите и выживанию, что сделало программу о ловцах крабов одной из самых популярных на кабельном телевидении в 2007 году. Эпизод 2010 года о смерти капитана одного из судов стал третьим по популярности за всю историю канала Discovery. Нас всех поразило известие о смерти, потому что наша главная цель – выжить.

Бессознательный брендинг усиливается экспоненциально, когда объединяются такие первичные потребности, как пища и секс. Сеть ресторанов быстрого питания Carl’s Jr. and Hardee’s сорвала банк, сняв в рекламном ролике модель Кейт Аптон, фотографии которой в купальном костюме в 2012 году украсили обложку журнала Sports Illustrated. Агентство 72andSunny сняло рекламу, в которой Аптон приезжает в кинотеатр для автомобилистов на открытом воздухе и ест острый бургер Southwest Patty Melt; она стирает пот, стекающий в ложбинку между грудей, и снимает розовую кофточку – действие, которое мгновенно принесло рекламодателю более полумиллиарда просмотров, причем это число продолжает расти[132].

Знаменитый ребенок из рекламы шин Michelin и соответствующий слоган «Потому что на ваших шинах едет самое ценное» (Because so much is riding on your tires) – это запоминающийся и эффективный рекламный прием, своим успехом обязанный нашей биологической природе. «Мы гордимся тем, какое влияние оказывала рекламная кампания все эти годы, – отмечает бренд-менеджер Michelin. – Такое долголетие и влияние – редкость для рекламной кампании»[133]. Но когда вы с умом строите рекламу на таких эволюционных опорах, как безопасность, защита, родство и дети (секс), то появляется возможность управлять мыслями и поступками людей, потому что они погружены в первобытные эмоции.

Профессор Гарвардской школы бизнеса Джеральд Залтман говорит, что реклама, изображающая ребенка внутри шины, пробуждает подсознательную, универсальную метафору убежища, обеспечивающего безопасность семье. Залтман применяет методику исследования рынка, использующую изображения, чтобы выявить не выраженные словами, неосознанные метафорические мотивы потребителей при выборе бренда. Он показывает, как последняя версия рекламы, изображающей ребенка внутри шины на мокрой поверхности рядом с двумя плюшевыми животными, ассоциируется с надежным образом Ноева ковчега, знаменитого библейского убежища, пережившего катастрофу[134]. Выявляя глубокий смысл, стоящий между брендами и рекламой, обнаруживая подсознательные метафоры при помощи проективных методов (таких как сортировка рисунков или сочинение историй), маркетологи могут сознательно создавать рекламу, непосредственно направленную на эти невидимые побудительные мотивы.

В 2004 году во время шоу в перерыве финала суперкубка одна обнаженная грудь вызвала дискуссию по всей стране. Печально известный конфуз с одеждой во время выступления Джанет Джексон и Джастина Тимберлейка, когда на экране мелькнула обнаженная грудь певицы, побил рекорд по количеству перезаписей и просмотров за всю историю телевидения и стал самым противоречивым и обсуждаемым событием, произошедшим в финале суперкубка[135]. Почему нас интересуют такие банальности? Потому что для физического мозга секс – это вопрос жизни и смерти.

В современном маркетинге очень часто удостаивается похвалы фирма Nike за рекламную кампанию, которая призывала людей добиваться своих целей, говоря им: «Просто сделай это». Еще до начала кампании выражение «делать это» существовало как распространенный мим и культурный эвфемизм, означающий «заниматься сексом». В 1968 году группа Beatles выпустила песню «Почему бы нам не сделать это на дороге?» (Why Don’t We Do It in the Road?) из знаменитого «Белого альбома». Говорят, Маккартни написал эту песню после того, как в Индии увидел двух обезьян, совокуплявшихся на городской улице[136]. В последние десятилетия люди продемонстрировали все виды племенных объединений при помощи одной и той же запоминающейся фразы, рекламируя свою сексуальную доблесть посредством наклеек на бампер и футболок со словами «Игроки в алтимат делают это горизонтально» или «Консерваторы делают это правильно». В 2008 году была опубликована книга под названием «Просто сделай это» (Just Do It), описывающая тяжелые испытания, выпавшие на долю мужа и жены, которые решили заниматься сексом 101 день подряд. Был ли это преднамеренный расчет или неосознанная интуиция, но решение фирмы Nike связать свой бренд с уже существующим мимом полового размножения было удачным ходом как с точки зрения маркетинга, так и со стороны общественного сознания.

Сражение, бегство и страх

No Fear, нишевый маркетинговый бренд одежды для экстремальных видов спорта, созданный неизвестным дизайнером, получил широкое распространение в американской культуре, несмотря на очень скромный рекламный бюджет по сравнению со многими марками одежды. Название этого стиля одежды, появившегося в 1989 году и завоевавшего общенациональную популярность к середине 1990-х, быстро превратилось в любимую фразу радикально настроенных людей. Юные бунтари носили шляпы, рубашки и аксессуары, выражавшие презрение к общественным нормам и решимость победить один из самых главных инстинктов человека.

No Fear – это характерный пример первичного бессознательного брендинга, потому что уже само его название является средством маркетинга, по существу, обращаясь к универсальному желанию аудитории доминировать, а не подчиняться. Название подыгрывает врожденной человеческой склонности к самообману, открыто отвергая чувство, которое все мы испытываем, но искусно скрываем, и заменяя страх более привлекательной стороной одной и той же монеты – сражением, а не бегством.

В 1998 году фильм «Титаник», повествующий о трагическом первом путешествии самого большого в мире судна в начале 1912 года, собрал в прокате 1,8 млрд долл., став самым прибыльным фильмом в мире. Это звание он удерживал 12 лет, пока с трона его не сместил «Аватар», фильм о войне с племенем инопланетян, собравший 2 млрд долл. Будь то борьба с другими людьми или силами природы (или инопланетянами из далекого космоса), людям нравятся войны, катастрофы и разрушение, потому мы запрограммированы на это мрачным, склонным к насилию мозгом рептилии. Мы останавливаемся, чтобы рассмотреть подробности дорожной аварии, как в реальной жизни, так и на экране, потому что захвачены впечатляющими картинами конфликта и первобытными эмоциями.

«Титаник» использовал одну из самых известных катастроф ХХ столетия – гибель огромного пассажирского судна, а «Аватар» вызывал глубинные ассоциации с одной из ужаснейших катастроф XXI века – разрушением башен Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года. Когда после ракетной атаки рушится дерево-дом, разбрасывая горящие угли, многие зрители невольно вспоминают кадры из телетрансляции, которые навсегда останутся в памяти всех американцев. Когда Джеймса Кэмерона, автора сценария и режиссера «Титаника» и «Аватара», спросили, не напоминает ли ему эта сцена Всемирный торговый центр, он ответил, что был сам удивлен, «как это похоже на 11 сентября»[137]. Неизвестно, действовал ли Кэмерон, снявший такие фильмы, как «Терминатор», «Рэмбо» и «Чужие», сознательно или интуитивно, но он является признанным мастером кассовых боевиков, которые глубоко трогают нас, обращаясь к самим основам человеческого мышления, к глубинам мозга.

Интерес к смерти и разрушению помогает объяснить, почему современные средства массовой информации постоянно дают возможность обращаться к нашей физической, грубой природе и даже взаимодействовать с ней, не подвергая опасности ни себя, ни других. Этим же обусловлена потребность в виртуальных войнах, лежащая в основе успеха видеоигр, таких как Call of Duty: Black Ops и Call of Duty: Modern Warfare 3, которые побили рекорд самого успешного развлекательного проекта в истории[138]. Сегодня индустрия видеоигр получила такое широкое распространение, что шоу «Поздняя ночь с Джимми Фэллоном» (Late Night with Jimmy Fallon) посвятило ей целую неделю, пригласив не только артистов, но также разработчиков игр, художников и лидеров отрасли. Постоянный гость передачи, один из руководителей компании Activision Publishing Эрик Хиршберг сказал в своем интервью 11 июня 2012 года, что «сегодня вечером в сетевую игру Call of Duty играет столько народу, что ими можно заполнить 400 площадей “Мэдисон-сквер-гарден”»[139]. Смотрим ли мы битвы в «Аватаре» глазами инопланетного гуманоида, играем в Killzone или Modern Warfare 3 в роли убийцы, просто наслаждаемся ритуальной войной жесткого футбольного матча с безопасных трибун или с дивана в гостиной или манипулируем в интернете вымышленными командами и лигами – все это является отражением нашей склонности участвовать в насилии, но на почтительном расстоянии.

Неудивительно, что насилие и разрушение также способствуют убедительной рекламе. Однако из-за пристального внимания, под которым находятся рекламодатели, им приходится лукавить. Серия рекламных роликов блендера Total Blender компании Blendtec под названием «А это разрубит?» (Will it blend?) продемонстрировала, как малоизвестный бытовой прибор может уничтожить буквально все – от бейсбольного мяча до видеокамеры и даже iPad. Череда разрушений, запечатленная в коротких роликах, буквально заворожила зрителей, а также анонимное жюри сайта Forbes.com, которое признало сетевую рекламную кампанию второй по эффективности, уступившей только невероятно успешному проекту «Ведьма из Блэр»[140] и поднявшей продажи блендера на невероятные 700 %.

Однако в том, что нас развлекает насилие, нет ничего нового. Психолог и специалист в области когнитивистики из Гарварда Стивен Пинкер приводит убедительные доказательства этому факту, обращаясь к Парижу XVI века, где популярной формой развлечения было сожжение кошек – корзину или мешок с живыми кошками опускали в пламя костра, а десятки зрителей визжали и кричали от удовольствия. Сегодня издевательства над животными не только станут предметом морального осуждения, но и приведут в тюрьму – спросите у профессионального футболиста Майкла Вика, отправленного за решетку за организацию собачьих боев. Вместо этого мы смотрим фильмы «Ганнибал», «Рассвет мертвецов» и «Затащи меня в ад», а также играем в казуальные игры Thrill Kill, Resident Evil или Dead Rising. Сегодня новостные средства массовой информации не случайно обращаются к примитивной стороне насилия – боль и страдания привлекают внимание зрителей и поднимают рейтинги. Несмотря на ежедневные сообщения об ужасах, происходящих в разных уголках мира, и местные новости о непрекращающихся убийствах, изнасилованиях и грабежах, наше общество гораздо меньше склонно к насилию, чем прежде. По мнению Пинкера, во всем мире наблюдается тенденция к уменьшению насилия. «Если бы войны ХХ столетия убили ту же часть населения, которая погибала в племенных распрях, то потери составили бы 2 млрд человек, а не 100 млн», – поясняет он[141].

Вероятно, причина этой на первый взгляд нелогичной тенденции связана с современными средствами массовой информации и той ролью, которую они играют в удовлетворении нашей врожденной потребности в насилии. Может быть, уменьшение уровня насилия в реальном мире связано с его повышением в средствах массовой информации, открывающих более широкие возможности для сублимации агрессивных мыслей в диссоциированном или виртуальном кровопролитии? Кое-кто утверждает, что именно средства массовой информации становятся источником насилия, но, может, все обстоит как раз наоборот? Похоже, индустрия видеоигр не превратила виртуальное насилие в реальное. В настоящее время уже целое поколение воспитано на жестоких видеоиграх, но пока нет никаких свидетельств об увеличении количества социопатов или преступников. По мнению Лоуренса Катнера и Черил К. Олсон, основателей Центра психического здоровья и сотрудников кафедры психиатрии медицинского факультета Гарвардского университета, за последние два десятилетия с широким распространением видеоигр уровень подростковой преступности на самом деле уменьшился[142].

Маленькие дети впечатлительны и импульсивны; они не могут фильтровать и сдерживать импульсы, потому что фронтальная кора (отдел головного мозга, отвечающий за эту функцию) у них еще формируется. Но способны ли средства массовой информации помочь некоторым людям дать выход своим самым агрессивным импульсам в относительно безопасной и общественно приемлемой форме? Сублимируют ли видеоигры врожденную потребность ребенка подавлять и доминировать? Я говорю это не для того, чтобы оправдать насилие в средствах массовой информации, а с целью объяснения функциональности этого явления и его распространенности. Нравится нам это или нет, насилие продается потому, что оно заложено в наше ДНК. У любого человека есть темная сторона личности – то, что Карл Юнг называл «тенью» или подсознательным резервуаром негативности, который уходит вглубь и не имеет слива. А судя по тому, как медленно эволюционирует наш мозг, исчезнет он не скоро.

Зрение без зрения

Эксперимент, проведенный профессором Беатрис де Гелдер из Тилбургского университета в Голландии, продемонстрировал, что полностью ослепший после нескольких инсультов человек был способен проходить по сложному маршруту, используя представления о том, где находятся препятствия. По словам Гелдер, «это самое первое исследование данной способности человека. Оказалось, можно обогнуть препятствия и не видя их. Этот опыт продемонстрировал нам эволюционно важность древних зрительных путей. Их вклад в наше ориентирование в реальном мире больше, чем мы предполагаем»[143].

Это явление, известное как слепое зрение, служит примером влияния того наследия, которое досталось нам от рептилий, и является убедительным свидетельством существования и важности подсознания как основы восприятия и человеческого поведения. Слепое зрение очень похоже на способность ящерицы рефлекторно реагировать на окружающую обстановку, что позволяет ей двигаться быстрее, не задумываясь о своих действиях.

В эксперименте Гелдер слепой пациент (некий TN) мог обходить произвольно расставленные препятствия из картонных коробок и стульев, не задевая ни один из предметов. Ученые убеждены, что при слепом зрении наши глаза не способны увидеть предмет, однако определенные отделы мозга реагируют на подсознательном уровне[144]. Например, абсолютно слепой человек продемонстрировал, что он может видеть выражение лица и определять по нему такие эмоции, как гнев или радость, хотя отделы мозга, участвующие в обработке визуальной информации, остаются абсолютно пассивными[145]. Причина заключается в том, что в обработке визуальной информации участвует тридцать разных зон мозга, и этот процесс идет двумя путями: по старой, эволюционно древней и примитивной дороге из ствола головного мозга, которая является бессознательной, и по новому, более сложному пути, который ведет к зрительной зоне коры в задней части мозга и является осознанным.

Известный нейробиолог В. С. Рамачандран, директор Исследовательского центра высшей нервной деятельности, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Диего, объясняет коллизию зрения без зрения на примере абсолютно слепого пациента, который мог чувствовать движение в поле своего зрения. «Такое впечатление, что пациент обладает экстрасенсорным восприятием. Он может видеть, и в то же время он слеп. Это парадокс. По всей вероятности, от глазных яблок к высшим разделам мозга, интерпретирующим визуальный образ, ведет не один, а два пути, обслуживающих разные аспекты зрения. Один из этих путей эволюционно новый, или, если хотите, более совершенный, который проходит от глазного яблока через таламус к зрительной зоне коры головного мозга»[146].

Зрительная зона коры нам необходима для того, чтобы видеть, но другой «путь (тот, который эволюционно старше и более выражен у грызунов, низших млекопитающих, птиц и рептилий) ведет к стволу головного мозга, а оттуда [информация] передается в высшие центры мозга. Этот более древний путь, проходящий через ствол головного мозга, связан с рефлекторным поведением», – считает Рамачандран. Именно он позволяет выделять важное из всего, что попадает в поле зрения, управлять движением глаз и направлять взгляд. Рамачандран так описывает слепое зрение: «У этих пациентов не работает только один из двух путей. Повреждена зрительная зона коры головного мозга. И поэтому пациент не осознает того, что видит. Но второй путь остался целым и невредимым. Пациент может использовать его, чтобы верно определить направление движения объекта, который он не способен видеть»[147].

В определенной степени мы все используем слепое зрение в повседневной жизни, например когда водим машину. Если вы за рулем разговариваете с пассажиром, то ваше сознание занято беседой, но одновременно вы подсознательно следите за ситуацией на дороге. И если произойдет действительно что-то необычное (например, проезжающий мимо большой грузовик), вы это замечаете. В сущности, слепое зрение позволяет вам ориентироваться в заставленном препятствиями мире, будь то дорога на работу или путь к завершению сделки. Вы действуете на автопилоте, оставаясь сознательно активным[148].

Для маркетологов это означает, что мы всегда обрабатываем информацию на всех уровнях, и поэтому не следует отвергать тот уровень, который невидим. Нейромаркетинг стремится идентифицировать и понять отклики, которые мы не видим или не можем выразить словами, посредством изучения реакций мозга и всего организма.

Думает не только мозг, но и тело

Уильям Джеймс, отец американской психологии, еще в 1880-х годах впервые привлек внимание к физической природе эмоций. Джеймс высказал пророческий взгляд на последовательный алгоритм эмоциональной и рациональной обработки информации, предположив, что эмоции представляют собой психологические интерпретации физиологических состояний. Так, например, Джеймс был убежден, что когда мы испытываем страх, то сначала чувствуем общую реакцию организма (повышение частоты сердечных сокращений, напряжение мышц, потеющие ладони), а только потом, в качестве реакции на состояние паники, в котором пребывает тело, осознаем эту эмоцию[149]. Впоследствии нейробиология получила доказательства теории Джеймса, опровергнув широко распространенное убеждение, что рациональность является движущей силой познавательной способности и механизма принятия человеком решений.

Джозеф Леду, профессор нейробиологии и психологии Нью-Йоркского университета, первым провел исследование эмоций как биологического явления. Исследовав страх и беспокойство, Леду продемонстрировал, как наше тело начинает действовать без какого-либо участия рассудка, а реакции основаны на эмоциональном анализе события, причем зачастую рациональный анализ полностью игнорируется. «Сознание может привлечь все внимание, – говорит Леду. – Однако рациональное мышление составляет лишь небольшую часть работы мозга и является рабом всего, что функционирует за ним»[150].

Открытия Леду продемонстрировали, что мозжечковая миндалина способна в буквальном смысле захватить контроль над нашим телом и разумом, заставляя человека реагировать, не включая кору головного мозга, в которой сосредоточено сознание. Леду указал, что реакция на внешнее воздействие проходит по двум главным проводящим путям нейронной системы. Это быстрая, импульсивная, бессознательная реакция (низший уровень) и медленный, обдуманный и сознательный ответ (высший уровень).

Высший уровень имеет как эмоциональную, так и рациональную составляющую, а также рекурсивную петлю обратной связи между чувствующей и думающей частями мозга. Вспомнив или представив неожиданную встречу с тем, что похоже на змею, вы можете получить представление, как работают эти нейронные проводящие пути. Вы видите подозрительный объект и мгновенно отпрыгиваете (быстрый путь) и лишь секунду спустя понимаете, что это всего лишь садовый шланг (медленный путь).

Сверхактивная мозжечковая миндалина была очень важна в нашем прошлом, в сообществах охотников и собирателей, когда непосредственные угрозы от саблезубых тигров или соперничающих племен требовали быстрой реакции без размышлений для спасения жизни. В результате современная структура нашего мозга по-прежнему отдает предпочтение быстрым эмоциональным реакциям, которые исключают сознательное логическое мышление. Это происходит потому, что нервные пути от мозжечковой миндалины к коре головного мозга подобны сверхскоростным магистралям, а пути от рациональных систем к эмоциональным напоминают проселочные дороги. Поскольку префронтальная кора является тем отделом мозга, который позволяет нам сознательно выбирать поведение, низший уровень принятия решения, обходящий эти высшие функции коры, действует неосознанно в эмоциональных системах мозга[151].

Другими словами, влияние эмоций на рациональное мышление сильнее, чем обратная связь. Как формулирует Леду, «на этом этапе нашей эволюционной истории системы, участвующие в мышлении, рассуждении [сознательном], планировании и принятии решений, слабо связаны с системами, участвующими в управлении эмоциями». Это объясняет, почему эмоции управляют нами, и во многих случаях человеку трудно их контролировать[152].

Выводы для маркетологов очевидны: чтобы быстро управлять людьми, не встречая сопротивления, необходимо сосредоточить усилия на низшем уровне – на физическом и эмоциональном восприятии, этих сверхскоростных магистралях, ведущих к подсознанию потребителя.

Бессознательное обучение

Поскольку эти эмоциональные системы способны функционировать независимо от головного мозга, память и набор реакций могут формироваться незаметно для сознания. Создается впечатление, что жизнь проходит без нашего участия. Наш рассудок, расположенный в неокортексе, часто не замечает, как формируются память и условные рефлексы.

Джозеф Леду приводит пример, как это может произойти. «Предположим, что однажды мы обедали за столом, накрытым скатертью в красную и белую клетку, и во время обеда поссорились. А на следующий день я вижу идущего по улице человека и говорю, что он мне не нравится – у меня такое ощущение, что он сукин сын. Возможно, причина в красно-белом клетчатом платке у него на шее. На уровне рассудка я говорю, что у меня просто предчувствие, потому что мне не нравится его внешность, но на самом деле шейный платок послужил спусковым механизмом активизации мозжечковой миндалины через таламус, по так называемому примитивному пути, вызвав реакцию страха, которую мое сознание интерпретирует как интуитивную неприязнь к парню. Фактически моя реакция была обусловлена внешним стимулом, который я сознательно не анализировал»[153].

В своей книге «Buyology: увлекательное путешествие в мозг современного потребителя»[154] один из основателей нейромаркетинга, Мартин Линдстром, приводит пример популярной в Великобритании марки сигарет Silk Cut, которая перед принятием Закона об ограничении рекламы сигарет с запретом на логотипы и рекламные сообщения стала размещать свой логотип на фоне фиолетового шелка. После вступления закона в силу в наружной рекламе осталась лишь фиолетовая полоска. Но потребители, сами того не сознавая, уже усвоили связь, и ни логотип, ни сообщение теперь были не нужны. Исследования показали, что при виде рекламы практически все респонденты понимали, о какой марке идет речь. Они перенесли свои чувства и осведомленность о бренде на другую переменную – фиолетовый шелк.

Аналогичным образом потребителей можно настроить негативно или позитивно по отношению к бренду, опираясь на их ассоциации с рекламой, слоганами, логотипами, талисманами, элементами дизайна и характеристиками бренда. Люди могут не понимать, почему они любят один бренд и не любят другой, потому что осознанное мышление почти не связано с эмоциональными ярлыками, сформированными в процессе обучения. Например, Линдстром рассказывает, как он помог одной из ведущих компаний по производству прохладительных напитков создать хлопок при открывании банки, который немного отличался от хлопков банок других производителей, чтобы активизировать спусковой механизм, который заставляет желать именно этот бренд. Производитель изменил дизайн банки, чтобы получился характерный звук, служивший ключом к предвкушению удовольствия. Затем этот звук записали в студии и стали проигрывать его в рекламе. Компания даже стала воспроизводить новый и улучшенный звук торговой марки на больших концертах, спортивных соревнованиях и матчах – продажи напитка увеличивались мгновенно. Тем не менее, когда потребителей спрашивали, почему они выбрали данный напиток, а не другой, все отвечали одинаково: «Не имею ни малейшего понятия – просто он мне понравился»[155].

Самое парадоксальное в формировании памяти (и самое важное) заключается в том, что ярчайшие воспоминания не обязательно самые точные. Они просто сопровождаются сильными эмоциями, которые часто убеждают человека, что он вспоминает реальное событие. Исследования, в процессе которых изучалось, как эмоционально окрашенная память меняется с течением времени, показывают, что факты и подробности воспоминаний чрезвычайно податливы и изменчивы. Леду говорит: «Мы знаем, что эмоциональные воспоминания хранятся лучше, чем любые другие. Считается, что они более точные, но в действительности они просто ярче и сильнее в личном плане. Однако они могут быть очень неточными»[156].

Леду иллюстрирует, как память об эмоционально окрашенных событиях может меняться, несмотря на наше субъективное убеждение, что мы помним событие точно таким, каким оно было на самом деле. Он ссылается на исследование, проведенное группой психологов, которые попросили свидетелей катастрофы космического челнока Challenger описать то, что они видели. Этих же свидетелей опросили год спустя, и выяснилось, что их воспоминания существенно отличались от тех, что были записаны непосредственно после катастрофы. Прошло еще несколько лет, и воспоминания снова изменились самым радикальным образом. «То, что мы помним, не обязательно совпадает с нашими первоначальными впечатлениями, – отмечает Леду. – Точность воспоминаний изменяется со временем, но остается сила субъективных ощущений, заключающихся в том, что это было действительно впечатляющее событие».

Вот почему участники маркетинговых исследований иногда с полной убежденностью рассказывают о происхождении и обстоятельствах их удовольствий, предпочтений и интересов, тогда как на самом деле все эти подробности не основаны на реальном факте или ощущении. И эти эмоции могут вводить в заблуждение маркетологов. Очень часто испытуемых опрашивают через определенные промежутки времени, как в случае с Challenger, и точность их воспоминаний нужно подвергать сомнению. Вот почему следует придерживаться эмпирического правила: следить за реальным поведением, а не за высказываемым мнением.

Возможность эмоционального обмана также дает шанс маркетологам стереть неприятные воспоминания потребителей о бренде при помощи сильных положительных эмоций и переживаний. Например, из бесед с пользователями спутникового и кабельного телевидения я выяснил, что поставщик услуг может вернуть расположение раздраженного клиента, недовольного установкой оборудования, при помощи эмоционально окрашенного предложения, например шести месяцев пользования расширенным пакетом программ в качестве извинения или жеста доброй воли. Чувства помогают нам простить и забыть. Положительные эмоции помогают стереть неприятные воспоминания.

Вера определяется чувствами

Великолепную иллюстрацию, как протекает этот процесс ассоциативного обучения и запоминания, предложил В. С. Рамачандран. Пациент Рамачандрана, получивший травму в автомобильной аварии, впал в кому. Через несколько недель он пришел в сознание, но перестал узнавать свою мать. Когда она в первый раз пришла к нему, пациент воскликнул: «Кто эта женщина? Она самозванка, хотя и похожа на мою мать».

Это заболевание, известное как синдром Капгра, Рамачандран объясняет структурными нарушениями в мозгу. Когда вы видите человека, о котором знаете, что это ваша мать, активизируется отдел мозга, называемый латеральной затылочно-височной извилиной, и идентифицирует лицо как лицо матери, а затем посылает сигнал мозжечковой миндалине, ассоциирующей лицо с эмоциональной памятью о матери. Рамачандран поясняет, что у пациентов с синдромом Капгра разорвана нейронная связь между зрительным и эмоциональным распознаванием. В результате пациент видит, что женщина похожа на мать, но у него не возникает сопутствующей эмоции, которая ассоциируется с матерью.

По мнению Рамачандрана, мы настолько зависимы от эмоциональных реакций на окружающий мир, что эмоции берут вверх над зрительным восприятием. Мозг делает вывод, что вместо матери пришла самозванка. Правильность этого объяснения подтверждается удивительной особенностью поведения пациента. Он без труда узнавал мать, когда та звонила по телефону и он слышал ее голос. Тем не менее, когда мать входила в комнату с телефоном в руке, пациент снова менял свое мнение и считал женщину самозванкой. Наши доводы могут быть в высшей степени иррациональными.

Рамачандран указывает на причину такого поведения – мозжечковая миндалина имеет прямые связи со зрительными и слуховыми системами мозга. Поскольку связи пациента между эмоциональной и слуховой системами остались неповрежденными, звук голоса женщины убеждал его, что это мать – восприятие сопровождалось знакомыми чувствами[157].

Полученные Рамачандраном результаты демонстрируют тесную связь между эмоциями и сенсорным восприятием. Чтобы придать смысл своим ощущениям, мы должны присвоить им ценность при помощи эмоций. Как бы то ни было, наши отношения с матерью относятся к наиболее эмоциональным. Без эмоциональной связи мать пациента теряла свою значимость и подлинность даже в глазах собственного сына. Точно так же бренды теряют значимость, если они не связаны с людьми при помощи эмоций, а без этой эмоциональной привязанности они легко вытесняются непатентованными самозванцами.

Анатомия принятия решений

Выдающийся вклад в исследование когнитивной способности человека и процесса принятия решений внесла работа известного невролога Антонио Дамасио, профессора Южно-Калифорнийского университета. Вместе с Джозефом Леду Дамасио помог добиться давно назревшего включения эмоций в мейнстрим науки о мышлении.

Для иллюстрации важности эмоций Дамасио объясняет странное поведение одного из своих пациентов, Эллиота, у которого был поврежден отдел мозга под названием «вентромедиальная префронтальная кора», которая участвует в анализе соотношения между риском и выгодой в процессе принятия решений. Вентромедиальная префронтальная кора играет важную роль в установлении связи между текущими событиями нашей жизни и эмоциональными ассоциациями прошлого. Эллиот казался абсолютно нормальным, за одним единственным исключением. Он не был способен принимать решения, бесконечно размышляя над простейшими, повседневными задачками, например выбором между синей и черной авторучкой.

Так, например, при выборе ресторана Эллиот усердно анализировал каждое меню, мучительно размышлял над такими мелочами, как освещение и расположение столиков. Эллиот задерживался на всех подробностях, сравнивая и рассуждая, взвешивая все преимущества и недостатки каждого варианта. Если ресторан не был переполнен, он приходил к выводу, что без труда найдет свободный столик, но тут же высказывал предположение, что малочисленность клиентов может объясняться плохим качеством блюд. Из-за повреждения мозга, нарушившего связь между эмоциями и рациональным мышлением, Эллиот лишился эмоций и даже не переживал из-за своей трагической неспособности принимать решения[158].

Исследование Дамасио позволило объяснить эту странность при помощи специального теста под названием «айовский игровой тест» (Iowa Gambling Task). Данный тест разработан для того, чтобы лучше понять процесс принятия решений. Испытуемые могут выбирать любую карту из четырех колод в попытке выиграть деньги. В двух колодах были собраны рискованные карты, а в двух оставшихся – умеренные, с небольшим проигрышем, но и небольшим выигрышем. Участники эксперимента могли выбирать карту из любой колоды, пытаясь определить наиболее выгодные и выиграть как можно больше денег.

Исследователи попросили испытуемых сообщать, когда они могут объяснить, почему отдают предпочтение определенной колоде. В среднем требовалось около 50 карт, чтобы участник эксперимента изменил свое поведение и предпочел определенную колоду, и около 80 карт – для объяснения его предпочтений. Логика – относительно медленный процесс. Однако исследователи не ограничивались просьбой к испытуемым объяснить свое поведение. Они также оценивали эмоциональную реакцию участников, измеряя электрическую проводимость кожи, поскольку на беспокойство и стресс она реагирует повышенным потоотделением.

Выяснилось, что организм начинал «нервничать» уже после десяти карт, вытащенных из опасных колод. Участники эксперимента еще этого не осознавали, а организм уже реагировал на опасную колоду страхом и тревогой гораздо раньше рассудка. Чувства испытуемых оказались быстрее и точнее и подсказывали верные ответы раньше, чем рассудок начинал догадываться, что происходит.

Пациенты с неврологическими расстройствами, подобно Эллиоту, не испытывавшие никаких эмоций из-за повреждения префронтальной коры, также не были способны научиться выбирать приносящую прибыль колоду. Эти исключительно рациональные пациенты становились банкротами, поскольку негативные чувства не ассоциировались у них с проигрышными колодами карт. Лишенный возможности расстраиваться из-за проигрыша и радоваться выигрышу, мозг этих людей не способен научиться принимать правильные решения и адекватно реагировать[159].

На основе этих наблюдений Дамасио сформулировал важную гипотезу о соматическом маркере. Эта модель принятия решений показывает, что наш выбор зачастую зависит от доступа к тому, что получило название соматических маркеров – чувств, которые снабжены ярлыком и хранятся в нашем теле и подсознании. «Именно эмоция позволяет вам маркировать вещи как хорошие, плохие или нейтральные», – отмечает Дамасио[160].

Эти эмоциональные состояния тела прилепляются к конкретным результатам и ассоциируются с ними, определяя и направляя наши решения. Маркетологи могут научиться при помощи дизайна активировать эти соматические маркеры, постоянно прикрепляя позитивные сообщения посредством сенсорных ключей: образов, звуков и даже запахов. Чрезвычайно успешная кампания «Intel внутри» (Intel Inside), которая позиционировала микропроцессор как игрока мирового класса, олицетворяющего компьютерную индустрию, стала возможной благодаря маркетинговой кооперации с другими производителями компьютеров, способствующими рекламе Intel. Партнеры просто вставляли короткую мелодию и логотип Intel в конце своей телевизионной рекламы. Приобретшие широкую известность звуки превратились в мощную силу, уникальный и запоминающийся трехсекундный сигнал, прикрепляющий логотип и мелодию из пяти нот к позитивному чувству уверенности, что в вашем компьютере стоит самый лучший микрочип[161]. На заре эры туристических интернет-компаний агентство Deutsch LA сняло для компании Expedia похожий двухсекундный звуковой клип со словами «Expedia… точка ком», который звучал в конце каждого ролика, безошибочно брендируя все показы. Это помогло Expedia выйти в лидеры быстро развивавшегося бизнеса туристических интернет-компаний.

Несколько лет назад одна сеть отелей стала брендировать восприятие своих гостей при помощи особенного запаха. Я всегда обращал внимание на один и тот же запах, когда во время визитов в штаб-квартиру Volkswagen входил в отель Westin в городе Рестон, неподалеку от Вашингтона, округ Колумбия. Вы никогда не замечали, как обоняние способно вызывать яркие воспоминания? Дело в том, что сигналы обоняния минуют таламус, этот сенсорный коммутатор мозга, и поступают непосредственно в центры эмоций и памяти, которые, в свою очередь, высвобождают мощный поток эмоций[162]. В маркетинге характерные запахи, если они сочетаются с приятными событиями, способны активизировать положительные эмоции, подобно тому как запах бабушкиного яблочного пирога заставляет вас предвкушать вкусный десерт.

Воздействие брендирующих элементов на все пять органов чувств – это ключ к усилению мощных брендирующих моментов посредством активизации соматических маркеров, если вы остались довольны товаром. Почему из множества вариантов мы выбираем печенье Oreo, кукурузные хлопья Kellogg’s или телевизоры Samsung? Если бренд – это короткий путь к решению, то соматические маркеры представляют собой механизм формирования этих коротких путей и хранения их с ярлыками хороших, плохих или нейтральных, а также способ вложения товаров нам в руки.

Благодаря исследованиям Леду и Дамасио мы начинаем понимать, что в процессе принятия решений первым идет сердце, а за ним разум. «Мы не обязательно думающие машины. Мы чувствующие машины, которые думают», – утверждает Дамасио[163].

Маркетинговые сообщения наиболее эффективно воздействуют на наши чувства тем, что Дамасио называл «эмоционально компетентными стимулами». Это вовсе не означает, что за нас все решают эмоции, однако они вступают в действие первыми и серьезно влияют на наше решение. Кроме того, эмоции неразрывно связаны с рациональным мышлением. Новая парадигма предполагает, что сенсорное восприятие (например, рекламы) сначала формирует чувства, а не мысли. Затем человек осознает это, анализирует и решает, предпринимать ли какие-либо действия. Иногда этот процесс принимает вид рекурсивной петли, когда чувство ведет к размышлениям, которые, в свою очередь, будят новые чувства, и т.д. – до тех пор, пока не выработается решение и в конечном итоге поведение. Другими словами, мы принимаем решение на уровне эмоций, а потом даем ему рациональное объяснение[164]. В определенных видах нацеленной на розничную торговлю рекламы агентство Deutsch LA использовало принцип брендинга, прекрасно согласующийся с этим двухступенчатым процессом. Поскольку правильно построенная реклама способна одновременно создать бренд и обеспечить продажи, она должна начинаться с эмоций и заканчиваться логической информацией, в частности, где и как купить товар и сколько он будет стоить.

Если использовать метафору, сравнивающую разум с айсбергом, то соматические маркеры – это уровень воды, граница, за которой громада неосознанного становится осознанным. Если ваша реклама не будит в людях никаких чувств, то сообщение медленно продвигается по извилистой проселочной дороге, вместо того чтобы на всех парах нестись к целевой аудитории по сверхскоростной магистрали.