Антон, надень ботинки! Токарева Виктория
Зоя. Таких много по стране. Ты же не станция спасения.
Игнатий. Я не имею права не думать об этом, иначе получится законченный рисунок подлеца.
Зоя. Ты что, ее соблазнил?
Игнатий. Нет. Это не моя инициатива. Я, можно сказать, сопротивлялся изо всех сил.
Зоя. Тогда в чем твоя подлость?
Игнатий (после молчания). Я ее люблю.
Зоя поднимается, выходит из комнаты. Возвращается с чемоданом. Раскрывает его. Начинает собирать вещи. Игнатий наблюдает молча.
Зоя. Тебе теплое белье положить? В твоем возрасте уже пора носить кальсоны.
Игнатий молчит. Зоя заканчивает сборы. Закрывает чемодан. Вручает Игнатию.
Игнатий (потрясенно). Спасибо, Зоя…
Зоя. Ну о чем ты говоришь… Мы же друзья.
Игнатий берет чемодан. Уходит.
Тут же возвращается.
Игнатий. А ты? Ты отдала мне двадцать лет жизни, у тебя не было других интересов, кроме меня и Никиты. Я так не могу.
Зоя. Оставайся с нами.
Игнатий. А она?
Зоя. Ну хорошо, пусть у тебя будут две. Она и я. Как ее зовут?
Игнатий. Лариска.
Зоя. Пусть у тебя будут я и Лариска.
Игнатий (растерянно). Это как?
Звонит телефон.
Зоя. Это она. Возьми трубку и пригласи ее к нам на Новый год.
Игнатий. У меня такое впечатление, что ты надо мной издеваешься.
Зоя. Почему? Пусть придет к нам в гости. Потанцует, поест, в конце концов. Что она сидит одна, как заяц? Войди в ее положение.
Звонит телефон.
Сними трубку.
Игнатий. Позови ты.
Зоя. Я с ней не знакома. Вот ты нас представишь друг другу, и уж потом я буду ее приглашать…
Игнатий. Да?.. (Раздумывает.)
Поднял трубку и тут же положил ее на место.
Не могу. По-моему, в этом есть что-то ненормальное.
Зоя. Ну посуди: ты же все равно от Лариски не откажешься, и тебе все время придется врать – то у тебя концерты, то у тебя прослушивания, будешь крутиться как уж на сковородке, все нервы себе разболтаешь. У тебя два пути развития: врать или не врать. Я предлагаю – не врать. В Дании все так давно живут и не делают из этого трагедии.
Телефон звонит. Игнатий подходит к аппарату. Стоит в нерешительности.
Дом Лариски. Лариска сидит посреди комнаты на стуле и не отрываясь смотрит на телефон.
Из-за стен, сверху и снизу доносятся музыка и топот. Люди празднуют Новый год. Лариска подходит к столу, пишет на листке бумаги желание. Потом жует эту бумагу. Жует довольно долго, и чувствуется, что ей противно. Звонит телефон. Лариска схватывает трубку.
Лариска. Да! (Разочарованно.) А… Кира… Спасибо… Не могу долго говорить. Жду звонка. Потом…
Лариска бросает трубку и начинает ходить по комнате из угла в угол. Считает: двенадцать тысяч восемьсот сорок девять, двенадцать тысяч восемьсот пятьдесят. Звонок. Лариска схватывает трубку.
Голос Игнатия. Это я.
Лариска рыдает.
Ну вот. Опять за старое. Ты же обещала.
Лариска. Я больше не могу. Я не умею без тебя.
Игнатий. Приходи ко мне.
Лариска (растерянно). Куда?
Игнатий. Ко мне домой. Дом ты знаешь. Третий подъезд. Пятый этаж. Квартира восемьсот девять. Все вопросы потом.
Короткие гудки. Лариска стоит, держа трубку в опущенной руке. Вид у нее ошарашенный. Кладет трубку. Торопливо набирает номер.
Лариска. Кира… Я тебя очень прошу – ты можешь сосредоточиться?
Кира. Сосредоточилась.
Лариска. Теперь слушай. И ты должна мне сказать не то, что я хочу от тебя слышать. А то, что ты думаешь на самом деле. Договорились?
Кира. Хорошо, скажу, что думаю.
Лариска. Поклянись.
Кира. Ну, началось…
Лариска. Мне только что позвонил Игнатий и велел, чтобы я пришла к нему домой. Это как понимать?
Кира. А чего там понимать: решил на тебе жениться.
Лариска. Почему ты так думаешь?
Кира. Ну а зачем он тебя зовет? Не с семьей же знакомить.
Лариска. Но он был у меня днем и ничего не сказал.
Кира. Днем он еще сам не знал. Днем он колебался. А сейчас решил.
Лариска. Ты думаешь?
Кира. Конечно. Поэтому он и снял тебя с училища.
Лариска. Не понимаю.
Кира. Тебя же отчислили. Ты что, не знаешь?
Лариска. Первый раз слышу.
Кира. Три дня назад. На доске висит приказ за номером сорок один дробь девяносто три.
Лариска. Это значит, до меня выгнали сорок и одного человека?
Кира. Господи, ну о чем ты думаешь… Неужели тебе Игнатий не сказал?
Лариска. Нет. Ничего не сказал.
Кира. Значит, он решил жениться и не хочет, чтобы ты оставалась в училище. Меньше разговоров…
Лариска рыдает.
Ты чего?
Лариска. Я не выдержу… Такое счастье… Теперь я не умру. Понимаешь?
Кира. Нет.
Лариска. День – это макет всей жизни. Утро – детство, день – зрелость, вечер – старость, а ночь – смерть. А мы – вдвоем, и нет смерти.
Кира. Счастливая… А как ты до него доберешься? Машины же не ходят.
Лариска. А я пешком.
Кира. От тебя до него километров сорок.
Лариска. Сорок километров до счастья…
Проход Лариски.
Сквер. Посреди огромная елка в электрических лампочках. Каждая лампочка выкрашена в свой цвет. В домах огни – разноцветные, как лампочки. Пестрая музыка. Под руку, мелко шагая, идут старик со старушкой.
Лариска. С Новым годом! С новым счастьем!
Старушка. А у нас старое счастье.
Лариска. У меня тоже будет старое счастье.
Идет молодая компания. Патлатые ребята поют под гитару, вернее, воют, как юные шакалы.
Компания. С Новым годом!
Лариска. Со старым счастьем!
Компания. Идем с нами!
Лариска. Я уже иду!
Дом Игнатия. Зоя и Игнатий играют в подкидного дурака. Игнатий проигрывает.
Игнатий. Ты сдала мне все шестерки, а себе все козыри!
Зоя. Но ты же сам тасовал колоду.
Игнатий. Все равно это нечестно.
Зоя. Игра есть игра.
Звонок в дверь.
Иди открой.
Игнатий. Открывай сама. Твоя идея, ты и открывай.
Зоя. Но мы не знакомы. В следующий раз я буду и приглашать, и открывать.
Звонок в дверь. Никита выглядывает.
Никита. Звонят же.
Зоя. Не твое дело.
Игнатий. Я не пойду. Я боюсь.
Появляется Лариска. Широко шагнула. Остановилась. Смотрит на чемодан, стоящий посреди комнаты.
Лариска. Ты сказал, чтобы я пришла. Я пришла.
Игнатий. Молодец. Раздевайся.
Зоя. Познакомь нас.
Игнатий. Да, действительно. Знакомьтесь… Это моя жена Зоя. А это моя ученица Лариса Маркова.
Пожимают друг другу руки.
Зоя. Я думала, вы другая. Мне Игнатий много про вас рассказывал. Я почему-то думала: вы меньше ростом. Проходите, пожалуйста!
Проходят в комнату.
Садитесь…
Усаживаются за стол. Лариска не отрываясь глядит на Игнатия.
Вы знаете, раньше, в молодости, мы встречали Новый год широко, шумно. А последние пять лет – никуда не хочется идти, и звать никого не хочется. Все-таки Новый год – это семейный праздник. Игнатий, поухаживай за гостьей…
Игнатий кладет Лариске еду на тарелку, наливает в рюмку водку. Появляется Никита.
Никита. Пап, у Волковых внизу есть гитара?
Игнатий. Ты же у кого-то брал, ты что, не помнишь?
Никита. Я забыл, не то у Волковых, не то у Трегубовича.
Зоя. Познакомьтесь. Это наш сын Никита. Никита, это папина ученица Лариса Маркова.
Знакомятся.
Никита. Мам…
Зоя. Не пойду. Иди сам.
Никита. Ну почему?
Зоя. А потому. Когда надо что-то просить и унижаться, вы посылаете меня.
Никита уходит.
Вам не скучно с нами? Может быть, хотите к молодежи?
Лариска. Нет. Спасибо. Нам не скучно.
Зоя приносит альбом. Раскрывает.
Зоя. Игнатий, Лариса, садитесь поближе.
Все садятся в один ряд.
Это Игнатий во время войны. Видите, лысый, в девчоночьем платье… А это он в третьем классе, сорок седьмой год. Тогда школьной формы не было, все в чем попало… А это мы с ним в консерватории. У меня прическа смешная, «венчик мира» называлась. А Игнатий – стиляга. Прическа под Тарзана. Тогда зарождался джаз, считалось – запрещенная музыка. Помнишь, тебя чуть не выгнали за джаз. А сейчас этих джазов, ансамблей, господи… И всего двадцать лет прошло… А это мы в первый год замужества. Какой ты смешной… А вот Игнатий в желудочном санатории, в Дорохове, а это за ручку с ним культработник Лида. Я потом ей на письма полгода отвечала… А вот Никита маленький, полтора года. Реветь собрался. Он тогда всего боялся, даже фотоаппарата… Вам интересно?
Лариска. Очень интересно. Но нам пора домой. Моя хозяйка волнуется, когда меня нет. Не спит.
Зоя. Что вы сказали?
Лариска. Я сказала, что хозяйка волнуется.
Зоя. Нет, перед этим.
Лариска. Что нам с Игнатием у вас очень интересно.
Зоя. Нет, после этого.
Лариска. Что нам пора домой.
Зоя. Кому «нам»?
Лариска. Мне и Игнатию. Не у вас же мы будем жить.
Лариска подходит к чемодану. Поднимает его.
Нетяжелый… Пошли.
Игнатий и Зоя растерянно переглядываются.
Лариска ничего не может понять.
А зачем ты меня звал?
Зоя. А зачем вы пришли?
Лариска. Я пришла выходить за него замуж.
Зоя. Тогда вам придется выйти за нас обоих, вернее, за нас троих: за него, за Никиту и за меня.
Лариска. Не понимаю.
Зоя. У него большой сын, маленькая зарплата и язва двенадцатиперстной кишки.
Лариска. Ну и что?
Зоя. А то. Он зависим: физически, материально и морально.
Лариска. Я не понимаю, от чего можно зависеть, кроме любви.
Зоя. Пока вас не было на свете, пока ваши родители еще только познакомились, он уже родился, вырос и женился. И это никуда не денешь.
Лариска. Я не понимаю.
Зоя. Вы что, глухая? Вы меня не слышите?
Лариска. Извините, я вас слышу, но не понимаю. Мы разговариваем на разных языках, как китаец и француз.
Зоя. Я говорю на языке здравого смысла.
Лариска. А я на языке любви. Мы не поймем друг друга.
Зоя. Ну хорошо, говорите с ним на своем языке.
Лариска подходит к Игнатию, поднимает к нему лицо. Смотрит в самые глаза.
Лариска. Ты любишь меня?
Игнатий. Да.
Лариска. Почему предаешь?
Игнатий. А почему предают? От трусости.
Лариска. Почему трусишь?
Игнатий. Не верю.
Лариска. Мне или себе?
Игнатий. Себе. Я – пуля на излете с комплексом несостоявшейся личности, с комплексом уходящего времени. Укомплексованный начинающий старик.
Зоя. Я же вам говорю: это современный типичный мужчина, который ничего не может решить. Вы зависите от него, а он – от всего на свете.
Лариска. Но я люблю тебя.
Зоя. Заладила: люблю, люблю… Он не знает, что с этим делать. Ваша любовь для него роскошь, которую он не может применить. Это как если бы ему подарили золотой шлем Тутанхамона. Он вбил бы в него гвоздь и приспособил на даче как рукомойник.
Лариска. А что же мне делать?
Игнатий. Перестань любить меня.
Лариска медленно опускает чемодан.
Лариска. Ты хочешь, чтобы я перестала любить тебя. Но я вся – ЛЮБОВЬ. Я не могу сделать так, чтобы любовь умерла, а я осталась. Я могу убить ее только вместе с собой.
Лариска идет к двери.
Игнатий загораживает ей дорогу.
(Тихо.) Выпусти меня, пожалуйста.
Игнатий. Я не могу тебя отпустить. Как ты пойдешь по городу в таком состоянии…
Лариска. Тогда пойдем со мной.
Игнатий. Я не могу бросить Зою в таком состоянии. Что Никита скажет своим друзьям?
Лариска. Тогда дай мне уйти.
Игнатий. Я не могу…
Лариска (растерянно). Да что же это такое… И не берут, и не выпускают. Заговор какой-то…
Она разбегается и пытается прорваться. Игнатий ее не выпускает. Заиграла очень громкая музыка. Старшеклассники распространились по всему дому, танцуют, топоча, как стадо мустангов.
(В смятении). Это какой-то сумасшедший дом…
Игнатий. Успокойся. Выпей.
Он наливает ей стакан водки. Лариска выпивает. Молодежь пляшет вокруг нее, вовлекает Зою. Танцует и Зоя – каким-то неистовым танцем отчаяния. Лариска оглядывается по сторонам, как бы ища выход. И вдруг нашла. Метнулась к окну, отомкнула шпингалеты. Рванула на себя балконную дверь, посыпались труха и вата, повисли полоски бумаги, которой клеят стекла. В квартиру ворвался морозный воздух. Свет гаснет.
Больничная палата. В палате трое больных: Спящая – пятьдесят лет. Нина – тридцать лет. Наталья – сорок лет. Спящая спит. Нина читает газету. Наталья не слушает, думает о своем.
Сидит, уставившись в одну точку.
Нина (читает). «…Утверждена программа технического перевооружения и реконструкции двадцати промышленных предприятий. Осуществление этой программы позволит дополнительно повысить производительность труда на одиннадцать процентов, сберечь десятки миллионов рублей, высвободить для работы на других участках около трех тысяч человек…»
Наталья. Я просто не знаю, что мне делать. Я уже отупела от потерь. Я уже ничего не боюсь.
Нина. Значит, не судьба. Значит, он не твой человек. Пусть себе уходит.
Наталья. Мой… Мой. Я же знаю. Мы вместе ели. Отламывали от одного куска. Все вместе. А теперь все врозь. Я не могу…
Наталья напрягла скулы, чтобы не заплакать.
Нина. Объявится. Ну куда он от тебя денется?
Наталья. Объявится… Но в каком качестве? Забежит на полчаса. Во что выродится эта наша любовь? В интрижку?
Нина. Да ну уж… любовь… Сколько ты его знала?
Наталья. Десять дней.
Нина. Идиотка. Из-за десяти дней с ума сходить. Что можно понять за десять дней?
Наталья (страстно). Все! Это бывает ясно за один час, когда твой человек. А тут десять дней…
Наталья мысленно обошла памятью эти десять дней и пришла в отчаяние.
Все остальные рядом с ним амбалы.