Ласты на каблуках Мазаева Ирина

Лизочка сидела за столиком и жадно разглядывала предложенное ленивой официанткой меню. Она так сильно хотела есть, что совершенно забыла о своем полном безденежье и зашла в первый попавшийся ресторанчик. Чувство голода было таким сильным, что она моментально забыла обо всех своих бедах. И о негодяе– учителе, который довел ее до поляны с несколько поредевшей толпой туристов. Вернул лошадь мальчикам. А потом вывел ее на тропинку, круто спускавшуюся вниз и сказал:

– До свидания. Через двадцать минут выйдешь на шоссе. А там как-нибудь доберешься до Туапсе.

Лизочка попыталась было закатить истерику. Как это так: ее, Лизочку, собирались бросить в лесу, заставить одну, уставшую, плестись до какого-то шоссе, по которому неизвестно на чем и неизвестно как предстояло добираться до города!

– Кого просить помочь, кроме тебя?! Кого мне ждать на шоссе?! Кто меня довезет без денег?!

Но учитель моментально пресек ее вопли:

– Кричать бесполезно. У меня свои дела. Можешь не благодарить за то, что довел до поляны. А того, кого ты ждешь, ты уже встретила.

И ушел.

А Лизочка, добравшись до шоссе и увидев ресторанчик, не смогла воcпротивиться звучному голосу пустого желудка.

Начать она решила с салатика. Но первое же название поставило ее в тупик. «Салат из мытых овощей» открывал длинный список блюд. Лизочка немножко заволновалась. Но методом логического анализа решила остановиться именно на нем.

Дальше следовало выбрать что-нибудь посолиднее: рыбу или мясо. «Рыба говорящая» ее заинтриговала. Поскольку дальше стояли «Мясо бешеной коровы» и «Говяжье из Калопы», то Лизочке пришлось остановиться именно на рыбе, надеясь, что она не окажется слишком болтливой. Вино, слава богу, было просто вино и не внушило Лизочке никаких опасений. Когда принесли заказ, она решила начать именно с него. А вы бы как поступили, учитывая, что в меню не было уточнено, насколько хорошо вымыты овощи?

Итак, Лизочка выпила первый бокал вина и задумалась. Попыталась проанализировать все произошедшее за сегодняшний день.

Во-первых, любила ли она кого-нибудь? Почему-то именно этот вопрос не давал ей покоя. Любила ли она кого-нибудь из своих мужчин? В голову настойчиво лезли самые разные причины, почему она была с ними, кроме единственной – любви. Одиннадцатиклассник? Никто в Лизочкином классе не встречался с мальчиками серьезно. А Лизочка всегда и везде хотела быть первой. Ванечка? Он был лучшим на курсе и поэтому, по определению, должен был достаться Лизочке. Художник из Бибирева? Это было модно в их круге: заводить знакомства в богемной среде и вести долгие разговоры о меценатстве и культуртрегерстве. Эдуард? Лизочке хотелось спокойствия, размеренной жизни с налаженным бытом. Толик? Лизочка чувствовала себя большой и сильной, спасая его. Борюсик...

Вот и вышла она снова на Борюсика, думать о котором ей совершенно не хотелось. Как ни странно, вместе с заявлением в милицию и подробным рассказом там же «об этом негодяе» всякая ненависть вышла из Лизочкиного сердца, выветрилась, выпарилась на южном солнышке. Осталось только легкое недоумение: как же так? После первого же бокала вина в ресторанчике на обочине пыльного шоссе неизвестно где Лизочке вдруг показалось, что, приди сейчас к ней Борюсик, верни все, покайся в грехах, и она все поймет и простит.

У Лизочки сладко и мучительно заныло под ложечкой. Где эта самая «ложечка» у нее находилась, Лизочка не знала, но была уверена, что заныло именно там. Чтобы унять это нытье, пришлось приступить ко второму бокалу.

Не успела Лизочка выпить и половину бутылки, как подали рыбу. Рыба была как рыба, с головой. Но при этом молчала. Лизочка, после салатика и вина почувствовавшая себя увереннее в этом мире, осторожно ткнула ее вилкой. Рыба молчала. Учитывая сумму, которую предлагалось за нее отдать, могла бы быть и поразговорчивее. Лизочка, всегда недолюбливавшая отечественный общепит, обернулась в поисках официантки.

Официантка стояла у барной стойки с видом человека, мучительно сосредоточенного на разрешении сложного философского вопроса. Рядом на большом блюде скучали устрицы.

– Подойдите, пожалуйста, – уверенно сказала Лизочка.

Официантка подняла правую бровь.

– Подойдите ко мне, – настойчиво сказала Лизочка.

Официантка бровь опустила и медленно отлепилась от стойки.

– Почему она не разговаривает? – капризно протянула Лизочка.

– А вы думаете, она с первым встречным разговаривать будет?

И оставила Лизочку тет-а-тет с неразговорчивой рыбой.

Лизочка в задумчивости налила себе и залпом опустошила еще бокал. В голове неожиданно помутнело, и ее стало неудержимо клонить к столу да так, что Лизочке пришлось опереть лицо на руки.

– Плохо? – участливо спросила рыба мужским голосом. Это оказался самец.

– Мне кажется, я пьяна, – честно сказала Лизочка – врать рыбе ей было неудобно.

– А это опять вы... – удивленно-радостно протянула рыба.

– Мы с вами встречались? – в свою очередь, удивилась Лизочка, по-прежнему не поднимая головы. – Хотя все может быть, вы все для меня на одно... лицо, морду...

– Да что с вами происходит?! – громко сказали рядом уже совершенно другим голосом.

Лизочка вскинула голову и увидела перед собой все того же мужика из «жигуленка».

– Я не умею любить. Я наступаю на одни и те же грабли. Я воспринимаю себя как вещь. У меня нет денег, – сформулировала Лизочка свои проблемы.

– И при этом вы сидите в ресторане. Чем собираетесь расплачиваться? – Мужик среагировал только на последнее замечание.

– Не знаю...

– Понятно. Официантка, примите заказ. – Мужчина быстро что-то надиктовал. – Вам нужно хорошо поесть. И перестаньте тянуться за бутылкой. Вам уже хватит.

– Что вы заказали? Говяжье из Калопы? Калопа – это рядом с Анапой?

– Я заказал говяжьи эскалопы – это два слова. А что за рыбу вы заказали? Почему вы ее не едите?

– Это говорящая рыба, – прошептала Лизочка, с детства наученная, что про присутствующих нельзя говорить в третьем лице. – Правда, она долго не хотела со мной разговаривать.

– А о чем вы ее спрашивали?

– Я ее тыкала вилкой под ребра.

– Да вы садистка.

Лизочка покраснела.

Принесли эскалопы с гарниром, хлеб, аджику и ткемали.

– Меня, кстати, Владимиром зовут, – представился мужчина.

– А меня Лизочкой. Меня садисткой обозвали, а сами на нее – с ножом.

– А вы ее с собой взять хотите в качестве подружки?

– Знаете, – Лизочка снова перешла на шепот, – мне кажется, мы говорим ерунду.

– Вам это часто кажется? – Владимир тоже перешел на шепот.

– Сегодня – в первый раз.

– А мне вот в последнее время постоянно. Мне кажется, я говорю ерунду, окружающие говорят ерунду, в телевизоре говорят ерунду...

– Да? – удивилась Лизочка и задумалась. – Не-е... Если сравнивать с телевизором, то мы говорим хорошую ерунду. Знаете, а давайте всегда говорить ерунду? – пока Владимир отвлекался на поиски салфеток, она успела выпить еще бокал, на что он печально вздохнул и принес еще бутылку. – Мне так надоело говорить все время что-то умное. Все время быть умной. Все время доказывать всем, что я – умная. Как вкусно это, как его, из Калопы...

– Давайте оставим ерунду на потом. Расскажите мне сначала поподробнее, почему вы без денег.

Лизочка, всегда видевшая в первую очередь внешнюю сторону вещей, на сей раз почему-то не стала о ней говорить. Вместо длинного слезливого рассказа про Борюсика и ограбление, она поведала Владимиру про дольмены, абхазца, лошадь и cтранствующего учителя.

– Он мне сказал, я сама виновата – я не умею общаться с граблями и не хочу этому учиться... – хныкала Лизочка на плече у нового знакомого.

– И часто вам приходится общаться с граблями в Москве?

– Постоянно... И еще он мне рассказал, что я воспринимаю себя как товар. А я ведь, и правда, воспринимаю себя как товар. Я – вещь. Я просто красивая и удобная в использовании вещь. – И Лизочка разразилась уже настоящим водопадом слез. – А я хочу чувствовать себя человеком! Я хочу быть сама собой!

– Хотите чувствовать себя человеком – чувствуйте. Кто вам мешает? Вещи, даже самые красивые, не разговаривают с рыбами, не уплетают за один раз три порции эскалопов, не плачут так трогательно на плече и так остроумно не сравнивают мужчин с граблями.

– Я съела три порции эскалопов?! – У Лизочки даже слезы высохли, и она всей своей сущностью прочувствовала парочку стремительно прибавляющихся к ее телу килограммов. – О ужас! Моя диета! Моя фигура!

– Три порции эскалопов и вторая бутылка вина. Вещи, кстати, не напиваются.

– Вы не смотрите на меня как на вещь? – Лизочка попыталась заглянуть новому собеседнику в глаза, но едва она отлепилась от его плеча, как чуть не навернулась с пластмассового стульчика.

Владимир вовремя успел ее подхватить.

– Я смотрю на вас как на красивую молодую женщину, попавшую в сложную жизненную ситуацию. И я готов вам помочь.

– Доверься ему, – сказала рыба, которую, как казалось Лизочке, они уже давно съели. – Это хороший человек.

– Ты уверен?

– Конечно. Это ты полна своими стереотипами, шаблонами и правилами и не в состоянии отличить хорошего человека от плохого. А мы, рыбы, пусты. В нас только вода. Поэтому мы все знаем.

– Почему сегодня все пытаются учить меня жизни?! – воскликнула Лизочка.

Она хотела было сказать что-то еще, но мир плавно закружился вокруг нее. Ей показалось, что вслед за говорящей рыбой, ее засасывает в огромную воронку, глубоко под воду, откуда все видится ясно и отчетливо...

Лизочка очнулась и, не открывая глаз, потянулась. Ей вдруг показалось, что все это – Борюсик, Туапсе, кража, абхазец, лошадь, странствующий учитель, говорящая рыба – были только сном. Не более чем страшным сном. А сейчас можно было потянуться еще раз, открыть глаза и обнаружить себя дома, в Москве, в своей родной и привычной квартирке, в удобной кроватке с ортопедическим матрасом. Пойти в душ, взять с полки гель с ароматом ванили. Смыть с себя все переживания. А потом позвонить кому-нибудь из подруг и посмеяться над нелепым сном.

Лизочка счастливо улыбнулась предстоящей перспективе.

Рядом раздался чей-то храп. Лизочка уже с некоторыми сомнениями открыла глаза...

Над головой был потолок. Но не ее, Лизочкин, навесной нежно-голубой потолок, а какой-то грязно-белый. Укрыта же Лизочка была не ее любимыми черными шелковыми простынями и даже не нежно-персиковыми льняными, нет. Чьей-то белой в мелкий цветочек ситцевой и, как Лизочке в ужасе почудилось, не вполне свежей. Более того, Лизочка лежала в постели не одна.

Она в ужасе запустила руки под простыню и ощупала себя. На ней были трусики и бюстгалтер. Хотя это могло ни о чем и не говорить. Но белье было темно– бордовое, полупрозрачное с ажурными завязочками. Как всякую женщину, неожиданно оказавшуюся в постели с мужчиной, ее это успокоило.

Поскольку храп продолжался и чье-то еще тело уже явственно ощущалось рядом, Лизочка покосилась на храп. Профиль лежащего рядом ей был смутно знаком. Но где она, как она здесь оказалась и с кем, Лизочка, хоть убей, не помнила. Она крепко зажмурилась. Голова раскалывалась, и все тело ломило, как будто весь прошлый день она разгружала вагоны. Слава богу, Лизочка отчетливо помнила, что вагоны, уж точно, она не разгружала.

Вспомнилось: Борюсик, Туапсе, кража. Разговор с Динкой. Поход в отделение милиции и заявление на Борюсика. Что было потом? Лизочка попыталась сосредоточиться. Экскурсия к дольменам, которые она так и не увидела. Абхазец Андрей, лошадь. Лошадь понесла. Лизочка упала. С чего это она вообще полезла на эту дурацкую кобылу? Лес, грабовые рощи, пицундские сосны, шишки. Странствующий учитель...

Цепочка событий в Лизочкиной голове потихоньку восстанавливалась, и она начинала чувствовать себя все увереннее. Странствующий учитель. Они разговаривали, сидя под сосной. О чем? О мужиках. О том, что Лизочка постоянно наступает на грабли. А потом считает, что все грабли – сволочи. Еще о чем? О том, что она считает себя товаром. (На этом месте размышлений Лизочка вздохнула.) Потом он проводил ее на поляну, где собираются все группы, катают на лошадях и продают сувениры. Они вернули лошадь...

А потом странствующий учитель ее бросил. Вот козел! Не мог вывести на шоссе. Дела у него! Ничего, Лизочка – женщина сильная. Она сама вышла на шоссе. Хотя какое там шоссе! Узкая петлистая дорожка с бесконечной вереницей придорожных кафе. Ага! Придорожное кафе, маленький ресторанчик. Ленивая официантка, неразговорчивая рыба.

Лизочка схватилась за свой, лежавший рядом на стуле сарафанчик, как за спасательный круг. Нашлись и босоножки. Лизочка в панике покрутила головой в поисках сумки. Сумки не было. Цепочка воспоминаний дополнилась еще одним звеном: во время бешеной скачки на лошади Лизочка сумку потеряла. А стало быть, потеряла темные очки, косметичку, остатки наличности, ключ от домика в Туапсе, справку о потере паспорта, выданную в отделении милиции.

Она оделась и уставилась в зеркало. Из зеркала на нее смотрела потрепанная женщина старше Лизочки лет на пять и с размазанной косметикой. Лизочка чуть не лишилась чувств. Это была не она!!! Метнулась к умывальнику, скромно притулившемуся в углу комнатки рядом со столом, имитировавшим кухонный. Умылась, кое-как пригладила волосы. Ни расчески, ни геля для волос тоже не было. Видимо, придется остаться в незнакомом доме навсегда: выйти на улицу ненакрашенной она не могла.

Что поделать, Лизочка относилась к тому типу женщин, которые даже мусорное ведро выносят при полном параде. Без косметики и укладки Лизочка чувствовала себя голой. Слои тонального крема, пудры, теней и румян на лице не просто мгновенно преображали ее, но и служили защитой. Были ее забралом, кольчугой и наручами, призванными уберечь от внешних воздействий: от колючих взглядов других женщин и мужчин.

Ведь Лизочка была безупречна. Всегда хотела быть на коне и во всеоружии. Лизочка хотела всегда побеждать. Лизочка хотела, чтобы ее рейтинги зашкаливали, ее котировки повышались, а спрос на нее никогда не ослабевал. Именно для этого были солярий, фитнес-клуб и массажный кабинет по нескольку раз в неделю. И именно поэтому она чувствовала себя неуязвимой.

Лизочка даже разозлилась немного. Потому что понимала: выйти на улицу в таком виде придется. И придется прямо сейчас. Лизочка покосилась на безмятежно спящего мужика. Дальше неразговорчивой рыбы Лизочка не помнила. Точнее, помнила, что ей удалось, наконец-то, разговорить рыбу. Но что сказала ей рыба, она не помнила напрочь. Откуда же тогда взялся этот мужик? Лизочка с каким-то непонятным ей интересом вгляделась в спящего. Мужик был в принципе ничего. Не абхазец, не грузин и не азербайджанец. Вполне русская внешность. Темно-русые волосы. Аккуратная профессорская бородка...

На этих размышлениях Лизочка схватилась за голову. Про себя. Можно же разговаривать про себя. Так вот так же можно и хвататься за голову «про себя» – мысленно. А подумав, схватилась за голову уже по-настоящему.

«До чего я докатилась! – ужаснулась она. – Я обнаружила себя в постели с незнакомым мужчиной. Стою тут и рассуждаю, симпатичный он или нет!!!»

– Нет уж, хватит с меня! – вслух сказала она, нисколько не заботясь о том, разбудит она неизвестного мужика или нет.

Лизочку трясло противной мелкой дрожью. Мало того, что ее обманул человек, которому она доверилась, обманул, обокрал, бросил одну в незнакомом городе, так ведь это не все! Неудачи продолжали сыпаться на нее со всех сторон! Ведь все же начинало налаживаться. Она, Лизочка, сумела взять себя в руки. Убежденная Динкой, что все еще можно исправить, написала заявление в отделение милиции, получила справку, успокоилась и решила отвлечься, съездив на экскурсию. И на тебе! Лошадь понесла, сумка потерялась. Да еще в довершение всех бед ее напоил и соблазнил какой-то мужик! Ужас!

– Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра, – сказала Лизочка, копируя Скарлетт О’Хара из фильма «Унесенные ветром».

Наша Лизочка обладала устойчивой психикой. Но даже для нее события последних дней были явным перебором. «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра» – именно этот алгоритм действий мог ее спасти. Ни за что, совершенно ни за какие суши и фуагра не стоило думать о том, что ко всем ее бедам кто-то еще и воспользовался ее ситуацией.

Впрочем, Лизочка не была уверена, что ее действительно соблазнили. Но на всякий случай возмутилась по этому поводу. Даже ножкой топнула. Опять же, не страшась разбудить. Но мужик спал богатырским сном. Лизочка посмотрела на часы: было семь утра. Что ж, неудивительно. Ей же во что бы то ни стало захотелось убраться отсюда, попасть скорее в снятый ею домик, показавшийся ей вдруг таким родным, залезть под душ...

Но вместо этого Лизочка внимательно огляделась. Она находилась в домике, очень похожем на тот, который сняла сама. Только еще победнее. С одной кроватью, столиком у окна, тумбочкой, вешалкой и умывальником. Она осторожно расшторила окно. Окно выходило во дворик. Как и окна еще трех похожих домишек, в которых местные обычно селят приезжих.

Как ни странно, Лизочка не чувствовала опасности. Напротив, неизвестно где и неизвестно с кем, кто в любую минуту мог проснуться, она чувствовала себя спокойно и безопасно и даже забыла, что она не накрашена. В ней проснулось любопытство, которое частенько толкает женщин на не совсем красивые поступки.

Лизочка заглянула под кровать: так и есть, как и у нее, у него под кроватью лежал чемодан. Мужик так же, как она, был отдыхающим. В домике было чистенько. Вещи аккуратно сложены. Лизочка, ужасно не любившая неряшливых мужиков, порадовалась было, но вовремя спохватилась. Мужик, воспользовавшийся ее положением, был ей неприятен. Должен быть... Но именно к этому конкретному человеку она почему-то не испытывала никаких негативных эмоций.

«Странно, – удивленно подумала Лизочка, – почему же я к нему не испытываю никаких негативных эмоций?»

Она еще раз всмотрелась в спокойное – симпатичное! – лицо спящего.

При этом ей захотелось разбудить его, поговорить, узнать, кто он, откуда... Тут же вспомнился Борюсик, как хорошо было просыпаться рядом с ним, как он обнимал ее во сне... Лизочке захотелось плакать, но она быстро взяла себя в руки.

– Этого мне еще только не хватало! – вслух сказала она. – Я начну новую жизнь. Без глупостей, без дурацких приключений, без незнакомых мужиков в постели.

Это прозвучало, как фраза аутотренинга.

С этой фразой на устах Лизочка развернулась и решительно вышла из домика.

«Я начну новую жизнь!» – каждый человек принимает это решение миллион раз. Обычно это предполагает какое-то конкретное изменение: уйти с опостылевшей работы, развестись, бросить курить. Лизочка, всегда пытавшаяся жить по максимуму, масштабно и глобально, решила изменить все сразу. Измениться самой. Точнее, где-то подсознательно она почувствовала, что уже изменилась.

Она уже не сожалела об уютном гробике горизонтального солярия, по пробежкам на эллипсоиде по заранее составленному оплаченным тренером плану и часах шопинга. Прошлая жизнь ей, после всех событий, показалась вдруг какой-то мелкой, неинтересной, даже скучной. Лизочке страстно захотелось моря, неба, ветра. Ей хотелось настоящего солнца. Ей хотелось движения не в потном спортзале, а на воздухе. Ходить по горам, научиться ездить верхом.

Лизочке захотелось, чтобы все кругом было настоящее. Настоящее! Не лощеное, приукрашенное, придуманное – не та дурацкая жизнь, которую она сама себе выдумала и пыталась жить. А что-то настоящее, всамделишное, живое. «Я человек! – ликовала Лизочка. – Я настоящая, живая, я все чувствую!» Ей больше не было жалко ни денег, ни документов, ни исчезнувшего возлюбленного, ни испорченного отпуска.

Лизочка поняла это и изумилась. Что такое произошло с ней? Она даже потрогала лоб – нет ли температуры? Ощупала рукой шишку на голове – а не могло ли это быть от сотрясения? Но больной она себя не чувствовала. Ей страшно захотелось пойти на пляж. Залезть в море и плавать, плавать, плавать, пока и внутри нее не будет пусто, как говорила рыба. Хотелось встретить говорящих рыб и поболтать с ними, хотелось говорить ерунду.

Лизочка поняла, насколько она сама себя всю жизнь загоняла в какие-то рамки, ограничивала. Переделывала, перекраивала до такой степени, что на самом деле забыла, а кто же она? И очень хотелось посидеть где-нибудь в тишине одной – подумать. Может быть, впервые ей хотелось прислушаться к самой себе. Понять себя.

Ей захотелось продумать и переосмыслить свое отношение к мужчинам. Понять, где же она ошибалась. Сделать выводы. И больше не повторять ошибок. Научиться в отношениях оставаться самой собой. Настоящей, а не той, которую кто-то хотел бы видеть рядом. Неужели же ее нельзя полюбить такой, какая она есть? Лизочка представила себя со стороны. Лохматая, ненакрашенная, в помятом сарафанчике, с безумными глазами – женщина неопределенного возраста. Свободная. «Свободная» не в том смысле, в каком это слово употребляли в ее кругах – «брошенная мужиком», а именно в первобытном его значении: свободна!

Лизочка была уверена, что вот именно такую ее и можно полюбить. Потому что сама она в данный момент любила всех, весь мир. Любила одиннадцатиклассника, Ванечку, художника из Бибирева, Эдуарда, Толика, Борюсика. Мужчины – сволочи? Они прекрасны!

– Мужчины прекрасны! – шепотом крикнула Лизочка, стоя посреди спящего дворика, увитого виноградными лозами с мелкими незрелыми ягодками. – Я всех люблю!

Лизочка закружилась посреди двора в каком-то замысловатом танце, словно сейчас, в этот миг, в нее вселилась сама богиня любви – Лоа Эрзули.

Не желая с кем-либо встречаться, она тенью скользнула по тропинке к калитке. Калитка под ее рукой предательски скрипнула, но Лизочка уже выбежала со двора и быстрым шагом отправилась по направлению к морю – оно синело в конце круто спускавшейся вниз улочки. Если посмотреть со стороны, то Лизочка просто выбежала за калитку и продолжала убегать. Хотя за ней никто не гнался...

С бешено стучащим от переполнявших ее чувств сердцем Лизочка достигла перекрестка. И с облегчением увидела знакомое здание вокзала вдалеке. Она была в Туапсе. Неизвестно как, но она оказалась в Туапсе. Сумасшедшая радость захлестнула ее. Ни удачно сделанный перманент, ни успешный проект на работе, ни предложивший провести отпуска у моря Борюсик не обрадовали Лизочку так, как обрадовало ее это грязно-желтое здание.

Окрыленная, она вылетела на привокзальную площадь. На площади, сонные и недовольные, махали метлами дворники. Такие же сонные с надеждой на лице стояли бабки с табличками «Сдам жилье». Сонные и деловитые одновременно собирались торговки. И все они показались Лизочке такими родными, такими хорошими, такими добрыми. Сладкая слеза умиления скатилась по ее щеке.

Все на тех же сомнительных крыльях Лизочка долетела до своего домика. Пустив еще пару слез умиления, она уперлась в запертую ею же самой вчера дверь. Отпереть ее, спросив у хозяйки еще один ключ, стоило ей дивного бирюзового шарфика. Но на сей раз Лизочка рассталась с предметом своего туалета легко. Шарфик почему-то перестал что-либо значить для нее. Имело значение только одно: она была в каком-никаком, в своем доме, в убежище. Она вернулась в цивилизацию с душем и горячей водой, с телефоном и телефонной книжкой, запасным набором косметики и парфюма. Лизочка даже почувствовала себя на пару минут счастливой.

И тут же начала пользоваться благами цивилизации. Помылась, переоделась, накрасилась и побежала к хозяйскому телефону.

– Ты с ума там, что ли, сошла? – осведомилась Динка сонным голосом. – Ты же знаешь, что я сплю до одиннадцати, а сейчас – девять.

Лизочка десять раз извинилась. И вкратце рассказала ей про абхазца, лошадь и немного про странствующего учителя. Про ночь в чужой постели она почему-то промолчала.

– Ладно, – отмахнулась Динка, – не убилась, не потерялась, не попала в гарем – и хорошо. Только больше не ищи себе приключений, хорошо?

Лизочка пообещала.

– Значит, так: кредитные карты твои я заблокировала, – отчиталась Динка, – машину через знакомого попробовала пробить по базе. Пробила. Зарегистрирована она на Павла Ивановича Курчатова, а не на Бориса какого-то. Так что – не его это машина. Я пробовала звонить этому Павлу Ивановичу – никто не отвечает. Буду продолжать названивать. Может, это его друг или родственник. Позвоню, спрошу Бориса. Придумаю какой-нибудь повод. С квартирой я сначала не знала, что делать. Но потом придумала. Я залепила замочные скважины пластилином.

– Что?! – Лизочка чуть со стульчика не упала.

– А что? По-моему, прекрасное решение. Представляешь, приходит он, пытается сунуть ключ в замочную скважину – а фигушки! Что ему делать? У тебя дверь железная. Вызвать мужиков из ЖЭУ с автогеном он не может. У него в паспорте прописки по твоему адресу нет. Если попытается кого-нибудь нанять, я консьержку твою, клевая, кстати, тетка, предупредила. И соседей. И соседи у тебя ничего, понимающие. Так что – жизнь прекрасна! Сходишь сегодня деньги получишь, купишь билет до Москвы. Позагораешь еще на прощание и домой. О Борюсике ты, я слышу, уже позабыла. Ну и правильно. Встретишь ты еще кого-нибудь хорошего.

– Ага, жизнь прекрасна... – мечтательно протянула Лизочка, которая все не могла решить, рассказывать о своем волшебном преображении или нет.

– Я рада, что ты не теряешь присутствия духа. Может, ты еще и там мужичка какого-нибудь симпатичного найдешь и останешься до конца отпуска. А что? Всякое в жизни бывает.

Лизочка вспомнила про мужика, с которым рассталась каких-нибудь пару часов назад и покраснела.

– Или ты там что-то не договариваешь? – прочитала ее мысли Динка.

Неизвестно, с каким видом все она это спросила, но Лизочке почудилась в ее словах насмешка.

– Что ты смеешься! – вспылила Лизочка. – Нашла не нашла: не забывай, что это ты и твое дурацкое Вуду во всем виноваты! Черт меня дернул вообще пустить тебя тогда в гости! Это из-за тебя я осталась без денег и документов, чуть не убилась на лошади, чуть не потерялась в лесу, проснулась с непонятным мужиком! Ты все это устроила! Ты...

– Во-первых, – перебила ее Динка, – я понимаю, что тебе пришлось много чего пережить, но не нужно искать виноватых. Я в твоей ситуации так же виновата, как любой другой из шести миллиардов людей на планете. Во-вторых, если ты проснулась с незнакомым мужиком, а теперь злая сама на себя, давай об этом поговорим. Не бойся, я не буду тебя осуждать и никому не расскажу.

– Да, я проснулась сегодня утром в постели с незнакомым мужиком! – воинственно сказала Лизочка. – И что? Я ничего не помню! Знаешь, сколько я вчера вина выпила?! – И она вкратце, еще за час пересказала все прелести своего утра.

– С чего ты вообще взяла, что между вами что-то было?

– Ну... все они одинаковы... Увидел пьяную женщину, привез к себе домой, уложил в свою кровать... – и тут Лизочка в ужасе поняла, что сама себе врет, что снова она начинает играть какую-то роль, говорить слова, которые, как ей кажется, надо говорить в подобной ситуации.

Лизочка озадачилась: а что она чувствует на самом деле?

– Ты же сама сказала, что в доме только одна кровать была, – между тем вещала Динка. – Что ему, на пол тебя надо было укладывать? Слушай, у тебя вообще какое-то однобокое представление о мужиках. Что ты от них вечно какой-то подлянки ожидаешь? Ну обманул тебя Борюсик. Так, заметь, он сделал это отнюдь не так прямолинейно и просто, как ты себе это представляешь. Напротив, он отрастил себе идеальные, по твоим представлениям, ножки, подошел к тебе открыто. Ты хотела его видеть таким – он таким и показался.

– Мы это уже обсуждали, – буркнула Лизочка, которую почему-то эти «идеальные ножки» задевали.

– Хорошо, не будем. Ты попробуй посмотреть на своего ночного мужика по-другому. Где вы познакомились – в ресторане? В котором ты назаказывала еды, не имея при этом ни копейки. Кто, скорее всего, хозяин ресторанчика? Правильно, лицо кавказской национальности. Чем тебе пришлось бы расплачиваться? То-то и оно. А мужик за тебя заплатил. Спас тебя, так сказать, от бесчестия. Вывез пьяную в Туапсе. Может, ты ему просто адрес была не в силах назвать. Куда ему было тебя везти? Правильно, к себе. Не бросать же на улице. Думай о людях хорошо, и они будут хорошими по отношению к тебе.

– И ты меня учить будешь! – возмутилась Лизочка, вспомнив вчерашние нравоучения. – Странствующий Учитель тоже, я тебе говорила, нашелся в лесу. Делать ему, что ли, нечего – распутывать мои проблемы? Шел бы на психоаналитика учиться да деньги зарабатывал бы лучше.

– Ну что ты опять раскричалась? – мягко остановила ее Динка. – Не встреть ты его, как бы из леса выбралась? Что бы с тобой могло случиться – страшно представить. И потом, он тебе вполне правильно сказал. Не надо считать, что все грабли – сволочи. Это раз. А второе... Как там его? А, не воспринимай ты себя как товар, не пытайся продаться подороже – и все будет хорошо.

Лизочка и сама понимала, что Динка права, что она с ней полностью согласна, но остановиться не могла. «Нападение – лучшая защита» – Лизочка с детства любила эту фразу и старалась ею руководствоваться в своих поступках. Это уже было как условный рефлекс: нападать.

– Я пытаюсь продаться подороже? – обалдела Лизочка. – Да я!.. Да я никогда!.. Да ты сама!..

– А кто мне постоянно рассказывал, сколько денег на тебя Борюсик потратил в очередной раз? Разве деньгами измеряются чувства?

Лизочка была готова убить Динку. А убить кого-то, как мы уже это выяснили, люди хотят только тогда, когда им говорят правду, которую они и сами знают. Знают, но скрывают изо всех сил, как первые морщины и целлюлит.

Лизочка, конечно, старалась о Борюсике не думать. Пыталась утвердиться в мысли, что вычеркнула его большой и жирной чертой из своей жизни. Выдрала, как лишние волоски, – больно, а что делать? Красота требует жертв, а Лизочкина жизнь должна быть красивой. Без всяких сволочей (читай: Борюсиков).

Вычеркнула, выдрала, выкинула – перевела в ранг подлецов, отвела душу в отделении милиции, рассказывая о его злодеяниях. Перечитала свои показания, расписалась: «С моих слов записано верно, мною прочитано». И забыла. Но все это было неправдой. Почему неправдой – понять этого Лизочка не могла.

То ли климат здесь какой-то особенный, то ли солнышко крепко голову припекает – запустился в ней, в ее, Лизочкиной, голове, какой-то странный механизм. Нет-нет, да и вернется она мыслями к их – ее и Борюсика – московским отношениям. Попытается что-нибудь вспомнить, какую-нибудь подробность – а нет никаких подробностей. С одной стороны, все так гладко было, так идеально, так неправдоподобно красиво, как роман прочитала. И она была безупречна. И он – безупречен. И отношения их – безупречны. Словно не жила Лизочка, не переживала. Не чувствовала ничего. Упивалась безупречностью и идеальностью.

А с другой – было, было оно – это самое настоящее, о чем выстукивало азбукой Морзе ее сердце. Было это – и никуда не денешься. Это все лишнее, суетное, наносное можно забыть. А настоящее – не забывается. Остается навсегда.

– Знаешь, о чем я подумала? Боишься ты, старушка, честных отношений. Вот и пытаешься придумать какие-то товарно-денежные. Чтобы душу не затрагивали. – Динка как будто мысли ее прочитала. – Да твой Борюсик, с твоих слов, уж такой сахарный виртуальный персонаж – он такой же трус, как ты.

– Я не боюсь, – уже окончательно оскорбилась Лизочка. – Я... я... просто не хочу. Не хочу...

– Чего ты не хочешь?

– Я не хочу лишнего, суетного и мелочного, – она вслух озвучила свои мысли. – Я хочу настоящего. Я хочу ходить на своих настоящих ножках.

– На настоящих ножках ходить трудно. Мы уже говорили об этом. Они у нас недоразвитые.

– Я хочу отрастить свои настоящие ножки. Ах, Динка, Динка, я же тебе самое главное не сказала, – Лизочке почему-то мучительно захотелось быть искренней. – Я такая дура, Динка!.. – призналась она и сама обалдела. – Я такая дура. Я жила не своей жизнью. Я не умела любить. Я боялась быть настоящей. Я не знала себя.

– А теперь знаешь?

– Знаю!

– А помнишь, как точно ты в Москве сформулировала свое желание?

– Нет.

– Ты сказала: «Хочется, чтобы Борюсик меня куда-нибудь свозил; на море» – так?