Ангел, вышитый крестиком (сборник) Колядина Елена
– Да к какой соседке? Всю жизнь здесь живем, всех как облупленных знаю! Ой, погоди, на второй этаж новые жильцы приехали. Видела один раз, как из их квартиры баба выходила… Нет, не мог Игорь ей увлечься – вульгарная, крашеная, бока из джинсов вываливаются.
– О-о, дальше можешь не описывать – самое во вкусе мужиков!
После работы Светлана поднялась на второй этаж и позвонила в дверь Валентины Савватеевны. Пенсионерка жила аккурат напротив новых жильцов и вообще активно интересовалась всем происходящим в подъезде. В глазке мелькнула тень, и дверь распахнулась.
– Ой, Светочка, вот уж не ждала! Случилось чего? – ласково протянула соседка. Светлана поняла: «Все знает!».
– Можно войти, Валентина Савватеевна? Поговорить?
Пенсионерка покосилась на соседскую квартиру и быстро завела Светлану в прихожую. Закрыв дверь, глянула в глазок и, не дожидаясь вопросов, сообщила:
– Ходит твой Игорь в 24-ю квартиру. Уж месяц, чуть не каждое утро. Я, конечно, случайно в глазок увидела, не мое это дело. Собиралась тебе рассказать, да неловко как-то, скажут опять: «Савватеевна, сплетница старая!».
Светлане казалось, полыхнувшие перед глазами огненные пятна чернеют вместе с прихожей, лицом Савватеевны. Она с усилием улыбнулась и вышла на площадку. В глазке Савватеевны зависла тень.
«Пусть рассказывает, кому хочет!», – подумала Светлана и решительно позвонила в дверь разлучницы.
На порог, пошарив в замках, вышла опиравшаяся на трость пожилая женщина.
– Я с четвертого этажа, жена Игоря Михайловича, – бросила Светлана. – Он у вас сегодня был?
– Был, – заулыбалась женщина. – Как же! Вы уж его не ругайте, если б не Игорь, не знаю, что бы с внуком стало! Дочь-то моя, мать Максимки, в Италию на заработки уехала. Квартиру-то в долги купили, нужно каждый месяц деньги отдать. А дочка – медсестра в поликлинике. Вот и поехала сиделкой в богатую семью, куда-то под Рим, не помню как город называется, не выговорить мне. Максимке родители нужны. А где их взять? Учебу запустил. В школе все по-новомодному, оценки на сайт какой-то выкладывают, я ничего в этом не понимаю. Да у нас и компьютера-то нет! Случайно разговорилась с Игорем Михайловичем – помогал мне сумку до квартиры дотащить, а он и говорит: «Давайте я с вашим Максимом позанимаюсь. В литературе не силен, а физику, математику подтяну». Уж какой святой человек, коммунист прямо, сейчас ведь и нет таких! Ведь каждое утро с домашними заданиями внуку помогает. Дай бог ему и вам здоровья!
Сглатывая слезы, Светлана поднялась домой. Дождалась мужа и, ставя перед ним тарелку с солянкой, сказала:
– Игореша, а давай отдадим старый компьютер Максиму, у нас пыль собирает, а мальчику – нужен.
Игорь молча кивнул.
– Почему ты мне не говорил, что занимаешься с ребенком?
– Думал, будешь ругаться. Балкон не застеклен, плинтуса в спальной не сделаны, а он где-то бродит! – копируя голос жены, проворчал Игорь. – А Максима я до ума доведу, он после девятого класса в наш колледж пойдет, потом – в депо, электричество по физике у него хорошо идет.
– Электричество в трамвае главное, – согласилась Светлана. – Без электричества – какие звонки?
Лето хмельной любви
Небесная река плавной лентой тянулась между вершинами деревьев, почти смыкавших кроны над тенистой грунтовой дорогой. Мария осторожно объехала могучий склонившийся вяз. Кажется, он стоял здесь всю ее жизнь. Музыка в автомагнитоле сменилась громкой рекламой, и Мария рассеянно нажала на кнопку выключения. Наступила целительная тишина. А через мгновенье дорога вынырнула из лесополосы, и машина оказалась в пронизанном солнцем хмелевнике.
Хмель стоял зеленой стеной, его высокие заросли тянулись, казалось, до горизонта. Мария остановила машину, открыла дверь и задохнулась от жаркой волны переливающегося струями горячего воздуха, наполненного опьяняющим ароматом хмеля. Едва слышно звенели на слабом ветру туго натянутые проволочные струны шпалер, гудели насекомые, порхали птицы, а теплые золотисто-зеленые шишечки хмеля источали облака пряного запаха. Мария сорвала гроздь хмельных шишек, поднесла к лицу и вдохнула аромат, от которого хотелось застонать и – она сперва не могла вспомнить, почему? – заплакать.
То лето у бабушки, в большой станице на реке Кубань, начиналось безмятежно. Мария чуть не до полудня спала в прохладной спаленке с синими ставнями, а, поднявшись, обнаруживала в летней кухне огромные вареники с вишней, жареные кабачки, «конфеты» из засахаренной тыквы или абрикосы в сиропе – такие сладкие, что к столу слетались осы. Купание в зеленоватой воде, ленивое лежание на горячем берегу днем, вечером – с подружкой Олесей – в кино, и до полуночи в постели: книжки, журналы, дневник с замочком для наивных девчоночьих тайн.
– Спать пора! – сердилась бабушка. – Опять завтра до обеда будешь дрыхнуть?
– Бабушка, у меня каникулы!
– Каникулы у нее! Кто рано встает, тому Бог подает. Ведь уже и лениться лень! Вот, гляди, зашью тебе, как, бывало, бабка моя делала, хмеля в наволочку, чтоб, как солнце сядет, морило ко сну! По те-то года с дитями нянчиться некогда было. Чтоб крепче спали и хорошие сны видели, в подушку-то богородицину травку наложат – то чабрец, то душицу…
Но волшебную сон-траву, невесомые медовые шишечки, Мария вскоре принесла в дом сама – Олеся позвала поработать на уборке хмеля.
Зевая и ежась, к семи утра Мария пришла к месту сбора, и приступила к работе на делянке хмелевника весьма хмуро. Но уже к обеду не могла унять биение крови в висках и хмельное головокружение – но не от пьянящего запаха хмеля, а от любви.
Выгоревшие волосы и бейсболки, шорты и шлепанцы на босые сбитые ноги, худые горячие коленки, руки в золотистом пушке и дурманящий запах корзин с собранным хмелем.
«Арсений», – вырисовывала Мария в своем застегивающемся на замочек дневнике, и обводила каждую букву узорами из сердечек, ромашек и солнечных лучей, почему-то похожих на плети хмеля.
– Когда целуешься, нужно открывать рот, – сообщила «опытная» Олеся.
Но поцеловались они только один раз – в последний вечер перед отъездом Марии домой, в нижегородский городок Павлово-на-Оке.
Ей казалось – она не сможет прожить без Арсения и дня! Писала письма не только ему, но и Олесе, ища повод лишний раз произнести любимое имя. Они мечтали, как следующим летом встретятся снова, теперь уже навсегда! Но как раз в это время вдруг открылись все границы, и родители повезли Марию в Турцию, после – летняя языковая школа в Эдинбурге, а осенью семья переехала из скромного Павлова в шумный Нижний Новгород.
Учеба в университете, стажировка, работа… Вот только с личной жизнью не складывалось – мимолетные романы, к которым больше подходило слово «секс», чем «любовь».
– Уж хоть бы так родила, помогли бы вырастить, – вздыхала мама, а отец отшучивался в ответ на вопросы знакомых: «Дедом-то еще не стал?»
Впрочем, почти все ее сокурсницы стремились сперва сделать карьеру, взять квартиру в ипотеку или машину в кредит.
Бабушка умерла зимой. Мария «не смогла вырваться» ни на похороны, ни на сороковой день. И летом-то поехала в станицу по необходимости – бабушка именно ей завещала дом с садом, но с условием, что продавать внучка его не будет, а станет привозить на лето правнуков.
Положив шишечку хмеля в карман джинсов, Мария вновь села в машину и поехала, теперь уже медленно, оглядывая смутно знакомые места – ставок, центральная улица, а вот и бабушкин дом. Какой же он маленький… Или это могучий грецкий орех так вымахал?
Из соседнего дома с интересом выглянули две тетушки.
– Здравствуйте, – поздоровалась Мария и вошла во двор.
До вечера она проветривала комнаты, мыла полы, вытаскивала сушиться половики и коврики. Уже в сумерках решила сходить в магазин. Захотелось кофе и легкого холодного вина. На небольшой площади с павильоном кафе возле нее вдруг затормозила машина, и мужской голос неуверенно произнес:
– Маруся, это ты?
Мария обернулась. Несколько секунд смотрела на выцветшие волосы и бейсболку и вдруг задохнулась от горячего ветра с запахом хмеля. Она села в машину и вдруг поняла, кого ждала долгие пятнадцать лет с того лета хмельной любви. Они обнялись и сидели, не шевелясь, приникнув друг к другу.
– Куда поедем? – наконец спросил Арсений.
– Ко мне,. Помнишь, дом моей бабушки? Ты что, так и живешь здесь?
– Нет, – засмеялся Арсений. – Заехал на два дня к родителям – повидаться после Олимпиады, очень им хотелось моим серебром перед родней похвастаться. Вдруг увидел, что в вашем доме открыты ставни. Соседки сказали – наследница приехала, Мария. Вот и поехал по станице тебя искать.
– Погоди… Серебро? Олимпиада? – Мария окинула взглядом летний костюм с надписью «Россия» на кармане. – Ты участвовал в Олимпийских играх? Так мы проездом из Лондона? Ого!
– Ну да, из Лондона. Я участник паралимпийских игр. Легкая атлетика.
– Ты паралимпиец? – в замешательстве спросила Мария и окинула Арсения недоверчивым взглядом. – А что с тобой?
– Говорят, нет ног ниже колен. Но я не верю, – усмехнулся Арсений.
Мария замерла, а через мгновенье тихо сказала:
– Я люблю тебя. Я очень тебя люблю!
Полезла в карман – кажется, там был бумажный носовой платок, но нашла лишь шишечку хмеля, солнечную, как то лето хмельной любви.
Горячий снег
– Видели вчера сериал? – завели в обед разговор коллеги. – Вот насочиняли сценаристы! Жених, весь такой благородный, ни пьет, ни курит, за всю жизнь так ни кого и не полюбил, все ее ждал, героиню. Где они таких мужиков нашли в наше время? Все-таки как-то надо ближе к реальной жизни. Да, Ольга Федоровна?
– Да, конечно, в наше время… Надо ближе, – согласилась Ольга, поднялась из-за чайного столика, с чашкой в руке пошла к своему столу и села, уставившись в компьютер. Пошевелила мышкой. На экране вспыхнула заставка – двухлетний внук Кирюша сидит в сугробе, засыпан снегом. Сын шутил, мол, завелся в лесу снежный человечек. А фотографировал муж Миша. Тот самый, каких не бывает – ни пьет, ни курит, и полжизни ждал ее, Ольгу, хотя должен был ненавидеть и проклинать за то, что она натворила.
После первого семестра техникума Ольга поехала на каникулы домой, в Архангельскую область, в свой городок с двухэтажными резными домами и прокопанными в глубоком снегу тоннелями, по которым жители в качестве транспортного средства по испокон веку сложившейся традиции таскали корыта. В корытах везли дрова, белье полоскать в проруби, припасы из магазина, детей в ясли. Уж очень удобным оказался способ передвижения по сугробам, особенно под горку, к речке.
Вот в таком укатанном снежном тоннеле и встретила вдруг Ольга одноклассника Сергея. «Вдруг», потому что Сергей неожиданно предстал перед ней с почти офицерской выправкой – в начищенных сапогах, туго перетянутой шинели, форменной ушанке. Оказывается, стал курсантом высшего военного училища. Искрящийся снег, новогодняя елка, украшенная на высоком берегу речки, звенящая лыжня и такие жаркие поцелуи, что снег, который Ольга прикладывала к щекам, казался горячим.
Так пролетели их каникулы. А потом оба снова уехали на учебу. И в письмах ухитрились поссориться, как могут ссориться только влюбленные. Если бы встретились, поговорили… Но мобильников тогда не было. Да какие мобильники – на переговорный пункт нужно было вызывать телеграммой. А курсанта и телеграммой не выцепишь – человек несвободный. Летом совсем пропал – с военных сборов не было возможности отправить даже открытку.
– Ага! Жди меня, и я вернусь, – подзуживала Ольгу подружка. – Сидишь, как верная офицерская жена, а он с поля боя с медсестрой вернется.
Нет, конечно, подружка ни при чем, она сама приняла решение – к несказанной радости давно и безнадежно влюбленного однокурсника Михаила, смешного, бедно одетого, из-под рукавов единственного пиджака вечно торчали голые руки. Счастливый Михаил, вдруг став мужем Ольги, энергично пошел в гору. Через пять лет он уже руководил богатым леспромхозом. Рожать Ольга приехала в родной городок. На свет появился сынок, сынулечка, Алеша. Михаил, ошалев от счастья, прилетел из своего лесного захолустья на вертолете! Сел, взбудоражив горожан, перед больницей, на берегу речки. Притащил прямо в отделение бидон морошки, трехколесный велосипед и песцовую шубу Ольге.
Через месяц, когда замерзшую землю наконец-то покрыл первый снег, Ольга катила коляску по аллее, и вдруг встретила Сергея – приехал на праздники к родне. Она, как шальная, не помня себя, не понимая, зачем это делает, вечером побежала к нему… А, вернувшись домой, решила: Мишу она теперь испачкать своей грязью не может, не имеет права, не заслужил он такого отношения. И если рвать с мужем, то сейчас, пока Алешка грудной, совсем ничего не понимает, да и Миша к нему еще не так привязан. И на следующий день, оставив записку матери, с чем была – с коляской и сумкой Алешкиных вещичек, села в проходящий поезд, который увез их на Урал, к месту службы Сергея.
– Как уехала? Куда? – приехав в пятницу вечером из леспромхоза, сперва долго не мог понять Михаил сквозь рыдания тещи. – Как записку оставила?
Конечно, он мог бы найти, куда и с кем сбежала жена. В конце концов, есть милиция, есть методы. Найти, догнать – не проблема. Но он вернулся в свой леспромхоз, в служебную квартиру, где в комнате стоял детский трехколесный велосипед.
Чтобы не грызла совесть и не мучили мысли: «Что я натворила!», Ольга просто перестала думать о Михаиле. И ринулась в пучину страстной любви! Сергей был бурным, сильным любовником – куда там скромнику Михаилу с его неумелыми ласками. Когда первый накал взаимного обладания поостыл, Ольга во всем случившемся обвинила Михаила – не поехал вслед, не удержал, не вернул, даже не появился! Наплевать ему и на нее, и на сына! Обиду выплескивала на Сергея – это он все разрушил! Кто она теперь – с Михаилом не разведена, рано или поздно нужно будет все объяснять сыну. Сергей стал, как ни банально все это было, «задерживаться на работе».
Михаил не был бобылем, жил с женщиной с ребенком – девочкой-школьницей. В какой-то момент пришел к ней, чтобы просто помочь, подставить мужское плечо, и остался.
Однажды Ольга позвонила Михаилу на работу. Была уверена – муж давно уехал из леспромхоза и не ответит. Но он взял трубку, словно и не прошло трех лет.
– Как ты? Как Алешка? – спросил.
– Миша, мне очень плохо без тебя. Миша, прости. Ради сына прости! Ты… один?
– Нет.
Она долго и с ревнивой обидой выспрашивала про «разлучницу». Он отвечал коротко – Да. Нет. Скорее всего.
– Я тебя очень люблю, и всегда буду любить, и я не могу без тебя жить, – вдруг сказал. – Но бросить ее сейчас не могу: ты сильная, решительная, знаешь, что делать, как поступать, а она – слабая, безвольная, ей без моей помощи дочку не поднять.
– Ты отказываешься от своего сына ради чужого ребенка? – стала напирать Ольга.
Михаил положил трубку и едва сдержал закипевшие слезы.
– Зачем ты тогда, в тот день, так безрассудно увез меня? – спросила вечером у Сергея Ольга, ожидая услышать, как он страстно любил, как не смог бы прожить без нее ни одного часа, не говоря уж о целой ночи.
– Что я за мужик, если не мог бабу отбить? Хотел подавить противника на его же территории. Женщина должна достаться сильнейшему. Я победитель по характеру, понимаешь?
– Нет, – сказала Ольга. – Не понимаю. Я – добыча? Просто, чтобы не досталась сопернику? Но разве Миша тебе соперник?
– Конечно, нет, – усмехнулся и по-хозяйски положил руку Ольге на бедро.
– А ты ошибаешься, Сергей. И я ошибалась, а теперь свою ошибку поняла. Миша тебе все-таки соперник, и это он и тебя, и меня победил.
Она вернулась в родной городок и стала жить с сыном Алешей в доме матери. Звонила Михаилу, приглашала в гости.
– Мы ведь с тобой законные муж и жена, – смеялась сквозь слезы.
– Я не буду ее обманывать, уйду через два года, когда дочь окончит школу. И, даю тебе слово, эти два года буду ждать тебя.
– Ждать? – недоумевала Ольга. – Это же я теперь жду тебя!
– Нет, Оля, не ты.
Михаил приехал к Ольге, когда Алешка пошел во второй класс. В новогодние каникулы они переехали под Петербург. Оказалось, все эти годы Михаил строил для них, Ольги и Алешки, дом на берегу Финского залива. И ждал, когда они, наконец-то, поселятся там вместе.
Ольга бродила среди заснеженных сосен, Алешка носился по дороге вдоль берега – залив так и не застыл, зима была не крепкой, падающий снег почти теплым. И не могла поверить, что все это – светящиеся гирляндами огоньков сосны возле супермаркета, двухэтажный дом из желтого бруса и коричневых стеклопакетов до пола, Алешка с новеньким снегоходом, улыбающийся Михаил – все это ее. Вернее – их!
Через год Ольга родила еще одного сына, Родиона. Алешка занимался хоккеем. Михаил возглавлял фирму по продаже пиломатериалов. Родион с трех месяцев «посещал» бассейн. Все при деле! Когда Родиону исполнился год, приехала мать Ольги – водиться с внуком. Ольга вышла на работу в бухгалтерию районной администрации и быстро возглавила ее. Девчонки в коллективе подобрались хорошие, трудолюбивые. Вот только чересчур увлекались сериалами.
Впрочем, Ольга их понимала. У самой жизнь получилась, как в кино.
Тайна шкатулки с кристаллами
Маргарита торопливо вошла в раздвинувшиеся стеклянные двери торгового центра и опустила голову, давая понять шеренге промоутеров, что не станет останавливаться, дабы испробовать чудо-крем, получить дисконтную карту и принять участие в акции невероятных скидок. Одна непонятливая гигантская губка с шапкой поролоновой пены на голове и названием геля для душа двинулась было навстречу, протягивая рекламку, но Маргарита так сурово свела брови, что губка поспешно отступила назад, качнув квадратным телом. «Оставьте меня в покое, мне ничего не надо – ни духов ваших, ни путешествий, ни подарков!» – давали понять мрачно сжатые губы Маргариты и плохо прокрашенные волосы, выбившиеся из-под берета. Она, Маргарита, вообще вошла в торговый центр только для того, чтобы, пройдя насквозь, срезать дорогу к автобусной остановке и поскорее оказаться дома. И кто только все это тряпье покупает?! За такие-то цены! Нет, она деньги спускать на ерунду не привыкла – дома дочка ждет, ей Маргарита должна отдавать все, что зарабатывает, потому что виновата перед девочкой, родила больную.
Маргарита представила Катюшку. Серые глаза, нахмуренные бровки, и тяжелый сколиоз, из-за него девочка мала ростом, одно плечо выше другого. А, значит, это крест материнский – тянуть, содержать дочь, пока есть силы, и откладывать деньги на то время, когда… Ох, лучше об этом и не думать!
– Да она у тебя здоровая, как конь вороной! – возмущалась подруга Ольга. – Села на тебя и едет какой год! Ты бы сама лучше в санаторий съездила, а не Катюшу свою опять отправляла. Вот когда ты одна в отпуске была? Отпусти девчонку от своей юбки, поживи для себя! Давай поедем в следующие выходные на экскурсию по Золотому кольцу.
– Какая экскурсия, Оля, мне уборку нужно делать.
– Вот пусть Катюха и займется, приберет за собой, руки не отвалятся!
– Ладно, Оля, пустой это разговор.
Маргарита на мгновенье подняла голову и внезапно перед глазами, в гранях золотого света, вспыхнули снопами разноцветных искр хрустальные фигурки, медленно вращающиеся в лучах невидимых звезд. Маргарита подошла ближе и замерла перед витриной. «Кристаллы Сваровски!», – вдруг вспомнила она. Потом подошла к стеклянной двери магазинчика и нерешительно глянула внутрь.
Продавщица модельной внешности скользнула взглядом – можно не улыбаться, не их покупатель: дешевая куртка, мужские башмаки, берет какой-то прелый, тетка убогая. Маргарита вдруг почувствовала, как пакеты оттягивают руки – в одном картошка, в другом рис и курица, диетическое питание Катюшке, – и пошла к выходу.
Вечером, когда все дела были переделаны, а Катюшка в своей комнате сидела перед компьютером, Маргарита достала из ящика шкатулку и, вытащив разномастные документы, извлекла с самого дна, из уголка, завернутые в носовые платки прозрачные фигурки – сверкнул гранеными боками котенок, заблистало сердечко, стрельнул изумрудными и алыми брызгами забавный зайчик. Маргарита грустно улыбнулась – надо же, оказывается, теперь за эти кристаллы тысячи рублей платят. Вздохнула, вновь все сложила и закрыла крышку. Когда-то она давала фигурки Катюшке – поиграть перед сном, в кроватке, и они вместе смотрели, как по стенам и потолку летают разноцветные искры. Но однажды дочка спросила, откуда эти игрушки, и Маргарита, испугавшись ответа, спрятала кристаллы в старую шкатулку. Да, виновата она, вот и наказала судьба – муж умер, дочь больна.
Заиграл мобильник. Маргарита поспешно сунула шкатулку в шкаф и взяла трубку.
– Ритуля! – затараторила Ольга. – Ты «ВКонтакте» давно была? У нас, оказывается, 20 лет окончания техникума! Ужас, как время летит! Неужели двадцать?!
– Двадцать? – растерянно повторила Маргарита. Значит, вот сколько лет прошло с того дня…
– Сдаем по три тысячи, – командовала Ольга. – Собираемся в загородном клубе. «Солярис» знаешь? Кстати, Серега твой тоже будет.
– Никакой он не мой… – слабо пробормотала Маргарита.
– Так что, давай с получки – маникюр-педикюр, волосы покрась.
– Оля, откуда у меня деньги на салоны? – отбивалась Маргарита.
– Ладно, волосы я тебе сама покрашу, – оборвала подруга. – Маску с солями Мертвого моря тоже сделаю, и платье вместе выберем, а то опять купишь что подешевле, у вьетнамцев на рынке.
В субботу Ольга явилась с раннего утра, всех построила: велела Катюшке загрузить стиральную машину, заправить борщ, нагладить себе на понедельник брюки и вычистить сапожки – девочка работала комплектовщицей в фирме «Книги – почтой».
– И вообще, эгоистка ты, Катюха, мать эксплуатируешь, – крикнула Ольга уже в дверях. – Нас не жди, мы два дня в загуле будем!
После обеда Маргарита стояла в квартире Ольги и не узнавала женщину в зеркале – волна пшеничных волос, шелковая юбка в пол, тонкие каблуки, серебристый трикотажный жакет с цветком и главное, серьги с огромными кристаллами Сваровски – шесть тысяч рублей, целое состояние.
– Ладно, серьги потом Катюшке отдам, – пробормотала Маргарита.
– Ага, сейчас! Пусть сама заработает! – вскинулась Ольга. – Ой, такси подъехало!
В ресторане клуба стоял шум – сокурсники не могли наговориться. Тосты, смех, рассказы о себе.
– А теперь давайте выпьем за самую красивую девушку курса, – вдруг поднялся сидевший на другом конце стола Сергей.
«За кого это?» – подумала Маргарита.
– За нашу Риту, – сказал Сергей и все радостно закричали.
Ольга, верная подруга, ушла ночевать к «девчонкам» в соседний номер:
– Все равно не уснем, будем болтать до утра, – успокоила Маргариту.
– А ты, значит, помнишь мои подарки? – спросил Сергей, дотронувшись до сверкающих сережек Маргариты. – Все так же любишь кристаллы?
– Люблю, – сказала Маргарита. – Они у меня все в шкатулке хранятся, даже дочке не даю.
– Значит, у тебя дочка? – его голос дрогнул. – Или – у нас?..
Они вернулись в город через пять дней, промелькнувших, как разноцветные искры.
Маргарита виновато открыла дверь квартиры. Из комнаты выглянула Катюшка. А следом вышел парень – скромно одетый, невидный, но серьезный.
– Мама, ты уже? А я думала, еще отдохнешь. Это – Максим, мы с ним в сети познакомились. Есть будешь? Я курицу в духовке запекла, вкусная!
Через неделю Маргарита и Сергей вступили в клуб любителей кристаллов Сваровски – решили, что лучшим подарком на свадьбу Катюшки будет картина, своими руками украшенная блистающими стразами.
Хмель березового сока
Анна выключила плитку, накрыла кастрюлю полотенцем и вышла на крыльцо. Это была их первая с мужем весна в новом загородном доме. Въехали зимой, жили по-спартански, кое-как обустроившись. Когда снег начал таять, двор оказался неприютным – остатки стройматериалов, засохший бетон, песок. Но сегодня впервые вышло яркое апрельское солнце, и Анна вдруг почувствовала радость от этой поздней весны, дальнего крика вернувшихся журавлей, старой березы, унизанной охапками гнезд.
Она вышла за калитку и пошла вниз, к реке, половодьем залившей берега. На пригорке среди сухой прошлогодней травы желтели глазки мать-и-мачехи, зацвел орешник, распушилась красная верба, и какой-то мальчишка привязывал к стволу березки пластиковую бутыль для березового сока. Давно ли они всей семьей вот так же ходили весной в лес, и муж объяснял сыну Илье, как врезать в кору жестяной желобок и привязывать банку для сока. А потом пили его – ледяной, зеленоватый, и радовались, что Илюшка получает живые лесные витамины. Куковала кукушка, и казалось, она будет куковать вечно! Но как же пролетело время! Илюшке уже 31 год, а сколько им с мужем – ужас, страшно подумать, юбилей! Слава Богу, успели построить благоустроенный дом в коттеджном поселке, сыну оставили городскую квартиру – пусть живет, раз уж так сложилось…
– И что такого особенного случилось? – упиралась подруга. – Ну, женился на женщине с ребенком. И молодец, что родила одна! Родил – не пропил!
– Тебе хорошо рассуждать, – возмущалась Анна. – У тебя внуки родные!
Вроде бы не на что было обижаться – ведь ее, Анны, дед, женился на вдове аж с тремя детьми, потом еще двоих родили, и все выросли прекрасными людьми.
– Так это в какие времена было! – злилась Анна, когда муж напоминал о ее семейной истории. – В войну! Ты не сравнивай – тогда все бедно жили, что свои, что чужие, все впроголодь. И соседских детей брали и растили, потому что наследства никакого не было, людям делить было нечего: дом от колхоза, да малосемейка от завода. А теперь мы, значит, горбатились на постороннего ребенка?! Он меня даже бабушкой не называет, да и правильно – какая я ему бабушка? Я – женщина средних лет.
– Слушать тебя противно, – сердился муж.
– Пуще прежнего старуха взъярилась! – подначивала подруга.
Анна вздохнула, хотела было еще потравить себе душу, пожалеть сына, попавшего в сети опытной женщины, но купол неба сиял такой голубизной, и так пахла весенняя просыпающаяся земля, что она улыбнулась и пошла назад, домой. Нужно еще пирог с яблоками из готового слоеного теста поставить в электрическую духовку.
Когда из кухни потянуло горячей корицей, Анна выложила пирог на деревянную доску и покачала головой – покрасивее бы блюдо, но где его взять? Почти все оставили в городской квартире сыну, в новый дом перевезли самое необходимое – диван, телевизор. Холодильник, правда, купили новый, а плиты все еще нет, готовили на электроплитке. В планах были и дизайнер, и кованые перила на лестницу, и витражи, и новая мебель, но пока все средства уходили на строительство. Сын помочь не мог – жена все деньги вытягивала на себя да на своего ребенка. Да еще врала, мол, велосипед мальчишке ее мать подарила, а себе на дубленку сама заработала.
– Откуда ты знаешь, может так оно и есть? – успокаивала подруга, но Анна только поджимала губы.
– Да где же у меня блюдо для пирога? – пробормотала Анна и взглянула на нераспакованные сумки с вещами. Раскрыла одну, другую – все не то. И вдруг увидела в пакете самодельную картонную «шкатулку» – коробку из-под обуви, оклеенную цветной бумагой. Достала, и сердце защемило – этот разноцветный сундучок сделал Илюшка в первом классе, она складывала в него поделки сына. Подняла крышку и увидела несколько пасхальных яиц – глиняное, раскрашенное голубой краской, оклеенное бисером, разноцветной тесьмой. Илюшка дарил их родителям – как раз в те годы Пасху снова стали широко праздновать, и сын приносил трогательные самодельные писанки и крашенки из детского сада и школы. Анна поцеловала шершавое глиняное яйцо, дотронулась до отколовшегося бочка. Не надо ей никакой дизайнерской мебели, интерьеров, Илюшкины детские вещицы, рисунки и фотографии – вот ее главные и самые дорогие украшения! На память о том времени, когда сын любил и обнимал ее, а не чужую женщину с ребенком!
На улице просигналила машина. Анна закрыла коробочку и пошла на веранду – взглянуть на дорогу. К дому подъезжали две машины – мужа и сына. Анна выбежала на улицу открыть ворота. Из «Хонды» выскочил малыш с пятнышками зеленки на лице – видно, переболел ветрянкой, и пошел было в сторону Анны, но смутился и обернулся к родителям.
– Иди-иди, сынок, поздравь бабушку, – сказал Илья, а невестка улыбнулась.
Малыш подошел к Анне и вдруг протянул ей букетик весенних цветов – крошечные, как шмели, мать-и-мачехи, звездочки пролесков, золотые лютики и веточка вербы.
– Бабушка Аня, это тебе.
Анна осторожно взяла теплые от детской ладони стебельки.
– Спасибо!
– А вот еще – я для тебя сделал писанку, – коверкая буквы, сказал малыш и положил на ладонь Анны разрисованное гуашью красно-желтое яйцо. – Только я болел и не мог приехать тебя поздравить.
– А теперь поправился? – спросила Анна.
– Совершенно! – серьезно произнес малыш. – Мама сказала, что теперь я не заразный.
– А ко мне ничего и не пристает, – сказала Анна и вдруг подхватила мальчика на руки, а он крепко обхватил ее за плечи.
– Бабушка, а у меня ведь такая праздничная новость!
– Какая же?
– У меня будет братик или сестричка! Лучше бы, конечно, братик. Я с ним буду играть, и все-все свои машинки отдам, потому что он будет мой родной!
– Это ты мой родной, – сказала Анна и отвернулась на мгновенье, чтобы весенний ветер высушил слезы. – Пусть будет братик, раз ты так хочешь. А мы с тобой сейчас знаешь, что будем кушать?
– Что?
– Борщ, пирог с яблоками, а завтра будем пить самый лучший в мире сок – березовый!
Земляничная поляна
Катерина шагнула из самолета на трап и, как в облако, окунулась в южную ночь – горячую и влажную одновременно. Пассажиры оживленно загомонили, не верилось, что еще недавно ждали вылета, кутаясь в ветровки и плащи и с тревогой поглядывая на залитые холодным дождем окна аэропорта, а теперь вдыхали шелковый ветер, почему-то пахнущий клубникой. Катерина вышла из холодно-стерильного от кондиционеров здания аэропорта и поняла, откуда этот сладкий аромат – на площади, вымощенной брусчаткой, вдоль длинного газона с бордюром из цветущих роз, в золотистом свете фонарей стояли местные жители с лукошками, банками, бидонами и даже ведрами клубники.
– Попробуйте, пожалуйста! – наперебой призывали продавцы. – Свеженькая, днем еще на грядке росла! Девушка, задешево отдам!
«Это я что ли девушка? – подумала Катерина, откусила бок темной клубничины и рассмеялась, впервые за несколько месяцев. – Как хорошо, что я сюда приехала!»
Катерина села в такси, придерживая пакет с купленными ягодами. В раскрытое окно пахло акацией, жасмином, полынью, черешней – жизнью! А ведь всего пару часов назад, в самолете, она с равнодушной тоской думала: «Куда я лечу? Зачем? Ладно, переночую в комнате отдыха в аэропорту, и назад – домой. Сколько денег на ветер выбросила…»
Слетать на три праздничных дня к морю уговорила подруга.
– Катя, ну хоть немного развейся! Ну что теперь, хоронить себя? Взгляни на все другими глазами и порадуйся за Лешку, ты же его любила!
– Это какой же святой надо быть, чтобы порадоваться за мужа, который завел на стороне ребенка и ушел? Ты сама-то на это способна? – рассердилась Катерина.
– Я – нет. А ты да, – серьезно сказала подруга.
Катерина замуж вышла, по тревожному мнению близких, уж очень поздно – в тридцать два года. Ждала его, Алексея, как потом всегда говорила мужу. Свадьба была простой, в загородном кафе с несколькими друзьями, на невесте – летнее белое льняное платье, вместо фаты – венок из колокольчиков с веточками дикой земляники, которые Алексей нарвал невесте, пока шли от машины по полю и кромке леса. Этот запах алых ягод от рук Алексея Катерина помнила и сейчас…
Первый год совместной жизни прошел, как в сказке. Переехали хоть и в однокомнатную, но новую квартиру, отпуск провели на Алтае, в горах возле звонкой реки. Ночи были страстными. Правда, молодые предохранялись, решили сперва пожить для себя.
Но однажды Алексей сказал:
– Родишь мне дочку? Такую же красивую и добрую, как мама?
Катерина закрыла глаза от нахлынувших слез и лишь кивнула:
– Да…
Они с хохотом выбросили упаковку средств «от детей» и самозабвенно занялись сексом, уверенные, что через девять месяцев станут родителями. Но не стали ни через год, ни через три. УЗИ, спермограмма, анализы уровня гормонов. И приговор – вероятность, что Катерина сможет иметь детей, равна пяти процентам.
– Это не так мало, – заверила врач центра лечения бесплодия. – Есть методы…
Катерина не слышала ни слова.
– Давайте попробуем, – с напором предлагала врач.
– На деньги разводят, – заявил Алексей, придя на следующий день с работы. – Увидели, что люди небедные пришли, и будут теперь тянуть из нас до бесконечности, а гарантий никаких!
– Это тебе друзья подсказали? – с трудом произнесла Катерина.
– Подруги!
Она принимала таблетки и витамины, делала уколы. Но, чтобы стать матерью, нужен отец. Алексей же почти не прикасался к ней… А утром седьмого марта сообщил, глядя в стол:
– Катя, прости, если сможешь, но я ухожу к другой женщине. Она не должна 8 марта быть одна. Ей вредно волноваться.
– Вредно волноваться? – растерянно переспросила Катерина.
Почему-то именно эти слова, а не то, что муж ее бросает, как увядший венок из колокольчиков и земляники, черными пятнами поплыли перед глазами.
– Почему ей вредно волноваться? Она что, беременна от тебя?
– Все получилось случайно… Я даже не думал!
– Развода не дам! Пускай делает аборт, не она первая, не она последняя! – закричала Катерина.
А на следующий день тяжело заболел ее отец.
– Господи, прости мне мои слова! – молилась Катерина. – Пусть она родит, а я до конца своей жизни буду одна, только бы папа поправился!
Подруга все узнала – город-то небольшой. Девчонке всего 20 лет, работает в цеховой столовой, на раздаче, там с Алексеем и познакомилась, а живут теперь оба в съемной комнате в старом деревянном доме на Крестовской улице.
В город Катерина вернулась в воскресенье вечером – руку оттягивало пластиковое ведро, полное клубники. Прямо из аэропорта поехала на Крестовскую, дом нашла легко – во дворе за штакетником стояла машина мужа. Постучалась, вошла в незапертую дверь. Алексей и «та» хмуро сидели перед телевизором. Обернулись удивленно.
– Это вам, – сказала Катерина, ставя ведерко на неубранный стол. – Вам сейчас хорошо питаться нужно. А клубника свежайшая, утром еще на грядке росла, под южным солнцем. Леша, я за тебя рада, честное слово! Уверена, ты будешь замечательным отцом. Прости, что не смогла сделать тебя счастливым.
Повернулась и вышла. Закрыла калитку, оглянулась на заросший палисадник и пошла по вечерней улице. А на душе было так легко!
Через месяц Алексей зашел домой.
– Юлька сказала, ей этот ребенок не нужен. Прямо из роддома, говорит, забирайте и воспитывайте.
– Она отдает нам малыша? – не поверила Катерина.
– Сказала, если я не заберу, отказную напишет и в дом ребенка сдаст.
– У нас будет ребенок? – прошептала Катерина и закрыла лицо руками, от которых почему-то пахло алыми земляничными ягодами.
Я снова жду тебя
Ждать легче всего весной. Вот прямо, начиная с февраля, говоришь себе: «Зиму считай пережили, февраль – месяц короткий, весной – капель, солнце вроде как повеселее, ну а лето, известное дело, пролетит и не заметишь». Вот осенью тяжело… Вера тихо повернулась под одеялом и беззвучно заплакала. Как она пережила ту осень? Кажется, тяжелый дождь навсегда наполнил свинцовое небо. Сырым было все – туфли, салон автобуса, плащ, не высыхавший до самого вечера, мокрый озноб рабочего кабинета. Дома тоже было холодно, на потолке в ванной выступили черные разводы плесени, опять отсырела стена в лоджии. Нужно идти в жэк, писать заявление, ругаться, добиваться. А сил не было. По раме сочилась вода как в капельнице при тяжелой болезни. Именно тогда Вера поняла, что значит «опускаются руки». В буквальном смысле бессильно падают на стол, не желая не то что подписывать накладные и расходники, а даже чайную ложку держать.
Рядом заворочался муж, всхрапнул, плечом сдвинул подушку горой, и мирно запыхтел. Вера утерла глаза краем пододеяльника. Ну что теперь-то плакать? Ведь вот же он, Сашка, вернулся, снова с ней. Ну вот, теперь нос от слез заложило. Надо вставать.
Вера тихонько поднялась, вышла из спальной, осторожно прикрыв дверь, и пошла в ванную. Умылась, сварила кофе, села на свое любимое место на кухне – в уголок дивана, за стеклянный стол, и поглядела в окно. По водосточной трубе с ликующим шумом съехал подтаявший лед. Снова была весна! Как та, когда они с Сашей познакомились.
Яркое солнце, ноздреватый снег и ватаги отчаянно орущих воробьев на кустах. А в колледже – лыжный кросс по берегу реки, приуроченный к 8 марта. Они встретились на финише. Саша пришел первым, а она – самая активная и обаятельная из учащихся, вручала победителю приз и грамоту. В кафе пошли прямо в куртках и лыжных ботинках. Саша, хоть и был старше, учился на курс младше, поступил после службы в армии. Все было как у всех влюбленных, но ей казалось, такое чувство испытывают только они! Не может быть, чтобы другая девушка и другой парень могли любить так же! «Ты моя единственная!», – говорил Саша. «И ты у меня, мой родной и единственный», – отвечала она.
Он стал ее первым мужчиной. И, уехав по распределению, она еще год ждала его, ни разу не взглянув в сторону других парней. Летом они поженились. И ровно через год родилась дочка, Юляшка. Обычная история – таких семей тысячи. Любовно обустраивали новенькую двухкомнатную квартиру. Увлеклись дачей. Но не картошкой-морковкой, а вошедшим в моду ландшафтным дизайном. На их участок даже из газеты приходили – фотографировали сад камней, водоем с кувшинками и коллекцию роз, а корреспондент задавала вопросы, мол, как им удается сохранить любовь. «Для нас обоих главное в жизни – это семья», – уверенно отвечала Вера. Осенью и весной ездили на садовые выставки, а зимой изучали журналы, литературу и планировали, что сделают на участке на следующее лето.
Единственная неприятность – у Саши обнаружили диабет. Но Вера все взяла под контроль – диета, многое готовила мужу отдельно, оставляла в холодильнике в контейнере с красивой надписью – Юляшка на компе сделала – «Вкусная еда для самого дорогого мужа». Не заметила, как пролетели годы, как выросла Юляшка, уехала учиться в Москву, на культуролога. Саша хмурился: «Что за профессия такая?», но гордился, что дочь учится в столице, поступила на бюджетное, и даже на радостях купил Юляшке машинку, круглую, как божья коровка. Дел по дому стало меньше – ни уроков, ни проводов в школу, ни забот о девчоночьих одежках. И Вера, всегда подсмеивавшаяся над коллегами – любительницами ток-шоу, сериалов и «докторов Курпатовых», вдруг стала коротать вечера перед телевизором.
– Что тут у нас? – с иронией сказал в тот вечер Саша, усевшись рядом с женой на диван. – Опять слезы-сопли? Вер, ты чего, плачешь что ли?