Ангел, вышитый крестиком (сборник) Колядина Елена
Вера смущенно отерла щеку – она всегда плакала от радости, глядя, как в «Жди меня» встречаются люди, казалось бы, навеки разлученные судьбой.
– Ты же у меня, вроде, умная женщина, и веришь во все это мыло?
– Не нравится – не смотри, – вырывая из рук мужа пульт, возмутилась Вера.
– Кого вы ищете? – красивая Мария Шукшина подошла к женщине, державшей фотографию конца 80-х: он в пиджаке с широченными плечами, у нее – штаны-бананы и пластмассовые бусы. Он уткнулся в ее волосы, пышные от «химии», с высветленной челкой, и обеими руками держал ее в крепком кольце.
– Меня зовут Лариса, девичья фамилия Басова. Я ищу человека, с которым мы когда-то очень любили друг друга. Уверена, он, как и я, пронес это чувство через всю свою жизнь.
– Назовите его имя.
– Да, конечно. Это Александр Васильев. Сашенька, если ты видишь меня, отзовись!
– Будем надеяться, что Александр нас слышит, – ласковым голосом сказала Мария Шукшина. – Ищите друг друга, чтобы ни было! И уже не расставайтесь никогда!
– Саш, твой тезка, это не ты, случайно, – хохотнула Вера, поглядела на мужа и осеклась.
Муж пытался сделать невозмутимое лицо, но не мог справиться с растерянностью и шквалом чувств.
«Он», – поняла Вера и попыталась шутить – настолько неловко было смотреть на мужа.
– Когда это у тебя была любовь всей твоей жизни? А-а, покраснел-покраснел, значит, правда? Колись!
– Да, ерунда, перед армией две недели были знакомы, в кино вместе сходили.
Наконец, собрался и, пожав плечами, сообщил:
– Как была Лариска дура, так и осталась – на телевидение поперлась. Да я ее и не узнал!
Узнал… Еще как узнал. До часу ночи сидел на кухне, делал вид, что боевик по телевизору смотрит.
– Конечно, такое известие с экрана. Пусть переварит, как говорится, переночует с проблемой, и успокоится. К прошлому ревновать не буду, глупо это, – шепотом сообщила Вера по телефону подруге. – Мало ли у кого что было в прошлой жизни.
Через неделю он позвонил и сказал:
– Вера, я не могу тебя обманывать, ты этого не заслужила. В общем, я ухожу.
– В смысле? – не поняла Вера.
– К Ларисе.
– Подожди… – она не могла понять, о чем он. – Что ты говоришь!
– Ключ я завезу на днях, оставлю на столе, а дверь захлопну на верхний замок. Ты замечательная, ты лучшая, но… Прости, если сможешь.
– Саша, не нужно ключа, – не помня себя, произнесла Вера. – Пусть у тебя будет. Сашенька, родной, я тебя всегда-всегда буду ждать. Хоть через месяц, хоть через год – возвращайся, это твой дом, и я… Я очень тебя люблю.
– Помолчал и трубку бросил, – плакала Вера примчавшейся подруге.
– Какая хоть она, баба эта?
– Ничего, приятная, видно, что следит за собой. Стрижка такая пестрая, бусы крупные. Только сбоку зуба одного нет, когда улыбнулась, заметно.
– Понятно, кошка драная!
– Господи, у него ведь диабет! Ему диета нужна, сахар мерять. А он ведь не признается, ну-ка – больной!
– Ты его еще пожалей! Диета! Да чтоб он сдох, кобель!
А ночью пошел дождь, и до октября сырость, озноб.
Вера все так же готовила Саше отдельно, по диете, и ставила контейнер в холодильник. Вечером что-то съедала, не чувствуя вкуса, и обдумывала, что приготовить на завтра. Так подмывало позвонить, услышать его голос. Но держалась. Один раз только послала смс, чтоб ничего не говорил Юляшке. Дочке сказала, что папа уехал с бригадой в Сочи – строить олимпийские объекты.
Он вернулся через девять месяцев. Потом признался: зашел, чтобы забрать летнюю обувь. Но, едва войдя, ощутил родной запах, пошел бродить по квартире, заглянул в холодильник и увидел старенький контейнер с синей крышкой и надписью, сделанной дочкой: «Вкусная еда для самого дорогого мужа». Внутри были котлеты из судака с отварной стручковой фасолью. Он знал – для него. Вера зеленую фасоль терпеть не могла.
Вера допила кофе. В сумке заиграл телефон. Юляшка, ее мелодия!
– Да, доченька!
– Мам, мы с Максимом летом, наверное, поженимся. Я так мечтаю, чтоб у нас все было, как у тебя с папой!
«Не дай Бог», – подумала Вера, а вслух сказала:
– Ну, конечно, доченька, все так и будет!
Мосты округа Венеция
Арина вышла на набережную и взглянула на мост. Огромные, как башни каменной крепости, опоры, о которые бились волны, казавшиеся свинцовыми в тени мрачных пролетов, гудящие стальные ванты. Тесьма машин и мелкие разноцветные соринки – крошечные фигурки людей, идущих за чугунным ограждением. А погода прямо похоронная. Не июль, а натуральная осень.
Арина сделала шаг, остановилась и вцепилась в шершавый гранитный парапет. Двигаться дальше не давал страх. Еще немного, несколько десятков метров по пустынной набережной, а там – подняться по бетонной лестнице, пройти до середины моста и… А если ничего не получится?
Шесть лет назад, когда они с Виталиком поженились, ей в голову бы не пришло, что все закончится вот так – гадко, мерзко, грязно. Арина узнала, что Виталик изменял ей прямо на работе – во время ночных дежурств в отделении.
Для встречи однокурсников, как водится, сняли ресторан. Сперва поднимали тосты, шумели, хохотали, а потом каждый вставал и рассказывал, чем жил эти пять лет после окончания медицинского университета.
– Работаю врачом УЗИ-диагностики, – сообщила Арина. – Работа нравится. Но самое мое большое счастье – муж Виталий. Он у меня уже заведующий ЛОР-отделением в детской больнице. Самый лучший муж в мире!
Арина счастливо улыбнулась и вдруг встретилась глазами с однокурсницей Ольгой. Ольга поспешно отвела взгляд. А когда очередь дошла до нее, встала и сказала:
– Работаю в частном медицинском центре, замужем, дочери три года. Мужа хвалить не буду, чтоб не выглядеть дурочкой, у которой за спиной смеются.
И стрельнула глазами в сторону Арины.
– А мы думали, ты в курсе, – сделали большие глаза однокурсницы, и хором начали успокаивать: – Да плюнь ты на него. Кобель! Ты у нас – умница и красавица. Страдать еще из-за мужиков. Чтоб у него отсохло! А эту гадину, медсестру его, Бог накажет! Она не только с твоим Виталиком развлекалась, со всей второй хирургией переспала!
Она надеялась – муж скажет: «Это ложь!». Но Виталик тяжело вздохнул и уставился в компьютер, бессмысленно водя мышью по коврику с картой Венеции.
– Арина, прости. Всего один раз, случайно. Я не хотел, эта зараза меня подставила! – пробормотал Виталик ночью, когда Арина, вдоволь наплакавшись в ванной, подошла к постели, и потянулся рукой к ее груди.
Арина отшатнулась и закричала:
– Уходи отсюда! Ты все разрушил…
Он ушел утром, сказал, что поживет у своих родителей.
Через неделю она не то чтобы простила мужа, но поняла его глупую мужскую выходку. Помогли телефонные сеансы психотерапии с подругой.
– Не глупи, – убеждала подруга. – Такими мужиками не разбрасываются. Они все такие, чуть жена бдительность утратила – мальчишник в Лас-Вегасе. Учти, сейчас он еще переживает без тебя, а через пару месяцев обрадуется, поймет, что не один, а свободен. Вот тогда ты своего блудного попугая точно не вернешь.
– Если я сделаю первый шаг, он решит, что не так уж и виноват, что я за него цепляюсь. Унизительно это. И еще не представляю, как теперь лягу с ним в постель? А вдруг та гадина, как из порнофильма – грудь силиконовая и стоны на весь дом? А я обыкновенная…
– Слушай, Аришка, я сейчас вспомнила, в одном американском фильме психотерапевт дал такой же паре, как вы с Виталиком, совет: ровно неделю думать, хотят ли они снова быть вместе. А потом в определенный день и час пойти на встречу друг другу по мосту. Встреча в центре его будет означать, что прошлое осталось на двух противоположных берегах, и мужчина и женщина встречаются, словно впервые. Будто не было всего их прошлого, вода все смыла и унесла, и оба готовы начать отношения с чистого листа. Хочешь, я с Виталиком на эту тему переговорю?
Набежала туча, и дождь стал настегивать. Арина зажала ворот ветровки рукой, склонила голову, чтобы вода не размазала тушь, и побрела к мосту.
А если он не придет? Или стоит сейчас где-нибудь за углом и смеется, глядя, как она идет, вся мокрая и жалкая…
Арина на дрожащих ногах поднялась на мост и пошла, не видя ничего вокруг.
– Девушка, стойте, вы куда?! – кто-то схватил Арину за рукав ветровки.
– Что? – она вырвала руку. – Мне нужно туда.
– Глаза разуйте, девушка, профилактика подъемного механизма. Мост закрывается на ремонт!
Арина посмотрела вперед – за красно-белой пластиковой лентой с надписью «Проход закрыт» медленно поднимался огромный пролет моста. Стали видны темные стальные ребра – изнанка перекрытия. И вдруг на вершину серого железного, бетонного крыла выскочил мужчина.
– Виталик! – закричала Арина и, отталкивая рабочих, рванулась к краю пропасти. – Не надо, Виталик! Уходи назад!
Ветер отнес ее крик. Полицейский схватил Арину за сумку. Она вырвалась и подбежала к краю. Виталик посмотрел на нее и прыгнул вниз, в свинцовую воду.
– Человек за бортом! – гаркнул рабочий.
– Нет! Не надо! – бормотала Арина, сбегая по сырой лестнице, разрисованной граффити. – Виталик, любимый, милый!
Лестница из бетонной превратилась в металлическую, с узкими решетчатыми ступеньками. Цепляясь за мокрые поручни, Арина, наконец, оказалась у основания опоры и с ужасом посмотрела на темную воду. Виталик плыл и дрыгал ногой – пытался сбросить ботинок. Плащ покачивался на воде за его спиной. Арина протянула руку. Он оттолкнул ее ладонь – не мешай, я сам! – и вылез на металлическую решетку. Сверху пролетел спасательный круг с надписью «Брось утопающему!» и закачался на волнах. Они стояли, обнявшись, возле надписи на стене «Купаться и нырять запрещено», и Арина плакала. А он целовал ее лицо, собирал губами слезы со щек.
– Граждане нарушители! – раздался сверху крик в микрофон.
Они подняли головы. Сверху, из-за чугунного поручня, на них сурово смотрел молодой полицейский.
– Пройдите для составления протокола. Нашли, понимаешь, место в воду бросаться!
– Ты что, готов был погибнуть за меня? – со сладким ужасом спросила Арина.
– Не только погибнуть, но и штраф уплатить. Придется раскошелиться, должников за границу не выпускают. А я нам с тобой путевки в Венецию купил. У нас ведь медовый месяц, да?
– Ага! Медовый. Но только, если ты обещаешь больше не прыгать с мостов…
Подсвечник из дома Романовых
Метель мела вдоль улицы, закидывала снегом переулки, набивалась в подворотни, опушала бетонные лестницы, конопатила витрины и рамы. Ледяным дождем, тая, спускалась по стеклам и со стуком падала на карниз. Ольга всю ночь сквозь сон слышала этот мерный как метроном стук. А еще казалось, кто-то высокий ходит по улице вдоль домов и скребет, брякает по карнизам, рамам. Ольга открыла глаза, посмотрела на потолок – там светились цифры 05:11, это модные радиочасы, подаренные сыном, проецировали время на стену, штору и потолок над тахтой. Хотя зачем ей этот дорогой покупной будильник со встроенным радиоприемником? У нее внутри уже много лет свои часы, биологические, таинственным образом отсчитывают время и будят в пять утра. Вернее, не таинственным, а дьявольским, за грех ее…
Она познакомилась с Димкой весной. Он заканчивал химико-технологический техникум, писал диплом, она – десятый класс, готовилась к выпускным экзаменам. Вот уж не время «любиться», доучись, а потом люби кого хочешь! Но разве станет 17-летняя девчонка слушать маму и бабушку, когда наконец-то встретился он, единственный, на всю жизнь, и другого такого не будет, потому что просто невозможно, чтобы она полюбила еще кого-то.
В школе Ольга не пользовалась успехом у мальчиков. Это еще мягко сказано, «не пользовалась успехом». На самом деле, от мальчишек она слышала только насмешки: «дылда», «жираф». И все из-за роста. Она всегда была выше сверстниц и в школе, и во дворе. А в 10 класс после летних каникул пришла с ростом 1,80! А ладони и ступни при этом – крохотные, перчатки почти детские, туфли 35-го размера. «Эйфелева башня» – приклеилась еще одна кличка.
– Глупая, нашла, кого слушать. Рослая, а ножки маленькие, потому, что ты почти царских кровей, – утешала бабушка и тут же испуганно шептала: – Только никому не говори, все равно не поверят, а проблем не оберешься.
Насчет «царского» происхождения бабушка преувеличивала. Но совсем чуть-чуть. Высокая, статная фигура и при этом небольшие изящные ступни и кисти у Ольги были в хоть и дальнюю, но родню – Анну Демидову, Нюту, как называл комнатную девушку и горничную своей супруги, император Николай II. Нюта родилась в Череповце, училась в Леушинской школе, ее рукоделье увидела на выставке в Ярославле императрица Александра Федоровна. А когда выяснилось, что Нюта удалась еще и ростом, и статью, и густыми волосами, была принята фрейлиной в царский дворец в Петербурге. Эту должность могла занимать только девушка. После замужества место пришлось бы оставить. Но Нюта так полюбила детей императора и императрицы, что отказала сватавшему ее мужчине, и навсегда отдала свою жизнь Романовым. С ними она и приняла мученическую смерть в Екатеринбурге, где в 1918 году в подвале дома инженера Ипатьева были расстреляны и добиты штыками царь, царица, юной царевич и молодые цесаревны. Николай, Ольга, Мария, Александра, Анастасия, Алексей и Татьяна. А еще – Ольга читала этот скорбный список десятки раз, лейб-повар И. М. Харитонов, камердинер полковник А. Е. Трупп, лейб-медик Е. С. Боткин и комнатная девушка А. С. Демидова. Все, что осталось на память дальней родне Анны Демидовой – фотография фрейлины. Да небольшой подсвечник с вензелем «НР» – Николай Романов.
Димка был первым и единственным, кому Ольга рассказала о семейной тайне. С тех пор он звал ее: «Царевна моя». Их лето пролетело в один миг. Кажется, только что кружил тополиный пух, а уже полетели тронутые позолотой березовые листья. Свидания, конечно, учебе не способствовали. Ольга поступила только на вечернее отделение, устроилась работать в маленькую, занимавшую квартиру на первом этаже, сберкассу. Осенью Димку забрали в армию. На флот. Три года! Сперва ей казалось, она умрет. Потом его образ, голос стали стираться, забываться.
– Прождешь три года, останешься на бобах, – уговаривали мама и бабушка. – Неизвестно, какие у него теперь планы на жизнь. Из армии же другой человек вернется, армия сильно меняет!
Через год она вышла замуж за надежного, спокойного человека, инженера по теплоэнергетике на городской ТЭЦ. Сожгла все письма и фотографии Димки. Вычеркнула из жизни. Потому что теперь ее жизнь принадлежала уже не только ей, а еще и сыну. Хотела назвать Димой, но побоялась, что «добрые люди» донесут мужу, в честь кого дано имя. И стал сын Ванечкой. Про Димку она узнала случайно, от общей знакомой: вернулся из армии, женился, то ли пить стал, то ли гулял, в общем, развелся. Где теперь – никто не знает, вроде уехал, на встречу выпускников техникума, во всяком случае, не пришел.
Пока Ванечка был маленький, каждый день, месяц, год, тянулся и тянулся – болезни, детские слезы, уроки, двойки, экзамены. А потом вдруг стал Ванечка большой! И уехал из дому. Опустел дом. Одно спасение осталось – работа. Отгремела перестройка, и Ольга из бухгалтера сберкассы превратилась в начальника отдела корпоративного обслуживания Сбербанка с соответствующим окладом, золотой кредитной картой и машиной.
Муж умер за день до серебряной свадьбы, в пять утра. Причина смерти – глупее не придумаешь: пневмония. Это в наше-то время! Не усмотрела, не уберегла, не заставила вовремя пойти на больничный. А может, наказание? За то, что предала свою первую любовь… Глупость, конечно!
С того дня Ольга стала просыпаться в пять утра, и хоть глаз коли! К семи часам переделывала все домашние дела. Хотя какие дела, когда в квартире как в склепе – тишина, пустота. Через полтора года решила переехать в Петербург, поближе к сыну. Руководство банка помогло оформить перевод в отделение в северной столице, правда, с понижением. Но Ольга была рада – попробуй найти новую работу, когда вот-вот пятьдесят стукнет! Вместо трехкомнатной квартиры теперь была однокомнатная. Но это такие мелочи! Куда ей одной, трехкомнатная. Уборка одна…
В Петербурге Ольга впервые побывала на могиле, куда захоронили останки убиенных Романовых и дальней-предальней ее бабки, Анны Демидовой. И там познакомилась с людьми, увлеченными историей рода Романовых. Стала ходить на лекции, выставки, собирать литературу. Вот и сегодня, в метельный. морозный день вдруг решила поехать в Москву – прочитала в интернете, что там состоится предпродажная выставка «Сокровища дома Романовых» аукциона «Сотбис». На следующее утро вышла на Ленинградском вокзале в Москве и поехала в Исторический музей. Долго стояла перед каждой витриной, вглядываясь в великолепные вещи: портсигар, пасхальное яйцо, шкатулка, чашка, ложечка, еще одна шкатулка.
– Царевна моя… – вдруг тихо произнес кто-то, стоявший сбоку от прозрачного шкафа.
Ольга вздрогнула и посмотрела сквозь сошедшиеся гранями стекла высокой витрины. За хрустальными фужерами с императорскими вензелями дрожало и двоилось совершенно не изменившееся, ну разве только чуть-чуть, лицо.
Ольга провела рукой по щеке, по шее, словно надеясь стереть морщинки. Потом нахмурилась, шагнула в сторону, за витрину, и заплакала, забормотала:
– Димка, Димка! Как ты здесь… Прости! Ты один? Невозможно… Почему ты здесь?
– Решил встретиться с моей царевной.
– Как ты узнал, что я здесь буду?
– Ты же сама написала на форуме, что приглашаешь всех поклонников и любителей истории дома Романовых на выставку. А я – самый главный любитель. Потому что я люблю тебя.
– Ты тоже на нашем форуме? Я тебя знала? И как тебя там зовут?
– Да просто Дмитрий. Что же ты не дождалась меня, царевишна? Ладно, ничего не говори. Я и так все о тебе знаю. Вдова, сын Иван, невестка Ксения. Правильно?
– Откуда тебе известно?
– Ты же сама все выложила.
– Точно, сама. Ой, Димка, не царское это дело, интернет.
Вечером они вместе уехали в Петербург. Ольга каждое утро все так же просыпается в пять утра. Но не встает, чтобы придумывать несуществующие домашние дела, а смотрит на старинный подсвечник с узорной свечой, обнимает своего Димку и снова засыпает.
Отдам любовь в хорошие руки
«Отдам в добрые руки котенка», – это объявление Олеся увидела на сайте «kotenok.ru», куда забрела совершенно случайно. Вернее на сайт набрела случайно. А открыла страницу из щемящего – с тех пор, как ушел Андрей, щемило по любому поводу – предвкушения: «Сайт про котяток. Хорошенькие, наверное, котятки, сладкие котятки». Известное дело, котята не могут не оправдать ожиданий – мордашки, глядевшие с экрана монитора, были такими умильными, какими бывают только лица мамочек, когда они смотрят на свою детку, сосущую большой палец своей маленькой ноги. «Пуси-куси, мои сляткие», – глупо умилялась Олеся, глядя на рыжие мордашки с удивленными голубыми глазенками и пузички, просвечивающие сквозь дымчатый пух.
Котята были, как Олесина любовь. Ждали, что их возьмут в добрые руки, будут поить молоком, целовать за ушком и в живот, щекотать, ерошить челку, а потом они вместе – Олеся и любовь – уснут в изнеможении, прямо там, где играли и кусали друг друга. «А что если подать объявление? – любуясь вислоухими и бесшерстными кошачьими принцами и принцессами, и беспородными хвостатыми золушками, неожиданно подумала Олеся. – «Отдам любовь в хорошие руки». А почему – нет? В интернете чего только не ищут и не предлагают! Забито! Но как это сделать?
Может, открыть свой сайт на «narod.ru»? А может хостинг – аренда сервера? Дорого, наверное? Можно, конечно, зарегистрироваться на «24open.ru» – круглосуточном сайте знакомств, но это отдает… В общем, совсем не тем отдает».
Пока Олеся размышляла над техническим вопросом, сайт «подошел к концу», задав вопрос: «Хотите разместить свое объявление?». «Хочу!», – кликнула Олеся. Затем скачала из цифрового фотоаппарата четыре своих самых любимые снимка: она кормит жирафа, который сунул морду в раскрытое окно ресторана в Кении (они с Андреем были там прошлой весной); она идет по желто-красной листве по Марсовому полю в Петербурге (были там прошлой осенью); она стоит возле наряженной новогодней елки, мерцающей оптиковолоконным волшебством, на ней вечернее красное платье с прозрачными рукавами (это была новогодняя ночь с Андреем); она в Рождество возле церкви Всех чудес под снегопадом в свете фонарей (была там совершенно одна буквально на днях). Вставила снимки в объявление. И приписала, как хозяева про всех своих котят: веселая, игривая, ест все, приучена к туалету, учит итальянский язык, занимается раджха-йогой.
Через час Олеся с трепетом прочитала первые ответы. «Совсем девочки по вызову обнаглели, уже на кошачий сайт влезли!». «Кошечка ничего, но не написано про породу: благородных столичных кровей или от деревенского кота?». Олеся покраснела от стыда. И вдруг, прямо на ее глазах, на мониторе появилась фотография. Парень со светлыми вьющимися волосами, в очках с тонкой оправой, улыбался, глядя прямо в лицо Олесе. На плече у него сидел серый котенок, наряженный – Олеся не поверила своим глазам! – в красное платьице с прозрачными рукавами. Возле фотографии стояла надпись: «Котенок, жду Вас завтра в 19 часов в «Шоколаднице» у зоопарка. При себе иметь морковку – для жирафа. О себе. Учусь в театральном училище, работаю в театре кошек Куклачева. Как Вам такое предложение – «фррр» или «мяу»?» – «Мяу!!!» – ответила Олеся.
Цветы из завтрашнего снега
Белое поле, засахаренные ели, строчка лыжни с маленькой фигуркой, неловко взмахивающей палками, качающаяся в мрачной полынье пустая лодка.
Алина встряхнула головой. Опять эта темная бездонная полынья! А ведь она собиралась увидеть сказочный заснеженный лес и веселую горку – морозная картинка должна помочь выдержать жар сауны. Алина всегда так делала – садилась на деревянный полок и представляла снег: чем дольше высидишь в аромате дорогой кедровой бани, тем сильнее похудеешь, тем шелковистее станет кожа. А расслабление, а антистрессовый эффект! Потом бассейн с гидромассажем или стоун-терапия: гладкие горячие камни – черные, розовые, голубые – нежно и сильно прогревают мышцы, снимая излишний тонус, разглаживая первые, пока еще невидимые, морщинки. Затем – омлет с брокколи и зеленый чай в фитнес-баре, и очередной чудо-крем, сыворотка молодости и красоты. Да, пятьсот рублей за «яичницу с капустой», полторы тысячи за крем, и кому какое дело! Она, Алина, живет в городе-миллионнике, здесь все живут для себя и зарабатывают деньги, чтобы потом снимать стресс, вызванный напряженной работой. И она все еще молода – что такое в наше время тридцать пять? Сейчас не средние века, молодость длится до сорока, а потом аж до шестидесяти всего лишь средний возраст! И технологии такие, что родить ребенка можно в любом возрасте, хоть на пенсии – было бы желание. А его, желания, у Алины как раз и нет.
– Нигде не написано, что все должны положить лучшие годы на орущих младенцев, – отвечала Алина матери. – То, что ты нас с сестрой родила – твой личный выбор.
Алина даже приняла участие в ток-шоу, посвященном фричайлду, движению людей, которые отказываются от детей в пользу карьеры, и секс у них исключительно для секса, то бишь личного удовольствия.
– Бесы вас едят, – скорбно заметила мама Алины, посмотрев шоу.
– Программа по уничтожению нашего народа успешно выполняется, – поддакнула сестра, обладательница двоих бесконечно болеющих то простудой то ветрянкой, но при этом ужасно шумных мальчишек.
– Отстаньте! – вяло огрызалась Алина, сама изрядно разочарованная тем, что увидела на экране: пошлых девиц с ужасными раздутыми от силикона губами и депутата Госдумы, похожего на сутенера.
Лодка снова закачалась в свинцовой холодной воде. Что это? Неужели ее, Алины, женская судьба – хмурая, старая пустая деревяшка, уходящая под лед?
Алина вышла из пахнущей кедром и лавандой сауны, и стала одеваться – почему-то и джакузи, и отдых в японском кресле-массажере вдруг напомнили ей лишь об одиночестве. «Делать тебе нечего, и не к кому спешить, вот и твердишь советы глянцевых журналов: любить нужно только себя, а все остальные – в очередь!» – услышала Алина голос сестры-неудачницы: двое детей, работа в центре соцзащиты, вечная нехватка денег и такие же мамаши-подружки с колясками.
– Хорошо, пожалуй, одного можно и родить, – решила Алина и поехала в магазин натуральных продуктов за полезными овощами и соками.
Анализы, сделанные в дорогущем медицинском центре, пришли через неделю. Ленивые яичники. Что? У нее?! Не может быть! Она же всю жизнь предохранялась, чтоб не забеременеть.
– Никакой надежды? – услышала Алина свой голос.
– Ну, надежда всегда есть, – бодро ответила врач.
Мама старалась спрятать слезы, сочувственно молчала сестра.
Алина брела домой, ежась от холода. Возле подъезда плакала девочка лет трех в грязноватом комбинезоне и потертых сапожках, надетых не на те ножки – правый на левую.
– Ты почему одна, малышка? – спросила Алина и только тогда заметила на скамейке за сугробом мамашу с сигаретой и бутылкой пива.
– Заткнешься ты, наконец? – морщась, сказала та девочке. – В садике надо было есть!
– Давайте, я вашу девочку покормлю, – вдруг предложила Алина и поспешно объяснила: – Я в этом доме живу. А вечером я вам ее приведу.
– Ладно, покорми. До утра можешь оставить. Кончай орать! Иди к тетеньке, у нее поешь! – Это уже девочке. – Зовут Кристина, мы в третьем подъезде на первом этаже живем. Слушай, ты мне не одолжишь сто рублей до завтра?
Они ели куриные котлетки с грибным соусом – Кристина умяла три штуки. На десерт – мандарины. Кристина пыталась откусить прямо с кожурой, видно, никогда раньше не пробовала. Затем теплое молоко с печеньем. После ужина рисовали, смотрели мультики по телевизору, купались в ванной с ароматной пеной. И снова ели – йогурт с шоколадной крошкой и груши.
А утром зашла соседка:
– Слышала ночью? В третьем подъезде на первом этаже пожар! Ну, в той квартире, где вечно притон был. Как ты могла не слышать – полночи шум стоял: то пожарная, то милиция.
– У меня спальная на проспект выходит, – пожала плечами Алина и улыбнулась себе, думая, чем покормит на завтрак маленькую девочку, крепко спавшую на чистой мягкой постели.
– Хозяйка этого притона погибла, какой-то ее сожитель угорел. Слава богу, девочки, дочки ее, не было, куда-то она ее на выходные сплавила. Что теперь с ребенком будет?
Алина тихо охнула, сгребла локтем баночки с витражными красками, кисточка покатилась под стол.
– Рисуешь? – соседка взглянула на оконное стекло, на котором зазеленела сахарная ель, вырос голубой сугроб, заискрилось под солнцем белое поле с яркой фигуркой лыжника и распустились волшебные снежные цветы.
– Да, рисую, – сказала Алина. – Для дочки.
Пряничный домик
Мария подошла к окну и посмотрела на застывшую улицу – замерзшие мандариновые корки на сугробе, свисающий с ветки серебристый дождик, огарок фейерверка на дороге и лед одиночества на сердце, вот и все, что осталось от прошедшего Нового года.
Она поглядела на термометр – минус двадцать семь. Поежилась, вздохнула и побрела на кухню сварить овсянку и кофе. Вернулась с кружкой и куском шоколадного тортика, села на диван и стала глядеть на елочку, мерцающую игрушками. На нижней ветке висел пряничный домик – Мария сама испекла его и украсила готовой разноцветной обсыпкой. Вообще-то, пряники были круглыми и предназначались для племянников. Но вдруг захотелось сделать волшебный домик, он должен был принести счастье в Новогоднюю ночь – звонок в дверь: «Маруся, я понял, что люблю и буду любить только тебя! Прости, если сможешь». В дверь действительно позвонили, соседка попросила два стула, к ней нагрянула толпа друзей: «Маша, ты тоже приходи, если взгрустнется!».
Мария допила кофе и пошла одеваться, придется в такой мороз тащиться на улицу, относить эти дурацкие пряники племянникам и выслушивать, как сестра и мама сокрушаются по поводу ее одиночества.
Улицы были пусты и выстужены – ни машин, ни людей. Огромные елки на площади перед памятником застыли, укрывшись от мороза подушками снега. Мария прикрывала лицо воротником дубленки, с трудом вдыхала обжигающий воздух, кончики пальцев сперва окоченели, а потом заболели. Она свернула в переулок и неожиданно увидела на пустыре между двумя старинными двухэтажными домами большую палатку с вьющимся из железной трубы дымком.
Подошла ближе. «Пункт обогрева», было написано на распечатанном на компьютере листке. А чуть ниже: «И милость к падшим призывал!». Подъехал маленький автобус, из двери выскочил парень в седой от изморози шапке и синих медицинских перчатках и осторожно, участливо принял под руки бомжа, следом второго! Мария с отвращением смотрела на черные лица и распухшие ноги в рваных сапогах. Парень на мгновенье взглянул на Марию. «Илья» – прочитала она на бейджике, но он тут же отвернулся, помогая бездомному дойти до палатки.
Мария, сама не зная, почему, пошла следом. Вошла в палатку. В нос ударил запах немытых тел и растворимой лапши. Почти всю палатку занимали сидящие и лежащие на туристических ковриках бездомные. Илья подвел очередного бомжа к столику врача, другого – к стульям со сложенной теплой одеждой, спросил что-то у девушки-добровольца, разливавшей чай, и вдруг взглянул на Марию:
– Вы, наверное, что-то принесли?
– Да, – неожиданно для себя ответила Мария.
– Чай? Сахар?
– Пряники, – сказала Мария и зачем-то стала торопливо объяснять: – Свежие, сама испекла к Новому году.
Она достала из сумки пакет, замерзшие пряники застучали.
– Ой, застыли!
– Ничего, мы их сейчас на печку.
Илья снял одну перчатку, и высыпал пряники в миску.
– Здорово! – почему-то сказала Мария и огляделась. – Это от администрации города?
– Нет, – сказал Илья. – На пожертвования. А работают добровольцы.
Пряники разогрелись, источая аромат меда и корицы.
– Ух ты, как пахнут! – сказал Илья. – Неужели сама их испекла? Ничего, что я на «ты»?
– Ну конечно! А я могу чем-то помочь?
– Здорово! У нас рук не хватает. Сможешь набрать проникновенный текст для листовок? Мы их раздаем по торговым центрам – катастрофически нужны деньги. В стране 1,5 миллиона бездомных! Пожертвуешь всего 20 рублей, и один бездомный получит в нашем пункте обогрева стакан горячего чая с хлебом. А если кто-то сто рублей даст – мы даже полечить бездомного сможем, промыть рану, смазать, сделать перевязку.
– Поняла! – сказала Мария. – Тогда я побежала домой, у меня есть цветной принтер, часа через два все будет готово.
– Хочешь, заеду к тебе, мы все равно целый день по городу колесим, подбираем замерзших бездомных.
– Да! – радостно сказала Мария.
Она ворвалась домой, задыхаясь от волнения, сбросила дубленку и ринулась в комнату оформлять листовки – яркие, цепляющие, проникновенные.
Через пару часов, когда на столе лежали тридцать отпечатанных листовок с призывом о тепле и милосердии, запел домофон. Мария вздрогнула от неожиданности – как же давно к ней никто не приходил! – и вскочила. Глянула на елочку, мерцавшую игрушками, в оконце пряничного домика горел уютный огонек. Мария закрыла и снова открыла глаза – нет, не почудилось, теплый свет. В ее домике свет! Она засмеялась и побежала открывать дверь.
Запах любви и цыганского мыла
По вечерам в поле слышны были тихие голоса, чьи – неизвестно, слов тоже не разобрать. Ветер приносил вздохи и смех, и вместе с ними на веранду приплывали сплетающиеся в туманные косы запахи – горьковатого чабреца, терпкой полыни. Пахло даже ванилью. Откуда она бралась, Анастасия понять не могла – поле-то обыкновенное, заросшее клевером, мелкой виолой, кошачьей лапкой и диким горошком. Край поля колыхался кипреем – Анастасия называла его по старинке иван-чаем, и приносила любимому горсти розовых цветков, заваривала травяной чай. Но едва спускались летние сумерки, как в дачные окна вновь тянуло таинственным, русалочьим: то мятой, то лимонной травой, то прохладной белой розой.
В запахах, или как теперь принято говорить, ароматерапии, Анастасия разбиралась – изучила, когда увлекалась изготовлением мыла в домашних условиях. Начала она, как и все «мыловары-любители», с того, что покупала недорогие и без запаха бруски детского мыла и эфирные масла. Апельсин, миндаль, лаванда – чем только не тянуло из кухни, когда Анастасия натирала на терке высушенное на батарее мыло, ставила кастрюльку на плиту и начинала колдовать… Иван морщился – запахи, которые выбирала жена, казались ему приторными, слащавыми. «Бабские какие-то, – ворчал он. – Не хватало еще, чтоб от меня на работе малиной с ромашками несло. И вообще, из кастрюли должно пахнуть борщом!»
Ее травяные настои он терпеть не мог, говорил, пахнут веником, и густо заваривал пакетики простого черного чая. Анастасия упрямо надеялась, что однажды Иван оценит ее изделия, становившиеся почти произведениями косметического искусства, и старалась сделать для любимого мужское мыло – добавляла кедр, кофе, темные водоросли, заворачивала готовые кусочки в суровую коричневую бумагу, перевязывала бечевкой. Однажды Иван даже удовлетворенно хмыкнул и взял мыло, завязанное веревочками из льняной пакли, в подарок сослуживцу. Но чаще сдвигал в сторону мешавшую жарить яичницу кастрюлю с мыльной основой.
Анастасия надеялась, что их отношения освежит поездка в Египет – Иван на время забудет об интригах и бесконечной гонке за ростом продаж в своем автосалоне, а она – о работе в отделе продаж строительной компании. К тому же в Египте Анастасия собиралась закупить экзотические ингредиенты для мыла – папирус для упаковки, масла, сделанные по древним рецептам, сухие цветы и пряности.
Их автобус вылетел на встречную полосу, завихляв, завалился набок, сполз по каменистому склону и повис над пропастью, зацепившись выбитым оконным проемом за утес. Анастасия ничего этого не помнила – очнулась в больнице уже в Казани, куда туристов доставили самолетом МЧС. Врач объяснил Ивану, отделавшемуся лишь выбитым зубом, и его матери, что так сознание пациентки борется с травмирующими воспоминаниями.
– Операция по замене части теменной кости на пластину не отразилась на памяти или умственных способностях, – заверил врач. – Хотя, возможны головные боли. Ну а перелом таза, к счастью, без смещения, женщина молодая – через месяц бегать будет.
Свекровь поджала губы и бросила взгляд на Ивана.
– Еще неизвестно, родит ли теперь, – как сквозь вату услышала Анастасия ее голос.
Но Иван ухаживал за Анастасией самозабвенно – приезжал каждый вечер, делал гимнастику, мыл голову, возил в кресле-каталке в отделение реабилитации, платил за дополнительный массаж, иглоукалывание, какую-то БОС – биологическую обратную связь. Через два месяца они въехали во двор дома, и Анастасия сама вышла из машины, не узнав родной подъезд после ремонта. Даже в квартире резко пахло краской. Но Анастасия была счастлива – наконец-то дома! Она вошла в ванную и засмеялась, увидев расставленные на стеклянной полочке разноцветные бруски ароматного мыла. «Мне нужно было разбиться на кусочки, чтобы понять, как мы любим друг друга!», – подумала Анастасия и потихонечку пошла на кухню.
– Ну, теперь ты в порядке, – чересчур бодро сказал Иван. – Врач сказал, со второй группой инвалидности с работы уволить не имеют права. В общем, я сделал все, что мог. Но дальше так жить не в силах. Черт с ним, с отпуском, но до конца жизни нянчиться с больной я не подписывался. Я не планировал жить долго и счастливо с женщиной с ограниченными возможностями.
С работы Анастасию все-таки уволили, вернее, попросили «по собственному желанию». Все правильно – как она может работать с клиентами? Хорош менеджер – уговаривает покупателя, что его приобретение очень удачное, а у самой веко дергается. И кто поверит такому продавцу?
Месяц она продержалась на коллекции своего мыла ручной работы – мама и подруга купили все запасы, старательно уверяя, что их знакомые мечтают приобрести ее изделия. Анастасия понимала – жалеют, и хотела вообще вычеркнуть увлечение из памяти. В одну из одиноких ночей в приступе отчаяния даже выбросила кастрюлю и килограмм мыльной основы. А через неделю улыбающийся компьютерный лягушонок вдруг квакнул и протянул хозяйке письмо: «Уважаемая Анастасия! Увидела ваши изделия на форуме. Предлагаю сотрудничество. Директор отдела косметической продукции магазина органических продуктов Венера Риатуллина».
Мыло «Мед и лаванда», а так же «Текила и лайм» пошли особенно хорошо. А потом Анастасия взялась за изделия для детей. Малышам особенно нравились нежные и сладкие ароматы, те, которые ненавидел Иван: земляничка, банан, ваниль, персик. «Смелый абрикосик», «Веселая ванилька» и «Принцесса Земляничка» расходились на ура! И на День защиты детей она повезла целую коробку забавного мыла с залитыми в формочку маленькими игрушками в дом ребенка.
– Ребята, кто будет хорошо мыть руки, увидит, что внутри мыла! А там каждого ждет сюрприз!
На выходные Анастасии позволили взять и свозить на дачу малыша, четырехлетнего кареглазого – ирония судьбы! – Ванюшу. Днем они ходили на речку, пили иван-чай, разглядывали муравейник, запускали бумажного змея. Змей, правда, не полетел, а запутался в кустах, усыпанных растрепанными белыми цветами.
– Это яблонька? – подумав, спросил Ванюша.
– Нет, Ванюша, это цыганское мыло, – подхватив малыша на руки, сказала Анастасия. – Нравится, как пахнет?
– Очень нравится, – серьезно сказал Ванюша, обнял Анастасию за шею, и прижался теплым лбом к ее голове, туда, где под отросшими волосами и под горячей кожей держала жизнь твердая пластина.
Принц на белом слоне
Люба открыла разноцветную обложку блокнота, погладила белую, слегка шершавую как яичная скорлупа, страницу и вывела: «Дневник». Чуть ниже: «Моей дорогой доченьке». Подумала и начала с красной строки: «Мне 30 лет. У меня есть любимая дочка Аленушка. И я все еще жду своего принца на белом коне». Подняла голову, посмотрела за окно, на облетевшие деревья, стоящие вдоль бульвара. «Что еще рассказать о себе? Я работаю в магазине «Подарки». У нас есть подарки на любой вкус – от клюшек для гольфа до тефлоновых сковородок. Но мне больше всего нравятся изысканные наборы для письма – нежнейших оттенков писчая бумага. Плотная, шелковистая, с мраморными разводами, она продается с такими же роскошными конвертами. На такой бумаге не станешь писать шариковой ручкой скучное: «На той неделе выкопали картошку, а как дела у вас?». «Королевская бумага!» – однажды подумала я. И аж подскочила, напугав покупателя. Как же я сразу не догадалась! Вечером я залезла в интернет и набрала слово «монархия». «Форма государственного управления, при которой власть сосредоточена в руках одного человека – царя, императора, короля, султана», – ответил Google. Далее шел список королевств.
На следующий день я купила бумагу лазурного цвета и написала наивежливейшее письмо королю Швеции Карлу XYI Густаву. К письму я приложила фотографию, где мы с моей Аленкой стоим в зоопарке возле вольеры со слонами. К моему удивлению через две недели король мне ответил. Ну, не то чтобы совсем король, а главный королевский почтмейстер, который поблагодарил меня за интерес, проявленный к Его королевскому высочеству.
На следующий вечер я принесла домой бумагу цвета сливок, чайной розы, лимонных леденцов и в течение недели написала письма во все тридцать королевств мира – двенадцать в Европе, три в Африке, тринадцать в Азии и одно в Океании. Вскоре мне вежливо ответили король Норвегии Харальд V, правитель Испании Хуан Карлос, султан Малайзии Мизан Абидин. Через два месяца пришел тридцать первый ответ. «От кого бы это, если монархий тридцать», – удивлялась я, надрезая конверт. Внутри было письмо и фотография. На фоне голубых и розовых гор, дворца с золотыми крышами и усыпанных неведомыми плодами деревьев верхом на белоснежном слоне с серебряными бивнями, украшенном пурпурной попоной, сидел молодой красивый принц. То, что это именно принц я поняла по его гордой осанке и жезлу в руках. Рядом со слоном стояла алая спортивная «Феррари». Я развернула письмо.
«Из центра поднебесного мира Вас, о Любовь, приветствует правитель Тибетского королевства Хрустальных вершин, принц Улыбка Будды. Ваше письмо мне передал мой сосед, высокочтимый король Северного Непала, когда заезжал ко мне на пиалу жасминового чая. «Ты ведь ищешь себе жену, – сказал он мне. – Я бы и сам взял эту женщину в жены, но две мои нынешние устроили скандал. Я еле спас ее фотографию». Едва я взял это фото в руки, как раздвинулись тучи, и солнце озарило мое королевство, и затрубили слоны, и закричали павлины, и с шумом обрушился водопад, пересохший еще во времена моего деда. И понял – это она! А когда прочитал, что вас зовут Любовь, то исчезли мои последние сомнения. Женщина, у которой золото вместо волос и глаза цвета голубого аквамарина может быть только восседающей на троне».
Я читала и плакала. У меня аквамариновые глаза! И волосы из золота. И дочка – символ моего плодородия. И руки, как струи дождя. И губы – как цветок граната. «Если вы согласны стать моей первой супругой, вышлите мне в знак согласия одного из ваших слонов, изображенных на фотографии». Сбоку был приписан номер королевского мобильника.
Я отправила Улыбке Будды смс-ку: я не могу стать его супругой, потому что я всего лишь продавщица безделушек и слоны принадлежат не мне, а мэрии.
На следующее утро ко мне в дверь позвонили. На пороге стоял солидный мужчина в дорогом костюме и золотой шапочке.
– Его высочество принц Улыбка Будды просил передать вам это, – визитер подал мне ларец.
– Что это? – спросила я.
– Слезы печальных очей и осколки разбитого сердца.
Человек снова поклонился и молча пошел вниз по лестнице.
Я открыла ларец. Он был доверху наполнен прозрачными алмазами, голубым жемчугом и пурпурными рубинами. А в самом низу лежал кулон в виде золотого слона».
Люба улыбнулась и приписала внизу печатными буквами: «Дорогая доченька! Верь в своего принца, он обязательно приедет на белом коне, приплывет под алыми парусами, а может, приедет на велосипеде или просто придет пешком».
Рябиновое счастье
Бабушка, наконец, задремала, и Даша взглянула в окно. Высокий плечистый дубок возле дома напротив уже сбрасывал листву – пожелтевшую, но еще крепкую, как хрустящие огурцы из дубовой бочки. А на ее, Дашиной, рябине – тяжелые гроздья красных ягод. Рябина стройная и молодая, как Даша. Только на ней каждую осень тяжесть плодов. А Даша мужу родить не смогла – бесплодная…
Бабушка посадила рябинку, когда внучку принесли из роддома. Так и росли они – Дашина рябинушка и Егорушкин дубок. Даша морщилась от этих приторных, по ее мнению, слов – она терпеть не могла слащавых историй, и вообще красила ногти в черный цвет!
Сажать деревца в честь рождения ребенка – занудная традиция провинциального райцентра. Вон сосед дядя Веня из деревянного дома, притулившегося к их двухэтажке, после рождения первой дочки посадил березу, а сам все сына ждал, обещал клен из леса принести. Через пять лет в палисаднике уже три березы росли. Дядя Веня махнул на все рукой и только в праздники заказывал на радио песню «Клен ты мой опавший».
Даша вспомнила бусы из алых ягод, которые делала ей осенью бабушка, графинчик самодельной рябиновки на коньяке, украшавший стол во время семейных праздников, и грустно улыбнулась. Где оно, то далекое девчоночье рябиновое счастье? Больше никогда ей не услышать, как сидя за столом, полным близкой и дальней родни, бабушка выводит сильным голосом: «В саду горит костер рябины алой, но никого не может он согреть». И никогда не стукнет в стекло Дашиной комнаты брошенный Егором желудь…
– Дашенька, там на кухне в термосе чай рябиновый, витаминный. Пей, он для здоровья очень полезен, – услышала Даша откуда-то издалека бабушкин голос. – Рябинушка твоя непростая – невежинская. У обычной-то ягоды терпкие, горчат, слаще становятся только когда мороз прихватит, а невежинская всегда сладкая.