Дорога висельников Резанова Наталья

– Я – Пандольф с Дороги Висельников! Хочу говорить с Палази Траудетом или тем, кто его замещает. – Немного подумав, он добавил: – Мы не враги, мы – союзники!

Он вовсе не был уверен, что Траудет – если он действительно здесь – лично выйдет на переговоры. Даже Роуэн, прочно связанный с Дорогой, общался только с Воллером, и то в крайнем случае. Но, видимо, и тут пришел крайний случай. Пандольф достаточно давно жил в Открытых Землях, чтоб знать, как выглядят владельцы шахт и заводов. Человек, показавшийся в бойнице над воротами, несомненно, был Траудетом.

Он был значительно старше Пандольфа – лет пятидесяти, не меньше, полный и круглолицый. Физиономия в бойнице, с несколько обвисшими уже щеками, как бы требовала курносости, однако нос у Траудета был длинный и заостренный. Он был тщательно выбрит, но, как у многих темноволосых людей, на подбородке его словно лежала тень. Пандольф знал, что Траудет почти лыс и лысину его по бокам украшают венчиком остатки пышных, некогда кудрявых каштановых волос. Но при нынешней погоде мало кто ходил с непокрытой головой, и Траудет не составлял исключения. Лысину его согревал обычный для карнионца берет.

Пандольф тоже рано начал лысеть, но вряд ли этого обстоятельства было достаточно, чтоб вызвать у Траудета чувство солидарности.

– Назвался волк союзником барана, – сказал тот. Голос у него был звучный, хотя несколько неприятный. – Почему я должен тебе верить? Дорога Висельников покровительствует ворам и бандитам.

– Хоть у тебя на гербе и баран, Палази Траудет, зачем тебе иметь бараньи мозги? – Пандольф был не такой мастак поговорить, как Ингоз, но знал: когда с тобой соглашаются разговаривать, шанс победить всегда есть. – Мы не строим из себя праведников, это так. Но смекни сам: с тех пор как мы здесь, разве хоть на одном руднике был мятеж? Разве мы жгли дома, убивали женщин и детей? Те, кто так делает, враги и нам, и вам.

Насчет того, что они не жгли дома, Пандольф сказал не подумавши. Пожар в Орешине вполне можно было вменить в вину Дороге. Но Траудет об этом не знал, а может, его такие подробности не волновали.

– Ты еще скажи, что Дорога устанавливала здесь порядок, – не без яда заметил он.

– А разве не так? Мы блюдем свою выгоду, так же как ваш брат промышленник. А те, кто устроил резню в поселках, – просто бешеные кровопийцы.

– И что с того?

– А то, что они идут сюда!

– С какой стати?

– А куда им еще податься? Подумай головой – хватит у вас сил отбиться? А вместе мы сможем это сделать.

Некоторое время сверху ничего не было слышно. По всей вероятности, Траудет совещался с теми, кто был рядом. Потом он снова окликнул Пандольфа:

– А откуда мы знаем, что это не ловушка? Может, вы войдете, а сами откроете им ворота.

Пандольф про себя вынужден был признать, что на месте Траудета тоже бы так подумал.

– Придется поверить, – хмуро сказал он. – Вот мы все перед тобой, сверху небось видно. Оружие мы не сложим, и не надейтесь. Если не впустите нас, будем драться с каторжниками в чистом поле. А ты сиди за стеной и жди, пока твои работнички не поднимутся и в спину тебе не ударят.

Вообще-то это был блеф. Айден бы на такое ни за что не согласился. Но приходилось играть теми картами, которые в наличии.

Снова последовала продолжительная пауза. К Траудету подтянулись те, у кого здесь было влияние. Им предстояло решить, что делать с нежданными союзниками. Потом здешний хозяин объявил:

– Вы можете войти. Но мы требуем, чтоб вы разрядили мушкеты и пистоли – так, чтоб мы видели.

Про бомбы и гранаты Траудет не знал, а Пандольф попридержал эти сведения. Он вернулся к своим, чтобы передать условия. Ворота тем временем открыли, но не настежь, чтоб пришельцы не могли ворваться, но шли медленно и оставались под прицелом.

Но это было еще не самое неприятное, что их ожидало.

Перед воротами, кроме охранников Траудета, толпилось еще много народу. И среди них те, кого на шахтах быть не должно, – женщины и дети. Вряд ли они принадлежали к семьям мастеров – слишком у них был умученный и оборванный вид. А использовать в шахтах женский и детский труд в Открытых Землях было не в обычае. Не по доброте – это считалось дурной приметой.

И вывод тут напрашивался один. Траудет принял тех, кто уцелел после набега на поселок. От них Пандольф никаких подлостей не ждал, а именно оттуда они и воспоследовали.

Какая-то бабенка истошно завопила:

– Это ж бандиты! Бандиты и разбойники! Такие, как те, что нас убивали и грабили!

Остальные подхватили:

– Те же самые!

– Душегубы проглятые! Убийцы!

– Рожи разбойные! Они еще в саже от домов наших! Там не дограбили, сюда пришли…

Вопли и проклятия сделали свое дело – если раньше вошедших просто держали под прицелом, то теперь явно готовы были открыть стрельбу. Пандольф лихорадочно соображал, что предпринять – воззвать к здравому смыслу или отступать с боем.

В этот миг внезапно вперед выдвинулась Кружевница. Сколько знал ее Пандольф, она все трудности готова была решать исключительно устроением очередного взрыва. Тем более сейчас – гранаты были при ней. Но она поступила по-иному.

– Эй, бабы! – пронзительно крикнула она. – Посмотрите на нас! Посмотрите на меня! – она стащила с головы косынку. В последние месяцы Сайль не стригла волосы, они несколько отросли и хотя бы условно обозначали ее принадлежность к женскому полу. – Посмотрите и скажите – есть среди нас те, кто жег и душегубствовал у вас в поселке?

В толпе зароптали.

Сайль пошла прямо на женщину, поднявшую крик:

– Ну, смотри же, смотри! Вспоминай! Побожиться можешь, что узнаешь меня? Поклясться можешь?

Пандольф не ожидал, что эта уловка сработает. Глупая баба одной руки от другой не в силах отличить, не то что одного ватажника от другого. Но напор и уверенность в голосе и словах Кружевницы возымели действие.

– Нет, – слабо пролепетала женщина.

Кружевница продолжала:

– Эти парни пришли сюда вам помочь, тех, кто обидел вас, – изничтожить! А что рожи и руки у них в саже – так это оттого, что хоронили они по-божески тех, кого вы под развалинами оставили!

Последнее заявление доконало слушательницу. Она бросилась к Сайль, обняла ее и заревела, уткнувшись ей в плечо. Сайль несколько оторопела, но женщину не оттолкнула.

За спиной у Пандольфа со свистом выдохнул Айден. И то – похоже, напряжение спало, охранники уже не держали мушкеты на изготовку, во взглядах, устремленных на пришельцев, больше не читалось страха и ненависти.

Траудет, успевший спуститься со стены, прошел вперед. Он был в серо-синем камзоле, подчеркивавшем его отнюдь не геройскую стать, просторных штанах и невысоких мягких сапогах. Пистолет, вероятно недавно нацеленный в лоб Пандольфу, он заткнул за пояс.

– Эй, девица, – обратился он к Сайль, – ты вообще что тут делаешь?

Кружевница, неловко отстранив рыдавшую женщину, повернулась к промышленнику. Вопрос она истолковала буквально и так же отвечала:

– Бомбы и гранаты. Могу чинить мушкеты, пистоли, аркебузы, ежели в этом есть необходимость. Не знаю, есть ли у вас пушки, но, полагаю, и с этим справлюсь.

Траудет перевел взгляд на Пандольфа:

– Она врет?

– Нет. Вот если б говорила, что умеет пироги печь или пряжу прясть, – тогда бы точно врала.

Траудет не засмеялся в ответ, даже не улыбнулся. Хотя физиономия у него была в целом добродушная, маленькие карие глаза смотрели пристально и жестко.

– Сейчас вам покажут, где разместиться, – сказал он. – С голоду пока, слава богу, не мрем, так что и перекусить найдется. А после ты, ты и ты, – он ткнул в Пандольфа, Кружевницу и Айдена, – приходите ко мне в контору. Надо потолковать.

На сей раз замысел Эбля был воплощен наилучшим образом. Рудник Грофа был разграблен и сожжен. Перебить, как мечталось Пупару, всех охранников, мастеров и вольнонаемных не удалось. Но Эблю этого и не было нужно. Если уцелевшие разнесут по Открытым Землям страшные вести, по возможности преумножив число бунтовщиков, так даже лучше. Теперь во всех городах, на всех рудниках будут ждать нападения, и никто не будет знать, откуда оно последует. А пока что на очереди Траудет.

Они шли туда, рассыпавшись по равнине. Для этого пришлось снова сделать крюк, но лесные тропы для толпы уже не годились. С рудника свели немало лошадей – из тех, что тянули подъемники и откачивали воду из штолен. Но большинство все же шло пешими. Ездить верхом они все равно не умели, а повозок не хватало. У Грофа также можно было взять достаточно провианта, но эта публика не способна была подумать о том, что провизию надо сохранять. Им бы сразу нажраться-напиться до блевоты, а там хоть трава не расти.

Эбль не собирался проповедовать среди каторжников воздержанность. Они должны были рыскать в поисках добычи, а не сидеть на месте.

Хотя Эрдский Вал защищал предгорья от ледяного ветра с севера, январь и здесь оставался январем. Жгли костры, чтоб согреться, но топлива тоже не хватало, при том что лес был рядом. Но каторжники поначалу артачились – кончено, мол, довольно горбатились, мы тебе не лесорубы. Жгли сухую траву, кидали в огонь все, что под руку подвернется, ломали повозки. Потом все же на собственной шкуре восчувстововали, что этого недостаточно.

Пупар наорал на своих молодцов и стал гонять их в лес за хворостом и дровами – хорошо, что не все повозки успели сжечь. Но из леса притащили, помимо дров, еще и другую добычу.

Это были мужчина и женщина, изрядно пообтрепавшиеся, но все же явно не принадлежавшие к бродячему братству. Они ехали вдвоем на жуткой кляче – на таких обычно не ездят, даже не пашут, а вот на шахтах клети такие порой таскают.

Когда их схватили, женщина подняла крик, беспрестанно поминая Эбля и что они, мол, к нему с важным донесением. К нему их и доставили.

Для Эбля встреча с Отто-Карлом и Маджентой не стала приятным сюрпризом. А по их виду он сразу понял, что обстоятельства в монастыре переменились, и не в лучшую сторону.

– Это что за маскарад, Маджи? – грубо спросил он. – Здесь тебе не дворец Убальдина, да тебя бы и не пустили туда этаким пугалом.

Монашеская ряса, ушитая Маджентой по фигуре, теперь топорщилась – и не мудрено. Под нее были поддеты фуфайка, нижняя юбка и шерстяные рейтузы, все разнокалиберное и подхваченное отчасти в доме Роуэна, отчасти с бельевой веревки.

– Так холодно же! А надеть больше нечего! Такое несчастье… все пропало! – патетически воскликнула она. – И мой прекрасный теплый плащ, и белье, и дорожный костюм, и…

– Мы ничего не брали, – поспешил уведомить один из каторжников. – На кой ляд нам бабские тряпки?

– Что еще у вас пропало? – угрюмо спросил Эбль. – Кто вас вышиб из монастыря?

– На нас вероломно напали, – с достоинством заявил Отто-Карл. – Монастырь был захвачен, а сам я ранен, и нас взяли в плен. Но нам удалось бежать.

– Надо же! – известие не особо расстроило Эбля. – И кто сыграл с вами такую шутку?

– Это были настоящие чудовища! – Маджента хотела добавить «разбойники и бандиты», но, оглядевшись вокруг, решила эту подробность опустить.

– Они были на службе у некоего Роуэна, – сказал Ивелин. – Карнионский промышленник, претендующий на благородство происхождения, – и шайка грабителей! Это омерзительно.

– С чего вы взяли, что там замешан Роуэн? – Эбль насторожился. – Часом, не перепутали чего?

– Ошибиться было невозможно, – ответил Отто-Карл. – Нас доставили к нему в дом, и этот негодяй не устыдился появиться сам. Так что все творилось с его ведома.

– Роуэн здесь? И он вас видел? А ну-ка, дорогуша, побеседуем-ка с глазу на глаз. – Эбль схватил Мадженту за руку и потащил прочь от костра, под ржание каторжников, истолковавших его намерения превратно.

– Как ты смеешь так обращаться с благородной дамой! – возмутился Ивелин, но Эбль, не оборачиваясь, бросил:

– Уймись, не убудет от подружки твоей… – Оказавшись там, где другие их не слышали, он остановился. – Ну! Язык проглотила?

– Это был Роуэн, – подтвердила Маджента.

– Тогда какого черта ты сбежала? Клиент подоспел, тебе им надо было заниматься.

– Боюсь, что ничего бы не получилось…

– Кого волнует, чего ты боишься?

– Ты не понимаешь! Он уже знал… ну, про меня… – Маджента всплеснула руками. – Это все она! Ее происки! Она везде меня преследует…

– Прекрати эти бабские визги и вопли! – Эбль ухватил ее за плечи и встряхнул. – Кто «она»? Чьи происки?

– Я же говорила тебе… Сайль Бенар.

– Кто? Погоди… эта девка из компании Перегрина? Она-то здесь при чем?

– Я ведь объясняла… Это страшная женщина! Она натравила на меня своего любовника, он пытался меня убить…

– Коли любовник имеется, не такая, значит, страшная… И с чего ты взяла, что это все из-за тебя?

– Он сам сказал! Он и еще целая банда убийц…

– Откуда там банда взялась?

– Не знаю… они все про каких-то висельников говорили… и правда, как есть висельники… И еще Перегрин там был… Он с ними заодно, а притворялся, что…

– Заткнись. – Эбль сопоставлял сведения. – Стало быть, Роуэн, Перегрин… и Дорога Висельников… если она и впрямь существует. Хорошенькое дельце! Слушай, Маджи, на кой хрен ты вообще здесь нужна? Задание ты провалила, в Открытых Землях тебя, похоже, каждая собака знает… Может, мне лучше самому тебя пристрелить?

– Да как ты… – Она задохнулась. – Адмирал Убальдин тебя не простит!

– Простит-простит. Ты со своим дружком с чего на свободе, а? Может, ты с Роуэном в сговоре, навести его на нас хочешь?

– Дурак! – Она гордо вскинула голову. – Я, может, одежду и потеряла… какой плащ был, какой плащ… но снадобья мои всегда при мне! Я с ними не расстаюсь, все так припрятано, что эти глупцы и не догадались ни о чем… Или, думаешь, я тупого охранника усыпить не смогу?

– Уж этого я не думаю.

– Еще бы! Ты бросаешь меня в беде, я сама освобождаюсь из вражеского плена и спасаю Отто-Карла, несмотря на тысячу смертельных опасностей, добираюсь до тебя, чтобы сообщить важнейшие сведения, – и что я слышу в ответ? О небо! Ни слова благодарности, напротив, злобный навет!

– Ишь, раскудахталась. Даже если ты не врешь, больно подозрительно все это. Может, они нарочно вас выпустили, чтоб проследить, куда вы пойдете…

Эбль, однако, не был уверен в собственных умопостроениях. Их встреча с Маджентой была случайной, если б не поход за дровами, парочка вполне могла бы проехать мимо…

Но и Маджента, утверждая, что нарочно стремилась отыскать Эбля, тоже была, мягко говоря, не совсем близка к истине. Причиной ее решимости и изворотливости, как это нередко случается, был страх. Она не могла забыть, как тот кошмарный бандит едва не пристрелил ее по наущению Сайль. Тогда Мадженту спасло чудо. Но злодей мог вернуться (Отто наговорил про него таких ужасов!), что еще хуже – к Роуэну могла заявиться сама Сайль, а тогда бы уже ничего не помогло. (Но какова мерзавка! Как жаль, что Маджента не встретила этого мужчину до того, как Сайль успела на нее наклеветать! Уж Маджента бы сумела объяснить ему все правильно. Они ведь с Отто родственники, хоть Отто-Карл и не любит об этом говорить. Но почему все лучшее всегда достается этой рыжей стерве?)

Итак, она решилась бежать, но продвигаться одной в этих опасных краях было совершенно невозможно. Вдобавок нужно было подумать о будущем. А будущее мог ей обеспечить Отто-Карл Ивелин.

Но, успешно миновав городские ворота Галвина, спутники никак не могли прийти к согласию относительно дальнейшего направления.

Маджента хотела отправиться в столицу, где Отто-Карл занимал, по его словам, видное положение при канцлере, а следовательно, при императорском дворе. Ивелин, проявляя непонятное упрямство, настаивал на том, что они должны сначала прибыть в Карниону, где им помогут адмирал и родственники Мадженты. Вдобавок оба не знали Открытых Земель, в конце концов заплутали и на каторжников наткнулись случайно. Хорошо, что Маджента не растерялась. Этот глупец Эбль думает, что он ее использует. На самом деле она использует его.

– Что стало с Клаттербаком?

– С каким Клаттербаком? А… этим тримейнским хамом? Кажется, его убили.

– А остальные наемники?

– Откуда я знаю? Говорю же я тебе – нас взяли в плен и увезли в Галвин. Только нас двоих. Больше никого я не видела.

Эбль выругался, затем крикнул:

– Эй, Отто-как-тебя-там! Иди сюда! – Когда тот неохотно приблизился, Эбль спросил: – Что собирается делать Роуэн?

– Можно подумать, это он был у меня в плену, а не наоборот. Он своими замыслами со мной не делился.

– Но уши-то у тебя есть? Или только язык? Вот не поверю я, чтоб он все время молчал.

– Конечно, он не молчал. Но этот негодяй думает только о своей выгоде и совершенно глух ко всем прочим доводам.

– Это понятно, что о выгоде… твоего дружка Клаттербака, стало быть, прикончили. А куда Роуэн остальных наемников подевал?

Отто-Карл этого не знал, и судьба починенных Клаттербака его вовсе не волновала.

– Судя по тому, что Роуэн держал в плену лишь нас двоих, остальных он приказал перебить.

Эбль ему не поверил. Никакой карнионский промышленник никогда не поведет себя столь расточительно. Скольких-то наверняка убили при штурме, но вряд ли там имело место свирепое побоище, при котором не оставляют пленных. Роуэн всяко приставит выживших к делу. Отправит на завод или на рудник или перетащит к себе в охрану. Последнее вероятнее всего. Но это неважно. Кажется, появилась возможность слегка подогреть тримейнцев. А то, понимаешь, после первых успехов ведут себя как баре, обленились, с каторжниками говорят через губу, мол, вы рвань, а мы украшение императорской армии… Заодно и эта Дорога, которую Пупар так ненавидит, в общую похлебку приправой пойдет…

Забыв про Мадженту с Отто-Карлом, он подошел к костру, у которого вечеряли наемники.

– Дурные вести, братья. Тех, кого мы оставили в монастыре, больше нет в живых. Эх, поверил бы мне Клаттербак, пошел бы со мной – и парней бы не положил, и сам бы жив остался.

Как он и ожидал, последовали яростные вопли – когда, кто, почему, да как сумели? Но при всем возмущении они не очень верили.

– Жирная карнионская сволочь (Эбля нимало не смущало, что он сам был карнионцем, и не слишком худым), хозяева заводов и шахт, спелись с бандой, именующей себя Дорога Висельников! – Эбль возвысил голос, чтоб Пупар со товарищи тоже его слышали. – Они хотят заграбастать Открытые Земли и все их богатства, наложить на них лапу и ради этого продадут черту душу! Или карнионским толстосумам, которые хуже черта! А крутых парней, которые могут не подпустить их к кормушке, они убивают, как подлые предатели! Вот свидетели! – он махнул рукой в сторону Мадженты и Отто-Карла. – Они видели, как по приказу Роуэна кровопийцы с Дороги перерезали наших парней! Они взяли их врасплох и убили спящими! Но больше такого не будет. Теперь нас много, а будет еще больше. Отомстим Дороге и заводчикам!

Ему ответил нестройный хор множества глоток. Орали и наемники, и каторжники.

Ну, вот и славно, вот и хорошо пошло. А к тому времени, когда они узнают, что никакой резни не было, Эбль будет уже далеко отсюда. Если же нет – под рукой есть лжесвидетели, на которых можно свалить вину. Пожалуй, не стоит их пока убивать. Еще пригодятся.

Как-то сложилось, что в просторечии все горные разработки в Открытых Землях называли рудниками. Что неправильно. И по отношению к шахтам Траудета в первую очередь.

Ибо, строго говоря, рудой именуется порода, содержащая металлы, у Траудета же добывались цветные камни. Но если какие строгости и соблюдались в Открытых Землях, то не словесные.

Поначалу залежи, как свидетельствовала легенда о горном баране, подходили к самой поверхности земли, но эти времена остались позади, и приходилось рыть штольни. Некоторые из них были выработаны и пустовали. Но месторождение отнюдь не исчерпало себя, и Палази Траудет до нынешней зимы мог относить себя к процветающим промышленникам. Нынче принято было в империи возводить не столько укрепленные замки, сколько городские дворцы и особняки. А для строительства и украшения оных в больших количествах были потребны малахит, лазурит, порфир и серпентин. Люди не столь богатые, чтоб отделывать свои жилища панелями из подобного камня, украшать им потолки и лестницы, но все же достаточно состоятельные, охотно покупали изделия поменьше калибром – от ваз до пуговиц, изготовленных мастерскими в Монзуриане. Траудет мог позволить себе и откупать у государства каторжников (в основном используемых на работах, где не требовалось особых умений, но нужна была физическая сила), и нанимать вольных рабочих. Однако его шахты, как и другие, зависели от поставок продовольствия – как из равнинных поселков, так и из Карнионы. В обычное время с этим затруднений не было и провиант закупался вдосталь и впрок. Сейчас же ближайший поселок был разорен, а подвоз со стороны прекратился. Народу же на руднике было гораздо больше, чем в обычное время. Разумеется, пока что рудник не был в осаде, можно что-то добыть и в лесу, и в поле, но это – сущие мелочи, а хлеб сам собой в штольнях не растет. И это было еще не все, что беспокоило Траудета.

Он принимал Пандольфа и Айдена у себя в конторе. В отличие от Роуэна, который четко разграничивал «домашнюю» и «деловую» жизнь, Траудет и конторе желал блеснуть определенной роскошью обстановки, а может, хотел продемонстрировать потенциальным деловым партнерам все возможности своего промысла. Мебель в конторе была инкрустирована пластинами порфира и розового шпата. Здесь можно было видеть вазы из алебастра и блюда из агата и серпентина. Но настоящей гордостью Палази Траудета были большие напольные часы в виде пирамиды, поставленной на скалу. Ее поддерживали три фигуры грифонов, вырезанные из горного хрусталя и отделанные позолоченным серебром. Ценность тут состояла не в материале, а в самих часах. Хотя они не были такой уж безумной редкостью, даже в Карнионе многие состоятельные люди предпочитали солнечные часы механическим, а вне дома полагались на башенные куранты или церковные колокола. Траудет заказывал часы в Тримейне, у славного мастера Альдо Раусса, известного тем, что он поставляет к императорскому двору механические самодвижущиеся игрушки. Принимая тех посетителей, Траудет, надо думать, и одевался франтовато, и на угощение не скупился.

Теперь же Траудет был в домашнем полукафтане из козьего пуха, на его фигуре весьма напоминавшем бабью кофту. А угощения и вовсе не было подано, ибо не для того он Пандольфа с Айденом позвал.

– Похоже, вы здорово подставили меня, – сказал он. – Нашли, понимаешь, место, где можно с удобством перезимовать…

– Ты о чем? – Обычно Пандольф соблюдал должную дистанцию в разговорах с людьми, занимавшими высокое положение, и не фамильярничал зря, но с Траудетом они как начали с момента встречи обращаться друг к другу на «ты», так и продолжали.

– Вот не прикидывайся, Пандольф. День идет за днем, неделей прирастает, а где те бунтовщики, которыми вы нас стращали?

– Радоваться надо, что их нет.

– Я бы радовался, если бы нас тут не обжирали.

Обиженный Айден приготовился было разразиться защитительной речью, но Траудет не дал ему и слова сказать:

– Может, они давно из Открытых Земель свалили, разбойники эти, и где-нибудь на Белой дороге или на Южном тракте промышляют, а мы тут сидим, как улитка в домике, высунуться боимся. А бояться-то нечего!

– Ты сам в это не веришь, Палази Траудет, – с неожиданным для себя хладнокровием возразил Пандольф. Он видел, что промышленник как-то излишне храбрится.

Тот не стал отпираться:

– Ну, не верю. А знаешь, чего я на самом деле боюсь? Что когда бунтовщики и вправду придут, каторжники мои им ворота откроют. Вольные и мастера драться будут, а эти – нет.

Пандольф был вынужден согласиться, что это вполне вероятно.

– Что ж ты не уехал отсюда, когда понял, к чему дело идет? – хмуро осведомился он. – В Монзуриан хотя бы.

– Сам себя каждый день спрашиваю… Монзуриан и без меня отобьется, а рудник вряд ли. А ежели рудник разорят, и Монзуриану не жить. Опять же беженцы эти на мою голову свалились, я вроде как защищать их должен…

– А может, выгнать их, и дело с концом? – предложил Айден. – Рты-то лишние, а в драке от них никакой пользы не будет.

Айден, никогда не бывавший на войне, предложил выход, к которому нередко прибегали в осажденных крепостях. Всех неспособных держать оружие – за стены.

Но Пандольфу, который в отличие от Айдена настоящую войну повидал, это совсем не понравилось.

– Лучше уж каторжников выгнать, – сказал он. – Не будем опасаться, что они в спину ударят.

– Ну ты даешь, Пан! А еще с Дороги! Это что ж получится – мы сами своих врагов усиливаем? Ведь, ежели их выгнать, они к тем душегубам беспременно прибьются!

– Ну не перебить же их прямо в бараках, в самом деле?

– Отчего ж нет?

Лицо Траудета при этом диалоге выражало глубокую задумчивость. Но принять решение ему помешал посторонний шум.

Явилась Сайль. Причем не одна.

Выступление Кружевницы в день прихода на рудник принесло ей неожиданную популярность. В первую очередь у тех, чьего общества она прежде всячески старалась избегать, – у женщин. Она не могла показаться на людях, чтоб ее не окружили беженки и жены мастеров с жалобами и просьбами. Насколько знал ее Пандольф, это не могло не раздражать Кружевницу. Но та ни разу не устроила скандала, терпеливо выслушивала все сетования, а когда ее просили что-либо посоветовать – отвечала уклончиво, но не грубо. Хотя ей-то было нужно совсем другое. В первую очередь – спуститься в штольни.

Поначалу горняки не хотели об этом и слышать. Как уже было упомянуто, женщина в шахте предполагалась еще большим злом, чем женщина на корабле. В кобольдов тут не верили, а в то, что женщина может разбудить любую нечисть, живущую под горой, – вполне. Но Кружевница с грехом пополам объяснила им, что не собирается спускаться в действующие штольни – только в выработанные. Это во-первых. А во-вторых – как раз для злого дела, так что она тут годится как нельзя лучше.

Так у Кружевницы, кроме беженок, появилась еще одна группа сторонников – горные мастера. О том, что предыдущая встреча горняков и Кружевницы прошла не очень успешно (в особенности для горняков), она не рассказывала. То ли хватало осторожности, то ли успела благополучно позабыть.

Сейчас она и мастера пришли, чтоб поговорить, каким образом Кружевница решила заминировать штольни, если враги прорвутся на территорию рудника. Собственно, рассказывали от этом мастера, перебивая друг друга, а Кружевница поначалу помалкивала, пялясь на часы в углу конторы. Траудет отметил, что она и в первый свой визит обратила на часы внимание, но счел это за восхищение редкой и роскошной вещью. Наконец Сайль оторвалась от часов и перевела взгляд на их владельца.

– Это-то уже, считай, сделано, – сказала она, – а есть еще вот какая задумка. Пушек у тебя нет, я тут с людьми потолковала и сообразила, как это можно исправить.

– Ты спятила! – возопил Траудет, выслушав ее предложение.

Пандольф от замечаний воздержался, поскольку и без того считал Кружевницу сумасшедшей, и это нисколько не мешало ему пользоваться плодами ее безумных идей.

Кружевница, также привыкшая к обвинениям в сумасшествии, не сочла нужным вступать в спор по этому вопросу.

Траудет обратился к мастерам – троице крепких мужиков, отнюдь не воспринимавших услышанное как шутку или бред:

– То, что она говорит, можно сделать?

– Отчего ж не попробовать, хозяин? Труды небольшие. Тут главное – клепать попрочнее, а обручей железных у нас в достатке.

– И древесина должна быть плотной и вязкой. Лиственницы тут есть, нет? Казенная часть должна быть металлической, но с этим мы справимся, – уточнила Сайль.

– Все равно, ядро такой ствол разорвет.

– Не обязательно. И к тому же, скорее всего, лучше картечь. И вообще, давайте сделаем несколько образцов. Хотя бы пару, а? И еще у меня есть одна идея… то есть она давно была, но для нее кой-чего не хватало. А теперь я вижу чего. Отдайте мне свои часы, я тогда такую махину сотворю – в аду позавидуют!

– Не позволю! – отрезал Траудет. Он с Кружевницей познакомился недавно, но кое-что в ее характере уловил верно. – «Несколько образцов»! Тебе волю дай, ты все здесь разнесешь, никаких врагов не понадобится. – Он взял себя в руки. – Только один образец! И то потому, что никто не знает, получится ли!

– А если получится, – вкрадчиво спросила Сайль, – вы позволите продолжить?

– Да!

– А часы можно будет забрать?

– Черт с тобой! Но только если все получится, и не раньше.

– Идет.

– А говорила: пушки теперь только отливают, все прочее, мол, дикость и отсталость. – Настроение Пандольфа немного улучшилось, и он мог позволить себе съязвить. – Нас с Ингозом тупицами обзывала…

– Это к Роуэну. Когда он построит свой завод, – при определенной рассеянности некоторых вещей Кружевница не забывала.

– Если он его построит, – не без скепсиса добавил Траудет – Роуэн все же был конкурентом.

– И если мы все к тому времени будем живы, – завершил Айден.

…У Грофа их не ждали. У Траудета – должны ждать. Поэтому заслать своих людей, способных слиться с рабочими и поднять каторжников на бунт, вряд ли удастся. Но это и не важно. Теперь народу достаточно, и все в должной мере полны воодушевления, чтоб ударить в лоб. А стоит ворваться на рудник, как сразу образуется подмога.

Прежде чем лес остался позади, согласились, что было бы неплохо срубить несколько деревьев помощнее и сделать таран, чтоб высадить ворота. Так и сделали, погрузив новоприобретенное оружие на телегу. Эбль и Пупар рассудили между собой, что также полезно было бы поджечь стены, и по этой причине были приготовлены хворост и какая ни нашлась из награбленного ветошь. Но для этого к стенам нужно было подобраться. Будь воинство Пупара менее шумным, стоило бы с этой целью обойти рудник и осуществить диверсию со стороны Эрдского Вала. Но Эбль достаточно уже знал эту публику, чтоб не сомневаться: их обнаружат.

Итак, воинство Пупара пойдет в атаку, а бывшие наемники, лучше всего в этой компании вооруженные, прикроют их огнем. Затем высаживаются ворота, а далее все пойдет как по маслу.

Пупар рвался в бой, и Эбль не собирался ему в этом мешать. Каторжник всерьез уверовал в свою миссию освободителя и был настроен самым геройским образом. Сам Эбль также не собирался уклоняться от сражения, но благоразумно предполагал вступить в него, когда исход будет предрешен. Вовсе не из трусости. Главная роль в представлении предназначена Пупару, так зачем отбирать радость у человека?

А вот Отто-Карл ясно дал понять, что не дворянское это дело – участвовать в низкой драке одних простолюдинов с другими. Оно и к лучшему. Меньше от него беспокойства будет. Пусть отсиживается в стороне вместе с Маджи.

Эбль предполагал, что у Траудета на стенах будут стрелки. Так и вышло. Хуже оказалось то, что стрелков оказалось больше ожидаемого. Траудет, похоже, выставил к бойницам всю свою охрану. Не страшно. Чем больше их здесь, тем меньше охраняет бараки. Пупар, вероятно, думал так же. А может, вообще ничего не думал, это не было ему свойственно. Просто, хрипло крича и размахивая обретенным у Грофа палашом, гнал вперед свою рвань. Каторжники, пыхтя, стащили таран с телеги и повлекли его к воротам. Наемники били из мушкетов по бойницам. Теперь все зависело от того, удастся ли им подобраться к стенам. Если нет – новая атака будет лишь отвлекающей, а обходной маневр может иметь успех.

А вот чего Эбль не ожидал – что ворота откроются сами и защитники рудника выйдут в поле. И это, черт побери, были не солдаты, присланные карнионскими властями или нанятые за деньги. Эти люди и по виду, и по вооружению не слишком отличались от нападавших.

Айден наконец дорвался до драки. В конце концов, ради чего он послушался Пандольфа? Не так уж нужна ему была Дорога Висельников, он хотел разобраться с теми, кто нарушил привычное течение жизни в Открытых Землях. С начала зимы противник ускользал. И теперь терпение лопнуло. Они ждали – и дождались.

– Бей ублюдков! – орал Айден, ватажники подхватили этот клич, и с другой стороны отвечали тем же.

Завязалась рукопашная. Несмотря на то что нападавшие имели численный перевес, защитники, казалось, одерживали верх. В ход шло все – дубины, тесаки, ножи. За время, проведенное на руднике, кое-кто обзавелся пращами, благо отработанной породы было кругом хоть отбавляй. Таран, предназначенный крушить ворота, был брошен на землю.

Нападавших теснили. Пора было вмешаться.

Эбль повернулся к наемникам:

– Эта рудничная сволочь обнаглела. Надо их проучить. У них нет ружей, только палки да камни. Так что за мной, ребята!

Бывшие подчиненные Клаттербака после первых залпов успели перезарядить мушкеты и теперь поднялись в седла. Ставка здесь была не на стрельбу – на клинки. То же сделал и Эбль. Верховому рубить удобнее, чем пешему.

Они поскакали вперед. Теперь в тылу оставалось лишь несколько человек – хворые и Маджента с Ивелином. Они с увлечением следили, как всадники, рассыпавшись, останавливают отступление. Картина эта разворачивалась под сумрачным небом. Солнце почти не пробивалось сквозь набрякшие тучи. Среди белого дня, казалось, настали сумерки, и тучи словно служили отражением пороховому дыму, стлавшемуся над полем.

Теперь теснили уже защитников крепости. Да что там – под напором наемников они побежали, не оказывая сопротивления. Вся масса нападавших, сомкнувшись, устремилась за ними ко все еще открытым воротам. Эбль вырвался вперед и первым заметил то, чего в горячке боя не увидел никто из атакующих. То, что выкатили из ворот, прежде скрытое фигурами убегающих (теперь они успели проскочить внутрь).

Эбль не мог определить, что это было. Да и мало кто мог бы. Поначалу ему показалось, что это тоже таран, воздвигнутый на колеса. Здоровенная деревянная дурында, окованная железными обручами. Но когда это диковинное сооружение развернули и направили на толпу нападавших, на Эбля глянуло темное жерло. Как у пушки.

Но пушки не бывают деревянными!

Это была последняя мысль в его жизни.

Деревянная пушка, разумеется, не могла бить с такой мощностью, как орудие, вышедшее из императорских литейных мастерских, и сумела сделать всего два выстрела. Но пока что больше и не потребовалось. Маневр, благодаря которому большинство нападающих удалось подманить под прицел, полностью оправдал себя. Урон, нанесенный им картечью, был значителен, но еще сильнее была паника. Эти люди не были трусливы, но мало кто способен сохранять хладнокровие под артиллерийским огнем. Даже из такой самоделки.

Маджента сжалась в телеге, глядя на фигуру с фитилем в руке. Было слишком далеко, чтоб различать лица, и мешал пороховой дым, но ей казалось, что она видит рыжие волосы, выбившиеся из-под косынки.

Господи Боже! Неужели все было напрасно? Она бежала из Галвина, спасаясь от Сайль, приложила для этого столько усилий – и лишь для того, чтобы выбежать именно на ту, от которой пыталась скрыться?

И сейчас Сайль будет стрелять. В нее. Из пушки. В упор.

Отто-Карл прервал ее оцепенение, сдернув с телеги:

– Что сидишь? Бежим? Все бегут…

И верно. Они бежали, бросив убитых и раненых.

Пандольф выбрался из траншеи, куда благоразумно залег еще до того, как грянул первый выстрел, и ни один осколок его не задел. Глянул окрест. Видимость была плохая: наконец пошел снег – сухие, крупные хлопья. Кружевница, не обращая внимания на снегопад, осматривала свое произведение. Ствол, по счастью, не разорвало, древесину подобрали достаточно плотную, и обручи сделали свое дело, но годно ли еще это орудие к бою – неясно.

Из ворот вышел Айден. Он хромал – не от раны, просто подвернул ногу, пока бежал. Подобрал откатившийся медный шлем кого-то из охранников. Доковылял до Кружевницы и водрузил ей на голову.

– Побереги башку. Пригодится еще. А то ведь они вернутся.

К сожалению, Айден оказался прав. Победа, мнившаяся полной и безоговорочной, стала лишь передышкой. Несмотря на то что Эбль, вдохновитель нападения, погиб. Он погиб, а Пупар выжил и даже не пострадал.

Безусловно, Пупар прежний, каким он был до встречи с Эблем, столкнувшись с упорным сопротивлением, плюнул бы на все и свалил со всей бандой. Но Эбль успел сделать свое дело. Он столь успешно обработал Пупара, что тот сохранял веру в собственное величие и предназначение освободителя и завоевателя даже тогда, когда Эбля не стало. Только он, Великий Пупар, мог собрать разбежавшихся в страхе людишек, которые из армии (ну ладно, военного отряда) вмиг превратились в никчемных бродяг. И он это совершил, хотя пришлось не только прибегнуть к кулакам, но и стрелять в непокорных. А собрав, следовало покарать мерзавцев, посмевших противостоять Пупару Освободителю.

На руднике не знали о настроениях, царивших в лагере Пупара, но и без дела не сидели. Популярность Кружевницы после успешного дебюта деревянной пушки увеличилась еще больше. Траудет вынужден был согласиться на ее предложения, какими бы бредовыми они ни казались. Кружевница, прекрасно понимая, что подобное оружие долго служить не может, изготовила еще несколько пушек разных калибров, в том числе и такие, что можно было установить на стенах. Теперь стало проще – здешние мастера ухватили общий принцип и большую часть работ производили сами. Так что Сайль могла посвятить основное время изготовлению давно задуманной взрывной махины, благо часовой механизм Траудет ей отдал. Он, конечно, был мужчина корыстный, но прекрасно понимал, что новые часы он купить сможет, а вот жизнь вряд ли.